Текст книги "СМЕРШ в Тегеране"

Анатолий Терещенко
СМЕРШ В Тегеране

Предисловие

Существует немало мрачных и раздражительных умов, которые радуются лишь тогда, когда находят зло там, где его нет.

Ж. Массийон

Предлагаемая книга ни в коем случае не претендует на роль истины в последней инстанции. Автор понимал, что большая часть основных материалов о герое повествования генерал-майоре Кравченко Николае Григорьевиче до сих пор засекречена. Поэтому у автора был только один выход – искать людей, служивших, работавших или знавших его в быту, родственников, а также открытые источники и, сопоставляя материалы и анализируя действия офицера, выстраивать векторы и вехи по всему жизненному пути мужественного защитника Отечества.

Большую помощь в написании книги оказали сослуживцы Кравченко Н.Г. генерал-лейтенант Ф.И. Рыбинцев, генерал-майоры в отставке: Л.Г. Иванов, Г.М. Казимир, В.А. Кириллов, полковники в отставке Д.Ф. Капранов и А.А. Вдовин, а также председатель Совета ветеранов ДВКР ФСБ РФ по Калининградской области полковник в отставке С.И. Захаров.

Замечено, что жизнь человека всегда больше, чем скупые данные личных дел, раскрывают люди, тесно или близко общающиеся с персонажем. Одни из вышеперечисленных лиц в ходе бесед снабжали автора интересной информацией о местах и времени прохождения им службы. Другие с теплотой отзывались о личности вообще и, душевных качествах в частности, нашего героя, волей судеб вознесенного на олимп славы, а по зависти и мести конкретного недоброжелателя и его шептунов уничтоженного морально и приблизивших его физический конец в этом бренном мире.

Только случай дает человеку жизнь. Нашему герою приходилось трудиться в той эпохе, когда было жить легко, но довольно-таки противно, особенно после 1953 года при новой волне «оттепельских» репрессий с тюремными сроками и новой кровью жертв.

Это касалось и сталинского и хрущевского времени. Одним цветом краски не нарисуешь реалистичной картины жизни человека. После смерти Хозяина СССР, новый вельможа Кремля попытался всячески очернить период сталинского руководства страной и людей, чем-то отметившихся в этот период.

На всех углах и перекрестках Советского Союза срочно перекрасившиеся вчерашние партократы из сталинской обоймы, ставшие в одночасье клевретами нового партийного барина, кричали о недостатках предыдущей эпохи. Оглуплялись люди, работавшие со Сталиным. Вешались негативные ярлыки на полководцев, выдвинутых Красной армией и народом в годы войны. Авторитет армии был снижен до опасно низкого уровня, а о роли органов госбезопасности и говорить не приходилось – они были затоптаны. Все и контрразведка, и разведка. В одну кучу бросались и негодяи, и честные, порядочные и мужественные офицеры и генералы, которых было несомненное большинство.

Создавалось впечатление, что «новая» со старыми замашками власть, активно поучаствовав в сталинском режиме, почему-то то и дело шельмовала «чужое» прошлое. А ведь оно были их родным. Было их родимым пятном. И что удивляло тогда многих простых, добропорядочных тружеников – культивирование из героев антигероев.

Подобные типы, способные на подлости, называются в народе маленькими людьми. «Я человек маленький!» – говорят обычно такие люди и бьют ниже пояса. Не способный ни к чему способен на все. На свете много порядочных людей. Их можно узнать по тому, как неумело они делают подлости.

В жизни часто случается так, если человек поступает по-свински, он говорит: «Помилуйте, я всего лишь человек!». А если с ним поступают по-свински, он восклицает: «Позвольте, я ведь тоже человек!».

Хрущеву и его приближенным не хотелось глубоко и научно прогнозировать и объясняться – воля для них была основа действа. Как-то академик А.Л. Яншин заметил: «Не все же бегать и орать… Надо же когда-то сесть и подумать». Но не до мыслей было политиканам. Дабы отвлечь от внутренних трудностей и от своих грехов, главный удар наносился по сталинским репрессиям, в которых самое активное, если не активнейшее, участие принимал и новый «пухлый вождь» в бытность на партийной работе на Украине и в Москве. От них он, конечно, открещивался, в том числе и известным воровским методом, – уничтожением улик в виде опасных архивов. По этому поводу уже написаны сотни книг.

Кто-то из великих сказал, что всякий панегирик скучен, а сатира занимательна: следовательно, чтобы не быть скучным, невежда вынужден пакостить не столько из желания навредить, сколько из тщеславия. Такие типы мстят недозволенными методами и, потирая потные руки, радуются «успехам наказания».

Поломанных людских судеб при личном участии Хрущева было много, очень много – не все известно до сих пор. Одних снова расстреливали, других сажали в тюрьмы на длительные сроки. А третьих унижали внезапными увольнениями под надуманными предлогами.

Одним из этого ряда обреченных закончить жизненный путь в унижении и прозябании был и Николай Григорьевич Кравченко. Бывший герой Тегеранской конференции вместе с другими сотрудниками СМЕРШа спас жизни Сталину, Рузвельту и Черчиллю. Последняя его должность в военной контрразведке – начальник Особого отдела КГБ при СМ СССР по Прикарпатскому военному округу, в котором довелось служить и автору этих строк.

Власть до сих пор не извинилась за молчание, и не сказала добрых слов патриоту Отчизны, активному участнику Великой Отечественной войны, ошельмованному хрущевской местью.

Котовка

В селе Котовка Екатеринославской губернии в 1912 году в семье Кравченко родился мальчик. Нарекли отец с матерью его Николаем. Имя восходит от греческого языка – победитель народов. Пришлось по поводу имени заглянуть в «святцы» и выяснилось, что знак Зодиака для него – Скорпион. Планета – Марс. Цвета имени – стальной, коричневый, красный. Камень – изумруд.

Энергия этого имени обладает удивительной подвижностью. Медлительность ему чужда и противна. Заинтересовавшись, Николай способен на чудеса.

Наш герой склонен ощущать себя центром мироздания, довольно самолюбивый и самодовольный человек. Трудно отыскать какую– либо область, в которой он не имел бы собственного мнения. Впрочем, не надо представлять Колю этаким всезнайкой, просто это свойство любого быстрого ума.

По сути своей он человек очень добрый, непривередливый, в быту может довольствоваться малым. Мыслит конкретными категориями, пустому созерцанию предпочитает дело, которому отдает все силы своей богато одаренной души.

Николай – честный человек и нарочито прямой. Может быть, потому ему неприятна и непонятна всевозможная закулисная возня. Не выносит непорядочности и в этом смысле одинаково строг и требователен к себе и к другим, работающим под его началом.

В женщине ценит не только внешние данные, а умеет наслаждаться и духовной близостью. Он окружает себя толпой приятелей, но только избранные считают себя его друзьями.

Конечно, и в «святцах» бывают неточности, но по рассказам сослуживцев и его сестры Веревкиной Ольги Егоровны многие черты характера Николая Кравченко, указанные в них, трафаретно совпадали.

* * *

По преданию, своим названием Котовка обязана казаку Василию Коту, основавшему в начале XVII века хутор на месте теперешнего села. Село расположено на левом берегу реки Орели, в 25 км от железнодорожной станции Вузовка на линии Новомосковск – Красно– град. Через село проходит канал Днепр – Донбасс и связанная с ним автострада. Впоследствии рядом с селом возникли хутора казаков– переселенцев. Особенно много было их из Полтавской губернии. По рассказам моей бабушки Марии Захаровны Терещенко (Ефимовой), уроженки казацкого села на Полтавщине, ее предки покидали родной край от феодального закабаления и уезжали с семьями на земли Екатеринославщины.

Согласно историческим документам казаки «запасали дерево» за «Орелью, при деревне Котовке».

В 1771 году Гадячская полковая канцелярия Полтавской губернии вела переписку с Кошем Запорожской Сечи, требуя выдачи казака Ф.Волощенко, переселившегося в местечко Котовку с двумя работниками и всем имуществом, включая 36 волов и 2 строевые лошади.

На следующий год в Котовке обосновалось уже несколько семей крестьян, приписанных к Гадячскому полку и принимавших участие в восстании против его командира Милорадовича.

После ликвидации Запорожской Сечи Котовка вместе с пахотными землями и угодьями была пожалована Екатериной II в качестве «ранговой дачи» полковнику Л.С.Алексееву, ставшему одним из крупнейших землевладельцев края.

В документах 1785 года она значится как слобода Алексопольского уезда Екатеринославского наместничества, а с 1797 года – Новомосковского уезда Новороссийской губернии. Помещику принадлежало 12,3 тыс. десятин земли, в том числе 8,5 тыс. – пахотной. В имении действовали полотняная фабрика, оснащенная механическими станками, винокуренный и конный заводы.

Выгодное географическое положение Котовки, через которую проходили чумацкие дороги из Полтавы и Харькова в Екатеринослав и Новомосковск, способствовали в ней торговле сельскохозяйственными продуктами, ремесленными товарами, изделиями народных промыслов. Путем жестокой эксплуатации крестьян, – барщина «в экономии» Алексеева достигала 5 дней в неделю. Помещик наживал огромные богатства. Среди селян постепенно зрело недовольство, готовое перерасти в бунт.

В 1856 году он прокатился по многим южным губерниям под лозунгом «Долой крепостничество!». Среди крестьян Екатеринослав– ской и соседних земель это антикрепостническое движение получило название «Поход в Таврию за волей».

Нищенское существование, политическое бесправие даже после отмены в 1861 году Александром II крепостного права, толкали крестьян на борьбу против помещика и царской администрации. 29 августа 1884 года жители Котовки подожгли «в экономии» амбары с зерном и уничтожили посевы.

В феврале 1898 года местный крестьянин Д.Редька распространил слух об увеличении земельных наделов. В донесении полицейского урядника от 16 января 1900 года сообщалось, что житель Котовки крестьянин Д. Панченко агитировал односельчан отобрать землю у помещика, за что был арестован.

Революция 1905 года подняла самосознание народа на новую высоту. В конце года, а точнее в ноябре месяце, забастовочная борьба приобрела настолько острый характер, что Екатеринославский губернатор вынужден был просить Полтавского губернатора ввести солдат в Котовку.

Сегодня мы бьем челом Столыпину, делаем из него спасителя России, забывая и про «столыпинские галстуки»:

 
Цитат Столыпина уж рать
О выживании России,
Но позабыли рассказать,
Как «галстуки» его носили…
 

Забыли и про то, что столыпинская аграрная реформа ускорила процесс расслоения крестьянства. С каждым годом в селе увеличивалось количество безземельных и безлошадных хозяйств. Появились крупные землевладельцы, которых потом назвали «кулаками». Период «столыпинщины» в Котовке похож на нашу сегодняшнюю жизнь, где на фоне замков, вилл, коттеджей сегодняшних нуворишей можно встретить обилие «фанерных скворечников» или «собачьих будок», принадлежащих простому люду, построивших их на свои честно заработанные.

В «Справочной книге Екатеринославской епархии за 1913 год» говорилось:

«Во внешнем виде села также появилось социальное неравенство его жителей. Помещичье имение, окруженное тенистым садом с искусственными прудами и живописными беседками, возвышалось среди крытых соломою хат, теснившихся вдоль узких кривых улочек. В Котовке не было больницы – село входило в Гупаловский врачебный участок, объединявший 5 волостей с населением в 37 тыс. человек.

Большинство крестьян лечилось у знахарей, детская смертность была крайне высокой. Церковноприходская и сельская одно классная земская школа не могли охватить всех желающих учиться…».

Осенью 1916 года в селе стали распространяться листовки, изданные в ноябре Екатеринославским комитетом РСДРП. В них призывали солдат повернуть штыки против царя и помещиков. А скоро наступил и октябрь 1917 года, встреченный жителями Котовки с радостью. События революции или переворота, как кто воспринимает это важное событие в жизни России, активизировали трудящихся Котовки на борьбу против местных богатеев.

Именно в этой непростой обстановке рос Николай Кравченко в родной Котовке, ставшей для него навсегда малой родиной, которую он любил всем своим пылким и горячим сердцем.

* * *

Николай с детских лет увлекался рыбной ловлей. Нередко подросток с друзьями отправлялся на реку Орель или пруды с удочками. Однажды он принес на лозовом кукане килограмма два рыбешек.

– Мама, посмотри, сколько я поймал, – танцуя и подпрыгивая на одной ноге, он протянул родительнице вязку речных трофеев.

– Молодец, сынок, жаряночка на вечерю уже есть, – на материнском лице засветилась улыбка.

– Мама, я еще наловлю…

– Голодать, значит, не будем?

– Нет… рыбы в речке и в ставках полно. Меня хлопцы научили по-настоящему подсекать. А то я торопился и дергал, как сумасшедший. Даже маленькая плотвичка срывалась с крючка. Я сегодня больше всех поймал.

– Как говорится, проголодаешься, так сам догадаешься. А вообще не хвались, другой раз можешь оказаться неудачником, – заметила мать.

Рос Николай смышленым пареньком. Сначала был робким, но с годами его все больше и больше тянуло к старшим, где он постигал то, чего сверстники, а тем более, младшие по годам, не знали.

Детство Коли Кравченко было опалено огнем гражданской войны, которая страшным валом прокатилась и по землям Екатеринославской губернии. Она принесла в каждую семью вовсе не радость, а голод, холод и лишения. Сыновья воевали с отцами, отцы убивали детей. Красный брат убивал белого брата. В казаках началось такое брожение, что один из столпов большевистской власти Троцкий призывал к уничтожению станичников, требовал поголовного «расказачивания».

Ленин поддержал его. Сталин же относился к этим событиям мягче, считая, что достаточно большая часть казачества поддерживала советскую власть, пока некоторые политики не перегнули палку. Она не выдержала напряжения и треснула.

Что касается города Екатеринослава образца августа 1918 года, то власть в тот период менялась часто. По воспоминаниям жителя города Перепечи Ивана Ефимовича, – жили мы в водовороте перемен.

Вот идут петлюровцы – уставшие, невеселые, все как один в запыленных чеботах, сапогах, барашковых шапках, синих свитках на хорошо откормленных и породистых лошадях. После них в городе и в близлежащих селах и хуторах появились воровские фигуры мародеров в солдатских шинелях. Это дезертиры из воинских частей. Потом с уходом петлюровцев наступало междувластие. Местные офицеры берут город под свою охрану. На постах часто можно было видеть не солдат, а офицеров. Патрулями по городу тоже ходили офицеры младших званий, естественно при оружии – револьверах и саблях или шашках.

Через сутки после офицерской охраны пронеслась весть – на город надвигается туча большевиков. Красную кавалерию кто-то видел на подступах к Екатеринославлю. И рано утром Феодосийский офицерский полк покинул казармы и в полном вооружении с пушками, на повозках двинулся по направлению Крыма. Но утром в город ворвались не большевики, а махновцы. Они тоже основательно перетрясли город. Потом все-таки явились краснознаменные большевики. Потоптались, помитинговали, постреляли, кого надо было, отправили на тот свет, и снова понеслись, как перекати-поле, завоевывать пространство для Революции.

Утром примчался казачий атаман Шкуро со своей волчьей сотней. Волчьей сотня называлась потому, что на шапках у них были волчьи хвосты.

У церкви состоялось богослужение в честь их прибытия. Ораторы выступали, сидя прямо на лошадях. Говорили страшилки – о казнях большевиками зажиточных людей.

Публика любила перемены – каждое войско встречали цветами, улыбками и семечками. Богата была тогда Украина. Попы жили зажиточно.

Единственно, с чем плохо было, – это с одеждой. Грабили людей не из-за денег, а из-за понравившейся одежонки. Из-за недостатка мануфактуры часто даже выкапывали недавно захороненных мертвецов, быстро раздевали, нередко оставляя их в непристойных позах. Евреи ставни в своих домах закрывали из-за боязни погромов, а они тут бывали часто.

На следующий день пришли добровольческие части. Сутки побыли, а на следующую туманную ночь раздалось мощное «Ура!» – крики, скрип телег, и город снова взят махновцами. На этот раз они были злые, как никогда, – грабили, насиловали, убивали. Женщины и девушки прятались, убегали в села и на хутора к родственникам и знакомым.

Махновцы резвятся

Та атмосфера, которая окружала губернский город в годы гражданской войны, была одинаково характерна для сел и хуторов екатеринославщины: большевики, бандиты, добровольцы, атаманы, дезертиры, нищие… Стрельба, воровство, грабежи, трибуналы, казни… Жилось сельчанам не здорово – каждая новая власть, проходившая обозами или пролетающая эскадронами, одинаково грабила дома землепашцев. Поэтому пряталось в земле все то, что могло быть экспроприировано непрошеными гостями.

Отец Николая работал поваром в столовой, поэтому иногда баловал родных сэкономленными «излишками калорий»: то сахарку принесет, то десяток картофелин прихватит, то кусочком сала одарит семью.

– Это «излишки калорий – результат усушек и утрусок», – улыбался он супруге, кладя на стол деликатесы.

– Ой, смотри, а то сраму не оберешься, если схватят тебя с этими «излишками», – корила его жена. – А то посадют – без тебя нам всем гаплык.

– Глупости ты мелишь, шо я ворюга? Енто действительно излишки стола, – не пудами же ношу.

– Все равно, будь осторожен.

– Не забывай, милая, меня часто одаривает и сам хозяин столовой, – пытался оправдаться Григорий.

– Тебе виднее…

Часто наведывались проездами в Котовку атаманы. Но самыми впечатляющими были визиты отрядов батьки Махно.

– Коля, принеси дровец и разожги плиту, – попросила мать. Он тут же побежал в небольшой сарайчик, где лежали солома для растопки, валежник и поленья всегда сухих дров. Отец держал под контролем топливный вопрос. Всегда заготавливал дровишек впрок.

Через полчаса плита гудела, – тяга была отменная…

Сидя у печки, Николай разомлел. Щеки сделались розовыми от жары. И вдруг он услышал свист на улице.

«Так свистеть может только Гриша», – подумал Николай и бросил просящий взгляд на мать.

– Небось, снова Гришка приглашает.

– Ага, а вы угадали?

– Трель твоего соловья уже изучила. Ну, иди, иди, только ненадолго.

– Ой, спасибо, мама.

Николай выбежал на улицу. У разлапистой яблони возле калитки стоял улыбающийся Гришка Проценко.

– Идем к махновцам… За десяток груш Славке дали выстрелить из винтовки. Может, за яблоки они и нам дадут пальнуть в небо. Ребята набили картузы краснобокими поспевшими ароматными плодами и помчались в сторону остановившегося обоза.

Гришка был постарше Николая на несколько лет, что в детстве всегда заметнее – идет ведь интенсивный рост.

Завидев на повозке полусонного махновца с карабином, Гришка подошел к нему и предложил яблоки за выстрел.

– А ну покажи их… Сладкие или кислятина?

– Сладкие, дядя!

Махновец взял картузы с яблоками, высыпал их на сено, а потом грызнул со смачным хрустом плод.

– Фу, они у вас кислые.

– ???

– Кислятину принесли мне…

– Дайте выстрелить?

– Что-о-о? Марш отсюда, сопляки, и замахнулся плеткой на обескураженных ребят, которые тут же ретировались по обстановке…

* * *

Вечером, придя с работы, отец рассказал жене о ЧП, происшедшем в столовой.

– Зашли шестеро бандитов в столовку. Вонючие, замурзанные, при оружии и с патронными лентами наперекрест. Поставили четверть мутного самогона на стол и как закричат: «Стол накройте». Ну, официантки и подсуетились. Угостили всем, что было. Они пили и жрали долго, а потом стали палить в потолок из револьверов и карабинов. Поставив одного у входных дверей, они решили расслабиться плотью. Перепортили всех наших молоденьких бабенок. В ход пошли не только молодицы, но бабка Прасковья, а ей под семьдесят. Нарезвились пятеро, а потом, подождав пока «отдохнет» шестой, покинули столовую. Хорошо, что еще пулями не побили стекла на окнах, а то бы было мытарство – стекол нынче не достать.

– Изверги, что могу сказать, – ответила супруга. – А мне Катерина, та, что живет у магазина, рассказала, – шинок яврея пограбували. Горилку и винцо частью выпили, частью забрали с остальным нужным им барахлом. Вынесли из хаты усе нужное им и погрузили на подводы. А жинку его – Софью – згвалтувалы, знасильничали, мерзавцы.

– Вот басурманы чертовы, – возмутился муж. – Вчера Ивана, хозяина мельницы, ограбили. Забежали во двор, а там дядьки из соседнего села, как раз загружали муку на телеги, – смололи пшеничку. Забрали все мешки, а их сильно побили прикладами и шомполами.

А потом зашли на мельницу и там все забрали. Вымели до былинки.

– Когда же это все кончится?! – не то спросила, не то воскликнула супруга.

– Кончится тогда, когда какая-нибудь власть не наведет порядок в державе. Державы ж нэма. Вона в хаосе, пена должна осесть, – ей надо время…

Трое суток резвились махновцы, пьянствуя, насилуя, грабя.

На выгоне, где выстроились повозки обоза, развевался черный не то транспарант, не то хоругвь, отороченная снизу золотистой бахромой. На ткани был вышитый белыми мулине призыв: «Смерть всiм, хто на перешкодi здобутья вiльностi трудовому люду» – «Смерть всем, кто препятствует достижению свободы трудовому народу».

Под словом Смерть зловеще красовались белый череп и перекрестие, ввергая простолюдинов в неприятное чувство страха за свою жизнь и родичей.

Старший отряда, назвавший себя Луговым, на митинге заявил народу:

– Мы воины революционной повстанческой армии Украины во главе с вашим земляком и нашим вождем Нестором Махно. Главный наш враг, как говорил наш атаман батько Нестор Махно, товарищи селяне, – добровольцы Деникина. Они хотят вернуть царя-изверга. Не допустим кровопийца и его ставленников на местах – помещиков– баринов.

Большевики – все же революционеры. С ними мы можем рассчитаться потом. Сейчас все силы надо направить против Деникина. Он не должен получить от вас «ни зэрнынкы, ни картопли».

Замеченные селяне в помощи золотопогонникам будут безжалостно нами уничтожаться как враги трудового народа. Мы у вас не забираем, а просим на существование армии, которая воюет за свободу трудового народа. Потом все отдадим с лихвой…

Он еще долго говорил что-то о патриотизме, о выпущенных повстанцами деньгах – купонах, на которых были изображены атаман, серп и молот. По этому поводу ходила шуточная частушка:

 
Гей, кумэ, нэ журысь!
В Махна гроши завэлысь,
А хто их не братэмэ,
Того Махно дратымэ…
 

Этими деньгами часто расплачивались повстанцы с населением. Много было поддельных купонов. Но по другим данным, их атаман не выпускал – это был плод все той же анархистской самодеятельности. Клепали, штамповали и рисовали их художники-мастера в сельских хатах-штабах.

На третьи сутки утром отряд махновцев двинулся на Екатеринослав…

* * *

Коля Кравченко окончил школу-семилетку в родном селе. Это было в 1928 году. Получить сельскому парню семилетнее образование по тем временам было большим достижением. В конце двадцатых и начале тридцатых годов в основном из сел уходили в города с образованием начальной школы. С «четырехлетками» воевали командирами и трудились инженерами наши отцы и деды. С четырехлетним образованием практически шли на партийную работу, а потом и в вожди. Опыт нарабатывался, и навыки набивались природной смекалкой и трудолюбием со временем.

Это был период сплошной коллективизации, раскулачивания и борьбы за утверждение нового порядка в землепользовании, когда насилие власти попытались регулировать и употреблять только до известного предела. Но допущенное насилие – всегда переходит границы. Попытки его контролировать усилиями разума, декретами власти ни к чему не приводят.

Л.Н.Толстой по этому поводу говорил, что как только дело решается насилием, насилие не может прекратиться.

При решении дела насилием, победа всегда остается не за лучшими людьми, а за более эгоистичными, хитрыми, бессовестными и жестокими.

Изворотливые «специалисты» сельской нивы в дальнейшем сделали все для того, чтобы превратить крестьянина в беспаспортного раба с вознаграждением за полевую каторгу символичным трудоднем. Насилие над деревней влилось ядом в души крестьян, а для тех, кто его готовил, оно казалось правом, потому что повторялось потом из месяца в месяц и из года в год. Сельский народ в основном 16 молчал. А если и возникали вспышки гнева, они тут же глушились силой…

Шел во многом знаковый 1929 год.

Это был год, когда сталинский курс на индустриализацию и коллективизацию обрел форму чрезвычайной мобилизации. Причиной этому был знаменитый «черный четверг», случившийся на Нью– Йоркской фондовой бирже. Он ознаменовался началом катастрофического экономического кризиса во всем капиталистическом мире. Страны Запада, стянутые долларовым обручем в системе рыночной экономики, попали в глубокую депрессию. Началось неудержимое падение производства, зарплат, доходов, занятости, уровня жизни, то, что сегодня называют рецессией.

Что-то подобное мы наблюдали в России в 1998 году и сегодня на Западе. На экономическую обстановку в СССР образца тридцатых годов «черный четверг» никак не повлиял. Наша страна успешно развивалась. Почему? Дело в том, что мы были изолированы от мировой экономики и защита внутреннего рынка государственной монополией на внешнюю торговлю в сочетании с переходом к планированию служили своеобразным эскарпом против опасной машины экономического кризиса, гроза которого прошла стороной.

Больше того, социалистическая индустриализация набирала темпы, но ценой ломки устоев деревни. Яростный штурм Первой пятилетки сочетался с началом коллективизации сельского хозяйства.

Да, после революции крестьяне получили землю, и все же, несмотря на курс, взятый на культурную революцию в селе, – строительство школ, клубов, библиотек, изб-читален и прочее, – жили крестьяне в нищете, забитости и бескультурье.

На Украине в тот период главным строительным материалом был ракушечник, глина и лоза в южных районах. Хаты-мазанки с «доливками», глинобитными, земляными полами, были не редкостью. Печи и плиты топились всем, что могло гореть, даже кизяками. Эти высушенные лепешки спасали крестьян, живших в степных районах.

* * *

На селе началась вербовка рабочей силы. Но и без уговоров молодежь уходила из села на стройки заводов и фабрик. Приходили крестьяне целыми деревнями во главе со своими «старшинами» и даже собственным инвентарем.

Отец Николая, несмотря на особенность профессии, интересовался жизнью, читал газеты, слушал радио и соображал, что грядет новое во многих ипостасях время, разительно не похожее на прежнюю жизнь. Но быт сельский кардинально не менялся.

– Мыкола, как только ты закончишь семилетку, учись дальше какой-нибудь профессии. Десятилетка тебе тоже не нужна, – мотаться в город. И в селе тебе делать нечего. Тут будет со временем очень тяжко. Земли у нас лишней нет. За нее еще предстоят большие бои. Огород только на прокорм. Вообще останутся доживать тут одни старики, молодежь не захочет оставаться в этих скотских условиях, – грамотно с перспективным взглядом философствовал отец.

– Батько, да я сам вижу, куда жизнь потекла. Хотя директор школы нам и рисовал красивое будущее колхоза, многие выпускники с ним не согласны. А учительница по истории прямо сказала, что загонят селянина в стойло, – среагировал сын.

– Вот-вот, а в стойле скотина стоит, как правило, привязанная. Привяжут и селянина.

– Поеду, наверное, поступать в техникум.

– В какой?

– В землеустроительный техникум, – в Днепропетровск. Там же наши есть, – уже двое учатся.

– Ну, что же, нормальная специальность.

– Я тоже так думаю…

На этом и порешили на семейном совете.

А в селе Котовка появление колхоза вызвало конфликты, неразбериху, отстаивание права на свою собственность. Никто не хотел отдавать в колхоз скотину и инвентарь. Селяне к данному вопросу подходили со своей мелкобуржуазной меркой, особенно, это касалось «виддачи зэрна в чужи рукы».

Трехлетняя битва в ходе хлебозаготовок показала сложность проблемы не с кулаком, а середняком-«подкулачником». Более того, против коллективизации выступили все духовные отцы, – от православия до мусульманства.

Однажды Николай был свидетелем, как к соседу Никанору пришли державные люди и стали во дворе громко кричать на хозяина двора.

– Не отдам, – кричал Никанор. – Ни за что не отдам свою лошадку. Она моя выручалочка. Без нее я погибну и погублю всю семью. Что вы ироды делаете?

– Мы протокол составим! – кричал милиционер.

– Составляйте, а коня не отдам, – ярился Никанор.

А когда потребовали вывести из сарая и корову, сосед забежал в сарай и мигом выскочил с вилами.

– Заколю, попробуйте только троньте Зорьку.

Потоптались чиновники по двору со щупами и покинули его пораженцами, понимая, что коллективизаторское неистовство все равно сломает Никанора и ему подобных не сегодня, так завтра.

Когда комиссия покидала двор, Никанор им вслед закричал:

– В колхоз вступлю, но с пустыми руками!

Не прошло и полгода, и власти стали отмечать массовый забой скота. В августе – сентябре он приобрел немыслимый размах. Селяне резали коров, свиней, телят, лошадей. За неделю Никанор заколол двух поросят и обратился к Григорию Кравченко с просьбой забрать жизнь у Тумана, – любимого жеребчика.

– Гриша, сам не смогу я это действо совершить. Ты с Мыколой уж подсоби, а я потом подключусь. Ты завтра не выходной?

– Свободен я буду послезавтра, – ответил Григорий.

– Скорей бы закончить задуманное, иначе ведь заберут до табуна, – размышлял Никанор.

Коня все-таки силой забрали в колхоз, а вот корову он успел зарезать. Николай видел, как выводили на убой Зорьку. Прослезился малость, обратив почему-то внимание на потухшие, безразличные, синие, как сливы, глаза коровы…

«Наверное, она чувствовала свой конец», – подумал Никанор.

* * *

Днепропетровск образца 1928 года встретил сельского подростка непривычным ему гомоном людей, грохотом трамваев и свистками паровозов. В одной из газет он прочитал, что в городе насчитывается 161 трамвай, идет активное строительство трамвайных путей. Нашел и цифру, что к концу года городская электрическая чугунка перевезла 37 миллионов 296 тысяч пассажиров…

Все это впечатляло и удивляло Николая.

Вступительные экзамены в землеустроительный техникум он сдал успешно. Зачислили, дали общежитие. Учеба оказалась не трудной, спасала цепкая память. Но особого желания трудиться по этой специальности не возникало. Отучившись два курса, он в качестве землеустроительного практиканта попадает в окружное земельное отделение поселка Соленое, находившегося в каких-то трех десятках верст от Днепропетровска.