Текст книги "Берег и море"

Берег и море
Приключения игрушечного льва Лёвки. Сказка третья
Андрей Николаевич Бузуев

© Андрей Николаевич Бузуев, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Сверху – темнота, бесконечная, вся в сверкающих разноцветных точках, с огромным золотым диском посередине. Небо… Снизу – темнота живая, зеркальная, глубокая-глубокая. Море… Вдали – ф-ф-ф-фу-у-у-ххх… ф-ф-фу-у-у-хххх… Прибой. Он – там, где сияет и переливается яркими огнями городок. Там спит и видит интересные сны Главный Друг Тим, там ждут и, конечно, волнуются друзья-игрушки. А здесь – вве-е-ерх – вни-и-и-з, вве-е-ерх – вни-и-из – это волны качают детский надувной плотик для купания, который кто-то придумал сделать в виде веселой разноцветной ящерки. А верхом на ящерке – две фигурки: одна маленькая, плоская, смешно размахивающая лапками: присмотревшись, мы узнаем краба, вернее, крабика, а другая фигурка – побольше, вся одетая в пластиковый пакет и замотанная скотчем для водонепроницаемости, со смешной оборкой-кисточкой на макушке. Это – Лёвка. Если быть точным: игрушечный лев Лёвка.

Тем из вас, кто не читал первые две сказки про Лёвку, надо знать, что он – не «простая» игрушка, а заслуженный путешественник, прошедший через многие испытания и ставший в конце концов другом и талисманом мальчика Тима. А с недавних пор еще и самолетный спасатель.

– Надо же… – пробормотал Лёвка. – Надо же, это летишь, как будто… Или висишь в пустоте…

– Ахха, – улыбаясь во весь рот, пропищала Гекка. – Квасиво.

– Смотрите, вот они! – пискнул Чик…

Кто такая Гекка? Что за Чик? Что заставило Лёвку выплыть ночью далеко в море? Э… По-моему, Лучше начать сначала. Ну, слушайте.

Эта история начинается с того, что Главная Мама, Главный Друг Тим и сам Лёвка отправились в отпуск. Мама купила билеты туда, где много солнца, воздуха и воды: это все так необходима ребенку перед первым классом, а его маме… Ну, скажем, просто необходимо.

В аэропорту Лёвке пришлось немного поучаствовать в самолетоспасательских приключениях. Но я вам сейчас об этом рассказывать не буду, об этом – вторая книжка, та, что про Лёвку и Самолет.

Зато потом все было очень-очень классно-классно. Они взлетели и долетели: Главный Друг Тим сидел с мамой в креслах, а Лёвка – под креслом, накрепко притянутый к детскому рюкзаку специальной походной пристегивалкой. Что его запихнули под кресло, Лёвка не расстраивался: ему перед полётом пришлось столько пережить, что сейчас он спокойно вспоминал и немного гордился, какой он молодец.

После посадки, когда спускались по трапу, Лёвка незаметненько помахал самолёту, а тот на языке, который не слышат люди, пожелал им удачного отдыха.

Потом ехали на автобусе, и за окном мелькали всякие яркие картинки: пальмы, горы, люди и все другое интересное. Дальше Лёвку внесли в большущий дворец, который все называли «Хотел». Лёвка так не разобрался, кто и что хотел, ну и ладно.

И, наконец, путешествие закончилось в большой просторной и красивой комнате с кроватями, диваном, стульями, столиком, и картинками на стенах. Мама с Тимом, едва только разобрали вещи и приняли душ, уснули, как убитые, и проспали до вечера. А на следующее утро начался отдых.

Отдыхать было совсем не сложно и даже весело. Тем более, что утром, как только все проснулись, у Лёвки появился новый друг. Точнее, подружка. Получилось так. Главная Мама пошуршала в чемодане и вынула оттуда разноцветный пакет. Из пакета появилась на свет яркая пластиковая «тряпочка». Мама поднесла её к губам и начала дуть! «Тряпочка» стала надуваться и превращаться в большого блестящего разноцветного червяка. Затем у червяка – пок-пок-пок-пок – появились лапки и – опля! – перед нами надувная игрушка! У игрушки были огромные глаза, и она улыбалась во весь рот. Веселая такая!

Как только представился удобный случай – когда Мама с Тимом ушли завтракать – новая игрушка прошептала Лёвке: «Пвивет. Я пвастиковая игвушка, надувной плотик для купания „Ящевица-геккон“. Для детей от твёх лет. Можно Пвосто Гекка.»

Лёвка сначала хихикнул про себя: чего это она так смешно разговаривает, а потом подумал: она же не сама себе такой рот придумала, попробуй-ка вот так, широко улыбаясь, выговаривать все буквы! Лёвке стало стыдно, но он не подал виду и тоже, как положено у игрушек, вежливо представился и, конечно, поздравил Гекку с началом Игры. Надо сказать, что для всех игрушек день начала Игры – очень важный день, как у людей День рождения, даже, наверное, ещё важнее.

Потом Лёвка рассказал Гекке, как она теперь будет жить, рассказал про Тима и Главную Маму, ну и про всё остальное. И, конечно, представил новую игрушку Бабане – маленькой самодельной куколке в платочке и сарафане. Ее брала с собой в поездки на счастье Главная Мама.

Бабаня появилась у Мамы, давно-давно, когда та была еще маленькой девочкой, целых двадцать пять лет назад. Её сделала из тряпочек своими руками мамина бабушка – баба Аня. С тех пор Мама и кукла были вместе, а когда Мама повзрослела, Бабаня перешла из игрушек в Хранители, и стояла отдельно на специальной полочке. Но, все равно, все игрушки в доме её считали главной и очень уважали.

Вернулись с завтрака Мама и Тим, немножко пособирались, и вот, наконец, все, кроме Бабани, конечно, отправились к морю. Через некоторое время Мама с Лёвкой валялись на белых лежаках под зонтиками, Тим с Геккой учились плавать в детском бассейне, а рядом шумело море.

Лёвке море понравилось. Оно было такое живое! Как будто бы огромное волшебное животное ворочалось и урчало у тебя под боком: веселое и нежное, добродушное и опасное, могучее и мудрое. У моря наверняка было великое множество тайн и загадок. Кстати, одну из них Лёвка обнаружил еще рано утром и собирался при удобном случае разгадать. Дело в том, что на самой заре, когда солнце только-только заглянуло в окна, Лёвка услышал со стороны моря странные крики на языке, которого не слышат люди…

Как известно, поговорить в этом мире можно с кем угодно: и с собакой, и с мухой, и с цветком, и даже с булыжником. Не факт, что тебе ответят, но услышат точно. А с людьми произошла неувязочка. Они почему-то давным-давно перестали понимать и даже слышать этот язык, и с этим ничего не поделаешь. Дети, правда, пока они дети, этот язык знают, и могут поболтать при случае даже с муравьём или, например, с тапочкой. А потом вырастают и почему-то забывают.

Так вот, рано утром, на самой заре, Лёвка услышал со стороны моря много-много разных голосов, они все кричали и Лёвка даже различил слова: «Опасность! Опасность! Всем очистить берег! Они идут! Срочно всем укрыться в безопасное место!» Через какое-то время крики стихли. Это было загадочно, а загадки Лёвка любил. Точнее, не любил. Точнее, любил делать так, чтобы их не было.

– Мам! Мам! Послушай! Ну, послушай, а, скажи, пожалуйста, – Тим вдруг подбежал к их зонтику весь мокрый и запыхавшийся.

– Ты не замерз? – приподняв темные очки и оглядывая его, спросила Мама.

– Нет! Ты что! Там вода, как вареное молоко!

– Парное…

– Ага, парёное. Ну слушай, я что подумал. Вон, видишь, тетенька…

Лёвка и сам уже некоторое время назад обратил внимание: розово-красная Большая женщина, похожая на перевязанную веревками громадную подушку, поминутно вскакивала с лежака и кричала неприятным голосом на маленькую девочку лет пяти:

– Ия! Куда пошла! Брось это! Ия! Не ходи к ним! Не лезь в бассейн! Ия! Кому сказала!

В данный момент тетенька, колыхаясь и бубня, тащила спотыкающуюся девочку в сторону «Хотеля». Девочка старательно ревела.

– М-да, – пробормотала Главная Мама, – Ну, и что ты хотел спросить?

– Понимаешь, – серьезным тоном проговорил Тим, – я, вот, думаю. Это же её, ведь, мама?

– Ну, скорее всего.

– То есть, она ее родила из себя?

– Ну, да, – насторожилась Мама.

– Тогда получается же: это ее частичка. Такой кусочек. Как рука, только отдельно.

– Красиво говоришь. Можно и так выразиться, мой кусочек.

– Ну, то есть, это она сама на себя, получается, ругается? Как же она может так себя не любить?

– Стванное дело, действительно! Это ведь так пвосто – любить двуг двуга, – прошептала Гекка из под мышки Тима.

– Ты так считаешь? – возразил Лёвка, который был в Игре немного дольше, чем Гекка, и кое-что повидал. – Мне кажется, это трудно, как раз. Ну, то есть, чтобы взаправду любить, трудиться надо: понимать, верить, прощать и еще всякое. Не любить – легко. Ничего почти делать не надо. Только не любить, и все. Слушай, а, может быть, они специально себе детей рожают, чтобы было кого не любить?

– А, может, она специально себе девочку родила… Чтоб было кого ненавидеть? – задумчиво повторил Тим.

Главная Мама придвинула к себе мальчишку и заглянула ему в глаза.

– Это ты сам придумал? – серьезно спросила она.

– Не. Это Лёвка сказал.

– Умный у тебя Лёвка…

– Ага.

– Знаешь, – чуть грустно продолжила Главная Мама, – Я, ведь, тоже этого не понимаю, почему люди так часто не любят любить друг друга. А, может, действительно, любят не любить. Наверное, это такая болезнь. Очень старая и заразная.

– Как грипп?

– Как грипп. Ну, беги, закаляйся, чтобы не заразиться.

– Тогда я вырасту и стану врачом, и придумаю такую таблетку, чтобы всех вылечить! – крикнул Тим, убегая к бассейну.

– Вот это пвавильно! – крикнула из-под Тиминого локтя Гекка. А Мама грустно улыбнулась и продолжила читать книгу.

На следующий день оказалось, что Тим подружился с иностранными детьми, и ему нужен мяч.

– Мяч, – объяснил он Маме, – чтобы играть в футбол с Ронни. Он из Лондона и любит – в футбол, а все мячи заняты всегда.

– А откуда ты узнал, что он любит?

– Он сам сказал.

– Он знает наш язык?

– Не! Ты что! Он вообще ни слова не знает.

– А ты, значит, английский знаешь?

– Нет! Ну, немножко, в садике же учили. Мы так просто поговорили, без языков.

– Ах вот как! – удивилась Мама.

Лёвка, конечно, не удивился. Всем игрушкам известно, что дети из разных стран могут разговаривать друг с дружкой без всякого там языка. Если захотят, конечно. Поэтому все пошли покупать мяч. С мячами получилось интересно.

Магазин со всякими спортивными штуками был тут же, рядом, прямо в самом «Хотеле». Когда Мама, Тим, Лёвка и Гекка туда вошли, там стоял такой галдеж, что у Лёвки с Геккой зазвенело в ушах. У мамы с Тимом в ушах не зазвенело, потому что галдеж был на языке, который не слышат люди, а Тим слышал только Лёвку, и то не всегда.

Оказалось, галдели мячи. Мячей было много. Они лежали на полках, в корзинах, а то и прямо на полу: новые, надутые, разноцветные. Лежали и спорили.

– Ты неправильный! – орал футбольный мяч баскетбольному. – На правильном мяче должны быть пятиугольники, черные и белые!

– Пупырышки! – вопил в ответ баскетбольный. – Только мячи оранжевого цвета, покрытые пупырышками, являются подлинными!

– Ха! – восклицал с соседней полки мяч для регби. – Как вы можете говорить о чем-то, если вы оба неправильной формы!? Любому мальчишке известно, что правильный мяч – овальный!

– Вы все здоровенные надутые чудовища! – пищали из своих пластиковых банок мячи теннисные. – Только нежный ворс лимонно-желтого цвета с изящной извилистой полоской!

– Заткнитесь, недомерки! – перебивал их мяч волейбольный. – Правильный мяч состоит из шести панелей естественной или искусственной кожи, по три секции в панели! При чем тут цвет?!

– Простите, – обратился Лёвка к небольшому мячу, спокойно лежащему в сторонке и не принимающему участие в общем гвалте, – чего это они?

– Ха! Обычное дело. Эти воздушные шары спорят, кто из них настоящий мяч!

– А вы почему не спорите?

– А чего мне спорить?! Я и так знаю, что только мы – мячи для водного поло – имеем право называться настоящими мячами!

– Знаешь, Лёвка, – прошептала Гекка, – конечно, у меня внутви тоже воздух, но я не такая пустоголовая, как они.

– Это потому, что тебя Главная Мама надувала, наверное, – резонно заметил Лёвка.

Тут их внимание привлек футбольный мяч, который выбрал Тим. Видимо, поэтому мяч орал громче всех: «Вот! Смотри сюда, неудачники! Вы все! Все неправильные! Вы все – ненастоящие! Только я один – настоящий мяч! Знаете почему, пустышки?! Потому что меня КУ-ПИ-ЛИ!»

Левка с Геккой только переглянулись.

Дальше день пошел без происшествий. Гекка немножко научила Тима плавать, Лёвка позагорал и почитал книжку с Мамой. Футбольный мяч весь день били ногами, и к вечеру он, обиженный на весь свет, уткнулся в угол в коридоре.

Ночью Лёвка рассказал Бабане, что произошло за день. Она похвалила всех, даже мяч, но тот только фыркнул из своего угла. «Ничего, – улыбнулась Бабаня, – обвыкнется». А Гекка подошла к мячу и улыбнулась так, как умела только она. И мяч даже не фыркнул, а сделал так: «Пх-х-х…». Лёвка решил, что это он так вздохнул.

На заре Лёвка опять ломал голову над странными утренними криками из моря, даже ухитрился посмотреть в окно, но ничего такого не рассмотрел. «Ну, нет, – решил он. – Сегодня я точно разберусь, кто там от кого спасается». И разобрался.

Когда они утром пришли на пляж, Лёвка был очень внимателен и осматривал каждую ямку, кустик и камешек. Конечно, делал он это незаметно, так, чтобы окружающие ни за что не догадались, что вот тут игрушка на самом деле живая и что-то там ищет. Хотя, надо сказать, люди всегда такие невнимательные, и мало что замечают, если это им неинтересно.

А Лёвка осматривался очень внимательно, но – надо же – тоже никак не мог ничего заметить. Все было как обычно: он разместился на лежаке Тима под зонтиком, сам Тим искупался с Мамой в море, а потом убежал с Геккой в детский бассейн тренироваться на чемпиона мира по плаванию, рядом, на другом лежаке, Мама читала книжку и приглядывала за Тимом. Море – оно, как всегда, шумело и волновалось, и шум от него был очень приятный. И вот тут-то Лёвка опять услышал «П-х-х-х..» Сначала он подумал, что это мяч, но игра в футбол по плану была назначена на после обеда, и мяч оставили в номере. Поэтому, Лёвка заинтересовался. Он незаметно сдвинулся на край лежака и заглянул под него. Ничего. Посмотрел под столик, стоящий рядом – пусто. «Странно. Но ведь кто-то же «пыхнул», – сказал себе Лёвка, немножко полежал, потому что Мама завертела головой, разглядывая в бассейне Тима, а потом «унезаметничал» на другую сторону лежака. Тут он увидел большущий глиняный горшок, в который бросали всякие бумажки и бутылки, чтобы они не валялись под ногами. И оказалось, что этот горшок стоит на ямке, а из ямки на Лёвку кто-то смотрит!

– Ты кто? – смело спросил Лёвка, потому что он был лев, а львы ничего не боятся.

– А! О-он заметил меня! Мне к-конец! Я пропал! Я погиб! Помогите! К-кто-нибудь! – раздалось из-под горшка, и голос этот показался Лёвке знакомым.

– Ты чего кричишь? Кто тебя заметил? – перебил он крикуна.

– А-а-а-а! А… Ты заметил… Извини, а ты разве не будешь меня л-ловить? – послышался ответ, и в темноте под горшком удивленно блеснули черные точки глаз.

– Зачем это мне тебя ловить? Я только плохие сны ловлю. Ты же не плохой сон?

– Да. То есть, нет. То есть, не сон. Совсем-совсем не сон, – ответили из-под горшка, – Слушай, извини еще раз, ты и в б-банку меня не будешь засовывать? И засушивать не будешь? И лапки мне не будешь о-о-отрывать?

– Что!? Зачем мне отрывать кому-то лапки? – возмутился Лёвка.

– Ну, мало ли, – ответило из-под горшка и снова сделало «п-х-х-х». – И суп из меня не будешь варить?

– Глупости! Слушай, – сказал Лёвка, – у меня к тебе два вопроса. Первый: ты не знаешь, кто тут около моря по утрам так надрывается? Ну, «спасайтесь!», там, «в укрытие!», и еще всякое.

– Знаю, – ответил горшок. – Это мы.

– так я и думал. А кто такие мы?

– Ну, мы, Мокрые, – сидящий под горшком произнес «мокрые» так, что было совершенно ясно: это слово надо писать с большой буквы.

– Кто?

– Пх-х-х… Ну, крабики, рыбки, медузки, рачки, мелочь ещё всякая – Мокрые.

– А от кого вы спасаетесь?

– От Сухих.

– Так, подожди, я догадаюсь: «сухие» – это люди, что ли?

– Ну, только. Еще собаки, кошки… Вот ты тоже «сухой». Ой, извини.

– А ты, значит…

– Кр-р-раб он, не видишь? – проворчал гулкий голос. Тоненькая трещинка на поверхности горшка для мусора превратилась в рот, а две щербинки – в глаза. – Их тут ночью толпы носятся. А этот еще и полудохлый.

– В каком смысле? – удивился Лёвка. Он, конечно, удивился не тому, что с ним заговорил горшок: тот, кто беседовал в свое время с фонарным столбом или, например, с самолётом, говорящему горшку не очень-то удивится.

– Что значит «полудохлый»? – переспросил он.

– А то и значит! – проскрипел с явным удовольствием горшок. – Когда сигнал подали, все нормальные в море кинулись. А этот балбес под меня залез. А тут жарко, как на сковородке. Это нам с тобой все равно, а он без воды не может. Еще пара часов, и все, карачун, зажарится наш приятель.

В подтверждение горшковых слов из-под него раздалось очередное «пх-х-х-х…»

– Вот те и «пых!», – передразнил горшок, – головой думать надо! У меня в ней – вон – один мусор, и то я соображаю лучше тебя.

– Я н-н-на солнышко засмотрелся… – еле слышно донеслось из-под глиняного умника. – Солнце… Красивое…

– Ты! Краб! Ты, давай, не зажаривайся, не вздумай, говорю! – рявкнул Лёвка. – Я сейчас своего друга позову.

– Ага! Зови-зови! – захохотал горшок. – Эй, ты, ракообразное, знаешь, кто у него друг? Че-ло-век!

– Спа… си… те… – донеслось из-под горшка.

– Ничего не «спасите»! – еще громче рявкнул Лёвка. – Люди разные! Меня, вон, тоже ногами пинали когда-то! А Тим хороший!

А затем ещё громче, так, что, показалось, на мгновение даже море немного притихло, лев Лёвка позвал своего друга.

– Ты чего? – удивилась Мама, глядя на бегущего со всех ног Тима с Геккой под мышкой.

– Лёвка зовет, ему помочь надо, – честно ответил тот.

– О, Господи, вот же, достался мне фантазер! – улыбнулась мама, продолжила читать свою скучную детективную книжку и поэтому пропустила самое интересное.

Спасение краба происходило в несколько этапов. Этап первый – самый сложный: как бы между прочим, тихонечко, сказать маме, что хочется помочить в море ноги, выслушать из-под книги про «осторожно» и «ни в коем случае» и, как можно убедительней, поклясться, что «хорошо» и «конечно». Этап второй: незаметно сдвинуть горшок и завернуть еле шевелящего лапками крабика в мокрое полотенце. Порадоваться, что полотенце очень мокрое, потому что недавно вместе с Тимом и Геккой оно случайно училось плавать. Этап третий: дотащить полотенце с крабиком до моря и вытряхнуть страдальца в набежавшую волну. Четвертый этап – самый приятный: посмотреть, как краб улепётывает в глубину и доложить Лёвке. Все прошло прекрасно, только Гекка разворчалась, что её не взяли смотреть на утопающего краба. Пришлось просить Тима снова бежать в бассейн и тренироваться с ней плавать, а то бы надулась.

Весь день до вечера Лёвка лежал на своем месте довольный и мечтал, как он будет рассказывать обо всем Бабане. Мусорный горшок немного поскрипел и затих, потому что в него выбросили чрезвычайно привлекательную банку из-под какого-то напитка. Загадка утренних криков была решена, хотя Лёвка никак не мог смириться с тем, что людей так все боятся. Нет, он понимал, конечно, что не зря боятся, но смириться не мог.

Пришел вечер. Мяч получил свою порцию пинков, но был, на удивление, доволен, поскольку выяснил у других бывалых мячей, что это и есть футбол, и именно для этого он и создан. Бабаня выслушала дневные новости и порадовалась за всех. А поздно ночью, когда люди спали, а вещи занимались своими делами, за окном раздалось: «Э-эй! Сухой! Слышишь меня? Сухой! Это я, краб! Эй!»

– Это ктой-то там? – удивилась Бабаня, – не твой ли знакомец? Лёвушка, глянь-ка в окно.

Лёвка взлетел на подоконник и – точно: на разноцветной плитке дорожки под окном в свете фонаря подпрыгивала и пританцовывала темная фигурка. Лёвка помахал лапой.

– Выходи погулять! Хочешь? – крикнул краб, – Я тебя со своими познакомлю. А еще, сегодня наши с «Красными камнями» в краббол играют! А?

– Как же я выйду, – ответил Лёвка, – когда тут все двери и окна закрыты? Кон-ди-ци-о-нер тут работает! А ему плохо, если окно открыть.

– А… Жалко. Я это… Спасибо тогда… А, может, твоего доброго человека попросить? Он тебя выпустит?

– Спит мой человек.

– Жалко… Ну, смотри. Спасибо еще раз. Ты – это – мне жизнь спас.

– Да, жалко… Ты тоже извини, что делать, – расстроился Лёвка, и тут же из темноты коридора послышался доброжелательный и какой-то «открытый» голос:

– Ну вот, опять! Как всегда! Почему никто не понимает, что везде и всегда есть выход? Почему никто даже не пытается подумать и поискать? Все сразу считают, что впереди глухая стена, а на самом деле дверь совсем рядом?

– А теперь это кто разговаривает? – удивилась Бабаня.

– По-моему, это, как раз, выход и разговаривает. Он же – вход. Короче – дверь, – бумкнул из своего угла мяч.

Лёвка спрыгнул с подоконника и выбежал в коридор. Дверь доброжелательно посмотрела на него замочной скважиной.

– Надо же, какое тут все разговорчивое! – удивилась Бабаня.

А Лёвка спросил:

– Скажите, пожалуйста, уважаемая дверь, что вы имели в виду под словом «выход»?

– Я думаю, тут климат способствует общению, дорогая, – прошелестела в ответ Бабане дверь. А затем обратилась к Лёвке:

– Под словом «выход» я имела в виду себя.

– Но вы же заперты!

– Дверь, молодой человек, не впускает плохих людей внутрь. Если хорошие игрушки хотят выйти наружу, это совсем другое дело, – мягко объяснила дверь.

– Погоди-кось! – остановила рванувшегося к выходу Лёвку Бабаня. – Тут где-то мешочек полиэтиленовый лежал, накинь поверх, не то изгваздаешься.

Лёвка натянул пакетик и заправил его в комбинезон: получились прозрачные, водонепроницаемые, но немного шумные шаровары.

А затем дверь тихонечко самую чуточку приоткрылась.

Лёвке не нужно было особого приглашения. Он мгновенно просочился в коридор, а дверь так же бесшумно закрылась за ним.

– Только недолго! – успел еще услышать Лёвка озабоченный Бабанин голос.

Лёвке встретилось совсем немного людей по дороге к выходу, да и те занимались своими важными делами, и не замечали такой ерунды, как живые игрушки в полиэтиленовых штанах. Так что через минутку он уже бежал между блестящими в свете фонарей кустами по разноцветным плиткам дорожки навстречу приключениям.

Без приключений не обошлось. Под утро, когда вернулся, Лёвка едва успел до подъема рассказать Бабане, страшно завидовавшей Гекке, мячу и, конечно, разговорчивой двери обо всем, что видел.

Крабика звали Чик. Ну, так, знаете, клешней: «Чик!» Вообще-то, как выяснилось потом, всех крабов зовут Чик, но они умеют как-то отличать одного Чика от другого. Он привел Лёвку на берег, в сторону от пляжа, туда, где громоздились большие камни, и куда люди даже днем особо не заходили, не то, что ночью.

Вот там, между камнями, в ярком свете луны их ожидало самое удивительное зрелище, какое когда-либо видел наш игрушечный лев.

Между камнями обнаружилась ровная площадка. Камни вокруг площадки оказались просто забиты крабами, а в воде плескались рыбы, медузы и морские звезды. На противоположных краях площадки были выкопаны две ямки, а между ними толпой носились туда-сюда крабы. Одни крабы были немного крупнее, с красноватыми панцирями. Видимо, именно они и были с Красных камней. Другие крабы – чуть поменьше, синие в полосочку – местные. Вся эта ватага толкалась, щипалась и прыгала, пытаясь отобрать друг у друга что-то маленькое, ярко-оранжевое.

– Это что? Пробка от бутылки, что ли? – спросил Лёвка.

– Ага, – ответил Чик, – раньше когда-то ракушками играли, но пробка удобнее, лучше видно, и летает выше. Мой папа вообще говорит, что бутылочные пробки – единственная ценная вещь, которую придумали люди. Смотри-смотри, сейчас гол забьют!

Действительно, один из полосатых крабов ловко подкинул пробку и, щелкнув клешней, переправил её своему игроку, поджидавшему в стороне. Тот в фантастическом сальто пушечным ударом послал пробку в ямку противника. И все бы ничего, но внезапно на пути пробки возник красный краб, назовем его вратарем для ясности, и отразил летящий в ворота мяч! Ну, то есть, летящую в ямку пробку. «Трибуны» взревели! Если бы люди слышали эти звуки, они наверное подумали бы, что где-то рядом огромный стадион!

– А кто победил? – спросил крайне заинтересованный Лёвкиным рассказом футбольный мяч.

– Победили все-таки «Красные», – сообщил тот. – Там не такие правила, как у вас. Игра идет до пяти пробок. Когда мы пришли, в каждой ямке уже лежало по одной пробке. Потом они забили друг другу еще по одной. А потом была решающая – пятая пробка. Я не знал, что крабы так любят футбол, то есть краббол. Я чуть не оглох. А потом Чик меня со своими познакомил… Ну, то есть…

– Эй, креветка дохлая, ты кого сюда притащил? Смотрите! Сухой! – гнусаво проговорил кто-то за спиной Чика и Лёвки. Они обернулись. Позади стояли несколько крабиков покрупнее Чика. Говорил один – самый толстый.

– Это Лёвка, – словно извиняясь, пробормотал Чик, – он хороший, спас меня.

– Ха! Врешь, малявка!

– Не вру! Он попросил своего человека, и тот отнес меня в море!

– Кто?! – захохотали крабы, – Сухая штука попросила человека? Рассказывай! Во-первых, человеки с вещами не разговаривают…

– Во-первых, я не вещь, – как можно внушительней сказал Лёвка, – я – игрушка. И во-вторых, мой Друг меня слышит. Ну, не всегда, правда.

– Надо же, – сказал толстый краб, обходя вокруг. – Какая разговорчивая вещь в прозрачных штанах… И тоже врать умеет. А, может, посмотрим, из чего эта вещь сделана? Что, вещь, боишься? Сейчас мы тебя, клешней – «чик» – и на кусочки!

– Не трогай! – пискнул Чик и встал, выставив клешни, между толстым крабом и Лёвкой. А Лёвка схватил валявшуюся рядом палку, встал рядом и зарычал. Рычать Лёвка умел, лев все-таки.

– Эт-то что тут такое? – послышалось рядом. – А ну-ка, разошлись, салаги! О! Чик!

– Дядя Чик! – крикнул крабик. – Чего они! Я друга в гости привел, а они!

– Ого! Друга, говоришь? – здоровенный крабище одной клешней отодвинул в сторону толстяка и его прихвостней и оглядел Лёвку. – Давно у нас таких друзей не бывало. Игрушка, да еще и смелая. Ну, добро пожаловать, друг. Понравилась игра?

– Очень! Хотя, мне пора уже, – застеснялся Лёвка, поглядывая на светлеющее небо. – Мне еще в «хотел» бежать.

– Ну, беги. Да и нам пора. Чик, проводи, только не так, как в прошлый раз. Тут же назад!

– А можно, я его завтра приведу? – спросил крабик.

– Можно, вреда не будет, – ответил крабище. – Ну, счастливо, друг. Кстати, классные штаны.

Радостный Чик и гордо шуршащий полиэтиленовыми штанами Лёвка отправились в обратный путь. А позади зазвучало знакомое: «Всем очистить прибрежную полосу! Осторожно – люди! Срочно пройти в безопасное место!»

– Не любите людей? – спросил по дороге Лёвка.

– Почему? Очень даже любим. Восхищаемся даже. Только боимся. Странные они. У нас в море даже акулы не убивают ради удовольствия. А эти… Хрясь – лапы оторвал и смотрит. И еще мусор везде кидают. Сначала его делают, а потом выкидывают. Знаешь, у нас в море есть целые острова из их мусора. Странные.

– Да, это верно… Люди, что тут еще скажешь, – согласился Лёвка, которому тоже пришлось кое-что повидать на своем веку.

– Ты знаешь, – промямлил Чик, – у меня к тебе поручение есть. От дельфинов…

Сказать, что Лёвка был удивлен, это ничего не сказать:

– Как, от дельфинов? От настоящих дельфинов?!

– Я не хотел говорить, сначала. Он так сам сказал: захочешь – скажи. А чего? Дельфины. Такие здоровые рыбы. Ну, то есть, не рыбы, конечно. Они, вообще-то, как люди. Тоже мле-ко-пи-та-ющие. Ага. Только умнее. И добрее.

– Да знаю я, кто такие дельфины!

– А, ну да… Вот. Тут один рядом проплывал, когда я рассказывал… Он услышал, что твой человек меня спас, а ты с ним умеешь разговаривать. Вот. И говорит: надо с созданием встретиться. Это они про тебя. Они всех созданиями называют. Честное слово! Сказал: это важно, но ты позови, если только сам решишь. Вот, я решил. Ты не бойся, они классные. Только они близко не подплывают, мелко им, не могут, надо туда, – и крабик махнул клешней в сторону светлеющего моря.

– Туда?! – повторил Лёвка. – Я, конечно, но… Надо подумать. Я со своими посоветуюсь. А потом попрощался с Чиком и помчался ко входу в «хотел».

– Ну и как тебе попасть «туда»? – выслушав Лёвкин рассказ, резонно спросил футбольный мяч. – Я же видел какое оно – море, меня когда пинали, я высоко подлетал и видел. Там волны – о-го-го! Волнищи! И потом, там же мокро. А ты тряпочный. И меховой. Это мы – мячи – непромокаемые и непотопляемые! А ты – и промокнешь, и утонешь. Вот, Гекка может. Она – как я. Почти.

– Я завтва вечевом иду с тобой, между пвочим! – заявила Гекка. – А то, все без меня и без меня! Все вавно ты плавать не умеешь!

– Надо ж! Дельфины! Важное дело, говоришь? – улыбнулась Бабаня, – Заради такого можно и расстараться. Давайте-ка, на боковую. Утро вечера мудренее – что-нибудь придумаем.

Дельфины! У Лёвкиного друга Тима дома была целая большущая-пребольшущая книга-альбом. Она называлась «Наши друзья – дельфины» и очень нравилась Лёвке. Она нравилась ему не только тем, что в ней было много картинок, а потому еще, что в ней рассказывались разные истории. Например, о том, как один мальчик тонул, а дельфин приплыл и его спас. Или ещё, как дельфины показывали кораблю дорогу в тумане и привели его к берегу. Там было много всяких историй про дельфинов, и Тим часто просил маму почитать ему эту книжку. Ну а все игрушки и Лёвка, когда к ним попал, тоже слушали и разглядывали картинки, и потом говорили друг другу: дельфины – самые чудесные существа на Земле. Но тогда Лёвка думал, что увидеть настоящих дельфинов он не сможет никогда. А сейчас – надо же: они сами хотят встретиться! Вот только, как к ним попасть…

Ну, предположим, выплыть в море может Гекка, а Лёвка сидел бы на ней верхом. Но оставалась проблема промокаемости. Все-таки Лёвка, как ни печально признаваться, всего лишь мягкая игрушка: немножко меха и тряпочек, глаза-пуговки и что-то мягкое, белое, вроде ваты, внутри. Все это никак не был приспособлено для мореплавания. Конечно, были еще Бабанины прозрачные шаровары. Вот, если бы Лёвке целиком в них влезть, а сверху завязать, как воздушный шарик…

В конце концов к конструированию гидрокостюма был привлечен Тим. И все получилось! Маме было сообщено, что Тим уже почти научился плавать, а Лёвка нет, поэтому ему обязательно надо пройти курс обучения с Геккой в детском бассейне, следовательно, нужна соответствующая экипировка, то есть одежда водного плавателя. За основу взяли полиэтиленовый пакет, в который маме когда-то сложили покупки в магазине в аэропорту. Пакет был как раз необходимого размера, толщины и прозрачности. Затем Тим выпросил у тетеньки внизу клейкую ленту – скотч. Немного фантазии, много пыхтения – и, вот, все готово! И пускай Гекка покатывается со смеху, потому что Лёвка стал похож на морковку с полиэтиленовым хвостиком на макушке – испытания в бассейне показали достаточную плавучесть, водонепроницаемость и удобство в использовании.