Текст книги "Закодированная Россия"

Со скамейки поднялся потёртый тип в грязной кепке:

– Ничего подобного. Больше всех не везёт мне.

– Нет, мне. Я знаешь, сколько в двухтысячном году проиграл? Двести тысяч долларов за один заход.

– Копейки. Вот я в две тысячи третьем, как сейчас помню, триста пятьдесят тысяч долларов за один присест продул.

– А я месяц назад квартиру просадил. Так тут и живу на скамейке.

– А я…

– А я…

– А я вам сейчас всем по шеям надаю, – грозный дворник с досадой пнул гору фишек, – кто этот мусор убирать будет?

– Это, мой дорогой, не мусор, это огромные бабки, огромные. Тебе такие даже не снились, – почти пропел маленький дядечка с кочергой, – ещё вчера я свято верил в Систему. Что можно поставить на кон десять тысяч долларов и выиграть сто тысяч. Сколько я проиграл денег, страшно даже представить.

– А я…

– А я…

Тьфу, – сплюнул дворник, – а кочерга-то тебе зачем?

– Кочерга? Какая кочерга? Ах, кочерга, – наконец понял вопрос бывший игрок, – не знаю. Понимаете, я решил посмотреть Программу в Интернете. И заранее смеялся над всеми этими новомодными штучками. И тут решил лишний раз похихикать над лечением. Меня ведь где только от игромании не лечили, даже в Швейцарии. А я всегда считал, что азарт это непременная составляющая любого человека. У кого-то эта составляющая меньше, у кого-то больше. Но она неискоренима. И вдруг через двадцать минут Программы, я совершенно чётко понимаю, что я последний болван, что если у меня попытаться на улице отнять десять рублей, я буду сражаться до последней капли крови. А в казино отдаю десять тысяч долларов и ничего. Только носом хлюпаю, да в затылке чешу. Вдруг меня пронзила страшная догадка – азарт не что иное, как идиотизм, навязываемый нам больным обществом. Что в этом нет никакой удали, никакого шарма, а только голимое разводилово, обставленное зелёным сукном и разноцветными фишками. И когда я это понял, дикая обида поднялась в моей душе. Мне захотелось крушить, ломать, рвать зубами всё что так или иначе связано с азартом. И вот я здесь, а вы говорите: «кочерга». Я по дороге мужиков с Фауст патронами видел.

– Тьфу, – опять плюнул дворник, кроме как в буру ни во что не игравший, – пойду-ка я в ДЭЗ, сверхурочные слуплю

Янис подсел к брюнетке и уставился на неё самым наглым образом. Первые несколько минут она не поднимала глаз от кофе, а потом с возмущением покосилась на приставалу.

– Ещё немного посмотрю и уйду, – обезоруживающим тоном, проговорил он, – не часто встретишь такую красоту.

Брюнетка вспыхнула и милостиво разрешила:

– Да, ладно. Смотрите.

Испанец перешёл в наступление.

– Я, знаете ли, испанский подданный. В России проездом, очень люблю русский девушка, совмещу приятную с полезной. Ой, извините. Не совсем карошо говорить по-русски.

– А я уж хотела отбиваться.

– Через такое бедро и бросок приятен, – галантно отшутился испанец.

– А меня Викой зовут, – девушка неожиданно осеклась. Гадливое выражение её лица подсказывало, что она увидела какую-то гадость, типа таракана или жука.

Янис проводил её взгляд до места назначения. Это было его обручальное кольцо.

– Ах, это. Исключительно для имиджа, – авторитетным тоном заверил он девушку.

– Какого имиджа? – подозрительно спросила Вика.

– У меня хобби, знаете ли. В свободное время я занимаюсь психоанализом. Доктора Крылова знаете? Мой ученик. Так вот он считает, что психотерапевт должен носить бороду, галстук, очки и обручальное кольцо, имея при этом стопроцентное зрение и даже будучи холостым.

Вика сделала вид, что поверила и с надеждой посмотрела на Яниса. Нужно было что-то заказывать. Но для этого как минимум требуются деньги. Денег у испанского подданного не было. Даже на воду.

– А вы знаете, с кем я сейчас говорю? – попытался закрутить интригу бедный кавалер.

– С кем? – скривилась Вика, чувствуя, что из еды ей ничего не обломится.

– С Борисом Яковлевичем, одним из игорных королей Москвы. Знаете такого?

– Знаю, – неожиданно огорошила девушка.

– Откуда? – удивился Янис.

– Я знаю всех богатых мужчин нашего города, – ошеломила красавица, – вас в моём списке нет.

– Я серый кардинал. Теневой олигарх. Шифруюсь под скромного служащего и проворачиваю многомиллионные сделки в грошовой чебуречной. Вот настоящий стиль, а то какой-то убогий Куршевель или вшивые Мальдивы. Слушайте, – и Янис включил громкую связь

– Сто двадцать тысяч долларов. Это же так много. Тяжелейшим трудом в нечеловеческих условиях я зарабатываю деньги. Вы знаете, я даже носки отдаю штопать жене. Я всё-таки не пойму: таки да или таки нет?

– Нет! – завопил Янис на всю чебуречную, – сто миллионов евро вот цена нашей сделки. Со мной рядом сидит такая королева, а вы ещё смеете со мной торговаться? За сто двадцать тысяч долларов я куплю ей маленькое колечко с бриллиантами на мизинчик левой ноги.

– Сто тридцать тысяч долларов – это всё, на что я способен. И то придётся заложить мою вставную челюсть.

– Можете ещё заложить свои органы. Я подскажу вам адрес одного такого ломбарда.

– Сто сорок тысяч долларов и меня проклянут мои наследники.

– Дорогая, скажи Борису Яковлевичу: «Пупсик».

– Неудобно, – отказалась Вика.

– Неудобно называть такие смешные цифры и впадать в маразм у всех на виду. Точней на слуху.

– Сто пятьдесят тысяч и меня похоронят в братской могиле.

– Туда тебе и дорога, – Янис отключил громкую связь, – ну, вы видали как я с ним запросто?

Через полчаса испанец вновь включил громкую связь. За это время он успел расписать все двести тридцать две комнаты своего замка, коллекцию автомобилей и картин передвижников, принадлежащих лично ему и не имеющих аналогов в мире. Ухитрился набиться в гости и даже заказать за Викин счёт бутылку воды – от постоянной похвальбы сохло горло.

– Двести двадцать тысяч долларов, если у вас совсем нет совести. Если вас вскормила молоком волчица…

– Моя совесть чиста, я ей не пользуюсь.

Янис, в который раз перевёл телефон в режим автоответчика.

– Клиент никак не дозреет. Странно, – процедил Янис. Торговаться со старым жадиной и уламывать молодую красотку одновременно было весьма затруднительно. Задумавшись над своей нелёгкой долей, Яник махнул и Викин стакан. Потом добил остатки воды прямо из горлышка. Виктория не сделавшая ни единого глоточка с интересом наблюдала за «теневым олигархом».

– Девушка, включите телевизор, пожалуйста, – попросил ловелас.

Официантка включила плазменную панель. С экрана сразу хлынули горячие кадры: Экскаватор металлической «бабой» разбивает зал игровых автоматов. «Баба» мотается туда-сюда, а из разбитых автоматов снопом летят красные и синие искры. Вот два денди в смокингах, отняв асфальтный каток у рабочего, ездят по дымящимся развалинам центрового казино, утюжа всё вокруг. Вот сто человек по команде щёлкают бензиновыми зажигалками и одновременно бросают в сторону очередного казино, предварительно облитого бензином. Вот в простом продуктовом магазине озверевшие бабульки и дедульки до этого не раз проигравшие здесь свои крошечные пенсии, с победными криками выламывают игровые автоматы из пола и крушат на мелкие осколки палками и костылями.

Янис озадаченно включил громкую связь.

– Двести пятьдесят тысяч долларов и мне придётся пойти по миру с протянутой рукой. Двести пятьдесят тысяч этой суммы хватит вашим детям и внукам…

– Борис Яковлевич, – язвительно затарахтел Янис, – двести пятьдесят тысяч долларов цена убитой двушки в спальном районе. Я вам удивляюсь. Такой деловой человек, а новости по телевизору не смотрите.

– Двести шестьдесят тысяч долларов и два новейших телевизора, которые я даром предложу вам в знак нашей вечной дружбы. Я, знаете ли, телевидению не доверяю. Телевидение это Божья кара, данная человеку…

– Борис Яковлевич, – вновь перебил его переговорщик, – я вам настоятельно рекомендую посмотреть телевизор.

– Хорошо. Если вы настаиваете. Семёновна, включи шарманку, – послышалось в телефоне.

Теперь звуки из телефона дублировали происходящее по телевизору. Как раз показывали захватывающий момент: три джипа как русская тройка лошадей тянула что-то из казино. Как и следовало ожидать, это оказался стол для рулетки, который, выломав дверь, беспомощно покатился по тротуару. А в выломанную дверь хлынула толпа молодчиков с факелами. Через минуту здание казино уже полыхало. А экс игроки водили хороводы вокруг огромного костра и напевали: «Гори, гори ясно, чтобы не погасло». Надо отдать должное Борису Яковлевичу, больше он не торговался и не жаловался на бедную старость. Его голос сразу стал твёрд и решителен.

– Янис, десять миллионов евро сейчас же подвезут в то место, куда вы скажите. Но вы должны остановить это безумие. Когда и где мы назначим встречу?

Испанец назвал адрес чебуречной и назначил встречу через полчаса.

– Дорогая, через полчаса я утрясу все формальности и мы возьмём курс на остров Бора Бора.

А Москва между тем стала напоминать взятие Рима варварами. Полыхали казино, горели залы игровых автоматов, чадили «однорукие бандиты», догорали маленькие павильоны и огромные помпезные здания, имеющие несчастье приютить игорный бизнес под своей крышей. Гудели пожарные машины, заходились сиренами машины скорой помощи. За крупье и работниками игровых заведений шла настоящая охота. Художники во главе с Антипом выдвинулись в сторону чебуречной. На пути им несколько раз попадались люди, бегущие от толпы и срывающие на ходу униформу, изобличающую их род занятий. До злосчастной чебуречной оставалось три минуты пешком, когда группа поддержки вышла к Малому Ивановскому переулку.

– Смотрите, – пронеслось в автомобильной пробке.

Четыре КАМАЗа, имеющие по две цистерны, в качестве бесценного груза сминая другие машины, выехали из Певческого переулка. Остановились. Из одного грузовика выскочил мужик в расстегнутой до пупа белой рубашке.

– Шпринцалов?

– Не может быть?

– Он, точно он.

– Алкогольный король Шпринцалов.

– Смотри, что творит. Чего это он? – оживились автомобилисты, стоящие в пробке.

А расхристанный франт кувалдой стал выбивать затычки из цистерн. Прозрачная жидкость рекой устремилась вниз по улице.

– Спирт. Глядите, спирт течёт.

– Быть не может. Что у него совсем крыша съехала?

– А зачем ему теперь спирт?

– Эх, такое бы да три месяца назад. Вот бы я отпраздновал.

Резко пахнуло спиртом. Действительно река спирта, бурля и смывая дорожную пыль, неслась всё дальше и дальше. Жидкость доходила, чуть ли не до колена.

– Да какой это спирт? Наверняка водка. Градусов двадцать не больше. Он хорошей водки отродясь не делал.

– Сейчас проверим, – и один из водителей чиркнул спичкой. Спичка погасла.

– Прекращай, демон, – закричали со всех сторон.

– Я вам докажу, что это не спирт, – упорствуя, мужик, запалил сразу пол коробка и бросил в бурный поток.

Вспыхнуло мгновенно и алкогольная река тотчас превратилась в огненную.

– Атас! – голос захлебнулся.

Живым факелом загорелся экспериментатор. Волна синего огня накрыла машины, людей, деревья, дома. Синий огненный поток покатился вниз по малому Ивановскому переулку и вверх к спиртовозам. Стали взрываться и взлетать в воздух машины. Одна, две, десять, начали рваться цистерны со спиртом. Группа поддержки рванула, не разбирая дороги. Стена огня казалось, гонится за ними по пятам. Падающие горящие машины как метеориты сыпались на головы бегущих. Десять огнебегцев выбежали к Солянскому проезду. Огонь погас так же стремительно, как и занялся. Только обгоревшие остовы автомобилей остались валяться на дороге как немое подтверждение мощи огненной стихии. Ещё пять минут назад оживлённая улица превратилась в груду искорёженного металла. Опалённые жизнью художники стали созваниваться, ища друг друга.

Чёрный «мерседес» с затенёнными стеклами подъехал к чебуречной к назначенному времени. Янис развинченным движением достал из куртки диск в красивой упаковке и собирался эффектно покрутить им перед носом у Вики. К сожалению, не успел. Вика изящно прыснула ему в лицо газом из баллончика и трогательно сопроводила пинками до машины. Там его приняли заботливые руки головорезов Бориса Яковлевича и испанского подданного засосало в недра «мерседеса», как осу в банку с вареньем.

Когда Антип и его команда подгребли к чебуречной, от Яниса остался только пустой стакан.

Через час в офис позвонил Борис Яковлевич.

– Ну, и как вы себя чувствуете? – вкрадчиво спросил он.

– Бывало и получше, – вздохнул Антип.

– А будет ещё хуже, – обнадёжил король азартных игр, – Янис ваш на даче у Полковника. Ему не позавидуешь. И, конечно, несладко придётся тому, кто полезет его вызволять. А вы знаете, дорогуша, что я сейчас делаю?

– Знаю, конечно. Диск в компьютер пихаете. Только напрасно вы это делаете. Всё равно он не запустится. Памяти у вас маловато.

– У меня крепкая память, как у слона. И я припомню все твои шуточки, когда мы тебя с Семёновной на пытки отправим.

– А вы без старушки своей один не справитесь?

– Семёновна, дай мне валокордин. Он меня жутко раздражает. Ага, диск запустился. Ну, что там? Это что за цифирки? Что эта шарманка пишет, переведи?

– Давайте я вам переведу, – влез Антип, – он пишет, что вам хана. Вы запустили Программу по всему миру. Вы, Борис Яковлевич, самолично разнесли всю игровую отрасль. Камня на камне не оставили. Прискорбно. Скоро это станет известно западным партнёрам. Вычислить адресат несложно. И тогда к вам пришлют дипломированного киллера, ибо подобные вещи смыть можно только смертью. Прощайте, Борис Яковлевич, было очень приятно познакомиться. Передайте привет Семёновне, а также родным и близким. На том конце трубки повисла гробовая тишина.

– Мариночка, давай Яниса вместе вызволять, – заюлил Крылов.

– Сначала стих. Ты обещал мне про колдунов почитать.

Стих про мечту Климовского строителя.

 
Не стану врать мужик я тёртый,
Слыву пронырой у людей
И тут пронюхал на планёрке,
Что к нам приехал чародей.
 
 
И хоть уж не было вакансий,
Но я без очереди влез
Когда давал свои сеансы
Один заезжий экстрасенс.
От его взгляда дохли мухи.
Властитель магии и снов,
Он вызывал Умёрших Духов
И разбазаривал слонов.
 
 
Махал руками, рожи корчил
И непонятное мычал.
Он изгонял из зала порчу
Или энергию качал.
 
 
Да я в погоне за больничным
И сам бываю как чумной.
Да этот экстрасенс столичный,
Щенок в сравнении со мной.
 
 
Вот если он меня обучит
Бесплатно тайнам мастерства,
То хрен забьюсь тогда в падучей
Задаром или с озорства.
 
 
Ужо я там вам наврачую,
Хоть не учился никогда.
Я биополе в себе чую,
А остальное ерунда.
 
 
Напрасно я гнию на стройке.
Мне эта жизнь не по душе.
Колдун в эпоху Перестройки
Гребёт не меньше атташе.
 
 
Жена в затылке почесала
И порешили сообща
Забить кабанчика на сало
Для покупания плаща.
 
 
Продать на рынке пару тёлок,
Костюмчик справить дорогой
И прощевай родной посёлок,
Я в город еду за деньгой.
 
 
Пошёл прораб с евонным планом,
Попил он кровушки, подлец.
Теперь заделаюсь шаманом
Иль магом на худой конец.
 
 
Но после слов медбрата Вали
Сон стал, тревожен по ночам.
Ведь раньше ведьм чего сжигали —
За конкуренцию врачам.
 

– Не поняла, за что ведьм сжигали? – неожиданно заинтересовалась Марина.

– За конкуренцию во врачевании. Существует версия, что основными застрельщиками процессов против ведьм выступали именно врачи. Правильно, всех конкурентов на костёр. Ну, так как, а, Марин? Сгоняем вместе за блудным испанским подданным? Не бросим же мы человека в чужой, страшной стране на съедение всяким психопатам.

Владения Полковника не производили впечатления запущенных угодий. Чувствовалась заботливая рука, ухаживающая за газонами и садовыми дорожками. Как будто сам дьявол работал здесь садовником. Калитка была приоткрыта и приветливо приглашала в ад. Дом совершенно не производил впечатления зловещего. Наоборот, роскошный трёх этажный особняк с большими окнами, вместительными балконами и белоснежными колоннами. В таких дворцах хорошо принимать знаменитых гостей, чтобы они охали, завидуя богатству хозяев, а потом, потешив своё самолюбие, пить чай с вареньем на террасе, сознавая, что жизнь удалась. Не верилось, что здание утыкано ловушками, напичкано капканами, усеяно темницами и забито орудиями для пыток. Сева влетел в дверь, как прыгают в холодную воду, не задумываясь. Задумаешься – станет страшно, станет страшно – скажешь ну его на фиг это купание. «Главное, не думать», – уговаривал сам себя Сева. Коридор был длинным, узким и извилистым как горная тропа. Пол состоял из квадратных металлических плиток. Сева пошёл вдоль левой стенки. На всякий случай. Это казалось наиболее безопасным. Ему, почему-то мерещилось, что если он пойдёт посередине, то обязательно раскроется какой-нибудь люк и он загремит в тартарары. Сева шёл очень осторожно, ставя ногу сначала на пятку, а потом перекатывал всю ступню, в любой момент, собираясь её отдёрнуть, если появится опасность. Коридор был нескончаем. Доктор шёл уже не так внимательно. Через полчаса он вышел назад к входной двери. Приоткрыл её, выглянул на улицу. Машина Марины терпеливо дожидалась развязки всей этой истории. Ужасно захотелось сесть ей под бочок и отправиться к художникам.

– А как же Янис? – спросил внутренний голос.

– А чёрт с ним, – сам себе и ответил, – кто его просил самодеятельность разводить? Паанааедут тут, понимаешь, а потом спасай их, испанских подданных, рискуя отечественной головой.

– Да нет, надо спасать, – нравственный закон наступил на горло лишённому предрассудков внутреннему голосу.

И Сева поплёлся дальше по коридору. Шёл он, теперь нисколько не заботясь, куда ступит его нога. Прошло ещё полчаса. Сева опять вышел к двери. «Ещё разочек пройдусь и можно ехать домой – ужинать», – помечтал он. Пешая прогулка по длиннющему коридору сначала пугала, потом забавляла и, наконец, стала раздражать. Сева стал даже подпрыгивать, искушая неведомый люк. Ничего не происходило. Начал простукивать стены. Никакого эффекта. Третий раз вышел к двери. Выбрался на крыльцо, постоял, посмотрел на ворон, разгуливающих по садовым дорожкам. Марининой машины уже почему-то не было. В сердцах хлопнул дверью и снова вошёл в идиотский коридор. Сделал шаг и полетел в пустоту. Пустота быстро превратилась в какую-то мягкую и скользкую кишку, по которой Андреич неудержимо заскользил вниз. Ещё секунда и он упал на мягкий пол неведомого пространства. Поднялся, огляделся: привычный набор мебели и сантехники окружал его. Пять холодильников, пять унитазов, пять душевых кабинок. Пол мягким был только в середине этого странного помещения. По краям металлическая плитка, унитазы и стенки душа тоже из стали. Стены мягкие из прорезиненного материала. Свет проникал сквозь стены и вокруг царил приятный полумрак. Андреич заглянул в холодильники. Они были забиты едой. Не хватало только Виталика – проводника в мир больных фантазий Полковника, мир его праху. Вдруг пол посередине стал превращаться в воронку, оттуда начал вырываться с шипением воздух. И навстречу удивлённому Севе вылетел как пробка из бутылки шампанского обросший Виталик, ударился о мягкий потолок, приземлился на прорезиненный пол и затих. Вид у него был такой же, как у Марины, когда она изображала дефективную девочку, ударенную пыльным мешком по голове.

– Виталик, привет, – остолбенел Сева.

Рекламщик молчал, тупо глядя в пространство.

– Виталик, – и Сева пощёлкал пальцами перед самым его носом, – очнись, служивый. Что с тобой?

Виталик встал, покачиваясь и теряя равновесие. Устремился к туалетной кабинке. Потом рванул дверцу холодильника и начал закидывать в себя всё подряд. Сева последовал его примеру. За всё время Виталик не издал ни звука. Стало по-настоящему страшно.

– Да не молчи ты, скажи хоть что-нибудь? – жалобно попросил Сева.

Ни звука.

– Объясни, что происходит? Почему ты здесь?

Молчание.

– Чёрт с тобой. Не хочешь, не говори, – и Сева отвернулся.

Через пять минут Виталика пробило:

– Я здесь из-за тебя.

– Почему из-за меня?

– Ты меня на Программу подбил. Твоя работа. А я дурак клюнул. В долги залез. И вот теперь в долговой яме время коротаю.

– Своим только не надо ля-ля. Я всегда выступал против всенародной трезвости. А вот ты, вспомни, ради бабла, втянул меня в эту авантюру.

– Это ты меня втянул, – набычился Виталик.

– Всё было в точности наоборот. Но меня мало волнует прошлое. Меня заботит настоящее и очень пугает будущее. Как ты попал сюда, бедолага.

– За долги. Отдавать мне нечем, вот телевизионные магнаты сюда и спровадили.

– Это те, которых вся страна знает?

– Они. На телевидении нравы посерьёзнее, чем у братков будут. Те хоть счётчик включают, а эти сразу со счетов списывают. А ты как сюда забрался?

– Я за дружком явился. Он где-то здесь парится. Не знаешь где? – разоткровенничался Сева.

– Откуда? Меня швырнули в коридор. Я ходил, ходил, устал даже. А потом когда окончательно успокоился, провалился в какую-то кишку.

– Вот и я тоже, – стал поддакивать Сева, – а потом?

– А потом на стенах загорается надпись: «Встать посередине комнаты». Дальше тебя утягивает воздушным потоком вниз, а там детские развлечения.

– Что за детские развлечения?

– Ну, знаешь, как дети в таких мягких городках прыгают, типа батута. Вот и здесь также, только и стены, и пол, и потолок сами вибрируют, и ты летаешь там от стенки к стенке как резиновый мячик.

– И всё?

– Я в начале тоже думал: детская забава. Но через пару дней поменял мнение. Три часа летаешь, час здесь кантуешься. Башню сносит напрочь. Какое сегодня число?

– Двадцать седьмое октября.

– Ни фига себе, я думал уже декабрь. Значит я здесь всего две недели, а я думал два месяца.

– А охранники типа Крысёныша есть?

– Я не видел. Ни разу. По-моему это самый лёгкий уровень. Никаких издевательств кроме бесконечного рикошета от стенки к стенке.

– А ты пробовал в душевой кабинке спрятаться?

– Пробовал. Начинает бить током. Видишь плитки металлические и унитазы, и столы. Приходится прыгать на резиновую поверхность, а она уж тебя затянет.

– Ну, по сравнению с потолком не так уж плохо.

– До тебя здесь был почти курорт, – с горечью бросил Виталик.

– Почему? – не вник Сева.

– Потому что пока сам скачешь по резиновому дому это одно, а когда нас будет двое это другое. Мы неизбежно будем сталкиваться, а это травмы. А увечье здесь – верная смерть.

– Представляю, если бы здесь было пять человек, как задумано, – попытался сгладить ситуацию Андреич.

– Пять человек здесь, безусловно, смертники, но и двоим не выжить, – злобно процедил Виталик.

– А как ты узнаёшь, что пора в центр становиться? – сменил тему Сева, – колокол звонит?

– Буквы на стенах появляются, я уже говорил, – язвительно прищурился Виталий, – Севак, извини, но Боливар не вынесет двоих.

– Это ты к чему?

– Моё дело предупредить.

Замолчали. Через двадцать минут на стенах зажглась фраза: «Встать в центр комнаты». Сева демонстративно отошёл в угол и схватился за стенку душевой кабинки. Виталик послушно встал в центр комнаты. Сначала появился слабый ток воздуха, он стал усиливаться. Пиарщик сразу провалился вниз. Сева закрыл душевую кабину изнутри и стал ждать, чем всё закончится. Закончилось всё очень быстро. Мощный разряд тока пронзил тело упрямца. Второй разряд, третий. Да, недаром ему поменяли ботинки. Можно было их, конечно, скинуть, но босиком получать разряд по голым пяткам вряд ли приятней. Пришлось Севе как грешнику по раскалённой сковородке скакать к спасительному центру. Тем более что мощный воздушный поток так и тащил в середину комнаты. Андреич опять полетел в какую-то кишку. А потом выпал в резиновую комнату. Сбоку пролетел Виталик с выпученными глазами и выдвинутым подбородком. Сева полетел в противоположную сторону. Комната была достаточно большая. Если постараться, то можно разминуться. Но Виталик не хотел мирно сосуществовать. Весь его вид говорил о начале боевых действий.

– Зачем Виталик? Зачем ты делаешь такое воинственное лицо? Мы можем летать вместе или разойтись как в море корабли.

– Не можем. Мы неизбежно будем сталкиваться.

– Ну, можно же как-то группироваться. Ударяться задницами в конце концов, спинами, головы обхватить руками.

– Нельзя, – отрезал Виталик, – Полковник недаром запустил этот аттракцион. Здесь выживает сильнейший.

Сева как мог, пытался избежать столкновения, но угол рикошета неизбежно должен был свести его с Виталиком. Тем более что тот настроен, был серьёзно. Два раза Сева чудом пролетал, не коснувшись Виталика, почти пролетел и третий, но пиарщик неожиданно выбросив кулак, заехал Андреичу в челюсть. В голове как будто разорвался снаряд. Второй раз он получил локтем в глаз. К снаряду добавился сноп искр. Сева встряхнул головой, подумал: «Это сон. Просто кошмарный сон». И получил такой удар коленом по зубам, что от него мог проснуться и мёртвый. Пора было что-то решать: или биться в воздухе как военный истребитель, или добрый сосед его быстро до смерти забьёт. Доктор выбрал жизнь. Огонь зажёгся в его подбитом глазу, кулаки сжались, а колени напружинились. Теперь он как боксёр-профессионал делал ставку на один коронный удар, который решит все вопросы. Виталик был опытней. Он лучше знал резиновый ринг. Он сразу завладел преимуществом и не ведал жалости. Сева был новичок, первые удары он пропустил, исповедуя человеколюбие и непротивление злу насилием. Но когда-то он занимался боксом и каратэ. Очень недолго и почти безрезультатно. Но одну вещь он усвоил твёрдо. Чтобы выиграть нужно, поставить на один удар. Один единственный удар, в который вкладывается вся мощь жадного до жизни тела. А ещё нужно предварительно усыпить бдительность противника. Показать ему, что ты выдохся и сейчас рухнешь в нокаут. И вот они глаза в глаза, лоб в лоб, летели навстречу друг другу как наш лётчик и немецкий ас, идущие в лобовую атаку. Сева принял испуганный вид и замахал бестолково руками. Виталик метил кулаком в другой глаз. Андреич поставил умело блок и кулак противника соскользнул по его ладони, но он завизжал как свинья и закричал дурным голосом: «не вижу, ничего не вижу». Пиарщик издал победный клич и приготовился закрепить успех. Теперь они летели ногами друг к другу. Сева закрыл голову руками, но сквозь пальцы прекрасно видел, что враг метит в пах или солнечное сплетение. В последний момент он подогнул колени и с амортизировал удар, но издал такой хрип, как будто Виталик достал его в самое болезненное место. Голова доктора безвольно откинулась, и дальше он стал парить раскорячась, безвольно, боком стукнулся о резиновую стену и полетел навстречу асу – удобная мишень, боксёрская груша, деморализованный слизняк. Противник попытался дотянуться до него, не дотянулся. Три раза они пролетали мимо друг друга, вне пределов досягаемости. Причём Виталик отталкивался от стен ногами и летел, держа кулак впереди, как делают супермены в американских фильмах. Сева же безвольно болтался как дерьмо в проруби. На четвёртый раз они неумолимо сближались. Виталик приготовился нанести победный апперкот, а Сева безвольно поджал ноги и застонал: «не надо». Когда до соперника оставалось чуть-чуть, Севина правая нога выстрелила противнику левое ухо. Для Виталика это было как гром среди ясного неба. Сразу пропала вся координация движений, и угас боевой пыл. А Севе нужно было не давать противнику прийти в себя. Ещё два удара и Виталик впал в анабиоз. Следующий шаг заключался в совместном полёте. Сева ухватил соседа за воротник и летал вместе с ним, втолковывая, что жить лучше дружно и в любом месте веселее вместе, тем более, что Марина сообщит всё друзьям, а они-то непременно придут на помощь. Виталик, находясь в прострации, отвечал вяло и агрессии больше не выказывал. Отлетав положенные три часа, они были выброшены в комнату отдыха. Так продолжалось бесконечно долго: три часа полётов, час в «аэропорту». И Сева почувствовал, что ярость по отношению к напарнику начинает нарастать и стучаться в виски. Виталик стал его бесконечно раздражать. Всем: начиная от чавканья перед холодильником и заканчивая совместными полётами. Ему казалось, что рекламщик специально щипает его, вместо того, чтобы просто держать за рукав. Отталкиваясь ногами, намеренно меняет маршрут. И Сева, вместо того, чтобы стукаться о резиновые стены спиной, бьётся головой. Виталика, похоже, обуревали подобные чувства. Всеволод пытался убедить себя и Виталия в злонамеренных кознях Полковника, в том, что худой мир лучше доброй ссоры. Ничего из этого не получалось. Во время очередного полёта ни с того, ни с сего оба лётчика оттолкнулись друг от друга и разлетелись в разные стороны. Огонь ненависти горел в их глазах, тела приняли боевые стойки, и завязался кровавый бой. Сева вспомнил слова одного знакомого поэта: «свирепые птицы под солнцем дерутся за право отбрасывать тень на земле». Теперь каждый противник использовал свои сильные стороны. Виталий делал ставку на кулаки. Всеволод на удары ногами. Дело приняло настолько серьёзный оборот, что стало ясно – в живых останется только один летун. Три раза асы пролетали друг мимо друга, не нанося удары, а копя силы и высматривая слабые стороны противника. Наконец, грянуло сражение. Сева изо всех сил двинул напарника ногой в солнечное сплетение. Виталик метил кулаком в челюсть, но промахнулся, а Андреич попал. Пиарщик сразу превратился в тряпичную куклу, безвольно мотающуюся в замкнутом пространстве. Сева почувствовал укол жалости к сопернику. Это его и сгубило. Решив, что бой закончился, не начавшись, доктор утратил бдительность и, подлетая к Виталику, чересчур раскрылся. Мощный удар в переносицу отшвырнул его на несколько метров. Кровища, хлынувшая из ноздрей, залила глаза, пока он беспомощно кувыркался в воздухе. Второй удар он получил, судя по всему ногой. Уже по затылку. Третий пришёлся в солнечное сплетение. Теперь уже он напоминал сдувшуюся резиновую куклу без руля и ветрил болтающуюся меж упругих стен. Попытки стереть кровь с век успеха не имели, она по-прежнему хлестала и норовила залить глаза. А Виталик не ведая жалости, лупил и лупил руками и ногами по беспомощному противнику. С трудом, разлепив веки, Сева осознал всю тяжесть своего положения. Единственное, что может его спасти, это ближний бой и, невзирая на сыплющиеся удары при следующей стыковке Сева ухватил Виталика за ногу, потом за пояс и полез к горлу. Со стороны это напоминало обезумевшего боксёра, который, забыв все правила, лезет душить противника. Виталик что-то там прохрюкал о правилах игры и упустил драгоценные секунды. Сева намертво вцепился в его горло. Горло оказалось неожиданно податливым. Виталик обмяк. Пшшш. Три часа истекло и их вышвырнуло в «отстойник». Виталик захрипел.

«Да уж», – подумал Сева – «затянись раунд ещё на минуту, и сосед бы отправился к праотцам».