Текст книги "Дар Прозерпины"

Кольцо расступилось еще шире, кто-то даже старался ретироваться. Но подходили другие прохожие, потому круговорот любопытных был практически постоянным.

– Что, нет желающих? – удивился Иван Иванович, отвинтил пробку и хлебнул напиток из горлышка. Из бутылки в рот Иванову дружно побежали пузырьки вместе с коричневато-прозрачной жидкостью. Продемонстрировав таким образом безвредность напитка, Иван Иванович снова обратился к народу с предложением его попробовать. На этот раз вызвалось несколько смельчаков, которые, отхлебнув и поначалу скривившись, распробовав, дружно одобрили доселе неизвестную жидкость. Какой-то старичок даже поблагодарил Иванова, сказав: «Спасибо тебе на добром слове, мил-человек, а то всю неделю аппарат без толку стоял, только вчера его заметили, но ты первый, кто попробовать решился». «Да, вижу смелый у вас в городе народ!» – ответил старику Иванов. «Осмотрительный», – деликатно поправил Ивана Ивановича старичок.

Тем временем по толпе разносились одобрительные возгласы, к щелочке для денег образовалась заметная очередь, начались переругивания, грозившие быстро перерасти в рукоприкладство из-за спорных вопросов, кто кидал денежку и кому сейчас по очереди полагается ловить бутылочку. Иванов подмигнул старичку и пригласил всех собравшихся явиться на Главпочтамт, где будут «хлеб и зрелища». Толпа тут же перестала переругиваться, и посыпались вопросы: «а что именно там будет», «а когда», «а что взять с собой», «а чем кормить будут», но Иванов лишь церемонно раскланялся и удалился. Споры же вокруг забавного устройства разгорелись с новой силой.

* * *

Иванов шел по весеннему городу, прислушиваясь везде и всюду к обрывкам разговоров и что-то записывая в небольшом блокнотике, извлеченном из внутреннего кармана пиджака. Иногда он бормотал про себя: «Этих на три сорок. Этих на три сорок пять. Этих на три пятьдесят. Нет. Уже занято, значит, на три пятьдесят пять. Если дальше так пойдет, придется уплотнять график».

Проходя вдоль раскрытых окон первых этажей, он также прислушивался к обрывкам фраз:

– Где ползарплаты?! Где, я тебя спрашиваю? Что язык проглотил? Опять вчера с друзьями гуляли?

Иванов незамедлительно зафиксировал в блокноте: «Петрова Любовь Михайловна, на 17.25».

Или:

– Ну сколько можно, я с тобой и так и эдак, а ты опять за свое!

Иванов писал: «Куприянов Никита Осипович, на 17.30».

Или:

– Двойка? Двойка?! Ты хочешь извести свою мать!!! Нет, вы посмотрите на него! Я для него наизнанку выворачиваюсь, а он со мной так! Как не стыдно! Позор!!!

Иванов: «Борисова Анна Глебовна, на 17.35».

Или:

– Дорогой, давай я тебе супчика налью.

– Спасибо, не сейчас.

– Я котлетки пожарила.

– Очень хорошо. Я попозже…

– Ну, отвлекись хоть на минутку, я хочу с тобой поговорить.

– Не мешай, я скоро.

– Любимый, ну удели мне чуточку внимания!

– Дорогая, не видишь, я сейчас занят… вывожу новую формулу… супчик, котлетки потом.

– Ну, ты же видишь, мне так не хватает твоего внимания…

– Подожди, не приставай…

Иванов почесал в затылке. «Да-а. Этих-то куда девать? А, ладно, потом разберемся. На 17.40. Нет, здесь уже занято дворником с улицы Пятидесятилетия Октября, ага, есть окно в 18.15».

Или:

– Ты зачем это сделал?

– Я нечаянно…

– Да ты хоть знаешь, супостат, если пять пустых бутылок пива сдать, можно купить одну полную!

– Знаю я, знаю… Выпала просто. Разбилась.

– Нет, ничего ты не знаешь, скотина. Вот я тебя сейчас научу, как надо с бутылками обращаться! (Далее – увесистая затрещина.)

– Ой, не надо!

Иванов написал: «Кузьма Пивоваров и Егор Разволяев. 19.25». И в скобочках, чтобы не забыть: «Пьянство, сквернословие, побои…»

Пока Иванов, проходя мимо одного из окон, фиксировал в блокноте важную информацию, он вдруг неожиданно для себя почувствовал, что в одной из квартир не происходит ничего. Вот так вот. Пусто. Очень любопытно! Иванов вытянул шею на полметра, что не потребовало от него сколько-нибудь заметных усилий, и заглянул в окно. Свет падал на большой письменный стол с разбросанными на нем разными бумагами. На листах коряво, от руки, было выведено по нескольку строчек. Большинство бумаг начаты, но явно не закончены, а сами они либо смяты и скомканы, либо с перечеркнутым текстом. За столом сидел человек в халате и домашних тапочках. Иванов мельком глянул в записи и ухватил несколько фраз, которых было вполне достаточно для того, чтобы уяснить суть того, что человек пытался отразить на бумаге: «…вышеупомянутый гражданин неоднократно был замечен в подозрительной компании… разговоры (частично) записаны на пленку».

И Иванов снова принялся строчить в своем блокнотике.

В следующем окне он расслышал любопытный диалог:

– А здорово было бы, Борисыч, согласись, если бы сделался в каком-нибудь отдельном взятом обменнике курс доллара раза в два пониже. Вот я бы развернулся!

– Ну, хоть на полчасика.

– Да мне, пожалуй, и пяти минут хватило бы.

– Мечтать не вредно…

«Так. Кривуля Алексей Евграфович и Миронов Игорь Борисович, оба на 19.40. Если так дальше пойдет, без помощников не обойтись», – удрученно подумал Иванов. Хотя вместе работать веселее. Иванов вообще больше любил массовые акции, чем индивидуальную работу.

Здесь все шло, одно к одному… Правда, надо было подумать и о другом – скоро Главпочтамт перестанет всех вмещать. «Надо раздобыть помещение побольше. Не поговорить ли с начальником городского спортивного комплекса?»

* * *

Архивариус Алексей проснулся в это утро совершенно разбитым, будто и не спал вовсе. На работу идти не хотелось, что случалось не так часто, поскольку график работы у него был до известной степени плавающим. Проснувшись по будильнику в девять часов, Алексей толком не мог ни окончательно проснуться, ни снова заснуть. Позвонить директору, сказаться больным? Взять отгул? Зачем? Какой смысл? Право, отгул лучше брать, когда здоров и весел, чтобы с толком провести день. Накинув халат, он прошлепал на кухню в тапках и сварил себе кофе. Голова сразу прояснилась, спать расхотелось, глаза широко раскрылись, зато появилось смутное ощущение тревоги или даже страха. Алексей проверил стойку с газом, зашел в туалет, в ванную, принюхался – может, пожар. Нет, ничего вроде. Тогда он нехотя оделся и вышел во двор. Сделав несколько шагов в направлении музея, остановился с острым чувством того, что ему туда не надо. Нет. Не сейчас. Не сегодня. А куда тогда идти? На почту! Как же, конечно, на почту! Куда еще можно отправиться с утра, как не на почту? Повернувшись на сто восемьдесят градусов, Алексей уверенно зашагал к Главпочтамту и уже по пути понял, а потом и вовсе уверился, что поступил совершенно правильно. Непонятно только, что именно его туда так тянуло? На проходной он почему-то, сам того не желая, спросил:

– Иван Иванович у себя?

– Вам по коридору направо, потом налево и прямо, там увидите, – ответил вахтер.

Архивариус уверенно зашагал в указанном направлении. Остановился рядом с дверью, на которой в потемках различил табличку с надписью «Отдел доставки». Тихонько постучался. В глубине комнаты раздался голос:

– Кто там?

– Алексей. Архивариус.

– Кто-кто? Входите!

Алексей вошел в кабинет и встал почти на пороге, переминаясь с ноги на ногу. В кабинете находились два человека практически ничем не примечательной наружности. Один одет более солидно, другой – в форменном пальто почтового служащего.

– Ивана Ивановича можно?

Тот, кто был одет в почтовую форму, спросил:

– А вам он по какому вопросу? Вас что, вызывали?

Архивариус не знал, что сказать, тем более, как он теперь понимал, Ивана Ивановича в комнате не было, а разговаривать с кем-либо другим ему совсем не хотелось.

– Он не говорил, когда будет?

– Нет, – ответил теперь тот, который был одет более солидно.

– Ну, тогда я здесь подожду? – робко спросил Алексей.

– Пожалуйста, – небрежно ответил почтовый служащий.

Алексей сел на стул. Сначала ничего не происходило. Потом два человека, похоже, вовсе перестали обращать внимание на то, что они не одни, и, начисто забыв про него, вели себя так, будто в помещении, кроме них, никого нет.

– Чего будем делать? – спросил тот, что посолидней.

– Не знаю… Что мы наделали… почему, зачем прибежали сюда?

– Вот и я не понимаю. Какого лешего нас сюда понесло?

Может, пойдем отсюда подобру-поздорову…

– Вот так возьмем и уйдем?

– Да, а что?

– Ну, Виктор, давай попробуем.

Они подошли к двери, почтовый служащий толкнул ее плечом. Дверь не поддалась.

– Эй, ты чего, дверь запер? – обратился он к Алексею.

Архивариус отрицательно помотал головой и для пущей убедительности уточнил:

– Не запирал. Да и как я могу, у меня же ключей нет.

Тот, которого звали Виктор, тоже попробовал открыть дверь, но с тем же успехом, что и почтовый.

– Лёва, а если вместе навалиться?

Почтовый пришел на помощь Виктору, но и у них двоих ничего не получилось.

– А она как будто и не заперта вовсе.

– Чертовщина какая-то… – резюмировал Виктор. – Но линять нам отсюда надо точно. Давай через окно попробуем. Пока Иванов не пришел. Это же первый этаж?

– Конечно, первый, – подтвердил Лев.

– Тогда годится. – И Виктор направился к окну, Лев – за ним, но почти сразу остановился.

– Кстати, а ты зачем сюда пришел? – вспомнил он опять о существовании архивариуса.

– Не знаю… На прием… – неуверенно пролепетал Алексей.

– Странно. Но вообще-то, шел бы ты лучше отсюда подобру-поздорову, – посоветовал Виктор, – хотя как знаешь, – и махнул рукой. Кто он такой, этот Алексей, чтобы давать ему советы и вообще проявлять заботу. Ведь не друг же и не сослуживец. Да, живут они в одном городе, но и что с того?

…Они подошли к окну и без труда распахнули раму. Вскарабкались на подоконник, подбадривая и помогая друг другу. Приготовились прыгать, посмотрели вниз, вычисляя, куда лучше приземлиться, или, точнее, рассчитывая траекторию прыжка, чтобы не угодить в полураскрытый канализационный люк.

Виктор Подольский стоял на самой кромке подоконника, уже занеся ногу для прыжка. Вдруг он увидел, что, вместо пробивающейся к солнцу сквозь окурки, бумажные обрывки и старый чай (который Фрумкин почему-то всегда выбрасывал в окно, приговаривая «для удобрения») майской травы, перед его глазами простирается бесконечная пропасть, а они с Лёвой возносятся все выше и выше, точно на скоростном лифте. Под ними с ураганной быстротой высился этаж за этажом – окно, промежуток стены, снова окно, снова стена и так далее. И вот они уже взмыли на небывалую высоту, Подольский даже и не думал, что такая вообще существует. Ветер, гуляющий за окном, обдувал их со всех сторон, бил в лицо и трепал волосы. Они стояли на маленьком спасительном подоконнике точно на краю скалы, готовые рухнуть вниз, устремившись прямо в пропасть. И разбиться, конечно, насмерть, если во время полета не остановится сердце и они не шлепнутся на майскую травку уже холодными трупами. Виктора зашатало: он и меньшей высоты боялся как огня. Бухгалтер ухватился за Фрумкина, который сам был не в лучшем положении: бледный, глаза вытаращены, распростертые для равновесия руки… Взгляд, словно магнитом, был прикован к тому, что творится внизу, к пропасти под ним, которая постоянно увеличивалась и расширялась.

– Лёва…

– Виктор…

Ветер на секунду притих, но тут же обрушился на беглецов с новой силой. Подольский, с трудом удерживая равновесие и балансируя как акробат, слишком накренился вперед, но успел схватиться за Фрумкина обеими руками. Тот от неожиданности оступился, и… Пропасть внезапно приблизилась, они рухнули…

Звук резко распахнувшейся двери и звонкое:

– Стоять. Не падать!

Голос Иванова раздался точно выстрел, перекрыв в мгновение все остальные звуки – вой ветра, крик падающих в пропасть Фрумкина и Подольского. Пространство застыло, превратившись для беглецов в жесткую материю. Они замерли на месте в нелепых позах падающих вниз самоубийц. Под ними зияла пропасть, подоконник ушел из-под ног. Они парили в воздухе, но что-то им мешало сорваться и упасть. Иванов приблизился к окну и протянул к ним руку. Фрумкин и Подольский почувствовали, что, хотя их тела совершенно не слушаются головы, они вновь обретают способность стоять на подоконнике, дышать и говорить.

– Значит, бежать вздумали… – Низкий голос Иванова, сковавший точно льдом их душу и сердце, привел беглецов в сущий трепет. – Далеко ли вы собрались, товарищи?

Фрумкин не успел ответить, как дверь комнаты для приема почты отворилась…

* * *

Утро Олега Петровича Потапова – начальника отдела доставки – началось гораздо спокойней и размеренней, чем у архивариуса Алексея и, тем более, у Льва Фрумкина и Виктора Подольского. Позавтракав, собравшись и поцеловав на прощание сонную жену, он, как всегда, отправился на службу.

Быстрым шагом от дома до работы десять минут пешком, медленным – пятнадцать. Он дошел за пятнадцать. Открыл массивную дубовую дверь и исчез в темном чреве Главпочтамта.

Олег Петрович степенно подошел к вахтеру дяде Ване, поздоровался и осведомился:

– Ключ от моего кабинета уже взяли?

– Да, взяли.

– Кто?

– Иван Иванович.

– Кто это? – искренно удивился Потапов.

– Это самое… А вы разве не к нему? – в свою очередь удивился дядя Ваня и с уважением посмотрел на начальника отдела.

– А почему я должен быть «к нему»? – продолжал недоумевать Потапов.

– Извиняюсь. Не подумал. Это самое… Ошибся.

– А кто он такой, этот Иван Иванович? Что за фрукт?

Дядя Ваня высунул голову в окошечко и зашептал:

– Это самое… Олег Петрович… понимаете… тут такое дело…

– Покороче.

– Покороче-с никак нельзя, – с перепугу вахтер перешел на давно забытую лексику, – утром заходит на почту человек… странный такой.

– Вы хотите сказать, входная дверь была не заперта?!

– Нет-нет, – тут же спохватился дядя Ваня, – конечно, заперта, только, это самое, он все равно прошел.

– Как это?

– Вот и я не пойму, как это… Явился. Представился Ивановым Иваном Ивановичем, сказал, что, это самое… мол, ему в отдел доставки, спросил почтальона. Я ему ответил, подождите, это самое, Фрумкин попозже придет. Он мне и говорит, дескать, ничего, если я подожду? Я ему: ничего, подождите, не выставлять же вон, это самое, человека? – Пассаж с росписью в журнале регистрации, которая куда-то бесследно исчезла, вахтер деликатно решил опустить. А потом все забегали. Сначала Фрумкин пробежал туда, потом обратно, да еще с каким-то, это самое, гражданином. Потом пришел еще один человек, спросил Иванова Ивана Ивановича. Теперь пришли вы. Вот и подумал, это самое, что и вы его ищете.

– Спасибо. Ситуация ясна, – веско сказал Потапов. – Где они сейчас?

– В отделе доставки, Олег Петрович.

– Хорошо.

Олег Петрович Потапов развернулся и строевым шагом направился по коридору, ведущему в отдел, начальником которого он состоял. Дядя Ваня посмотрел ему вслед и искренне позавидовал, что хоть кто-то понимает, что происходит во всей этой сумятице.

Потапов спокойно прошествовал по лабиринту коридоров Главпочтамта, лишь слегка замедлив поступь перед самым кабинетом. Резко распахнул дверь. Переступив порог, он увидел следующую картину: Лёва Фрумкин и еще какой-то незнакомый гражданин застыли в неестественном положении на подоконнике единственного и почему-то распахнутого окна. Их поза – под углом примерно 45 градусов к поверхности – должна была неминуемо привести к падению, однако этого, вопреки всем законам физики, не происходило. Рядом стоял неизвестный гражданин во всем черном и протягивал к ним руку. Ладонь незнакомца словно что-то сжимала.

На одном из стульев рядом со стеной спокойно сидел и наблюдал за сценой человек, показавшийся Потапову смутно знакомым. Сутулый, с бледным лицом, на котором пробивалась жиденькая бороденка. Определенно, он с ним когда-то встречался. Потапов подошел к нему и протянул ему ладонь для рукопожатия. Тот молча привстал со стула и пожал протянутую руку.

– Товарищ, вы по какому вопросу? – спросил его Потапов и тут же вспомнил, где он видел этого молодого человека. Конечно, в городском музее.

– Я на прием к Ивану Ивановичу.

– А-а. Понятно, – пробасил Потапов и, обернувшись к прочей публике, продолжил: – Товарищи, потрудитесь объяснить мне, что здесь происходит?

Иванов Иван Иванович ухмыльнулся, но почтительно ответил:

– У нас тут побег приготовляется.

– А-а, – протянул Потапов. – Кто бежит?

– Фрумкин и Подольский.

– Верните их.

Человек в черном охотно исполнил просьбу. Сжав пальцы протянутой руки, он сделал резкое движение на себя… В ту же секунду Фрумкин и Подольский не только оказались в вертикальном положении, но и возвратились обратно в комнату, кубарем повалившись на пол.

– Как вам не стыдно, Фрумкин, покидать помещение через окно, тогда как в цивилизованном обществе для этого предусмотрена дверь. – Потапов принялся отчитывать своего подчиненного.

– Извиняюсь, виноват, Олег Петрович, – оправдывался почтальон.

– Почти десять утра, а почта еще не разложена! Безобразие!

– Я-я… был занят.

– В самом деле, – пришел на помощь Фрумкину Иванов, – Фрумкин не виноват, он выполнял одно мое поручение.

– Какое? И на каком основании вы тут распоряжаетесь?

– Надо было доставить одно письмецо…

– И как, он справился с заданием?

– Да как сказать, – помрачнел Иванов…

* * *

Кирилл Матвеевич Строганов явился с работы домой в обеденный перерыв на час позже обычного. На законный вопрос супруги, почему он задержался, директор мелькомбината, естественно, умолчал, что на самом деле он покинул свое рабочее место на полтора часа раньше, с тем чтобы заглянуть «на чай» к своей секретарше, и ответил, что, мол, было совещание. Супруга вполне удовлетворилась таким объяснением и сообщила мужу, что недавно ему звонил какой-то Иван Иванович и срочно просил явиться на Главпочтамт.

– Какой такой Иван Иванович?

– Не знаю. Сказал, твой знакомый.

– Знакомый? – Кирилл Матвеевич насторожился. Может, начальство из центра? Кто бы это мог быть? Или ревизор? Хотя последнее он сразу исключил: какая связь могла существовать между ревизором и Главпочтамтом?

– А что еще сказал? Может, чего-нибудь велел передать?

– Да нет вроде…

– Что значит «вроде»? – рассердился Кирилл Матвеевич. – Так передавал или нет?

– Нет, не передавал, просто просил срочно явиться на Главпочтамт.

– Так срочно или просто явиться?

– Срочно, срочно.

– Так что ж ты молчишь?!

– Как молчу? Я тебе все сказала, – удивилась жена.

«Ладно! Схожу посмотрю, что там такое на этом Главпочтамте, может, бандероль какая-нибудь важная или письмо до востребования. В конце концов, пять минут туда, пять – обратно».

– Так щи разогревать или нет? – спросила жена.

– Ставь, через пять минут. Я быстро. Одна нога туда, другая – обратно, – уверенно сказал Кирилл Матвеевич и, не меняя официального костюма, отправился на почту. По пути Строганов прокручивал в голове все возможные варианты причин срочного вызова на почту, однако ни один из них нельзя было признать удовлетворительным.

Отворив легко поддавшуюся, хотя и довольно массивную дубовую дверь, Строганов осведомился у вахтера, где он может найти Ивана Ивановича.

– Как? И вам он тоже понадобился? – обомлел вахтер.

– Как прикажете вас понимать, милейший?

– Проходите по коридору, это самое, прямо и направо, – выпалил дядя Ваня, не найдясь с ответом.

– Спасибо.

«Вот у ж, будь он неладен, этот Иван Иванович! Откуда только его черти принесли?» – подумал про себя вахтер.

* * *

Тем временем в отделе доставки один за другим стали появляться посетители «к Ивану Ивановичу». Пришли две густо накрашенные барышни, несколько мужчин разного вида, роста и статуса, пара домохозяек.

– Что мне с вами прикажете делать? – рассуждал Иван Иванович Иванов. – Столько всего творится в городе, что отдела доставки скоро не хватит. Придется занимать соседние комнаты. Алексей, сбегай к дяде Ване за ключами, – обратился Иванов к архивариусу. – И скажи ему, кстати, чтобы вызвал на подмогу своего сменщика дядю Колю. Работы будет невпроворот. Быстренько, быстренько, поторапливайся! Будешь моим ключником.

Иванов в задумчивости потер рукой подбородок, взял трубку большого черного телефона, стоящего на конторском столе с так и не разобранной почтой, и стал набирать номер. Трехзначный.

– Ты помнишь номера, начинающиеся на шестерку? – спросил украдкой Фрумкин своего товарища, подглядев, с какой цифры Иванов начал набирать номер.

– А ты много помнишь номеров, кончающихся на шестерку? – ответил вопросом на вопрос Виктор Подольский, случайно подсмотревший, какую цифру Иванов набрал последней.

– И из трех цифр. – Лёва и Виктор посмотрели друг на друга.

Тем временем Иванов уже начал разговор, и они пропустили его начало.

– Это я… да… да… Нужна подмога.

Непонятный голос на непонятном языке из трубки что-то произнес.

Непонятный голос на непонятном языке из трубки…

– Очень жаль. На Кавказе? Ну, ладно, сложный регион, пусть.

Непонятный голос на непонятном языке из трубки.

– Ну, а мой коллега Агалиарепт?

Непонятный голос на непонятном языке из трубки.

– Свободен. Очень хорошо. Скажите, что он мне здесь нужен как можно скорее. И еще Агвареса. Обязательно. И Аниквелиса.

Непонятный голос на непонятном языке из трубки.

– Нет, не много. Работы хватит на всех. Хорошо бы еще Абигора.

Непонятный голос на непонятном языке из трубки.

– Тоже занят? А кого еще можете?

Непонятный голос на непонятном языке из трубки.

– Нет, этого не надо, а вот Риммон, Балемм и Мархозий – в самый раз.

Непонятный голос на непонятном языке из трубки.

– Да, буду телефонировать. Или телеграфировать… Ага… Как пойдут дела… Ага… Сама – в пути? Конечно. Встречаем. Скоро? Когда?

Непонятный голос на непонятном языке из трубки.

– Хорошо. Будем ждать. С нетерпением.

Непонятный голос на непонятном языке из трубки.

– Устроим, а как же? Ладно, до связи.

Иванов опустил трубку на рычажки. В этот момент дверь отворилась, и на пороге показался согбенный бледный архивариус Алексей с ключами, а с ним еще два человека.

– Как же, как же, помню-помню, – приветствовал вновь пришедших Иванов, бросаясь к ним с распростертыми объятиями, но приблизившись, сложил руки и, не касаясь ими новичков, аккуратно выпроводил их в коридор. – Борис Лукич, честный работник торговли, и Кирилл Матвеевич, директор мелькомбината и, по совместительству, развратник.

– ?

– Как, я что-то не то сказал? Прошу покорнейше простить. Кстати, Кирилл Матвеевич, мне понадобится ваш трудовой опыт и организаторские способности, будете тоже принимать гостей, работы много…

– А на каком основании? Как вас понимать? Кто вы вообще такой, чтобы мне указывать? – возмутился директор мелькомбината. – И вообще, мне надо прибыть домой на обед. Жена разогревает.

– Кстати, о вашей жене. Не торопитесь. Она вас стоит. И мы ее скоро увидим в числе гостей, только не надо торопить события…

– Но как? Что значит вся эта чертовщина?

– Вот именно! Вы сами знаете ответы на многие вопросы, – Иванов панибратски похлопал Кирилла Матвеевича по плечу, – мы с вами из одного теста. Уверен, вы справитесь. И не притворяйтесь таким глупцом, будто ничего не понимаете…

– Но я действительно…

Иванов наклонился к нему и навис над самым ухом.

– Указания из центра… – произнес он медленно, свистящим шепотом, – теперь понимаете?

– А-а-а, так бы сразу и сказали, а то все вокруг да около. Вас, столичных, не понять нам… простым труженикам.

– Бросьте скромничать, все вы понимаете, – Иванов одарил директора мелькомбината стандартной улыбкой, – отвечать ведь тоже когда-то надо и за секретаршу, и за муку первого сорта, сбагренную налево, и за отруби с опилками…

– Откуда вы знаете? – снова опешил успокоившийся было Кирилл Матвеевич.

– Да уж знаю… – заговорщицки процедил Иванов, снова понизив голос.

– Постойте, постойте… – заторопился директор. – Давайте-ка все это оставим между нами…

– А что взамен? – полюбопытствовал Иванов.

Кирилл Матвеевич засуетился, стал быстро прокручивать в голове варианты обмена. Чертов вымогатель! И так в этом квартале дела не ахти…

– Зато в прошлом году баланс закрыли с неплохим профитом…

У Кирилла Матвеевича глаза полезли из орбит.

– Это я так, на всякий случай. Чтобы освежить вашу память.

Директор мелькомбината не знал, что делать. Он понял, что раскрыт. Что Иван Иванович смотрит на него как рентгеновский аппарат на больные легкие туберкулезника.

– Вам муки отгрузить? – выдохнул большой человек.

– Не нужна мне ваша мука, милейший Кирилл Матвеевич, я этим добром сам могу завалить кого угодно. Мне от вас другое нужно. Разумеется, все сделанное вами останется между нами, но… но. Я вам даю деньги, вы обеспечиваете публику… провиантом и инвентарем… так сказать.

– Чем-чем? – Директор изумился не только лексике собеседника, но и общему повороту дела.

– Ну, провизией и необходимыми вещами, бытовой химией, там… разной. В общем, изделиями легкой и пищевой промышленности.

– По рукам. – Глянув на предложенную пачку денег, Кирилл Матвеевич сразу сообразил, что его дела резко пошли в гору, заранее прикидывая, сколько барышей можно настричь на таком выгодном подряде.

– По рукам, – подтвердил Иванов, и они пожали руки, – а в помощники вам определяю Бориса Лукича, работника торговли, непревзойденного знатока сведения дебета с кредитом. Кроме того, Олег Петрович Потапов – местный начальник отдела доставки – тоже весьма компетентный человек в оргвопросах.

Весь этот разговор продолжался, пока они плутали по длинным коридорам Главпочтамта. Наконец, подойдя к двери с надписью «Дежурный», Иванов, поморщившись, щелкнул пальцами, и тут, как из-под земли, появился вахтер дядя Ваня.

– Непорядок, – сказал Иванов, – Неправильная тут у вас какая-то табличка. Сделайте немедленно другую.

– Что написать? – по-лакейски склонившись, осведомился дядя Ваня.

– Напишите что-нибудь вроде «зал ожидания», «форум» или, как там у вас, «актовый зал». Кстати, вместо «отдела доставки» прибейте тоже какую-нибудь табличку поавантажней. Скажем, с надписью «Приемная И. И. Иванова». Хотя нет, несолидно. Давайте так «Личная приемная И. И. Иванова».

– Слушаю-с. – Получив задание, вахтер моментально растворился в закоулках почтамта.

Иванов распахнул дверь с надписью «Дежурный», за которой, к изумлению Олега Петровича Потапова, проработавшего в этом здании более двадцати лет, оказался огромных размеров зал, о существовании которого он раньше как-то не подозревал. Иванов провел небольшую экскурсию по залу и вкратце объяснил основные обязанности Строганову, Потапову и работнику торговли Борису Лукичу.

Снова появился дядя Ваня, доложивший о том, что «все готово», таблички заменены. Иванов довольно потер руки и объявил присутствующим, что сегодня вечером он ожидает прибытие важных гостей, которым необходимо оказать все почести согласно их высокому рангу, в связи с чем зал необходимо подготовить к приему.

Дело сразу закрутилось. Подходившие в значительном числе к Ивану Ивановичу граждане, умело направляемые дядей Ваней сначала к нему на прием, потом в залу, точно муравьи, тащили кто что мог – кто ткань, кто украшения, кто старинные канделябры, кто свечи. Через несколько часов пустынный зал было не узнать. По распоряжению Иванова откуда-то из кладовой извлекли огромный дубовый стол, о наличии которого ни в каких закромах Главпочтамта ни Фрумкин, ни Потапов, ни даже старожил дядя Ваня, конечно же, не подозревали. Вскоре были доставлены соответствующие массивные стулья, обитые черным бархатом. По завершении работы Иванов окинул залу критическим взглядом и признал старания не напрасными и даже довольно успешными. Дядю Ваню и вызванного ему на подмогу второго вахтера дядю Колю нарядили в ливреи, а всем остальным Иванов велел немедленно удалиться и сегодня больше не беспокоить. На чей-то вопрос «куда?» Иванов только пристально посмотрел на слишком непонятливого, и всем стало ясно, кто здесь имеет право задавать вопросы, а чей удел – молчать и повиноваться. Впрочем, в отсутствие Иванова за дело взялся Кирилл Матвеевич, прекрасно демонстрируя свои организаторские способности, активно размещая, при помощи Потапова, по имеющимся помещениям народ, валом валивший на прием к Ивану Ивановичу. Раздавались вялые протесты и голоса разочарования, но в основном все с пониманием воспринимали сложившиеся обстоятельства и готовы были ждать встречи с ним сколько угодно.

* * *

Фрумкин с Подольским довольно удобно разместились возле окна в помещении, находившемся рядом с комнаткой вахтеров дяди Вани и дяди Коли. Раньше она называлась бойлерная и здесь была вечная свалка инструментов хозяйственного назначения. Сейчас все веники, швабры, ведра и тому подобное куда-то вынесли и организовали очередную комнату для ожидания – предбанник.

– Что мы здесь делаем? – пробормотал Виктор.

– Что я здесь делаю – совершенно понятно, – ответил Лев, – я провинился, вскрыл письмо и теперь должен понести наказание. А вот что здесь делаешь ты и все эти люди?

– Сложно сказать. Однако меня отсюда не выпускают так же, как и тебя, – заметил Виктор.

– Поживем – увидим.

– Вот это точно.

– Только мне здесь почему-то не очень нравится.

– Мне тоже, хотя народ идет сюда толпами, никогда столько людей в одном месте не встречал, даже на похоронах, где бесплатно можно выпить, лишь для вида пустив слезу. – И Подольский показал пальцем в окошко, за которым просматривалась лестница перед входом в Главпочтамт, а в проходе уже образовалась приличная очередь. – Им-то всем что здесь нужно?

– Понятия не имею, – задумчиво ответил Фрумкин, даже не посмотрев за окно и не удостоив внимания скопившуюся очередь у входа.

Подольский увидел, что Фрумкин погрузился в себя и больше не склонен поддерживать разговор. Тогда он обратился к кому-то из вновь пришедших, начав живо обсуждать свежие городские новости и слухи (победу одного футбольного клуба над другим, рост тарифов на коммунальные услуги, резкое подорожание гречневой крупы и подсолнечного масла, нерадивость профсоюзов), которые ни в малейшей степени не могли заинтересовать почтальона.

Постепенно смеркалось, и толпа возле входа рассеялась. В домах напротив почтамта зажигались огни, и Льву сильно-сильно захотелось оказаться сейчас дома, выбросить из головы все, что произошло за день. Вскипятить чайку, как он любил делать перед сном, включить свой черно-белый телевизор и посмотреть какую-нибудь старенькую, но жизнеутверждающую комедию. Потом, погасив везде свет, отправиться спать, с головой зарывшись в теплые складки верблюжьего одеяла, удобно устроив под головой подушку.

Однако вместо этого Фрумкин увидел, как дядя Ваня в раззолоченной лакейской ливрее прошлых веков вышел на улицу и встал рядом с входной дубовой дверью, вытянувшись в струнку. Почтальон сегодня столкнулся с таким великим множеством невероятных и необъяснимых вещей, что в этом факте, как и во многих других, в реальности которых в другое время и при других обстоятельствах он бы обязательно усомнился, теперь ничего странного не видел. Ну дядя Ваня, ну в новом костюме, ну чего ж здесь странного? Значит, так задумано Иваном Ивановичем.