Электронная библиотека » Александр Голодный » » онлайн чтение - страница 1

Текст книги "Без права на жизнь"


  • Текст добавлен: 11 декабря 2013, 13:17


Автор книги: Александр Голодный


Жанр: Попаданцы, Фантастика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Александр Голодный
Без права на жизнь

Не могу не выразить благодарность своим коллегам с форума «В Вихре Времен» – всем тем, кто читал, давал советы, выполнял правку, просто делился мнением. Особо признателен Алексею Михайловичу Махрову – писателю, организатору, вдохновителю и Человеку.


Часть первая. Зомби

Всемогущий и всевидящий Всевышний добр, а потому милостиво стирает память о прошлых жизнях, когда дарует нам жизнь новую. Воспоминания, постоянное ощущение потери, неразрывная связь с близкими – все это лежит грузом боли и тоски от одной прошлой жизни. Нет страшнее участи – помнить их все.

Я пришел в этот мир, навсегда покинув свой, суматошный и неустроенный, полный потерь и приобретений, развала великой советской империи и смутного существования России. Но там русское государство, по крайней мере, осталось… Не было никакого знака свыше о том, что этот день станет последним в моем мире. Не было примет и предчувствий. Теплое солнце Дивноморска неспешно укутывали тучи, море волновалось на балл-полтора. По светлой набережной от пляжа и ставшего неприветливым, с серым отливом и песком в прибое моря неспешно расходились отдыхающие. Вкусные, резкие запахи разносились из снимающих обязательную дань кафешек, снисходительно скучали продавцы курортной ерунды в палатках. Я решил воспользоваться отсутствием назойливого спасателя на лодке и от души поплавать за линией буйков, не переходя, впрочем, черту опасности, отмеченную дальними бакенами. Размеренно, с удовольствием выгребая в чистой, сине-зеленой волне, наслаждался ароматом моря, прибрежным пейзажем, ощущением отпуска. Семья уехала раньше – сыну на учебу в политех, у жены заканчивался отпуск. Я остался на бархатный сезон первых сентябрьских дней. Много ли надо от жизни мужчине «за сорок», чтобы снова почувствовать привкус счастья?

Волна потихоньку усиливалась. Это заметно становилось при взгляде на берег: прибой уже давал неплохой вал, подхватывая и легко выбрасывая на берег визжащую от восторга малышню. И вроде как еще потемнело. О, отлично, только дождя не хватало. Первые увесистые капли неспешно и с достоинством зашлепали по волнам, изредка чувствительно попадая по лысине. Наддав к своему пляжу, живо представил перспективу возвращения в съемную квартиру под мощными струями южного ливня да с бьющим порывами ветром. Сзади ощутимо громыхнуло. Оглянувшись, перешел на саженки – быстро наползающая фиолетово-черная туча выглядела крайне зловеще. Громыхнуло резче и заметно ближе, в затылок потянуло промозглым холодком, воздух наполнился запахом влаги и озона. Почти одновременно со всполохом молнии, отразившимся на волнах, резко-разрывающе шарахнул гром. Совсем близко. Еще раз. Еще… Ярчайшая вспышка засветила, превратила в черно-белый застывший в напряжении окружающий мир, свинцовая плита вышибла дыхание из груди.

Не было последней мысли, не было тоннеля и черноты. Все составляющее истинное «я» плыло в мягкой обволакивающей теплоте. Я видел одновременно все стороны, чувствовал… Наверное, то же, что и ребенок под сердцем матери. Заботу, ласку, нежность, любовь. Незримый, всемогущий и бесконечно добрый нес меня в своих ладонях, отдаляя горе, печаль и заботы. В сознании шевельнулось воспоминание о близких – и тут же развернулись яркие живые фрагменты: свадьба возмужавшего сына, жена вытирает слезу у памятника, сын передает улыбающейся жене маленький запеленутый кулечек. Внук… Картины растаяли, оставив лишь осознание того, что жизнь прожита не зря…

Я был не один – из темных раскрывающихся окон выплывали окутанные жемчужными оболочками золотые искры, заполняя бесконечное пространство вокруг и образуя гармоничный прекрасный узор. Вот одно из окон распахнулось совсем рядом. Из него неловко, теряя осколки распадающейся жемчужной сферы, выпала искра, распространяя вокруг ауру боли и безумия. Серебристый поток стремительно подхватил несчастную и унес вдаль. Парящий исчезающей дымкой осколок приблизился, растворился в сознании, обдав чужими чувствами и воспоминаниями. Это было непередаваемо. Еще один, зацепившийся за край темного портала, неудержимо потянул к себе, льдисто-обжигающе прикоснулся, и темнота ударила ослепительной вспышкой.

* * *

– Охерел, полудурок, дергать? Кожан, засади ему еще раз, мля, поумнеет.

– Слышь, Вялый, это, типа, не он.

– А кто, жмур, что ли?

– Ну.

Меня перестали тащить за ноги, глаза наконец-то открылись. Перед лицом маячила чумазая физиономия худющего молодого парня. Несмотря на сочащуюся из разбитого носа кровь, он счастливо улыбался.

– Сеант, Сеант…

– Свали, полудурок.

Получив ощутимую затрещину, счастливый отшатнулся, поле зрения заполнила отвратная, с грязной кривой бородкой, рожа.

– Гля, точняк зыркает.

– Вялый, ты шухеруй, а вдруг он, типа, зомби стал, ща как начнет тебя хавать.

– Хавалка не выросла.

Тем не менее бородатый отстранился (о, глаза уже работают, слежу за ним взором) и попинал меня в ребра.

– Зомбак, ну-ка вякни что-нибудь. Слышишь меня, дохлятина?

Ощущения доходили как сквозь толстый слой ваты, а звуки все лучше. С неимоверным трудом разлепив губы, попробовал ответить. Вместо мата из пересохшего горла вышел жалобный сип.

– Мля, точно зомбак. Полудурок, вода есть? Вода, дебил, пить?

Парень (и что он все время улыбается?), скособоченно прихрамывая, убежал и через минуту вернулся, протягивая пластиковую полуторку с мутноватой жидкостью.

– Хули мне суешь, сам ему нацеди.

– Сеант, сеант, ить.

Он заботливо приподнял мне голову, поднес бутылку к губам. Выдохшаяся, отдающая затхлой пластмассой газировка оживляюще потекла в горло. Сделав несколько глотков, я обессиленно (что со мной? Как же плохо себя чувствую) отстранился.

– Спасибо, – удалось прошептать.

– Зырь, Кожан, живой. А был жмуром. Точно, зомбак. Слушай сюда, дохлятина. Неделя тебе, чтобы очухаться. Через неделю – на сортировку, вместе с корешем твоим. Один раз в день – жрачка, услышишь звон – иди. Ну, полудурок знает. Разожжешь костер, подпалишь свалку – на ломти настрогаем. Все, зомбак, не кашляй.

Развернувшись, бородач в рваной рубашке ушел со своим напарником, таким же бомжарой на вид. Улыбающийся подхватил меня сзади под руки и с трудом потащил. Голова не держалась, глаза закрывались, тошнило, бросало то в жар, то в холод. Остатками сознания зафиксировал подобие низкого шалаша и как меня накрывают чем-то рваным.

Сознание пришло вместе с запахами. Зловоние давило слезы из глаз. Гниль, дерьмо, отбросы, мусор – характерный запах свалки. Дрожащей от слабости рукой сдвинув грязнющее затрепанное пальто, попытался сесть в криво и косо сложенном из листов картона и пластика шалаше. Удалось. Так, главное – понять, где я, потом город, милиция и домой. Воспоминания нахлынули разом, смывая сонное оцепенение мозга.

– Нет, не может быть.

Грязной ладонью провел по короткому ежику волос, по лицу. Все еще не веря, откинул пальто, задрал подобие длинной больничной рубахи и уставился на тело. Это был не я. Худющий до синевы, с черными синяками на венах (кололи чем-то и много раз), с дряблыми мышцами молодой (редкая щетина на подбородке) хлопец. Переборов вспышку паники (плевать, что в чужом теле, главное – живой), попробовал выбраться наружу. С трудом отвалил закрывающий вход лист и чуть не упал, вовремя подхваченный улыбающимся знакомым.

– Сеант, сеант.

Прислонив меня к стене, друг дал заляпанную засохшим кетчупом пластиковую ложку и открыл пластмассовое ведерко вроде майонезного. Пахнуло теплым варевом, проснувшийся желудок скрутила голодная судорога. Разваренная до однородной массы тепловатая бурда исчезала с угрожающей скоростью. Остаток просто допил и почувствовал, что отключаюсь.

Последнее ясное ощущение – меня опять укрывают.

От сна оторвали заботливая рука и знакомый запах похлебки. Как и накануне, все сметал (маловата порция), глянул на улыбающегося (опять!) парня.

– Нет, сеант, нет.

– Нет, больше еды нет?

– Нет, сеант, – покачал головой он.

Плохо. Но уже терпимо. Выбрался на карачках из шалаша, закрыв глаза, преодолел подступившее головокружение. Глубоко вздохнув, окинул взглядом окрестности. Мусор. Свалка. Неряшливые груды пластика, рванья, бумаги, гнили, отходов стройки. Особенность – практически не вижу металлических банок и металла вообще. И надписи… Почти все – на английском. Я в нем не силен, но что-то понимаю. Надо срочно разговорить напарника.

Потратив с полчаса, понял одно – у парня серьезные проблемы с головой. Постоянная улыбка, временами раскоординированные движения, неспособность сосредоточиться и ответить на мало-мальски простой вопрос, даже новое свое имя не могу уточнить. Говорю за ним надоевшее «сеант» – крутит отрицательно головой и повторяет снова. Показываю пальцем на него – отвечает вроде «салат». А если попробовать:

– Солдат?

– Сеант!

Неумело, но старательно вытянувшись, он выпрямился передо мной. Привстав, я козырнул (к пустой голове руку не прикладывают) и тут же получил ответное приветствие. Похоже, истина установлена. Тычу пальцем себе в грудь и произношу:

– Сержант (а прошлую жизнь майором запаса закончил).

– Сеант!

– Вольно, рядовой. Давай попробуем пройтись.

Да, пройтись. В чем? Из одежды – длинная больничная рубаха с завязками на спине, даже трусов нет, а солнышко хоть и греет, но как-то неактивно. А как одет мой друг? М-да, рабочий синий халат в засохшей краске без половины пуговиц, из-под него выглядывает знакомая больничная рубаха. На левой ноге просящий каши мокасин, правая щеголяет домашним тапочком-кроликом. Только кролика долго грызли собаки. А что в шалаше? Порывшись в куче невообразимого рванья, нашел заскорузлую от грязи футболку, несколько полос брезента. Негусто. Кое-как залез в футболку, намотал полосы на манер портянок. Подобрал два пластиковых пакета поплотнее, вытряхнул сгнившие объедки, приспособил на ноги, закрепив обрывками синтетического шпагата. Сойдет.

– Солдат, дружище, помогай.

Вставалось тяжело: закружилась голова, задрожали ноги, пробил пот. Помощник старательно сопел под правой рукой, обхватив за талию. Не знаю, кем был для него мой предшественник в этом теле (вспышка воспоминания: искра с распадающейся оболочкой), но парня не оставлю. Нам бы только к людям выбраться. Да, и найти во что одеться, чтобы людей не распугать.

Барханы мусора тянулись бесконечно. Почти из-под ног нашей ковыляющей парочки нехотя взлетали здоровенные вороны, несколько раз прошмыгивали крупные крысы. «А крысы осторожные, пуганые. Наверное, кушают их уголовные бомжики», – сознание потихоньку анализировало увиденное, раскладывая по полочкам информацию. Исследуя склоны мусорных гор подобранной по пути ручкой швабры (опять пластмасса, дерево и металл вообще не попадаются), потихоньку разжился замасленной легкой курткой от комбинезона автомеханика, рубашкой без одного рукава, разящими стухшими объедками двумя парами затертых легких брюк (по размеру вроде мне и Солдату), бейсболкой («красные носки», кажется, так надпись переводится), двумя заплесневелыми слежавшимися шторами. Плохо с обувью – два разваливающихся кеда на левую ногу детского размера. А идти тяжело – накатывает слабость, регулярно в подошву норовит впиться какая-нибудь острая гадость. И, конечно, я не пропускаю газеты. А они вызывают все большее недоумение. Полностью на английском, с незнакомыми цифровыми названиями населенных пунктов. В общих чертах понятно: обильная реклама, объявления, спорт, погода, заметки о политике и что-то из писем читателей. Черт, если это Америка, то почему бомжи по-русски говорят? И как объяснить больничные рубахи – здесь что, русских больных на свалку выбрасывают? И опустившихся бандюков тоже?

Между тем, ведомый напарником, я старательно двигался к нескольким показавшимся потрепанным металлическим ангарам явно промышленного типа.

– Сейчас, Солдат, найдем нормальных аборигенов, просветим наше непонятное состояние.

– Ага, Сеант, ета, ета.

Вокруг ангаров было практически чисто. На ближайшем к нам над входом крупно написано по-русски и на английском: «Еда». А у стены на пластиковой табуретке грелся на солнце пожилой дядька с коричневым, испитым лицом.

– Доброго вам дня. Можно потревожить?

– Жратва будет завтра, доходяги. Один раз в день. Три раза – только на сортировке.

– А просто спросить можно?

Нехотя разлепив веки, он окинул нас равнодушным взглядом:

– Стертый. Опять стертые новенькие. Ну что тебе?

Вопросы застряли в горле. «Стертые», больничного вида рубахи и свалка – очень мрачное сочетание вырисовывается. По-своему оценив молчание, дядька продолжил:

– Не знаю за что, но вас обоих как неграждан третьего разряда изъяли из общества, сдали в лаборатории, а потом вы и там стали не нужны. Непонятно, почему ты не сдох и разговариваешь, но такое тоже бывало. Теперь твое место здесь. Последний дом, хе-хе, доходяга. Отдыхай и готовься к работе на сортировке, первый раз там очень тяжело пережить.

– А что это за место, уважаемый? Город какой, страна?

– Ничего не помнишь? Городов вокруг несколько, я не знаю, откуда тебя привезли. Ближайший – Сити-256. Место – седьмая зона Северо-Восточных колоний. Только это тебе ни к чему, отсюда нет выхода.

– Колоний? А страна какая, континент?!

– Из умненьких? Смотри, слова какие знаешь. Если сразу не сдохнешь, надо будет с тобой пообщаться, люблю с образованными говорить. Сам когда-то был… Континент – Азия, а страны нет давно, колонии.

– А как называлась до колоний? Россия, Украина?!

– Украина? Не помню такого. Россия была. А ты, доходяга, из Реджистанса, точно. Вот за это тебя из общества и того.

Вот тут меня и подкосило. Это не мой мир! Я не увижу ни жену, ни сына. Никогда! Ноги подогнулись, Солдат не справился с обвисшим телом, мы шлепнулись на землю. Сильно било в виски, отчаяние рвало душу.

– Э, доходяга, не вздумай тут сдохнуть! Ползи сам на карьер и жмурься там, я тащить тебя не нанимался.

Мужик, приподняв меня за грудки, отвешивал пощечины, напарник, бормоча, безуспешно пытался остановить его руку.

– Кончай, дядька, хватит, все нормально…

Чувства отступили так же резко, как и нахлынули, оставив головную боль и тремор в пальцах.

– Валите отсюда, доходяги! Пошли на хер!

– Уходим, уже уходим. Только скажи, пожалуйста, что такое сортировка?

– Дальше, через ангар, мусор сортировать! И готовься к ней, урод, если сдохнуть не хочешь! Потому что, пока норму не сделаешь, от конвейера не отойдешь, и либо делают норму, либо сдыхают. Все, мля, вали!

– Благодарю, уже ушли.

Опираясь на палку, поддерживаемый верным и снова улыбающимся напарником, я упрямо плетусь по растрескавшейся бетонной дорожке. Вот оно: вокруг здорового ангара копошится народ. С одной стороны затаскивают большие контейнера на колесиках с мусором, с другой их выкатывают наполненными одинаковыми отходами. И везде работающих подгоняют палками надсмотрщики.

– Гля, мля, зомбак с полудурком! Слышь, братва, это тот жмур, что я базарил.

– Чой-то не похож он на жмура. Порожняк гонишь, Кожан.

– Зуб даю, он. Лежал обосратый, околевший. Мы с Вялым его за копыта, в карьер волочь, а он дернулся и очухался.

Четверка надсмотрщиков, возглавляемая знакомым мне Кожаном, подошла вплотную.

– Что, дохлятина, уже пахать приперло?

– Не, они чо-то надыбали, свою пруху притаранили. Дал сюда, дебил!

Выдернув у напарника из руки кулек с найденным тряпьем, бандюк ловко ткнул дубинкой потянувшегося за отобранными вещами Солдата. На землю опять свалились вдвоем. Еще один наступил на мою опорную палку, больно прижав пальцы.

– Гля, зомбак тоже с дрыном, ща мочить нас начнет.

– Ага, а потом и хавать.

Уроды довольно ржали, а я даже не могу встать – силы совсем ушли.

– Что стоим, быки? Кто дохляков гонять будет? Отдельное приглашение надо?

– Мы ниче, Кент, уже идем. Так, словили веселуху от двух чморей.

– Не навеселились еще? Сам на сортировку захотел, Кожан?

– Мне нельзя, Кент, я в законе.

– Закон для тебя – я. Пошли!

Подошедший явно принадлежал к верхушке уголовного сообщества – чистый, холеный, выбритый, в нормальной светло-синей рубашке и чистом, хотя и мятом, темно-синем комбинезоне. На ногах блестящие легкие черные туфли. Уроды шустро рванули к работающим (один вывалил тряпье из кулька, скривился и пнул ногой), Кент безразлично глянул в нашу сторону и пошел следом. Собрав тряпки, Солдат с неимоверным трудом поднял меня, и, шатаясь, мы заковыляли обратно. Головная боль все усиливалась, дорога расплывалась перед глазами, ног уже не чувствовал. Стиснув зубы, висел на плече напарника и одной силой воли направлял домой непослушное тело. Только когда понял, что стою у шалаша, позволил себе вырубиться.

Снова плыву в мягких волнах безвременья. Вот уже близко дыхание Всевышнего, разворачивается волшебный узор золотых искр…

– Сеант, нет, Сеант!

Жалобный голос держит тоненькой ниточкой, не отпускает, тянет назад. Это же Солдат! Рывком вернувшись в тело, открыл глаза. По лицу паренька текут слезы, он отчаянно трясет меня за плечо. Внезапно понял, что вижу его чувства – дымку ауры и яркие пятна, как мазки красок на картине. Преданность и дружба – я уверен, знаю, что вижу именно их.

– Отставить, Солдат, я живой.

– Сеант!

Протянув еще слабую, но уже слушающуюся руку, ласково провел по голове напарника. Пальцы слегка закололо, дружба и преданность засветились ярче, растаяло фиолетовое отчаяние. Солдат счастливо заулыбался. Застучало в висках, дымка ауры стала прозрачной и исчезла (ничего себе приходы!). Косые лучи солнца били в многочисленные щели – явно вечер на подходе. Есть и пить хотелось неимоверно. Словно услышав мысли, парнишка подал ведерко с остывшим варевом. Все, как и в прошлый раз (вчера?), сметалось молниеносно. Гораздо легче выбравшись из нашего логова, убедил Солдата, что ожил и жажду краткого уединения (все равно шуршал рядом за кучей, преданный мой). После совершения крайне необходимых дел я озаботился насчет еще поесть. Порция из ведерка, по-моему, только раздраконила аппетит. Добив на пару древнюю газировку, надев штаны («угадал» с размерчиком – болтаются, как на вешалке. Пришлось упаковочным шпагатом подвязывать.), мы двинулись между куч в сторону солнца. Опираясь на привычную ручку швабры, шел сам, тяжело, преодолевая слабость, но упорно и настойчиво. По пути уже привычно проверяю склоны мусорных терриконов и довольно успешно: пяток нормальных на вид одноразовых бритвенных станков, три несъеденные зубные щетки, десятка полтора выдавленных тюбиков кремов и зубной пасты, несколько срабатывающих одноразовых зажигалок (при виде огонька Солдат испуганно вздрагивал, смотрел по сторонам и говорил: «Нет, Сеант, нет»), пластиковая пачка с несколькими окаменевшими печенюшками (сразу с удовольствием захрустели). Брезгливости не ощущаю, к вони притерпелся. Главная задача на настоящий момент – оклематься, пережить сортировку, а там посмотрим про колонии и кто главный в этом мире. Хотя ответ на последний вопрос валяется буквально под ногами – английский язык на упаковках, вес в фунтах, жидкости – в пинтах. Суки! Пидоры островные. Стоп, не психовать, у тела явно нервное истощение в придачу к физическому, сильные эмоции пока запрещены. Вот почему я, кстати, тогда и вырубился – эмоции ударили. Что там дядька говорил – Реджистанс? Знакомое слово: уверен, что речь идет о Сопротивлении. Вот это по-нашему – братья-партизаны. Предшественник сержантом Сопротивления, значит, был. А молодой совсем – сколько мне сейчас лет? Черт, зеркальце бы… Ага, а еще ванну, чистое белье и ключ от квартиры. С местными деньгами. Что-то меня затупило, копать надо больше, а думать меньше. Оп-па, это уже удача!

Инженерный логический стиль мышления не подвел – если мусорные мешки завязаны, значит, их еще не потрошили, верно? Вот в одном и попались отходы местного спортивного центра – две заношенные футболки с длинным рукавом (одной, похоже, уже полы успели помыть), боксерские трусы (извини, Солдат, надену я, зато почти чистую футболку «Белый гусь» – тебе), несколько разноцветных кроссовок разной степени изношенности, грязнющее полотенце и куча слипшихся носков. Четыре пинтовые бутылки с остатками питьевой воды (с глюкозой, для спортсменов) – вообще хорошо.

– Тормози, братишка, одеваться будем.

– Оеа, Сеант.

– Одежда, дружище. Стой, не крутись, шнурки завяжу. Больничные рубахи давай в мешок, носки туда же. Нам бы найти воду помыться, постираться, да мыло – на людей станем похожи.

Переодетый Солдат улыбался. Посмотрел на него – и сердце защемило. Совсем подросток. Тинейджер чумазый. Лаборатории… твари, кишки на микроскоп намотал бы. Опыты ставили – вон плохо зарастающие пятна на голове, следы от электродов. Так, успокоиться, давай вдох-выдох несколько раз. Лучше о еде думай. Кстати, жрать распирает вообще не по-детски. Или по-детски, учитывая новый возраст.

Залежи офисных (судя по количеству и содержимому бумаги) мешков принесли результат – несколько тарелок с качественно засохшими остатками ланчей (похоже, крысы не добрались), пинтовые бутылки с газировкой типа пепси (тьфу, совсем разложилась, химией несет), бутылки с чем-то вроде зеленого сладкого чая (то, что надо), недоеденные бисквиты, треть рулона скотча (отлично, как раз портянки закрепить). Выпотрошив все мешки, накрыли симпатичный пикничок на торчащем из мусора бетонном блоке. Но сначала я вымыл лицо и руки скончавшейся пепси и умыл напарника. Когда попытался его наклонить, он вздрогнул и жалобно вскрикнул.

– Извини, Солдат. Дай посмотрю, что там у тебя?

– Боно, Сеант, боно.

– Я понял, больно. Не бойся, я осторожно.

На затылке торчат покрытые присохшей сукровицей три здоровые шишки. Ударился? Не похоже – слишком правильно расположены. Лаборатории. Похоже, проколы в черепе.

Осторожно нагнув за шею, я умыл паренька, непроизвольно вспомнив, как совсем так же когда-то умывал маленького сына. В висках тревожно застучало – да, нервы совсем не к черту. Все, забыть, забыть, успокойся. Надо держаться.

– Пошли кушать, братишка. Еда, Солдат.

– Еа, Сеант.

Пошло просто замечательно. Вкусно жрет местный офисный планктон – хрустя засохшими комками, мы дружно умяли лапшу (копия наша – Доширак) с острым соусом и окаменевшие ломтики жареного картофеля, запили вполне приличные на вкус, превратившиеся в сухарики, кусочки бисквитов. В животе ощутимо потяжелело, накатила слабость.

– Отлично, Солдат, давай посидим немного да пойдем назад.

Солнце скатилось почти до горизонта, рельефно выделяя и подсвечивая красным мусорные холмы. Легкий ветерок гоняет ударные миазмы, шурша бумагой и полиэтиленом. М-да, на сытое брюхо можно и романтиком стать. Нагнувшись, подобрал практически чистую цветную газету – судя по всему, аналог нашей бесплатной рассылки. Так, что там с датой? 27 июля 1992 года. Похоже, Христос в этом мире тоже был. Газета довольно свежая – в середине чуть-чуть попахивает типографской краской. Значит, сейчас где-то август. Интересно, сколько продлится тепло? Зима – смерть для бездомного. Хотя мне ли бояться смерти?

Встряхнувшись, поднял начавшего задремывать от сытости напарника, и мы заковыляли назад. Путь определял Солдат – похоже, у парня компас в голове. Без него бы точно заблудился. К шалашу вышли с последними лучами заходящего солнца. Но, прежде чем отправиться на отдых, решился слазить на ближайшую высокую кучу и осмотреться. Склон из мешков со строительным мусором вполне подходит для восхождения даже для моего хилого тела. Минут десять старательно ползу, изображая альпиниста на карачках, и вот она, вершина. Держась за удачно торчащий угол рамы (кстати, деревянной), выпрямляюсь на трясущихся ногах и осматриваюсь.

Вот на востоке, довольно близко, ангары. Мусор вокруг убран, вычищена и идущая к ним асфальтовая дорога. От нее проложены несколько более светлых, похоже, насыпных гравийных. Дорога уходит на северо-восток, а там… точно, стена. Качественная бетонная, высокая. Она же и на северо-востоке, а на юг и запад, хотя против солнца видно плохо, свалка до горизонта. Да, помойка грандиозная.

С трудом спустившись вниз, с помощью Солдата кое-как разровнял кучу лохмотьев, и, по-братски поделив пальто, мы легли в стремительно наступающей темноте.

– Спокойной ночи, братишка.

– Соо, Сеант.

Утро разбудило солнечным лучом и прохладой. Сощурившись, я звонко чихнул, разбудив прижавшегося к боку напарника.

– Доброе утро, Солдат. Подъем, братишка.

– Поем, Сеант.

Одевшись и энергично растерев лицо (умыться бы), разобрал вчерашние находки. Развесил на стенках шалаша носки высохнуть и проветриться на солнышке, спрятал пакет с хозяйственной мелочовкой от греха подальше в строительных мешках и предложил:

– Пошли, Солдат, завтрак добывать. Еда, дружище.

– Еа, Сеант, – энергично закивал он.

Ушли от шалаша довольно далеко, по внутреннему ощущению – за километр. Судя по нарастающему зловонию гниющих пищевых отбросов, карканью многочисленных ворон, рядом начиналась продуктовая помойка. А вот и она – площадка с невысокими кучами, следами мощных колес и копошащимися в отбросах конкурентами. Мощно смердит протухшим мясом, гниющей капустой и почему-то аммиаком. М-да, перчатки бы. И раковину с чистой водой. И еще помечтать, пока все съедобное не разобрали. Решительно сев на корточки к ближайшей куче, принялся за сортировку. Получасовой упорный труд принес нам с напарником полпакета подгнивших яблок и слив, несколько проросших луковиц, треснувшие помидорины, вялые огурцы и какие-то галеты в трех раздавленных пачках. Выяснилась и причина аммиачного амбре. Я здорово обрадовался, когда увидел солидный ломоть копченого бекона, очень симпатичного на вид. Но, подняв добычу, почувствовал от нее невыносимый нашатырный смрад. Кусок был весь в слизи, образованной толстой разлагающейся синтетической пленкой.

– Сеант, ось, нет.

– Да понял я, что это жрать нельзя. Не понял только, что за фигня.

Последующие аналогичные находки навели на правильную мысль. Похоже, местные химики разработали особую пленку для пищевых скоропортящихся продуктов, превращающуюся в едкое вонючее вещество по истечении срока годности содержимого.

– Хитро придумано. Потребителя тут любят и уважают, точно.

С трудом очистив руку о гниющую мякоть арбуза, продолжил поиски, размышляя – на какую глубину мог провоняться бекон. Жизненно нужен нож.

Ну никак не упиралось мне поедать раскопанное добро без мытья. Понятно, что грязи вокруг хватало, ковыряющиеся в кучах конкуренты (выглядят вообще опустившимися) засовывают в рот найденное прямо на месте, без следов душевных переживаний. Но воображение ярко рисует дизентерию, холеру и прочие радости немытых фруктов. А смерть от поноса в ближайшие планы не входит.

– Солдат, нужна вода. Мыть, понимаешь?

Напарник неуверенно пожал плечами. Я показал, как умывался, как мыли руки. Опять пожатие плеч. Понятно. Будем искать.

Поиски закончились той же мякотью колотых забродивших арбузов. Насколько помню, кишечные палочки спирт не любят. Правда, будут присутствовать дрожжевые, да и хрен с ними – аппетит разгулялся не на шутку.

Витаминчики прошли отлично. После короткого отдыха решил прогуляться в направлении шалаша в поисках воды и чего-нибудь мыльного. Но удача перестала нас баловать. Мешки шли выпотрошенные, сливая жидкости в две бутылки, мы еле набрали полпинты для питья и полторы для умывания. Одежда попадалась регулярно, но все было дико грязным и рваным.

Ближе к шалашу снова пошли нетронутые мусорные пакеты, но сил ковыряться не осталось. Плюхнувшись на кусок картона у жилища, постарался разложить впечатления от увиденного. Так, свалка хаотична только на первый взгляд. Шалаш и мы сейчас находимся в зоне строительного мусора. Еды тут нет, но нет и крыс с воронами. Восток – ангары, до них верхние мешки потрошеные, кучи здоровенные. Там мы шли, с едой плохо, но много домашнего мусора. Перспективный участок на бытовые мелочи. Где были офисные мешки? Ага, юго-запад, на границе со строительным участком. Что можно найти там? То, что выбрасывают из организаций. По крайней мере, засохшие ланчи (в животе громко заурчало) присутствуют. Сглупил, надо было подобрать ручек или карандашей, сейчас рисовал бы, как нормальный военный, карту, а не напрягал интеллект. Где рыночно-пищевая помойка? Как здесь принято – миля на юго-восток. Правильно, подъездная дорога идет к ангарам, от них, видимо, есть путь. Что осталось неохваченным? Юг. По логике вещей, там самая старая часть свалки. Экспедиция желательна, но, учитывая физическое состояние личного состава (я покосился на сладко дрыхнущего на солнышке Солдата), на настоящий момент нереальна.

Так, товарищ майор в прошлой жизни, а что мы имеем из целей на настоящий момент? А имеем мы необходимость плотной разведки и сбора информации, что полностью с утра прое… профукано. Пример? Разгребание сто раз проверенных до нас куч у пищевой помойки. Где жратва – там и бомжики ковыряющиеся, от еды далеко не ползающие. А ты, идиот старый… поправка – малолетний, ни хрена не подумал, сил на бесполезное выискивание потратил немерено. Дальше. А дальше у нас сортировка. Будет норма в непосильном размере и темп под дубинками уголовных уродов. Сортировка мусора. Как справится с ней Солдат? Не знаю. Хотя стоп. Он явно поздоровее и посильнее меня, на момент моего… прибытия уже нормально двигался, места знает. Урюк бандитский его одинаково называл, видно, уже приметил. Будем надеяться, что одно такое мероприятие парень одолел. Как улучшить прохождение? Надо защитить тело и руки. Руки – особенно. Точно, нужны перчатки. А искать их надо здесь, в строительных отходах.

Размышления прервал звук колокола. Не понял…

Встрепенувшийся Солдат вытащил из-за шалаша два пластиковых ведерка.

– Ета, Сеант, ета.

– Еда? А, обед!

Очередь в открытые ворота ангара тянулась солидная. Рискнув дойти без привычной палки, я, придерживаемый напарником, оглядывал контингент, стараясь это делать естественно и незаметно. Да, зрелище печальное. Потухшие лица, неопрятные грязные космы волос, многочисленные болячки на коже. Соответствующий облику запашок перебивает даже вонь свалки, здесь, впрочем, более слабую. А почему? А потому что ветерок вдоль дороги, а там мусор убирают. Сколько же здесь народа? Примерный подсчет – человек триста, и все подходят новые. Мы с Солдатом уже в первой трети размеренно двигающейся к распахнутым воротам очереди. Внутри обалденно пахло горячим варевом. Под потолком тускло горели несколько ламп (цивилизация!), очередь принимает влево. Справа стояли, как в дешевом кафе, разнокалиберные, частью самодельные столики. За ними восседают урки. Так, сколько их? Опустив голову, я исподлобья, короткими взглядами веду подсчет. Человек сорок. Кто-то подходит, кто-то уходит. Даже официант мечется, порции выставляет. Посуда у них – керамика и стекло, ложки металлические, чашки, стаканы, даже хлеб в больших тарелках. Твари, «хозяева жизни». Жрут, курят, пьют что-то очень похожее на пиво. А вот и раздача – железный, мятый, с пятнами плохо очищенной ржавчины на боках бак на тележке, два мужика ловко машут черпаками. Один незнаком, а второй – тот самый дядька.


Страницы книги >> 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 4.3 Оценок: 12

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации