Текст книги "Он скоро умрет"

Александр Шохов
Он скоро умрет

Каждый день у моря в Аркадии собирались посидеть на пляже пенсионеры и безработные. Одетые в черное и серое, они смотрели на море, вглядываясь в горизонт, и казалось, что они ждут чего – то неизбежного, что обязательно должно прийти оттуда, из места, где небо и море становятся одной стихией.

Вокруг, на проданных городскими властями пляжных территориях, велись шумные строительные работы: ошалевшие от чувства обладания престижной площадью бизнесмены готовились к лету. Одесса ждала туристов, иностранных моряков, – всех тех, для кого этот город запомнится нескончаемым праздником.

Еще не было тепло, конец апреля не радовал солнечными днями, но некоторые осмеливались купаться в прибрежных волнах.

Каждый раз, когда я приходил посидеть у моря, она проходила мимо меня. Проходила, не замечая. Наверное, ей было все равно, кто на нее смотрит. Я не знал, кто она. Иногда появляясь на пляже в обществе подруг, она звонко смеялась, и в ее каштановых волосах играли лучи солнца. Иногда я видел, как она идет по улице, погруженная в себя и в то же время похожая на единственное цветное изображение на черно – белом фото. Однажды я увидел ее в Городском Саду. Она сидела перед художником, который рисовал ее портрет. Тогда, остановившись, я смотрел на нее почти час, наблюдая, как тонкие черты юного лица проступают на белом листе ватмана. Против моей воли получалось, что я встречал ее почти каждый день.

Одесса – маленький город, где все знают друг друга. Поэтому встреча с одними и теми же людьми – вовсе не редкость. Но к ней я испытывал непреодолимое и глупое влечение, она стала моей навязчивой мыслью, моими снами и грезами, которым я предавался, сидя под своими любимыми деревьями около дома.

Впрочем, пора сказать, кто я такой, чтобы было понятно, почему это влечение выглядело глупо. Я парализованный пятидесятилетний вдовец. Моя семья погибла в автокатастрофе, а я сел в инвалидную коляску, которая умеет спускаться по ступеням. В моих словах нет горечи. Так случилось. Может быть, это карма, я не знаю. Уже девять лет прошло с тех пор.

В отличие от других стариков – инвалидов, я более – менее обеспеченный человек. Свои двести долларов в месяц я зарабатываю переводами и преподаванием нескольких языков. Сначала ноги были парализованы полностью. Благодаря непрерывным тренировкам, последние три года я чувствую их от паха до колен и уже полгода могу двигать бедрами.

Многочасовые занятия йогой, тэнсёгрити и омнио – тренингом позволяли надеяться, что когда – нибудь я встану с инвалидного кресла. Врачи говорили о невозможности полного выздоровления. Но слово «врач» всё – таки произошло от «врать», поэтому я не особенно верю им.

Девочка с каштановыми волосами и звонким смехом, цвет глаз которой я никогда не мог определить, казалось, несла в себе всю волшебную силу жизни. И мне не хотелось думать, что она выйдет замуж по расчету или начнет стирать мужу носки. Я искренне хотел ей лучшей судьбы. Но я мог только желать ей счастья, будучи не в силах ничего сделать для нее.

Общества опустившихся стариков я избегал. Оно было мне омерзительно. Все эти бесконечные шахматные партии, приносящие мелочное удовлетворение победителю, или шумное домино с запахами дешевого табака и пота… Это было пустым ожиданием смерти.

Мне нравилось слушать море и думать о ней без малейшей надежды когда – нибудь поговорить или взять за руку. Разве она посмотрит на немощного инвалида в коляске, когда вокруг столько бодрых, жизнерадостных молодых самцов? Но тем не менее, внутренне смеясь над собой, я стал следить за своей одеждой и прической, и даже купил себе роскошные солнечные очки за пятьдесят долларов.

И день чудес настал. Это был мой день рождения, пятое мая. Пятьдесят лет, которые я не хотел отмечать, чтобы не чувствовать себя совсем уж старым. Наверное, никто из моих сегодняшних знакомых даже и не знал о юбилее. Утром я в течение двух часов дышал, делал упражнения и медитировал, затем, приняв душ, поехал в центр города, прогуляться по Горсаду и Дерибасовской. Свою «Тойоту» я оставил на Греческой, недалеко от магазина «Самсунг», и поехал в кресле по Красному Переулку.

Именно в это время она оказалась в щекотливой ситуации. Окруженная тремя молодыми здоровяками, которые прижимали ее к забору, она тихо плакала, пока один из них изучал содержимое ее сумочки.

Я подъехал и, недолго думая, схватил самого большого. Руки у меня сильные: я могу ходить на них и отлично плаваю. Схватил я его болевым приемом, поэтому он охнул и, подергавшись, обмяк.

– Эй, парни, – сказал я. – Немедленно верните девчонке все, иначе ваш друг сломает шею. Для убедительности я нажал на болевую точку и парень взвыл – думаю, больше от страха, чем от боли. Его приятели оторопели. Они как – то робко отдали девушке сумочку и кошелек, положили на землю серьги, кольца и браслеты, и стали пятиться, испуганно глядя на приятеля, стонущего в капкане моих лап. Передавив ему сонную артерию, я отпустил несчастного, и тот рухнул на асфальт.

– Пойдем со мной, – сказал я. – Они больше не опасны.

– Спасибо вам, – сказала она. – Вы очень сильный.

– Я провожу тебя немного. Как тебя зовут?

– Алла.

«Я знал, что ее зовут именно так! Просто знал!» – мои мысли были в полном смятении, но я вел себя уверенно, сохраняя бесстрастно – терминаторское выражение лица.

– А меня зовут Герберт.

– Просто Герберт?

– Просто Герберт. Терпеть не могу обращения на «Вы». Я преподаю европейские языки, профессиональный переводчик.

– А я студентка Политеха. Второй курс.

– Мы, кажется, виделись в Аркадии…

– Да, я помню Вас. Вы всегда так печально смотрите на горизонт.

– Это там общее настроение. Все словно ждут конца света.

– Да, – она засмеялась. – Верно, очень похоже. Подходишь, а они сидят и ждут… И тоже начинаешь чего – то ждать вместе с ними… Спасибо, что ты защитил меня, Герберт.

Она словно пробовала мое имя на вкус, перекатывая его на языке. У нее удивительно произносился звук «р» – почти по – французски, но все же совершенно по особенному. Как маленький колокольчик на кончике языка.

– Они знакомы тебе?

– Нет, просто идиоты какие – то. Подумали, что у меня золотые сережки с брюликами. На самом деле просто имитация.

Я оглянулся, чтобы проверить, не преследуют ли нас неудачливые грабители. Их не было.

– Кажется, они больше не привяжутся к тебе.

– Я иду к подруге. Хотите… хочешь пойти со мной?

– С удовольствием. Но в гости не принято с пустыми руками. Давай хотя бы конфеты купим. Мы зашли в бывший овощной магазин на Дерибасовской, взяли пан – пиццу и ассорти «Мауксион», и вскоре уже сидели в гостях у подруги, которая жила на углу улиц Гоголя и Маяковского. Подругу звали Лена, она была немного старше Аллы, но большой разницы между ними не ощущалось. Они весело щебетали, а я продолжал изображать из себя супермена – сгибал пятаки в трубочку и взглядом отклонял пламя свечи, чтобы затем ударом кулака с трех метров потушить его. Девчонки хлопали в ладоши, смеялись, и совершенно забыв, что я инвалид, предложили устроить танцы.

В этот момент со мной и случилось первое чудо. Мне так хотелось потанцевать с ней, что я попробовал направить энергию в ноги, и, едва не вскрикнув от внезапной боли, встал с инвалидного кресла и галантно поклонился. Чтобы вы представили, что означает для человека, девять лет проведшего в кресле, встать, – это то же самое, что за секунду увеличить свой рост на полметра из – за того, что ноги ниже колен вытянули на каком – то адском аппарате. Хотя мышцы благодаря тренировке и ежедневному массажу не атрофировались, ощущение огня и боли почти оглушало… Но я был так счастлив этому ощущению боли, – оно после полной бесчувственности было скорее невыносимым удовольствием, вызывающим слезы радости. Наверное, меня спасли в тот момент только темные очки, которые я так и не снял из – за солнца, бившего сквозь окна. Иначе они увидели бы все это в моих глазах.

Я станцевал один танец с Аллой, один с Леной, а потом опустился в свое кресло и, как ни в чем не бывало, предложил выпить еще чаю. Разумеется, все мое тело в тот миг трепетало от боли, восторга и усталости.

Я проводил Аллу до дома в сумерках. По пути говорил ей о Гогене и Ван Гоге. Современных девушек легко поразить образованностью – они почти ничего не знают… Моих сил хватило даже на то, чтобы, выйдя из машины, стоя на своих ногах, поцеловать ее в щеку у подъезда, а потом сесть за руль и уехать домой, все время поглядывая на блокнот с ее телефоном и думая о том, не потеряет ли она мою визитную карточку.

С того дня я стал ходить. Каждый день всё лучше и лучше.

Я жил в небольшом одноэтажном доме, который достался мне от бабушки. Во дворе был фруктовый сад. По выходным я натягивал в нем гамак между деревьями и проводил время в созерцании неба и ветвей. Осенью собирал обильный урожай. Я знал характер каждого дерева и подолгу беседовал с ними. Под каждым была устроена удобная скамеечка или стояло летнее кресло. Я читал под деревьями книги, подбирая темы под их вкус. Так я проводил время в течение этих девяти лет.

Она позвонила через два дня. Страна отмечала майские праздники, а у нее были трудности с французским. Мы встретились у меня и, полчаса позанимавшись языком, оказались в постели.

Это произошло неожиданно для меня, и как – то очень весело и естественно. Наблюдая за своим состоянием со стороны, я думал, что еще недавно не смел и мечтать о таком времяпровождении.

Пока она была в ванной, я приготовил кофе и, буквально прыгая по кухне, начал готовить свой любимый пирог. Она присоединилась ко мне, и вскоре мы снова были в постели. Кажется, все майские праздники прошли в этом постельно – кухонном режиме. Но и французский не был обделен вниманием.

В середине июня я уже сам дошел до Аркадии и вернулся обратно (это примерно полтора километра в общей сложности). В июле я получил работу в представительстве британской компании, и у меня началась совершенно другая, не инвалидная жизнь. В день приема на работу я упаковал свою инвалидную коляску и спрятал ее на чердак. Там же я нашел свой старый велосипед, почистил и смазал его, чтобы ездить по утрам на пляж.

Между тем в мире стали происходить изменения, которые трудно было игнорировать и невозможно объяснить. Во всем цивилизованном мире почти одновременно (за первую половину июля) подали на развод миллиард человек. Программы новостей показывали длинные списки очередников в органах регистрации браков и разводов. Когда дело доходило до судебного разбирательства между супругами, наиболее яркие процессы демонстрировались по телевидению и имели фантастическую популярность. Эти своеобразные сериалы назывались «Ужасы семейного очага».

Еще одно изменение, которое потрясло меня, произошло в начале августа. По городу почти перестали ездить автомобили. Только маршрутные такси и иномарки иногда шныряли по некогда заполненным транспортом улицам. Я недоумевал, что произошло, пока однажды утром мне не пришло в голову, что я уже месяц не садился за руль автомобиля, предпочитая идти на работу по берегу моря, пешком. Нередко я думал о том, как хорош был бы этот город, если бы в нем не было машин и любителей сжигать мусор. Каким чистым и сладким был бы тогда воздух. Я всегда задыхался весной от того, что в соседних домах жгли старые листья и ветки. Меня поражало, что люди, которые с геометрической безупречностью размечали грядки и размещали кусты ягод, могли с такой поразительной беспечностью загрязнять свои и чужие легкие. Так вот, – теперь воздух действительно стал сладким, в нем не было даже привкуса дыма или бензиновых выбросов. Машин стало меньше в десять – пятнадцать раз. Эти изменения в мире, так удачно совпавшие с моими тайными желаниями, вписывались в сказку любви, которой я жил.

Алла была свежа и хороша, как лесной родник. Ее прохладная кожа, длинные каштановые волосы, подобные замершему водопаду, глаза, меняющие свой цвет от бирюзовой прозрачности летнего неба до цвета грозовых облаков, когда она сердилась… Каждый ее жест привлекал, каждое слово манило… Ее, казалось, не волновало, сколько продлятся наши отношения, и кончатся ли они браком. А я думал о браке как об отжившем институте, а о детях – как о неоправданном генетическом риске: клоны выглядели куда более «собственными» детьми, чем дети, зачатые в браке. И многие люди на планете уже растили собственных клонов, – это не было чем – то необычным. Вероятно, именно возможность клонировать детей убила институт брака. Или (страшно подумать) это сделало мое нежелание связывать себя брачными узами. Ведь все мои желания стали исполняться…

Одесса дышала летним зноем. Мы встречались с ней несколько раз в неделю, я давал ей уроки языка, мы гуляли вдоль моря, загорали (чаще на нудистском пляже), целовались, иногда она оставалась у меня ночевать, и мы всю ночь предавались любви. Каждое утро я просыпался с ощущением избытка сил и, прыгнув на велосипед, ехал купаться в Аркадию, после чего не спеша собирался на работу.

Часто в выходные, когда она не приезжала ко мне, я отправлялся погулять по городу. Проходя по полурасплавленному асфальту и вглядываясь в лица людей, я пытался понять, что заставляет их чувствовать себя несчастными.

Я смотрел на пенсионеров, сидящих на скамьях на Куликовом поле, то ли в ожидании трамвая, то ли просто отдыхая по пути от одной усталости до другой. Они, бессмысленно глядя в пустоту, иногда шевелили губами и смотрели вокруг глазами, полными христианского смирения или мрачной безнадежности.

Я вглядывался в глаза молодых, загорелых, плохо одетых парней (мятые пиджаки и спортивные майки под ними) – то ли наркоманов, то ли алкоголиков, которые сидели с выражением лица «Жизнь – дерьмо» и, может быть, искали способ что – нибудь украсть у проходящих мимо… Во всяком случае, сидели они как на иголках, перекидываясь отрывочными фразами и не глядя друг на друга. Я смотрел на тинейджеров, которые, обалдев от лета и вида полуобнаженных женских тел, матерились и плевались сквозь зубы, осваивая одну из социальных масок, которая почему – то показалась им особенно привлекательной. Эта маска, как и любая другая, сидела на них плохо, и они неустанно репетировали друг перед другом те черты поведения, которые, по их мнению, этой маске соответствовали.

И на фоне всего этого шли молодые женщины. Они, одетые, как правило, в недорогую, но аккуратную и со вкусом подобранную одежду, с улыбками и ясными глазами шли сквозь это безумие несчастных лиц, делая вид, что окружающее не имеет к ним никакого отношения, что в их жизни все обязательно будет хорошо, что появится прекрасный принц, который подарит им весь мир. А на них сквозь опущенные окна престижных автомобилей, смотрели те, кто чувствовали себя хозяевами судьбы.

Такой была Одесса тем жарким летом. В этой Одессе, обалдевшей от жары и торжества всяческой растительной и птичьей жизни, с толпами собак, лежащих в тени деревьев, в траве и под колоннадами правительственных зданий, я жил и испытывал на себе магию любви.

Я помню вечера, когда мягкое закатное солнце медленно струилось по стенам зданий, и отливало серебром в запыленной листве. Я помню тропические ливни, ломающие зонтики и проникающие сквозь любую одежду. Я помню, как дивно смешиваются запахи духов и дождя, как сладко отдаются во всем помолодевшем теле энергетические потоки, пробужденные любовью и ощущением полноты жизни. Я купался во всем этом, как в океане чистой радости, и не было такой вещи, которая была бы не по плечу мне в то лето.

Первое событие, выходящее за рамки здравого смысла, случилось в сентябре. Я нашел в своем гараже тайник. Его вряд ли сделал дедушка – сейф, спрятанный под небольшим навесом, в стене выложенной кирпичом смотровой ямы, выглядел совсем новым. Кто сделал его? Раньше в смотровую яму я не спускался. По понятным, надеюсь, причинам. А в тот день я зашел в гараж посмотреть, как там чувствует себя моя «Тойота» после трех месяцев бездействия и уронил в яму авторучку.

Замок был кодовым. Я знал, что такого рода сейфы требуют ввода четырех чисел: надо было устанавливать их, вращая диск в разных направлениях. После нескольких попыток я попробовал 5–5–19–49 – дату моего рождения, и он открылся. Внутри я нашел дискету 1.44 Мб, блокнот, две банковские пачки странных купюр, золотой перстень с ослепительно – синим камнем в нем и записку:

Дорогой Гэрберт! Ты будешь удивлен, обнаружив этот тайник. Но еще больше ты будешь удивлен, что я – это ты. Нет, не из будущего, как ты можешь подумать. Из места, где понятие времени вряд ли имеет какое – то значение. Вся полезная тебе информация на дискете. Она зашифрована, код – это дата твоей первой встречи со Сфинксом. Шифрующая программа тоже на дискете. Я надеюсь, что ты сумеешь действовать так, как должен. Твое настоящее имя подписывает эту записку.

Эльдин

Встреча со Сфинксом! Конечно, я помнил эту дату. Мама затаскала меня по психиатрам, когда я сообщил ей о том, что передо мной появляется лев с головой женщины и рассказывает удивительные истории. Впервые это случилось 7 января 1955 года. Мне было пять лет. Эти встречи продолжались до 1960 года, и я к этому же времени с легкостью начал говорить на трех языках. Все удивлялись, но я уже не рассказывал, что Сфинкс дал мне знание языков через свое огненное дыхание, влившееся в мои уши и открывшее их знанию.

Я поднялся в дом, вставил дискету и начал читать. На ней было три файла, которые можно назвать короткими зарисовками, и один большой, состоящий из формул и малопонятных объяснений к ним.

Файл 1

Я шел по берегу моря и серовато – сиреневые руки тумана тянулись к моим следам на песке. Изредка ветер отрывал и уносил на берег облакообразные кусочки, они цеплялись за ветви невысоких деревьев и, подобно снеговым шапкам, оседали на прибрежных холмах. Мне не было холодно. Я направлялся к мысу, на оконечности которого стояла каменная церковь. Ее венчала петля. Видимо, в этом мире бога убили посредством виселицы. Мои глаза не замечали вокруг ни одного разумного существа. Если не считать моллюсков, выброшенных на берег, и птиц, осторожно поющих в туман свои утренние песни. Но интуитивно я знал, что за мной наблюдают несколько пар человеческих глаз. Идя по мысу к церкви, я увидел множество проваленных могил. На каменных надгробьях были высечены щиты и шлемы. Все с символикой меча, разрубающего петлю. Какой – то рыцарский орден хоронил здесь своих героев. Войдя в церковь, я почти не удивился тому, что внутри было больше сотни людей, которые смотрели на меня удивленно, испуганно и одновременно благоговейно. У алтаря лежал мертвый рыцарь, одетый в блестящие доспехи. Его голова была наполовину отрублена. Я подошел к нему сквозь расступающуюся толпу и прикосновением руки излечил смертельные раны. Вздох пронесся по церкви, когда рыцарь встал из гроба и преклонил колено передо мной.

– Иди и сражайся, – произнес я. – Твоим войском будут мои мертвецы, которых я воскрешу для тебя.

Из моих поднятых рук изверглись во все стороны лучи животворящего света, и через открытые двери храма можно было видеть, как поднимаются вооруженные скелеты, как они отряхивают с себя прах земли и обрастают плотью, и как их оружие приобретает блеск отточенной стали.

Я вышел на крыльцо, и за мной последовали остальные. Мертвецы, строясь ровными колоннами, приветствовали меня криками и лязгом стали.

Файл 2

Отодвинув рукой фрактальный занавес, я вошел к ним. Они все еще спали. Мои Вселенные, совершенные женщины, существа бесконечные, но измеримые, неисчерпаемые и доступные, соблазнительные и непостижимые. Только бог может видеть, как они прекрасны во сне. Создавая каждую из них, я наделил их многими врожденными идеями и системными признаками, оригинальным и сильным сознанием, чувством гармонии и силой, огромной силой. Они были талантливые дети моих лабораторий, они были выражением меня самого, произведением, которое я создал, чтобы проявить все нюансы своего существа. Я творил их в порыве, я не отдыхал, мне хотелось создавать их еще и еще. Я вспомнил, как я забывал о войне, непрерывно шедшей между богами, как я придумывал их особенности, какие технические решения изобретал. И теперь они были для меня чем – то вроде памятных записей.

Они спали, и я сосредоточился, чтобы пробудить их. Я сконцентрировал луч творящей силы на соединении энергетических полей, которое создал, вводя их в сон. И энергетические поля освободили друг друга. Вселенные зашевелились и проснулись.

Я передал в их сознание пучок информации о происшедшем за время их сна и в тот же миг почувствовал, что меня распирает энергия. Нет, это сказано слишком слабо. Меня распирала древняя мощь.

Вселенные были моей армией, моим источником силы, и, используя эту силу, я вспомнил себя Эльдином, разрушившим Черную Империю и создавшим из клочков ее энергии несколько сотен вселенных – оружий, самых опасных, коварных и обольстительных. Они были в состоянии парализовать волю, захватить контроль над сознанием, изменить энергетические характеристики атакующего их бога, запутать в лабиринте, закрыть на замок, промоделировать внутри себя ход сражений или политических процессов и на основе этих моделей составить рекомендации богу, сделавшему запрос и описавшему ситуацию – своеобразные компьютеры, способные моделировать процессы по нечеткому описанию. Я создал вселенные, которые умели выпускать наружу свои свойства и качества. Например, вселенные, внутри которых была возможна магия, могли выпускать в окружающее пространство луч, внутри которого действовали их внутренние физические законы. Или, если внутри вселенной не было ничего холоднее плазмы, и внутри плазмы существовали разумные существа, они могли выпустить этих существ в атаку на врага. Это была армия, свойства которой знал только я, подчиненная только мне.

Файл 3

Элхина была Вселенной – лабиринтом. Когда я прыгнул в нее, Дионис и Будда сопровождали меня. Элхина – это нестабильное пространство, части которого перемещаются относительно друг друга, создавая все новые комбинации. Каждое сочетание частей образует собственную систему врат, пользуясь которой можно перейти из одной части пространства в другую. Я населил эту вселенную миллиардами чудовищ, и именно в эту Вселенную я помещал огромное количество воскрешенных в разных вселенных воинов. В сновидениях своей человеческой жизни я продолжал быть богом, и формировал армию.

Я прыгнул, приземлившись на одну из планет, и оглянулся. Боги последовали за мной.

Впереди сияли огни. Мы двинулись к ним. Безлюдный, полный огнями город встретил нас приглушенными звуками. Мы продвигались по улицам, угадывая верное направление по усиливающемуся звуку. Похоже, все жители собрались в одном месте. Может быть, чтобы совершить какой – то обряд. А может быть, здешние пророки предсказали наше появление. Мы шли довольно долго, и я угадывал в архитектуре зданий черты, заимствованные из моих снов, из тех вселенных, в которые я отправлялся, набирая свою армию. Сводчатые окна, колонны, шестиугольные крыши, здания, состоящие из шаров, стоящих друг на друге, пирамиды, здания в виде пятнадцатиконечных звезд, – все это, сочетаясь друг с другом, производило эффект устрашающий и печальный. Казалось, что здания – это деревья, пересаженные в этот странный каменный сад из различных вселенных.

Жители находились на огромном стадионе. Во всяком случае, это сооружение больше всего было похоже на стадион. На возвышении располагались огромные голографические экраны, увеличивающие то, что происходило в самом центре. Три красивые женщины, одетые в прозрачные ткани, танцевали под ритм странной и пугающей музыки.

– Здесь слишком мало женщин. Ты переносил сюда только воинов, – засмеялся Дионис.

– Н – да, Эльдин. Похоже, твои мертвецы здесь не очень – то счастливы, если женщин видят только на подобных сборищах.

Между тем танцовщицы избавились от последних покровов, скрывающих их тела, и озаренные ярким светом, продолжали свой безумный танец. Мы слышали вздохи, проносящиеся по толпе.

– Богини! Подарите нам свое покровительство! – стонали мужские голоса справа.

– Одарите нас своими дарами! – кричали слева.

– Они сделали из женщин богинь, – сказал Дионис. – Неплохое решение.

– Мы пришли не для изучения местных обычаев, – сказал я. – Давай – ка воспользуемся моментом.

Я влетел в освещенное пространство. Дионис был справа, а Будда слева от меня. И вдруг мы оказались на залитом солнцем лугу, среди цветов. Будда и Дионис свалились на меня, и, пока мы барахтались, я услышал звонкий женский смех.

– Ты – то сам ориентируешься в своем лабиринте? – спросил Будда, вставая и отряхиваясь.

– Похоже, что нет, – ответил я. – Но мы попали совсем не в плохое место. Женщины, которых здесь было на удивление много, окружили нас со всех сторон и осторожно рассматривали.

– Мы пришли с миром, – мысленно сказал я.

– Мы рады вам, – ответила одна из них. – Но позвольте нам продолжить обряд.

– Конечно. Что мы должны сделать?

– Просто переместитесь под деревья. Вам принесут туда фрукты и вино.

Мы переместились, куда нам было сказано, и тотчас на лугу возобновился танец обнаженных девушек.

– Они стали взрослыми и проходят обряд посвящения, – сказала высокая беловолосая женщина, сопровождающая нас.

– Ну и вселенную ты устроил, – шепнул Будда. – Мужчины подглядывают за женщинами, находящимися в другой галактике.

– Я и понятия не имел, что здесь происходит. Я же просто открывал им двери и впускал сюда!

– Что – то еще не видно твоих чудовищ. Твоя извращенная фантазия должна была создать настоящие шедевры, – съязвил Дионис.

– Вино и фрукты для гостей! – блондинка хлопнула в ладоши и тотчас под деревья поставили небольшой сервированный столик с удобными сиденьями вокруг.

– Испробуем плоды земли этой, – сказал Будда, надкусывая огромный оранжевый плод.

– И воздадим должное этому превосходному напитку, – Дионис наполнил бокалы.

Мы сдвинули прозрачные кубки и в этот миг в мое вино упало небольшое насекомое. Я хотел выловить его и отпустить на свободу, но заметил, что прикосновение к вину лишило его жизни.

– Это яд, – сказал я.

Дионис, который почти поднес кубок к губам, побледнел и поставил вино на стол.

– Что это значит?

– Подумай. Мы не первые мужчины, которые сюда прыгнули. И они всех уничтожали. Иначе на первой планете не было бы такого дефицита женщин.

– Ну и мирок! – Будда отложил надкусанный плод в сторону. – Надеюсь я еще не смертник.

– Твоего желания достаточно, чтобы нейтрализовать этот яд, – сказал я.

– Не вижу смысла пить и есть отраву, даже если я тысячу раз неуязвим!

Дионис встал из – за стола и, взяв за руку сопровождавшую нас блондинку, усадил ее на свое место:

– Отпей из моего кубка!

Ни один смертный не может противиться команде бога.

– Она покорно взяла кубок в руку и в глазах ее отразилась тоска. Я остановил ее.

– Не нужно. Расскажи, почему вы хотели нас отравить?

– Он приказал нам уничтожать всех мужчин, которые появляются из восемнадцатых врат.

– Кто он? – Он…

– Ты обо мне спрашивал? – этот мыслеголос был отвратителен и сотрясал существо слышащего до самых глубин.

Мы обернулись. Из глубины леса к нам двигалось огромное шестиногое чудовище, украшенное множеством острых роговых наростов. Его глаза состояли из множества независимых зрачков, каждый из которых видел свой спектр излучения (я на миг уловил то, как он воспринимает меня), лапы – копыта были гибкими и сильными, а покрытый костяными наростами хвост бился из стороны в сторону, подобный огромному темно – коричневому гибкому бревну.

– Похоже, это твой любимчик, – сказал Будда.

– И он не отвечает тебе взаимностью, – добавил Дионис. – Ну что ж, порезвимся!

Мы разбежались в стороны. Чудовище, разгоняясь на своих шести лапах, неслось прямо на меня.

Луч смерти, инстинктивно выброшенный моей рукой, врезался в дерево, которое мгновенно засохло. Я увернулся от острых клыков и вскочил на спину гиганту. Его хвост метался в нескольких дюймах от моего загривка, но достать меня не мог. Я судорожно вцепился в костяные наросты чудовищной шеи. От тела монстра во все стороны разносилась противная вонь, которая, по видимому, приводила в восторг женщин. Многие из них легли на спину и раздвинули свои ноги. Я чувствовал идущие от них волны желания.

Он несся теперь на Диониса, который оградил себя силовым полем и спокойно ждал, когда враг приблизится.

Расстояние все сокращалось. И тут я увидел небольшое отверстие в силовой защите, которое Дионис оставил для того, чтобы, в случае надобности применить оружие, не убирая поля.

Центральный бивень чудовища был направлен именно в него. Я изо всех сил рванул на себя роговые наросты. Голова моего шестилапого коня дернулась вверх, и в моих руках остались костяные обломки. Потеряв равновесие, я слетел с его спины на землю и сильно ушибся.

Впрочем, мой маневр не прошел даром – рог чудовища теперь врезался в поле, не причинив Дионису никакого вреда. В следующий миг ослепительная вспышка света превратила нашего врага в горстку пепла.

– Ты перестарался, – сказал Будда, подходя ко мне и помогая подняться. – Зачем было так рисковать?

Женщины, поднимаясь и отряхиваясь, теперь собрались в отдалении от нас, не решаясь приблизиться. Я подумал, что необходимо показать им наше расположение. Поэтому улыбнулся и приветливо махнул рукой.

– Мы не сердимся на Вас, – сказал им мысленно Дионис. – Но было большой ошибкой с вашей стороны не узнать богов, сотворивших ваш мир.

– Простите. Мы видим, что ошиблись, – услышал я слабый голос одной из женщин. Затем она выступила вперед и я рассмотрел черты ее лица.

– Кто ты? – спросил я ее.

– Я правительница этого мирного поселения. Мы служители Анераха. Были служителями Анераха.

– Почему он приказывал Вам убивать мужчин?

– Он боялся, что мужчины убьют его. И еще ему нравилось владеть всеми нами. – Другие поселения в вашем мире тоже служат чудовищам? – спросил Будда. – Да. Но вы задаете странные вопросы для богов, сотворивших этот мир.

– То, что мы сотворили когда – то, теперь сильно изменилось. И изменилось по вашей воле, а не по нашей, – ответил ей я.

– Прошу вас быть нашими гостями.

– Покажи мне врата на планету мужчин, – попросил я. – Мы не можем здесь оставаться.

– Мы проводим вас.

Отведав на сей раз не отравленной пищи, мы выступили в недалекий путь. Ближайшие приближающиеся врата на планету мужчин должны были оказаться в Седой пещере около полуночи. Седая пещера располагалась вблизи вершины одной из скал, окружающих поселение. Мы были у ее подножия в сумерках.