Текст книги "Анатомия американского национализма"

По мере того как в 2002–2003 годах разногласия между Соединенными Штатами и рядом стран Западной Европы (а также большинством других стран мира) усиливались, жгучая ненависть американских националистов распространилась на все страны, отказавшиеся поддержать США в этой войне⁶⁷⁴. Поддавшись этим настроениям, Палата представителей США проголосовала за то, чтобы название «картофель по-французски» (French fries) в ресторанном меню было заменено на «картофель свободы» (Freedom fries). Общие тенденции не миновали даже обычно сдержанных и здравомыслящих американских аналитиков⁶⁷⁵.

Даже традиционные приверженцы умеренных взглядов не устояли перед общей истерией: Томас Фридман заявил в «Нью-Йорк таймс»: «Франция не просто опостылевший союзник. Она даже не просто завистливый союзник. Франция превращается в нашего врага». Мнение французов на эту тему для американской стороны было в любом случае бесполезным, поскольку «Франция никогда не проявляла интереса к продвижению демократии в современном арабском мире».

Фридман придерживался более сдержанной версии той позиции, которую отстаивали Краутхаммер и прочие: раз другие страны ненавидят США из низменных, злокозненных и необоснованных побуждений, то их мнению грош цена, и мы вольны делать все, что заблагорассудится. Фридман написал это в сентябре 2003 года, причем к тому времени предупреждения Франции о последствиях войны во многом уже нашли свое подтверждение. Эта ситуация наглядно иллюстрирует как ту степень, в которой даже центристы могут оказаться во власти националистических настроений, так и убежденность националистов в том, что единственным приемлемым источником критики в адрес США могут выступать лишь сами американцы⁶⁷⁶.

Во время войны в Ираке не только приверженцы крайних взглядов наподобие «Вашингтон таймс», но и такие издания, как «Вашингтон пост» и «Нью-Йорк таймс», стали рупором для «четко продуманной кампании недомолвок, искажений и лжи с целью подорвать доверие не только к аргументам Франции, но и к самой Франции в целом»⁶⁷⁷. В их статьях Франция обвинялась в укрывательстве беглых представителей правящей иракской партии «Баас», в сокрытии фактов владения Ираком запрещенным биологическим оружием и в поставках вооружений в Ирак. Впоследствии было доказано, что все эти обвинения были абсолютно безосновательны⁶⁷⁸.

Милитаризм без воинственности

Среди населения США и его представителей во властных структурах прочно укоренились традиции инстинктивной воинственности в отсутствии империалистических амбиций. Однако бо́льшая часть американского военно-промышленного комплекса, а также связанных с ним институтов и научных сообществ по крайней мере со времен войны во Вьетнаме представляет собой империализм и милитаризм в отсутствие воинственности. Как писал Стэнли Хоффман (в рецензии на биографию Рейгана авторства Гарри Уиллса), «как с ужасом обнаружил [Александр] Хейг, внутриполитическая программа [Рейгана] препятствовала активным мероприятиям США на внешнеполитическом направлении. Внешняя политика строилась лишь на вооруженном сдерживании («Уайнбергер закупал вооружение везде и препятствовал его использованию где-либо»), либо на обеспечении эпизодических быстрых и необременительных вооруженных переворотов (по типу Гренады), либо на устных нападках на Империю зла»⁶⁷⁹.

Эта же схема вырисовывалась и в политике администрации Буша в отношении России и Китая до событий 11 сентября 2001 года. Террористические акты, несомненно, привели к радикальному изменению американской политики относительно России и Китая, причем эта перемена стала еще более явной после вторжения в Ирак и выявления реальной военной слабости США, когда дело дошло до мобилизации крупных сил для продолжительной военной кампании. Огромный стресс, которому подверглись резервисты Вооруженных сил США, угрожал кризисной ситуацией в призыве новобранцев и поддержании боевого духа войск. Всем военным специалистам, а также большинству (хотя и необязательно всем) гражданских руководителей и политических обозревателей было очевидно, что США просто не могут позволить себе одновременно еще одну крупную военную кампанию на другом фронте⁶⁸⁰. Эти люди могли быть сколь угодно амбициозными и безжалостными империалистами, однако они не были сумасшедшими.

В некотором смысле характерное для американской администрации высокомерное и враждебно-надменное отношение к России (и в менее выраженной степени, но в более двусмысленной форме к Китаю) стало более взвешенным за несколько месяцев до терактов 11 сентября 2001 года и за два года до начала войны в Ираке. Кризис в американо-китайских отношениях, возникший после того, как 1 апреля 2001 года в результате столкновения с китайским истребителем поврежденный американский самолет-разведчик EP-3E был вынужден совершить посадку на китайском острове Хайнань, похоже, охладил пыл американской администрации.

Этот кризис повлек за собой осознание того, что намеренное обострение напряженности в отношениях с Китаем может вылиться в реальный конфликт или же как минимум привести к прекращению американо-китайских торговых связей, что было чревато катастрофическими последствиями для экономики Азии, Америки и мира в целом. Журнал «Тайм» сообщил, что, хотя «противники Китая в Белом доме на прошлой неделе активно обсуждали планы возмездия, Буш, скорее всего, решит, что ответные меры не стоят потенциального ущерба для, возможно, одних из самых важных двусторонних отношений в мире»⁶⁸¹.

Эта новая уравновешенность в отношении Китая сочеталась с пониманием того, что если нарастание военной напряженности с КНР вполне реально, то будет безумием в то же время беспричинно злить Россию. В результате этого, хотя по некоторым вопросам (в частности, относительно расторжения договора об ограничении систем противоракетной обороны) ее позиция и осталась неизменной, Америка во многом проявила гораздо бо́льшую готовность помочь России, по крайней мере спасти свою репутацию, и резко убавила тон враждебных высказываний в ее адрес⁶⁸². Эти перемены заметны при сравнении комментариев администрации США и придерживающихся ее позиции средств массовой информации в адрес России в марте, до проблемы с американским самолетом-разведчиком, и в начале мая, когда инцидент был исчерпан⁶⁸³.

К концу 2003 года администрация президента Буша пошла еще дальше. Что касается Китая, то Буш лично внес коррективы во внешнеполитический курс США, решительно воспротивившись идее независимости Тайваня⁶⁸⁴. Несмотря на продолжающиеся призывы таких сторонников жесткой политики, как Джона Болтона, к недопущению разработки ядерного оружия в Северной Корее, администрация США негласно признала несостоятельность своей прежней односторонней стратегии и исключила возможность следовать «доктрине Буша» в вопросе превентивной войны в Восточной Азии.

Вследствие этого администрация США, хотя и вновь отказалась от прямых переговоров с Пхеньяном, была вынуждена положиться на помощь Китая в сдерживающем воздействии на Северную Корею. Этот новый подход предполагал не только невозможность развязывания войны против Северной Кореи, но и признавал влияние и мощь других близлежащих стран – Южной Кореи, Японии и прежде всего Китая. Каждая из них по-своему была более сильным государством, чем ничтожные диктатуры на Ближнем Востоке.

В таких условиях националистическая односторонность просто не срабатывала. Проблемы США, связанные с вторжением в Ирак, лишь множились. Это заставило администрацию Буша резко изменить свою позицию в отношениях с ООН и попытаться выискать законные основания, подкрепленные своим сотрудничеством с ООН, для поиска альтернативы изначальным планам в отношении Ирака в интересах нейтрализации растущего возмущения шиитского меньшинства[37]37
  Так в тексте (хотя, согласно имеющимся источникам, шииты составляют большинство населения Ирака. Прим. переводчика.)


[Закрыть]. К 2004 году ведущий эксперт-историк по вопросам международных отношений Джон Айкенберри мог с уверенностью писать о «конце неоконсервативных настроений» во внешней политике и политике безопасности США. Уход Ричарда Перла из Консультативного комитета по оборонной политике в марте 2004 года стал своего рода вехой в падении влияния неоконсерватизма⁶⁸⁵.

Этот более многомерный подход к ряду задач, который стала проявлять администрация США в последние месяцы 2003 года, считался ограниченной победой видения сложившейся ситуации и стратегии государственного секретаря Колина Пауэлла и Госдепартамента США. Вместе с тем он напоминал «реализм» Дика Чейни и Дональда Рамсфелда, а также политических институтов и направлений, которые те представляли. Даже если этот вариант «реалистического» подхода и не был лишен описанных выше изъянов, он тем не менее строился на рациональных соображениях о власти, интересах и риске и был близок к мировоззрению, характерному для дипломатов и стратегов всего мира начиная еще с XVIII века.

Политика в отношении России и Китая, принятая на вооружение администрацией Буша после 11 сентября, отлично вписывалась в эти традиции. По существу, администрация США все так же питала острое недоверие к мотивам и намерениям обеих стран. В то же время она признавала, что конфронтация с этими государствами противоречит интересам США, а риск войны с Китаем может повлечь за собой катастрофические последствия. В этой связи Вашингтон предпочел выстраивать прочные партнерские отношения, не слишком поступаясь собственными интересами⁶⁸⁶.

Подобные «реалисты» также могут совершать чудовищные ошибки, как в случае с вторжением в Ирак. Они также оказываются беспомощными и сбитыми с толку, сталкиваясь с трудностями, которые выходят за рамки традиционной для «реалистов» системы взглядов: так было с Меттернихом, когда ширился идеологический национализм, так было с Чейни и Рамсфелдом при угрозе глобального потепления. Вместе с тем они заметно отличаются от идеологов-неоконсерваторов, а тем более от правых христиан. А поскольку их взгляды также отражают позиции и интересы стоящего за ними комплекса политических институтов и организаций, они обладают огромным авторитетом, которого недоставало неоконсерваторам. Триумф «реалистического» подхода в конце 2003 года заставил наиболее непримиримых неоконсерваторов испытывать жестокие страдания, причем истерические нотки в их высказываниях отражали всю глубину испытываемой ими горечи поражения⁶⁸⁷.

Эта относительная осторожность «реалистов» в правящих кругах США отчасти характеризует природу и интересы военно-промышленной элиты страны и высших чинов в службе безопасности. Очевидно, что эти слои общества были заинтересованы в поддержании и расширении военной мощи США на мировой арене хотя бы потому, что от этого зависели их карьера и доход. Должности и покровительство в отношении большей части Конгресса также обеспечивают поддержку с ее стороны: конгрессмены зачастую включают в бюджет военных расходов не запрошенные Пентагоном и вовсе ему не нужные системы вооружения, чтобы поддержать сенаторов и конгрессменов из штатов – поставщиков этих систем⁶⁸⁸. Как уже говорилось, чтобы поддерживать градус широкой поддержки в средствах массовой информации и обществе, в Соединенных Штатах так же важно подпитывать представление о ряде иностранных государств, как об угрозе для США, и сохранять определенный минимальный и неизменный уровень международной напряженности.

Но жажда постоянной международной напряженности отличается от желания войны, в особенности крупной международной войны, способной обрушить мировую экономику. Как писали в прессе, американские генералы эпохи Клинтона «вели себя агрессивно лишь в том, что касалось их бюджета»⁶⁸⁹. Система власти в США не копирует стиль Наполеона или Монгольской империи. Ей не присуще откровенное стремление к масштабным войнам, поскольку ее выживание не связано с крупными победоносными войнами – такие конфликты стали бы угрозой для страны, даже выйди она из них победителем. Совсем другое дело – мелкие войны.

Даже в последние десятилетия холодной войны, когда общественная тревога накатывала волнами, разбиваясь брызгами о лопасти политической пропаганды, высшие чины служб безопасности зачастую чувствовали себя вполне умиротворенно. Как указано в последней Стратегии национальной безопасности, «в ходе холодной войны и особенно после Карибского кризиса мы обычно сталкивались с противником, избегающим риска и поддерживающим статус-кво. Оптимальной обороной было сдерживание»⁶⁹⁰.

Как с горечью замечает Чалмерс Джонсон, жаль, что ведомственные аналитики США умалчивали об этом, пока шла холодная война⁶⁹¹. И действительно, в знаменитой «длинной телеграмме»[38]38
  «Длинная телеграмма» – устоявшееся название телеграммы № 511 (объемом в 8 тысяч слов) посольства США в Москве, отправленной Джорджем Ф. Кеннаном в Вашингтон 22 февраля 1946 года, в которой он обрисовал невозможность сотрудничества с СССР.


[Закрыть] и последовавшей статье Джорджа Кеннана в 1947–1948 годах, где была изложена принципиальная логика американской доктрины холодной войны против советской экспансии, также четко отмечалось, что прямое вооруженное противостояние Советского Союза с Западом маловероятно⁶⁹². Однако на протяжении холодной войны влиятельные лица в США утверждали не только то, что Советский Союз представляет серьезную угрозу для Запада (что соответствовало действительности), но и то, что идеологический фанатизм и пренебрежение жизнью собственных сограждан отчасти лишали советских лидеров рациональности, поэтому те вполне способны развязать безрассудную войну, даже заплатив за это собственным возможным крахом.

Эти рассуждения ожили вновь в 2002 году при характеристике правящего в Ираке баасистского режима и оправдании войны как способа его низвержения, причем президент Буш неоднократно называл Саддама Хусейна «безумцем»⁶⁹³. Эта же логика использовалась для оправдания решительных действий против Ирана и Северной Кореи. Как заявляли перед войной с Ираком профессора Джон Миршаймер и Стивен Уолт, такой образ Саддама Хусейна почти наверняка был столь же ложным, как и изображение советского руководства при Брежневе, которое сейчас уже признано искаженным⁶⁹⁴.

Такие преувеличения по крайней мере в последние годы в целом стали менее характерны для определенной части костяка военно-промышленного и военно-научного комплекса: судя по всему, профессиональные военные остаются под более мощным впечатлением от поражения во Вьетнаме, чем все остальные слои американского общества⁶⁹⁵. Ведь это не военнослужащие агитировали за войну в Ираке в 2002 году, а небольшая группа назначенных сверху гражданских чиновников в Пентагоне, закостенелых в своей идеологии. Начальник штаба Сухопутных войск США генерал Эрик Шинсеки предупреждал публично (а другие офицеры – в частном порядке), что за вторжением последует кровопролитная война, требующая большого количества войск, однако Пол Вулфовиц и другие сторонники Рамсфелда открыто высмеяли генерала Шинсеки⁶⁹⁶.

Когда речь заходит о реальной возможности конфликта с ведущими державами, стоит помнить, что сам Рамсфелд, только вступив в должность, призывал создать более компактные и мобильные вооруженные силы с акцентом на экспедиционные войска и их возможности. Эти планы, по-видимому, основывались на убежденности в том, что по меньшей мере одно поколение проживет без сухопутной войны с другим государством, обладающим мощным военным потенциалом⁶⁹⁷. Несмотря на все разговоры о российской и китайской угрозах, мало кто из американцев действительно жаждет открытого конфликта с этими странами. В них говорит лишь потребность в напряженности, а не конфликте, желание крупных военных расходов, а не полномасштабной войны. Конечно, вопрос о независимости Тайваня может очень легко ввергнуть США и Китай в состояние вражды, но это почти наверняка станет результатом вмешательства третьей стороны – Тайваня – и просчетов в Пекине и Вашингтоне, а не сознательным решением администрации США развязать войну⁶⁹⁸.

Ближний Восток – огромное исключение из общего преобладания «реалистических» взглядов в американской политике. В этом случае в действиях США прослеживается националистический и религиозный пыл, который по своему накалу не имеет ничего общего, например, с ситуацией в Восточной Азии. Ужасающие воспоминания о холокосте в сочетании с давней борьбой с палестинцами и арабскими странами разожгли национализм не только в сердцах американцев еврейского происхождения, но и в широких народных массах. Вытекающее из этого воздействие на американское мировоззрение и политику разительно отличается от реалистического (действительно разумного) мышления.

Глава шестая
Американский национализм, Израиль и Ближний Восток

Когда мы смотрим на вас издалека, может быть, как на эскиз, мы видим в вас серьезную угрозу тому, что дорого и свято для нас… Вы угрожаете выбить Израиль из союза между еврейской традицией и западным гуманизмом. С моей точки зрения, вы угрожаете откинуть иудаизм назад в прошлые века, во времена Книги Иисуса Навина, в дни Судей, в эпоху крайнего родо-племенного фанатизма, жестокости и изоляции.

Амос Оз⁶⁹⁹

Осенью 2003 года на Генеральной Ассамблее Организации Объединенных Наций было проведено два голосования по вопросу политики Израиля в отношении палестинцев. В резолюции от 19 сентября 2003 года было сказано, что Израиль не имеет права депортировать или причинить какой-либо ущерб Ясиру Арафату. Согласно резолюции от 27 октября 2003 года, в которой осуждались палестинские террористы-смертники, обеим сторонам было предложено приступить к реализации разработанной американцами «дорожной карты». Кроме того, в ней было изложено требование, чтобы Израиль прекратил строительство своей «стены безопасности» на Западном берегу реки Иордан. Первая резолюция была принята при 133 голосах «за», четырех голосах – «против», вторую приняли при 141 голосе «за» и четырех голосах «против». Меньшинство, проголосовавшее против этих резолюций, было представлено самим Израилем, Соединенными Штатами и двумя крошечными тихоокеанскими островными государствами, находящимися в зависимости от США: Микронезией и Маршалловыми островами⁷⁰⁰.

В страны, которые голосовали за резолюцию, содержащую критику действий Израиля, входили некоторые старейшие и ближайшие союзники США, такие как Великобритания, а также страны, которые недавно начали строить тесные отношения с Соединенными Штатами и Израилем, такие как Индия. К ним, конечно же, относились и все арабские и мусульманские страны. Это голосование почти в точности до наоборот повторило голосование в Конгрессе США по вопросу оказания безусловной поддержки Израилю, с той лишь разницей, что в резолюции ООН наряду с осуждением действий Израиля также содержалась критика палестинского терроризма, а при голосовании в Конгрессе США вопрос, вынесенный на голосование, был практически односторонним по характеру.

Рассмотрим резолюцию Сената США от 6 мая 2002 года, принятую в разгар израильско-палестинского конфликта. В ней был осужден палестинский терроризм и было сказано следующее: «Сенат выражает солидарность с Израилем, который является прифронтовым государством в борьбе с терроризмом, поскольку Израиль предпринимает необходимые меры, чтобы обеспечить безопасность своего народа за счет ликвидации террористической инфраструктуры на палестинских территориях». Ни один пункт резолюции не содержит даже малейшего намека на критику каких-либо действий Израиля. Резолюция была принята Сенатом при 92 голосах «за», два голоса – «против»⁷⁰¹.

Как отметил спустя несколько месяцев бывший советник президента по национальной безопасности Збигнев Бжезинский, голосование в ООН наглядно показало, что «американское влияние во всем мире сейчас в своем историческом зените. Американская политическая репутация находится в самой низшей точке»[39]39
  Так в тексте. (Прим. переводчика.)


[Закрыть]⁷⁰². Дальнейшее падение престижа Америки, особенно в мусульманском мире, было напрямую связано с таким шагами, как подобные действия Сената.

В апреле 2004 года администрация Буша вбила еще один глубокий клин между Соединенными Штатами и Европой из-за политики в отношении Ближнего Востока. Президент Буш в одностороннем порядке одобрил план премьер-министра Израиля Ариэля Шарона по выводу войск из Сектора Газа (при этом предполагалось, что Израиль будет продолжать контролировать свои внешние границы и сохранит военный контроль над территорией Сектора Газа) при сохранении израильских поселений на Западном берегу реки Иордан и исключении какой-либо возможности предоставления палестинским беженцам права на возвращение в Израиль. Одобрив израильскую позицию по ключевым аспектам окончательного урегулирования без согласования с палестинской стороной, арабскими режимами или Европой, Буш фактически сам поставил крест на своей «дорожной карте» по достижению мира в регионе. Кроме того, он тем самым лишил всякого смысла участие США в деятельности «четверки» (США, Европейский союз, ООН и Россия) по совместному урегулированию арабо-израильского конфликта. Руководство большинства европейских стран резко осудило этот шаг американского президента, и это произошло в тот момент, когда Вашингтон прикладывал существенные усилия, стараясь убедить эти же страны и ООН оказать содействие США в Ираке, где ситуация продолжала ухудшаться⁷⁰³. Это решение администрации США также встретило публично высказанное осуждение в виде открытых писем президенту США, которые направили ему более ста бывших американских и британских дипломатов, имевших опыт работы на Ближнем Востоке.

Еще более удручающее впечатление произвела безоговорочная и незамедлительная поддержка данного шага президента Буша со стороны его конкурента в борьбе за президентский пост от Демократической партии Джона Керри, который также одобрил израильскую практику физической ликвидации лидеров движения «Хамас»⁷⁰⁴. Позиция Керри по этому вопросу полностью шла вразрез с основными направлениями внешней политики, озвученными в ходе его предвыборной кампании, в которых утверждалось, что Соединенные Штаты должны осуществлять «многосторонний» подход в своей внешней политике и стремиться к улучшению взаимоотношений со своими европейскими союзниками и с ООН.

По сути дела, по состоянию на июнь 2004 года у Дж. Керри в его президентской кампании, помимо этих банальных сентенций, не было серьезной альтернативы ни в выстраивании стратегии борьбы с терроризмом или ведения войны в Ираке, ни прежде всего никакой политической стратегии в вопросе, как заручиться поддержкой в мусульманском мире. Демократы были не в состоянии критиковать действия Израиля, именно это могло послужить причиной катастрофического краха их политики. Здесь играла свою роль не только прямая поддержка, которую, по мнению мусульман, США оказывали Израилю. Помимо этого, отношения Соединенных Штатов с Израилем значительно усложняли процесс сближения США с Ираном и Сирией, двумя ключевыми государствами, благоприятные взаимоотношения с которыми имели решающее значение для какой-либо стабилизации ситуации в Ираке. Соглашение между Бушем и Шароном было подвергнуто критике в широких кругах американских средств массовой информации, что само по себе было необычно. Но в год выборов такая критика не оказала должного влияния на соотношение голосов избирателей, и результаты голосования не оправдали надежд соперников Буша на выборах⁷⁰⁵.

Со времен событий 11 сентября 2001 года основное место в американской политике и в вопросах обеспечения безопасности стали занимать отношения США с мусульманским миром. В то время, когда создавалась эта книга, Соединенные Штаты фактически правили одной крупной мусульманской страной (Ираком) и играли решающую роль в правительстве другой (Афганистана). Но наиболее важно то, что мусульманские страны благодаря деятельности исламистских суннитских террористических движений и групп создают единственную серьезную угрозу террористических атак с катастрофическими последствиями на основной территории США. Успех или неудача в борьбе с этими террористическими движениями и группами, возможно, станет вопросом жизни и смерти для западной либеральной и плюралистической демократии. Учитывая определенные тенденции, которые можно было наблюдать в разгар реакции на события 11 сентября 2001 года, нетрудно представить себе, как подобные или еще более кровавые теракты в будущем, с применением или без применения оружия массового уничтожения, могут подтолкнуть западных политиков к еще более резким шагам еще более шовинистического и авторитарного толка. В США это будет означать переход от «символа веры» к различного рода его антитезам.

Как показывают неоднократные опросы и исследования общественного мнения, мусульмане воспринимают Соединенные Штаты, а европейские и другие страны мира рассматривают стратегию США на Ближнем Востоке сквозь призму израильско-палестинского конфликта. Подавляющее большинство населения любой арабской страны считает палестинскую проблему «самой важной» или «очень важной» проблемой, стоящей в наши дни перед арабским миром⁷⁰⁶. По словам основного союзника администрации Буша на международной арене, премьер-министра Великобритании Тони Блэра, «ни один аспект не оказывает такого влияния на воссоединение мирового сообщества, как достижение прогресса в отношениях между Израилем и Палестиной». Кроме того, как он выразился, «нельзя разгромить терроризм, не достигнув мира на Ближнем Востоке между Израилем и Палестиной. Здесь кроется основное зерно конфликта. Именно здесь экстремисты способны внести смятение в умы поразительного числа людей и заставить их поверить, что дело создания палестинского государства и уничтожение Израиля – это одно и то же, и перевести их конфликт в противостояние между Востоком и Западом, между мусульманами, евреями и христианами»⁷⁰⁷.

В Стратегии безопасности Европейского союза, опубликованной в декабре 2003 года, сказано, что «стратегическим приоритетом для Европы является достижение урегулирования арабо-израильского конфликта. Успешно решать другие ближневосточные проблемы без этого урегулирования практически невозможно»⁷⁰⁸.

К сожалению, как показывает голосование по резолюциям ООН, о которых шла речь выше, среди всех важнейших мировых проблем этот вопрос, вероятно, вызвал наибольшую изоляцию Соединенных Штатов от остального международного сообщества. Таким образом, этот вопрос в значительной степени способствовал ослаблению позиций США как страны, которая ведет за собой другие страны и воздействует на них средствами убеждения и достижением согласия. Такое международное положение Америки и ее изоляция в связи с данной проблемой взрастили среди населения Соединенных Штатов дух одностороннего национализма, а также способствовали переходу под эти знамена широких слоев либеральной интеллигенции США (не только еврейского происхождения, но и сочувствовавшей Израилю в целом), которые ранее твердо стояли на позициях интернационализма. Поскольку, если считается, что даже относительно этого вопроса первостепенной важности США не должны, да им и не следует слушать больше никого, кроме себя, несмотря на то что все международное сообщество пытается сказать им нечто иное, – в таком случае сколько еще продлятся интернационализм в подлинном смысле этого слова или же «уважительное отношение к мнению человечества» (как сказано в Декларации независимости) по другим вопросам?

На фоне усилий, которые предпринимаются, чтобы оправдать Соединенные Штаты перед лицом такого единодушного мирового общественного мнения, направленного против США, появилась тенденция вообще считать мнение международного сообщества однозначно вредным, антисемитским, по умолчанию антиамериканским. Все это сочетается со значительно более ранними причинами для ненависти и паранойи среди правых сил в Соединенных Штатах по отношению к внешнему миру в целом и международным институтам в частности. Это способствовало появлению своего рода озлобленного отношения к миру, какое можно встретить у таких деятелей, как Чарльз Краутхаммер и Филлис Шлафли, высказывания которых цитируются во введении и в других разделах этой книги.

По мнению британского ученого и журналиста Тимоти Гартона Эша, эскалация израильско-палестинского конфликта в начале 2002 года привела к новому расколу между Соединенными Штатами и Западной Европой после единства, которое возникло между ними вслед за событиями 11 сентября 2001 года:

«Ближний Восток – это одновременно и источник, и катализатор событий, которые грозят превратиться во все более углубляющийся европейский антиамериканизм и зарождающийся американский антиевропеизм, причем оба эти явления лишь усиливают друг друга. Европейский антисемитизм, который, как предполагают, является причиной критики правительства Шарона со стороны европейских стран, стал предметом самых едких антиевропейских высказываний консервативных американских обозревателей и политиков. Некоторые из этих критиков сами не только занимают решительную произраильскую позицию, но также являются «прирожденными ликудовцами»… Пропалестински настроенные европейцы, возмущенные, кстати, именно тем, что их называют антисемитами за критику Шарона, говорят о силе «еврейского лобби» в Соединенных Штатах, что, в свою очередь, лишь подтверждает худшие подозрения американских «ликудовцев» относительно европейского антисемитизма – вот так все это продолжается и продолжается»⁷⁰⁹.

Израильско-палестинский конфликт, в свою очередь, способствует усугублению одной характерной особенности, широко распространенной среди американцев, своего рода национального аутизма, то есть неспособности ни слушать других, ни адекватно воспринимать их реакцию на действия США. Как уже отмечалось, очень странно обнаружить такое чувство в столь влиятельной, богатой и открытой стране, как Америка. Оно, кстати, очень характерно для малых стран, чувствующих необходимость обороняться, особенно если их народу пришлось в прошлом пережить жестокие расправы и преследования, как, например, Израилю. Чувства глубокой обиды и ожесточенности, свойственные Израилю, распространились и на Соединенные Штаты, укрепив уже существующую склонность к паранойе, неприязни и шовинизму, о которых ранее шла речь.

По этой причине, а также по целому ряду других причин современная политика США в отношении Израиля и в отношении всего Ближнего Востока в целом очень точно соответствует противостоянию между американскими основополагающими принципами и антитезой к ним, о которых говорится в этой книге. Именно так это и воспринимают мусульмане и европейцы. С одной стороны, президент США Буш заявил, что Соединенные Штаты будут проводить политику, которую он назвал «передовой стратегией свободы на Ближнем Востоке», стратегией, которая прочно опирается на универсальные ценности американского «символа веры»: поощрение свободы, демократии, свободы слова, верховенство закона и «здравые гражданские институты». Несмотря на то что эти пожелания, несомненно, будут восприниматься сквозь горькие уроки Ирака, в целом такой подход, пожалуй, одобрят и поддержат и последующие администрации США от какой бы то ни было партии. Как сказал Буш, приверженность делу демократии на Ближнем Востоке должна оставаться «в центре внимания американской политики на десятилетия вперед»⁷¹⁰.