Текст книги "О древнейшей истории северных славян до времен Рюрика, и откуда пришел Рюрик и его варяги"

Александр Васильев
О древнейшей истории северных славян до времен Рюрика, и откуда пришел Рюрик и его варяги

© ООО «Икс-Хистори», 2015

* * *

Чего не сделаем, недоразумеем, то, даст Бог, сделаем, не сегодня – завтра; а если и не мы, то наши потомки; но для того чтобы что-нибудь было сделано, надобно, чтобы оно было уже начато.

Шафарик

Многие восстанут против моих убеждений, но опровергнуть их нет возможности. Всё, что представляю я, всё основано на фактах, на сказаниях древних летописцев; я первый поблагодарю того, кто докажет мне мою ошибочность и основательнее меня объяснит приход варягов, но уверен в душе, что сделать этого нет возможности.

Мои соотечественники, примите этот добросовестный труд, – вам отдаю на суд его.

Александр Васильев

 
О Русь, да наш язык прильнет
Иссохнувший к гортани,
Да крепость древняя спадет
С увядшей нашей длани,
Когда престанешь ты для нас
И в час борьбы кровавой,
И в ночь, и в день, и в смертный час —
Быть радостью и славой!..
А ты, Всевышний, наш обет
Прими в твою десную
И горней благодати свет
Пролей на Русь Святую!
 

Василий Жуковский

От автора

Читая в «Истории государства Российского» о призвании варягов и сличая со сказанием летописца Нестора, я был поражен ошибочностью выводов Историографа. Дальнейшие занятия объяснили причину: в половине прошедшего столетия Нестор был разобран учеными иностранцами, объяснившими славянскую летопись под влиянием немецкого фанатизма, небрежения ко всему русскому и плохого знания русского и, тем более, славянского языка. К несчастью России, Бирон (управлявший в то время государством) имел причину желать, чтобы русские не считали себя самостоятельным народом, и хотя несколько благородных россиян дерзали восстать против оскорбительных искажений и русского слова, и русской истории Бейерами, Миллерами, Шлёцерами, но их рвение было бессильно[1]1
  1 Собственноручная Записка Ломоносова о русской грамматике Шлёцера.
  «1) Хотя всяк, российскому языку искусный, легко усмотреть может, коль много нестерпимых погрешностей в сей печатающейся, беспорядочной грамматике находится, показующих сочинителевы великие недостатки в таковом деле, но больше удивится его нерассудной наглости, что, зная свою слабость и ведая искусство, труды и успехи в словесных науках природных россиян, не обинуется приступить к оному, и как бы некоторый пигмей поднял Альпийские горы.
  2) Но больше всего оказывается не только незнание, но и сумасбродство в произведении слов российских. Кроме многого, что развратно и здравому рассудку противно, внесены еще ругательные чести и святости рассуждения, что видно из следующих примеров.
  Стр. 58. Боярин производится 1) от дурака; 2) от барана.
  Стр. 82. Слово Дева производит Шлёцер от немецкого слова Dieb (вор), от голландского teef (н… д…), от нижнего саксонского слова Tiffe (сука). Диво, что сумасброду не пришло в голову слово Deifel, оно ближе будет, по его мечтаниям, к деве, нежели Dieb, и прочие.
  Стр. 83. Слово Король производится от слова Kerl (мужчина, мужик).
  Стр. 89. Напечатана ругательным образом высочайшая степень российского дворянства – князь; ему, кажется, быть тем же, что по-немецки Knecht – холоп.
  3) Из сего заключить должно, каких гнусных пакостей не наколобродит в российских древностях такая допущенная в них скотина».
  Бейер, также писавший Историю России, вовсе не знал русского языка, в чем упрекал его и Шлёцер; а из указа по канцелярии Академии наук от 24 сентября 1752 года видно, что по слушании диссертации Миллера О начале русского народа некоторые профессора из иностранцев отказались дать мнение за неведением русского языка и русской истории, другие предложили отдать ее на суд природных россиян, а остальные предлагали всю диссертацию переделать и некоторые места выпустить; русские профессора Ломоносов, Крашенинников и адъюнкт Попов признали всю диссертацию предосудительной для России; один Тредиаковский, льстя сильным, представил, что диссертация вероятная и может быть напечатана, но только должно ее переменить и исправить. Вследствие этих объяснений вся диссертация не выдана и совсем уничтожена. Указ был подписан Григорием Тепловым и секретарем Петром Ханиным.


[Закрыть], немецкая партия одержала верх, и немецкое объяснение русской истории утвердилось столь твердо, что Карамзин, историк новейших времен, не решился спорить с авторитетом ученых иностранцев, признанных всей Европой великими толкователями русской истории.

Но истина, как ни была затемнена невежеством и недоброжелательством, должна была воссиять… Карамзин своим высоким слогом увлек русских читать историю не только России, но и всей Европы! Сомнения основательные: что скифы, гунны, обры, болгары были не пришельцы азиатские, но славянские колена, обитатели берегов Каспийского, Азовского, Черного морей и Дуная, быть может, примут достоверность; и тогда вся Европа увидит ложность понятий о средневековой истории.

Теперь, когда так много россиян занимаются изысканиями историческими, когда исторические сочинения азиатских народов (персов, китайцев и других) не есть недоступность для европейцев, – раскроется истина, быть может, мечтательных, на одних предположениях составленных переходов азиатцев, быть может убедятся, что греки называли скифами всех чужаков, и в особенности ведущих кочевую жизнь; что савроматами, то есть голубоглазыми, ящеровидными, называли они южных славян по ненависти к ним; что hun, hunne на древнесеверном немецком наречии значит великан[2]2
  На древнеславянском гуня; гуней звалось старое изношенное платье, гуннами звались носители изношенного платья. Слово гунявый значило плешивый, а древние славяне брили головы, оставляя оселедец, как и ныне делают малороссияне.


[Закрыть] что обр на западном славянском наречии тоже значит великан; что Rise у скандинавов значит тоже великан; и потому Земля Обров, Хунигардия и Riseland, имена, которыми в древние времена звали Россию окружающие соседи, есть одна и та же страна высокорослых славян, и что монгольское государство Хунну существовало перед Рождеством Христовым не более 200 лет, а Хунь-ню (монгольские парии) вовсе и не входили в Европу, что видимо подтверждается неимением на западе Европы остатков монгольских племен, которые не могли бы исчезнуть до последнего признака, когда колена славянские составляют значительную часть населения Германии, а остатки вторжения монголо-татар в XIII веке оставили поселенцев во многих местах России.

Видимо, что древние южные славяне, как и все древние многолюдные народы, разделялись на множество поколений, носивших каждое свое собственное имя, и когда несколько поколений соединялись перевесом одного которого-нибудь в отдельное государство или владение, владение это называлось именем государствующего поколения или владетельного дома; падал этот владетельный дом, переходил перевес на сторону другого – и те же владения под владычеством сего последнего получали опять новое имя, от чего и произошли сказания о народах скифов, гетов, сарматов, аланов, харбатов, гуннов, венедов, болгар и других[3]3
  Jornandes considéré les Slaves comme une branche des Venèdes, auxquels il donne tantôt deux tantôt trois ramifications principales, puisqu’il ajoute les Antes aux deux noms par lesquels d’abord il avait semble désigner toute la race. Procope, son contemporain, dit que d’abord les Slaves avaient tous le même nom, de même qu’ils ne parlaient qu’une seule et même langue, mais qu’il n’en était plus ainsi de son temps, les Antes étant déjà à eux seuls subdivisés en une infinite de tribus qui se répandaient vers l’extrême septentrion. [Иорнанд считает славян ветвью венедов, у которых он выделяет то две, то три главные ветви, поскольку добавляет антов к двум именам, которыми, как кажется, обозначает весь народ. Прокопий, его современник, говорит, что сначала славяне все назывались одним именем и говорили на одном и том же языке, но в его время все это было уже по-другому. Одни только анты разделились на бесконечное множество племен, которые распространялись в сторону крайнего севера. – франц.]


[Закрыть].

В Воскресенской летописи сказано: «И пришедше словене с Дуная и седоша у озера Ладожского, оттоль пришедше седоша около озера Ильмень, и нарекошася Русь, реки ради Руссы еже впадает в Ильмень…» Не та ли это история, что и со всей Европой: пришли славяне с Дуная, покорили туземцев, с той разницей, что найдя на Ладоге и Ильмени прежде их пришедших сородичей, говоривших тем же славянским словом, полнее слились с ними, приняли название побежденных и составили с ними одно государство?

Вникните в сказания о венедах, неоспоримо звавшихся также руссами и давших свои прозвания: Русна – Куриш-Гафу; Русса – главному рукаву Немана и окрестностям: Russi, Russneiten, Varuss, Rositen, Rossiene и произошедшим от них названия по Russi – в смысле русского слова за Русью (по Руси, Порусье, как говорится – Поречье, Полесье и т. и.), из которого выявилось наименование Пруссии.

Нельзя опровергнуть, что между огромными массами славян, шедших с Дуная, одна под названием руссов-венедов проникла до Балтийского моря и заселилась в нынешней Северной Германии, другая прошла к Ладоге и Ильменю (к оконечностям Балтийского моря) и, встретив там прежде заселившихся славян-руссов, оземилась с ними.

Самые сношения в древности новгородцев с торговыми городами Германии не указывают ли на наследственные, но ныне давно забытые отношения славян новгородского происхождения от славян при дунайских?

Полные переводы на русский язык малоизвестных нам древних сочинений Востока, Юга и Запада увеличат наши сведения о древних россиянах и высвободят нам родную историю от вольноискажения иностранцами. И теперь уже читаем мы: историки времен Диоклетиана, III столетия по Рождеству Христову, писали, что в персидских междоусобиях принимали участие рюсси (Russ)… Моисей Харентский, живший в V веке, знал, что русский народ примыкает жилищами к Дунаю… Молдавы и волохи, столь давно потерявшие самобытность и от того исказившие свой родной язык, сохранили еще множество русских слов в их полной чистоте[4]4
  Для примера: въдув – вдов; вздух – воздух; век – век; готе – готово; глас – голос; гроез – гроза; девремя – до временно; дейзново – сызнова; кораблие – корабль; бояр – боярин; воевод – воевода; дар – дар; громад – громада, благословение – благословение; богат – богатый и др.


[Закрыть]. И верно мы отыскали бы у них верные сведения о гуннах, гетах, обрах и других.

Эверс нашел сказание, что за сто лет до Рюрика две тысячи русских судов предпринимали поход на Византию, помогая болгарам… Быть может, окажется исторической истиной мысль, казавшаяся прежде дерзкой гипотезой: что Русь еще до призвания Рюрика, от V до IX века, соединенная с Болгарией, составляла с ней один народ, разделенный, подобно Древней Греции, на дробные владения, но кои совокупно владычествовали до половины IX века пространством от берегов Ильменя до Балкан и Адриатического моря[5]5
  Славяне-паноняне занимали всю Нижнюю Венгрию, Славонию, часть Боснии, Кроации и Иллирию. Славяне-иллирийцы населяли Карпийские и Юлийские Альпы до Балкан и Македонии.


[Закрыть]. Между многими фактами, поддерживающими эти убеждения, служат также буллы пап IX века, запрещавшие служить обедни по болгарскому обычаю на русском или славянском языке. Не явно ли, что болгары были славяне и имели общий славяно-россам язык? Это убеждение объяснило бы легкость, как бы привычность северных россиян делать при Игоре и Олеге походы на юг, нападать на Константинополь, на их малых ладьях, что невозможно было бы исполнять иначе, как прибрежным судоходством вдоль гостеприимных берегов.

Но в предпринимаемом сочинении моя главная цель – объяснить, откуда пришел Рюрик и кто были его варяги, почему, не вдаваясь в подробные исследования предмета, для объяснения которого необходимо проверить древнейшие писания иностранцев, буду повторять сказания о юге России – в первой главе моего сочинения, согласно Карамзину. Тема моего сочинения, которую развертываю во второй главе, есть «Северные славяне, и откуда пришел Рюрик и кто были его варяги».

Глава первая
Выписки из древнейших сказаний о России и логическое объяснение их

До Рождества Христова северные славяне были отделены от греков и Западной Европы славянами юга или, как предположили историки XVII и XVIII столетия, переходными из Азии народами скифского и гетского происхождения: в начале христианского летосчисления – прояснившимися славянами юга, под именем сарматов, из коих два колена звались язигами и роксоланами (последние жили у Днепра); во II столетии – аланами; в III – готами; в IV – гуннами; в V – уграми и болгарами; в VI – вновь прояснившимися туземными славянами, громившими Грецию[6]6
  Если скифы, аланы, гунны, угры, болгары были азиатскими пришельцами, то как бы на пройденном ими пути выяснялись столь сильные племена славянские, что могли бы громить образованные, могущественные царства… Не явно ли, что все эти воители составляли один народ: воинственное племя славян, выходивших на громление под разными местными наименованиями… С убедительностью можно сообразить, что писатели, ошеломленные действительным приходом из Азии монголо-татар в XIII столетии, возомнили, что и все прежние вторжения на Запад произведены азиатцами же.


[Закрыть], и заменившими их аварами, которые простерли свои владения от Волги до Эльбы; в VII веке – булгарами, или болгарами. Народы эти – воинственные, иногда враждебные, всегда опасные соседи – часто заставляли трепетать греков и римлян, называвших себя властителями мира, следственно, и эти туземные или переходные народы не были вполне дикими, иначе римляне, самохвально ставя себя на степень высочайшей в то время образованности, так много говоря о своих легионах, о своих военных науках, не унижались бы, называя славян-язигов своими союзниками, высылая навстречу их послам своих сенаторов (так рассказывает римский историк Тацит).

В настоящее время Россия имеет полудиких соседей: хивинцев, бухарцев, кокандцев и полу подвластных киргизов-кайсаков; принимает ханов и их послов внимательно, но с тем снисхождением, которое прилично великой державе в сношениях с кочующими или необразованными, хотя и воинственными по-своему народами; ведет даже войну с кавказскими племенами, но эта война есть покорение полудиких хищников, защищающихся своими неприступными горами, лесами и тайно поддерживаемых всеми врагами России, а не ратоборство двух равно сильных государств. Здесь видим разницу образования. Но нет ее в сношениях греков и римлян со скифами, славянами, гуннами.

Но неприязнь народная всегда выражается прозванием суровым или насмешливым. Трепетавшие греки и римляне прозвали своих громителей варварами, так же как древние славяне прозвали все западные народы немцами, а северо-восточных соседей – чудью, чухнами и маймистами. (Примечание 1)

Устрашенным грекам и римлянам было не до изысканий, кто обитает далее за их варварами. Они не рассудили, что их варвары суть юго-восточные, большей частью кочевые племена славянского народа или пришельцы из Азии, переливавшиеся прикаспийской страной в Европу, увлекавшие туземных жителей в свой водоворот, и решили, что за варварами нет более мира или есть обиталища таких же варваров, – пока в VI веке не услыхали от Иорнанда, готского историка, о славянских племенах: венедах, обитавших у берегов Венедского (Балтийского) моря, от Западной Двины до Эльбы, антах и собственно о северных славянах. Это сведение Иорнанда имеет величайшую важность для древней истории северных славян; он говорит: «Slavini a xivitati nova et sclavino Rumunense et laco, qui appelatur Musianus, usque ad Danastium et in Boream Vistula tenus commorandur», то есть славяне, начиная от города Нового (следственно, и в VI столетии Новгород был известен), и славяне румунского (Славянск – также не миф, доказательство, что он существовал в VI веке[7]7
  По сказанию летописи Воскресенской, славяне Новгорода были однородцами с дунайскими, и потому слово Румунск не должно приводить в недоумение историков.


[Закрыть]) и от озера Муссийского (часть Ильменя и теперь зовется Муйским) даже до Днепра и к северу до Вислы обитают. Удивительно, как Карамзин, упоминая об этом сказании Иорнанда, не приводит делаемой мною выписки в доказательство неоспоримой древности Новгорода и древней гражданственности северных славян. (Примечание 2)

Прочтя это, греки вспомнили о венедах[8]8
  Тацит ясно доказал, что венеды и вандалы были совершенно два различных народа (Шницлер. С. 4).


[Закрыть] янтарной реки Эридана, о которой за 450 лет до Рождества Христова были слухи; но греки тех времен, имея детские понятия о географии чуждых им народов, искали Эридан (Западную Двину) в Италии, а на севере нынешней России предполагали гипербореев, жителей счастливых стран, не знающих ни бурь природы, ни страстей человеческих, где смертные питаются соком цветов и росой, блаженствуют века и, насытясь жизнью, бросаются в волны морские; а Птоломей Александрийский, по одним слухам описывая terra incognita (нынешнюю Россию), испестрил ее народами, о которых не слыхали не только греки и римляне, но даже и предки наши. Его офлоны, карвоны, осени, салы, кареоты, погарити и прочие были сказочными народами.

Северная Россия, огражденная с одной стороны пустынями, в которые обратило благословенные поля русского юга не прерывавшееся стремление тамошних народов в Западную Европу[9]9
  Это устремление южных славян на Запад обратило в степи благословенную страну Южной России, и монголо-татары XIII столетия удобно могли перелиться в нее и оттуда громить серединную Россию.


[Закрыть]; с другой стороны – от норманнских морских пиратов, имевших также всё устремление на запад, лесами ливов, эстов, финнов и финских корелл, которых самое название в древности – кариалайзет (кормящиеся стадами) – высказывало бедность, не привлекавшую хищников, действительно, хранимая Богом, могла быть счастливой, хотя и не баснословной страной.

В III, IV и V веках анты, богемские чехи, моравы и другие юго-западные славяне вовлеклись в водоворот враждебных отношений готов, гуннов и других кочевавших воителей с Грецией и Римом. В VI веке южные славяне вышли самоименно на поприще воинской славы: завоевали Фракию, наносили ужас всей Греции, уничтожали легионы Рима, и на требование друга Тиверия, Баяна, хана Аварского покориться его могуществу Лавритас и другие вожди южных славян гордо ответили: «Кто может лишить нас вольности? Мы привыкли отнимать земли, а не свои уступать врагам, так будет и впредь, доколь есть война и мечи на свете» (так передает Нестор), и убили посла ханского, оскорбившего их своей дерзостью. Баян отомстил ужасно, и могущество южных славян ослабело навсегда, но славяне севера хранились своей счастливой отдельностью. Вот второе о них известие, описанное византийскими историками: Феофилактом, Анастасием и Феофаном, достойное, как говорит Карамзин, любопытства и примечания.

«В VI веке греки взяли в плен трех чужеземцев, имевших вместо оружия кифары или гусли. Император спросил их: кто они? «Мы славяне, – ответили чужеземцы, – и живем на отдаленнейшем конце Западного океана (моря Балтийского). Хан Аварский, прислав дары к нашим старейшинам, требовал войска, чтобы действовать против греков. Старейшины взяли дары, но отправили нас к хану с извинением, что не могут за великой отдаленностью дать ему помощи. Мы сами были пятнадцать месяцев в дороге. Хан, невзирая на святость посольского звания, не отпускал нас в отечество. Слыша о богатстве и дружелюбии греков, мы воспользовались случаем уйти во Фракию. Нет железа в стране нашей; не зная войны и любя музыку, мы ведем жизнь мирную и спокойную». Император дивился тихому нраву сих людей, великому росту и крепости их; угостил послов и доставил им средство возвратиться в отечество».

Сказание это достоверно потому, что подтверждается всеми современными историками. Здесь должно внимательно заметить, что славяне VI века, говоря о родине своей «на отдаленнейшем конце Западного океана», указывали прямо на Ладожское озеро, если не на Ильмень, широкими протоками соединенные с морем. Устье реки Невы и, следственно, Финский залив если бы и были тогда в нынешнем положении, то не могли бы упоминаться славянскими посланниками, потому что не были славянской местностью.

Поражение и рассеяние юго-западных славян вследствие беспрерывных войн открыли мужественным козарам[10]10
  Нестор называет козаров соплеменниками болгарам, а болгары были славяне.


[Закрыть], новому поколению временных громителей Европы, племена славян северных. В VII и VIII веках козары до ходили до Оки, и война и внутренние смуты проникли в страну гиперборейцев. В 859 году, пишет Нестор (живший в Киеве, оттого вовсе не знавший древнейших событий северной России), какие-то смелые и храбрые воители, именующиеся варягами, пришли из-за Варяжского моря[11]11
  «Au-dela de la mer (peut-être vers la mer)», – пишет Шницлер.


[Закрыть] и наложили дань на чудь, славян ильменских, кривичей, мерю, и хотя через два года были изгнаны, но славяне, утомленные внутренними раздорами, сами призвали к себе трех братьев варяжских, от племени русского, властвовать ими.

Передав это повествование, Карамзин впадает в недоумение, кто были варяги, перебирает все народы северные, рассматривает историю Дании, Норвегии, Швеции, высказывает подвиги норманнов и нигде не находит варягов. Для удовлетворения своего вопроса решает соображением: «Как на севере не было никого воинственнее скандинавов, то мы уже с великой вероятностью заключить можем, что летописец наш (Нестор) разумеет их (скандинавов) под именем варягов» (т. I, с. 52).

Затем Карамзин впадает в другое недоумение: как славяне, народ вольный, по изгнании варягов, явившихся только в 859 году, так скоро призвал себе властителями варягов же, и Рюрик с братьями уже в 862 году княжил во всей Северной России?

Высказывая свои сомнения, Карамзин признает вероятной мысль некоторых ученых мужей (Шлёцера, видимо желавшего представить древнюю Россию страной илотов, эсклавов), что норманны и прежде брали дань с чуди и славян; но сам Карамзин сознает, что эта мысль основана на одних соображениях. (Примечание 3)

Вообще, в начальной, нимало не разработанной истории славян севера Карамзин основывается на одних догадках; его беспрестанные «может быть», «вероятно» высказывают его собственное недоверие к сказуемому им, и везде видно, что Карамзин не имел никаких положительных сведений о северных того времени славянах; всё то, что передает он, взято им из историков греческих, римских, готских и Нестора, извлекавшего свои сведения, как ныне дознается, из Сборника Григория Пресвитера Мниха, переводившего греческие же сочинения Амартола и Иоанна Антиохийского, по прозванию Малала; а они – греки, римляне и готы – не только не говорили, но, как объяснил я, и не могли говорить о славянах севера, вполне неизвестных им. Карамзин также как будто не смел по духу своему времени спорить с авторитетом новейших историков Запада и обратить большее внимание на изыскание источников древностей до-рюриковской истории и на видимость, что истории Саксона Грамматика, хотя не верной, было же какое-нибудь основание. Иначе для чего бы Саксону, не признававшему себя ни русским, ни славянином, выдумывать целую историю русских властителей от Траннона, современника Христа, до 800 годов; также на легенды Рвовского и других, основанию которых было же какое-нибудь сказание, теперь, быть может, вполне исчезнувшее. И сам же Карамзин, противореча себе (часть I), говорит, что Новгород построен после Рождества Христова, что рунические камни дохристианских времен, рассеянные по Скандинавии, высказывают не власть скандинавов над Россией, но частые сношения скандинавов с россиянами, а кому ближе можно было знать северных славян: скандинавам или грекам? Но знать как соседей – не есть властвовать над соседями.

Великое дело Карамзина останется навсегда благотворным для России, и я с благодарностью русского преклоняюсь перед ним. Он дал нам пример слога легкого, чуждого педантизма и избегающего галлицизмов, он посвятил свою жизнь собранию и разбору южных и западных сказаний о России, его сведения изумительны, хотя далеко не полны, и с правдивостью изложу свои упреки ему.

Он взял на одного себя труд, неудобоисполнимый человеку, написал «Историю России», для которой необходимо предварительно собрать не только сказания отечественные, но добыть, перевести, разложить и перепроверить сведения многих государств, для которой необходимо (для выслушивания народных преданий) войти в народ, не только русский, но во все полу исчезнувшие племена, вошедшие в состав царства, и во все отделы великого славянского народа, разбросанные по берегам Азовского, Черного и Адриатического морей и по всей Германии. Решаясь на великое дело – «быть историографом России», Карамзин должен бы был обсудить бессилие человека и краткость его жизни… и со своей ученостью, со своей себяпосвятительностью благородной работе – избрать себе сотрудников, русских душой, трудолюбивых, и несколько языкознателей, которым мог бы поручить разыскания местные, внутри отечества, и в других землях. Руководя ими, сосредоточивая всё, он не впадал бы в промахи, неизбежные для одиноко работающего человека; сообразил бы, «что славяне, занимая большую половину Европы, должны иметь три отдельные истории: южную, западную и северную», потому что все три отделения, раскинутые на огромном пространстве, имели разные судьбы; что о южных славянах (до соединения их в одно великое, через слияние с северной частью), вечно волновавшихся или подавляемых народными переливами азиатцев в Европу, – должно искать сведения у историков греческих, римских, болгарских, даже арабских и китайских (относительно гуннов и других), чего не сделал Карамзин; о западных, порабощенных Римом, и о венедах искать сведения на западе; а о славянах севера, сохранивших самобытность, заботливо искать сведения в самой России, в нынешних губерниях: Петербургской, Олонецкой, Новгородской, Псковской, Тверской, Витебской, Смоленской, Лифляндской, Эстляндской, Финляндских, и в государствах, прилежащих к северу России, не ограничиваясь сказаниями Нестора и его последователей, на которых, как на бытописателях, лежит великий упрек в пренебрежении древней и для них истории Северной России.

Мы видим, что греческие сочинения Арматолы и Хронографа Иоанна Антиохийского Малалы, переведенные на славянский язык в начале X века Григорием Пресвитером Мнихом, служили основой для летописи Нестора, писавшего в XI веке; как летопись Нестора служила впоследствии основой другим описаниям и писаниям монахов же: Лаврентьевской летописи, писанной Лаврентием Мнихом в XIV веке, Троицкой, Ипатьевской и другим, кои все отысканы в хранилищах монастырских. Просмотрите же сказания этих монахов-бытописателей и заметите, с каким небрежением, даже отвращением говорят они о своих предках-идолопоклонниках: деяния Олега и Игоря высказываются ими только потому, что оба воевали с Цареградом, но где только могли, они клеймили и Олега, этого древнего героя славы, и весь народ России званиями: безбожный Руси, поганый и невегласы, (Прозваша Олега вещий, бяху бо любые поганый и невегласы, – также и в других местах). Не явно ли, что даже блистательные деяния Олега были им, как приверженцам Греции, огорчительны? Им, фанатикам веры, казалось ничтожным, не заслуживающим забот разыскания всё, касавшееся идолопоклонников, им казалось грешным даже говорить о них! Вот отчего Нестор и его последователи отчетливы от сношений россиян с Грецией; но всё, прежде бывшее, набросано грубыми и небрежными чертами, которыми начата великолепная картина. И должно: «не воссоздать, а создать древнюю историю Северной России». (Примечание 4)

Если бы эти два суждения (о необходимости отдельных историй для южных, западных и северных славян и о фанатическом пренебрежении монахов-бытописателей к временам идолопоклонства) пришли на мыль благородному Карамзину, то он пренебрег бы толкованием Шлёцера, сам бы, со вниманием русского человека, прояснил слова Нестора, просмотрел бы сказания Саксона Грамматика, быть может, нашел бы в них объяснение Новугороду, о котором столь отчетливо повествовал в VI веке Иорнанд, готский историк, рассмотрел бы рассказ Ангария, проповедника христианской веры в Швеции о разорении Славянска, открыл бы Альдейгобор, прославленный в легендах Исландии и в других сказаниях, теперь спорный город, но, видимо, существовавший, и древнейший Новгород[12]12
  Иные считают Ладогу Алдейгобором, другие ищут Алдейгобор в признаках города, в старом Городище, станции шоссейной дороги от Петербурга к Пскову, третьи – в окрестностях Новагорода, предполагая, что Новый Город построен на месте старого Алдейгобора, а многие считают Алдейгобор мифом.


[Закрыть], рассмотрел бы сказания прусских летописцев о частых войнах россиян с пруссами еще в VI веке, не пренебрег бы безусловно летописью Иоакимовской и ручательством за нее Татищева (Примечание 5), также легендами русскими и скандинавскими, ясно доказывающими ошибочность мысли прихода Рюрика из Скандинавии (в выписке из перевода древнейшей скандинавской саги, помещенной мною в Примечании б, видима неоспоримость этой ошибочности), разработал бы внимательнее предание о смерти короля Магнуса (Примечание 7), внимательнее бы рассмотрел предание, что озеро Ладога первоначально звалось морем (Нев) и крайней оконечностью Западного океана, прозванного Нестором Варяжским морем, – в VI веке, видимо, считалось Ильмень как залив моря, что весьма важно для объяснения всех сомнений. Просмотрите все летописи и увидите, что Нев (Ладожское озеро) начало называться озером не ранее XIII столетия, при войнах шведов с новгородцами. А прежде звалось морем. У Нестора: Варяги пришли из-за моря Варяжского, и я, сознавая это, ниже докажу, что они пришли из-за моря Варяжского, но вовсе не от Финского залива и не от Балтийского моря. Следственно, не из Скандинавии, как равно и не из Пруссии, и не от Средиземного моря.

Надо помнить, что озеро Ладогское, звавшееся издревле Нев, по-фински – море, было гораздо обширнее. Мы видим теперь, что Ладожское озеро имеет со стороны Финляндии высокие крутые первозданные берега, местами вполне отвесные; берега же со стороны Пе тербургской и Олонецкой губерний тянутся низменными болотистыми или песчаными равнинами, кое-где пересекаемыми весьма небольшими высотами, – местность, видимо, возникшая от убыли вод. Есть предание, что Старая Ладога, отстоящая теперь на пятнадцать верст от озера, некогда была на берегу Нево; Волхов, соединяющий озера Ильмень и Нево (Ильмень – на финском языке значит отверзтое, незапертое; Нево на финском языке – море, ныне озеро Ладога), имеющий ныне протяжение в двести шесть верст, был в те времена весьма менее и составлял по уровню вод Ильменя и Нево более их соединение, чем реку, передающую воды из одного бассейна в другой, течение Волхова столь тихо, что барки, идущие вниз, в некоторых местах должно тянуть так же бечевой, как и идущие вверх. Исторические сказания сохранили нам память годов 1143, 1176, 1338 и 1373, когда Волхов шел вверх и затоплял берега, как случается нынче с петербургскими берегами при сильных ветрах с моря[13]13
  Можно основательно предполагать, что через столетия залив, отделяющий Кронштадт от Петербурга, еще более сократится… на всем протяжении выказываются новые отмели… В наше время заселились остров Голодай и другие, через столетия заселятся новые и отстранят от Петербурга опасности наводнений, которые можно и теперь предотвратить, содействуя природе, обращая в острова отмели на взморье. Помню, как после наводнения 1824 года были представляемые дикие проекты для отвращения подобных бедствий, а это простое дело, могущее спасти некогда Петербург и от наводнений, и от врагов, не пришло тогда на мысль.


[Закрыть]. Нынешний залив Финский также достигал тогда (в VI–IX веках) высот, окружающих нынешнюю долину Петербурга; соединение Нево с морем, впоследствии прозванное рекой Невой, было и в XIII веке шире, имело гораздо меньшее протяжение и было глубже, доказательством тому служит вторжение морских ополчений шведов до Ладоги, когда ныне и озерные барки с трудом проходят расчищенные пороги Пеллы. В летописи русских царей, в XIII веке писанной, читаем: «И того езера Нево, иде в устье в море Варяжское»; следственно, и в XIII веке, когда Нево получило название озера, когда вся водность, окружающая Европу, по слову Нестора, была названа Варяжским морем, семидесятиверстная река Нева не существовала, но было только устье, протяжение озера Нево, соединявшее его с морем. Я видел список с древней рукописи, в ней сказано, что посланные из древнего Новагорода дошли «до чудских селений Пулк и Дудора, где сеша в ладии и поплывоша». Вообще, у берегов Балтийского моря количество воды постоянно убывает. Факт всеми и вполне доказанный, но доселе оставленный без внимания историками… Реки стали мелководнее, большое число озер совершенно высохло, другие обмелели, а огромные болотистые пространства обращены в сухие луга и даже пашни.

Выше сказал я: Карамзин в суждениях о варягах соглашается с мнением иностранных ученых мужей, что норманны брали дань с чуди и славян и прежде 859 года… Нет, не норманны, а варяги. Это мы находим и в наших летописцах, и в то же время в другом краю Славонии хазары брали ту же дань: по белке с дыма.

Здесь видно только, что иностранные ученые мужи, не имея возможности отвергнуть ужаса, который наносили их предкам норманны, ужаса до такой степени сильного, что в церквах Запада читали молитвы: «а furore Normanorum libera nis Domine», хотят, чтобы и предки россиян разделяли это удовольствие.

Но французы звали своих громителей VI, VII, VIII и IX веков – норманнами, англичане – датчанами, ирландцы – амстенами (восточными людьми), но вовсе не варягами.

Все наши писатели упрямо не хотят видеть, что скандинавы нигде не облагали данью побежденных, а всегда грабили и жгли, уничтожали всё, как злодеи, как разбойники, а Нестор нигде не говорит о злодействах варягов; не явно ли, что наши варяги были вовсе не скандинавы?

Карамзин говорит, что варяги звали себя Weringger, и производит это имя от готского Vaere, Vara – союз, то есть нарицательное имя союзника обратилось в собственное имя варягов, и потому заключает, что варяги были скандинавами. Но Карамзин не замечает своего анахронизма: он говорит вместе с Нестором о верингерах, «сбродных – наемных солдатах», в Константинополе явившихся не ранее XI столетия… а не о первоначальных варягах, давших в IX веке Рюрика России: шведы, норвежцы, датчане нигде не называют ни себя, ни своих воинов, ни разбойничавших на морях соотчичей ни руссами, ни варягами и тем менее нигде не говорят, чтобы призванные новгородцами Рюрик, Синеус и Трувор были из их народов, чего, верно, не пропустили бы историки скандинавские и еще более – их скальды, воспевавшие каждое деяние своих витязей. Здесь вновь прошу обратить внимание на делаемую мною в шестом примечании выписку из скандинавской саги XI века. (Примечание 8)

Шлёцер, а за ним Карамзин, потом Полевой и другие не хотели видеть, что шведы с XII столетия были весьма часто в войне с россиянами, но никогда шведы не называли русских соплеменниками; даже Магнус, уговаривая в Орешке пленных россиян принять католическую веру, не упоминал о том[14]14
  Магнус вызывал новгородцев на прения о вере, вел с ними переговоры о войне и мире, насильственно обращал в католиков пленных россиян… как бы при всех этих действиях не напомнил бы он новгородцам о происхождении их старшин из Скандинавии?


[Закрыть], никогда древние русские не воображали себя выходцами из Швеции; а в XVIII столетии иностранец Шлёцер решил, что варяго-руссы, основавшие Российское государство, суть выходцы из Росслагена, который в Швеции, на берегу Балтийского моря, и окрестил россиян в потомков шведов. Но с какой натяжкой сделан этот вывод: Росслаген, то есть Родслаген, в первый раз и у шведов появляется только в XIII столетии (вероятно, и основался около того времени), был обитаем морскими гребцами, от которых и произошло его прозвание: Roden – от древнего Rodern, Rudern – грести, и Lagh – пристань, верфь; перевести бы можно – селение прибрежных гребцов. Какое же тут отношение к варягам-руссам IX столетия? (Приложение 9) Но Шлёцер сделал этот вывод, а мы и видим как это безрассудно, но не смеем прямо назвать безрассудностью[15]15
  Если кому покажутся грубыми мои выражения о Шлёцере, тому предлагаю просмотреть введение Шлёцера к его «Истории России»; увидят, какой самонадеянной непристойной бранью он остановил всех россиян в разысканиях древней до-рюриковой истории. Он был виной небрежения Карамзина к Северной до-рюриковой истории России и как иностранец, не поняв Нестора, не объяснил, но исказил его, и увлек Карамзина и всех в свои ошибочные заключения.
  Сам Карамзин в статье «О Тайной канцелярии» иронически говорит о Шлёцере, вот буквально его слова: «Шлёцер был несколько лет профессором русской истории в нашей Академии (иностранный профессор русской истории)», и после этого замечания беспрекословно признает непреложными все умствования Шлёцера?


[Закрыть].

Куриш-Гаф (Куршский залив) звался Руссной, и Северный рукав Немана или Me меля – Руссой, окрестности – Порусьем, и многие историки, умалчивая о варягах, стали оттуда выводить Рюрика с братией, а уже не из Скандинавии… Но иностранные ученые мужи не хотели видеть, что те руссы были потомками венедо-руссов, видимо, родственных руссам Ладожского озера, но уже разделившихся от самого выхода из общего гнезда славян, с Дуная, от ладогских. До сих пор мы, россияне, не смеем доказывать, что руссы были одним из древнейших племен славянских, а доказательства тому неоспоримы. Во всех летописях мы читаем: и пришедшее Словени седоша около озера Ильменя и нарекошеся Русь, и реки ради Русы еже впадает в озеро. Но, не говоря о великороссах, принявших это название, как говорят одни иностранные ученые мужи – по воле скандинавов, другие – от пруссов, на которых сильно навязывают варяжество, мы видим от древнейших времен: Rus czerwona (красно– или червоннороссов) – карпатороссов, закарпатских русин. В Восточной Пруссии, при впадении Вислы в море, жили в VIII веке роксоланы. В первые годы христианского летосчисления римские легионы, покорившие придунайские земли, встретили там славянский народ – сарматов, или савроматов; их два воинственные колена, страшные римлянам, были язиги и роксоланы. Понтское (Черное) море звалось Русским еще до Нестора. По преданиям исландским, между Балтийским морем и Ледовитым океаном обитали руссоланы. Пресвитер Гельмонд в своей хронике славян 1170 года говорит: «Раны, или ругианы, народ сильнейший из славян, один только имеет царя» (то есть самодержавное правление); а известно, что древние писатели часто изменяли букву s на z, на t и на r, и называли руссов: Russi, Russia, Rugia, Ruthenia, Roussen, Roussorum, Rougorum, Rugia; следственно, Гельмонд говорил о руссах. Эверс отыскал, что за 100 лет до Рюрика руссы на 2000 судах предпринимали поход на Константинополь. В 937 году в Магдебургских турнирах Генриха Птицелова участвовали: Princeps Russiae Welemir; Dux Russiae Radebotta и Princeps Rugiae Wensesslav (открытие из западных писаний. Морошкин Ф. Л., с. 20; Максимович М. А., с. 26).