Текст книги "ТАСС не уполномочен заявить…"

Журналистка помолчала немного, и никак не реагируя на комплименты, тихо произнесла: «Наверное, мне придется сменить место работы».

– Ты хочешь уйти из агентства? – Аристарх весь подался вперед, но быстро отвел глаза, опасаясь, что они выдадут его чувства.

«Если она уволится, то я даже видеть ее не смогу», – ужаснулся атлет.

– Понимаешь, я проработала семь лет на одном месте, и у меня такое чувство, что я уперлась в стену, которую не обойти, не перепрыгнуть невозможно. Это тупик. Сегодня я поняла это окончательно.

– Почему же, – попытался возразить Аристарх, – все знают, ты способный журналист…

– Тупик в карьере, тупик во всем, – махнула рукой Лариса, даже не замечая, как в запале расстроенных чувств нечаянно сказала лишнее. – Понимаешь, я просто физически не могу находиться с этим человеком в одном помещении, не могу дышать одним воздухом…

«А я задохнусь, если не буду дышать с тобой одним воздухом», – пронеслась мысль в голове мужчины.

– У меня стойкая идиосинкразия на моего на начальника. А идиосинкразия – это медицинский термин, как ты понимаешь. Это чревато…

– Я понимаю, – кивнул атлет. – Но отчего же так сразу увольняться? Можно же перейти в другое подразделение ТАСС…

– Можно. А еще лучше – уехать в загранкомандировку на несколько лет, как другие тассовские журналисты уезжают. Я бы с радостью. Я давно об этом мечтаю. Да кто ж молодую одинокую женщину выпустит работать за кордон? Ведь в нашей стране существует дискриминация по половому признаку. Женщина – она, всего лишь, друг человека. Разве не так, комсомольский секретарь?

Аристарх понимающе усмехнулся. Он вдруг глянул на пустые чашки. И испугался, что разговор нечаянно прервется.

– Может, еще кофе повторить?

Лариса неопределенно повела плечом.

– Я быстро, – подскочил журналист и тут же принес два кофе и тарелочку с бутербродами и песочным пирожным.

– Спасибо, – женщина взяла кофе.

– А пирожное?

Она покачала головой.

– Хватит с меня пирожка: ни вкуса, ни цвета, не запаха…

– Это пройдет, обязательно пройдет, – успокоил ее Аристарх.

Журналистка отхлебнула кофе. И вдруг ее с новой силой накрыла тоскливая волна.

Лариса вдруг ощутила, нет, точнее, просто увидела неким внутренним зрением эту картину: Антонио вдвоем, но не с ней, а с другой. Она четко видела темно-зеленый окрас скатерти с приборами на столе, чуть приглушенный свет уютного заведения, слышала ненавязчивую мелодию…

Женщина вздрогнула, когда, словно, через какую-то пелену услышала свое имя.

– Ну, ты где сейчас, куда уплыла? – Аристарх чуть наклонился вперед к ней с противоположной стороны стола и смотрел вопросительно.

– Ой… – сказала Лариса, приходя в себя.

И тут же услышала безжалостный шелест своей мозговой «автономии»: «Какого мужчину увели сегодня из-под носа».

– Ой, – повторила журналистка, – это просто наваждение какое-то, фата-моргана… Уже прошло.

«Да она не в себе. Ее нельзя оставлять одну. Она чего-нибудь натворит. В таком состоянии люди под машины попадают. Или… или пишут заявления об увольнении, хотя потом будут жалеть об этом. Вот сейчас она допьет кофе и точно уже уйдет. Как же мне ее задержать»? – лихорадочно думал спортивный обозреватель.

Лариса, всё еще пребывая в заторможенности, допила кофе, обтерла губы салфеткой.

– Спасибо тебе. И не только за кофе. Ты сегодня для меня неожиданно выступил в роли… психотерапевта, – сказала немного кокетливо женщина, поправляя волосы и пытаясь казаться беспечной.

– Неужели? – пошутил Аристарх, – ну, тогда обращайся.

«Хорохорится, а глазки накрашенные плачут. Причем, плачут без единой слезинки. Задержи ее. Задержи. Ну, придумай же что-нибудь!»

В этот момент в столовую зашел молодой человек лет двадцати шести. Это был сотрудник агентства – переводчик и одновременно родственник Кирилла Петровича. Его племянник.

И, словно, хватаясь за соломинку, просто, чтобы не прерывать разговор, Аристарх произнес: «А вот и наш именинник пожаловал…»

Лариса, уже собиравшаяся уходить, повернула голову в сторону хилой, невыразительной молодой поросли и невольно поморщилась. Любое, даже косвенное напоминание о начальнике, ей было неприятно.

– В каком смысле именинник? – переспросила она.

– В смысле скорого повышения по службе, – сказал Аристарх.

– Это что ж за день такой сегодня, что я все новости узнаю последней? – Лариса подперла подбородок кулачком и приготовилась слушать.

– Ну, это связано всё с тем же инцидентом в Канаде. Свято место пусто не бывает. Говорят, что через месяц в эту страну поедет именно он, – и Аристарх кивнул в сторону переводчика.

– Кто говорит? – резко спросила женщина.

– Тебе имя это неприятно слышать. Короче, его старший родственник сегодня обошел многие отделы и похвастался…

– Может, это просто пьяный блеф? – перебила Лариса.

– Не похоже. Тут есть один существенный нюанс, – Аристарх усмехнулся. – Племянник холост. И ему нужно срочно жениться. Вот и Кирюша (извини) пошел в поисках невесты для подающего надежды жениха. Сказал, что предпочтение отдается молоденьким журналисткам. Мол, кто может, пусть пошерстит своих знакомых по московским редакциям…

– Так откровенно, и так цинично, – медленно проговорила Лариса.

– Сроки поджимают, – сказал Аристарх.

Лариса перевела искрометный взгляд на родственника своего начальника.

– Да, без слез не взглянешь на претендента в мужья, – усмехнулась она. – И представь себе, найдется какая-нибудь литературная рабыня Изаура, которая будет писать вместо него в благодарность за то, что он увезет ее из страны… Впрочем, у нашего информационного агентства свой, специфический стиль написания журналистских материалов. Этому тоже надо учиться.

– Наверное, предполагается, что все присланные опусы родной дядька сначала будет редактировать, – усмехнулся атлет.

– Какая лажа, – женщина поморщилась. – Он и проработал-то у нас всего полгода, причем, в качестве переводчика. Да неужели других достойных претендентов в агентстве нет?

– Претенденты есть. Но далеко не у всех есть свой родственник в верхах, – подытожил молодой спортивный обозреватель.

– Послушай, а, может, он, всё же, из этих… из резидентов? – выразила сомнение журналистка. – С переводчиками это нередко случается.

– У меня тоже сначала такая мысль возникла. Но меня разубедили. Короче, типичный блатной левак, – сказал Аристарх.

В этот момент в столовую заглянул Кирилл Петрович, и, увидев жующего племянника, направился к нему. Он наклонился к уху переводчика, что-то ему сказал, хлопнул по плечу и мужчины засмеялись. Ларисин начальник так же быстро удалился, как и возник, успев при этом заметить свою подчиненную в обществе спортивного корреспондента.

Аристарх глянул на Ларису. Она пребывала в каком-то глубоком внутреннем сосредоточении, и что-то стремительно менялось в ее лице.

«Сегодня эта тварь украла у меня мечту, – и боль в телесно-эмоциональной оболочке засаднила с новой силой. – И сегодня же я узнаю такие новости. Разве не давнее мое желание – уехать корреспондентом за кордон? Особенно, сейчас… Особенно, когда у меня явно какой-то кризис. Возможно, среднего возраста. Вот ей сейчас бы всё бросить, исчезнуть и начать жизнь заново на новом месте! И значит, этот – вовсе не журналист, бездарь и родственник ненавистного ей человека может себе это позволить, а она нет. Значит, у нее опять крадут мечту… Второй раз за один день. Ну, уж нет. Это слишком».

Бей первым, Фреди!

Журналистка снова «метнула искры» в сторону жующего переводчика, мгновенно ставшего для нее ненавистной мишенью.

– Он должен уже превратиться в пепел, – тихо сказал Аристарх, проследив траекторию ее взгляда.

А про себя подумал с мольбою: «Только не уходи».

– Такие не горят и не тонут, – зло выпалила женщина. – Впрочем… мы тоже девушки – не белые и пушистые…

– А колючие и ершистые? – улыбнулся коллега.

– Вот именно, – сказала она, наконец, освобождаясь от своей заторможенности.

Она еще раз глянула неожиданно сузившимися от ненависти глазами в сторону переводчика. Тело ее напряглось, как у молодой изящной пантеры, готовящейся к прыжку. Бирюзовый маятник над ложбинкой пришел в движение, притягивая и одновременно гипнотизируя взгляд атлета.

– Так, значит, через месяц, – сказала женщина и призадумалась. – Немножко времени есть, но расслабляться не надо. Наш девиз: «Бей первым, Фреди!».

Она вдруг почувствовала прилив сил и непреодолимое желание действовать. Местная «электронно-вычислительная машина», получив допинг в виде двух чашек кофе, и, словно, выпустив невидимые щупальца, начала «сканировать» окружающее пространство в поисках интриги.

Выходивший из столовой племянник-родственник, невольно попавший в поле «сканера», надменно и с презрением посмотрел на Ларису.

– Он никогда со мной не здоровается, – насмешливо сказала журналистка. – И знаешь, почему? Я не разрешила поставить еще один стол в нашем кабинете, когда его приняли на работу. Не хватало в наш курятник из трех баб еще этого наушника…

– Такой мелочный и мстительный? – удивился спортивный обозреватель.

– Да вот такой, – ответила Лариса и добавила решительно, – и ни в какую Канаду он не поедет. Не сойти мне с этого места, Аристарх. Клянусь. Кто угодно, только не он.

Она лишь на секунду замолчала и вдруг сказала:

– А, собственно, почему – «кто угодно»? Почему не я, почему не ты? Чем мы хуже?

– Ну, положим, я несколько из другой области, – сказал мужчина.

– Да брось ты, – махнула рукой Лариса, – если ты умеешь писать, то напишешь не только о спорте, но и о чем-нибудь другом, если обстоятельства заставят. Неужели ты думаешь, что от ТАСС за кордон едут только журналисты-международники из МГИМО или «агенты 007» под видом корреспондентов?

– Я так не думаю, и в твоем вопросе есть резон, но, – тут мужчина усмехнулся, – я, как и наш претендент-переводчик, к тому же – еще не женат…

– Ой! – буквально взорвалась Лариса. – Ой, не кокетничай, Аристарх! Думаю, для такого красавца и атлета, это не проблема. Отбоя от девушек, небось, нет…

«Вроде комплимент сделала, но как холодно и отстраненно», – подумал журналист.

А вслух признался добродушно:

– Возможно, я старомоден, но хочу жениться по любви. А насчет девушек… Если одна застит свет, то и остальные не нужны.

«И эта одна, которая свет закрывает, конечно же, ты. Так действуй!», – прошелестел над ухом Ларисин «сканер».

А мужчина подумал о том, что ответил обтекаемо, но с намеком. Нравился ему этот, явно затянувшийся разговор. И хотя неясно было, куда он его заведет, но так хотелось вить эту странную вязь диалога дальше, чтобы не оборвать эти две тонкие ниточки, а соединить их вместе каким-то узелком. И еще радовало осознание: не ушла, задержалась, а это значит, что из столовой они уже выйдут вместе. Пока будут идти длинным коридором, подниматься по лестнице, он наберется смелости и предложит ей сегодня поужинать вместе в кафе. И там, за ужином, возможно, уже открыто признается в том, что его так долго мучит…

В момент раздумий Аристарха Ларисино «автономное мозговое устройство», словно, порывшись в запасниках сознания, неожиданно выдало:

– «Мужчина должен быть мужественным, а женщина – замужней».

При этих словах журналистка чуть кокетливо опустила длинные накрашенные ресницы (при этом Аристарху показалось, что он услышал их шорох), и оперлась рукой о стол так, что невольно подчеркивалась грудь и углублялась ложбинка.

«А это к чему бы»? – пронеслась мгновенно в голове у атлета мысль, явно спутанная выбросом гормонов в кровь от «нечаянно» манящих прелестей.

Лариса подняла ресницы и несколько секунд, не мигая, смотрела в глаза атлета, выжидая «классическую» паузу. После такого молчания сидящие за одним столом мужчина и женщина мгновенно переставали быть просто товарищами по работе. Они были обнажены, как их прародители в Раю.

Атлет взял себя в руки и спросил, как ни в чем не бывало: «Читала польскую писательницу Магдалену Самозванец»?

– Читала – не то слово. Я знаю ее афоризмы наизусть.

– Мне она тоже очень нравится, – сказал Аристарх.

Он немного помолчал и выдал по памяти: «Счастье, как бабочка. Не оно гоняется за человеком, а человек за ним».

Лариса улыбнулась, и в это время ее «сканер» прошелестел: «Тепло. Уже теплее. Но всё как-то вокруг да около. А, может, уже самой пора брать быка за рога?»

– Послушай, – начала женщина, и было видно, что она перебарывает неловкость, – оказывается, у нас общие литературные пристрастия. Я и не подозревала. Мы такие способные, толковые журналисты. Молодые и энергичные…

«Невероятно, но, кажется, я знаю, что она сейчас скажет», – обожгла мысль Аристарха.

– Почему бы нам, – неуверенно вздохнула Лариса…

– Не заключить джентльменское соглашение? – мгновенно продолжил ее мысль собеседник.

– Да, – вздохнула с облегчением женщина, – ты правильно понял ход моих мыслей…

– И это, наше соглашение, – продолжил осторожно прощупывать почву спортивный журналист, – должно как-то помешать планам ненавистного начальника и его племянника?

Лариса кивнула и уже без всякого кокетства опустила глаза.

– А венцом интриги этого служебного детектива должно стать…

Аристарх запнулся, а потом добавил: «Короче, мужчина должен быть мужественным, а женщина – замужней. Так?»

Он замолчал.

Лариса опять молча кивнула.

«Провалиться бы мне вместе со стулом, – подумала в это мгновение журналистка, – а я сижу».

«Да, актрисы мы никудышные. Но, а мне-то что сейчас делать? – лихорадочно соображал Аристарх. – С радостью согласиться – оказаться мерзавцем. Отказаться – и тем самым унизить ее, предложившую себя в жены, пусть и фиктивные! И она тут же меня возненавидит, и, конечно же, сейчас убежит… Матка боска! Знать бы, куда этот нечаянный разговор его заведет, соломки бы подстелил»…

– Мне очень приятно, – осторожно начал Аристарх, – что из всех тассовских мужчин именно я оказался самым мужественным…

Лариса слабо улыбнулась, и это помогло атлету плести вязь разговора дальше.

– Вопрос настолько деликатный, настолько… мужчина не знал, какая фраза выскочит следующей, – что без комплиментов никак не обойтись, – сказал он, вдруг понимая, что второе предложение никак логически не вытекает из предыдущего.

Журналистка замерла.

– Всё дело в том, что джентльменское соглашение, в моем понимании, предполагает компаньона-мужчину, – продолжил атлет. – А, ведь, ты – леди. Очаровательная, соблазнительная. Ну, словом, сама знаешь, какая ты…

И мужчина невольно глянул в область манящих перламутровых пуговиц на женской кофточке.

Лариса мгновенно приободрилась от приятных слов.

– И поэтому я не уверен, – продолжил Аристарх, – точнее, как раз наоборот – абсолютно уверен, что просто не смогу… сдержать такое соглашение рядом с красавицей. Это бы противоречило всему моему естеству… Извини, но какие-то фиктивные отношения между нами невозможны.

– Ах, вот оно что, – Лариса обворожительным жестом в глазах мужчины при этих словах дотронулась до своих волос. – Ты как-то не совсем правильно всё понимаешь…

«Всё я правильно понимаю, – подумал мужчина, – чувствуя, что сейчас начнется вторая «попытка», когда он и с первой-то едва совладал.

– Тебе не кажется, что мы здесь засиделись? – сказала Лариса. – Пойдем?

Они вышли из столовой и медленно пошли по коридору.

– В моем курятнике сейчас полно народу, – сказала женщина, – мы не сможем там продолжить наш разговор.

– Пойдем в мой кабинет, я сегодня один, – тихо пригласил Аристарх, понимая, что ведет его всё же она, ведет, словно, бычка на привязи.

Шаг влево, шаг вправо – ничего не изменят. Его воля парализована, а сердце то замирает, то бухает неимоверно. Какое-то странное коленце выбрасывала сегодня его судьба. Очень странное…

Когда они поравнялись с тем местом, где висела фотография юной гимнастки, совершающей кульбит, Ларису неожиданно качнуло, и в глазах на мгновение потемнело. Словно, она, как в детстве, перекувыркнулась через себя и из глаз ее полетели искры. Журналистка «ойкнула» и атлет инстинктивно поддержал ее за руку.

– Это давление опять упало, сейчас пройдет, – сказала она, остановившись на пару секунд.

– После только что выпитой чашки крепкого кофе? – удивился Аристарх.

– Даже после двух, – сказала Лариса.

Он покачал головой и сказал: «Я сейчас тебя чаем индийским с лимоном напою».

– С удовольствием, – и Лариса сдвинулась с места, бережно поддерживаемая мужчиной под руку.

Сдвинулась с того самого места, где совсем недавно, в минуту невозможного отчаянья, она попыталась совершить свой мысленный кульбит. Только сейчас она не заметила ни фото юной гимнастки, ни то, что прошла точку невозврата.

– Садись, – предложил спортивный обозреватель, когда они вошли в кабинет, – через пять минут электрический самовар закипит.

– Да насиделась я уже в столовой, – ответила женщина и пошла по кабинету, разглядывая фото и грамоты на стенах. – Давно я у тебя не была…

– С того самого дня, как мы здесь с тобой и Антониной обсуждали ее предстоящее новоселье.

– И ты помнишь? – спросила она чуть игриво.

– Помню, – ответил мужчина, отрезая лимон.

А про себя подумал: «Я про тебя такое помню, что ты бы очень удивилась, если бы узнала, что я знаю».

– А Тонька сейчас в Карелии в командировке, – сказала, как бы, между прочим, Лариса.

И тут ее снова настигла тоскливая волна: ведь вспомнив подругу, она с болью подумала об Антонио и актрисе, знакомству с которыми она, по воле случая, тоже была обязана коллеге.

– Если бы я знал, что у меня сегодня будет такая гостья, то позаботился бы о сладостях, – с искренним сожалением в голосе признался Аристарх. – А так вот: только сахар-рафинад к чаю.

– Ух, ты, рафинад! – воплощенная мечта перестройки, – усмехнулась Лариса, положив один прямоугольный кусочек белого кристалла в чашку, где плавал лимон.

«Сейчас что-то начнется. Будь начеку, на провокации не поддавайся», – приказал себе спортсмен.

– Чай пусть пока остывает, – сказала женщина и вдруг спросила, – а ты никого не ждешь, случайно?

«Начинается, держись», – пронзило мужчину. А вслух он произнес:

– Ты моя гостья сегодня, присаживайся, – и кивнул на кресло отсутствующего сотрудника.

Но в кресло Лариса садиться не хотела. Это было как-то банально. Покружившись, послонявшись по кабинету в своем сексапильном наряде, она изящно присела на краешек стола всё того же отсутствующего сотрудника прямо напротив Аристарха. Абсолютно естественно и абсолютно непреднамеренно…

– Тебе так удобно? – попытался улыбнуться журналист, сознавая, что такую пытку он долго не выдержит.

– Вполне.

И Лариса вдруг поняла, что просто невозможно растягивать эту неопределенно-пикантную паузу дальше. Тем более, пока чай остывает…

– А давай предположим, что у нас служебный роман. Действительно, мы так давно знаем друг друга, чего…

«Я пропал» – было последнее, о чем подумал атлет, когда со словами «чего уж там, располагайте, пан Рачинский», женщина эффектно, одним движением расстегнула ряд перламутровых пуговиц на кофточке, обнажив красивую грудь в белоснежном бюстгальтере. (К встрече она готовилась тщательно, хотя совсем с другим).

Наверное, сидеть на краешке стола было, всё же, не совсем удобно, и она соскочила, тем самым приблизившись к Аристарху.

Мужчина сначала повернул голову к двери, а затем резко приблизился к Ларисе. Приподняв ее легко и вертикально перед собой, как негнущийся пластмассовый манекен, быстро переставил в угол к окну, на котором висела плотная штора. При этом, он нечаянно одной рукой коснулся ее груди, ощутив, как на мгновение его «закоротило». Аристарх быстро, как кокон, закрутил женщину в штору и со словами – «застегнись, сюда могут войти», пошел и закрыл дверь в кабинет. Затем, вернулся в кресло и залпом выпил обжигающий чай.

Лариса вышла из-за занавески уже с застегнутыми пуговицами. Она села в кресло и взяла чашку чая в руки. И сознание, упорно продолжающее работать автономно, применительно к ситуации, выдало: «Да, ладно. Раскомандовался тут. А сам дотронулся нечаянно до женской груди, как школьник, и левый глаз так сразу и окосел. Я заметила».

Молчание явно затянулось. И Аристарх, наконец, его нарушил.

– Я сохну по тебе уже три года. Но не нужно меня так провоцировать…

– Три года, – тихо повторила Лариса. – Я не знала. Вернее, я знала, что ты ко мне с симпатией относишься…

– Теперь это так называется, – мужчина усмехнулся.

– Но я не знала, что так давно, – сказала она.

– Ну, вот теперь будешь знать, – вздохнул Аристарх.

Он, наконец, развернулся в кресле и немного с опаской посмотрел в сторону непредсказуемой и обожаемой мадам.

– Я сейчас чай допью и пойду, – сказала, словно, успокоила его, Лариса.

«Только не это, только не это, – ужаснулся атлет. – Она сейчас уйдет!»

– Я надеюсь, всё останется между нами? – тихо спросила журналистка.

– Ну, вот, скажешь еще, – растерялся Аристарх, не зная, что ему говорить дальше. – Я столько нового о тебе узнал сегодня. Теперь вот буду знать, что временами тебя заносит, как… бешеного мустанга.

(«И что ж ты такое плетешь, идиот, сам, не ведая что. Это от отчаянья»).

– Мустанг – мужского рода, – как-то глухо и отстраненно сказала журналистка.

– Ну, бывают же еще и женские особи …

– Кобылок объезжают, а женщин завоевывают, – тихо, словно, на опять подсевшей батарейке, подсказала Ларисина мозговая «автономия». – Что ж ты не попытался меня завоевать, раз уж я тебе так давно нравлюсь?

Спросила искренне, устало и без всякого намека на кокетство.

– А как? К тебе ж ни с какой стороны не подъедешь, – вздохнул мужчина.

– Такая бешеная?

– Нет, – улыбнулся Аристарх. Ты же знаешь, наверное, как тебя называют коллеги-мужчины? «Такая вредная московская штучка».

– Знаю. Но так они меня раньше называли. Ты слукавил, – сказала женщина. – Сейчас они меня называют одним коротким, но емким словом – стерва.

– Но… – начал было мужчина.

– Да чего уж там. Раз так считают – будем соответствовать, – вздохнула Лариса. Это у меня сегодня день какой-то такой, что я раскисла…

– Просто карта не так легла?

Она кивнула.

– Надо пережить этот день, а завтра всё будет иначе…

(«А я хочу, чтобы сегодня не кончалось, потому что боюсь этого завтра, где всё может оказаться иначе», – подумал мужчина.)

– У тебя случайно не найдется таблетки от головной боли? – неожиданно спросила Лариса и приложила руку ко лбу.

– Стучит, как молот по наковальне? – сочувственно спросил он.

– Хуже, у меня тут невырубаемая «ЭВМ» разбушевалась, – ответила Лариса.

– ЭВМ? – удивленно переспросил Аристарх.

– Представь себе…

– Таблетки у меня нет, – сказал мужчина, но у спортсменов много чего в арсенале есть, и я тебе быстро помогу.

(«Ой, что ж ты такое брешешь на ходу, идиот»!)

– Ты сейчас должна будешь, сидя в кресле расслабиться, закрыть глаза и ни о чем не думать.

Лариса тут же послушно последовала совету.

– А я еще чуть затемню свет, – мужчина встал и наполовину задернул штору.

Он видел, как она отчаянно трет виски.

(«Идиот, пойди попроси у кого-нибудь таблетку. Не мучай человека. Пока я буду искать таблетку, она уйдет»).

Взгляд его неожиданно упал на графин с водой.

– А твою «ЭВМ» я сейчас вырублю, не волнуйся, – сказал он. – Это проще простого. Мы так в детстве баловались. Если на какой-то электроприбор капнуть водой, он зашипит, а потом обязательно вырубится.

(«Что ж я такое плету»!)

Лариса удивленно открыла глаза.

– Ну, это я так образно выразился. Я тебе сейчас компресс сделаю холодный, – сказал он, доставая из ящика стола небольшое льняное полотенце, расшитое когда-то вышивкой-оберегом и принесенное из дома. Он обильно смочил его водой из графина.

– А-а-а, – вздохнула женщина и закрыла глаза.

(«Неужели поверила»?)

– Вот, готово, – Аристарх помог коллеге водрузить компресс на лоб.

И в момент, когда его руки коснулись ее лба, про себя проговорил: «Пусть твоя головная боль перейдет на меня».

– Сеанс релаксации будет успешным, если пациент уснет, – сказал атлет серьезным тоном. – Но даже, если в твоем случае это не произойдет, спазм сосудов головного мозга всё равно должен пройти, а с ним – и головная боль…

– Спасибо тебе, Аристарх, ты действительно для меня сегодня психотерапевт, – искренне сказала Лариса.

– Всё. Разговаривать не нужно, расслабься, – сказал он строго и добавил, – да вот еще, ты полотенце чуть на веки натяни, тебе так легче заснуть будет.

– А это надолго? – поинтересовалась журналистка.

– Минут на двадцать, самое большое – полчаса. Я тут рядом буду, книжку почитаю. Всё – время пошло, – строго сказал он, как спортивный тренер, засекающий время старта.

Молодой мужчина развернулся в кресле и, наконец, вздохнул полной грудью.

(«Ну, ты и брехло. И глаза ей залепил, чтоб не видела, как ты смотреть на нее будешь, лжетерапевт и релаксатор хренов. Тебе б самому сейчас на прием к психиатру. Чувство такое, словно я две тренировки подряд отпахал»).

Аристарх чуть развернулся в кресле и глянул на обожаемый «объект».

«Вот мы какие, значит, при ближайшем рассмотрении. При всем очаровании: некоторый дефицит массы тела, пониженное давление. Короче, весь букет вегетососудистой дистонии на фоне зашкаливающих эмоций, которые глушатся сигареткой с алкоголем. Но всё это можно подкорректировать. Правильным питанием, беговой дорожкой с бассейном и элементарными валерьянкой и пустырником. Плюс – элеутерококком.

Но есть еще и «ЭВМ» – некое устройство, задающее движение и причиняющее головную боль самой обладательнице и, возможно, иногда чреватое для окружающих своей непредсказуемостью. Устройство взрывное, и вряд ли, поддающееся корректировке».

Аристарх закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться.

Разомкнув веки, он посмотрел на наручные часы. С начала «сеанса» прошло пятнадцать минут. Он не поверил своим глазам: тихое посапывание, чуть приоткрытые уголки губ. Лариса спала.

Атлет глядел на нее с любованием и сочувствием.

«Какой же силы должна быть эмоция, от которой сбиваются даже обоняние и вкус! Как же хочется ее сейчас пожалеть, обнять, успокоить»…

В этот момент в коридоре послышались голоса, и Аристарх весь напрягся, но голоса «прошагали», к счастью, мимо его кабинета.

«В моем распоряжении минуты, она вот-вот проснется. И если бы не случайная головная боль, ее бы здесь уже не было. Она сказала: «Пусть всё останется между нами». И ясно, что простившись на этой ноте, завтра и после, она лишь вежливо будет здороваться при встрече в коридоре и делать вид, что не замечает его в буфете, куда пришла выпить чашечку кофе.

Он знает наперед: именно так и будет! Нет. Этого нельзя допустить! И потом: она, ведь, не шутила, когда сказала, что может, вообще, исчезнуть из агентства. Исчезнуть и – раствориться в бескрайних московских просторах».

Аристарх снова посмотрел на спящую женщину и подумал, что похож сейчас, наверное, на преданного сторожевого пса. Но нужен ли он хозяйке? Насильно мил не будешь. Известно это.

Лариса была в такой доступной близости, в такой доступной… И это умопомрачало. Особенно, когда он видел эти перламутровые пуговицы на фоне глубокого выреза и знал теперь, как они легко расстегиваются, и что скрывается за ними.

«Это только женщины-дизайнеры могут придумывать такие садистские штучки, чтобы у мужиков крыша ехала», – подумал Аристарх, неимоверным усилием воли заставляя себя не смотреть в сторону Ларисы. Так что же ему делать?

Думай. Соберись. Соберись, как перед разбегом, когда метаешь копье. Только одна цель, только одна мысль – победа. И сегодня его цель – Она. Вот эта спящая красавица. Но в спорте всё так просто и понятно. А здесь… Одни эмоции. И они не дают мыслить. А ты думай. Думай, что будешь говорить, когда она проснется.

Погоди, как это она сказала: «Что ж ты не попытался меня завоевать, раз я тебе так давно нравлюсь»…

И сказала как тихо, спокойно, без всякого намека на кокетство. Вот те слова! Вот та единственная соломинка, за которую я могу зацепиться! Завоевать. Попытаться. Ведь, он так ее любит! Эту вредную московскую штучку. За что? Логика тут бессильна. Да и вредность ее – всего лишь защитный окрас для выживания в кислотной среде мегаполиса.

Сегодня он увидел ее такой беззащитной, в тупике какого-то жизненного кризиса. А, может, это и хорошо, что в этот трудный момент именно он ей подвернулся под руку? Именно сегодня судьба так странно свела его с ней. И он так хочет, чтобы сегодняшний день не кончался»…

В этот момент Лариса, разбуженная своим собственным кашлем, проснулась.

Аристарх быстро глянул на часы и сказал бодрым голосом спортивного тренера (или психотерапевта?): «Общий сеанс релаксации длился 45 минут. Ты спала полчаса».

– Невероятно, – сказала журналистка, убирая полотенце со лба. – Аристарх, ты – доктор. Что ж ты раньше скрывал такие способности?

– Ну, я просто спортсмен, – сказал мужчина, потупив глаза. – А, вообще, если тебе понадобится помощь такого рода, обращайся. Как твоя головная боль?

– Прошла.

– А ЭВМ не беспокоит? – пошутил Аристарх, чувствуя, меж тем, как почва уходит из-под его ног.

Женщина покрутила головой в разные стороны, прислушиваясь к своим ощущениям.

– Ой, не напоминай, – и Лариса, расслабленная и отдохнувшая, еще на минутку прикрыла глаза перед тем, как встать с уютного кресла.

«Вот если сейчас ты этого не скажешь, то уже не скажешь никогда», – молнией пронеслось в его разгоряченном мозгу.

– Спасибо тебе, возьми, – и журналистка протянула полотенце, с сакрально-вышитыми на нем оберегами любви, семьи, здоровья, которые она даже не заметила.

Полотенце, которое когда-то, возможно, вышивала юная Клавдия, пылко влюбленная в поляка Яна.

Мужчина ринулся к Ларисе и, принимая влажноватую льняную ткань, задержал ее руку в своей.

Он присел перед ней на колени и, целуя руку, попросил: «Ларочка, дай мне время тебя завоевать». И еще, понимая, что говорит, наверное, жуткую банальность, произнес: «Я… Я буду носить тебя на руках»…

– А у нас нет времени, Аристарх, – сказала женщина тихо и спокойно, – нам с тобой не по восемнадцать лет. – И попросила: сделай, пожалуйста, еще полстаканчика чаю …

Он кинулся готовить чай, и тут только до него дошло: она не сказала «нет». Но сказала ли она «да»? Или это ее, несказанное «нет» равнозначно – «да»? Матка боска, он совсем запутался!

Пока он, молча, готовил чай, Лариса тоже сидела притихшей.

Она думала о том, что глупо, и даже пошло, сейчас кокетничать с человеком, который в нее, оказывается, искренне влюблен столько времени. Но для женщины так важно осознание, что ее кто-то любит, кто-то мечтает носить ее на руках, кому-то она нужна. Даже… Даже, если она этого человека не любит. Совсем.

Вот такой парадокс женской логики, возможно, мужчинам совершенно непонятный.

Лариса не видела себя со стороны, но ее сейчас можно было сравнить с комнатным цветком, который ожил, после того, как его, наконец, полили почему-то забывшие о нем хозяева. Она физически за своей спиной вдруг ощутила этот «запасной аэродром», который должен быть в «закромах» у одинокой тридцатилетней женщины. (Вероятно, и не только у тридцатилетней?)