Текст книги "Когда сбывается несбывшееся… (сборник)"

– А как же мы? – спросила Куронэко.

– Ну, уж нет… По домам. Хватит с тебя прошлогоднего приключения, – решительно сказал Ооками.

– Так мы вас пригласим, если понадобится, – сказал молодой страж порядка.

Трое молодых людей садятся в милицейскую машину.

Катя, Куронэко и девушка-Жаворонок стоят молча, наблюдая как машина милицейского патруля отъезжает. Все подавлены случившимся.

– А что это за прошлогоднее приключение? – спросила Катя, которую от всего пережитого колотила нервная дрожь.

– Да тоже так вот, как сегодня, к нам прицепились… И всех загребли в милицию – и потерпевших, и нападавших… Пока разбирались, я экзамен и пропустила, – вздохнула Куронэко.

– За что ж вас так не любят? – поинтересовалась Катерина.

– Да это просто комплексы уродов, которые надо на ком-то вымещать. И нетерпимость, – сказала «девушка в черном», беря Катю за руку. – Тебе бы сейчас кофе крепкий, горячий выпить…

– Кофе бы никому не помешал, – отозвалась девушка-Жаворонок.

– Все, идем в «Макдоналдс», – решительно заявила Куронэко.

Все трое, наконец, двигаются с места.

Комната в общежитии. Из ванной с вымытой головой и без косметики выходит Алена.

На ней – более, чем откровенные джинсы «на бедрах» и бюстгальтер белого цвета.

Девушка направляется к тумбочке Кати, роется там, извлекая фен. Садится на Катину тахту и сушит волосы. Затем начинает рассматривать себя в зеркало.

– Ну, что ж… Пожалуй, сегодня только ресницы накрашу. И еще – бесцветный блеск для губ…

Она откладывает тушь в сторону, начинает перебирать свои кофточки, валявшиеся на тахте. Затем – звонит по мобильному телефону.

В комнате Клавдии Ивановны звонит телефон. Женщина прерывает чтение, откладывает газету. Не спеша, идет к телефону.

– Алло, алло…

В ответ молчание. Она кладет трубку и возвращается к прерванному занятию.

Алена отключает мобильный телефон, недовольно закусив губу.

Затем опять начинает пересматривать свои кофты.

Взгляд ее падает на голубой топик Кати, который висит на спинке стула вместе с другими вещами девушки.

Алена встает, возвращает на прежнее место чужой фен и берет в руки Катин топик. Ей явно нравятся вышитые на нем цветочки. Не долго раздумывая, девушка примеряет чужой топик на себя.

И снова звонит по мобильному телефону.

Длинный коридор коммунальной квартиры. Мягкими прыжками в кожаных джурабах несется к телефону внук старой татарки.

Наконец, волосатая, разрисованная татуировкой рука снимает телефонную трубку.

– Да-а, – многозначительно и многообещающе отзывается мачо.

– Это я… – слышит он после некоторой паузы в телефонной трубке женский, с волнительным придыханием голос.

– А ты – сообразительная. Хвалю, – самодовольно говорит мачо. – Мы можем сегодня встретиться?

– А почему бы и нет? – вопросом на вопрос ответил женский голос.

– Тогда давай встретимся в центре.

– Я плохо знаю Москву, – сказала девушка.

– Ах, да… Совсем забыл. Ну, тогда… подъезжай к дому, из которого ты улизнула. Жди на улице. Я увижу тебя с балкона. Через час-полтора сможешь подъехать?

– Могу.

– Тогда целую ручки, птичка, – с интимом в баритоне произнес московский татаромонгол.

Алена отключила мобильный телефон, поднялась с тахты и быстро начала собирать в сумку необходимые мелочи. Она лихорадочно возбуждена.

Перекинув сумку через плечо, буквально выпархивает из комнаты, но тут же возвращается за ключом, который забыла взять. Еще открывает свою тумбочку и достает оттуда солнцезащитные очки. Наконец, выходит в коридор общежития.

Когда Алена закрывает дверь, взгляд ее невольно падает на прикрепленную над дверью бумажку с нарисованной цифрой «8». Девушка подпрыгивает, желая сорвать бумажку, но ей это не удается.

– Вот идиотка, – бормочет она себе под нос, вспоминая Куронэко.

Проходя по коридору, Алена останавливается у большого, во весь человеческий рост, зеркала. Надевает очки с чуть затемненными стеклами, поправляет волосы. Любуется ладно сидящим на ней Катиным топиком, облегающими светло-голубыми джинсами, которые оставляют открытым пупок с пирсингом. И довольная своим внешним видом, выходит, наконец, из общежития на улицу.

Клавдия Ивановна делает уборку у себя в комнате, вытирает пыль. Она машинально проводит влажной тряпкой по подоконнику, также машинально глядит в окно.

Женщина вдруг видит, что у тополя возле ее дома, стоит…Катя: в светло-голубых джинсах, знакомом голубом топике, с распущенными по плечам волосами.

Удивленная Клавдия Ивановна порывается в сторону открытого балкона. Но в это же самое время ей слышится какая-то возня у входной двери.

Она выходит в общий коридор, проверяет замок. Прислушивается. Кажется, она слышит удаляющиеся по лестнице шаги.

Затем возвращается к себе и выходит на балкон. У тополя – никого нет. Женщина провожает взглядом отъехавшую чуть ранее автомашину. Растерянно пожимает плечами. «То ли девочка – а то ли виденье» – вспомнились ей вдруг слова из песенки, когда женщина возвращалась в комнату.

Клавдия Ивановна подходит к тумбочке, надевает очки. Берет недовольно в руки бутылочку с лекарством, долго читает аннотацию, качает головой.

– Нет, никуда это не годится, – сокрушается женщина. – И ночью сплю плохо, и днем мерещится… Надо к врачу идти, пусть другое что-нибудь пропишет.

Шумная уличная Москва.

Возле заведения с вывеской «Суши-бар» тормозят «Жигули».

Из них выходят двое – стройная русоволосая девушка и молодой брюнетистый мужчина. Пара заходит в бар, который находится на первом этаже жилого дома.

Собственно, их можно видеть теперь лишь через оконное стекло увеселительного заведения. Разговора их не слышно. Видно только, что девушка немногословна и чуточку смущена. Больше говорит и жестикулирует, явно с самодовольным видом, ее ухажер – молодой мужчина в блестящей шелковой рубахе ярко-оранжевого цвета с распахнутым воротом, из которого выглядывает волосатая грудь и цепочка. На цепочке прикреплена еще какая-то фигурка в виде талисмана то ли черного, то ли темно-коричневого цвета.

Спустя какое-то время пара выходит из бара.

Мачо тормозит первый попавшийся автомобиль.

Машина остановилась у «Казино». Из нее вышла все та же парочка, которая быстро скрылась в игорном заведении. Там они проведут немало времени, выйдя на улицу, когда столица уже будет расцвечена завлекательными вечерними огнями.

Поздним вечером, теряясь среди прогуливающихся прохожих, они бродят по центру Москвы. Молодой мужчина обнимает свою подругу за талию. Девушка улыбается. Похоже, она счастлива и довольна.

Ночь. Комната Клавдии Ивановны.

Пожилой женщине снится сон. По сути, это продолжение или повтор тех самых тревожных видений, которые ее посетили в ту ночь, когда ее разбудила перепуганная Катя, и она сказала девушке, что ей приснился покойный супруг.

Клавдия Ивановна будто бы идет по длинному коридору коммунальной квартиры в ночной сорочке и, держа в руках свечу.

В самом конце плохо освещенного коридора, там, где живет старая татарка, она видит своего покойного супруга, который пытается ей что-то сказать. По мере приближения к нему, она начинает разбирать слова, которые он произносит: «Клава, не ходи… Не ходи сюда, Клава»…

Ее супруг стоит у заколоченной наглухо массивной двери, которая ведет во вторую, отремонтированную часть здания…

Клавдия Ивановна просыпается. Зажигает свет. Смотрит на настенные часы, которые показывают половину второго. Садится на кровати. Прислушивается. Ей кажется, что она слышит тихую восточную мелодию.

Женщина проворачивает ключ и высовывает голову в коридор. Она видит, или ей кажется, что она видит… полоску света из комнаты, где уже никто не живет и куда громко звонит один-единственный работающий звонок на двери их коммунальной квартиры.

Она выходит и тихо идет на свет и звук мелодии. Доходит до приоткрытой двери и видит… со спины обнаженную Катю, которую обнимают разрисованные руки внука старой татарки. Девушка также крепко обнимает татаромонгола.

Он подхватывает девушку на руки и несет на старый диван, прикрытый каким-то покрывалом, оставшимся, очевидно, от уехавших жильцов.

Картина столь откровенная, сколь и невероятная в глазах пожилой женщины…

Она в испуге начинает пятиться к своей двери. Заходит к себе в комнату. Берет в руки пузырек с лекарством. Затем отставляет его. Достает какую-то таблетку и глотает ее без воды. Затем снова открывает дверь в коридор. Но там нет уже ни музыки, ни пробивающейся полоски света…

Женщина проворачивает ключ, выключает свет и ложится спать.

Но вскоре просыпается все от того же навязчивого сновидения, в котором ее покойный супруг стоит у заколоченной двери в конце длинного коридора коммунальной квартиры и просит ее туда не ходить.

Вновь включает свет, подходит к двери и прислушивается. Странный сон и странное видение не дают ей покоя.

Она вновь открывает свою дверь и выглядывает в коридор. И вновь явственно видит широкую полоску света… Только не из той комнаты, откуда уехали соседи. Свет виден в самом конце коридора, у двери, которая ведет в другую часть здания и которая всегда наглухо закрыта на большой амбарный замок.

Тихо, крадучись, женщина идет по коридору. Нет, это совсем не сон, то, что она открывается ее взору…

В зале, весьма шикарно обставленной, она видит спящую на широкой красивой тахте Катю, которая полуобнажена и повернута к ней спиной. Рядом с ней возлежит внук старой татарки.

Он слышит какое-то движение в коридоре и направляется к двери. И… видит соседку. Ухмыляется, черные зрачки его глаз влажно блестят.

– Ты? Ты… – отпрянув от неожиданности в темноту коридора только и смогла вымолвить женщина.

– Спать надо, старая… А ты все ползаешь, – раздраженно проговорил он.

– Бесстыжий… Ты что, не знаешь, она – еще несовершеннолетняя? – проговорила Клавдия Ивановна, немного приходя в себя. – Как ты сюда попал? Впрочем, это сейчас неважно. Ты…ты понимаешь, что ей семнадцать лет…

– Много ты знаешь про нынешних семнадцатилетних, – ухмыльнулся мачо. – У нас все добровольно, я ее ни к чему не принуждал…

– Не смей мне тыкать, мерзавец…

– Пошла, пошла отсюда, – сказал внук старой татарки, прикрывая двери в другую, скрытую доселе от посторонних глаз, часть здания.

Клавдия Ивановна медленно возвращается в свою комнату. Смотрит на часы, которые показывают половину четвертого.

– Да как же это… – рассуждает она вслух. – Такая девочка. И этот… обкуренный… Что между ними общего? Как все нелепо… И у меня под самым носом. А я ей чем могу помочь?

Женщина мечется по комнате. Хватается за записную книжку. Начинает набирать номер.

Ночной телефонный звонок раздается в квартире далекого провинциального городка. Заспанная мама Кати хватает телефонную трубку.

– Алло, алло…

– Это… Это квартира родителей Кати? – слышится встревоженный женский голос с московским говорком.

– Да…Кто это? – упавшим голосом спросила родительница.

– Это Клавдия Ивановна… Из Москвы…

– Боже, сейчас ночь. Что случилось? Что-то с Катей?

Клавдия Ивановна замолчала, очевидно, мучительно подбирая слова.

– Вам надо приехать. Катя…Она… Она… заболела, – только и смогла сказать москвичка.

– Да она ведь мне днем звонила, вроде все хорошо было… Что с ней?

– А, я совсем забыла, что вы ей сами позвонить можете, чуть с облегчением сказала пожилая женщина. – Да-да, обязательно с ней созвонитесь. Я здесь все же – человек посторонний…

Клавдия Ивановна потеряно кладет телефонную трубку на рычаг старого аппарата. Садится на кровать.

– Вот людей разбудила и растревожила среди ночи, – рассуждает она вслух. – Но ведь надо девочке этой как-то помочь. Она даже и не представляет, в какую передрягу попала. А этот… мерзавец… Ну, он у меня попляшет. Я на него быстро управу найду. Тем более, Анеля в больнице, а он здесь находится незаконно и такое себе позволяет.

Встает с кровати, выключает общий свет, ложится, вздыхая.

– Скорее бы утро. Видно, мне уже не уснуть.

И в это же самое время в комнате одного из московских студенческих общежитий раздается звонок. Катерина не сразу просыпается от негромкой мелодии, в темноте пытаясь нащупать мобильник, лежащий рядом на тумбочке.

– Алло…

– Катенька…Что случилось? Что с тобой? Мне только что звонила Клавдия Ивановна, и сказала, что ты заболела. Я думаю, она не стала бы звонить среди ночи по пустякам, – затараторила мама, обрадованная тем, что услышала голос дочери.

– Я – заболела? – Ничего не понимаю, – спросонок ответила Катя. – Да и как она может знать, что со мною, мам. Я же у нее уже не живу…

Разбуженная Куронэко встает, зажигает свет. Прислушивается к разговору.

– Катюша, ты правду мне говоришь? Ты вот… где сейчас находишься? – не унималась женщина.

– Мам, да ты что? Я – в общежитии. Где же мне еще находиться? И я – абсолютно здорова. Вот если сомневаешься, моя соседка по комнате может это подтвердить.

Катя жестом зовет Куронэко и передает ей мобильный телефон.

– Да, здорова, конечно… мы спали, а звонок нас разбудил, – вежливо и спокойно сказала «девушка в черном», передавая обратно мобильный телефон Катерине.

– Вот видишь, – сказала Катя.

– Ну, да, – чуть с облегчением сказала родительница, – но все равно непонятно, зачем она среди ночи звонила…

– Действительно, странно, – согласилась девушка. – Но, главное, ты успокойся. А утром я ей позвоню и все выясню. И ложись спать…

– Уснешь тут… Да-да, выясни, чего ж это она вдруг среди ночи…

– Выясню-выясню. Не волнуйся, мамуль.

Катя отключает мобильный телефон и с недоумением смотрит на сонную Куронэко.

– Что бы все это значило, как ты думаешь?

Куронэко молча пожимает плечами. Затем кивает на пустую кровать Алены.

– А соседка-то наша загуляла, – констатирует факт «девушка в черном».

– Да у нее родственники в Москве, – как бы заступаясь за Алену, сказала Катерина.

– Ну-ну… Я так поняла, что она их очень «любит», – зевая и потягиваясь, сказала Куронэко. – Ладно, давай спать.

В общежитской комнате вновь воцаряется тишина.

В отремонтированной и роскошной зале особняка начала двадцатого столетия не спится внуку старой татарки. Он сидит в мягком кресле и курит кальян, изредка бросая взгляд на спящую девушку.

Затем встает, подходит к окну, приоткрывает тяжелую, в тон изысканных обоев штору.

– Уже светает, – судорожно выдыхает он.

Мачо надевает шелковый халат ярко-зеленого цвета, берет с собой кальян, тихо приоткрывает массивную дверь, ведущую в другую часть дома. Осторожно выглядывает в коридор. Быстро и бесшумно переходит в комнату татарки.

Мужчина зажигает свет. Здесь все в том же жутком беспорядке после того, как «скорая» увезла его родственницу в больницу.

Он подходит к старому комоду. Открывает нижний ящик, перекладывает там различные хозяйственные принадлежности. Среди прочего хлама его внимание привлек металлический брусок. Мужчина берет его в руку, как бы взвешивая. Затем открывает другой ящик – с постельным бельем, достает оттуда пару цветастых наволочек и оборачивает ими брусок.

Через пару секунд бесшумно ступающие ноги в кожаных носках видны в темном коридоре. Ноги замирают, дойдя до дверей комнаты Клавдии Михайловны.

Дверь неожиданно подается лишь от прикосновения руки. Очевидно, растревоженная среди ночи женщина, не раз выходившая из комнаты в коридор в эту ночь, просто забыла ее закрыть.

Задерживая дыхание и тихо ступая, татаромонгол входит в комнату.

Сквозь тюлевые занавески уже пробивается мутный свет, очерчивая одинокую фигуру женщины на кровати в углу большой комнаты…

Вскоре мужчина выходит оттуда и быстро возвращается в комнату своей бабки. Он заворачивает брусок в большой целлофановый пакет, прячет его в сумку. Быстро скидывает халат. Надевает джинсы и шелковую рубаху и направляется к массивной двери, ведущей в другую часть здания.

Татаромонгол садится на кровать и начинает будить подругу, теребя ее за плечо.

– Просыпайся…

Девушка потягивается с закрытыми глазами и переворачивается на другой бок.

– Просыпайся…Мне надо срочно ехать, – нервно говорит молодой мужчина.

– А…Так я еще посплю до твоего возвращения? – разлепляя, наконец, глаза, сказала спящая красавица.

– Нет. Здесь нельзя тебе одной оставаться, – тоном, не допускающим возражений, сказал мачо.

Он быстро подошел к креслу, на котором лежали джинсы и голубенькая кофточка. Взяв их, бросает девушке на тахту.

Из карманов джинсов выпадает несколько долларовых бумажек. Мужчина подхватывает их и засовывает себе в карман джинсов.

Девушка смотрит обиженно и недовольно.

– Так это же мой выигрыш в казино… 250 долларов…

– Твой…Конечно, твой, – раздраженно говорит московский татаромонгол. – А без меня был бы он у тебя? Ладно…

Он вынимает из кармана долларовые купюры, перебирает их и бросает на кровать двадцать долларов.

– Одевайся, быстро. И жди меня здесь.

Девушка с недовольным видом начинает одеваться.

Мачо, тем временем, снова возвращается в комнату старой татарки. В углу, за дверью, берет, очевидно, заранее приготовленную небольшую бутыль с какой-то жидкостью и быстро направляется в сторону входных дверей коммунальной квартиры. Закрывает все замки.

Затем направляется в комнату Клавдии Ивановны, быстро разливая там жидкость. После чего выходит, обливает двери и место вблизи порога, полностью опорожняя емкость с горючим. И затем осторожно подносит зажигалку к образовавшейся лужице…

Горючая смесь дает вначале больше дыма, нежели огня.

Мужчина бежит до дверей комнаты старой татарки, хватает сумку, стоящую на пороге, закрывает комнату своей бабки на ключ и направляется к массивным дверям, ведущим в другую часть здания.

Войдя в залу, внук старой татарки закрывает массивную дверь на два замка и основательный засов. Затем еще задергивает красивую штору, прикрывающую дверь.

На кровати сидит уже одетая девушка и расчесывает волосы. На лице у нее – капризно-недовольная мина.

– Собралась? Уходим, – сухо кинул в ее сторону мачо.

– Если б знала, что ты меня среди ночи разбудишь, лучше б я в общежитие поехала, – сказала явно не довольная гостья.

– Сейчас туда и поедешь, – усмехнулся московский татаромонгол. – И какая ночь… Уже утро.

Мужчина подхватывает свою сумку и быстро идет вглубь отремонтированного и перестроенного помещения.

Длинноволосая блондинка идет вслед за ним.

Ранним утром из подъезда отремонтированной части здания постройки начала прошлого века выходят двое – молодой человек и русоволосая девушка.

Переулок, тихий и днем, сейчас совсем пустынен. Моросит дождик. Небо, затянутое низкими тучами, словно помогает удерживать сумерки.

Молодой мужчина озирается по сторонам, быстро закрывает входную дверь в нежилой, но по парадному красивый подъезд, и прячет ключи в боковой карман сумки.

Затем властно и крепко берет девушку под руку, направляясь вместе с ней в сторону проспекта, несколько раз по пути оглядываясь на дом.

Несмотря на раннее время, на проспекте уже весьма оживленно снуют автомобили.

Двое останавливаются у проезжей части. Мужчина поднимает руку. Подъехавшая «девятка» тормозит. Парочка садится на заднее сиденье.

Усталый водитель, занимающийся ночным извозом, вопросительно смотрит на молодого брюнетистого мужчину.

– Сначала отвезем ее… Говори адрес, – обратился мачо к своей молодой попутчице.

Девушка называет ориентиры.

Мачо по-хозяйски кладет руку ей на плечо, целует в щеку.

На все еще недовольно-капризном лице пассажирки появляется, наконец, самодовольная успокоенность, она прикрывает глаза, облокачиваясь на своего спутника.

«Девятка» тормозит возле ничем не примечательного пятиэтажного здания без балконов, чем, как правило, обычно и отличаются общежития от нормальных жилых домов.

Первым из автомобиля выходит московский татаромонгол. Он озирается по сторонам, как бы запоминая место, и закуривает.

Затем появляется замешкавшаяся в салоне автомашины его девица.

– Да, далековато ты забралась…

Мужчина притягивает к себе подругу за талию, властно целует в губы. Та не противится.

– Созвонимся, – бросает он вслед девушке, исчезающей за дверью общежития.

Из салона автомобиля выходит водитель, разминает спину, закуривает.

– Куда теперь?

– На Ярославку, ближе к окружной, – выбрасывая сигарету, говорит брюнетистый мужчина.

Алена доходит до дверей своей комнаты. Дергает ее за ручку. Дверь закрыта. Она лезет в сумочку, достает ключ и осторожно открывает дверь.

Стараясь не шуметь, тихо входит в комнату. Еще очень раннее утро.

Ее соседки крепко спят, убаюканные полумраком темных плотных штор, которыми занавешены окна.

Девушка раздевается и ложится в постель. Затем, спохватываясь, берет голубую кофточку, которую она только что сняла с себя, тихо подходит к стулу, на котором висят Катины вещи, и подсовывает ее под самый низ.

К трамвайной остановке утром от общежития направляются две девушки. Это Катя и Куронэко.

– Как странно… Вообще нет звонков. Тишина. Словно, и номера телефона такого не существует, – говорит Катерина, отключая мобильный телефон.

– Может, произошел обрыв на линии? Да что гадать – приедем и все узнаем, – успокаивает ее подруга.

Вот уже девушки идут переулку, приближаясь к дому, где у Клавдии Ивановны останавливалась Катя.

А между тем, уже на расстоянии заметно, что тихая жизнь этого переулка нарушена каким-то неординарным событием.

У дома полно машин различных ведомств: пожарных, «Скорой помощи», милиции, телевизионщиков…

У подъезда, толпятся встревоженные жильцы дома, в основном пожилые люди, которые прислушиваются к тому, что говорит в камеру молодой парень, очевидно, репортер криминальной хроники.

– Сегодня ночью в этом доме произошла трагедия. В квартире номер двенадцать была убита пожилая женщина, и совершен поджог. Причем, следственная группа обращает внимание на довольно специфический, избирательный поджог, в результате которого практически пострадала всего одна комната, в которой и жила потерпевшая… А вот что говорят жильцы этого дома…

От группы жильцов отделяется седовласый, пожилой мужчина. Ему дают микрофон.

– Я прожил в этом доме более полувека и никуда не собираюсь из него уезжать, – сказал мужчина. – Последнее время нам, немногочисленным жильцам, прохода не дают представители фирмы «Агат», которые всяческими способами пытаются выселить нас отсюда….

Катя и Куронэко, остановившиеся неподалеку от группы жильцов, слушают то, что говорится в телевизионную камеру.

В какой-то момент двери подъезда распахиваются.

Оттуда выходят два санитара с носилками, на которых под накидкой угадывается щуплое женское тело.

Часть накидки задирается, и Катя видит лицо Клавдии Ивановны. Она в ужасе закрывает лицо руками.

– Ну, все… Уходим, – Куронэко берет Катю под руку. – Здесь уже ничем не поможешь.

Девушки тихо бредут по переулку, направляясь в сторону шумного проспекта, временами оглядываясь назад.

– Зачем же она моим родителям домой звонила среди ночи? – недоумевает сникшая Катерина.

– Теперь уже не узнаем, – вздохнула подруга.

– Ой, так я же маме должна позвонить. Не знаю, как ей весь этот ужас рассказать…

– Как-нибудь потом… Не сейчас, – посоветовала Куронэко.

– Ты сны умеешь разгадывать? – потеряно спросила Катя. – Я вот как приехала в Москву, так мне тут один и тот же сон стал сниться. Какая-то большая птица с огромными крыльями меня преследует. То ли пугает, то ли прикрыть меня хочет этими крыльями. И глаза у нее – человеческие. И какие-то очень знакомые. Я их точно где-то видела.

– Она тебе снится перед неприятностями? – спросила «девушка в черном».

– Пожалуй…

– Кто-то хочет тебя предостеречь…

– И сегодня под утро опять приснилась. Она сказала какие-то странные слова… Но так отчетливо, будто это было наяву…

– И что она сказала?

– Бойся тумана…

Куронэко задумывается, молча пожимает плечами и, желая поддержать подругу, сочувственно берет ее за руку.

Прошло несколько дней.

Во дворике Гуманитарной академии возле стендов, на которых вывешены списки поступивших, толпятся юноши и девушки.

К одному из стендов приближается худосочный очкарик, которого зовут Кирилл. Он пробирается поближе и начинает водить пальцем по списку через стекло.

– Вот… Сошина Е.В. Даже в десятку бюджетников попала… Шестнадцать с половиной баллов. Молодец.

Юноша какое-то время топчется у стенда, озираясь по сторонам. Но Кати не видно. Он не спеша, выходит из дворика гуманитарной академии.

Спустя какое-то время у стендов появляется и Катя. Она ищет свою фамилию и находит себя, замыкающей десятку счастливчиков, попадающих на бесплатное обучение. Ей не верится, ее переполняет радость. Она начинает звонить по мобильному телефону домой, но не может дозвониться.

В это время во дворике Академии появляется дама из администрации, которая направляется к тому стенду, у которого стоит Катя.

Женщина приподнимает стекло, снимает висевший список и прикрепляет новый. Затем уходит.

Катерина смотрит в новый список. В нем две фамилии вычеркнуты, в том числе и ее. Зато вписаны две новые – авторучкой. Девушка с удивлением читает новую фамилию вместо вычеркнутой – своей.

– Сохина Елена Викторовна… Сохина… Так это ж Алена. Странно, ведь у нее же было меньше баллов, чем у меня, – недоумевает растерянная девушка.

Она озирается по сторонам и направляется вслед за институтской дамой.

Озабоченная сменой списка, девушка не видит, как во дворике Академии появляется внук старой татарки и останавливается позади одного из многочисленных стендов. Он закуривает, оглядывается по сторонам, выглядя, все же, каким-то чужаком на всем этом «празднике» абитуриентской жизни.

На довольно близком расстоянии он вдруг замечает проходящую мимо Катю в голубом топике и джинсах, от которой его прикрывал лишь стенд. Своими раздутыми ноздрями мачо успевает уловить новизну флюидов, которые исходят от девушки. Он жадными глазами провожает девичью фигурку, уже намереваясь ее окликнуть. И в это же самое время чья-то рука ложится ему на плечо…

– Привет…

Московский татаромонгол вздрагивает. Он видит перед собой Катю, успевая еще раз бросить взгляд вслед исчезающей в дверях института русоволосой девушке.

Мелькнувшая на секунду тень недоумения или сомнения на его лице сменяется самодовольной улыбкой, но в хитром прищуре восточных глаз уже притаилась настороженность, незамеченная девушкой.

– Что ж ты не предупредил, что приедешь? – спросила блондинка.

– А я люблю неожиданности, Катюша, ты разве этого еще не поняла? – сказал мачо, все так же пристально, с прищуром глядя на свою знакомую.

Девушка увлекает его к тому стенду, на котором крупными буквами указано название факультета: «Туризм и гостиничный сервис». Читает список и радостно хлопает в ладоши.

– Можешь поздравить. Я поступила. Такое событие надо отметить…

– Отметим, милая, отметим, – отвечает московский татаромонгол.

Они направляются к выходу со двора академии.

Жгучий брюнет еще раз напоследок оборачивается на входные двери, за которыми скрылась русоволосая девушка в голубом топике…

В комнату «Приемной комиссии» входит Катя и направляется к столу, за которым сидит уже такая знакомая дама из администрации.

– Извините, я хотела уточнить…Вы только что поменяли список. В том списке я была в числе десяти человек, попавших на бесплатное обучение. А в новом списке меня нет…

Дама, сильно пахнущая дорогими духами, смотрит на девушку, как на назойливую муху. Потом «вешает» на свое лицо дежурную улыбку.

– А… Тут вот какое дело вышло, – мягко говорит она. – Это первый раз просто компьютер ошибся. Твоя как фамилия?

– Сошина… Екатерина Владимировна.

– Да-да, Сошина… – женщина вроде смотрит в какую-то бумагу с фамилиями. – А вот у Сохиной – на 0,7 десятых баллов больше. А в чем проблема-то? Ты ведь тоже поступила. Поздравляю. Ты – уже студентка первого курса.

– Поступила, – словно эхом отозвалась девушка.

– Конечно. Только на платную основу. У нас таких большинство. Извини…

Женщина встает, как бы давая понять, что разговор окончен, берет бумаги со стола и выходит из комнаты.

Катя выходит вместе с ней, затем они расходятся в разные стороны.

Девушка останавливается у одного из открытых окон в коридоре. Достает из сумочки мобильник и звонит домой. Но на ее лице нет уже той радости, которую она испытала, когда обнаружила свою фамилию в списке поступивших. Сейчас ее лицо выражает усталость и некоторую растерянность.

– Мам, это я. Можешь меня поздравить. Я поступила.

– Доченька, как я рада. Умница ты наша, – обрадовано сказала мама.

– Я на платное поступила, – уточнила Катя.

– Ну, доченька, на бесплатное мы и не рассчитывали. А что-то голосок у тебя какой-то нерадостный?

– Да просто устала я.

– Так теперь деньги нужно высылать?

– Да. Телеграфом. На адрес почты, что я тебе дала. Как оплачу, так, наверное, билет домой буду брать…

А в это время идущая по коридору дама из администрации исчезает в дверях деканата факультета.

Здесь сидят две девушки – секретарши Маша и Даша, которые в данный момент пьют чай с тортом.

Вошедшая бросает алчный взгляд на большую коробку с тортом. Рот ее кривит желчная улыбка.

– Уже ополовинили… И за талию не волнуетесь? – А затем добавляет сухо, вот это надо перепечатать и вывесить на стенд. Внимательно сверяйте фамилии.

– Хорошо, Стела Георгиевна. Сейчас сделаю, – отозвалась одна из девушек с очень короткой стрижкой, которую звали Машей.

Как только строгая дама выходит, секретарша берет бумаги, садится к компьютеру и быстро начинает печатать.

В это время в деканат заглядывает юноша, очевидно, приятель той девушки, которая в данный момент сидит за компьютером.

– Ой, Игорешка, заходи, поешь с нами тортик. – И обращаясь к напарнице, попросила, – вычитаешь, а?

Юноша охотно садится к столу, его начинает обхаживать Маша.

Даша отставляет свою чашку с чаем и начинает бегло сверять распечатку.

– Тут Сохина Е.В….А тут – Сошина Е.В, сверяя списки, – бормочет Дарья себе под нос. – Вот слепая наша мадам.

– Как правильно? – переспросила она у Маши.

– Сохина, – ответила девушка, наливая чай своему парню. – Точно слепая, хоть и кобра очкастая…

Молодежь смеется.

Дарья быстро вносит какое-то исправление, снова распечатывая лист.

– Ну, я пойду вывешу на стенд, – сказала Даша, оставляя влюбленную парочку наедине.

По набережной Москвы-реки идут двое – парень и девушка. Позади их фигур угадываются очертания Крымского моста. Они притормаживают у одного из дебаркадеров.

– Что это? – спросила девушка.

– Офис моего начальника, – ответил московский татаромонгол.

– На воде? – удивилась она.

– И на воде бывает недвижимость… Представь себе. Я бы от такого домика тоже не отказался…

Они спускаются вниз по ступенькам. От плавучего домика их отделяет полоска воды.

Брюнетистый мачо свистит.

В одном из окон дебаркадера из-под занавески показывается физиономия мужчины.

Вскоре появляется и он сам, бросая перекидной мостик пришедшим. Это – Толик. Мужчина лет двадцати восьми.