Текст книги "Всемирные следопыты Хома и Суслик (сборник)"

Альберт Иванов
Всемирные следопыты Хома и Суслик (сборник)

© Иванов А. А., 2016

© Трубин Д. А., иллюстрации, 2016

© Издание. Оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2016

* * *

Сборник «Всемирные следопыты Хома и Суслик»

Как Суслик в зубы к Лисе не попал

Сколько в жизни интересного, любопытного и загадочного! Никогда не соскучишься. Особенно с лучшим другом Сусликом. Он как-то спросил у Хомы:

– Почему солнце днём светит, а луна – ночью?

– Сам сообрази, – ответил Хома. – Что было бы, если бы солнце засветило ночью?!

– Кошмар! – согласился лучший друг. – Из норы не выйдешь. Вмиг сцапают!

– Ночью даже луна-то бывает лишней, – заметил Хома. Со знанием дела.

– Верно. Я вкусное и во тьме найду.

Они сидели в норе. И потягивали берёзовый сок из чашек через соломинки. Так удобней. Для хозяина – Суслика. Сразу много не выпьешь.

– А ты видел вчера, какой гриб старина Ёж на спине домой отвёз? – сказал Суслик. – Большущий белый! Говорит, далеко его учуял. Везёт же тому, у кого острый нюх!

– Нет, не так. У кого нюх острый, тот и везёт! – рассмеялся Хома. – А слышал, позавчера у Лисы день рождения был?

– Откуда знаешь?

– Сама громко хвасталась. Издали. И спрашивает: «Ну как я выгляжу?» Я и брякнул: «На все сто!»

– Зачем ты её такой старухой обозвал? Теперь она ещё больше взъестся!

– Я её хвалил, а не обзывал, – огорчился Хома. – А поди докажи!

– Ну, сейчас она на тебя зубы точит, – утешил его лучший друг. – Старые.

– А! Пусть. Она всю жизнь точит. Может, все сточит. А кстати, ты по утрам зубы чистишь? – внезапно спросил Хома.

– Зачем? – изумился Суслик.

– Для здоровья.

– Для здоровья я ем, – с достоинством ответил Суслик. – А зубы сами собой от еды чистятся. Вкусной еды, – уточнил он.

– От еды они тупятся. От любой еды.

– Думаешь? – забеспокоился Суслик.

– И думать нечего. У стариков же они вообще стираются. Посмотри у старины Ежа. А всё почему? Чистил плохо.

– А ты сам-то чистишь?

– Ещё как! Толчёным мелом. Раз в неделю.

И Хома широко улыбнулся, показывая белые зубы.

– Ночью заметно, – проворчал Суслик.

– А я ночью не улыбаюсь. Ночью страшно. Рот на замке, понял?

– Понял. А мел где берёшь? – как бы ненароком справился лучший друг.

– Да в овраге. Там здоровенный меловой камень из земли выходит.

– Знаю, – оживился Суслик. – Спасибочки!

И начал с того дня зубы чистить. Мелом. По десять раз на дню, а то и чаще.

Зубы у него скоро стали как зеркало. Очень они ему нравились. Даже в лужи смотрел. Любовался.

И вот что случилось. Пошёл он ночью один на Дальнее поле. За горохом.

Привычное дело. Ночь как ночь. Луна.

Пришёл. Стал тихонько горох рвать. И вдруг – Лиса! Она всегда – вдруг!

А Суслик ни с места. Запутался ногой в гороховых плетях. Стоит. Рот со страху раскрыл. А Лиса как взвизгнет, тоже от страха, и дёру!

Выпутался Суслик. Прибежал к Хоме, трясётся.

Рассказал наконец о своём похождении. И спрашивает:

– Не пойму, почему она унеслась?

Посмотрел на него Хома странно.

– Давай выйдем, – позвал.

Вышли они из норы.

– Покажи, как ты стоял.

Суслик застыл на месте и рот раскрыл. Хома даже отшатнулся.

– Ну и зубки! – ахнул он.

При неверном свете луны зубы у Суслика сверкали, точно у новой пилы. Такими страшными показались, что Хома на миг зажмурился!

– Вот видишь, – сказал он, будто Суслик мог себя видеть, – чистые зубы не привлекают, а отпугивают врагов. По ночам!

Жуткое дело. Если бы Суслик не чистил свои зубы, попал бы в зубы чужие. К Лисе.

Поэтому всяким неряхам такое не по зубам. Им спасение не светит.

Особенно ночью.

Как Суслик арбуз съел

Охоч был Суслик спорить. По любому поводу. И без повода. Пристал он как-то к Хоме с мудрейшим вопросом:

– Что было раньше, курица или яйцо?

– Курица, – с ходу отгадал Хома.

– Нет, яйцо, – потёр ладошки Суслик. – Курица ведь из яйца вылупилась!

– Запомни раз и навсегда, – твёрдо сказал Хома. – Вначале была первая курица. Понял? Первая!

– А разве первого яйца не могло быть? – растерялся Суслик.

– Нет. Первого яйца и быть не могло без первой курицы. Вот и всё!

Заяц-толстун и старина Ёж тоже поддержали Хому. Ясное дело. Странный он, Суслик. В открытые ворота ломится.

В конце концов и сам Суслик согласился. И корил себя:

– Смотри-ка, а я и не догадывался. Так просто.

Но так просто не всегда бывало. Не всегда удавалось его легко убедить.

Нашли однажды Хома и Суслик на Дальнем поле арбуз. Случайно-случайный. Случайно нашли, случайный вырос. Здоровенный. Больше их обоих!

– А ты знаешь, – торжественно произнёс Хома, – арбуз – это ягода. А не фрукт.

– Сам ты – фрукт, – тут же заспорил Суслик. – Скажешь тоже… Ягоды в тебе самом помещаются, когда ты ешь. А здесь ты сам в арбузе поместишься. В одном!

Говоря «ты», он имел в виду себя. Мигом прогрыз в полосатой корке дырку. И, сладко чавкая, постепенно исчез внутри. Фрр! – только семечки наружу летели. Причём уже разгрызенные – шелуха одна. И мякоть ел, и семечками заедал.

Хотел было Хома за ним нырнуть в сладкую норку, да вовремя остановился. Услышал шаги чьи-то. И в гороховых зарослях спрятался.

И правильно сделал. Прямо к арбузу Лиса вышла!

– Ах! Ах! Ах! – восторженно разахалась она. – Какой арбузяка!

Суслик внутри арбуза сразу притих.

– Жаль только, порченый, – огорчилась Лиса, увидев дырку. – Но ничего. Не каждый день нахожу. И такой сгодится.

Оторвала она арбуз и покатила домой.

Хорошо, что здесь, на месте, есть не стала. Если бы тут за него принялась, вполне могла бы весь его съесть. Вместе с начинкой – Сусликом. Невиданное блюдо!

Хома украдкой за ней двинулся. Не потому, что с находкой расстаться жалко. Хотя и жалко. Но друга с арбузом потерять – вернее, арбуз с другом! – жаль вдвойне.

Вскоре Лиса к оврагу вышла. И арбуз вниз столкнула. Не тащить же – сам скатится. Не маленький.

А сама в обход заспешила.

Только Хома к оврагу подобрался – Суслик навстречу вылезает. Еле дышит. Толстенный, почти круглый.

А снизу, из оврага, истошный Лисий голос донёсся:

– Лёгкий какой!.. Да он же пустой!.. А откуда вторая дыра взялась?

Не терял, значит, Суслик времени даром. Насквозь арбуз прошёл! Кувыркался внутри, пока Лиса добычу катила, а брюхо своё набивал. Спелой мякотью.

А напоследок, видать, всё доел, когда в овраг его завертело!

Наверное, со страху. А то и просто решил вволю налопаться. Перед неминуемой гибелью. Не помнит!..

– Она теперь себе из арбуза может погремушку сделать, если обе дыры заткнуть, – переваливаясь с ноги на ногу, сопел он. – Я там немножко семечек оставил. Гулко загремят!

Вернулись они домой. А Суслик в свою нору не пролезает. Да и куда там – внутри него арбуз здоровенный!

Пришлось отвести его к Зайцу. В его просторную, бывшую барсучью, нору.

Сам бы он туда не дошёл. Пропал бы, возможно. Случись тут снова Лиса, она могла бы теперь Сусликом с арбузом закусить. А не арбузом с Сусликом, как прежде.

Силён Суслик! А ещё спорил, что арбуз не ягода. Ягоды, мол, внутри едока помещаются. А сам уместил в себе весь арбуз. Как одну ягоду проглотил.

Не знаешь – не спорь!

Как Хома и Суслик лодыря гоняли

Помните историю о скворце Скворушке? Он после внезапной бури всю родню потерял, а Хома и Суслик его вырастили. И потом он осенью в Африку улетел. В Северную.

Так вот, вернулся Скворушка на другой год. Весной. Не забыл приёмных родителей – Хому и Суслика. Хотя и отдельно от них поселился. В свободной норке на Ласточкином обрыве над ручьём.

Нет-нет да и залетал он теперь то к Хоме, то к Суслику. А то и к ним обоим, если они вместе были. И милым скрипучим голоском рассказывал про африканское путешествие. О невероятных зверях и птицах. Об удивительных деревьях и вкусных плодах.

Хома и Суслик готовы были его целыми днями слушать. Неделями. И даже годами, если б такое было возможно.

У взрослого Скворушки теперь была своя жизнь. Свой дом. Свои друзья. Всё реже и реже навещал он Хому и Суслика.

– Хорошо, хоть помнит, – успокаивал Суслик Хому. – У него и без нас всяких птичьих забот хватает.

Всё верно, всё правильно. Да только грустно почему-то.

Ну, это ладно. На то и родители, пусть и приёмные папы, чтобы по взрослым детям скучать. Лишь бы с ними никакой беды не случилось!

А тут узнали они, что в последнее время Скворушка вдруг повадился в деревню летать. Конечно, там прокормиться легче. Зерном в амбарах, крошками в столовой.

Разных воробьёв и ворон ещё можно понять. Они вечно возле людей пасутся. И даже зимой на юг не улетают.

А ведь Скворушка – вольная птица! Не какой-то бездельник и попрошайка. Ему лодырничать не пристало. Он обязан сам о себе заботиться. А не то совсем разучится корм добывать.

Да разве убедишь? Жизнь такая пошла. Несусветная! Даже гордые красавицы чайки в последнее время перестали рыбу ловить. Больше на свалках тучами колготятся. Объедки собирают.

А ведь это может плохо кончиться. Вон ручные коты, привыкшие жить на всём готовом, перестают и мышей ловить.

Кстати, о котах. Вернее, об одном деревенском Коте. Толстом, нахальном и наглом. Хитрющем!

Мышей этот Кот тоже никогда не ловил. Родился он в зажиточном доме. И жил припеваючи. Ел. Пел. И сыто мурлыкал.

Зачем ему мыши? Зато он ловил глупых, доверчивых птиц. Он считал их особенно вкусными. Вроде курятины. Хоть его и кормили домашней едой, но всяких курей ему к обеду, конечно, не подавали.

Вот и стал он в деревне опасным охотником на пернатую дичь. Любую!

Поэтому Хома и Суслик ещё и боялись, что лодырь Скворушка бесславно погибнет в зубах у другого лодыря. Кота.

Но никакие просьбы и уговоры – в деревню не летай! – на Скворушку не действовали. Не ваше, мол, дело. Сам знаю!

Молодой совсем. Непутёвый. Чем больше его убеждаешь, тем упрямей становится.

– Да вы и сами вроде бы вольные, – сказал он как-то. – А зёрна с поля таскаете? За горохом шастаете? Огороды теребите? И ваш дружок Заяц тоже хорош! У людей морковку тырит!

– Но зато мы все не попрошайки, – гордо возразил Хома. – По деревне не ходим с протянутой лапой!

– А набеги на поля и огороды – это другое дело, – запальчиво подхватил Суслик. – Благородное!

– А разве и вам никакие опасности не грозят? – не сдавался Скворушка.

– Лучше погибнуть от диких разбойников – Волка, Лисы или Коршуна, – чем от Кота домашнего, – убеждённо заявил Хома.

А Суслик снова поддакнул:

– Нас на полях даже подстрелить могут из ружья. Двуствольного. Тоже благородная, почти героическая смерть!

– А трепыхаться в зубах у деревенского Кота – просто унизительно, – угрюмо добавил Хома. – Стыдно. Брр! Весь он какой-то рыхлый, дряблый…

– И смурной, – ввернул Суслик.

– Да ну вас! – И Скворушка улетел. Возможно, опять в деревню.

– В тебя – лодырь, – вгорячах сказал Хома Суслику.

– Почему – в меня?

– А больше не в кого, – невозмутимо ответил Хома.

Он думал, что лучший друг спорить начнёт, возмущаться. Но тот внезапно ударил себя кулачком в грудь:

– Точно. Я один виноват. Не углядел я за ним.

Хоме сразу стыдно стало.

– И я виноват, – признался он. – Оба мы виноваты. – Всю вину на себя он не взял. Не Суслик.

Вышли они из Хоминой норы. И вдаль посмотрели. В сторону деревни.

Неожиданно какой-то Воробей рядом сел.

– А там, – зачирикал он, – Кот вновь на охоту вышел. Вот с такой булкой! – растопырил он крылья. – Ваш недотёпа к ней подбирается!

– Недотёпа? – вознегодовал Суслик.

– А то кто же? Он ещё неопытный, порядков наших не знает.

– За мной! – оглянулся на Суслика Хома. Он уже во всю прыть нёсся к деревне.

Первым, кого они увидали у околицы, был тот хитрый Кот. Он валялся, мертвее мёртвого, на зелёной травке. А между раскинутыми лапами у него лежал большой огрызок булки. Где-то стянул.

Вовремя поспели Хома и Суслик.

Около Кота, пока ещё на расстоянии, прохаживался внимательный Скворушка. Кругами ходил, присматривался.

– Не подходи, родимый! – вскричал Хома. – Кот притворяется!

– На приманку ловит! – проголосил Суслик.

– Откуда знаете? – беззаботно откликнулся их питомец. – А по-моему, он давно готов. Мухи над ним вьются.

– Мухи над булкой вьются. Да ты глянь, ухо у него вверх торчит! – завопил Хома.

– Наверно, уже окостенело, – отмахнулся крылом неслух.

– А почему ж оно подрагивает?

– От ветра, – небрежно отозвался скворец.

– Ветра нет! Не подходи!

Неслух опять отмахнулся. Другим крылом.

– Скажи ему, – беспомощно попросил Хома лучшего друга.

– Ты не знаешь Кота, как мы его знаем! – крикнул Суслик. – Ты с ним мало знаком!

– Вот и узнаю поближе, – храбрился Скворушка, скакнув поближе.

Кот не шелохнулся. Хома поднял на обочине осколок стекла.

– Резать его собираешься? – ужаснулся Суслик.

– Отстань!

И Хома направил на Кота солнечный зайчик. На его большой закрытый глаз.

А Скворушка мелким скоком всё подбирался к лакомой булке.

И Хома тихонько продолжал орудовать стёклышком. Солнечный зайчик становился острей и острей. Вот-вот веко у Кота задымится!

– М-мяу!.. – взвыл Кот. И закрылся лапой.

– Живой, собака! – воскликнул Суслик. Словно ещё сомневался.

Отхватил Скворушка кусок от булки и взмыл вверх.

– Пошли, – позвал Хома Суслика. – Дело сделано.

Скворец догнал друзей по дороге домой.

– Угощайтесь, – предложил он свою добычу. – На всех хватит!

– Хватит? – И Хома с размаху отшвырнул подачку. – С меня хватит!

– И с меня! – поддержал его Суслик.

– И с меня, – виновато признался Скворушка. – Я и правда думал, он мёртвый. Надо же, такое и в Африке не встретишь!

– Это тебе – Россия, – сурово произнёс Хома.

– Правильно ты мне говорил: «Никогда глазам не верь!», – уважительно напомнил ему Скворушка.

Хома важно посмотрел на лучшего друга.

– А ты не раз предупреждал: «Будь всегда начеку!», – обернулся к Суслику поумневший скворец.

Теперь лучший друг свысока поглядел на Хому.

– Молодец! – похвалил Хома Скворушку. – Значит, больше в деревню ни ногой? То есть ни крылом?

– Договорились? – радостно подпрыгнул Суслик.

Им хотелось лишний раз услышать приятное от сынка.

– А разве мы об этом договаривались? – удивился Скворушка. – Я просто сказал: хватит с Котом играться. А деревня тут ни при чём.

– Вот как! – резко остановился Хома. – Если ты будешь лодырем жить, мы будем каждый день в деревню ходить. За тобой!

– Ага, – подтвердил Суслик. – Тебя спасать. И в столовой, и везде!

– Да вы что? – испугался за них Скворушка. – Я-то в любой миг улететь могу, а вас, глядишь, коты схватят! Или собаки!..

– Хочешь этого? Будет! – мрачно сказал Хома. – Ты меня знаешь.

– И меня знаешь, – ревниво добавил Суслик.

– Угрожаете?!

– Предупреждаем, – спокойно заметил Хома. – Погибнем, но не отступимся.

И столько уверенности было в его голосе, что и Скворушка поверил. И вздохнул:

– Ладно. А не то я за вас изведусь от страха.

– Давно бы так, – подобрел папаша Хома.

– Давай не изводиться вместе! – воскликнул папаша Суслик.

– Наградила меня судьба родителями… – снова вздохнул Скворушка. – Пока!

И домой умчался. На Ласточкин обрыв.

– Слыхал, как он нас похвалил? – довольно спросил Хому Суслик. – Мы ему как награда!

Больше скворец не летал в деревню. Не гонял лодыря, как говорится.

А вот на далёкие Вишнёвые сады он, конечно, налетал. Вихрем. Со всеми крылатыми дружками. Спелые вишни ух какие сладкие!

Но это достойное увлечение. Хотя тоже очень опасное. Сады, уж точно, с ружьями охраняют. Двуствольными!

Но вишни клевать никак не запретишь. Скворцы их страсть как любят! Хлебом не корми – вишни подавай. Благородное занятие.

Как Хома и Суслик считали

Брать в долг легко. А отдавать неохота. Тяжело. Зачастую и отдавать-то нечего. А уж если есть кое-что, то вернуть трудно. Лучше как бы забыть. И жить себе преспокойно, пока сто раз не напомнят.

А может, и вовсе не станут вспоминать. Был такой случай. Занял Хома у Суслика полную кастрюлю гороха. И целый месяц ждал, что Суслик ему напомнит.

А Суслик ни гугу.

Не выдержал Хома. А кто бы выдержал!

– Чего горох назад не требуешь?

– Какой горох? – удивился Суслик.

– Я у тебя брал? – рассердился Хома.

– Было, – наконец вспомнил Суслик. – Я свой должок тебе отдавал.

Вот и пожалуйста. Оказалось Хома не брал, а забрал. А он и забыл давно, что Суслик ему должен. Кастрюлю гороха.

Так что иногда забывают про долги. Поэтому и не спеши возвращать. Глядишь, крепче забудут.

Но долг долгу рознь. Когда просто так берёшь, по-соседски, это не в счёт. Все тоже забегают за какой-нибудь петрушкой. То и дело. А то и без дела.

Долгом считается что-то серьёзное, о чём приходится нехотя говорить: «Дай мне, пожалуйста, я тебе верну». И хочется добавить: «Возможно». Возможно, верну.

И берёшь тогда – если дадут, конечно! – не чепуху какую-то, а пузатую кошёлку харчей. Или хотя бы полкошёлки.

Зашёл как-то Хома к запасливому Суслику:

– Дай мне, пожалуйста, гороху. Дождь зарядил. Кончится – схожу на поле и верну.

– Дождь кончится или горох? – деловито спросил Суслик.

– И дождь, и горох.

– Много дать не могу. Запасы слабые. Но пару горстей дам.

– Твоих или моих горстей? – колко уточнил Хома.

– Твоих. Твои меньше, – улыбнулся Суслик.

– И на том спасибо, – сухо сказал Хома, пожалев, что говорил «пожалуйста». – Завтра я тебе три отдам! – подчеркнул, что ничем ему не обязан.

2 + 1 = 3.

А дождь не прекращается…

Съел Хома горох. Снова пришёл к Суслику.

– Дай ещё три горсти, – гордо попросил он. – Отдам за них пять!

3 + 2 = 5.

– А те три, вчерашние? – Хорошая память у Суслика.

– И те отдам, – небрежно заметил Хома. – Будет восемь!

5 + 3 = 8.

– Но ведь ты сегодня три обещанных не вернул! Значит, за них – тоже пять. Выходит, за тобой – десять.

5 + 5 = 10.

Вот когда Хома пожалел о своей щедрости. Дёрнуло его за язык!

Дал ему Суслик ещё три горсти гороха. Так и быть.

– Завтра десять вернёшь, – предупредил. – А не вернёшь, за тобой двадцать будет.

10 + 10 = 20.

И где он счёту научился? Всё время прикидывался – плохо считать умеет.

– Двадцать так двадцать, – пробормотал Хома, чувствуя, что его гордость слишком уж расточительна.

И главное, Суслика ни в чём обвинить нельзя. Хома сам такое затеял. На своё разорение.

А дождь всё идёт… Опять пришёл Хома.

– Не могу я сейчас двадцать горстей отдать, – проворчал он. – Дай ещё три, станет за мной двадцать три.

20 + 3 = 23.

– Ошибаешься! – возразил Суслик. – Двадцать ты не скоро вернёшь. Прибавим двадцать, и будет сорок.

20 + 20 = 40.

Хома мрачно потупился.

– И на сегодняшние три, – продолжил Суслик, – пару горстей накинуть надо. Как обычно. И получится сорок пять.

20 + 20 + 3 + 2 = 45.

– Сорок пять! – схватился за голову Хома. – Да это ж мешок целый! За твои жалкие горсти ты меня с протянутой лапой по миру пустишь! Ладно, согласен, – буркнул он.

– Задавака! – рассмеялся Суслик. – Я не жадничал. Я поглядеть хотел, до чего ты дойдёшь. Гордый какой! Так никогда бы не рассчитался. А ты… Попросил бы и получил. И всё тут.

– А отдавать?.. – устыдился Хома.

– Отдал бы когда-нибудь. А не отдал – что ж теперь? И меня выручишь в трудную минуту. А ты задаёшься. Я, мол, не просто беру, а с большой отдачей. Тоже мне благодетель!

Молчит Хома. Отвернулся.

А Суслик по новой:

– Разве можно так с друзьями? Хорошенького ты мнения обо мне. Спасибо!

– А что ж ты меня не остановил?..

– Я думал, ты сам остановишься.

Вконец стало стыдно Хоме. Он готов был сквозь землю провалиться. Но он и так под землёй был – в норе у Суслика.

– Всё! Прости меня за дурь, – виновато вымолвил он. – А за весь твой горох я вдвое больше отдам, не беспоко…

И умолк.

А затем расхохотался. Дошло!

Нет, не исправишь Хому. А ведь на целых полгода старше Суслика.

– С тобою в любой дождь весело! – улыбнулся лучший друг.

Очень верно. Об этом можно хоть сто раз – и ещё сто раз – повторить:

«100 + 100 = 200!

Все друзья на месте».

Стихи такие. Стишата.

Как Суслик многое понял

Суслику всё время чего-то не хватало. То еды, то питья. То солнца, то дождичка. То ещё чего-то.

Хорошего ему всегда мало. Даже если много. А плохого ему всегда много. Даже если мало. Не угодишь!

Зашёл как-то утром Хома к Суслику. Лучший друг свои бутыли с берёзовым соком пересчитывал.

У него от тех бутылей кладовка ломится. А он бурчит:

– Маловато весной заготовил.

– Пошли за орехами, – сказал Хома.

– Пошли, – оживился Суслик. – У меня их тоже мало. Всего три мешка.

Погода стояла тёплая. Чудесная погода.

– Жарко, – привычно занудил Суслик. – Давай сначала на ручей завернём, искупнёмся.

– Давай, – согласился Хома.

Он и сам-то любил поворчать. Но не тогда, когда дельное предлагают.

Подошли к ручью. Суслик воду ногой попробовал:

– Брр! Холодная…

А затем Хома его из воды выгнать не мог. До посинения плавал Суслик. И потом на берегу дрожал.

– Солнце с-совсем не греет! – И уселся на самом солнцепёке.

Сидел, пока не задымился.

– Ну и печёт! Прямо пекло какое-то! – заныл он. Для него всё на свете не так устроено.

Отправились наконец за орехами. Теперь уже и впрямь по самой жаре. И, пока ещё недалеко отошли, Суслик раза три бегом возвращался. Окунуться в ручье.

В орешнике он опять заныл:

– Лучшие орехи – очень высоко. Только для белок!

Вот чудила! Самые лучшие орехи – внизу на ветках. Там никто не ищет. Все бросаются к тем, что на виду. А внизу-то их полным-полно!

Хотел было Хома ему показать, но тут…

– Лиса! – вскричал Суслик. Бухтеть бухтит, а всегда начеку.

Чудом, как всегда, сумели удрать. Лишь клочок шерсти успела Лиса у Суслика вырвать. На ходу.

– Семь шкур сняла! – ощупывал Суслик себя дома, в норе. А сам жив-живёхонек.

– Лиса и та тебе не угодила, – попенял Хома.

– Как? – оторопел лучший друг.

– Семь не семь, а одну шкуру вполне могла снять!

– Вон ты как! – обиделся Суслик. – Мне плохо, а тебе хорошо?

– И тебе хорошо! – подчеркнул Хома. – Это нам свыше дано, – загадочно добавил он.

– Свыше?

– А то как же! Всё свыше даётся: и вишни, и горох, и орехи… Они же вверху. Даже к тем орешкам, что внизу висят, нам тянуться надо.

– Верно, – озадачился Суслик.

– А солнце? Выгляни из норы. Оно сверху греет!

Суслик подумал.

– Ну а нора? – коварно заметил он.

– И нора. Она сверху вниз идёт.

– Правда, – прошептал Суслик.

И, расщедрившись, угостил Хому берёзовым соком. Полную чашку налил. Большую.

– Гляди-ка, – вновь удивился он. – И сок сверху льётся. А не снизу вверх.

– Именно!

– Ну ладно. Всё нам свыше дано. А кем?

– До чего же ты непонятливый! Я уже давно про это говорил, когда Великую тайну открыл. Помнишь?.. Кто всё на свете создал и устроил, Тот и даёт.

– Но Его же не видно!

– Как не видно? – всплеснул лапами Хома. – Да ты выйди и оглянись вокруг. А земля, вода, деревья и воздух откуда взялись?

– Но Его-то не видно, – снова заметил Суслик.

– Погоди, ты разве никогда не заходил ко мне поболтать ночью? – терпеливо спросил Хома.

– Заходил. И сразу уходил. Если ты спал.

– И ты меня видел?

– Не видел. Темно…

– А чувствовал, что я дома?

– Конечно.

– А как ты узнавал? – допытывался Хома.

– Ты дышал.

– А бывало так, что и дыхания моего не слышал?

– Бывало, – кивнул Суслик. – Сверчок заглушал.

– А без сверчка?

– Тоже, – растерялся лучший друг. – Странно. Помнится, вхожу, темно, не слышно ничего. А всё равно чувствую – здесь ты. Когда тебя нет, нора будто и не та. Пустая, что ли.

– Вот! Не видно, не слышно, а ты всё равно чувствуешь. А теперь широко подумай, с размахом. У меня всего-то нора, а у Него – весь мир! И это так же чувствуется. Только настройся и сразу поймёшь: Его неслышное дыхание повсюду, – проникновенно сказал Хома. – Во всём!

– Теперь понял, – притих лучший друг. – Повторить сможешь? – встрепенулся он.

– Нет, – покачал головою Хома. – А вот другое скажу. Как Он о тебе, дурашке, заботится!.. Живи и не скули. Радуйся.

– Говоришь, обо мне заботится? А Лиса у меня шерсти клок выдрала. Хороша забота!

– Глядите на него! – поразился Хома. – Вновь уцелел, ни разу его не съели, а ещё и жалуется!

– Я не жалуюсь, – спохватился Суслик. – Я просто так.

– Если б тебе, хоть иногда, не доставалось от Лисы, ты бы вконец обнаглел и обленился, – убеждённо произнёс Хома.

Суслик вновь глубоко задумался. И затем вздохнул:

– Ты прав, пожалуй.

Глубокие мысли ему трудно давались. Очень.

– И как ты до всего этого додумался? – с уважением взглянул он на Хому.

– Много думал…

Они умолкли.

За входом в нору слабо посвистывал ветерок. Солнечные зайчики мельтешили на пороге. В кладовке запел сверчок.

И было хорошо.