Текст книги "Александр Иванович Шокин. Портрет на фоне эпохи"

Некоторое представление о том, что являла собой «техника особой секретности» (ТОС) к началу Второй мировой войны и о месте в ней телетанков, можно получить из приводимого ниже документа (Плана заказов НКО, НКВМФ и НКВД на 1940 г.).

«Радиотелеуправление – уже не мечта, а вполне проверенная реальная действительность», – говорилось в книге В.П. Внукова «Физика и оборона страны», выпущенной в 1936 г[166]166
  Кстати, эта книга имелась в личной библиотеке А.И. Шокина, и автор в детстве ее подробно изучал. Книга интересная и полезная, но в послевоенные годы ее за устарелостью вывезли на дачу в Мурашках и она, к сожалению, не сохранилась.


[Закрыть] Первые работы по созданию ТБ-3 без экипажа относятся к 1933 г., когда к этому самолету в Остехбюро начали приспосабливать систему «Дедал», спроектированную первоначально для ТБ-1. Предполагалось использовать радиоуправляемый ТБ-3 как самолет-снаряд с управлением с командного КР-6. Основным препятствием являлось отсутствие надежного отечественного автопилота. Так, в июле 1934 г. в Монино испытывали самолет с автопилотом АВП-3, а в октябре – с АВП-7.

План заказов НКО, НКВМФ и НКВД на 1940 г. [отрывок]

Пояснения: НКАП – Наркомат авиационной промышленности, НКСП – Наркомат судостроительной промышленности; НКО – Наркомат обороны, НКВМФ – Наркомат Военно-морского флота, НКВД – Наркомат внутренних дел. Пояснения по всей перечисленной аппаратуре заняли бы слишком много места и прямо не относятся к нашей теме.

Но фактически до 1937 г. ни одного более или менее приемлемого устройства не получили. Существенных результатов с радиоуправлением ТБ-3 добиться не удалось. 25 января 1938 г. тему закрыли, а три использовавшихся для испытаний бомбардировщика отобрали.

Бомбардировщиков ТБ-3 успели построить много, но к началу 40-х годов тихоходный, тяжелый самолет устарел настолько, что применять его по прямому назначению было уже невозможно (хотя в 1941 г. от отчаяния были и такие попытки). Поэтому в сентябре 1939 г. идея была возрождена и вышло постановление Комитета обороны о создании «телемеханических» модификаций ТБ-3, СБ, И-16 и УТ-2. Работы предстояло вести заводу № 379 совместно с ленинградским филиалом НИИ-10, где в 1938 г. были испытаны два телемеханизированных самолета У-2, производящие взлет, простейшие эволюции в воздухе и посадку.

На все выделялось два миллиона рублей. В рамках проекта «Беркут» предстояло подготовить два варианта ТБ-3РН. На одном посадка не предусматривалась: прилетел, взорвался, и все. Зато во втором варианте самолет должен был отбомбиться в заданной точке и вернуться на свой аэродром. Первый вариант должен был выйти на испытания 15 июля 1940 г., а второй – 25 октября. В качестве самолетов управления хотели использовать СБ или ДБ-ЗФ.

В 1940 году произошло очередное изменение системы управления заводами. Был образован Наркомат электротехнической промышленности, и ему переподчинили Главное управление электрослаботочной промышленности, присвоив ему № 7. Остехуправление в НКОП было ликвидировано, а его предприятия были поделены между наркоматами. НИИ-20 (бывш. московский филиал Остехуправления) отошел к Наркомавиапрому,

К началу 1941 г. первый «Беркут» уже прошел контрольно-сдаточные летные испытания. Аппаратура «Кварц» была сделана совместно НИИ-20 и НИИ-21. ТБ-3 с посадкой планировали предъявить на испытания в июле.

В конце января первый самолет (его в документах именовали «ТБ-3 Бомба» или «Торпеда») выставили на государственные испытания, которые успешно завершились в марте. После этого пару из ТБ-3 и командного СБ передали на регулировочные испытания. Их проводили на аэродроме ЛИИ в Раменском.

В августе 1941 г. собирались сформировать первую эскадрилью специального назначения из «телемеханических» самолетов. Но началась война…

Не вполне удачные результаты характерны для практически всех работ с «техникой особой секретности». По разным причинам она не нашла широкого применения в годы войны, за исключением телеуправляемых фугасов. Так, принятый на вооружение дивизион торпедных катеров с волновым (радио) управлением использовался в нескольких эпизодах боевых действий Черноморского флота, где быстро выявилось слабое место системы: управление велось с самолета МБР-2, и для вывода из строя всего дивизиона было достаточно сбить или даже просто повредить этот тихоходный, почти не вооруженный самолет. Тем не менее довоенные работы по телеуправлению и самонаведению создали богатый научно-технический задел и кадровый потенциал для последующего бурного развития автоматизированных систем на базе достижений электроники.

Эти работы создали также предпосылки для создания отечественных шифровальных машин, причем не только единичных образцов, а и организации их промышленного выпуска. Разработки и выпуск всех основных компонент аппаратуры для автоматической защиты информации уже существовали в виде новых телеграфных аппаратов, бильдаппаратуры, ну и, конечно же, радиолиний для телемеханической аппаратуры. Да и принципы построения шифраторов были давно, с начала 20-х годов, известны.

Все, что связано с криптографией всегда сочеталось с понятием «государственной тайны». Недаром самые секретные документы имели гриф «Совершенно секретно. Особой важности. Хранить наравне с шифром». Государство, решившееся на создание своей шифровальной техники, способной противостоять лучшим дешифровальщикам мира, должно обладать высоким потенциалом научных, организационных, технических и производственных возможностей.

В 1930 г. заработали первые линии междугородной правительственной высокочастотной связи (ВЧ-связи) Москва – Ленинград и Москва – Харьков. Отметим, что сама технология ВЧ-связи без применения аппаратуры шифрования была совершенно ненадежна и могла защитить только от прямого прослушивания на обычный телефон, но ее можно было слушать на радиоприемник, расположившись недалеко от проводов. О незащищенности от перехвата ВЧ-передачи начальники отделов НКВД, передающие телеграммы по ВЧ были информированы специальным письмом своего руководства.

В.А. Котельниковым впервые в СССР были разработаны принципы построения телеграфной засекречивающей аппаратуры путем наложения на сообщение знаков гаммы (аппаратура «Москва»). Сама схема наложения гаммы на открытый текст была уже хорошо известна к тому времени благодаря изобретению Гильберта Вернама 1917 г.[167]167
  Более подробно в книге: Алферов А.П., Зубов А.Ю., Кузьмин А.С., Черемушкин А.В. Основы криптографии: Учебное пособие. – М.: Гелиос АРБ, 2001. – 480 с.: ил. ISBN 5-85438-19-6.


[Закрыть] Она оказалась очень привлекательной и долгое время использовалась в аппаратуре последующих поколений. Сам шифратор, сконструированный на электромеханических узлах, был сложным и громоздким. В основе конструкции лежал барабан, заполненный шариками. При вращении барабана через систему штырей из щелей шарики случайным образом скатывались по шести вертикальным трубкам на две движущиеся телеграфные ленты, которые были наложены одна на другую через «копирку». В результате на обеих лентах получался одинаковый рисунок – «дорожки» из случайно расположенных пятен. Затем по этим меткам ленты перфорировались. Эти ленты образовывали случайный ключ и рассылались на пункты установки аппаратуры. В 1935–1936 гг. на заводе «Красная Заря» было создано устройство автоматического засекречивания телефонных переговоров – инвертор ЕС (названный по фамилиям разработчиков К.П. Егорова и Г.В. Старицына) – и налажен его выпуск для каналов телефонной ВЧ-связи. Практически на всем протяжении Великой Отечественной войны и позднее для организации ВЧ-связи успешно использовались устройства этого типа.

Аппаратура защиты от перехвата правительственной ВЧ-связи заняла заметное место в разработках 4-го главка НКСП. В декабре 1938 г. представитель Научно-испытательного института связи и особой техники РККА им. К.Е. Ворошилова привез на завод № 209 технические задания на разработку шифрующих приборов-приставок: «С-306» – к телеграфному аппарату Морзе с питанием от сети, «С-307» – для журналистов с питанием от аккумуляторов, «С-308» – к телеграфному аппарату Бодо, «С-309» – к телеграфному аппарату «С-35». С институтом был заключен договор, после чего начались опытно-конструкторские работы. Во втором квартале 1939 г. «С-308» и «С-309» были приняты на вооружение. С третьего квартала того же года на заводе начался их серийный выпуск, который продолжился в 1942–1944 гг. на заводе № 707 в Свердловске. В последние предвоенные годы завод имени Кулакова (завод № 209) превратился в один из ведущих центров по разработке и серийному изготовлению данного вида ТОС (в 1940 г. объем этой продукции составил 5,6 % от валового выпуска предприятия). Самым массовым прибором-приставкой стал «С-308».

Сведения по применению засекречивающей аппаратуры в правительственной связи приведены в рапорте помощника начальника 3-го отделения 2-го специального отдела военинженера III ранга Ильинского от 8 декабря 1938 г. «Об обеспечении секретности правительственной ВЧ-связи» начальнику 2-го спецотдела НКВД СССР капитану госбезопасности Е.П. Лапшину:

«<…> 3. Возможность перехвата разговоров по ВЧ-связи на междугородных линиях.

Перехваты на линии возможны на станциях НКС посредством применения аналогичной аппаратуры ВЧ и с помощью специальных радиоприемников.

Для пресечения возможных подключений на МТС техниками ВЧ-связи и проверенными людьми ведется систематическое наблюдение за сотрудниками НКС.

Для выявления злоумышленного подслушивания разговоров ВЧ на специальные радиоприемники по нашим директивам повсеместно проводятся обследования радиоточек и перенос антенн на значительное расстояние (или перпендикулярно к проводам). Эта работа осуществляется с 1937 года.

Для затруднения специального подслушивания и предотвращения случайных перехватов на ВЧ-связях устанавливается аппаратура, шифрующая разговор (простое засекречивание, на 08.12.38 оборудовано 9 связей).

Кардинальным решением вопроса гарантирования от перехвата является специальная аппаратура, предотвращающая перехват даже при знании секрета схемы. Такого типа установка (С-1) разрабатывается на заводе «Красная Заря».

<…>

Для обеспечения полной гарантии секретности передачи телеграмм согласно постановлению СНК СССР от 17 ноября для установки на все телеграфные связи, работающие по каналам ВЧ, осуществлен заказ 30 штук (15 связей) приборов С-308-М, которые гарантируют почти полную невозможность расшифровки, даже при наличии такого же прибора у противника».

Практически весь 1936 г. на заводе № 209 ушел на разработку конструкции приборов и устройств, а в 1937 г. был завершен выпуск конструкторской документации на шифровальную аппаратуру «В-4». 8 февраля 1938 г. был образован Комбинат техники особой секретности, в который вошли конструкторское бюро, лаборатория спецтехники, технологов и сборочный цех специальной техники, созданный на базе опытного производства. По сути, внутри завода № 209 разместилось небольшое автономное предприятие техники особой секретности. Возглавил комбинат Г. С. Кукес.

Комиссия по проведению государственных испытаний рекомендовала принять «В-4» на вооружение, и соответствующий приказ Народного комиссара обороны СССР был подписан в середине мая 1938 г.

Для повышения эффективности шифровальной связи необходимо было иметь несколько моделей, отвечающих требованиям различных уровней управления армией и флотом. Вариант аппаратуры, в которой все приборы шифровальной машины объединялись в единую конструкцию, предложили ведущие конструкторы В.Н. Рытов и П. Судаков. Вариант, состоящий из двух приборов, предложил ведущий конструктор Н.М. Шарыгин. В июле 1938 г. работу начали сразу по двум вариантам, и к концу года оба были готовы. Однако уже при разработке первого варианта конструкции трансмиттер и дешифратор по многим параметрам и характеристикам превзошли аналогичные узлы базового изделия «В-4».

В 1939 г. Н.М. Шарыгин на основе предыдущих достижений успешно завершил работу, и с 1940 г. шифровальная машина «Изумруд» стала поступать в эксплуатацию параллельно с «В-4». «В-4», «М-100» – одни из первых советских шифрмашин, реализующих шифры гаммирования. В 1938 г. началось их серийное производство.

Шифровальная машина М-100 состояла из трех основных узлов: клавиатуры с контактными группами, лентопротяжного механизма с трансмиттером и приспособления, устанавливаемого на клавиатуру пишущей машинки, и семи дополнительных блоков. Общий вес комплекта достигал 141 кг. Только одни аккумуляторы для автономного питания электрической части машины весили 32 кг. Тем не менее данная техника выпускалась серийно и в 1938 г. была успешно испытана в боевых условиях во время гражданской войны в Испании (1936–1939 гг.), на Халхин-Голе (1939), во время Советско-финской войны (1939–1940 гг.). Шифрованная связь в этих военных конфликтах осуществлялась в звене Генеральный штаб – Штаб армии. Шифровальная техника первого поколения («В-4» и «Изумруд») предназначались для штабов высшего уровня управления вооруженными силами, там, где циркулирует наибольший объем стратегической и оперативно-стратегической информации.

Но необходимость разработки шифровальной техники, одинаково пригодной для всех звеньев управления, становилась все более очевидной. Было принято решение о проведении ОКР по созданию кодировочной машины с дисковым шифратором. В 1939 г. ОКР была закончена, и после войсковых испытаний «Кристалл» – такое имя получила машина – был принят на вооружение. С 1940 по 1941 гг. машина выпускалась заводом № 209, а во время Великой Отечественной войны (1942–1945 гг.) – его филиалом в Свердловске (заводом № 707). В 1939 г. большая группа рабочих, ИТР, служащих и руководства завода была награждена орденами и медалями.

К концу 1940 г. опытные образцы были изготовлены, испытаны и после исправления выявленных дефектов переданы заказчику на государственные испытания, которые телеграфный аппарат «НТ-20» со съемным шифрующим прибором прошел успешно и был принят на вооружение. С января 1941 г. на заводе № 209 в Ленинграде была выпущена установочная партия «НТ-20», а в 1942–1944 гг. аппарат выпускался серийно и филиалом завода № 209 – свердловским заводом № 707. Уже только то, что советская шифровальная аппаратура была разработана на заводе № 209 «с чистого листа» практически за два года, а на организацию ее серийного производства ушло менее года, является уникальным случаем в мировой практике, особенно с учетом общего состояния промышленности страны в 30-е годы ХХ века. Ведь помимо наличия необходимого количества специалистов по криптографии нужны были высококлассные конструкторы, инженеры, технологи, организаторы производства, рабочие высокой квалификации, хорошо оснащенное производство, специализированные контрольно-испытательные станции, самое совершенное диагностическое оборудование и пр. Вне завода необходимо было построить целую отрасль, обеспечивающую эксплуатацию шифровальных служб необходимой документацией (ключами разных видов, инструкциями, положениями, регламентами и другими необходимыми документами).

Как это ни выглядит странным с современной точки зрения, но работы по радиолокации в Наркомсудпроме практически не велись, хотя в Германии, США, Англии и других странах она развивалась в первую очередь для войны на море. Главной причиной этого были как общая неразвитость радиоэлектронной промышленности в стране, так и недооценка со стороны флотских заказчиков. В качестве средства обнаружения морских целей и их сопровождения при стрельбе в темное время суток или при плохой видимости они отдали предпочтение инфракрасной технике. НИМИС, где радиообнаружением пытались заниматься, после ареста некоторых своих специалистов, в том числе начальника института А.И. Берга, был в 1938 году преобразован в Научно-исследовательский морской институт связи и телемеханики (НИМИСТ РККФ) с соответствующим смещением акцентов в деятельности. В результате к началу войны флот располагал единственной корабельной станцией обнаружения воздушных целей «Редут-К», разработанной в НИИ-20 Наркомата электропромышленности на основе работ ЛФТИ. Летом 1941 года она была установлена на крейсере «Молотов» Черноморского флота. Предполагалось дальнейшее оснащение этими станциями строившихся линкоров и крейсеров, а также береговой обороны.

Из приведенного выше перечня направлений деятельности главка морского приборостроения (неполного) следует, что А.И. Шокину, как главному инженеру, приходилось уделять немало внимания и радиоэлектронной аппаратуре, хотя основные работы по радиолокации, связи и вообще по слаботочной технике были поручены вновь созданному Наркомату электротехнической промышленности[168]168
  Но завод № 209, выпускавший и телеграфные аппараты, при разделении остался в ведении Наркомсудпрома.


[Закрыть]. Но возможности для развития радиоэлектроники у него были очень ограниченные: в то время на отечественных заводах специализация и кооперация была слабой, и практически каждый всю комплектацию для аппаратуры, за исключением радиоламп, делал для себя сам, а на обеспечение других ведомств радиокомпонентами мощностей не было.

В работах по проектированию и разработке новых специальных приборов, проводившихся на предприятиях главка, А.И. активно участвовал не только как организатор, но и как один из самых знающих и опытных к тому времени специалистов. Характерно для того времени было то, что при решении всех затруднений, возникающих на пути к конечной цели, первичной была выработка технического, инженерного решения, для выполнения которого и составлялись и принимались другие меры: организационные, материальные, финансовые или кадровые. Чтобы принимать такие решения, нужно было очень хорошо знать технику по всем направлениям главка, да и даже шире. Например, автору доводилось слышать от А.И. не только термин «визир центральной наводки», но и «цитадель корабля» или, например, что «трубу крейсера на море можно увидеть на расстоянии 40 км».

В круг обязанностей А.И. как главного инженера входила и работа с рационализаторами и изобретателями. Его коллега по должности в те годы, только в броневом главке Наркомсудпрома, В.С. Емельянов писал:

«К нам в главное управление поступало много разных предложений: и разумных и наивных. Этот поток предложений свидетельствовал о том, как много людей в нашей стране заботились об обороне и всячески хотели помочь ее укреплению.

Большинство из них искренне считало, что именно их предложения и были чрезвычайно важными. Разобраться в ценности каждого из этих предложений и установить, кто в действительности его автор – советский патриот или очковтиратель и эгоист, ищущий славы и денег, было делом нелегким… Было часто трудно отличить рационализатора от лжерационализатора, искренне заблуждавшегося – от авантюриста».

На этой почве у А.И. произошла история, которая странным образом получила продолжение через шесть лет, уже после войны. А началось все с того, что в 1939 году два работавших в НИИ-10, еще НКОП, инженера-изоб-ретателя Н.В. Дымма и Д.С. Гафанович предложили прибор для рентгеновской дефектоскопии. Как многие увлекающиеся люди, они явно переоценивали возможности и значение своего изобретения и, не удовлетворившись отношением к их детищу в институте, обратились за помощью уже к своему новому наркому И.Ф. Тевосяну. К делу отнеслись внимательно, и заместитель наркома А.М. Редькин организовал проведение экспертизы. Для оценки полезности изобретения был разработан вопросник, рассылавшийся в ведущие институты промышленности и Академии наук.

Поступившие отзывы были противоречивы. В основном отмечалось отсутствие принципиальной новизны, непригодность для тех применений, на которых настаивали авторы, но полезность осуществления изобретения на практике в некоторых отзывах не отрицалась.

Наиболее любопытным (более как образец стиля и мышления автора) представляется отзыв, присланный П.Л. Капицей на имя А.М. Редькина:

«Уважаемый товарищ РЕДЬКИН!

В ответ на Ваше письмо от 15 июля 1940 г. № 461 по поводу предложений инж. И.В. Дымма и Д.С. Гафановича могу сообщить следующее:

1. Значение дефектоскопии – ультразвуковой, магнитной и рентгеновской – безусловно велико в современной технике и с каждым годом все более в нее проникает. С этой точки зрения всякое новое предложение, каким является работа тт. Дымма и Гафановича, заслуживает большого внимания.

2. Так как для каждого вида материала и его обработки может быть применен тот или другой метод дефектоскопии, то решение вопроса о практичности того или иного метода вырабатывается только на практике и будет зависеть только от того, насколько сами изобретатели смогут найти наиболее подходящую область его применения. Очень сомнительно, чтобы можно было найти такой метод дефектоскопии, который был бы применим сразу во всех случаях.

3. Предложение тт. Дымма и Гафановича грамотно, но ничего революционизирующего для рентгеноскопии не представляет и может, по-видимому, иметь значение как один из методов, применяемых при просвечивании материалов рентгеновскими лучами, и оказаться практичным в ряде случаев. Поэтому вместо того, чтобы терять время на коллекционирование бесконечного количества отзывов и беспокоить людей, самое лучшее по возможности скорее этот метод испробовать на практике. К тому же он очень прост и больших затрат не потребует, так как может быть сделан легкодоступными средствами.

Уважающий Вас П.Л. Капица»

Итоги экспертизы были подведены на совещании у молодого главного инженера четвертого главка. Тот, еще не набравшийся трудныого опыта общения с изобретателями, имел неосторожность высказать сомнение в том, что данное изобретение будет полезно на предприятиях главка, отметив также, что обеспечение дефектоскопами остальной промышленности не входит в его (главка) обязательства. Несмотря на это его мнение, вызвавшее бурную реакцию изобретателей, аппарат и главк наркомата еще долго с ними возились, подыскивая место, где бы они могли заняться реализацией своих идей.

Сначала это был Ленинградский электротехнический институт, тоже входивший в систему НКСП, где профессор С.Я. Соколов (впоследствии член-корреспондент АН СССР) успешно разрабатывал для Ижорского завода метод ультраакустической дефектоскопии броневых плит. Несмотря на близость тематики и наличие специального вакуумного оборудования ехать в Ленинград изобретатели не выразили желания. Тогда четвертым главком было принято решение перевести их в хорошо оснащенную электромеханическую лабораторию завода № 251. Вот как описывал впоследствии эти события бывший начальник заводской лаборатории И.Я. Левин:

«В 1940 г. я был вызван гл. инженером завода-251 т. Чуйковым, который сообщил мне, что им получено распоряжение от 4-го Гл. управления НКСП– зачислить в штат завода двух инженеров т.т. Дымма и Гафановича и предоставить им все необходимые условия для разработки сделанного им изобретения…, что и было мною полностью выполнено… Имея все необходимые материальные условия и полную свободу действий, т т. Дымма и Гафанович проработали на заводе более года. Чем они занимались в это время, установить было невозможно, но никаких заявок на конструкторские и экспериментальные работы, связанные с изобретениями, от авторов не поступало. Более того, интересуясь изобретением, я часто разговаривал с авторами, спрашивал о причинах, тормозящих его реализацию, но конкретного ответа не получал, причем авторы всегда отмечали, что к заводу никаких претензий не имеют.

Вследствие такой бездеятельности, проявленной авторами в отношении собственного изобретения, у меня и у других работников завода сложилось впечатление, что они разочаровались в своем изобретении или признали его технически несостоятельным. Это казалось нам тем более верным, что авторы по собственной инициативе принялись за разрешение ряда проблемных задач, интересовавших в то время завод-251, окончательно забросив собственное изобретение».

Потом началась война, научно-исследовательские работы на заводе были прекращены, многие, включая начальника лаборатории, ушли в Красную Армию, и история, казалось бы, полностью ушла в прошлое. Но в 1946 году неожиданно вернулась, доставив А.И. Шокину большие неприятности. Но об том позже.

Возросший семейный достаток позволил перед войной начать строить свою дачу. Недалеко от Болшева, на другом берегу Клязьмы где-то в тридцать шестом стали давать участки под дачные кооперативы. Один из них был для военнослужащих и назывался «Красный воин». Иван Акинфиевич – старый строитель – стал первым управляющим нового хозяйства и получил неплохой участок в тридцать соток. Не прибегая особенно ни к чьей помощи, он собственноручно построил летнюю кухню, сарай и рубленый дом.

В апреле 1940 года А.И. Шокину удалось поехать с женой в отпуск в Гагры в санаторий «Украина». Это было новое, в конструктивистском стиле здание. Больше всего их поразила существовавшая там французская кухня. Обед мог состоять из 16 разнообразных блюд, подававшихся в микроскопических дозах. В послевоенное время по свидетельству А.И. ничего подобного в наших санаториях уже не встречалось. На фотографиях, снятых во время этого отпуска, видны и Сергей Косолобенков, и Терентьев с супругой Эсфирью Иосифовной. Товарищи по работе были своими людьми и в Павловском переулке, и в доме на Патриарших.

Работа в наркоматах оборонной и судостроительной промышленности свела А.И. со многими известными деятелями промышленности. Добрым словом он вспоминал Л.М. Галлера – с 1940 года заместителя наркома ВМФ по кораблестроению. Приходилось ему по роду работы общаться и с заместителем наркома обороны по вооружению Маршалом Советского Союза Г.И. Куликом, адмиралами Н.Г. Кузнецовым, И.С. Исаковым. Если о своих наркомах М.М. Кагановиче и И.И. Носенко он отзывался не слишком лестно, то у И.Т. Тевосяна – руководителя высшего ранга в полном смысле этого слова, человека широких взглядов, ему было чему поучиться. Тевосян коренным образом изменил стиль всей работы наркомата и добился того, что судостроение стало одной из ведущих отраслей промышленности страны. Он придавал исключительное значение коллегии наркомата как органу коллективного руководства и воспитания работников. На заседания коллегии приглашались не только руководители, но и непосредственные исполнители, поощрялась свобода высказываний, обнажавших различные стороны обсуждаемых вопросов.

Была изменена система сохранившаяся с царских времен заказов поставок, по которой судостроительные предприятия не имели собственных договорных отношений с поставщиками, и все виды вооружения, механизмы, радиотехническое, штурманское и другое оборудование заказывало непосредственно Управление кораблестроения ВМФ, а потом оно же передавало все это заводам, строившим корабли. Этот традиционный порядок порождал безответственность в отношении соблюдения сроков поставок и приводил к длительным перебоям в строительстве кораблей. Наркоматом были разработаны и внесены в правительство предложения о возложении функций заказчиков поставок на судостроительные заводы и соответствующем изменении порядка заключения договоров, что и было принято.

Тевосян внес весомый вклад в развитие научной и производственной базы отечественного специального машиностроения и морского приборостроения – новой и сложной промышленности, впервые создававшейся в нашей стране. Именно здесь и зарождалась та радиоэлектроника, какой мы ее понимаем сегодня, то есть прежде всего – системы автоматического управления. Недаром очень многие руководители радиотехнической, электронной, средств автоматизации, специального машиностроения и других наукоемких отраслей советской промышленности были выходцами из «судаков» 4-го главка НКСП: С.М. Владимирский, В.Д. Калмыков, Ф.В. Лукин, В.П. Терентьев, Г. А. Титов, В.Н. Третьяков, А.А. Розанов, Б.Б. Юрьев и др. Первый заместитель министра судостроительной промышленности Г.М. Чуйков (во времена Б.Е. Бутомы) тоже вышел из 4-го главка. И все они, разойдясь по разным ведомствам, так или иначе, сохраняли взаимоподдержку в течение многих лет.

18 февраля следующего, 1941 года в семье родилась дочь Ирина, а 22 июня началась война. Хотя и знали, что она будет, и готовились, но ее начало было для А.И. неожиданностью. Весть о войне в то воскресное утро принесла вернувшаяся с рынка домработница. Первое время все домочадцы (в том числе и Сима с маленькой Иришкой) жили на даче, спасаясь от начавшихся в июле налетов на Москву. На всякий случай Иван Акинфиевич вырыл на участке щель, тем более что вокруг только и говорили о появлении то здесь, то там (но всегда неподалеку), немецких десантов.