Электронная библиотека » Александра Стрельникова » » онлайн чтение - страница 12


  • Текст добавлен: 4 июня 2014, 14:19


Автор книги: Александра Стрельникова


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +

– Может и так. Но тут еще что-то примешивается, понимаешь, – на миг Анюта замолкает и задумывается.

Будь женщиной более образованной, она бы непременно сказала, что ей не нравится окружающая аура. Но она этого слова не знает.

– Понимаешь, баб Нюр, вот как переступлю порог своей квартиры, так сразу меня начинает что-то давить, – продолжила свою мысль Анюта. – А ночью, если не спится, еще сильней…

– Да ну? Может – домовой? – сочувственно посмотрела пожилая женщина на расстроенную Анюту.

И сдается мне, что это тоска моей бабы Ани – покойницы по квартире бродит… вся ее несчастливая женская доля. Как невидимый призрак…Как призрак одиночества. И все это как бы накладывается и на меня, на всю мою жизнь. И в моей жизни поэтому ничего не ладится. Да еще и имена у нас одинаковые…

– Дались тебе эти имена, – махнула рукой баба Нюра.

– Я вот все мечтаю… – продолжала Анюта. – Наш дом ведь под снос идет. Вот как буду въезжать в новую квартиру, никаких ее вещей брать с собой не буду. Мне кажется, что от них от всех тоска эта и исходит. Ну, вот разве что часы настенные возьму… те, что в кухне висят. Как память. А больше – ничего.

– У-у-у, богачка какая… Ну, тогда мне что-нибудь подаришь, если, я только до этого переезда доживу.

– Конечно, доживешь, баб Нюр.

– Ну, да ладно. Мечты, призраки твои… Ты мне вот по существу дела скажи: сколько времени ты с этим сантехником кувыркаешься? – попыталась «взять быка за рога» баба Нюра.

– Да года три будет…

– И он тебе обещает чего?

– Да ничего. Просто встречаемся.

– Э, нет. Так не годится. Это в восемнадцать лет можно так годы разбазаривать. Тебе надо уже как-то определиться, подруга. Он тебя ревнует вроде. Дерется за тебя. Может, и правда, за это время прикипел?

– Да кто ж его знает? Любит – ревнует… А, может, просто по пьянке драчливый, – грустно ответила Анюта.

– А я тебе про что толкую? – наседала баба Нюра. – Вот давай и выясняй, как он к тебе относится. Если просто волынщик – так и гони в три шеи. Другого найдешь.

– Была бы постелька, а милый найдется? – вспомнив понравившуюся поговорку, вопросительно посмотрела на соседку Анюта.

– Во-во, точно.

– Ну, и как я его проверять стану?

– Да чего проще…

При этих словах Анюта вопросительно и недоверчиво посмотрела на пожилую одинокую женщину.

Баба Нюра заметила вопрос в ее глазах.

– Ты не смотри, что я женщина одинокая… Я, хотя и замужем не была, но не старая дева. Я ведь тоже когда-то молодая и горячая была …

Анюта с интересом смотрит на бабу Нюру. А та продолжает поучать «молодуху».

– Сделай так, как – будто у тебя день рождения и ты его в гости зовешь…

– Ой, это не годится, – перебивает Анюта бабу Нюру. – Моего дня рождения еще полгода ждать. Да и знает он, что мой день рождения приходится на 8-е марта. Он еще как-то пошутил, что, выгодная я женщина. Мол, вместо двух подарков один можно подарить.

– Ну, и жук твой Василий…

Баба Нюра задумывается, но не надолго.

– Тогда скажи своему хахалю, что у тебя день Ангела… А это – как второй день рождения.

– Так…день Ангела… – повторяет за бабой Нюрой, как школьница, Анюта.

– Понимаешь, надо, чтобы он к тебе не как обычно пришел, а как бы по особому событию, – учительствует баба Нюра.

– Ага, понимаю…

– Еще надо стол ему хороший накрыть. Это обязательно. И главное – не давать мужику захмелеть. Как выпьет – следи, чтобы хорошо закусывал. Потому что от пьяных обещаний мужика тебе никакого толку. Он потом скажет, что просто пьяный был…А тебе разговор серьезный нужен. Ну, а как к разговору этому подъехать, тебя учить не надо…

Пожилая женщина усмехается.

– Баб Нюр, а ты умеешь пироги вкусные печь? – спрашивает Анюта, загоревшись этой затеей. – А то Василий меня как-то попрекнул, что я ему пирогов ни разу не испекла.

– Вот аспид-василиск проклятый… Он тебе не муж, чтобы попрекать, – возмутилась соседка.

– Совсем забыла, – вдруг спохватывается Анюта. – Ведь я же хотела все вещи этих придурков в сумки собрать и выставить за порог. Я предупредила, что ноги их в моей квартире больше не будет.

– А где они сейчас? – полюбопытствовала соседка.

– Да умотались куда-то. Наверное, квартиру новую ищут.

Анюта начинает складывать вещи постояльцев в большие «челночные» сумки.

– Ну, я пошла, не буду мешать, – соседка поднимается с дивана. – Вот только думаю: ты вещи выставишь за порог, а ну как кто сворует сумки… А у них там вещи новые на продажу. Еще деньги с тебя потребуют.

– И то правда, – говорит Анюта, устало снимая повязку со лба. – Как же мне квартиранты эти осточертели.

– А давай сделаем так. Ты, когда сумки выставишь, скажешь мне. А я в свой дверной глазок покараулю. Чужие вещи – дело серьезное, – предложила услугу соседка.

– Спасибо, баб Нюр. Чтоб я без тебя делала…


Спустя какое-то время Анюта привычно смотрит из окна своей кухни. А за окном уже – пейзаж поздней осени. Женщине видно, как у подъезда останавливается «газель» зеленого цвета. Из нее выходят ее бывшие квартиранты.

«Гром-баба» остается возле машины. А мужчина заходит в подъезд. Вскоре он выходит с сумками, выставленными Анютой за порог своей квартиры. Затем бывший квартирант опять возвращается в подъезд. А его жена, тем временем, запихивает большие сумки в «газель».

В это же самое время баба Нюра, прильнув к глазку своей двери, наблюдает за происходящим на лестничной площадке третьего этажа.

Она видит, как мужчина забирает последнюю сумку и собирается уходить. Но вдруг останавливается. Ставит сумку на пол. Подходит к Анютиной двери. Трижды пинает ее ногой в спортивном ботинке. Пинает так сильно, что лопается обивка из кожзаменителя, которым оббита дверь. Затем вырывает «с мясом» звонок возле Анютиной двери, швыряет его на лестничную площадку, и, наконец, уходит.

Баба Нюра открывает дверь и кричит вслед уходящему мужчине: «Хулиган… Я опять милицию вызову».


Анюта все продолжает стоять у окна. Она видит, как мужчина выходит с последней сумкой. Останавливается, чтобы отдышаться.

В это время бывшая жиличка поднимает голову вверх и видит в окне Анюту. Она говорит что-то своему мужику, и тот тоже задирает голову вверх. «Гром-баба», глядя на Анюту, крутит пальцем у виска. Но этого бывшим квартирантам показалось недостаточно. Мужчина, глядя на окно третьего этажа, делает еше и неприличный жест рукой «от локтя». После этого супружеская чета садится в машину и уезжает.

– Порядочные и чистоплотные, – невесело глядя вслед отъезжающей машине, вздыхает Анюта.

Последующие несколько дней Анюта проводит в хлопотах. Она приводит свою квартиру в порядок: чистит, моет, стирает, прикрепляет упавший карниз, вешает новые шторы. Затем тщательно закупает продукты на рынке и в магазине. Затем – ее можно видеть в кухне у плиты за готовкой. Рядом с ней – бессменная баба Нюра, делающая тесто и пекущая пироги.

Хлопоты заканчиваются, когда накрыт праздничный стол в большой комнате Анюты.

Анюта и баба Нюра осматривают стол. На нем – запеченная курица, салат «оливье», красивые румяные пирожки с яблоками и капустой, испеченные соседкой, картошка с грибами, селедочка с луком, зелень с рынка, горькая настойка из рябины в красивой бутылке…

– Ну, ты, мать, и расстаралась, даже слишком, замечает соседка.

– Баб Нюр, ты не обидишься, если я скажу, что это я пироги испекла?

– Да говори, что хочешь. Я ведь для тебя, не для него старалась, – отвечает баба Нюра и просит, – а ты мне на завтра, на вечерок, ножку куриную оставишь? И пару ложечек «оливье», ладно? Сто лет такого салатика не кушала…

– Да я и сама не помню, когда в последний раз его ела. Очень дорогой салат получается…

– И не забывай главное – не давай мужику пьянеть, пусть жрет больше. Вон сколько всего, – дает, уходя, последние наставления баба Нюра.

– Ага. Я помню. Помню…


Вот и долгожданный вечер. Анюта на этот раз при параде. На ней не привычный цветастый халат, а темная облегающая юбка, делающая ее стройнее. И еще – нежно-розового цвета трикотажная кофточка на пуговках. Кофточка, видимо, была куплена еще тогда, когда Анюта была поизящней, потому что верхние пуговицы не сходятся на ее пышной груди. Но можно подумать, что она расстегнула их для пущей сексуальности…

Анюта придвигает табуретку к буфету, на котором стоит телефон, садится и решительно звонит.

– Алло, это ДЭЗ?

– Да, – отзывается женщина-диспетчер на другом конце телефонного провода.

– Пригласите, пожалуйста, Васю, – просит Анюта.

– Какого Васю? У нас их аж три …

– Васю-сантехника, – уточняет Анюта.

– А-а-а… «артиста», значит, – неохотно отзывается в трубке женский голос. – До комнаты сантехников идти далеко. А что передать?

– Передайте ему, что звонит Анюта и что… – тут женщина немного запинается, – и еще скажите, что курица стынет, – добавляет она уже более решительно.

Анюта, сидящая у себя дома на кухне, слышит, как женщина-диспетчер произносит «ох, уж этот Вася», слышит удаляющиеся шаги и замирает в ожидании.

Диспетчер лет сорока пяти, сидевшая за пультом со множеством кнопок, неохотно встает и долго идет по длинному коридору, пока не останавливается у открытой двери комнаты сантехников.

В конце трудового дня здесь собралось несколько мужчин в рабочей засаленной одежде, собирающихся перекусить. С ними еще – две девушки, по виду маляры, если судить по заляпанным краской их комбинезонам.

На каком-то кривом, прикрытом газетами столике, стоят две бутылки водки, три бутылки пива, две открытые банки консервов – шпротов и сардин. Крупно нарезан хлеб и вареная колбаса.

Вася заигрывает с девушками-малярами, готовясь перекусить «за компанию».

– Василий, тебя к телефону, – произносит диспетчер, заглядывая в комнату из коридора.

– А кто? – любопытствует Вася.

– Какая-то Анюта… Ну, так как: будешь сам разговаривать, или сказать, что у тебя «трубу прорвало на участке»?

Девушки – маляры громко смеются.

– Про трубу не надо, говорит Вася. – Просто скажи, что я еще на участке. Видишь, у нас тут маленький сабантуй намечается. Сам ей позже позвоню.

Девушки смеются снова.

Женщина-диспетчер безразлично пожимает плечами, потом насмешливо смотрит на покривившийся самодельный стол с обыденной для рабочих закуской.

– Ну, как знаешь. Меня просили передать, что там «курица стынет», – добавляет она напоследок и уходит.

При этих словах Василий весьма заметно оживляется.

– Не перевелись еще, значит, заботливые женщины, – говорит он, довольно потирая руки. – Курица это хорошо. Я сам сейчас к телефону подойду.

Он быстро выходит из комнаты, обгоняя диспетчера. Навстречу ему по длинному коридору идут два рабочих ДЭЗа и несут ящик водки, что естественно, не ускользает от Васиного внимания. Он оборачивается на бегу им вслед и вбегает в диспетчерскую. Хватает телефонную трубку.

– Нюточка, мне все передали. Я только что с участка. Слышишь, как запыхался. Скоро буду. Жди…

Вася кладет трубку, и ловит на себе насмешливый взгляд работницы ДЭЗа.

– Ну, ты и артист… Правда, артист.

Вася быстро возвращается в комнату сантехников. Там всеобщее оживление.

– Где разжились товаром? – интересуется он, кивая на ящик с водкой.

Напарник сантехника Васи, один из тех, что встретился ему в коридоре, рассматривает этикетку на бутылке.

– Так мы это…сантехнику в универсаме чинили. А директора попросили с нами натурой рассчитаться, – отвечает он ему, немного заикаясь.

– То-то вижу – забогатели, – ухмыляется Вася.

– А мы думали, ты уже курицу ешь, – говорит ему насмешливо одна из девушек-маляров.

Кто-то из собравшихся в бытовке ест, кто-то пьет. Здесь уже стоит шум и гам. Незаметно, под шумок, Вася наклоняется к ящику с водкой и крадет бутылку. Он прячет ее во внутренний карман своей рабочей куртки и уходит.


Минут через двадцать Вася уже звонит в Анютину квартиру. Женщина радостно распахивает дверь своему гостю.

Васина рабочая куртка, засаленный комбинезон несколько контрастируют с праздничным прикидом и настроением хозяйки. Гость достает из внутреннего кармана куртки только что украденную бутылку водки и вручает ее Анюте как бы в качестве презента по случаю торжества.

– Вась, ну ты бы хоть торт принес… Или вино какое-нибудь сладенькое, женское… По случаю. Ведь я же тебя предупреждала, у меня сегодня день Ангела.

– Нют, ну целый день на работе, только освободился. К тебе вот торопился. А ты с порога – с упреками…

Обиженный тут явно Вася.

– Ладно, иди мойся, переодевайся, – вздыхая, говорит Анюта и берет из рук гостя бутылку водки.

Вскоре помытый, побритый и переодетый в чистую одежду Вася торжественно восседает за столом. Можно подумать, что это он – именинник. Он весь сияет и прямо лоснится от удовольствия, как кот, съевший миску сливок.

– Ну, Нюта, порадовала ты меня сегодня пирогами, – гость проводит рукой в области желудка. – А курица…Ва – ще-е-е. Как поел, так сразу второе дыхание открылось, – Вася с откровенным намеком смотрит на диван.

– Да я давно приметила, ты как мясное поешь, – у тебя всегда второе дыхание открывается.

– И знаешь, что мне особенно нравится? То, что и ресторан, и апартаменты сегодня в одном месте, – ухмыляясь, говорит довольный Вася.

– Да рано еще спать ложиться-то. Посидим рядком – поговорим ладком… Я вот все тебя спросить хочу: ты из Москвы к себе домой не собираешься уезжать? Может, надоело мыкаться на служебной площади, может, по домашней обстановке соскучился?

– Что-то я трезвый сегодня какой-то, – говорит Вася, очень пристально глянув на Анюту.

Вася наливает рюмку горькой настойки, начинает пить, но настойка «не лезет» в горло, и Вася с досадой отставляет рюмку.

– Так из Москвы уезжать не собираешься? – повторяет вопрос женщина.

– А чего уезжать-то? Чего я там не видел? Ни работы, ни денег… А так я матери прибавку к пенсии посылаю каждый месяц.

– А отец как? – пытается продолжить разговор Анюта на тему Васиной родни.

– Да какой отец-то? Он нас в детстве еще бросил. Мать с моим старшим братом вместе живет. Брат женатый. Двое детей у него, – как-то не очень охотно откликается на заданную тему Василий.

Мужчина начинает ерзать на стуле. Ему явно хочется переменить разговор. Но Анюта продолжает «гнуть свою линию».

– Вась, а ты почему не женишься? Тебе уже тридцать… неужели ты ни разу не был женат?

Вася, морщась, опрокидывает недопитую рюмку с настойкой.

– Ни разу… не был, не участвовал, не состоял… Да и когда жениться-то? Я в скорости после армии в Москву подался. В 22 года сюда приехал. И вот уже восемь лет в Москве валандаюсь.

– А ты случайно не помнишь, сколько лет мы с тобой валандаемся, а, Вась? – чуть игриво спрашивает Анюта.

– Не-а… Нют, я на даты не памятливый.

– Так я напомню. Три года уже…

– Так, значит, Нюточка, у нас есть повод выпить за юбилей…

Вася разливает в рюмки горячительную жидкость, но почему-то никто не пьет.

– А вообще, я так понимаю, ты мне предложение делаешь, что ли? – спросил он вдруг без обиняков.

– Вроде того, – продолжает Анюта все так же целенаправленно. – А что? У меня квартира двухкомнатная, хоть и малогабаритка. Жить есть где. Не всю же жизнь тебе в московских унитазах ковыряться… А ты работу сменить не можешь, сразу жилье служебное отнимут.

– Да думал, думал я про свое житье. И не раз.

– А наш дом скоро под снос идет. Уже всех жильцов давно переписали. А сейчас, знаешь, какие хорошие квартиры дают? Однокомнатные – а по площади, как трехкомнатная в нашей «хрущебе»…

– Да знаю, знаю, – кивает Вася. – Я ж сантехник. Каждый день по разным квартирам хожу.

Вася делает гастрономическую паузу, заглатывая вкусный пирожок с капустой.

– Женитьба, Анюта, дело – ответственное. И мы об этом деле еще потолкуем. Что-то мы с тобой сильно серьезные сегодня. Время зря теряем…

При этих словах Вася более, чем выразительно, смотрит на диван.

– Нют, а, Нют…


Спустя какое-то время на постели можно видеть Анюту и Васю. Анюта лежит тихо, повернувшись спиной к любовнику. Но не спит. Глаза ее открыты.

Вася ворочается с боку на бок, вздыхает. Заглядывает в лицо Анюте, которая быстро закрывает глаза, словно спит.

– Нет, я сегодня точно недопил, – тихо, себе под нос, бормочет мужчина.

Он осторожно встает, подходит к столу с едой. В темноте нащупывает бутылку с горькой настойкой и пьет из горлышка. Затем нащупывает тарелку с салатом «оливье», съедает пару ложек, громко чавкая, и снова ложится в постель. И после этого, наконец, засыпает.

Теперь Анюта, притворявшаяся спящей, поворачивается на спину. Смотрит на Васю.

– Уснул, наконец. А мне опять не спится. Опять тоска давит…

Женщина трет рукой то место выше груди, где как бы находится у человека «душа». Затем встает, тихо и неопределенно бродит по комнате в белой ночной сорочке, которая в темноте выделяется крупным светлым пятном. Затем так же бесцельно выходит в коридор. В прихожей, проходя мимо вешалки, где висит Васина куртка, нечаянно задевает ее своими округлыми формами. Куртка падает. Анюта наклоняется, чтобы ее поднять. Из внутреннего кармана куртки выпадают старый бумажник и паспорт в скользкой целлофановой обложке.

Женщина вешает куртку на место, кладет бумажник во внутренний карман. А паспорт оставляет и идет с ним на кухню.

Анюта включает свет и садится на маленькую табуретку, с интересом начиная рассматривать документ – паспорт еще старого образца.

Она водит пальцем по строчкам и проговаривает прочитанное тихонько вслух.

– Так…Гавриков Василий Иванович…

– Год рождения… Ага, значит, правду сказал, – радостно говорит она, – так и есть, я его только на пять лет старше.

Продолжает читать дальше.

– Родился… Село Раздолье… Белгородская область…

Женщина продолжает изучать документ, перелистывая странички паспорта. Вдруг она замирает, кладя руку на то место, где «душа болит». Чистота одной из страниц явно нарушена, и увиденное явно не соответствует тому, о чем только что рассказывал ее дружок.

Анюта ведет пальцем по документу и все также проговаривает вслух:

– Брак зарегистрирован. Кутепова М.Н… Гавриков В.И… Брак расторгнут…

– Ага… значит брак расторгнут, – чуть с облегчением добавляет она.

Продолжает читать дальше.

– Разгуляева О.П. Гавриков В.И. Брак зарегистрирован…

– Зарегистрирован…зарегистрирован, – повторяет женщина упавшим голосом.

Анюта вдруг стукает себя по лбу ладошкой, начинает еще быстрее перелистывать оставшиеся странички документа.

– Гавриков Сергей Васильевич 1988 года рождения…

– Гавриков Николай Васильевич 1990 года рождения…

– Гаврикова Людмила Васильевна 1991 года рождения…

Анюта осмысливает прочитанное, продолжая рассуждать вслух.

– Так…значит…один ребенок от разведенки… А двое – от другой, с которой брак зарегистрирован.

Анюта на время замолкает, переваривая случайно полученную информацию.

– Ничего себе… Это что ж получается? Когда ему еще только двадцать два стукнуло, он уже троих детей настругал?

Она смотрит на настенные часы, которые ей достались в наследство от бабы Ани. Часы показывает половину четвертого. И тут приходит окончательное осознание всего… Женщина держит в руках паспорт и делает такое движение, словно хочет порвать документ в месте сгиба. Но спохватывается и со злостью бросает его на пол. Затем быстро идет в сторону совмещенного санузла.

Зайдя туда, Анюта начинает сбрасывать на пол с полочки разные мужские принадлежности – кремы и пену для бритья, станочки и лезвия, заботливо купленные ею для своего дружка. Топчет их. Снимает с веревки еще мокрую его рабочую рубашку, майку и выходит в прихожую.

В прихожей снимает с вешалки куртку и бросает ее на пол перед дверью. Тут же бросает и мокрое Васино белье.

Затем идет в ту комнату, где раньше жили квартиранты. Включает свет, подходит к шкафу, выбирает оттуда мужские вещи – носки, майки, трусы – и тоже бросает их на пол. Затем собирает всю эту мелочь, выходит из комнаты и вываливает все это добро «до кучи» перед дверью. После этого решительно направляется в ту комнату, где спит Вася.

Вася в полудреме уже несколько минут прислушивается к непонятному шуму.

Входит Анюта и включает яркий общий свет. Свет режет Васе глаза, он прикрывается рукой.

– Что, Нют, ты уже на работу поднялась? – спросонок, но трезво спрашивает Вася.

Он зевает.

– Ну, ладно, пока, Нют. Погаси свет. Я еще посплю.

– Поспишь, поспишь… Только не у меня, – зло говорит женщина. – Можешь выметаться к своим Разгуляевым и Кутеповым…

Вася смотрит на Анюту, которая уперла руки в боки и настроена весьма агрессивно.

Он садится на кровати. Сон, как рукой сняло. Злобно усмехается.

– Нехорошо, Анюта, по чужим карманам шастать…

– А никто и не шастал, – взвинчено отвечает женщина, – паспорт сам из упавшей куртки вывалился. В общем, так… одевайся и уматывай. Быстро…

Вася нехотя встает, начинает натягивать брюки, рубашку.

– Зря ты, Нюта, волну гонишь… Тебе не семнадцать лет. Да и я тебе ничего не обещал…

– Допустим. А врать зачем? Ну, женат, ну, дети есть. Так бы и сказал. Ведь тебе тридцатник. Понятно, что не мальчик.

Пытаясь реабилитировать себя в Анютиных глазах, Вася неуклюже оправдывается.

– Да первый раз меня вообще насильно женили… Мне в армию идти, а девка, с которой я гулял, брюхатая была. Из армии пришел – а она уже с другим гуляла… Ну, и я снова женился.

Анюта на эти слова Василия хотела что-то возразить.

– Я, между прочим, – разошелся в откровениях любовник, – нынешней жене деньги регулярно высылаю и алименты первой бабе плачу.

– Ну, вот и уматывайся к ним – такой «регулярный»… А то я гляжу, ты у меня что-то подзадержался.

– А ты думаешь, отчего это я в Москву подался? Думаешь, такая большая радость в дерме московском копошиться? Да, у меня трое детей. И я содержать их должен…

– Вася, все твои вещи под дверью, – сказала Анюта, выходя из комнаты и давая понять гостю, что разговор окончен.

Женщина зашла на кухню, подняла с полу паспорт и подержала его немного в руках, пока Василий не подошел к двери. А затем швырнула его Василию прямо под ноги, не переступая порога кухни.

– Ну, и стерва же ты, Нютка… Злая, одинокая баба… Мужика в ночь и в дождь выталкиваешь, – процедил он сквозь зубы. – Как же тебе после этого не быть одинокой?

Мужчина напялил куртку, подобрал раскиданные вещи, с трудом впихнул их в стародавний и ободранный чемоданчик, с которым обычно ходят сантехники, и вышел, сильно хлопнув дверью.

Анюта, словно что-то вспомнив, быстро прошла в комнату, взяла со стола так и не распечатанную бутылку водки, которую вчера принес Василий, почти бегом добежала до двери и швырнула ее вдогонку уходящему. Тихий подъезд огласился звоном разбитого стекла…

И только после этого плюхнулась на диван и зарыдала.


Рабочее помещение, в котором в несколько рядов сидят женщины за швейными машинками и строчат цветастые халаты. У многих из них на голове платки – «треуголочки», сшитые из остатков все той же цветастой материи. Одна из этих женщин Анюта. Она шьет, но у нее все время получается кривая строчка, из-за того, что слезы застилают ей глаза. Со слезящимися глазами она едет в метро домой, затем – трясется еще в автобусе.


Вечером Анюта, с красными припухшими глазами, и баба Нюра привычно сидят на кухне многострадальной хозяйки. На столе – тарелка с остатками салата «оливье», куриная ножка, еще вчера обещанная бабе Нюре, пироги, испеченные соседкой.

– Радоваться надо, а не плакать, – ворчит по-свойски пожилая женщина. – Вот все и прояснилось. На кой он тебе – дважды женатый, да еще и дома трое гавриков по лавкам сидят… Забудь. Другого найдешь.

– Да где ж его взять-то? С утра до вечера на работе. А на работе – одни бабы, – почти простонала Анюта.

– Чем такой – так лучше никакой. И то, что выставила его – молодец. Да еще в четыре утра… Да еще и в дождь. Так ему и надо, аспиду-василиску проклятому.

Пожилая женщина смеется и переводит разговор на другую тему.

– А я сегодня вдруг спохватилась, что у меня неделю назад день рождения был. Старею, видать…

– А ведь и правда, у тебя день рождения в ноябре, – спохватывается Анюта. – Ну, давай мы его хоть сейчас отметим. Пойдем в комнату, я тебе подарок хочу сделать.

Баба Нюра упирается, не хочет никакого подарка, но, в конце концов, соглашается и послушно идет в комнату за Анютой.

Анюта открывает шкаф и вываливает на диван кучу разноцветных халатов. В них есть одна особенность – они все одинакового фасона и рисунка, только разной расцветки. Например, желтые георгины – на красном фоне, красные георгины – на желтом фоне, оранжевые георгины – на синем фоне, а синие георгины – на оранжевом…

Баба Нюра рассматривает товар, щупает ткань.

– Какая материя приятная, гладкая, – говорит она.

– Да ничего особенного, шелк искусственный, – отрешенно говорит Анюта.

– Вот только расцветка слишком яркая для меня, – немного огорченно говорит пожилая женщина.

– В самый раз, баб Нюр. Ну, ты выбирай, а я сейчас…

Анюта выходит и вскоре возвращается с рюмками и все с той же горькой настойкой из рябины, недопитой вчера с Василием.

– Ну, как, приглядела?

– А вот этот…Такой же, как и на тебе – желтые георгины по красному полю.

– Ну, вот и хорошо – немного оживилась Анюта. – А я тут тоже вспомнила… Дня три назад я письмо от родни из Сибири получила. Сын моей двоюродной сестры хочет в Москву приехать… значит, чтобы устроиться здесь на работу. Парню двадцать лет. Ну, в общем, спрашивают, не пущу ли я его к себе пожить. Просили отписать скорее, согласна я или нет.

– Ну вот, – всплеснула руками соседка. – К тебе в дом мужик просится. Помощник, значит. Конечно, соглашайся. Все же – родня, не посторонний. Ах, Нюта, как годы быстро летят… Оглянуться не успеешь, как состаришься. Не государству же будешь квартиру свою московскую дарить. Много ли нам государство это чего надарило… Вот мне плохо. Никого у меня уже из родни не осталось.

– Да ты никак меня хоронишь, баб Нюр, – обиженно говорит Анюта. – Я замуж хочу… Пожить еще хочу…

– Да ну тебя, такое скажешь, – тоже немного обидевшись, отвечает соседка. – Я тебе про жизнь толкую. Вот ты три года потратила на своего аспида-василиска. Быстро они пролетели?

– Даже не заметила, – вздохнула Анюта.

– Ну, вот видишь. А я тебе про что толкую. Вот так вся жизнь и летит… Соглашайся. Пусть приезжает. Все-таки мужик в доме будет. Поможет, подремонтирует что…

– Что ж, так и отпишу, – пусть приезжает. А то я все никак определиться с ответом не могла.

Вдруг спохватывается.

– Баб Нюр, что ж мы сидим. Надевай новый халат, сейчас его обмывать будем.

Баба Нюра надевает цветастый халат поверх своей одежды.

Анюта наливает в рюмки горькую настойку.

Женщины чокаются за прошедший день рождения бабы Нюры, выпивают и закусывают пирогами, испеченными все той же бабой Нюрой.

Затем обе, в абсолютно одинаковых халатах – с желтыми георгинами по красному полю – садятся рядышком на диван, удобно облокотившись на спинку.

Баба Нюра кладет руку на плечо Анюты. Анюта чуть склоняет голову в сторону бабы Нюры. И вдруг (что особенно интересно) обе женщины – и пожилая, и та, что вдвое ее моложе, абсолютно одновременно, не сговариваясь, абсолютно синхронно начинают петь одну и ту же песню: «Ой, мороз-мороз, не морозь меня, моего коня, у меня жена, ой, ревнивая».

Женщины поют и не задумываются, почему же им так нравится петь песню, которая, если разобраться, должна петься от лица мужчины…

Удивительна эта особенность иных русских женщин: чуть-чуть под хмельком раскрепостилось сознание и сразу – «ой, мороз-мороз»… Чем для них притягательна именно эта песня? Каким-то недосягаемым образом красивой и ревнивой жены? Доброго молодца на коне? И что это? Загадка женской русской души? Или, может, это все-таки вопрос к доктору Фрейду?

Анюта и баба Нюра поют и, в счастливом неведении своем, не заморачиваются никакими заумными заморскими теориями. Да и зачем? Во многой мудрости, как известно, много печали. Женщины еще наливают по рюмочке и еще поют…

Их певческую идиллию неожиданно нарушает звонкая трель нового дверного звонка, который прикрепила Анюта вместо того, что сломали ее последние квартиранты.

– Ты ждешь кого-то? – настороженно спросила баба Нюра.

– Может… это из милиции, по поводу штрафа за квартирантов? – предположила Анюта, нехотя вставая с мягкого и уютного дивана и направляясь к двери.

А у самой сердце екнуло: «А может, это Василий пришел извиниться? Нет, конечно, она его на порог не пустит и, вообще, спустит с лестницы. Конечно. Но пусть хоть извинится, мерзавец…»

Такие мысли вихрем пронеслись в Анютиной голове, пока она шла открывать двери.

Истина, которая в вине, сыграла с ней злую шутку. Чуть раскрепощенное алкоголем сознание говорило ей, что выдернуть из сердца занозу, под названием «Василий» сразу не так-то просто…

Анюта открыла дверь. Как тень, за ее спиной стала любопытная баба Нюра.

– Вам кого? – удивилась Анюта, увидев незнакомого парня с большой дорожной сумкой.

– А тетка Аня тут проживает? – спросил незнакомец разухабисто и так по провинциальному просто, что на ум могла лишь прийти только одна пословица о «простоте, которая хуже воровства».

И видя замешательство в глазах женщины, стоявшей на пороге, добродушно добавил: «Так я – Федя. Вам мать письмо писала насчет… пожить у вас. У нас там, дома, с работой плохо».

– А-а-а, – выдавила, наконец, из себя протяжный звук Анюта.

И обрадованный, что его признали, Федя повернул голову в сторону от дверей и кому-то произнес: «Проходи».

В дверном проеме неожиданно нарисовалась ровесница Федора с животиком, о котором в народе говорят, что «живот скоро на нос полезет».

– Это невеста моя – Анька. Знакомьтесь. Мы вместе жить будем, – сказал родственник, в счастливом или дремучем неведении своем, не сильно отягощенный знанием этикета.

На какое-то время по ту сторону дверного проема воцарилось молчание. Но немая сцена не может длиться вечно. Жизнь продолжается…


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6
  • 3.6 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации