Текст книги "Смысл масонства"

Ежели найдешь таковых, всегда выбирай людей, способных вести народ за собой в час совершенного отчаяния и непроницаемой зимней ледяной тьмы; поражать разрядами природного электричества небесной молнии самые ленивые и недвижимые чувства человеческие; произносить зажигательные речи, способные сподвигнуть сердца народа к твердости и героизму; даровать веру и свет надежды в самый мрачный час испытаний, побудить даже самых низменных и приземленных из своих сограждан к самоотречению и самопожертвованию; а не только сообразно обстоятельствам и цели выдавать крикливые речи и заявления, подобно механическому органчику, или, что еще хуже, дергаться на управляемых незримыми руками нитках, подобно аляповатой ярмарочной марионетке, и оглашать суконным канцелярским слогом пустые и банальные речи, то там, то здесь расцвеченные дешевой мишурой острот.

Запомни, что государственная хитрость не есть и никогда не станет государственной мудростью. Не спутай хитрость и подлость с истинным государственным величием. Дела поистине великого и свободного народа всегда вершатся при ярком свете дня. Никогда в свободной стране не собираются тайные советы при закрытых дверях и народу не рассылаются приказы, отданные с незримого и недосягаемого престола. Двурушничество неприемлемо в республике, оно не может жить в сердце ее государственных деятелей.

Простота вместо помпы, честное правление вместо коррупции, молчаливое правление Закона вместо шумного и помпезного бряцания оружия, – вот неотъемлемые черты истинно свободного государства. Цари мира сего проводят посреди своих столиц шумные парады, демонстрируя свою военную мощь не столько и не столько неприятелю, сколько собственному народу. Истинно свободная страна – не театр. Ее правители осознают незыблемость своей власти, а поэтому величие их обретается в простоте. Народ сам дарует право руководства своим полководцам и сам забирает это право у них, и то же самое с правителями. Верность сердец превыше власти штыков. Осознающая себя самое сила молчалива. Деяния народа вряд ли становились бы кому-либо известны, не будь прессы. Человечество и в наши дни, может быть, ничем не лучше людей, живших в прошлом: оно точно так же, как они, стремится к выгоде, вожделеет власти, тяготеет к раболепию. Но посредством свободной прессы люди стали способны выражать свои мысли и по-настоящему действовать, они стали способны вести постоянное и беспристрастное наблюдение за всеми теми, кого наделили властью над собой, освещать в равной степени и все светлые, достойные деяния, и такие деяния, которые стремятся подольше остаться в непроницаемой тьме. Посредством нее народы имеют возможность донести до своих властителей мысль, что они не бессмертны, что власть, им переданная, есть лишь краткий миг доверия, им оказанного. И ежели хоть на миг займутся они недостойными предприятиями, у сей власти пребывая, завеса, скрывавшая их до времени, будет немедленно отдернута, по крайней мере, в по-настоящему свободном обществе. И в конце концов, все сущее в мире претерпевает испытание наугольником и линейкой.

Древние римляне наделяли избранных государственных чиновников всадническим званием, присваивая им говорящие имена. Они дозволяли человеку пожизненно носить имя Африкана, Капитолина, Кориолана, тем самым подтверждая связь того или иного человека навек с его великим свершением. Это имя даровалось ему в награду и в пример остальным. И такое звание вдохновляло как самого героя, так и всех потомков его, гораздо сильнее, нежели мог это сделать наследственный аристократический титул. Воистину, любовь к отличию несравненно превыше и достойнее гораздо более часто встречающейся любви к почестям и титулам. Она состоит в стремлении творить добро, при этом жаждая услышать еще на Земле те слова, коих столь многие удостаиваются лишь уже на Небесах: «Хорошо! Ты верный и добрый слуга Мой!». Но и любовь к отличию в среде людской естественна и достойна похвалы, однако отличие сие достойно и оправданно тогда лишь, когда им наделяют носителей совершенства. Высокие почести и звания, доступные посредственности или суетливому лжецу, теряют уважение и значение в глазах людей достойных. Свободный народ своим долгом обязан почитать никогда не обесценивать свои награды. Гораздо страшнее и глупее собственноручного обрушения курса национальной валюты было бы бесстыдное предательство народной веры. Заработную плату – рабочим! Честь – достойным! Лучше человеку повеситься на подвязке, чем носить ее на ноге, не заслужив. Лишь с достоинством несущий свой крест достоин повесить его себе на грудь. Пусть уж лучше чиновники продаются и покупаются за деньги, коль уж без этого не могут, чем за честь и общественный пост. Назначай на общественные посты лишь самых достойных, отстаивай самых лучших. Почести, раздаваемые в соответствии с каким-либо иным принципом, суть бесчестье. Ежели ты обладаешь правом голоса, ты косвенно обладаешь им и в вопросе раздачи почестей, и сколь мало ни значило бы для государства твой отдельно взятый голос, ежели ты не отдашь его за лучшего из всех, ты все равно этим роешь подкоп под крепостные стены своего государства.

Молодость обычно голосует за молодость. Знания ее обычно поверхностны, советы ее обычно скороспелы и непочтительны. Она часто предпочитает поверхностных и суетных людей глубоким и серьезным. Единственная законодательная палата, в основном состоящая из чересчур молодых людей, готова предпочесть и избрать для своей страны скорее путь скорых, а потому неосмотрительных изменений постепенному и благоразумно осмотрительному прогрессу. Посему во всяком свободном государстве законодательная власть чаще всего бывает представлена двумя палатами, одной более многочисленной, нижней, и второй, верхней, состоящей из меньшего числа людей, более старших по возрасту. Свободный народ всегда молод душой, а потому всегда обладает юношеским нетерпением. Отсюда и проистекает необходимость обращаться за советом к старшим, от простеца – к мудрецу, от нужд сего часа к нуждам всего века. Старость восседает на престоле Наследия, дабы судить настоящее. И пред ее престолом собирают и складывают златые снопы урожая жизненного опыта. Сей суд должен обрести достоинство истинной Ассамблеи знати, старцев и мудрецов, назначенных в нее в силу общественного согласия и договора. В истинно свободной стране мудрецы должны быть так же хорошо всем видны и заметны, как величественные горы и памятники героям прошлого.

Меч, как ты, вероятно, уже знаешь, есть символ верности и чести. Ныне для тебя да станет он также символом вооруженного сопротивления тирании. Он есть вечный символ военной силы как защитницы свободы.

Верность многие века означала слепую преданность монарху или иному правителю. Она требовала себе жертв не только в виде гекатомб, свершавшихся Цезарем и Тимуром, но и в мелочах, в повседневной жизни, в быту, когда раб восточного деспота торопился вонзить в себя нож или броситься со скалы для того лишь, чтобы безраздельная власть господина и верность ему бессловесных рабов могли быть наглядно доказаны послу другого правителя. Определенно в человеческой природе есть нечто достойное; и присутствие в ней Божественного объясняет ее противоречивость, несмотря на все вопли софистов и стенания мизантропов и всех прочих низменных отбросов человечества. Во все времена человек бывал готов, ни сомневаясь ни на минуту, отдать жизнь свою за совершенно разные вещи – за свою религию, за деньги, за причуду, за успех своего предприятия и даже за самого бесполезного и пустого тирана в мире. Жить гораздо труднее, чем умереть. Но позор тому Вольному Каменщику, кто не готов умереть за свой Орден и за великую цель, ежели Орден и цель потребуют от него этого.

Есть и иная, духовная верность, и примеры ее также встречаются на протяжении всей человеческой истории, от Фермопил и Курция, бросающегося в залив, до самой малой и незаметной, но все равно героической жертвы во имя общего блага. Верность человека человеку бывает такова, что он с радостью убьет не только себя самого, но и идола своего, как было с Виргинием, умертвившим свое дитя, и с римским вольноотпущенником, вонзившим меч в своего господина, лишь бы избавить его от худшей доли. Всюду в мире хранили верность царям и властителям. Тысячи и тысячи людей в единый миг обнажали грудь, чтобы подставить ее под мечи неприятеля и тем самым защитить народного героя. Умирая, ветераны наполеоновской гвардии, при Ватерлоо точно так же, как при Аустерлице, в час ужасного поражения точно так же, как в час славного триумфа, слабыми голосами возносили хвалу своему императору, ибо этот человек воплощал для них нравственный принцип. Люди во все времена умирали во имя славы, чести и долга. Верность рыцаря сюзерену и даме сердца; иезуита – своему Ордену и преемнику Лойолы; тамплиера, Рыцаря Святого Иоанна Иерусалимского, тевтонского рыцаря – своим Орденам и Великим Командорам; крестоносцев – кресту, и все это были проявления Божественного в человеке. Когда же люди перестали поклоняться своим правителям верность стала означать приверженность Закону и следование ему, любовь к конституционной свободе, верность воина своим флагу и полководцу, любовь морехода к своему флагу и своему кораблю. Таким образом, личная верность сублимировалась в патриотизм и кардинальные добродетели.

Никто не знает, и даже не способен вычислить, непостижимые масштабы верности флагу, свободному правительству, союзу, идее. Однажды они будут записаны на небесах буквами кровавыми и огненными. Во дни истинной преданности одной из добродетелей является личная преданность; когда же утрачен первичный архетип, она превращается в предрассудок. Так происходит среди священства и во всех прочих родах занятий. Мастерство во всяком роде занятий есть сила. Иногда она разлагается, превращаясь в хитрость и изворотливость. Верность часто бывает криклива, и крикливая верность Кромвелю мгновенно сменилась столь же крикливой верностью Карлу II. Но в общем и целом, мир продолжает хранить верность величайшим из своих сынов, поклоняясь им при жизни и обожествляя после смерти. Ежели люди когда-либо допускают ошибки, обожествляя ложных героев и носителей выдуманного величия, это доказывает лишь то, что они настолько нуждаются в ком-либо, кому хранить верность, что готовы поклониться притворщику потому только, что он похож на царя или священника, чей разум просвещен, а душа исполнена героизма.

Верность государству незаменима для самого государства. Без нее народные массы никогда и не стали бы государством, оставаясь более или менее организованной толпой. Лишь единодушием скрепляется воедино свободное государство. Убери его – и останется лишь груда песка и камней. Лишь скрепленное им, как цементом, государство способно выжить. Из этой верности проистекает непоколебимая решимость хранить и поддерживать его древнюю славу и создавать и развивать новые политические идеи и теории. Сколь сильна верность Отчизне у граждан Польши и Венгрии! Это верность идее национального суверенитета и независимости.

Всякий человек способен вложить свой труд в дело расширения и укрепления верности своей стране. Огромной силой обладает самопожертвование даже самого скромного и малозаметного из граждан. Кто измерит воздействие – и сейчас, и в будущем, и на отдельных людей, и на весь народ в целом, – героического поступка моряка, прибившего флаг своей страны на мачту и приветствующего его, пока корабль медленно опускается в ревущие волны? А поступок нищей вдовы, посылающей пылающие стрелы в собственную утлую лачугу, где засел неприятель? Эти поступки – точно круги на воде, они не только постоянно расширяются, охватывая все большее пространство, но и создают все возрастающие волны, волны рвения и патриотизма, раскатывающиеся из единого центра повсеместно.

Закон нравственности гласит, что точно так же душа способна огрубить тело, как тело способно унизить душу. Между ними существует неразрывная взаимная связь. Никогда бронзовые колеса необратимой судьбы не раздавят тело до того, как дух не падет в пыль и во прах пред недостойным идолом. Религия малодушия и утраченных надежд без любви подобна ночи без света, а свобода, подобно чарам Цирцеи, рассеивается, ежели человек превращается под ее воздействием в грубое животное. Твердая и здоровая нравственность находится в прямой зависимости от твердой и здоровой религиозной веры. И обрести ее есть главная цель последнего года твоего обучения. Постепенно, с течением времени, нам самим доводится воплощать самими собою свое собственное представление о Боге, в Коиего мы веруем. Наша вера кристаллизуется в наших делах. У жестокого бога жестокие и приверженцы. Человек всегда становится образом и подобием Бога своей религиозной веры.

Всякое истинное слово есть Слово Божье. Он есть Исток и Источник Истины. Всякий истинный оратор – пророк, а всякий демагог – пророк Ваала. Мысли, высказанные вслух или напечатанные на бумаге, суть великие рычаги движения народов; это слова-бури, слова-шторма, приводящие в движение титанические волны человечества; это и слова Христа, смирявшие беспокойные волны. Однако, к сожалению, не все произносимое вслух есть выражение поистине достойных мыслей, или мыслей вообще; людям привычнее болтать, чем говорить.

Будь же тверд и не позволяй себе спутать краснобая, болтуна с воистину великим человеком. Никакая другая путаница не бывает для республики опаснее этой. Ведь состоя всего лишь из последовательности звуков, речь человеческая, тем не менее, также есть сила, и сила эта может применяться как во добро, так и во зло. Пресса, как известно, – это четвертая власть в государстве. И в ее свободе содержится, помимо очевидного блага, еще и великое зло. Сохранить ей свободу и отобрать у нее вседозволенность, сохранить ее как служительницу Божью и не дать ей окончательно стать орудием в руках Дьявола, – вот еще одна великая задача, не решенная до сих пор. Никакая другая власть не может со временем принести своей стране столько национальных катастроф, сколько обладающая вседозволенностью пресса, не низменность и подлость общественных деятелей даже, даже не коррупция и не неоправданные амбиции и недостойные средства их претворения в жизнь.

Вольный Каменщик должен быть вечно готов защищать с оружием в руках старинный флаг своего Ордена, на коеим начертаны волшебные слова, вечно великие, пусть зачастую и неверно понимаемые: «Свобода! Равенство! Братство!». Среди сего воинства Свободы также могут процветать те страсти, коие ведут к неоправданным амбициям и страсти к признанию. Однако в нем нет ни единого препятствия для оказания заслуженного почета за заслуги. Во всяком свободном человеке живет могущественный инстинкт, поклоном приветствующий опасность, ведущую к победе и признанию, и жизнь для него легка на весах Судьбы по сравнению с честью и славой. Да станут слава и продвижение вперед и вверх открытыми для всякого таланта, – и Свобода всегда сможет гордиться своей гвардией Железнобоких, как у Кромвеля, ведь их деяния остались в веках, несмотря на вопли очернителей, и это были воистину люди столь же разумные, сколь и отважные, верные, как средневековые паладины, богобоязненные настолько же, насколько бесстрашные пред всяким человеком. Такому воинству следует доверять избрание полководца из собственных рядов, дабы оно поднимало их на щиты, подобно древним германцам.

Никогда не подобает даже самым жестоким военным диктатурам совершать трагическую ошибку, путая безоговорочную верность воинов с всеобщим признанием народа. Это коренное непонимание приводит к падению престолов во прах. Огромные и победоносные армии рано или поздно всегда избирают из своих рядов диктатора, поэтому крайне важно при строительстве воистину свободного государства обеспечить такое положение вещей, при котором всегда, в мирное или в военное время, военная мощь строжайше подчинена гражданским властям. Негоже народу – даже подданным жесточайшего из тиранов – впадать в спячку в тени анчара или в тени армейских штандартов.

Всякое свободное государство должно опасаться не только опустошительных для него войн, но и обедняющих его собственных правителей. Растрата общественного достояния, его незаконное присвоение правителями, суть древнейшие и труднее всего поддающиеся лечению язвы общества; ведь государственная казна, опустошенная роскошеством, восполняется преступлением.

Ученик – это юноша, еще не вступивший в пору своей зрелости, не имеющий посему всей полноты гражданских прав. Подмастерье же – полноправный гражданин, обладающий правом голоса в собрании; также он обладает правом на общественный пост и почетные звания, ежели докажет, что воистину достоин их. Ежели решишься ты вступить на неверную и шаткую палубу утлого корабля, имя коиему – общественное служение, да станут наугольник и линейка, праведность и равенство в суждениях главными твоими руководствами и правилами. Ни в коем случае не переставай быть благородным человеком, становясь кандидатом на общественный пост. Лишь предлагай свои услуги, и не более того. Не унижайся, выклянчивая у народа голоса в свою поддержку; не унижайся и еще более – клевеща и обливая потоками лжи своего соперника. Не старайся избежать лжи и клеветы сам, ибо это практически невозможно, и не переставай быть ревностным патриотом, даже если тебя неверно поняли, оболгали и презрели. Ежели побуждения твои были чисты, люди все равно обязательной найдут недочеты в твоем поведении и твоих действиях, и придумают для них ложные и клеветнические мотивы; ежели поведение твое совершенно и безупречно, они припомнят тебе прошлые проступки, и сделают из них вывод о том, что и нынешние твои действия вызваны к жизни не благими намерениями, а какими-то твоими потаенными и совершенно ужасными планами. Тебя сочтут хитроумным именно там, где в действительности ты был прямодушен и даже слишком поспешен в решениях; тебя упрекнут в преследовании своего личного интереса именно там, где ты руководствуешься лишь несдержанностью своего духовного порыва. Главная задача любой политической партии состоит в том, чтобы возвышать ничтожество и умалять великих людей.

И наконец, ежели осознаешь ты, что тебе не хватает дара предвиденья, будь честен с людьми, откажись от роли их вождя и возвратись к частной жизни. Но по тому же закону сурово суди и других. Потерпевший провал сегодня потерпит его и завтра. Близорукость разума не проходит с возрастом, она только усугубляется, точно так же, как и близорукость зрения. Дар предвидения из всех достоинств государственного деятеля – наиважнейший. Провалы в государственной политике гораздо хуже уголовного преступления. Воистину хуже преступления деяние неумелого лоцмана, смещающего с поста своего ученого и умелого коллегу, чтобы самому занять его пост и вести корабль в бурю в ночной тьме посреди неизвестного шельфа. Даже хитрость и подлость у государственного деятеля более приемлемы, чем откровенная глупость, поверхностная праведность и добросовестные заблуждения. Нечестный политик вполне способен достойно служить своей стране. Часто он получает больше прибыли, будучи справедливым и мудрым, а потому так и правит. Но даже низменная личная выгода не придаст мудрости действиям изначально глупого, поверхностного и необразованного политика.

Мудрый политик заранее видит невзгоды и потери, которые суждены его государству в будущем. Безумием со стороны народа было бы в течение долгого времени верить политикам, лишенным этого дара. Некомпетентность останется некомпетентностью навеки. Неумение заглянуть на несколько шагов вперед неизлечимо. Настоящий мудрый политик за несколько лет чует дыхание приближающейся революции, он слышит ее приближение подобно тому, как древние пророки слышали слова Иеговы. При приближении природной бури даже животные способны почувствовать ее, услышать ее натиск в шелесте листвы. Недвижимое летнее марево, окутанные непроницаемой, как древние пророчества, пеленой скалистые горы, пересекаемые жилами рек, спускающиеся своими склонами прямо к окрестным деревням, мрачные и темные, но зримые и неустранимые; ручьи, отдельными нотами вливающиеся в рев океанического прилива, шарахающиеся в небо птичьи стаи, беспорядочно мчащиеся по полям стада, безмолвное возмущение всей Природы, – все это имеет параллели и в событиях, обычно предшествующих радикальным переменам в общественной жизни и в государстве. Что же делать в таком случае вождю-неумехе, который не способен прочесть сии знаки, понять, что означает смущающие небесную твердь белые ураганные порывы, гнущиеся и танцующие деревья, неурожай, безмолвные или наоборот – ярко выраженные словами гнев и ужас народа, приближение грозы, в чьих раскатах страна падет в одночасье, точно настал Судный день? Останется ли в тебе доверие к такому самозванцу в День гнева? Доверишь ли ты ему восстановление страны после бури? Так пусть же жнецы пожинают урожай, близорукие читают Книгу Откровения и учатся предвидеть, а воистину мудрые и дальновидные устанут у руля.