Текст книги "Приносящий счастье"

Пролог

Нодаи было страшно. Не так чтобы уж очень, до тошноты и дрожи в коленках, но то, что должно было случиться совсем скоро, все-таки ее пугало. Ведь ей придется шагнуть на небо! Хорошо хоть ненадолго, а потом будет огромная, богатая и почти пустая земля, где переселенцы смогут жить по новым законам. Но все же подумать только – путь туда лежит через небо! Правда, младший посланец Поль говорил, что в обетованные земли можно попасть и по океану. Но это очень долгий путь, он вчетверо длиннее того, что в свое время пришлось преодолеть предкам нынешних мориори, спасавшимся от жестоких пришельцев-людоедов.

Если честно, то Нодаи предпочла бы плыть через океан, но ее мнение никого не интересовало. Поль сказал, что все желающие на «Мечту» – так называлась двойная лодка пришельцев – никак не поместятся. Вот потом, когда переселенцы помогут построить в дальних землях большой корабль, он, возможно, станет совершать рейсы к Рекоху и обратно, а пока…

– Гордитесь! – торжественно сказал своим подопечным младший посланец Поль. – Возможно, вы останетесь единственными из народа мориори, побывавшими на небе. Вам будет что рассказать своим детям и внукам.

Так что Нодаи, как и было наказано, гордилась. Но с опаской и немалым душевным трепетом.

Кстати, она уже почти полторы луны как не Нодаи, а Надь-Я. Нет, правильнее будет – Надя, Поль всегда с неодобрением относился к коверкающим верхний язык. А ее Хоир-Оги теперь Георгий. Они получили высшие имена одними из первых, научившись сначала помогать Полю, а потом и работать на визжащей четырехногой штуке пришельцев, которая пилила дерево, причем невероятно легко и быстро. Как же она называется? Цир… кур… ляр… как-то так.

Бывшая Нодаи вздохнула – все-таки в верхнем языке очень много слов, и среди них часто попадаются длинные и трудные. Однако она довольно быстро научилась пользоваться хотя бы простыми, из-за чего ее и заметил Поль.

Но первой получила высшие имена семья из рода Хику, жившего на восточной оконечности острова. Они занимались рыбной ловлей, причем успели получить от пришельцев, пока те еще не уплыли, большую зеленую сеть, при помощи которой рыбу в лагуне можно было ловить даже зимой.

Правда, эта зима прошла не как предыдущие, по крайней мере, для тех людей, которые решили войти в новый род. Про него, прежде чем улететь, рассказал старший посланец Миш. Так вот, зима хоть и выдалась даже немного холоднее прошлой, но была пережита на удивление легко. Ведь как оно было раньше?

Дождь, иногда целую луну подряд. Несмотря на все усилия, хижины протекают, в них холодно и мокро. Очаг греет, только пока в нем горят дрова, но тогда в хижине невозможно находиться из-за дыма. И горе той семье, что не смогла уследить за огнем и потеряла его! Хорошо, если у соседей он сохранился, но в прошлом году налетевший ураган повалил много хижин и загасил огонь почти у всех. А добыть его в такую мокрую погоду очень и очень непросто.

Только все это еще полбеды. Голод! Вот самый страшный враг мориори зимой.

Все съедобные корни выкопаны еще осенью, а новые зимой не растут. Птицы не откладывают яйца и не выводят птенцов, а наоборот, прячутся, и добыть хотя бы одну получается только у лучших охотников, да и то редко.

Рыба покидает прибрежные области лагуны, ее не поймаешь на сделанный из ракушек крючок. Приходится на плоту выплывать почти на середину и пытаться бить рыбу острогой. Целый день в страшно холодной воде, под дождем, и часто без всякого результата! Рыбаки болели, а иногда и умирали.

Однако вокруг каменного дома Поля почти все было не так.

Во-первых, когда заболели два самых маленьких ребенка и все думали, что они умрут, Поль пустил их с матерями к себе, на первый этаж, где было тепло и сухо. Давал им еду и какие-то отвары, так что дети выжили.

Во-вторых, он научил двух молодых охотников пользоваться гремящими палками – страшным оружием посланцев. И теперь те пусть и не каждый день, но все-таки довольно часто приносили убитых птиц. А посмотрев, как мерзнут рыбаки на плоту, хоть нынче у них не заостренные колья, а сеть, вынес из дома странную красную штуку с мелкими, но даже на вид острыми зубами и велел всем здоровым мужчинам идти в рощу. Там он что-то сделал со своей зубаткой, она затрещала, завыла, а увязавшаяся за Хоир-Оги Нодаи чуть не умерла со страху. Красная штука с самого начала показалась ей оружием, причем даже более страшным, чем гремящие палки. А тут ее зубы вдруг задвигались и побежали так, что их стало не видно! Наверняка это существо может перегрызть даже камень, не говоря уж о человеке.

Но Поль начал пилить деревья, а не людей. И за один день повалил почти треть небольшой рощицы, на что племени, наверное, потребовался бы год. А тут всего один день, да и то не весь!

Однако посланец все-таки устал, поэтому велел Хоиру тащить к дому его, как он ее назвал, «бенз-о-пилу». Нодаи видела, как страшно было ее мужу. А вдруг это вновь оживет и начнет бросаться на людей, ведь деревьев рядом нет, они остались далеко позади.

На следующий день Поль опять пошел к рощице, причем в этот раз Хоир тащил пилу и туда. А затем посланец оживил свою красную вещь и начал ползать с ней около бревен, говоря людям, где подержать их или как повернуть. И бревна стали на глазах превращаться в прямые палки, которые пришелец называл брусьями. Их оттащили к дому, Поль с помощью здоровяка Иму выволок того самого четырехнога с зубастым кругом посредине, который мог резать брусья на длинные и ровные щепки, то есть доски. Нодаи с Хоиром вскоре научились пользоваться этой вещью и сами. Все-таки круг хоть и был зубастым, но не таким страшным, как длинная челюсть у красной верещалки, стоял посредине стола и никак не мог оттуда убежать – Поль это сказал совершенно точно.

Около дома были быстро построены два навеса, покрытые, как ее назвал пришелец, «пленкой». Она выглядела полупрозрачной и походила на рыбий пузырь, но это каких же размеров должна быть рыба, чтобы из ее пузыря вырезать куски такой длины? Наверное, величиной не меньше острова Рекоху. Понятно, почему пришельцы никогда не голодают, если они знают, где водятся такие рыбы, и умеют на них охотиться.

Так вот, готовые доски Поль внимательно осматривал и разделял. Самые лучшие, ровные и без сучков, он велел складывать под малый навес, а остальные – под большой. И сказал, что их можно пустить на постройку хижин, которые не будут протекать, особенно если сверху их тоже накрыть пленкой. Затем показал, как сложить очаг, чтобы он дольше держал тепло в таком доме и меньше дымил.

Лучшие же доски лежали под навесом луну с четвертью, после чего Поль с семьей рыбаков начал строить из них корабль. Двойной, как тот, который привез на Рекоху младшего и среднего посланцев, однако заметно меньше и без хижины на нем. Но тоже с мачтой!

Вскоре корабль был построен, и семья из Хику начала плавать на нем по лагуне, вылавливая при этом куда больше рыбы, чем раньше с плота, причем теперь она не мерзла и почти не мокла. Сначала отталкиваясь от дна шестами, потом загребая веслами. Когда люди освоились с кораблем, Поль рассказал им, зачем нужны паруса, как их ставить и как ими пользоваться. После чего семья рыбаков долго плавала по лагуне на одних парусах, без шестов и весел. Сначала они научились двигаться по ветру, потом поперек него, а под конец и против, направляя корабль зигзагами, как плавают некоторые мелкие рыбки.

Увидев, что рыбаки могут нормально управлять построенным кораблем, младший посланец пригласил их в свой дом, где люди просидели до позднего вечера. Выйдя оттуда, глава семьи сказал, что они обещали Полю проплыть вокруг острова Рекоху. То есть, покинув лагуну, обогнуть северную часть острова и явиться в бухту около деревни Ваи.

Если бы такое сказали свои, наверняка начался бы плач, потому что такой путь означал почти верную смерть. Но рыбаки были из рода Хику. Впрочем, Наде стало грустно – они же хорошие люди, часто угощали своей рыбой всех, кто попросит.

Однако мужчина заявил – если мориори и дальше будут бояться выйти в океан, их ничего не ждет, кроме угасания на своем острове. Кто-то должен стать первым, и он, Кири-Кау, решил, что это будет его семья.

Ранним утром двойная лодка вышла из лагуны. Поначалу юго-западный ветер был для нее почти попутным, но, когда береговая линия повернула на восток, стал дуть сбоку-спереди. Но остров пока еще защищал кораблик от океанских волн, а двигаться вперед при таком направлении ветра семья Кири умела.

Когда солнце дошло до середины своего пути по небосводу, корабль достиг Северного мыса и обогнул его. И тут на него обрушились океанские волны. А чтобы не быть унесенными в открытое море, рыбакам теперь надо было править точно против ветра! Раньше они делали это, и довольно успешно, но только в спокойных водах лагуны. Оказалось, что в океане это не так просто: несмотря на все усилия, с каждым поворотом двойную лодку относило все дальше от берега.

Но Кири-Кау не сдавался. Он велел жене и двум сыновьям взять весла и грести изо всех сил, а сам управлялся с рулем и обоими парусами.

Весла помогли, да и Кири приноровился управлять судном на волнах, так что вскоре берег вновь стал приближаться. И наконец, когда солнце прошло уже треть своего пути от верхней точки на запад, мыс остался позади. Волны никуда не делись, но ветер теперь дул сбоку, так что обессилевшие люди наконец-то смогли немного отдохнуть.

В бухту Ваи рыбаки добрались, когда солнце уже садилось. Там их встречал сам Поль, приехавший на своей тарахтящей сухопутной лодке с колесами. Он объявил, что это был великий подвиг, за который вся семья, включая десятилетнего младшего сына, получает высшие имена. Несмотря на то что Кири-Кау все еще плохо говорил на языке пришельцев. А потом вручил рыбакам полосатые рубашки и сказал, что они поплывут в новые земли на «Мечте», которая скоро явится на Рекоху. За время плавания люди научатся обращаться с большим кораблем и станут настоящими моряками.

И вот вчера утром «Мечта» вошла в лагуну. Сошедший с нее средний посланец сказал, что послезавтра вечером все желающие будут переправлены в новые земли. Для этого им надо подняться почти на самую вершину горы Уинау, до которой полдня пути. Он поможет им оттуда шагнуть на небо, а с неба – в новые земли.

Сейчас тринадцать семей рода Ваи, в том числе и Надя с Георгием, собирались в путь к самой высокой горе острова.

Глава 1

Очередное измерение разницы скоростей протекания времени показало двести шестьдесят три, то есть она явно уменьшалась несколько быстрее, чем по простой синусоиде. А это, в числе прочего, может означать, что оная синусоида не простая, а с гармониками. Но для хотя бы самого общего представления об их частоте и амплитуде у меня было слишком мало информации. Жалко, потому как хотелось побольше узнать про свойства перехода между мирами, которым я столь давно и беззастенчиво пользовался, выражаясь протокольным языком, «в интересах узкой группы лиц». Но ничего не поделаешь, и я подошел к окну. На улице как раз сейчас происходило расширение той самой группы.

Переселенцы с Чатема растерянно толпились на единственной площади нашего города, куда они были приведены из прочного сарая, способного выдержать разницу давлений в сорок миллиметров ртутного столба. Их обустройством должна была заниматься Ханя, и она сейчас рассказывала людям, в какое замечательное место они попали, как теперь все будет прекрасно. Впрочем, иммигранты и сами видели, что здесь заметно теплее и не идет дождь.

Две девицы, привезенные Мариком полгода назад, тоже были на площади и с нетерпением ожидали конца речи моей помощницы, чтобы начать хвастаться знакомым, как хорошо они теперь живут. Кстати, когда я в свое время спросил парня, которая именно является его женой, то получил ответ – обе.

Сбоку стоял Бунг, старший из наших тасманийцев, и с задумчивым видом в который раз принимался загибать пальцы. Кажется, он пытался сосчитать, на сколько выросло население Форпоста и сколько валлаби теперь придется добывать ему и его парням, чтобы прокормить всю эту ораву. Хоть и с трудом, но мне все же удалось привить тасманийцам понятие культуры в смысле одежды. И теперь на охотнике была не только камуфляжная рубаха, но и такие же шорты.

Наконец его вычисления привели к какому-то результату, и он направился к моему дому. Интересно, что ему понадобилось?

Оказалось, помповое ружье. Валлаби тасманийцы стреляли из мелкашек, но тут ситуация изменилась.

– Много люди – много кушать, – объяснил мне охотник. – Надо большой зверь. Бунг взять большой ружье и бить котик. Невкусный зверь, но большой. Один, два, три котик.

– Котик – это хорошо, а три котика – еще лучше, – одобрил я его инициативу.

Действительно, вкусовые качества этих животных были, мягко говоря, не идеальными, но зато в них содержалось много жира – основного сырья для производства хлоратитной взрывчатки.

Тасманийцы влились в наш коллектив на правах автономии. То есть их домик стоял не около площади, а метрах в ста от нее, в кустах. И был существенно меньше стандартного, но вовсе не потому, что мы пожадничали с материалами. Просто даже бытовка размером два и два на пять метров казалась гостям с соседнего острова слишком большой, и мне пришлось убеждать главу семьи, что, несмотря на огромные размеры предлагаемого жилища, жить в нем будет удобно.

В наших стройках Бунг почти не участвовал, предпочитая охотиться. А уж когда он освоил мелкашку, добытого им и его парнями мяса стало хватать всем, и даже с небольшим избытком, из которого делалась тушенка на черный день. Но теперь следовало задуматься о расширении географии охотничьих экспедиций. Потому как Манюнин остров не слишком велик, валлаби всем надолго не хватит, а с утра до вечера жрать одних котиков – увольте. То есть надо было построить пару небольших суденышек для плавания по Бассову проливу.

За образец я собирался взять то, что соорудил на Чатеме Поль. При всей своей выдающейся примитивности та посудина получилась очень и очень неплохой.

Силовой набор корпуса состоял из прямоугольных шпангоутов, представлявших собой просто отрезки сплошной доски. Стрингеров не было вообще, их роль играла обшивка. Заодно сразу получались герметичные изолированные отсеки, что сильно увеличивало живучесть.

Понятно, что при такой конструкции любой разрез корпуса был прямоугольником, что не очень хорошо в смысле обтекаемости. Так вот, Поль просто прикладывал к днищу поплавка подходящий горбыль, обрабатывал его по месту и приворачивал на шурупах. Это не только улучшало обтекаемость, но и обеспечивало хорошую защиту днища. Катамаран мог на полном ходу выбрасываться не только на песок, но и на не очень крупные камни. А в самом крайнем случае заменить горбыль – это час работы вместе с подгонкой.

Кроме того, катамаран Поля не был жестким. Во время шторма, когда наша «Мечта» начала потихоньку разваливаться, парень обратил внимание на ее поведение после приобретения поплавками некоторой свободы перекашиваться друг относительно друга. Так вот, судно тогда начало всходить на волну куда легче! Так что в его конструкции такая свобода была заложена изначально. Получилось очень неплохо, суденышко обогнуло Чатем при волнении в семь баллов без каких-либо повреждений и при этом почти не зарывалось носом при любой ориентации относительно волн.

Однако закладка нового флота состоится чуть попозже, когда «Мечта», доставившая меня на Чатем, вернется в Форпост. Пока же предстояло заняться сельскохозяйственными вопросами – хорошо хоть ненадолго и в основном с технической стороны.

Близилась посевная, а наш машинный парк состоял из сдвоенного мотоблока и маленького колесного трактора без единого навесного приспособления для ковыряния в земле. Как там оно называется – вспашка, окучивание или культивация? И значит, мне предстояло явиться в Москву, чтобы приобрести еще пару мотоблоков. Затем несколько дней геморроиться с открытием канала на Хендерсон, по результатам коего действия вытащить в Москву дядю Мишу. И пусть он покупает все эти разнообразные плуги, окучники, фрезы-культиваторы, картофелесажалки и, чем черт не шутит, даже скарификаторы. Ведь, в отличие от меня, он может знать, что означает это слово в перечне навесного оборудования для дачной сельхозтехники.

На сей раз открытие заняло всего четыре вечера, а следующим утром, в субботу, я на прокатной «газели» повез дядю Мишу по МКАДу, вдоль которого располагалось множество всяких сельскохозяйственных рынков.

Майор с интересом осматривался – ведь он сравнительно давно не был не только в Москве, но и вообще в двадцать первом веке.

Вот в левом ряду, завывая мигалкой, промчался сначала один черный членовоз, за ним, минут через пять, другой. Все правильно, мы приближались к Рублевке, но дядя Миша почему-то удивился.

– Постой, тут сейчас июнь? – уточнил он.

– Да, тридцатое число.

– Так ведь было же обещано, что мигалки уберут еще в мае, оставив их только тем, кому положена государственная охрана! Что, сейчас мимо нас проехали аж двое из трех десятков?

Я даже не сразу нашел что ответить. Ведь боевой же офицер, спецназовец, герой, а тут вдруг такая наивность! Обещали ему, вот беда-то какая. Можно подумать, что в первый раз. Или хотя бы в десятый.

– Обещали-то до выборов, а сейчас уже давно как после, чего же вы хотите? Но была бумага про сокращение, как сейчас помню. О том, что мигалки остаются только трем десяткам персон с охраной, в полном соответствии с предвыборными обещаниями. И плюс еще почти шести сотням тех, кому охрана не положена, это уже послевыборное дополнение. В общем, я надеюсь, что в результате конкретно этого сокращения число мигалок вырастет не очень сильно. Но, конечно, ездить их владельцы станут куда наглее.

– А это еще почему?

– Да потому, что в период от обещания до его выполнения шишки, особенно которые помельче, все-таки волновались – а вдруг их действительно заставят передвигаться как всех? Но убедившись, что тревога была ложной, люди облегченно вздохнут и захотят компенсировать свои душевные страдания. Мол, не надейтесь – как ездили, так и будем ездить, а все недовольные идут в болото.

Тут мимо нас с воем пролетел еще один слуга народа, и дядя Миша, проводив его заинтересованным взглядом, спросил:

– Коль, а как у нас с деньгами?

– Пока есть, но вообще-то вы правы – можно потихоньку начинать прикидывать варианты, чтобы не пороть горячку, когда подопрет.

С этими словами я включил поворотники – до первого из подлежащих посещению рынков оставалось двести метров.

К обеду загруженная сельхозинвентарем «газель» вернулась в гараж, а оттуда проехала в город Форпост. Где она была по-быстрому разгружена, после чего начала катать переселенцев с Изначального острова. Они ведь прекрасно помнили ее прошлый приезд и сразу узнали машину, хоть в этот раз она была песочного, а не серого цвета и с синим тентом вместо зеленого. Но так как часть элемента новизны была уже потеряна, покатушки продолжались сравнительно недолго, минут сорок. И проходили по маршруту протяженностью примерно в полкилометра – остров Флиндерс даже без человеческого вмешательства представлял заметно больше возможностей для автотранспорта, чем Хендерсон.

Прибывшие же с Чатема кататься не рискнули. Возможно, со временем они и наберутся смелости, а пока ее хватило только на то, чтобы внять увещеваниям Хани и не убежать в лес от рычащего и воняющего чудовища с горящими глазами.

А потом началось… как же ее правильно назвать – посевная страда? В общем, десять человек, в основном женщины, копали и сеяли, а дядя Миша рассекал по окрестностям Форпоста на китайском тракторе с плугами и прочими ковырялками на прицепе. Я же ваял из двух только что купленных мотоблоков второй сочлененный трактор. Правда, сейчас это были другие мотоблоки. Вдвое дороже и в два с половиной раза тяжелее, чем те, которые я спаривал в первый раз.

Теперь мы приобрели дизельные машины, причем их движки были из того же семейства, что и у трактора «Хэбэй». Тот же один цилиндр, здоровенный маховик сбоку и самовар в качестве радиатора. Только эти были чуть поменьше, имели мощность не пятнадцать, а восемь сил и весили всего около сотни килограммов при объеме в шестьсот кубов. Зато при первом же взгляде на оные произведения инженерного искусства становилось понятно, что нынешнему поколению островитян измерить их ресурс не удастся: люди столько не живут.

В общем, опыт у меня был, так что с работой удалось справиться за пару дней. Разумеется, железяки для спаривания брались помассивней и сваривались более основательно, и рулевой редуктор пошел не от «жигулей», а от «газели», но в остальном я просто повторил предыдущую конструкцию. Правда, пришлось повозиться с переключением передач, потому как их в новых мотоблоках было аж по шесть – четыре вперед, две назад. И требовалось, чтобы они включались синхронно на обеих половинках моего трактора. Однако я с этим справился, с ветерком прокатился вокруг Форпоста и подрулил к своему дому, правое крыло которого сейчас занимал дядя Миша.

Майор тоже прокатился, посмотрел, куда тут цеплять всякие плуги, и предложил мне немного поработать педагогом.

– Зину научи ездить, а то мне некогда, – попросил он.

Имелась в виду пожилая тасманийка, мать парней с европейской внешностью и жена Бунга. Причем имя у нее было свое, то есть Зиной она стала вовсе не в результате знакомства с нами.

Вообще-то она сначала была женой спасенного белого моряка и сохранила о нем самые приятные воспоминания, как-то раз при посильной помощи Хани поделившись ими со мной. Оказывается, это был невероятно добрый человек – он носил своего второго сына на руках почти год, из-за чего тот и не умер.

Хоть и с трудом, но я все же разобрался, в чем тут было дело.

Выяснилось, что на Тасмании было принято рожать следующего ребенка только после того, как предыдущий научится ходить. Потому как племена вели кочевой образ жизни, а мать могла нести только одного. Но матрос сам таскал своего второго сына, что для мужчин племени выглядело на редкость странно. Из-за чего к их семье большинство относилось несколько настороженно. Причем после смерти моряка от воспалившейся раны ситуация только ухудшилась, но тут наступило время встречи племен.

Она происходила раз в год, и люди выбирали себе жен и мужей – таким образом тасманийцы избегали близкородственных браков. Вот, значит, тут-то Зина и встретилась с недавно овдовевшим Бунгом, обремененным сыном и совсем маленькой дочкой. И вошла в семью своего нового мужа.

Женщины у тасманийцев в основном занимались собирательством, и Зина сразу оценила всю красоту идеи – не мотаться за ягодами и кореньями по лесам, горам и равнинам, а посадить их, дождаться, пока вырастут, и собрать прямо не отходя от дома. Поэтому она с большим энтузиазмом взялась помогать дяде Мише. Ну, а он, кажется, решил сделать из нее трактористку.

К моему удивлению, с рулем и газом тетка научилась управляться в первый же день. Да и то как минимум треть этого времени ушло на убеждение ее в том, что в кроссовках нажимать на грубо сваренные педали будет куда удобней, чем босиком. Еще день ушел на шлифовку ранее полученных навыков и получение новых, теперь уже по работе со сцеплением. Правда, оно у мотоблоков было ременное, то есть требовало гораздо меньшей точности, чем дисковое у автомобиля. Во всяком случае, заглушить двигатель сколь угодно резким броском было невозможно. Правда, в таком случае происходил усиленный износ ремней, но Зина довольно быстро поняла, как правильно пользоваться левой педалью. Переключать скорости ей пока не требовалось – вся пахота проходила на одной.

Еще три дня мы учились ездить с прицепленными плугами. Столь много времени это заняло потому, что учились действительно мы оба, ибо я тоже до сих пор землепашеством как-то не занимался. Но, изуродовав одну короткую грядку, мы потом сравнительно терпимо вспахали первую длинную, а остальные три и вовсе пошли на ура. После чего я с облегчением сдал трактор и ученицу дяде Мише. Майор посмотрел на результаты нашей крестьянской деятельности, поблагодарил меня, а Зину с некоторым даже уважением назвал Пашей Ангелиной. Интересно, кто это – танкистка, трактористка или артистка, кого-нибудь из них сыгравшая?

У меня же наконец появилось время заняться давно задуманным делом. А то ведь со всей этой посевной возней я уже начал потихоньку понимать дона Рэбу, написавшего трактат «О скотской сущности земледельца»! Но наконец ежедневное копание в земле для меня закончилось, и пора было воспарить взглядом в горние выси. Для каковой цели на Манюнином острове имелась вполне приличная гора, а я приобрел кое-какую оптику.

То есть мне захотелось посмотреть на звезды. Сравнить их с куда более приличной картой, чем распечатанная сразу после первого прибытия на Хендерсон, вычислить и записать координаты нескольких заранее отмеченных. После чего загрузить данные в таблицу уже скачанной программы, нажать «энтер» и точно узнать, какой же здесь все-таки астрономический год. И окончательно убедиться, что этот мир полностью тождественен нашему прошлому. Разумеется, кроме тех его аспектов, в которые мы уже успели вмешаться.

Ночевка на вершине горы прошла продуктивно. Потом я обработал данные и получил год и дату, совпадающую с нашей, выведенной на основе полученных от испанцев сведений. Значит, пока никаких различий этого мира с нашим прошлым не наблюдается. И если мы, например, сейчас заявимся в Испанию, то увидим самое начало сборов Великой армады. А подождав года три с небольшим, сможем посмотреть, как она утонет. И если появится желание, поздравить сэра Френсиса Дрейка с этим знаменательным свершением.

Однако, поделившись полученными сведениями с дядей Мишей, я услышал:

– Миры, говоришь, идентичны? Может быть, очень даже может. Но как минимум одно различие у них все-таки есть, и довольно существенное. Сколько кристаллов было в нашем мире до того, как ты до них добрался? Три. А в этом, судя по твоим данным о скоростях протекания времени, вообще ни одного нет.