Текст книги "Подвиги Геракла"

Агата Кристи
ПОДВИГИ ГЕРАКЛА

Пролог

В квартире Эркюля Пуаро все было очень современно.

Дверные и оконные ручки и шпингалеты сверкали хромом, а кресла, хотя и отменно мягкие, отличались строгостью форм.

В одном из этих кресел чинно восседал – аккуратно расположившись точно в центре – Эркюль Пуаро. Напротив него, в другом кресле, сидел профессор Бертон из колледжа Всех скорбящих Оксфордского университета[1]1
  Имеется в виду научно-исследовательский колледж Оксфордского университета, основанный в 1438 году.


[Закрыть], с наслаждением потягивая «Шато Мутон-Ротшильд» из запасов Пуаро. Кому-кому, а профессору Бертону аккуратность была совершенно несвойственна. Пухлый, с румяной добродушной физиономией под копной седых волос, он то и дело басовито похохатывал и имел обыкновение посыпать все вокруг пеплом: никакие пепельницы, которые ему старательно подсовывал Пуаро, не помогали.

– Скажите на милость, – приставал он к Пуаро, – почему Геракл?

– Вы имеете в виду имя, данное мне при крещении?

– Ну, для крестного имени оно, пожалуй, чересчур языческое, – последовал ответ, – но я не о том. С чего вдруг такая экзотика? Отцовская фантазия? Материнский каприз? Семейная традиция? Ведь если я не ошибаюсь – память у меня не та, что прежде, – у вас был еще брат по имени Ахилл?

Пуаро, напрягшись, вспомнил историю появления на свет Ахилла Пуаро[2]2
  В романе «Большая четверка» Пуаро, чтобы ввести в заблуждение преступников, выдает себя за собственного брата-близнеца.


[Закрыть]. Даже не верится, что все это было на самом деле…

– Был, но недолго, – любезно пояснил он.

Профессор Бертон тактично сменил тему.

– Людям следовало бы более тщательно выбирать детям имена, – заявил он, размышляя вслух. – Вот одну из моих крестниц назвали Бланш[3]3
  Белянка (фр.).


[Закрыть] – а она черна, как цыганка! Другую окрестили Дердре, в честь Скорбной Дердре[4]4
  Имеется в виду героиня ирландских легенд, умершая от горя.


[Закрыть] – веселее человека я в жизни не видел! А уж Пейшенс[5]5
  Терпение (англ.).


[Закрыть] – ее бы Нетерпением назвать, и дело с концом! А Диана[6]6
  Диана – в древкеримской мифологии, богиня луны и растительности, позже отождествленная с древнегреческой богиней Артемидой, богиней-охотницей, дочерью Зевса.


[Закрыть] – ну, Диана… – Старый античник содрогнулся. – В ней уже двенадцать стоунов[7]7
  Более 76 кг.


[Закрыть], а девочке всего пятнадцать! Родители говорят, что это детская пухлость, но мне так что-то не кажется. Ничего себе Диана! Они хотели назвать ее Еленой, но тут уж я стал стеной. Елена Прекрасная при таких-то папе с мамой! Да и бабушка у нее, если на то пошло, далеко не красавица. Я едва голос не сорвал, пытаясь их уговорить на Марту или Кэтрин, но куда там! Чудаки эти родители…Пухлое лицо профессора сморщилось от смеха.

Пуаро испытующе смотрел на него.

– Представляю себе одну фантастическую беседу…

Сидят ваша матушка и покойная миссис Холмс, шьют или вяжут всякие распашонки и советуются:

– Ахилл, Геракл, Шерлок, Майкрофт…

Восторг собеседника нимало не тронул Пуаро.

– Насколько я понимаю, вы намекаете, что я своим внешним видом не слишком напоминаю Геракла?

Профессор Бертон окинул взглядом маленькую аккуратную фигурку Пуаро, затянутую в полосатые брюки, и черный пиджак, и щегольской галстук-бабочку, не упустив ни лакированных ботинок, ни яйцевидной головы, ни огромных усов.

– По правде сказать, Пуаро, нисколько не напоминаете. Думаю, – добавил Бертон, – вам не довелось изучать классические языки?

– Не довелось.

– А жаль. Вы много потеряли. Будь моя воля, их бы изучал каждый.

– Eh bien[8]8
  Что ж (фр.).


[Закрыть], я прекрасно обошелся без них, – пожал плечами Пуаро.

– Обошелся! Подумать только! Дело же совсем не в этом. Классическое образование – не лестница к немедленному успеху, это же не заочные бухгалтерские курсы!

Тут речь идет не о работе, а о досуге. Сами посудите. С годами все больше хочется отойти от дел, пожить в свое удовольствие – и что вы будете делать в свободное время?

У Пуаро уже был готов ответ.

– Я собираюсь всерьез заняться разведением кабачков.

– Кабачков? – ошеломленно пробормотал Бертон. – Этой пресной водянистой гадости?

– В том-то и дело, – воодушевился Пуаро. – Им вовсе не обязательно быть пресными.

– Ну да – если их посыпать сыром или луком или полить белым соусом…

– Нет-нет, я говорю о другом. Я попробую исправить вкус самих кабачков. Им можно придать такой букет…полуприкрыв глаза, облизнулся Пуаро.

– О чем вы, дружище, это же не кларет. – При слове «букет» профессор Бертон вспомнил о своем бокале и, смакуя, прихлебнул из него. – Прекрасное вино, давно такого не пробовал. – Он одобрительно покачал головой. – Но насчет кабачков – это ведь была шутка? Вы же не собираетесь, – на лице профессора отразился ужас, – согнувшись в три погибели, вилами разбрасывать на грядках навоз или подкармливать эти ваши кабачки с помощью шерстяных жгутов, смоченных в какой-то дряни?

– Похоже, вы настоящий специалист по кабачкам, – удивился Пуаро.

– Видел, как над ними колдуют садовники, когда ездил за город. Нет, Пуаро, я серьезно, ну что это за хобби! То ли дело, – голос профессора стал мягким и вкрадчивым, – кресло у камина в длинной комнате с низкими потолками, уставленной книгами, – непременно в длинной, никоим образом не квадратной. На столе перед вами бокал портвейна, а в руках – открытая книга. Время отступает, когда вы читаете. – Он звучно что-то продекламировал и тут же перевел:

 
Кормщик таким же искусством по бурному черному понту
Легкий правит корабль, игралищс буйного ветра…[9]9
  "Илиада», песнь 23, ст. 316—317 (Перед. Н.Гнедича).


[Закрыть]
 

– Правда, истинный дух греческого оригинала вы все равно не ощутите.

В своем воодушевлении он, казалось, забыл о Пуаро.

А тот, глядя на него, вдруг почувствовал что-то вроде угрызений совести. Быть может, он и впрямь лишил себя чего-то важного, неведомого духовного богатства? Горечь и досада овладели им. Да, давным-давно надо было заняться классическими языками… Теперь, увы, уже не наверстать…

Его грустные размышления прервал профессор Бертон:

– Вы что, в самом деле собрались на покой?

– Да.

– Не выйдет, – хмыкнул Бертон.

– Уверяю вас…

– Ничего у вас, старина, не выйдет. Вы чересчур любите свою работу.

– Я уже все подготовил. Еще несколько дел – не первых попавшихся, а особо интересных – и с работой будет покончено.

– Все так говорят, – усмехнулся профессор. – Ну, еще парочка дел, ну, еще одно – и так далее. Это как прощальный вечер примадонны, Пуаро.

Хмыкнув, он медленно поднялся – добрый седовласый гном.

– Вы – не Геракл, – пояснил он. – Тот совершал подвиги по необходимости, а вы – из любви к искусству. Вот увидите, через год все будет по-прежнему, а кабачки, – его слегка передернуло, – так и останутся пресными.

Откланявшись, профессор Бертон удалился из строгой квадратной комнаты и из нашего рассказа. Единственное, что осталось от него – это брошенная им идея, ибо после его ухода Эркюль Пуаро медленно, как зачарованный, опустился в кресло и пробормотал:

– Подвиги Геракла… Mais oui, c'est une idea, ca…[10]10
  А что, это мысль (фр.).


[Закрыть]

Весь следующий день Пуаро внимательнейшим образом изучал толстенный том в роскошном переплете из телячьей кожи и кучу книг потоньше, справляясь время от времени с машинописными листками, подаваемыми его секретаршей, мисс Лемон. Та, не проявив ни малейшего любопытства (не такова была мисс Лемон, чтобы задавать лишние вопросы!), с обычной своей исполнительностью предоставила Пуаро всю требуемую информацию о Геракле.

Эркюль Пуаро с головой окунулся в бурное море античных штудий о «Геракле, знаменитом герое, причисленном после смерти к сонму богов»[11]11
  Согласно древнегреческим мифам сын громовержца Зевса и земной женщины Алкмены Геракл в наказание за убийство был отдан в рабство слабовольному и трусливому царю Эврисфею и, чтобы освободиться, должен был совершить 12 подвигов. После смерти Геракл был причислен к сонму богов.


[Закрыть]. Плаванье вышло очень утомительным. Несколько часов не вставал Пуаро из-за стола, делая пометки, морща лоб, заглядывая в разные издания и листочки мисс Лемон. Наконец он откинулся на спинку кресла и покачал головой. Вчерашнего радужного настроения как не бывало. Ну и народ!

Взять хоть этого Геракла – ничего себе герой! Здоровенный детина недалекого ума с преступными наклонностями! Пуаро он напоминал некоего Альфреда Дюрана, мясника, осужденного в 1895 году в Лионе за убийство нескольких детей – тот тоже отличался бычьей силой. Тогда защита была построена на том, что подсудимый страдал эпилепсией. В этом-то сомневаться не приходилось, многодневный спор шел о ее форме, haut mal[12]12
  Тяжелая форма (фр.).


[Закрыть] или petit mal[13]13
  Легкая форма (фр.).


[Закрыть].

Геракл, тот, похоже, страдал тяжелой формой. Нет, покачал головой Пуаро, может быть, у древних греков подобные типы и считались героями, но в современном обществе это не пройдет. Говоря откровенно, античная культура его шокировала. У всех этих богов и богинь кличек было, как у нынешних преступников, да и сами они весьма смахивали на уголовников. Пьянки, разврат, кровосмешение, насилие, грабеж, убийства, интриги – juge d'instruction note 1414
  Следователь (фр.).


[Закрыть] с ними бы не соскучился. Ни тебе подобающей семейной жизни, ни порядка, ни системы. Даже в преступлениях ни порядка, ни системы!

– Вот вам и Геракл! – бросил разочарованный Пуаро, вставая из-за стола, и с удовольствием осмотрелся.

Квадратная комната с прекрасной современной квадратной мебелью – даже с прекрасным образчиком современной скульптуры в виде куба, стоящего на другом кубе и увенчанного геометрической фигурой из медной проволоки. А посреди этой сияющей чистотой комнаты – он сам.

Пуаро посмотрел на себя в зеркало. Вот каков современный Геракл – это вам не омерзительный голый дикарь, размахивающий палицей. Нет, это безукоризненно одетый человек с великолепными усами, которых этому Гераклу и в голову бы не пришло отрастить. Отнюдь не великан, а совсем напротив…

И все же между Эркюлем Пуаро и античным Гераклом было нечто общее. Оба они избавляли мир от всякого рода зла… Благодетели, спасатели – в глазах общества, как в древности, так и сейчас…

Как это выразился профессор Бертон? «Вы – не Геракл»? Ну, это мы еще посмотрим, ходячее вы ископаемое… Подвиги Геракла повторятся в наше время. Блистательная задумка! Перед тем как уйти на покой, Эркюль Пуаро раскроет ровно двенадцать дел, ни больше и ни меньше, и каждое из них будет сопоставимо с тем или иным подвигом Геракла[15]15
  Последовательность подвигов Геракла в легендах несколько отличается от их последовательности в произведении Агаты Кристи.


[Закрыть]. Да, это будет не просто забавно, но и артистично.

Пуаро взял со стола «Словарь античности» и вновь погрузился в повествования о Геракле. Рабски следовать своему прототипу он конечно же не собирался. Никаких женщин, никакого пропитанного ядом одеяния… Подвиги и только подвиги. И первым из них, разумеется, должна стать победа над Немсйским львом.

– Немейский лев, – повторил Пуаро, как бы прислушиваясь.

Конечно, он не рассчитывал на то, что ему подвернется дело, где будет фигурировать самый настоящий лев.

Вряд ли можно было надеяться, что к нему вдруг обратится дирекция зоопарка по поводу какого-нибудь недоразумения, приключившегося со львом.

Нет, тут лев должен быть символическим. Дело должно быть сенсационным, какое-нибудь громкое дело, в котором замешана известная личность. Скажем, знаменитый преступник или светский лев. Писатель, политик, художник – а может быть, особа королевской крови?

Последний вариант Пуаро очень бы устроил… Что ж, торопиться некуда. Он подождет – подождет того дела, которое станет первым в череде его грядущих подвигов.

Немейский лев

1

– Есть что-нибудь интересное, мисс Лемон? – спросил Пуаро, входя утром в свой кабинет.

Он доверял мисс Лемон. Отсутствие воображения она с лихвой восполняла редким чутьем. То, что она считала достойным внимания, как правило, таковым и оказывалось. Мисс Лемон была прирожденной секретаршей.

– Ничего особенного, мосье Пуаро. Но, по-моему, одно письмо вас может заинтересовать. Я его положила поверх других.

– И что же это за письмо? – полюбопытствовал Пуаро, делая шаг вперед.

– У жены этого человека пропал китайский мопс. Вас просят разобраться, в чем там дело.

Пуаро застыл на месте, бросив на мисс Лемон взгляд, полный укоризны, но та его не заметила. Она уже печатала на машинке с пулеметной скоростью и снайперской меткостью.

Пуаро был потрясен; потрясен и расстроен. Мисс Лемон, незаменимая мисс Лемон – и такое сказать! Мопс!

Китайский мопс! И это после чудесного сна, что приснился ему этой ночью! Когда слуга принес ему в постель утренний кофе, он как раз проснулся – в тот момент он возвращался из Букингемского дворца, где его лично поблагодарил…

На языке у него вертелась колкость, и он сдержался только потому, что мисс Лемон за грохотом каретки его попросту не услышала бы.

Крякнув от досады, он взял из стопки злосчастное письмо.

Да, все было именно так, как сказала мисс Лемон. Короткое деловое письмо без всяких отступлений, и о чем? О похищении китайского мопса, пекинеса, одной из этих раскормленных пучеглазых собачонок, которых так обожают богатые дамочки! Пуаро кривился, читая этот вздор.

И чем же эта ерунда могла заинтересовать его? Ровным счетом ничем… Хотя… Нет, все же мисс Лемон права. Одна деталь действительно очень необычна…

Пуаро сел за стол и еще раз внимательно перечел письмо. Не таким он представлял себе свой первый подвиг.

Ловить какую-то собачонку! Ничего стоящего в этом деле не было, напротив, оно было совершенно никчемным. И главное, оно никак не тянуло на подвиг Геракла.

Тем не менее он был заинтригован…

Наконец любопытство пересилило его разочарование.

– Позвоните в контору этому сэру Джозефу Хоггину, – распорядился он, стараясь перекричать стрекочущую машинку, – и спросите, когда он сможет принять меня.

Все-таки мисс Лемон, как всегда, оказалась права.

2

– Я, мосье Пуаро, человек простой, – заявил сэр Джозеф Хоггин.

Пуаро неопределенно повел правой рукой. Жест этот при желании можно было истолковать и как восхищение блестящей карьерой сэра Джозефа, и как одобрение его скромности, и как вежливое неприятие столь заниженной самооценки. Но ни в коем случае не как согласие с этим утверждением, хотя на самом деле Пуаро подумал, что сэр Джозеф и впрямь производит впечатление человека простого, чтобы не сказать вульгарного. Этот двойной подбородок и маленькие поросячьи глазки, этот нос картошкой и поджатые губы. Все это определенно кого-то или что-то напоминало, но кого или что именно – Пуаро никак не мог припомнить. Что-то очень давнее.., еще в Бельгии… что-то, связанное с мылом…

Сэр Джозеф между тем продолжал:

– Выкрутасов я не люблю и вокруг да около ходить не стану. Многие бы плюнули на эту неприятность, мосье Пуаро, да и забыли, но Джозеф Хоггин не из таковских.

Я человек состоятельный, и для меня пара сотен фунтов ничего не значит…

– С чем вас и поздравляю, – не утерпел Пуаро.

– А?

Сэр Джозеф помолчал, собираясь с мыслями. Глазки его сузились еще больше.

– Не подумайте, что я привык швыряться деньгами, – изрек он наконец. – Да, я покупаю все, что мне нужно, но плачу сколько следует – и ни пенни больше.

– Вам известно, что мои услуги стоят дорого? – поинтересовался Пуаро.

– Да, конечно. Но дело-то пустяковое, – хитро прищурился сэр Джозеф.

– Я не привык торговаться, – пожал плечами Пуаро. – Я – специалист, а за услуги специалиста надо платить.

– Знаю, что вы в своем деле лучший. Навел справки, мне сказали, что лучше вас не найти. Я хочу докопаться, в чем тут фокус, и за ценой не постою, потому и решил вас сюда залучить.

– Вам просто повезло, – небрежно заметил Пуаро.

– Да? – недоуменно отозвался сэр Джозеф.

– Несказанно повезло, – уточнил Пуаро. – Скажу вам без ложной скромности, я сумел многого добиться, сделал блестящую карьеру. В ближайшем будущем я собираюсь отойти от дел, поселиться в деревне и время от времени путешествовать по свету. Мечтаю вывести новые сорта кабачков – чудесные овощи, но им недостает пикантности. Впрочем, это неважно. Суть в том, что я дал себе зарок. Перед тем как уйти на покой, расследовать двенадцать дел – ни больше, ни меньше. Так сказать, добровольные подвиги Геракла. Ваше дело, сэр Джозеф, станет первым из них. Меня в нем привлекла, – вздохнул Пуаро, – его вопиющая незначительность.

– Значительность? – переспросил сэр Джозеф.

– Я сказал незначительность. Мне приходилось распутывать разные дела: раскрывать убийства, подозрительные смерти, грабежи, кражи драгоценностей. Но чтобы Эркюль Пуаро взялся выяснять, куда делся китайский мопс!.. Об этом меня просят впервые.

– Скажите на милость! – хмыкнул сэр Джозеф. – Я-то думал, у вас отбою нет от дамочек, которые хотят, чтобы вы нашли их мосек.

– Угадали. Но впервые ко мне обратилась не сама хозяйка, а ее муж.

Сэр Джозеф одобрительно прищурился.

– Я начинаю понимать, почему мне порекомендовали именно вас, – протянул он. – Вы, мистер Пуаро, малый не промах.

– Не могли бы вы рассказать обо всем поподробнее? – подстегнул собеседника Пуаро. – Когда пропала собака?

– Ровно неделю назад.

– И с тех пор, надо полагать, ваша жена места себе не находит?

– Да нет, вы не поняли. Собаку уже вернули.

– Вернули? В таком случае позвольте полюбопытствовать, при чем здесь я?

– Да при том, что я не потерплю издевательства! – побагровел сэр Джозеф. – Сейчас я вам все объясню. Собаку украли неделю назад из Кенсингтонского сада – ее компаньонка жены выгуливала. На следующий день с моей жены потребовали двести фунтов. Подумайте только – двести фунтов за паршивую собачонку, которая только и умеет, что путаться под ногами!

– Вы, естественно, отказались?

– Безусловно отказался бы – да только я об этом слыхом не слыхивал! Милли – моя жена – прекрасно знала, что я на это бы ответил, ну и решила ничего мне не говорить. Просто послала по указанному адресу деньги в фунтовых бумажках, как они требовали.

– И собаку вернули?

– Да. Вечером позвонили в дверь и оставили эту тварь на пороге. Когда открыли, никого рядом не было.

– Прекрасно. Продолжайте.

– Тут, конечно, Милли во всем призналась и я слегка погорячился, но скоро успокоился – дело-то было сделано, да и чего можно требовать от женщины? Короче говоря, я бы, наверное, не стал ничего предпринимать, если бы не встретил в клубе старика Самуэльсона.

– Простите?

– Черт побери, да это же самый настоящий бандитизм! С ним случилось то же самое. Только у его жены они выманили три сотни! Ну, это уж было слишком. Я решил положить этому конец и написал вам.

– Но вам, пожалуй, следовало бы обратиться в полицию. Кстати, это обошлось бы гораздо дешевле, Сэр Джозеф задумчиво почесал нос:

– Вы женаты, мистер Пуаро?

– Увы, не имел счастья.

– Гм, – хмыкнул сэр Джозеф. – Насчет счастья – это как посмотреть.., но, будь вы женаты, знали бы, что женщины – странные создания. Моя благоверная устроила истерику при одном упоминании о полиции – вбила себе в голову, что, если я обращусь туда, с ее драгоценным Шан Дуном что-нибудь стрясется. О полиции она и слышать не хотела, да, если честно, и о вас тоже. Правда, тут уж я настоял, и Милли пришлось уступить, но, как вы понимаете, она отнюдь не в восторге.

– Я вижу, положение создалось щекотливое, – промурлыкал Пуаро. – Пожалуй, мне следует побеседовать с вашей супругой и выяснить у нее кое-какие детали, а заодно и успокоить. Уверяю вас, что ее песик будет в целости и сохранности.

Кивнув, сэр Джозеф поднялся на ноги:

– Я вас отвезу.

3

Не успели сэр Джозеф и Эркюль Пуаро войти в большую, жарко натопленную и претенциозно обставленную гостиную, где сидели две женщины, как навстречу им, свирепо лая, рванулся маленький мопс. Он закружил вокруг Пуаро, явно подбираясь к его икрам.

– Шан, Шан, ко мне. Иди, иди к мамочке, дусик…

Поймайте его, мисс Карнаби-Компаньонка кинулась выполнять приказ, а Пуаро пробормотал:

– Скажите на милость, настоящий лев.

– Да, – согласилась запыхавшаяся компаньонка, – он превосходный сторожевой пес, никого и ничего не боится. Хороший мальчик, хороший…

Представив дамам своего гостя, сэр Джозеф произнес:

– Ну, мистер Пуаро, не буду вам мешать, – и, небрежно кивнув, вышел из комнаты.

Леди Хоггин была коренастой, похоже, вздорной женщиной с крашенными хной волосами. Ее суетливая компаньонка, мисс Карнаби, была пухленькой особой, лет сорока с небольшим. К леди Хоггин она относилась с большим почтением и явно ее побаивалась.

– Ну, леди Хоггин, – тут же начал Пуаро, – расскажите мне, пожалуйста, поподробнее об этой отвратительной истории.

– Как я рада, что вы поняли, насколько это серьезно, мосье Пуаро. – Леди Хоггин вспыхнула. – Это самое настоящее преступление. Пекинесы такие чувствительные – прямо как дети. Даже если с ним там хорошо обращались, бедный Шан Дун мог умереть от испуга.

– Злодеи, самые настоящие злодеи! – дрожащим голосом вставила компаньонка.

– Если можно, я хотел бы знать факты.

– Ну, дело было так. Шан Дун пошел с мисс Карнаби на прогулку в парк…

– Да, да, это я во всем виновата, – вновь запричитала компаньонка. – Как я могла быть такой неосторожной… такой беспечной…

– Не хочу упрекать вас, мисс Карнаби, – язвительно отозвалась ее хозяйка, – но, думаю, вам действительно не помешало бы быть повнимательнее.

– Так что же произошло? – Пуаро перевел взгляд на компаньонку.

Мисс Карнаби разразилась пространным монологом:

– Не понимаю, как это случилось! Мы шли по дорожке среди цветов – конечно же я не спускала Шан Дуна с поводка – ну, он сходил на травку, и я уже собиралась повернуть к дому, как вдруг увидела младенца в коляске – просто ангелочек – розовощекий, с кудряшками! Я не могла удержаться и спросила у няньки, сколько ему лет. Она сказала, полтора года – право же, все это продолжалось не больше минуты, но, когда я оглянулась, оказалось, что Шана нигде нет, а поводок был перерезан.

– Если бы вы как следует выполняли свои обязанности, – бросила леди Хоггин, – никто бы не сумел подкрасться и перерезать поводок.

Увидя, что глаза у мисс Карнаби на мокром месте, Пуаро поспешил вмешаться:

– И что же было потом?

– Ну, я, конечно, все вокруг обыскала. Звала его, звала… Спросила дворника, не видел ли он кого с пекинесом на руках, но он ничего не видел.., я просто не знала, что делать, снова везде начала смотреть… Потом вернулась домой…

Мисс Карнаби судорожно вздохнула. Пуаро живо представил себе разыгравшуюся дома сцену.

– А потом вы получили письмо?

Леди Хоггин взяла бразды в свои руки.

– На следующий день, утренней почтой. Там было сказано, что, если я хочу увидеть Шан Дуна живым, я должна послать двести фунтов однофунтовыми банкнотами обычной посылкой на имя капитана Кертиса, Блумсбери-роуд-сквер, дом тридцать восемь. И еще там говорилось, что если деньги будут помечены или если я сообщу в полицию, то.., то.., они отрежут Шан Дуну хвост и уши!

– Какой ужас, – всхлипнула мисс Карнаби. – Бывают же такие изуверы…

– Там еще говорилось, – продолжала леди Хоггин, – что если я сразу же вышлю деньги, то вечером Шан Дун вернется домой живой и невредимый, но если.., если потом я все-таки обращусь в полицию, добром для Шан Дуна это не кончится.

– Господи, – плаксивым голоском пролепетала мисс Карнаби, – боюсь, как бы теперь… Мосье Пуаро, конечно, не полицейский…

– Сами видите, мистер Пуаро, – озабоченно сказала леди Хоггин, – вы должны быть очень осторожны.

– Но я ведь не из полиции, – успокоил ее Пуаро. – Я буду предельно осторожен. Гарантирую вам, что Шан Дун отныне в полной безопасности.

Волшебное слово «гарантирую», казалось, успокоило обеих дам, и Пуаро продолжал:

– Письмо при вас?

– Нет, – покачала головой леди Хоггин, – было ведено отправить его» вместе с деньгами.

– И вы его отправили?

– Да.

– Гм… Очень жаль.

– Зато у меня сохранился обрывок поводка, – обрадовалась случаю оказаться полезной мисс Карнаби. – Принести? – И она выбежала из комнаты.

Воспользовавшись моментом, Пуаро расспросил о ней.

– Эйми Карнаби? Я совершенно в ней уверена. Добрая душа, хоть и глуповата, конечно. Но у меня было несколько компаньонок и все – глупы как пробки. Эйми, по крайней мере, любит Шан Дуна, и вся эта история ужасно ее расстроила – впрочем, поделом ей – будет знать, как заглядываться на чужие коляски и забывать о моем пупсике! Все эти старые девы помешаны на младенцах! Нет, она к похищению не имеет никакого отношения.

– Похоже на то, – согласился Пуаро, – но, поскольку песик пропал, когда с ним была мисс Карнаби, следует хорошенько ее проверить. Она давно у вас служит?

– Почти год. У нее блестящие рекомендации. До нас она работала у леди Хартингфилд – до самой ее смерти, почти десять лет, а потом ухаживала за больной сестрой.

Сердце у нее золотое, хотя дура она, конечно, редкостная.

Вернулась запыхавшаяся Эйми Карнаби и, с надеждой глядя на Пуаро, вручила ему обрывок поводка.

– Mais oui[16]16
  Конечно же (фр.).


[Закрыть], – обронил Пуаро, тщательно осмотрев поводок, – его, несомненно, перерезали.

Обе женщины смотрели на него, как на спасителя.

– Я возьму его с собой, – заявил Пуаро, с самым серьезным видом опуская поводок в карман.

Женщины облегченно вздохнули – он явно оправдал их ожидания.

4

Пуаро никогда не изменял своему правилу все необходимо проверять.

Конечно, было весьма сомнительно, что глуповатая и бестолковая мисс Карнаби вдруг окажется не той, за кого себя выдает. Но Пуаро все-таки не пожалел усилий и добился встречи с племянницей покойной леди Хартингфилд.

– Эйми Карнаби? – переспросила мисс Малтраверс, особа на редкость неприветливая. – Разумеется, помню.

Как раз то, что нужно было тете Джулии: любила собак и прекрасно читала вслух. И деликатная, никогда не спорила с больным человеком. А что с ней? Надеюсь, никаких неприятностей? Я ей давала рекомендацию с год назад, она собиралась поступать на службу к какой-то женщине.., фамилия, кажется, на X…

Пуаро поторопился объяснить, что с работой у мисс Карнаби все в порядке. Просто произошла маленькая неприятность с собакой, пояснил он.

– Эйми Карнаби обожает собак. У тети был пекинес, которого она завещала мисс Карнаби. Та была от него без ума и страшно горевала, когда он умер. Она очень добрая женщина, хотя и не слишком умная.

Пуаро согласился, что мисс Карнаби вряд ли можно назвать умной, и отправился на поиски дворника, с которым мисс Карнаби разговаривала в тот роковой день.

Служитель отыскался быстро и даже вспомнил о происшествии.

– Не первой молодости дамочка, полная такая… Она чуть не каждый день здесь собаку выгуливает, вот и в тот день пришла. А потом подбегает ко мне, на самой лица нет, говорит, собака пропала, не видел ли я кого с пекинесом. Да разве я помню! В парке этих шавок до черта, всех пород – и терьеры, и пекинесы, и таксы.., эти коротконогие, даже борзые попадаются… Да мне уже и смотреть на них тошно!

Эркюль Пуаро задумчиво кивнул и направился в дом 38 по Блумсбери-роуд-сквер.

Дома 38, 39 и 40 вместе составляли гостиницу «Балаклава». Когда Пуаро, поднявшись по ступенькам, открыл дверь, на него из полумрака вестибюля пахнуло варящейся капустой и копченой селедкой. Слева стоял стол красного дерева с поникшей хризантемой, а над ним – большая, прикрытая зеленым сукном полка для писем. Задумчиво осмотревшись, Пуаро открыл дверь справа. Она вела в помещение, отдаленно напоминавшее гостиную, с маленькими столиками и креслами, обтянутыми блеклым кретоном. Три пожилых дамы и свирепого вида старый джентльмен разом подняли головы и злобно уставились на непрошеного гостя. Пуаро смущенно ретировался.

Пройдя по коридору, он вышел на лестничную площадку. Направо отходил другой коридор, в начале которого была дверь с надписью «Администрация». Пуаро постучал и, не получив ответа, заглянул внутрь. В комнате стоял заваленный бумагами письменный стол, но никого не было. Прикрыв за собой дверь, Пуаро по этому же коридору направился в столовую.

Мрачная девица в грязном фартуке носилась с корзинкой ножей и вилок, раскладывая их по столам.

– Простите, где я могу видеть управляющего? – извиняющим тоном спросил Пуаро.

– Понятия не имею, – буркнула девица.

– В конторе никого нет, – пояснил Пуаро.

– Ну не знаю я, где она может быть.

– А как бы это можно выяснить? – Пуаро был вежлив, но настойчив.

Девица тяжело вздохнула. Мало ей забот, так вот еще одна…

– Ладно, – процедила она сквозь зубы, – сейчас посмотрю.

Поблагодарив ее, Пуаро, отнюдь не жаждавший снова угодить под злобные взгляды обитателей гостиной, вернулся обратно в вестибюль. Он смотрел на прикрытую сукном полку для писем, когда шуршание платья и сильный запах девонширских фиалок возвестили о приходе управляющей.

Миссис Харт излучала доброжелательность.

– Простите, что заставила вас ждать, – воскликнула она. – Вам нужна комната?

– Пока нет, – отозвался Пуаро. – Я хотел узнать, не останавливался ли у вас в последнее время мой друг, капитан Кертис.

– Кертис! – воскликнула миссис Харт. – Капитан Кертис? Где же я слышала это имя?

Не дождавшись подсказки от Пуаро, она досадливо покачала головой.

– Так, значит, капитан Кертис у вас не останавливался? – спросил Пуаро.

– Нет, во всяком случае, в последнее время. Но это имя мне несомненно знакомо. Не могли бы вы описать вашего друга?

– Это довольно-таки затруднительно, – покачал головой Пуаро. – Скажите, а случается, что в вашу гостиницу приходят письма на имя людей, здесь не проживающих?

– Конечно.

– И что же вы с ними делаете?

– Какое-то время храним. Видите ли, обычно это означает, что человек, которому пишут, вскоре поселится у нас. Ну, а если письма и посылки длительное время остаются невостребованными, мы возвращаем их на почту.

– Понятно, – задумчиво кивнул Пуаро и добавил:

– Я, знаете ли, послал на ваш адрес письмо своему другу.

Лицо миссис Харт просветлело.

– Теперь все ясно. Я, должно быть, видела его имя на конверте. Но у нас бывает столько отставных военных…

Давайте посмотрим. – И она воззрилась на полку.

– Письма там нет, – сказал Пуаро.

– Наверное, мы отдали его почтальону. Мне очень жаль. Надеюсь, ничего серьезного?

– Нет-нет, не беспокойтесь.

Пуаро направился к двери, но благоухающая фиалками миссис Харт, перехватила его на полдороги.

– Если ваш друг появится…

– Вряд ли. Должно быть, я ошибся…

– У нас самые низкие цены. Послеобеденный кофе включен в стоимость проживания. Давайте я покажу вам несколько номеров…

С большим трудом Пуаро удалось ускользнуть.

5

По сравнению с гостиной леди Хоггин гостиная миссис Самуэльсон была больше, еще затейливей обставлена и еще сильнее натоплена. Пуаро с трудом протиснулся между позолоченных пристенных столиков и скульптур в человеческий рост.

Миссис Самуэльсон, надменно взиравшая на Пуаро, была повыше леди Хоггин, с глазами навыкате, волосы ее были вытравлены пергидролем[17]17
  Пергидроль – тридцатипроцентный раствор перекиси водорода, бесцветная жидкость, применяемая в медицине и для отбеливания волос.


[Закрыть]. Пекинеса же звали Нанки Пу. Ее компаньонка, мисс Кебл, в отличие от пухленькой мисс Карнаби, была тощей и высохшей, но столь же словоохотливой и с таким же благоговением слушала хозяйку. Ее тоже обвиняли в пропаже драгоценного песика.

– Представить себе не могу, мистер Пуаро, как это могло случиться. Я отвлеклась буквально на секунду. У входа в «Хэрродз» какая-то нянька спросила меня, который час…

– Нянька? – прервал ее излияния Пуаро. – Какая нянька?

– Ну, нянька с младенцем. Просто чудный младенец, такая милая крошка! Щечки такие розовые! А еще говорят, будто в Лондоне нет ни одного здорового ребенка! По-моему…

– Эллен, – ледяным голосом произнесла миссис Самуэльсон.

Мисс Кебл зарделась, поперхнулась и умолкла.

– А пока мисс Кебл пялилась на чужого младенца, – язвительно прокомментировала миссис Самуэльсон, – этот негодяй перерезал поводок Нанки Пу и был таков.