Текст книги "Когда сбывается несбывшееся… (сборник)"

– Главное, что он пережил это «правильно»… Теперь-то я это понимаю, – сказала мама. – А тогда… Тогда… Когда я пришла на выпускной вечер, мне показалось, что он как-то холодно со мной поздоровался, не пригласил танцевать, хотя многократно вальсировал с девчонками из своего и других классов. И понимаешь, я все время ловила на себе его взгляд, но как только наши глаза встречались, он тут же поспешно отворачивался… А я так рассчитывала, что он пригласит меня танцевать, и может быть даже… может быть даже …предложит руку и сердце…

– А, так ты в семнадцать лет замуж уже собралась, хитро сощурила глазки дочка, – буду иметь это в виду.

– И не вздумай…В семнадцать лет надо учиться, – стараясь казаться строгой, сказала мама.

– Но ты же мечтала, – возразила Светлана.

– Мечтать не запретишь. Но жизнь – такая длинная и интересная штука… И все хорошо в свое время. И не надо торопить события. И пусть все течет по своему течению… Думаю, так примерно рассуждал учитель. И был, конечно же, прав.

– Да ладно, он и староват был для тебя, – сказала Света.

Мама засмеялась.

– Это ты сейчас со своей колокольни так говоришь. А двенадцать лет – это не такая уж большая разница в возрасте… Вот подрастешь немножко и сама поймешь.

Женщина вдруг замолчала, видимо, что-то припоминая.

– Кстати, вот за два года до моего выпускного в нашей школе произошла такая история, сказала мама, – вот только не знаю, стоит ли тебе ее рассказывать…

– Конечно, стоит, – сразу обиженно сказала Света. – У нас же вечер воспоминаний…

– Эту историю мне поведала по секрету Катька…

– Та, у которой мама была завучем в вашей школе?

– Совершенно верно. Был такой выпуск, когда школу заканчивали в один год и десятые, и одиннадцатые классы. Был такой эксперимент несколько лет… Хотели, чтобы мы учились в школе одиннадцать лет.

– И над вами, значит, экспериментировали, – иронично заметила Света.

– А как же. Но я уже, к счастью, заканчивала десятилетку. А вот кому-то не повезло, и учились на год дольше, и наплыв в вузы в тот год был больше, потому что выпускались одновременно и десятые и одиннадцатые классы. Так вот… Катька дома услышала, что у восемнадцатилетней ученицы одиннадцатого класса с сорокалетним учителем по труду, который преподавал у мальчишек, вышла какая-то история, из-за чего ученица срочно должна была уйти из школы, а учителя того уволили…

– Понятненько-о, – протяжно сказала Света. – Да что ж это за школа у вас была такая! Прямо какие-то шекспировские страсти в ней кипели…

– Обычная советская школа. А страсти и чувства были во все времена. И неважно, что написано на фасаде здания: «демократия» или «социализм». Понимаешь? Потому что миром правят чувства. Хорошо бы, если б только возвышенные…

Светина мама в задумчивости опять взяла в руки красивое зеленое яблоко, любуясь им, а затем отложила его в сторону.

– Так вот…Мы говорили о выпускном… Когда школьный бал закончился, весь наш класс в сопровождении нашей классной руководительницы – химички и двух родителей отправился отмечать прощание со школой и начало взрослой жизни домой к одной нашей однокласснице.

Сергей Петрович, естественно, точно так же сопровождал своих питомцев.

Наша одноклассница жила в частном доме с большим садом. Помню, в саду были накрыты столы. Меня поразило количество выпивки… Наши мальчишки напились. Потом мы полночи шли на главную площадь города. А наутро все четыре класса встретились на площади. Почти у всех парней были красные глаза, бледные лица…

– …и заблеванные новые костюмы, – брезгливо сказала дочка.

– И насколько мне известно, эта традиция не изменилась и по сей день… Но почему нужно именно напиться? – пожала плечами мама.

Она немного помолчала, а затем продолжила.

– Сергей Петрович, как и положено, до конца нес учительскую вахту, оберегая своих птенцов, уже вылетевших из гнезда. Я видела учителя на довольно большом расстоянии, постоянно теряя его из поля зрения. На площади вообще, было полно выпускников из других школ. Ночью прошел дождь. Утром он возобновился. Было сыро и прохладно. Уставшие выпускники начинали разбредаться по домам. Все когда-нибудь заканчивается… У меня новыми белыми туфлями на каблуках были растерты в кровь обе ноги, и каждый шаг по брусчатке площади отдавался болью. И ужасно хотелось спать после бессонной ночи. Я отыскала глазами учителя. Он уже был далеко. Он и его, теперь уже бывшие ученики, уходили с площади… И от этого становилось так грустно, что я еле сдерживала слезы…

– Представляю, – сочувственно сказала Света, у которой тоже глаза были на мокром месте.

– Но печаль моя светла, – сказала мама. Это как раз тот случай…

– И ты с ним никогда больше не виделась? – спросила дочка.

– Знаешь, в городе, где проживает более двух миллионов человек, легко затеряться… Но мне посчастливилось. Его я встретила, причем… дважды. Первый раз это произошло, когда и года еще не прошло после окончания школы. Я шла по центру города, направляясь на курсы, на которых тогда училась, и глаза мне слепило мартовское солнце. И вдруг меня как будто ударил электрический импульс… В толпе людей, шедших мне навстречу по широкому тротуару, я увидела учителя физики.

– А он, он тебя видел? – встрепенулась Света.

– Скорее всего, нет, – сказала мама, – он шел с каким-то приятелем и они о чем-то увлеченно говорили.

– И что ты почувствовала, когда его увидела? – спросила дочь.

Мама выдержала паузу.

– Как там поется в той песенке, которую ты без конца крутишь: «Мое сердце остановилось, мое сердце замерло»…

– А, так ты уже песенку одного из моих любимых ансамблей цитируешь, продвинутая ты моя мамуля и бабуля, – иронически заметила Света. – И пропела: «мое сердце остановилось, отдышалось немного и снова пошло».

– Да, жизнь продолжалась…

– А когда ты с ним встретилась во второй раз? – полюбопытствовала Света.

– О! Это произошло много-много лет спустя. Я уже к тому времени была, как принято говорить, женщиной, обремененной мужем и детьми…Как-то, случайно проезжая в районе университета, из окна трамвая на остановке я увидела мужчину. Что-то в его облике показалось мне знакомым…

– Это был учитель физики? Это точно был он?

– Точно, точно, – кивнула мама. – Трамвай задержался на остановке, и я могла хорошо рассмотреть мужчину… Дело было летом. Легкий загар на лице, подтянутая спортивная фигура без намека на животик…Я помню, он сам не курил, нам не советовал и увлекался спортом.

– По твоему описанию, он выглядел почти, как молодой человек… А сколько же лет ему тогда было?

Мама задумалась, припоминая.

– Думаю, что лет пятьдесят ему уже было. Конечно, он возмужал. Но эти ясные, живые глаза, я бы их никогда не спутала… И печать интеллекта на лице, которая только добавляла шарм. Это был интересный зрелый мужчина. Такие нравятся женщинам.

– А он тебя не увидел в окне трамвая случайно?

– Нет. Он вообще смотрел куда-то в другую сторону, – ответила женщина.

– А если бы он сел в тот трамвай, в котором ты ехала? – не унималась дочка.

– Но ведь не сел же, – усмехнулась мама. – Наверное, он ждал другой. И вообще, по жизни мы «ехали» с ним в разных трамваях… Понимаешь? Так распорядилась судьба. Та страница моей школьной жизни была давно перевернута. И я по сей день благодарна судьбе, что в моей жизни был этот человек…что была такая прекрасная влюбленность. Потому что влюбленность, да еще в таком возрасте, это нормальное состояние души. А помнишь, как сказал поэт: «Любви все возрасты покорны, но юным, девственным сердцам ее порывы благотворны, как бури вешние полям»…

На какое время в комнате воцарилось молчание, а потом Света сказала: «Ну, если ты мне столько интересного про школу рассказала, представляю, что ты можешь рассказать про свою студенческую жизнь»…

– Э, нет, – покачала головой мама. – Это уже совсем другая история… И говорю я так вовсе не потому, что поздний час. Просто в жизни довольно часто случается так, что студенты влюбляются в своих преподавателей, а преподаватели – в своих студентов. Женятся, выходят замуж. И это нормально. Но в моей студенческой жизни ничего такого не было. Когда я была студенткой, у меня было достаточно почитателей моего возраста…

И видя враз заскучавшую дочкину физиономию, женщина усмехнулась.

– Ладно… Был у меня такой эпизод на третьем курсе. Я никак не могла сдать «зачет» по зарубежной литературе. Преподаватель-мужчина был довольно неприятным человеком – злым, надменным, насмешливым. Студенты его не любили и боялись. А студенточки о нем вообще такие истории рассказывали…жуть… Впрочем, тебе об этом знать не надо… – Это почему же? – встрепенулась Света.

– Так вот, ходила я сдавать ему этот «зачет» трижды, – продолжала мама, как бы не слыша вопроса. – Много читала, готовилась – все, как положено. Прихожу на экзамен, начинаю отвечать, преподаватель перебивает меня на первой фразе и говорит: «Вы не владеете предметом, прейдете в следующий раз». И смотрит на меня каким-то немигающим гипнотическим взглядом, от которого холодеет все внутри…

– Ты трижды к нему ходила, и трижды он тебя выпроваживал? – удивленно спросила дочка.

– Представь себе, – сказала мама. – А сдать это предмет можно было только ему. И вдруг я случайно узнаю, что этот тип ненадолго уехал в какую-то зарубежную командировку. Скорее бегу в учебную часть за разрешением пересдать «хвост» другому преподавателю и получаю его. Прихожу на экзамен к десяти утра. Принимает довольно молодой для профессора мужчина. Захожу вместе с другими студентами с других курсов, а он мне говорит: «Подождите немного, я приму своих студентов сначала, а потом «хвостовиков». Жду… Подтягиваются и другие «хвостовики». Смотрю, он их принимает вместе со своими студентами. Захожу и я с ними. А он мне опять: «Девушка, вас я приму позже»… Все стою перед дверью в аудиторию, нервничаю. Уже полдня прошло. Профессор вышел перекусить в университетском буфете. Возвращается назад, а я опять к нему: «Скажите, пожалуйста, а когда мне можно будет зайти, я жду с самого утра?» А он и отвечает: «А вы, девушка, не торопитесь, потому что вы зайдете самой последней»…У меня сердце совсем упало…ну, думаю, как глянет в зачетку, что я уже трижды не сдала. А студенты все валят – очники, заочники, вечерники. Я пошла в буфет, выпила какого-то невкусного холодного кофе с черствым пирожком. Вернулась, опять стою, жду под дверью. В общем, зашла я в аудиторию только где-то в восьмом часу вечера…

– Ну, вот и до вас очередь дошла, – сказал совсем не старый профессор мягко, устало подперев голову рукой и пристально глядя на меня из-под стекол очков. – Давайте зачетку…

Сердечко мое екнуло. Он ее раскрыл и спросил, как мне показалось, немного иронично: «Готовитесь плохо или просто не везет вам»?

– Нормально готовлюсь: и тогда, и сейчас готова отвечать по предмету, – стараясь казаться спокойной и уверенной в себе студенткой, ответила я.

– Тогда в чем же дело? – добродушно спросил преподаватель.

Я пожала плечами и ответила искренне, как было на самом деле: «Мне трижды говорили, что я «не владею предметом». Но как мог об этом узнать преподаватель, если он меня ни разу даже не выслушал, сразу обрывая на полуслове и говоря, чтобы я пришла в следующий раз»…

И тут профессор громко рассмеялся.

– Неужели вы не поняли до сих пор? Да вы ему просто очень понравились…

И видя удивление в моих глазах, добавил: «Можете не сомневаться в этом. Понимаете, все объясняется очень просто. Говорю же – понравились… Ну, ему еще захотелось вас увидеть. А как он это мог сделать? Только не поставив вам зачет».

И видя, что я недоверчиво молчу, добавил: «Поверьте, я очень хорошо знаю своего коллегу по кафедре. Ох, и долго б вы еще к нему ходили»…

Совсем не старый профессор замолчал, а затем вдруг виновато улыбнулся.

– Каюсь, и я грешен…Ведь преподаватели – тоже люди. И ничто человеческое нам не чуждо. У меня сегодня безумно тяжелый день, голова вот раскалывается уже. В нашем университетском буфете даже пообедать нормально нельзя. Съел подгоревшую яичницу, жаренную, по-моему, на каком-то техническом масле…Запил все это бурдой под названием «кофе с молоком». И целый день выслушиваю студентов, половина из которых несет такой бред…

Он немного помолчал.

– Вы уж меня извините…Я как только вас увидел еще утром возле аудитории, сразу так и решил: «Вот эта девушка будет отвечать последней». Я знал, что денек сегодня будет не из легких. Должно же меня в конце такого тяжелого дня что-то приятное ожидать. Не скрою: все время меня согревала мысль, что вот такая девушка меня целый день дожидается…А вы все порывались сдать «зачет» побыстрее, хотели лишить меня такого удовольствия. И вот я сейчас сижу с вами и все вам это объясняю.

Тут уже я невольно рассмеялась. А профессор так хорошо и устало улыбнулся.

– Ну, нахал, ну, нахал, – сказала Света. – А «зачет» он тебе хоть поставил?

– Поставил, – ответила мама. – И даже спрашивать меня не стал, а я так готовилась, так готовилась…

– Ну, мамуля, – сказала Света, – ну, мамуля…Сколько интересного я сразу о тебе узнала.

Света приподнялась с дивана, подошла к большому зеркалу, покрутилась перед ним и, весьма довольная своим отображением, спросила: «Мам, а, правда, мы с тобою очень похожи?»

– Похожи, – ответила мама. – Только давай спать ложиться.

– Ой, нет, погоди, – сразу встрепенулась Света, которой явно не хотелось, чтобы разговор заканчивался. Она вновь запрыгнула на диван.

– Я хотела тебя спросить…Вот ты, когда рассказывала о том чудище, все время говорила: «этот человек», «этот учитель». Ты не разу не назвала его по имени. Ты забыла, как его звали или…

– Нет, не забыла, – сухо сказала женщина, – просто мне неприятно это произносить вслух.

– Даже спустя столько лет, – сочувственно вздохнула дочь.

– Даже…

Женщина вдруг провела себя рукой по шее, потом еще, словно ощущая какой-то дискомфорт.

– Посмотри, что у меня здесь, – попросила она Свету, чуть приподнимая голову вверх.

Дочь наклонилась к маме, разглядывая ее шею. На лице ее появилась растерянность.

– Большое красное пятно, и рядом еще – поменьше, и еще…

Женщина быстро встала и подошла к зеркалу. Она расстегнула халат. На шее, на груди, на плечах, на животе проступили красноватые пятна. Женщина покачала головой.

– Это рецидив…Сто лет у меня этого уже не было. А ты спрашиваешь, почему не рассказывала. Вот вспомнила…

– Мамуль, извини, это все из-за моего любопытства.

– Да ты-то тут не при чем… Все равно я об этом когда-то тебе должна была рассказать, – вздохнула мама. – Есть такая поговорка, что, дескать, снаряд в одну и ту же воронку дважды не попадает…Но есть и другая: кто обжегся на молоке, тот дует и на воду. Когда твоя старшая сестричка стала подрастать, я очень опасалась, чтобы подобное не повторилось. Я никогда не относилась к родителям – пофигистам. Но видимо, моя активность в родительском комитете отчасти была обусловлена тем, что я знала всех учителей своей старшей дочери, знала всегда какие-то школьные новости, сплетни из жизни учителей.

– Так вот почему ты у меня такая «пассионария», – сказала Света.

– Отчасти… Когда ты стала подрастать, я боялась того же… Парадокс моей жизни: обычно родителей интересует, с кем в школе дружат их дети, а меня интересовало, какие учителя вас учат. А как можно было узнать об этом? Приходилось быть активной мамочкой из родительского комитета…И с твоей старшей сестрой, и с тобою.

– Вот оно как, – немного удивленно сказала Света.

Воцарилось молчание, которое нарушила дочка: «Мамуль, хочу спросить, а ты никогда не встречала больше то чудовище?»

– Однажды это все-таки произошло, – сказала мама. – И что самое интересное, я встретила этого человека за день до своей свадьбы…

– Невероятно, – только и смогла сказать Света.

– Да, пожалуй ты права, в этой случайности присутствовала некая невероятность. Я встретила этого человека на пике своего счастья. Я уже тебе говорила, что в жизни случается много странных и необъяснимых вещей. Эта встреча – явно из этой серии… В тот день с утра я поехала к своей тетушке, которая жила в районе новостройки. Неподалеку от дома, где она жила, находился большой новый рынок. Мы зашли туда с нею, чтобы купить цветы и фрукты. Тетушка встретила свою знакомую и остановилась поболтать, а я не спеша проходила по рядам среди столиков, на которых было представлено разнообразие плодов жаркого лета. Случайно мой взгляд упал на старика, который продавал пол-литровую баночку малины и крыжовник в стакане. Я прошла мимо, а потом меня словно что-то кольнуло…Я резко обернулась. И…Сомнения быть не могло…

– Это был он? Ты его узнала? – с волнением в голосе спросила дочка.

– Да, я узнала его …

– А он тебя видел? – спросила Света.

– Думаю, нет… Разморенный жарой, он сидел в какой-то полудреме, с полузакрытыми глазами, – сказала мама.

– Да откуда он там взялся?

– Когда-то на месте рынка была окраина. И рядом с новыми многоэтажками оставалось еще немало частных домов с садиками за заборами. Вот в одном из таких домов он и жил здесь где-то по соседству. Где-то совсем рядом должно было находиться его «логово», куда много-много лет назад должна была прийти я со своими одноклассниками, чтобы проведать заболевшего учителя…

– Но не пришла, – сказала дочь. – Хотя все равно тебе это аукнулось, – дочка глянула на мамины красноватые пятна.

– И что ты испытала при этой встрече?

– Омерзение…Отвращение, – сказала мама. – Он выглядел старше своих лет. Замечено, у многих старых людей с годами на лице проступает благость, мудрость, доброта…Этот рано подряхлевший и неопрятный старик был явно не из их числа. Но более всего меня мучил потом вопрос, на который я и сейчас не нахожу точного ответа… Почему…почему этот человек явился мне именно в тот момент, когда я была так счастлива и в моей жизни было все прекрасно? Зачем судьба приберегла для меня эту встречу, которая, видимо, все же не была такой уж случайной, раз она произошла. Зачем? Какую-то загадку загадывала мне жизнь…

– И ты ее разгадала?

Женщина пожала плечами.

– Не знаю…Но мне почему-то кажется, что это было, как намек, как напоминание о том, что жизненный путь человека – это не бесконечная прогулка по райскому саду, дорожки которого усыпаны лепестками роз… Жизнь бывает агрессивна и жестока. И что всегда нужно быть начеку. Всегда надо помнить ее уроки.

Дочка на какое-то время примолкла.

– Мамуль, а мне, знаешь, что кажется…Что он, как злой, мерзкий колдун, тебя околдовал, чтобы ты никому не досталась и не была счастливой… Но время его злых чар прошло. Старый колдун потерял свою силу… и ты вышла замуж за папу…

– Надо же, какое оригинальное объяснение, – улыбнулась мама. – Мне понравилось…И, все-таки, давай спать.

Дочка сладко потянулась, а мама повернула будильник, который Света преднамеренно «отвернула» циферблатом к стене.

– Да уже половина четвертого! – всплеснула руками женщина. – Ладно, спи здесь, я сейчас одеяло принесу.

Через минуту мама вернулась с пуховым одеялом и спросила: «На каком уроке у тебя контрольная?»

– На третьем, – сказала Света.

– Ладно, разбужу тебя к третьему уроку, – сказала мама, а потом, подумав немного, добавила, – да ладно, что такое контрольная по алгебре в мировом масштабе…Можешь завтра в школу не ходить. Поспишь. Отдохнешь.

– Правда, мамуль, – встрепенулась благодарно Света, – честно-честно?

– Честное пионерское, – сказала мама и добавила, – а давай и я с тобой лягу.

Она вышла в другую комнату и вернулась с подушкой. Женщина выключила свет, легла рядом с дочерью на широкий диван.

– Знаешь, я хотела тебе сказать еще, что есть такие вещи, о которых не всегда нужно рассказывать посторонним, – сказала мама. – Ну, просто этого не нужно делать…

– Могла бы этого и не говорить, – немного обиженно отозвалась дочка. – Что ж я не понимаю, что есть семейные тайны… Не волнуйся, Наташке я об этом рассказывать не собираюсь.

– Честно-честно? – переспросила мама.

– Честное пионерское, – копируя маму и уже засыпая, ответила дочка.

А женщина еще долго лежала в темноте с открытыми глазами. Уснула она только тогда, когда совсем рассвело…

Не в то время, не в том месте

Летние июльские сумерки, еще совсем прозрачные, спустились на землю. Они теплой волной обволакивают двухэтажный кирпичный дом в ряду таких же, ничем ни примечательных домов, на тихой улочке южного провинциального городка.

В теплом, как парное молоко, воздухе только-только начинают выводить свои томные рулады цикады. Из городского парка, находящегося неподалеку и плавно переходящего в пригородный лес, доносится пока что одинокий и неприятный выкрик какой-то ночной птицы.

В это время в одном из распахнутых окон первого этажа зажигается свет. Оттуда слышны приглушенные голоса.

В квартире за распахнутым окном – небольшой беспорядок, который случается всегда, когда кого-то провожают в дорогу. На стульях и на тахте в одной из комнат видны разбросанные вещи.

В кресле сидит миловидная девушка лет семнадцати в коротеньком махровом халате розового цвета и с беззаботным видом сушит феном длинные русые волосы, разбросанные по плечам.

Здесь же в комнате на диване лежит отец девушки – мужчина лет сорока пяти. Ему явно нездоровится. На придвинутом к дивану стуле лежат упаковки каких-то таблеток, градусник в футляре. Мужчина допивает травяной отвар.

Мать юной особы перебирает вещи, сложенные в небольшой, но вместительный чемодан из натуральной кожи темно-коричневого цвета. Женщина нервничает.

– Поражаюсь твоей беспечности, Катерина, – обращается она к дочери. – Через час на вокзал ехать, а ты вот именно сейчас решила голову мыть, как будто целого дня не хватило.

– Да, ладно тебе ворчать, мам… До вокзала ехать 15 минут. Уже все собрано.

– Курточку будешь брать? – устало спрашивает мать.

– Да ты что, мам? Лето на дворе.

– Надо же, как все неудачно вышло, – качает головой женщина. – Вот уж точно говорят: человек предполагает, а бог располагает. Я ребенка своего должна была в Москву сопровождать, а отец слег с радикулитом.

– Так я, вроде у знакомых, жить буду, – пожимает плечами Катя.

– Вот именно, вроде. Это же не наша личная знакомая. Просто мне на работе адрес дала приятельница.

– Мам, ну, ты ведь с ней уже созванивалась и обо всем договорилась.

– Все равно волнуюсь…

– Да говорил же тебе сто раз: поезжай вместе с дочкой в Москву, с проводником договоришься, – на нервной ноте подключается к разговору отец.

– Интересно, а кто завтра медсестре дверь пойдет открывать, когда она укол тебе придет делать?

– Ты ведь даже сидеть не можешь, не то что встать с кровати, – устало возражает женщина.

– Так говорил же: старшую дочку надо было вызвать дней на десять. Живет в восьмидесяти километрах от нас. Это тебе не тыща, как до Москвы, – сердится отец семейства.

– Да ведь это все вдруг с тобой приключилось. А у старшенькой и своих проблем хватает, – вздыхает супруга и добавляет чуть тише, – она и так, может быть, скоро к нам приедет…

– Что значит, «может быть, и так»?

Отец, задавший вопрос, и Катя смотрят вопросительно на уставшую и как-то враз сникшую женщину.

– Дочка, да ты ж еще до сих пор в халате, – спохватывается женщина, как бы не слыша прозвучавшего вопроса.

– Уже одеваюсь, – говорит Катя, наконец, поднимаясь с кресла.

Девушка направляется в другую комнату, мать идет за нею.

Катя стоит перед зеркалом. Она расчесывает волосы. Стройную ее фигурку красиво облегают джинсы и топик голубого цвета.

– Дочур, а ну, выгляни в окно, горит свет у этой вороны каркающей или нет? – спросила вдруг мать. – Хорошо, что уже стемнело, может она нас и не увидит, когда из дома выходить будем.

Дочка усмехается, но выполняет просьбу. Она садится на подоконник, чуть откидывается назад и смотрит на крайнее окно на втором этаже.

– Не-а, не горит.

– Да она не ворона, она сычиха самая настоящая, – доносится голос Катиного отца из другой комнаты.

– Да, ладно, пап, и ты туда же – вслед за мамой. Ну, странный она человек – всем известно. Хватит вам уже за кем-то небылицы повторять…

– Да какие небылицы? – встрепенулась мать. Все на нашей улице знают, что если повстречается она кому навстречу, удачи не будет, хоть возвращайся. А если скажет еще чего – вообще плохая примета.

– Вот и попалась она мне навстречу утром, когда я на дачу собрался, – буркнул отец из соседней комнаты, – охала, ахала, как всегда. Потом чего-то каркнула вслед, я только одно слово и разобрал… поясница… А к вечеру меня скрутило.

Катя улыбается, направляясь в ту комнату, где лежит отец, и останавливается в дверях.

– Так, может, она – ясновидящая… Может, она тебя предупредить хотела, чтоб не перетрудился ты в саду-огороде?

– Дочка, хватит болтать, – говорит мать и всплескивает руками, – а гостинцы из холодильника не достали.

Женщина быстро направляется на кухню.

Катя заходит в комнату, где лежит отец.

Следом появляется мама Кати с баночками меда, варенья и соленых огурцов. Укладывает местные дары в большой пакет.

– Я бы больше взяла, если бы вместе ехали, говорит она с сожалением.

– Мне и этого с лихвой, – сокрушается Катя.

– Ну, все… присядем на дорогу, – говорит мать.

– Паспорт, билет, деньги – ничего не забыли? – озаботился отец. – И адрес женщины, где жить будешь.

– Ее адрес и телефон у меня в мобильнике и записной книжке.

– Ты только на еде не экономь, вставила свое слово мать, – питайся хорошо. Я вот только не пойму…

Женщина встает, подходит к столу и берет в руки красочную рекламку, напечатанную на хорошей бумаге с фотографиями, которой обычно зазывают абитуриентов.

– Интересно, а за платное обучение как надо платить? Отсюда, с нашей почты посылать, что ли? Или уже на месте – в Москве?

– Да погоди ты, мам… Сначала поступить надо. А там скажут, – неуверенно вставила Катя.

Женщина продолжает изучать рекламку.

– А тут написано еще, что есть десять бесплатных мест. Может, и нам повезет?

– Навряд ли. Думаю, много желающих на этот факультет будет, – покачала головой дочка.

– Конечно, еще бы, – сокрушается мать.

При этом родительница читает, многозначительно глядя в рекламку, по всему видать, уже многократно читаную фразу: «Студенты факультета «Туристический бизнес и гостиничный сервис» проходят практику в Турции, Тунисе и на Кипре»…

Утомленная хлопотами женщина мечтательно прикрывает глаза.

– Интересно как… по заграницам поездить…

– Размечталась… хватит кудахтать, – резко обрывает ее супруг. – Ты лучше девчонке скажи, какие ее опасности в Москве подстерегать могут. Какая там преступность… вон каждый день по телевизору показывают…

– Да говорила уже, все зубы проела. Ох, дочка, нам пора, – всхлипывает мама.

Катя подскакивает с кресла, на секунду присаживается на диван к отцу, чмокает его в щеку.

– Па, выздоравливай скорее.

Из подъезда на плохо освещенную единственным фонарем улицу выходят две женские фигуры. У матери в руках – чемодан. У Кати – пакет с гостинцами и дамская сумочка.

Катина мама, с опаской озираясь на окно второго этажа, произносит совсем тихо: «Как всегда – темень непроглядная»…

И в этот же момент Катя сильно спотыкается и «ойкает», чуть не падая. Звякает содержимое пакета. Девушка останавливается, проверяя сохранность того, что в нем было.

– Разбилось? – шепотом спрашивает мать.

– Вроде нет.

И в этот же самый миг, возможно, на звуки, доносящиеся с улицы, на втором этаже распахивается окно. Свет в нем не зажигают. И женский силуэт, мелькнувший в темноте с взметнувшимися к створкам окон руками, чем-то напоминает большую черную птицу, взмахнувшую крыльями.

– Ну, вот и дождались, – тихо, с досадой сказала старшая из женщин. – Целый день ее не видать и не слыхать было. Словно, нас специально караулила, ворона. Пошли быстрее.

Из окна соседки тем временем слышатся какие тяжелые вздохи типа «о-хо-хо – хо-хо» и полуразборчивые фразы, которые глухо падают в темноту вслед удаляющимся от дома двум женским фигурам.

Мать берет дочку под руку.

– Держись за меня. А что это она там пробормотала…я плохо расслышала… То ли «упасть» то ли «волчья пасть»?

– Мам, ты хочешь уловить какой-то смысл в бормотании женщины, которую ты считаешь сумасшедшей? Не смеши меня. А мне вот послышалось – «масть». Ну и что из этого? Не бери в голову.

Мать девушки вздыхает.

Женские силуэты растворяются в темноте.

У железнодорожной станции одиноко бредущих путниц догоняет пустой и разбитый тарантас, зовущийся местным маршрутным автобусом. Путницы, не сговариваюсь, невесело усмехаются по этому поводу. Но через пару минут уже забывают об этом, оказавшись на перроне.

Мама Кати показывает билет проводнице, и они обе быстро проходят в купе.

Как оказалось, здесь уже была одна пассажирка, блондинка лет тридцати пяти.

Мать Кати громко, по провинциальному, поздоровалась и пристально посмотрела на попутчицу дочери.

Блондинка тем временем достала из дамской сумочки сигареты, зажигалку и вышла в коридор.

Катина мама с досадой посмотрела ей вслед.

– Надо же… Вагон полупустой, а ты в одно купе с цыганкой попала.

– Разве эта блондинка – цыганка? – удивилась Катя.

– Самая настоящая. Они теперь почти все блондинки.

– В общем, так, слушай меня внимательно, – сказала встревоженная женщина, – если она тебе вдруг будет предлагать погадать за деньги или будто бесплатно, просто так – из любопытства…

– Не буду, не буду, не буду, – перебивая мать, попыталась ее успокоить дочка.

– Послушай меня, – продолжала мать, выглядывая в коридор, – деньги ближе к себе держи, как я тебя учила… И в поезде, и в Москве. Звони домой чаще, в любое время. И ни с какими парнями, которые к тебе будут цепляться, ни в какие кафе, не ходи. А если в гости кто позовет…

– …не ходить тем более, – продолжила мамину мысль Катя.

– А я так мечтала: вот дочку повезу в Москву поступать в институт. Мечтала там погулять с тобой вместе, – обнимает Катю.

В купе возвращается блондинка. Слышен голос проводницы: «Провожающие, просьба освободить вагон».

Мама Кати торопливо покидает купе.

Поезд, наконец, трогается.

Из окна Катя видит маму, которая машет ей рукой, двигаясь по перрону вместе с поездом, пока тот еще не набрал скорость.

Катя тоже машет, прильнув к оконному стеклу.

Попутчица, молчаливо наблюдавшая за прощанием, нарушает молчание.

– В Москву в гости едешь или учиться? – улыбнулась блондинка, обнажая верхний ряд золотых зубов.

– Учиться… А вы тоже до Москвы?

– Нет, я не до конца еду…Я раньше сойду, в шесть утра.

Катерина легко подтянулась на свою вторую полку. Там она быстро переоделась в шорты. Затем достала из сумочки журнальчик и записную книжку.

Блондинка тем временем переоделась в атласный халат жгуче-малинового цвета. Сверху напротив Кате видно, как попутчица достает из сумки еду в пакете, расческу, помаду, духи. А еще – колоду карт, хранящуюся в мешочке из мягкой лайковой кожи бардового цвета, украшенном золотыми узорами.