Книга: Математик - Александр Иличевский

Начинается роман с того , как прекрасная жена везёт лауреата Нобелевской премии на вручение таковой, пьяного вдрызг. Он гений , но плохой отец , ибо дети шарахаются его (из-за отчуждения и пьянства), вскользь упоминает автор. Больше дочь и сын не появляются в мыслях пращура. Алкоголик - это тяжёлый груз , и , хотя в рецензиях пишут , что он оставляет семью , будем честны - это семья оставляет его. Все родственники тут люди друг другу чужие. Знакомая ситуация? Математик избегает матери , у которой , после того , как её оставил муж (отец главного героя) и редко посещает сын , тоже одна радость - бутылка. Все мечутся друг от друга , и даже способность математически мыслить оставляет главного героя. Бывший нобелевский лауреат устраивается в Америке разносчиком пиццы , заводит себе подружку , конечно же русскоязычную , дружочка , конечно же у которого в роду были казаки ,и ведёт жизнь отвлечённую от высоких материй. Мечта математика , назовём его так , научиться воскрешать людей , но при этом особых потугов решить эту задачу нет. (я полагаю , что это к лучшему). Трудно ли быть Богом , если и человек ты средней моральной устойчивости?

Самая интересная , даже захватывающая, часть книги - это размышление о походе на Хан-Тенгри альпинистов-братьев Абалаковых. И попытка покорить эту вершину главному герою. Тут я не упустила ни одного слова и даже не зевнула.

...в совершенной пустоте и бессмысленности теплилось какое-то немое говорение, мычание пораженного инсультом обрубка, что-то, что просилось изжиться, из самой его недостижимой сути.

...природа его стала продвигаться в сторону призраков, чья умаленная существенность наделяла той же аморальностью, не прикладной и потому неявленной, покуда содержащей его в неведении.

...метнулся вверх по склону, поскользнулся, рванулся ещё – и от земли лицом к лицу столкнулся.

О чем думал автор, когда писал такое, непонятно мне как-то. Так что, поставила нейтральную оценку только за идею. Но воплощение могло бы быть и лучше.

Мышление Максиму было необходимо, как дыхание. Если в голове не производился смысл, ему становилось тоскливо, дрожали пальцы, и все, что было под руками, разлеталось: казнь фантиков, карандашей и скрепок. Математика была спасением, хоть он давно уже оставил чистую науку. Популяционная генетика, которой он занимался, требовала больше грубого моделирования, чем мысли. Написание алгоритмов казалось делом наживным. Смысл программы существовал лишь до тех пор, пока она не была написана. Серьезность дела мгновенно обнулялась, как только Максим добивался корректной работы алгоритма, в то время как математика всегда погружала его в стерильную сверкающую среду твердого смысла. Красота строгости царила в ней, сознание дышало ясностью. От одной мысли о возвращении он замирал, предвосхищая редкое чувство: математическая интуиция создавала в нем форму, в которой действительно могла быть отлита природа нравственности, или — хотя бы некий чувственный обелиск торжеству поступка.

В свободное время Максим упорно думал о том, на что он потратил свою жизнь. Что ему вся эта математика? Достаточно ли будет его достижений, чтобы оправдаться перед Богом? А если Бога нет? Значит ли это, что математика была только приятным времяпрепровождением? Что так увлекло его в ней? Разве то, что он, стремясь к вершине, получал наслаждение, оправдывает его перед Вселенной, перед самим собой? Разве нельзя было использовать для наслаждения слабые наркотики? Значит ли это, что удовольствие от математики, от пребывания на вершине — иного свойства? Единственный ответ на эти вопросы состоял в том, что математика, принадлежа вершинам Неживого, являлась ближайшим атрибутом Бога, а усилия в математическом преобладании были способом, каковым он сам преображал себя в Слово, с помощью которого Живое обращалось к Неживому.

Это прекрасно. Я вдруг осознал, что понимаю теперь нашего преподавателя матанализа, который то и дело говорил о красоте в математике или о том, что "математика - есть любовь"... Ну и два слова о том, почему книга моя. У героя книги Максима Покровского была родня на Ставрополье, он ездил к месту погребения деда в Беларусь. Я же, кроме того, что закончил физмат факультет вуза, родился и жил в Беларуси, а сейчас волей судеб оказался на Ставрополье. Ну практически в яблочко. И пусть Иличевского есть за что ругать, я не стану. Это мой автор. Однозначно.

Превзойти свою человеческую ограниченность и покорить Вселенную. Надпись на Филдсовской медали

Наверное, спойлеры, но если вы читали другие рецензии на эту книгу, то вас уже ничем не удивить.

"Как устроен мир?" и "Кто я?" вопросы тождественные в каком-то смысле. Абстрактное мышление постигает всевышний замысел, математик Максим Покровский награжден Филдсовской премией и признан человечеством. Он на вершине, вокруг ни одной живой души. С кем он может разделить свое знание, или - иначе - с кем он может разделить самого себя? Когда математика уйдет из его головы, что останется? Поиск собственной сути через анестезию сознания, со-знания, доводит героя до степеней известных и обнуления социального капитала. Спиной к будущему, он пристально вглядывается в лица своих предков, силясь понять - как, из чего, откуда он? Впереди новая вершина - задача не постижения, не сотворения. Уверенный в силе своего интеллекта, он, словно Сизиф, мечтает обмануть смерть. Древнегреческий миф говорит, что, когда Сизиф пленил и похитил Танатоса, люди перестали умирать. Максим Покровский чувствует себя могущественнее Сизифа, он будет воскрешать людей. В материальном мире героя ждет еще одно восхождение. История великих альпинистов братьев Абалаковых приводит Максима к вершине Тянь-Шаня Хан-Тенгри. В каком-то смысле это не просто гора - это исток, место обитания Тенгри, Небесного Отца, почти идеальная пирамида и прочие символы. Но в целом это не важно, потому что Хан-Тенгри - это 7010 метров над уровнем моря, лавины, снег и холод. Именно здесь Максим со всей отчетливостью понимает, какой страх вынуждает его вновь и вновь карабкаться вверх и одновременно парализует. Собственная конечность. Смерть. Он вернется домой, и даже, может быть, как Григорий Перельман, останется жить в маленькой квартире с матерью. Кто я? Две вещи, в которых я могу быть уверена - я мыслю и я умру. И от этого так сильно хочется жить, искать, любить. Сизифов труд.

С благодарностью автору за новое сопереживание и сопричастность.

Если кто понял, что тут описано, я снимаю шляпу. Моих собственных айкью-пунктов не хватает. Хотя по сравнению с «Матиссом», который резал глаз, ухо и душу почти каждой страницей, «Математик» уже куда удобоваримей. Экзальтированности и манерности тоже поменьше. И герои не такие искусственные – хотя и остаются малодостоверными андроидами, но все познается в сравнении с первым романом автора. К главному герою хотя бы начинаешь испытывать человеческие чувства – отвращение и брезгливость. Уж больно натужно он занимается нравственными исканиями (все в том же направлении, что и в «Матиссе»), в то время как его личной нравственности не хватает даже на то, чтобы не воровать чужие научные результаты. Разыскивает могилу деда, вместо того, чтобы позаботиться о ещё живой матери. Хочет воскресить всех людей, вместо того, чтобы заняться собственными детьми. Бухает без просыха, пока жена от него не уходит. Нравственность стоит такая, что страшно книгу открыть. К слову, матчасть воскрешения всех людей тоже немного прихрамывает; гениальный математик, очевидно, полагает, что для овладения генетикой ничего, кроме математики, не нужно. Как он собрался реконструировать генотипы всех умерших по генотипам их потомков, интересно? Если бы подобные штуки были возможны, то по сочинениям Аверроэса давно бы уже реконструировали утерянные части «Поэтики» Аристотеля; это задачи примерно одного порядка. Но, повторюсь, по сравнению с «Матиссом» - несмоненный прогресс; если кто захочет ознакомиться с Иличевским, то пусть лучше возьмет «Математика». Что до меня, я ознакомился уже более чем достаточно.

UPD (13/06/12): книгу-таки дочитала...)) мучалась, думала, и все же вернулась к ней. в целом, не могу сказать, что отношение моё к ней кардинально поменялось =( в первый раз не пошло, скорее всего, из-за того, что не под настроение книга попала, а во второй пошло легко, но.. не дало той радости, которой я ожидала от прочтения.

Язык автора радует, а ГГ - нет. Я катастрофически не понимаю и не принимаю таких "вшивых" интеллигентов! Может, я резка и груба, но адекватно воспринимать его метания у меня не получалось. Всю книгу я ненавидела его за то, что он бросил детей, в конце книги смягчилась немного, когда он-таки доехал до матери. И все его метания от математических вершин до Хан-Тегри и пр. яйца выеденного не стоят по сравнению с так и не покоренной вершиной нормального общения со своей семьёй.

Как сказал Хармс, "Хоть ты математик, а честное слово, ты не умен" (http://harms.ouc.ru/matematik-i-andrey-semenovich.html)

ПыСы: "Матисс" лучше, а "Защита Лужина" лучше в разы))

Но роман мне очень понравился. Вернее, та часть, которую можно считать отражением замысла. Гениальный математик Максим, фамилию я уже позабыла, достигнув в математике какой-то небывалой вершины, перестал эту самую математику воспринимать. Спился. Потом бросил все и всех:жену, детей, родину - и начал в Сан-Франциско пиццу развозить, медленно отучая себя от пагубной привычки. Ай, как красиво математическая вершина сравнивается с вершиной Хан-Тенгри, где ты достиг всего, чего достичь мог, но понять тебя некому - ты один, и разделить с тобой торжество не может никто, ибо и гении от математики, и гении от альпинизма - явления уникальные.

Дальше...

Максим - альпинист. И попытка покорения им горы тоже входит в замысел автора. Это один из самых красивых и драматических моментов. Но чтобы его прочитать и получить удовольствие, приходится прочитать столько непонятно каким боком к основному повествованию притиснутых сюжетов, что становится скучновато. Хотя есть герои интересные и эпизоды, от которых не оторваться. Совершенно заворожил меня, например, эпизод с пьяным военным английским летчиком и какой-то азиатской беженкой-нелегалкой. Страшный и очень настоящий эпизод. Невероятно талантливо сделанный. Только непонятно - зачем.

Или вот вставной эпизод со сценарием. Максим занялся киноискусством за компанию со своим гениальным другом Барни и написал сценарий о братьях альпинистах. История грустная, трагическая даже. Но в форме полусценария размахом на четверть романа - скучно. Я почти все и пролистала. Но альпинисты меня настигли - один из них погиб в ванной от невыключенной газовой колонки. Автор занимается научным изысканием причин такой печальной судьбы героя, разбирается в технических подробностях работы газовых горелок в 30-40 годы в Москве... Но я так и не поняла, убили этого альпиниста или все-таки горелка. И опять вопрос: а зачем мне оно надо? Зачем оно надо роману?

Необыкновенно хороши эротические эпизоды. Их чуть в романе, но они катастрофически прекрасно сделаны. И размышления автора о языке: математическом, генном, собственно языке - очень хороши, глубоки и оригинальны, но интересны сами по себе - ткань романа их настойчиво выпихивает, потому что все эти интеллектуальные штучки, коих в романе набросано щедрой рукой несметное количество, перестают служить идее, а служат демонстрации авторской интеллектуальности. "А нитки-то гнилые!" Связи нет, рассыпается все. Эх, кабы этому роману о гениальном математике да хорошего редактора... Или гениального автора. Я бы прочитала еще раз с удовольствием. Не шучу.

Герой романа - Максим Покровский - получает Филдсовскую медаль (самую престижную международную математическую премию), но, вместо того, чтобы почивать на лаврах или же с удвоенной силой взяться за решение новых научных задач - он уходит в запой. Вот она - загадочная русская душа. И европейским умом её не понять, и американским зелёным рублём не измерить. Покровскому тридцать шесть лет и вершина научной карьеры покорена им. "Что дальше?" Когда русский интеллигент задаёт себе подобный вопрос - это может означать только одно: долговременный депресняк, связанный с полной переоценкой своего жизненного пути, в том числе и профессионального.

- Что может сделать восходитель, едва живой, стоя над высочайшими вершинами мира?... Какая польза Богу, миру — исходит от него? Ничего, кроме гордыни, не утешается этим достижением... Все пустота, как жить потом, после вершины? Что будет с вершиной, когда я умру? Кто ее обживет? Кто ответит мне, как взрастить себя — уже старика — наново?...

Максим развёлся с женой. Устроился разносчиком в сан-францискую пиццерию. Теперь он колесит по городу, вдыхая синий туман и хаотично размышляет о своём прошлом и будущем. Рефлексивный поиск самого себя - излюбленная тема такого сугубо русского изобретения, как "интеллигентский роман". Иличевский владеет этим жанром в совершенстве.

- В свободное время Максим упорно думал о том, на что он потратил свою жизнь. Что ему вся эта математика? Достаточно ли будет его достижений, чтобы оправдаться перед Богом? А если Бога нет? Значит ли это, что математика была только приятным времяпрепровождением?

Когда-то очень давно некий Пифагор, по странному стечению обстоятельств, тоже математик, определил философию, как УПОДОБЛЕНИЕ БОГУ в меру человеческих сил. Но в меру человеческих сил - это не про Максима. Следующая вершина, которую он задумал покорить, намного выше предыдущей - с помощью математики и генетики он решил воскрешать мертвых.

- Он станет работать для воскрешения мертвых. Все иные задачи цивилизации смехотворны. Воскресить мертвых — вот главная задача.

Ну что сказать? Наверное такие задачи и должны ставить перед собой "обыкновенные" гении. Тем более, что один из них как-то сказал: "Для остановки нет причин — Иду, скользя... И в мире нет таких вершин, Что взять нельзя!" А дальше - долгие месяцы мучительных размышлений, попытка восхождения на Хан-Тенгри (образ горы в романе выводится, как в метафорическом - интеллектуальная вершина, так и в буквальном смысле), победа над смертью духовной, обретение себя истинного, возвращение "блудного сына" к некогда покинутой им матери.

И в "Математике" Иличевский не изменил себе, по сути продолжая тему, начатую в "Матиссе" и "Персе". Тему странников и странствий географических и духовных. Из страны в страну, от горы к горе и бесконечное странствие от себя к себе. Внимательному читателю Иличевского нетрудно будет догадаться, что главный герой романа — alter ego автора. Для меня Иличевский - прежде всего писатель - novatio. Писатель, формирующий СВОЮ систему литературных координат, ищущий свое место в современном литературном процессе, не заимствуя, а привнося.

Вердикт "Математику": КАЗНИТЬ НЕЛЬЗЯ, ПОМИЛОВАТЬ. Я свою запятую поставил. А вы?