Текст книги "Природа российского уголовного процесса, цели уголовно-процессуальной деятельности и их установление"

Глава 3. Цели уголовно-процессуальной деятельности, достижение которых значимо для определения меры уголовно-правового воздействия за совершенное преступление

В предыдущих главах цели уголовно-процессуальной деятельности определялись на основе понимания того, что необходимо сделать в рамках процесса для обеспечения возможности применения норм уголовного права. Так как уголовный процесс изначально был призван давать пригодный материал для уголовно-правовой квалификации, особых сложностей в определении этих целей процесса мы не испытывали. Новые времена ставят перед теорией и правоприменительной деятельностью новые задачи. Важным становится не только правильная квалификация, но и определение меры воздействия, необходимой и достаточной для социализации лица, совершившего преступление. В формулировании целей, значимых для этого, уголовно-процессуальный закон лаконичен – предлагается устанавливать обстоятельства, характеризующие личность обвиняемого. Что это за обстоятельства, что следует понимать под «личностью» – закон оставляет на откуп правоприменителю. Обращение к нормам уголовного закона также не дает ответа на поставленные вопросы. Ситуация крайне не удовлетворительная. Оставляя правоприменителя без четких ориентиров, законодатель почти полностью выводит из-под режима законности определение наказания, отдает его на субъективное усмотрение. Субъективизм полностью при этом устранить не удастся, но представляется возможным ввести его в определенные границы. Для этого нам придется выйти не только за рамки исследования уголовно-процессуального материала, но и уголовного. И первое, что предстоит сделать – понять, что хочет видит общество в качестве результата правоприменительной деятельности.

В главе, посвященной формулированию назначений уголовного судопроизводства, в качестве одного из них было обозначено следующее: создание условий для формирования в дальнейшем у лица, совершившего преступление, чувства ответственности. Логика изложения материала не позволяла развернуть аргументацию, поэтому она будет приведена в данном параграфе.

Вообще, если говорить об отношении человека к нормам, то человек входит в мир, взаимоотношения в котором строятся на основе норм, которые выработаны предыдущими поколениями. Эти нормы используются до тех пор, пока они устраивают ныне живущих, при утрате ими полезности они заменяются вновь выработанными. Полезность как всеобщий критерий отношения к норме в истории человеческого общества не всегда выдерживался, во многих случаях изменение норм обуславливалось иными факторами. В наше время, когда главным принципом социального управления становится принцип гармонии[233]233
  Пригожин А. И. Организации: системы и люди. М., 1983. С. 41.


[Закрыть], полезность нормы выходит на первый план. Нормативность, задающая определенные стереотипы поведения, вещь ценная и необходимая в сложно организованном обществе, ее возникновение связано с появлением такового. В процессе его развития и усложнения происходила селекция норм на основе постоянной проверки их значимости в плане удовлетворения интересов членов сообщества. Проверенные веками, они закреплялись религиозными учениями как нормы морали, а отношения, складывающиеся между членами сообщества, в которых была каким-то образом заинтересована управляющая структура, или же отношения между членом сообщества и самой этой структурой оформлялись как правовые нормы. Между этими двумя видами социальных норм нет, как известно, непреодолимой границы. В «разумном» государстве значительное число норм права совпадает по своему содержанию с моральными, отличаться они будут по способам защиты. Обладая в потенциале более мощным арсеналом средств воздействия, правовая норма при реализации обеспечивает (должна обеспечивать) в итоге принятие нравственного правила поведения индивидом.

Основы формирования норм составляет интерес, точнее, взаимоучет различных интересов, в рамках которого происходит поиск интегрирующего качества, выражающего специфику отношений и удовлетворяющего всех участвующих в нем. Сначала это происходит среди немногих. Обнаруженная ими эффективность, длительная стабильность деятельности, основанной на выработанной норме, привлекает внимание и вызывает подражание со стороны других, менее удачных сообществ. Таким образом, норма усваивается и распространяется среди сообществ, пока не станет достоянием всего общества.

То, что она стала достоянием общества, автоматически не означает, что это достояние каждого его члена, хотя для большинства она представляет безусловную ценность. В зависимости от степени поддержки и складывается дальнейшая судьба нормы: если она естественно принята многими, гарантом ее соблюдения остальными выступает сила общественного мнения и, зачастую, здесь нет необходимости прибегать к иной власти, когда же этого недостаточно, на помощь призывается закон.

Главной проблемой во все времена является принятие человеком ответственности за претворение в своей деятельности нормативного предписания. Если норма принята большинством членов общества, так как она позволяет реализовать частные интересы, и обличена в правовую форму, то можно сказать, что в ней заключена ответственность каждого перед каждым, объективирована абсолютная ответственность[234]234
  Ранее нами в подобной ситуации, при рассмотрении вопроса о сущности уголовной ответственности, применялось обозначение «ответственность в статике». См.: Барабаш А. С., Володина Л. М. Прекращение уголовных дел по нереабилитирующим основаниям в стадии предварительного расследования (ст. 6[2]–9 УПК РСФСР). Томск, 1986. С. 16.


[Закрыть], гарантом которой является государственная власть, в свою очередь, ответственная перед обществом и гражданином. Если же человек по каким-либо причинам нарушает норму, он тем самым демонстрирует отсутствие у него субъективного чувства ответственности. Задача государственных органов, общественных институтов состоит в том, чтобы при действительной значимости нормы сформировать ответственность у лица, ее нарушившего.

Итак, человек может сознательно подчиняться нормам, но только до тех пор, пока ценности общества в какой-то мере и его ценности. Иное может вести к вступлению его в прямой конфликт с частью действительности, с нарушением существующих и признанных отношений. Совершение преступления – это проявление пороговой обратной связи[235]235
  Дружинин В. В., Конторов В. С. Проблемы системологии (проблемы теории сложных систем). М., 1976. С. 89.


[Закрыть] между человеком и обществом, свидетельствующее о том, что нарушилась устойчивость, многие связи в системе «человек – общество» оказались утраченными. Почему именно так обозначена ситуация? Дело в том, что пока процесс не достиг определенного порога, т. е. до тех пор, пока не нарушена норма уголовного права, обратной связи не существует. «Порог» – это совершение преступления, до этого обратная связь действует в других отраслях права. Превышение порога приводит систему в неустойчивое состояние, свидетельствует о ее неблагополучии. Совершение преступления – это разрешение возникшего противоречия между членом общества и обществом крайними средствами. Знание о совершенных преступлениях, их причинах, помогает диагностировать состояние общества, не дает ему застыть в развитии, заставляет искать способы разрешения конфликтов для совершенствования управления как обществом, так и его членами. Как видим, в этом случае обратная связь является динамическим фактором развития.

Нам представляется, что устранить крайние случаи разрешения конфликтов вообще нельзя, только крайними средствами они будут всегда при оценке с позиций своего времени. Но такой констатации для понимания перспектив развития недостаточно, многое зависит от того, как относиться к этим конфликтам. В настоящее время взаимодействие между человеком, совершившим преступление, и обществом характеризуется как антагонистическое, судить об этом можно по той постоянной и все более ожесточающейся «борьбе» с преступностью и по отношению, существующему в обществе, к лицам, совершившим преступление. На самом деле, антагонистический конфликт означает, что одна система не может существовать при наличии другой. В правовой действительности под такое пони мание подпадают только те конфликты, которые разрешаются с помощью смертной казни. О гуманности подобного способа разрешения не приходится говорить. Да и по существу: неужели такая система, как общество, не может существовать при наличии лица, совершившего преступление, за которое может быть назначена смертная казнь. Если да, то что же это за общество?

Более правильным, как нам кажется, в случае совершения преступления говорить о рассогласованном взаимодействии[236]236
  Там же. С. 71.


[Закрыть], при котором системы все же не могут обойтись друг без друга. Несмотря на то, что преступление обнаружило различного рода связи между личностью и обществом, большинство из которых со знаком «минус», и после этого человек остается членом общества, тем самым сохраняется внешнее единство. Гуманное общество не должно отторгать неисправного члена, как это было на заре человеческой цивилизации.

В отношениях общества и лица, совершившего преступление, главное для него, существенное для общества, как раз перестройка отношений между ними таким образом, чтобы произошла замена связей со знаком «минус» на связи со знаком «плюс», т. е. создание другой системы ценностей у преступника. Но иногда совершение деликта лицом в определенной мере и показатель нездоровья общества, а если это так, то главным для общества не может быть наказание преступника как самоцель, важным является пересмотр структурных связей лица с обществом, отыскание тех, которые дают сбой. Следующая задача – провести коррекцию этих связей. Существенным результатом такого процесса должна быть корректировка целей и средств их достижения. В большинстве случаев взаимодействие общества и лица, совершившего преступление, должно обеспечить процесс «личностной подгонки» внешне положенной для него цели, ее принятие и присвоение субъектом, т. е. собственно личностное целеобразование[237]237
  Мильман В. С. Цель как способ проектирования деятельности // Системные исследования. Методологические проблемы. М., 1987.


[Закрыть].

Информация о совершенном преступлении является своего рода раздражителем для общественного организма, побуждающим его через специальные органы, созданные для этих случаев, заняться поиском лица, совершившего преступление. Установление его осуществляется в рамках уголовно-процессуальной деятельности. На определенном ее этапе, при наличии доказательств, дающих возможность поставить лицо в положение подозреваемого или привлечь его в качестве обвиняемого, происходит включение в деятельность органов лица, по поводу действий которого ведется расследование. Его желание на вступление во взаимодействие не испрашивается. В этом случае структуру взаимодействия между органом и лицом можно определить как иерархическую. Конечная цель этого взаимодействия – коррекция ценностей человека и его поведения, применительно к ценностям общества – формирование ответственности. В процессе достижения этой цели лицо взаимодействует с разными органами, характеристика направленности взаимодействия не равнозначна. В рамках предварительного расследования выясняется противостояние между ним и обществом. После выяснения симптоматики уголовное право ставит диагноз. Кроме этого, здесь же должны создаваться предпосылки для правильного выбора меры воздействия на правонарушителя, условия для успешной реализации воспитательного процесса. После завершения деятельности в рамках уголовного процесса начинается процесс корректировки связей. Анализ этих этапов и будет положен в основу дальнейшего изложения.

Как было сказано выше, реализация целей осуществляется в ходе непосредственного взаимодействия между органами государства и лицом, отвергнувшим ценности общества. Право в данном отношении – то, в рамках чего осуществляется взаимодействие между системами. Обычно объединение двух или более систем принято обозначать системным комплексом. В нашем случае такое обозначение можно употреблять очень условно, т. е. оно не отвечает обычному определению системного комплекса как определенного множества взаимосвязанных элементов, образующих устойчивое единство и целостность, обладающих интегральными свойствами и закономерностями[238]238
  Кузьмин В. П. Принцип системности в теории и методологии К. Маркса. М., 1986. С. 302.


[Закрыть]. В разбираемом случае в системном комплексе существуют две системы, функциональная направленность которых различна. Они принудительно соединены, чтобы разрешить это про тиворечие. При разрешении противоречия системный комплекс распадается, так как цель, для которой он был создан, реализована – достигнуто устойчивое единство и целостность человека и общества: первый системный комплекс является средством для получения второго – истинного системного комплекса. Но в том и другом случае мы имеем дело с комплексом, и чтобы избежать путаницы, мы будем называть первый «комплексом систем»; второй – «системным комплексом». Здесь, как нам кажется, от перемены мест слагаемых смысл изменится: если в первом случае речь идет о комплексе систем, не связанных внутренним единством, то во втором – подчеркивается внутреннее единство систем.

Интересен механизм перехода от комплекса систем к системному комплексу. Переход этот может рассматриваться как завершенный тогда, когда ответственность стала ценностью двух взаимодействующих систем, но как таковая она существует и в самом начале взаимодействия, как представление одной из сторон об основе единства общественной системы. Задача этой стороны – сделать ее ценностью другой системы, т. е. ответственность существует на входе взаимодействия как ценность одной системы и получается на выходе как ценность уже двух систем. Но чтобы совершился такой перенос, необходимо проделать большую подготовительную работу, которая начинается уже в рамках уголовного процесса.

Сказанное в этом параграфе позволяет утверждать, что общество, заинтересованное в своем развитии, ожидает от правоохранительных органов такого результата деятельности, при котором в общество был бы возвращен человек со сформированным чувством ответственности. Но это совокупный результат, он может быть достигнут при применении норм различных отраслей права, это то назначение, которому должен служить комплекс криминалистических отраслей права. Полагаем, что после точного определения, в соответствии с указанным назначением, целей уголовного и уголовно-исполнительного права возникнет возможность конкретизировать в этом плане назначение уголовного судопроизводства, а затем и определить соответствующие цели.

В разные периоды послеоктябрьской истории России в уголовном законодательстве этот вопрос (вопрос о целях) решался неодинаково. Статья 9 УК РСФСР 1926 г. содержала следующее положение: «меры социальной защиты (в те времена таким образом обозначали меры наказания. – А. Б.) не могут иметь целью причинение физического страдания или унижения человеческого достоинства и задачи возмездия и кары себе не ставит». Вероятно, в те времена классовая борьба еще не «обострилась» до такой степени, как в 30–50 гг. XX в., и государство рабочих и крестьян, чувствуя свою силу, продекларировало отказ от кары. В отношении лиц, совершивших преступление, на первый план выдвинулись воспитательные задачи. Но «успехи» в построении социализма повлекли усиление «сопротивления» со стороны представителей «чуждых классов», для преодоления которого вновь обратились к испытанному веками средству подавления инакомыслия. И только в ходе «оттепели» 50-х осторожно, с оглядкой на прошлое, решились сказать, что наказание не только кара, что оно имеет целью исправление и перевоспитание преступника. Статья 20 УК РСФСР 1960 г. следующим образом отразила цели наказания. «Наказание не только является карой за совершенное преступление, но и имеет целью исправление и перевоспитание осужденных в духе честного отношения к труду, точного исполнения закона, уважения к правилам социалистического общежития, а также предупреждения совершения новых преступлений как осужденными, так и иными лицами». Но сказать – еще не значит отказаться от кары, да собственно отказа и не было заявлено. На такой зыбкой основе и правоприменителям невозможно было пересмотреть свои ценностные установки.

Старые стереотипы отношения к преступнику существуют и будут существовать, пока питательную среду для этого поставляет идеология борьбы. Исправление и перевоспитание являются практически недостижимыми, так как в основном пытаются достичь успеха, применяя карательное воздействие к лицу, совершившему преступление. Да и остальное трудно воспринимается как цель – это процессы, результатом которых должна явиться ответственность. Исходя из того значения, которое придает цель смыслу правоприменительной деятельности, необходимо отказаться от включения в нее кары.

И этот отказ на законодательном уровне произошел. УК РФ в ст. 43 так формулирует цели наказания: «наказание применяется в целях восстановления социальной справедливости, а также в целях исправления осужденного и предупреждения совершения новых преступлений. Законодатель явно пытается нащупать новый, гуманистический подход к решению вопроса о том, как следует относиться к лицу, совершившему преступление. В ст. 60 УК РФ «Общие начала назначения наказания» он требует, чтобы лицу, признанному виновным, назначалось справедливое наказание. Принцип справедливости наказания раскрывает ст. 6. Кроме нее при определении наказания следует руководствоваться принципом гуманизма (ст. 7 УК). Предложенные изменения о мысли законодателя должны ориентировать исполнителя на отказ от субъектного подхода к лицу, совершившему преступление. В приведенных статьях неоднократно подчеркивается необходимость учитывать личность виновного. Но большое ли расстояние отделяет прежний подход от нового? Для ответа на этот вопрос сопоставим в интересующих нас частях ст. 37 УК РСФСР 1960 г. и ст. 60 УК РФ 1996 г. В ст. 37 УК предписывалось суду при назначении наказания «учитывать характер и степень общественной опасности совершенного преступления, личность виновного и обстоятельства дела, смягчающие и отягчающие ответственность». Статья 60 к этой основе, которая практически не претерпела редакционного изменения, добавляет необходимость учитывать «также влияние назначенного наказания на исправление осужденного и на условия жизни его семьи». Но это добавление в содержании основы, по существу, ничего не меняет, так как именно ее реализация определяет влияние назначенного наказания на исправление осужденного. По поводу смягчающих и отягчающих обстоятельств, как раньше, так и теперь, закон определен, конкретизируя их в других статьях, применительно к личности, как уже было замечено, такого не наблюдается, хотя достаточно очевидно, что законодатель не раскрывает ее через обстоятельства дела, смягчающие и отягчающие ответственность. Подобная неопределенность в отношении личности была в прошедшие времена совершенно оправдана с позиций генерального подхода законодателя и теории к сущности наказания – карательная направленность наказания выдвигала в качестве определяющего момента при его назначении учет общественной опасности деяния.

Приведем следующее высказывание: «Качество любого противоправного поведения заключено в общественной вредности, а преступления – в общественной опасности. Уголовная противоправность есть правовая форма общественной опасности, а санкции (наказания) вторичны по отношению к общественной опасности и являются производными от нее»[239]239
  Марцев А. И. Законы диалектики и вопросы советской уголовно-правовой политики // Проблемы уголовной политики: советский и зарубежный опыт. Красноярск. 1990. С. 13.


[Закрыть]. О производности наказания от общественной опасности деяния и об учете этого можно говорить только при конструировании санкции, когда высший предел ее определяется, исходя из степени общественной опасности деяния[240]240
  Анализируя УК, Л. Н. Игнатов и Ю. А. Красиков следующим образом подчеркивают эту же мысль: «Социальная характеристика, которая является критерием криминализации, остается и критерием содеянного. Оценка степени общественной опасности должна быть учтена законодателем при принятии уголовного закона, а правоприменительным органам следует оценивать содеянное на основе правовой, а не социальной характеристики». См.: Игнатов А. Н., Красиков Ю. А. Вступительная статья. УК РФ. М., 1996. С. 5.


[Закрыть]. Производность же, перенесенная в сферу определения конкретных мер воздействия для правонарушителя, по сути снимает проблему личности в теории. О том, что это именно так и происходит, свидетельствуют работы, где освещается вопрос об индивидуализации наказания. В них судьям рекомендуется при определении вида и размера наказания решать этот вопрос «в полном соответствии с характером и степенью общественной опасности совершенного… преступления, со всеми другими обстоятельствами дела и личностью виновного»[241]241
  Соловьев А. Д. Вопросы применения наказания по советскому уголовному праву. М., 1963. С. 8.


[Закрыть]. Но так как характер и степень общественной опасности преступления уже учтены законодателем в санкции статьи, другие авторы предлагают судьям самостоятельно оценивать индивидуальную степень общественной опасности содеянного[242]242
  См.: Лесниевски-Костарева Т. А. Дифференциация уголовной ответственности. Теория и законодательная практика. М., 1998. С. 18.


[Закрыть]. Самостоятельно – да, но как, чтобы самостоятельность не переросла в самоуправство и произвол судей в рамках санкции статьи? И вновь здесь вспоминают о личности виновного, вспоминают, но не определяют, что это такое. Итак, на одном полюсе определенная санкция, на другом – неопределенная личность, а между ними смягчающие и отягчающие ответственность обстоятельства. О них, как о том, что следует учитывать при индивидуализации наказания, наряду с учетом особенностей личности, писал И. И. Карпец[243]243
  Карпец И. И. Индивидуализация наказания в советском уголовном праве. М., 1961. С. 12.


[Закрыть]. Выше уже упоминалось об определенности в законе смягчающих и отягчающих обстоятельств и, казалось, чего проще – стоит только выявить их и применяй. Но вот здесь-то как раз и возникают сложности. В рамках исследования А. П. Севастьянова они были описаны и проанализированы. В результате автор пришел к неутешительному выводу о том, что «сколько-нибудь непротиворечивая система учета смягчающих и отягчающих обстоятельств на практике не выстраивается, а само значение этих обстоятельств, за редкими исключениями, нивелируется»[244]244
  Севастьянов А. П. Реализация принципа индивидуализации наказания в судебной практике // Сибирские юридические записки: Ежегодник Ассоциации юридических вузов «Сибирь». Вып. 3. Красноярск, 2003. С. 136.


[Закрыть]. По всей видимости, это происходит потому, что у практики отсутствуют четкие критерии того, чего стоит и как перевести то или иное смягчающее или отягчающее обстоятельство в конкретный размер наказания.

Не могут пока эти критерии предложить и представители науки. Тупиковая ситуация порождает следующие высказывания: «логически обосновать назначение конкретного наказания за конкретное преступление вообще невозможно»[245]245
  Ной И. С. Сущность и функции уголовного наказания в советском государстве. Саратов, 1973. С. 61.


[Закрыть]. Но далеко не все исследователи разделяют такой пессимистический взгляд, попытки формализовать критерии определения наказания продолжаются. Побудительные мотивы для этой работы оправданы и благородны: при изучении практики давно уже установлено, что разные судьи по-разному оценивают схожие обстоятельства, характеризующие деяние и личность[246]246
  Дементьев С. И. Построение уголовно-правовых санкций в виде лишения свободы. Ростов-н/Д, 1986. С. 40 и др.


[Закрыть]. Эти разные оценки влекут за собой определение различающихся наказаний, что является показателем судейского произвола. Для его преодоления предлагается выделить особые обстоятельства дела, правовое значение которых должно быть оценено в законе[247]247
  Кругликов Л. Л. Смягчающие и отягчающие ответственность обстоятельства в уголовном праве. Воронеж, 1985. С. 139–140.


[Закрыть]. Законодатель должен указать, что стоит то или иное обстоятельство, какое наказание, в каких пределах при его наличии может определить судья. Такой подход в законе уже в определенной мере реализован[248]248
  См., напр., правила назначения наказания при вердикте присяжных о снисхождении. Если подсудимый признан заслуживающим снисхождения, то председательствующий назначает ему наказание с применением положений ст. 64 и ч. 1 ст. 65 Уголовного кодекса Российской Федерации. В ч. 1 ст. 65 говорится, что в этом случае наказание виновному не может превышать двух третей максимального срока или размера наиболее строгого вида наказания, предусмотренного за совершенное преступление.


[Закрыть], но его предполагают распространить на все об стоятельства, подлежащие учету при определении меры наказания. Трудно себе представить, как это можно воплотить на практике. Один из вариантов, который приходит нам в голову, – каждому из этих обстоятельств присвоить определенные баллы со знаком «плюс» или «минус», за каждым знаком стоит определенный срок, а дальше остается одна арифметика. Причем базой для отсчета, как полагают некоторые авторы, должно быть типовое наказание, под которым понимается «отраженное в санкции нормы наказание, наиболее соответствующее характеру общественной опасности вида преступления»[249]249
  Козлов А. П. Механизм построения уголовно-правовых санкций. Красноярск, 1998. С. 49.


[Закрыть]. Приведенное высказывание можно трактовать и так, что типовое наказание – это высший предел санкции, ибо он отражает характер общественной опасности определенного вида преступлений. Но эта интерпретация не верна, как полагают авторы, придерживающиеся рассматриваемой позиции. И чтобы она не возникала, делается специальное уточнение, что типовой размер наказания – это медиана санкции в целом либо любого установленного в санкции вида наказания, определяющая наказуемость типичных для соответствующего вида преступления признаков деяния и личности виновного[250]250
  Козлов А. П. Уголовно-правовые санкции (проблемы построения, классификации и измерения). Красноярск, 1989. С. 45; см. также: Грошев А. В. Правосознание и проблемы криминализации в свете нового УК России//Уголовное право и современность. Красноярск, 1997. С. 34–35.


[Закрыть]. Другими словами, – это средний по тяжести вид наказания без учета индивидуальных особенностей преступления и личности виновного. Если это так, то, как нам кажется, именно эти параметры не учитываются при конструировании санкции нормы, в которой как раз и отражается степень общественной опасности деяния для общества и государства.

При согласии с рассматриваемым мнением получится, что верхняя граница санкции всегда завышена в два раза по сравнению с действительной степенью общественной опасности деяния. Сомневаемся, что законодатель именно так подходил к конструированию высшей границы санкции. Если и говорить о типовом наказании – это все же предел высшей границы санкции, который как раз устанавливается без учета индивидуальной особенности преступления и личности виновного, а исходя из типовой общественной опасности данного преступления, определенного типа преступной деятельности для общества. Но в таком понимании теряется смысл введения в научный обиход понятия «типового размера наказания», так как он определен законодателем, а не правоприменителем.

Еще один момент, свидетельствующий о потере смысла: типовое наказание как граница между верхним и нижним пределом санкции необходимо для того, чтобы к нему можно было прибавлять обстоятельства, отягчающие ответственность правонарушителя, к высшей границе санкции уже ничего не прибавить.

Проведенный анализ показывает, что работа по формализации назначения наказания далека еще от завершения. В определенной мере, мы разделяем сомнения о возможности ее завершения, но если, паче чаяния, надежды сбудутся и будут предложены удовлетворительные критерии по формализации назначения наказания, исключат ли они, при их применении, судейский произвол. Этот вопрос возник не на пустом месте. Предложения по формализации, как видно из выше изложенного, направлены на конкретизацию общественной опасности совершенного деяния и не затрагивают вопрос об особенностях того, в отношении кого будет решаться вопрос об избрании наказания, только иногда делаются упоминания о необходимости учета личности виновного. Полагаем, подобное отношение к лицу, совершившему преступление, сложилось в силу устоявшегося мнения о том, что именно в деянии в первую очередь проявляется личность, учет деяния и есть учет личности[251]251
  См.: Курс советского уголовного права: Часть общая. М., 1970. Т. 2. С. 269; Наумов А. В. Уголовное право: Общая часть: Курс лекций. М., 1996. С. 204 и др.


[Закрыть], но объективные обстоятельства совершенного позволяют познать лишь субъективные признаки преступления и то, сами по себе, далеко не в каждом случае и не в полном объеме, и значимо это для квалификации, а не для определения наказания. И если остановиться только на этом, то такой подход ориентирует на воздаяние за совершенное, он достаточно узок и прагматичен в том плане, что из истории личности берется только один фрагмент, связанный с совершенным преступлением. В работах психологов мы можем встретиться с преду преждениями по поводу упрощенного отношения к работе по пониманию человека. С. Л. Рубинштейн писал: «Лишь учитывая деятельность индивида, а не только какой-нибудь изолированный акт, и соотнеся ее с теми конкретными условиями, в которых она совершается, можно адекватно раскрыть то внутреннее содержание действий и поступков, которое может быть утаено в высказываниях человека»[252]252
  Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. М., 1946. С. 29.


[Закрыть]. Исходя из производности наказания от общественной опасности деяния, вполне достаточно при определении конкретного наказания учесть характер и степень общественной опасности преступления и обстоятельств дела, смягчающих и отягчающих ответственность. Как получается это в теории и на практике – выше было показано. Вся же сложность, многозначность личности применительно к цели формирования ответственности упускается из виду.

Безусловно, положительным моментом действующего УК является законодательный отказ от кары, но сформулированные ст. 43 цели, как показывает анализ связанных с ней статей, не приведут к коренному изменению смысла деятельности правоприменителей, не поставят в центр ее человека, совершившего преступление.

Для того чтобы оправдать ожидания, существующие в обществе, в случае обнаружения рассогласованного взаимодействия государство в качестве цели деятельности правоохранительных органов должно поставить формирование ответственности у правонарушителя. Мы предлагаем следующую редакцию ч. 2 ст. 43 УК: «Целью применения мер государственного принуждения за совершенное преступление является ответственность, которая должна быть сформирована в рамках педагогического процесса по исправлению виновного». При таком понимании цели деятельности нет необходимости дополнительно говорить о справедливости и о предупреждении совершения новых преступлений. Наказание, достигающее указанной пели, будет обладать не только характеристикой социальной справедливости, оно будет справедливо и в отношении виновного, и если мы получим искомый результат – ответственного человека, то нет оснований опасаться, что он совершит новое преступление. Выдвижение указанной цели не позволит в качестве основного начала при назначении наказания учитывать степень об щественной опасности преступления, и принятие ее повлечет необходимость приведения в соответствие ст. 6, 60 и других, имеющих отношение к определению наказания.

Выяснение факта совершения преступления и виновности определенного лица происходит в рамках деятельности, урегулированной уголовно-процессуальным законодательством. Эта деятельность ориентирована на цели, декларируемые уголовным законодательством в силу своего подчиненного положения[253]253
  См.: Кондратов П. С. Развитие системы уголовно-процессуальных средств реализации уголовного закона // Вопросы теории и практики применения уголовного закона. Красноярск, 1990. С. 167; Протасов В. Н. Модель надлежащей правовой процедуры: теоретические основы и главные параметры // Советское государство и право. 1990. № 7. С. 15–17.


[Закрыть], и пока дает только один результат, односторонность которого очевидна – лицо наказанное, но вышедшее из мест лишения свободы с более прочной уверенностью в правильности своих ориентиров, осуждаемых государством в уголовном законе.

Главная задача правоприменительной деятельности в данном случае не реализуется. Достигнута же она будет тогда, когда произойдет замещение негативной установки на позитивную, подкрепляемую обществом и государством (речь идет о разумном государстве). Человек должен осознавать то, что полная реализация его интересов возможна при совпадении их с интересами общества и государства, что в конце концов такое поведение ему более выгодно. Этого можно достичь только в случае точного подбора средства воздействия на структуру личности, обеспечивающего указанный выше результат. Такой подбор возможен только на основе достоверного знания о том, что представляет собой правонарушитель, а для этого необходимо изучить все системы, в которых он формировался, все структурно-функциональные связи, в которых проявлялась ее сокровенная суть. В конечном итоге обнаружатся те, которые способствовали формированию антиобщественных установок, и, уже исходя из этих знаний, можно составлять программу воздействия на правонарушителя с целью замены негативных установок позитивными. Эти знания, по сути, должны и могут быть получены в рамках уголовно-процессуальной деятельности, но не той, что существует сейчас, а сориентированной на сформулированную выше цель.