Текст книги "Точка кипения"

– Голова кружится? – заботливо спросил Рублев. – Ну извини, у меня не было другого выхода.

– Зачем извиняешься, подонок? Раз твоя взяла, стреляй. Тебе же нравится убивать людей.

Голос егеря звучал хрипло, он морщился от боли, но, имей такую возможность, впился бы в горло Комбата зубами.

– Я не собираюсь в тебя стрелять, мне хочется поговорить с тобой, кое в чем разобраться.

– Ну конечно, я вам нужен живым, чтобы было кого обвинить в ваших преступлениях. Думаешь, где один труп, там и десять. Может, надеетесь, что я возьму на себя ваши злодеяния, а вы мне за это что-то пообещаете? И не мечтай. Хоть пытайте, ничего не добьетесь. А вас, мерзавцев, лес накажет, только поживите здесь еще немного.

– Складно говоришь. Просто удивительно гладко для лесного человека, – заметил Комбат.

– Я, между прочим, технологический институт закончил, высшее образование имею. Жаль, нас там не учили, как поступать с нелюдями вроде тебя, – сказал егерь и, помолчав, добавил:

– Странно…

– Что странно? – поинтересовался Комбат.

– Видимо, старею. Раньше я людей с первого взгляда определял. Ремезова сразу раскусил – сволочь. Его лизоблюды Бобров и Ледогоров – безвредные мужики, но малодушные трусы. А на тебя гляжу – с виду хороший человек, сильный, надежный, но душа у тебя – как болотная грязь, черная, зловонная. Зачем ты людей убиваешь? Ради своего удовольствия? Или кто-то тебе заплатил? Сейчас многие убивают за деньги, а потом жертвуют церкви тысячи, грехи искупают. Даже профессию такую выдумали – киллер, будто сантехник или бухгалтер.” Ну, чего расселся? Сказано ведь, помогать душегубам я не стану. Хочешь – стреляй, а нет, я вас, гадов, в плен брать не буду. А то взяли моду – бить ногами по голове.

– Не понравилось? Еще раз извини, дорогой. Тебе надо было меньше по лесам шастать и чаще в свою деревню наведываться, тогда, может, с твоей головой все было бы в порядке.

– Не понял! – честно признался егерь. – Какое отношение имеет моя бывшая работа к моей голове?

– Я не убийца, а друг Олега Чащина. Пару лет назад я останавливался у вас, помогал Олегу утрясти вопрос с председателем колхоза. Тогда я с большей частью деревни познакомился, а вот тебя не застал.

– Как же, как же. Рассказывали мне эту историю. Тебя зовут Борис… Борис, – егерь сделал вид, что забыл фамилию.

– Рублев, – подсказал Комбат.

– Правильно, не соврал, – невольно раскрыл свою уловку егерь. – Значит, ты и есть его фронтовой товарищ Комбат? То-то я гляжу, человек вроде хороший. Выходит, не подвело меня чутье. А я Чащин Илья, сын Петра.

– Петрович, значит. Вот и познакомились, теперь вместе действовать будем, – твердо сказал Комбат.

– Что значит – вместе? Ты, парень, брось свои шутки. Я вроде прокаженного. Кто со мной водится, сам здорово рискует. Я – убийца, меня надо казнить, а не свою дружбу предлагать.

– Я должен был прилететь сюда еще неделю назад, а явился в день похорон Олега. Если бы я приехал, как договаривались, он бы, наверное, остался жить. Я виноват в его смерти, поэтому должен найти и покарать настоящих убийц.

Егерь встал и, едва пошатываясь, шагнул к шалашу. Оттуда он вынес два пластиковых стакана, в которые налил напиток, затем пододвинул к Рублеву нарезанное мясо и хлеб:

– Ты ешь и слушай, потом сам решишь, как поступать. У нас с женой один был сын, Антон. Она еще девочку родила.., мертвую, врачи жену чуть спасли, но рожать после этого она уже не могла, а недавно умерла. Я сам виноват, пристрастил Антона к лесу, он в нем с утра до вечера пропадал. Учился неважно, все больше тройки, об институте после школы и разговора не было. Оставил я его при себе в заказнике кем-то вроде лесничего. Он зверюшек сильно любил. У нас в клетках жили подраненные косули, олени, барсук. Ко мне они долго привыкали, а к Антону буквально за один день. Недавно к нам зубров привезли, так самец однажды чуть на рога меня не поднял, а сын его спокойно гладил. Из-за зубров он и погиб. Ведь Ремезов нас за людей не считал, мы для него были холопами, обязанными исполнять барскую волю. Раньше мы исполняли его волю хорошо, и он нас за это жаловал всякой ерундой. Но стоило Антону однажды взбунтоваться, и его застрелили. Конечно, Ремезов тогда напился, но он и трезвым был немногим лучше – вороватый, наглый, угодливый мерзавец. После убийства я не собирался мстить, думал – суд разберется. И он разобрался, дал убийце три года условно. И тогда я решился. Тяжело мне пришлось, весь извелся. Ты сам, Борис, посуди: и убивать нельзя, грех, и не убить – нельзя, ведь должен кто-то наказать злодея. После ихнего суда я один мог вынести справедливый приговор.

– Но есть еще областной суд, Верховный, наконец. Можно было туда обратиться.

– И над каждым свой начальник, такой же Ремезов. К тому же я много лет провел в лесу, приучился жить по его законам. Ладно, слушай дальше. Я ведь мог Лексеича тихо прибить, но что-то толкало меня, старого дурака, на подвиги. Видно, хотел показать начальству, что его не только бандиты могут убивать, но и простой человек, доведенный до крайности. В общем, запугал я Бобра до полусмерти, и тот растрезвонил по всей области, что я застрелю каждого, кто вздумает охотиться в Междуреченске. Тут они задергались, словно растревоженные звери. Целый полк солдат по мою душу пригнали, проводников с ищейками. Думаешь, они из-за Лексеича так ожесточились? Не-а. Знаешь, какие среди местных тузов есть заядлые охотники. Что же им теперь, с ружьями по соседним областям мотаться? Думаю, если бы я и дальше согласился им сафари устраивать, они бы мне Лексеича простили. Тоже бы дали три года условно. Солдат я, конечно, обдурил, псам “медвежью обманку” сыпанул, от нее самые злые волкодавы бегут, поджав хвосты. Устроил себе, как заяц, несколько лежек, дичь ловлю, ягоды собираю, короче, нормально живу.

– Зимой с ягодами будет сложнее, И следы на снегу остаются.

– А тридцатилетний опыт на что? – азартно возразил Чащин. – В Прибалтике “лесные братья” десять лет укрывались, и не от кого-нибудь, а от войск НКВД. Они ведь тоже не по воздуху летали. Кроме того, при нынешних порядках зимой можно где-нибудь отсидеться, а весной назад… Да нет, я быстро понял, что погорячился, даже надумал сдаваться, а тут узнал об убийстве Егоркина. Хороший был мужик, справедливый, взяток не брал, а заведовал районным отделом учета природных ресурсов. То есть по логике я после Ремезова именно в него должен был стрелять. Тут же пошли слухи, что той ночью видели кого-то на меня похожего. Я вообще-то слабо верующий, но тогда решил, что в меня бес вселился. Есть же лунатики; может, и я по ночам встаю и с ружьем отправляюсь на охоту? В общем, стал я себя на ночь цепью к дереву привязывать. Раз, другой, а на третий узнаю, что Олега убили, и не ночью, а днем, аккурат в то время, когда я заячьи силки проверял. Вот интересно, народ как раз после этого меня зачислил в психи, а я, наоборот, убедился, что я в порядке. И вспомнил, как за несколько дней до смерти Олега заметил в лесу парня. Длинный, худой такой, с винтовкой, но я ее толком не разглядел. Еще подумал, какой отчаюга. Знает, что в лесу нет хозяина, и спокойно браконьерничает, не опасаясь, что его подстрелят вместо начальства. Теперь я догадываюсь, кого увидел. Наверное, он и стрелял в Егоркина и Олега. Ведь обычный человек в лес не сунется, побоится.

– Кто знает, может, Егоркин попал под замес в других разборках, а здесь местная команда злодействует, – сказал Комбат. – Сначала Олега убили, теперь пастуха.

– Пастуха?! – ахнул егерь. – Это те выстрелы, на которые я прибежал и с тобой погорячился?

– Ага, – подтвердил Комбат. – Ты меня прихватил, когда я догонял стрелка. Ну да ладно. Я в Афгане воевал просто с “духами”, теперь поохочусь на лесных духов, кем бы они ни были… Да, Петрович, интересно, кто тебе приносит свежие новости? Сорока на хвосте? И откуда у тебя хлеб?

– Если приживешься здесь – узнаешь, – буркнул егерь.

Глава 16

Новость о том, что пропал Яша, Коровин узнал ближе к обеду, заглянув в магазин. До этого он инспектировал свои ларьки. Летом доходы всегда падают. Жаркая погода расхолаживает продавщиц, они думают о теплом море, скором отпуске, а не о торговле. Поэтому он частенько появлялся у ларьков. Вид хозяина взбадривал их лучше кофеина, увеличивал работоспособность похлеще любого допинга. Григорий Адамович возник, как всегда, внезапно. Он сразу одернул смазливую девчонку. Она болтала с пареньком на роликах, который загородил окошко покупателю. А тот долго ждать не будет, пойдет к другому продавцу, ведь товар в ларьках практически одинаковый. Девочка покраснела, а пацан зыркнул на Коровина воспаленным глазом, но смолчал, может не столько из-за боязни навредить своей подружке, сколько опасаясь мрачных здоровяков, иногда обходивших коровинское хозяйство. В другом ларьке женщина бальзаковского возраста читала любовный роман, но она каким-то непостижимым образом успевала среагировать на каждого потенциального покупателя.

"Глаза у нее, что ли, как у хамелеона, смотрят в разные точки?” – удивился Григорий Адамович и оставил женщину в покое.

В остальных ларьках торговля шла на должном уровне. Коровин остался доволен – могло быть хуже – и отправился к магазину. Девочки встретили его озабоченным вопросом:

– Григорий Адамович, вы Яшу никуда не посылали?

– Нет, – твердо ответил Коровин.

– Тогда плохо дело. Мать его звонила, он дома не ночевал и на работу не показывается.

– Ну зачем сразу в панику? Яша у нас парень молодой, видный; наверное, познакомился с какой-нибудь темпераментной красоткой, до сих пор оторваться не может, – утешал сотрудниц Коровин, сам слабо веря в то, что говорил.

Яша очень дорожил своим местом. Он загремел в армию сразу после школы и не имел никакой специальности. Ему было бы трудно устроиться на любую работу, не говоря уже о такой высокооплачиваемой, как охранник в магазине.

– В любом случае надо позвонить Яшиной маме, сообщить, что вы его никуда не посылали, – сказала одна из продавщиц.

Коровин пропустил ее слова мимо ушей. Не хватало ему по каждому пустяку обзванивать родителей своих работников. Пусть девчонки садятся за аппарат, все равно они большую часть времени дурью маются. И что изменит звонок? Если с Яшей что-то случилось – звони не звони…

Продавщицы, кажется, имели на этот счет свою точку зрения, прямо противоположную хозяйской, но они не успели и рта раскрыть. В магазин вошла шикарная женщина, рядом с которой даже девушки-красавицы выглядели гадкими утятами.

– Здравствуй, братец, – сказала она.

– Настя? Привет, какими судьбами? – удивился Григорий Адамович. – Ты же здесь не была со дня открытия.

– Да вот, ехала мимо и решила посмотреть, как идут дела у моего брата. Вижу – не бедствуешь.

Она постучала изящным пальчиком по матовому боку музыкального центра “JVC” и двинулась на экскурсию по залу. Коровин, чуть отстав, следовал за ней.

– Колонки, усилители, какие-то тюнеры – я в этом ничего не понимаю. Только скуку нагоняют, – говорила она.

– Можешь посмотреть на телевизоры или холодильники, если это будет тебе интереснее.

– Ладно, – махнула рукой Черняева, – взгляну. Она напоминала старого ревизора, ковыряющегося в папках с документами, придирчиво изучающего каждую бумажку, которому за долгие годы осточертела его работа и он утешает себя только тем, что до пенсии осталось всего ничего.

– Маловато у тебя нашего, российского товара. А как же лозунг “Поддержи отечественного производителя”?

– Ты вспомни, что стояло в частных магазинах всего несколько лет тому назад. Сплошь импорт. А у меня почти на четверть свое, родное. Просто наши пишут названия на их манер, сразу не отличишь, – горячо возразил Коровин.

– Ладно. Устала я, Гриша, за сегодня. У тебя найдется, где посидеть в тишине?

– Мой кабинет, – предложил Григорий Адамович, ощутив леденящую пустоту в груди.

Чтобы Настя с ее закалкой к середине дня едва держалась на ногах – в такое верится с трудом. Разве что она решила снова зарабатывать по ночам тем, чем и в молодые годы. Только сестра уже давно вышла на другой уровень, теперь она выбирает партнеров, а не они ее.

– Ну, как дела? – спросила Черняева, утонув в кожаном чреве кресла.

– Вроде ничего, только один мой сотрудник куда-то запропастился.

– Как можно сидеть в таком кресле? Это же злобный монстр, а не предмет мебели, – возмутилась Анастасия Леонидовна и тут же произнесла тихим вкрадчивым голосом:

– Если хочешь знать, недавно еще один человек пропал.

– Кто? Я ничего об этом не слыхал.

– Просто ты его не знаешь. Это геолог, который рассказал мне про рубины. Не от мира сего был человек, с комплексом своей вины, которую решил обязательно загладить. Он бы после меня еще к кому-нибудь на прием пошел, чего доброго, до самого президента добрался бы. А так очень удобно, ну пропал и пропал, со всяким может случиться. А Яша твой слишком много болтал и все о каком-то золоте. Мол, ты хотел его добывать, но местные чиновники оказались еще ненасытнее столичных, потребовали у тебя миллионную взятку.

– Откуда он это взял, я ведь ему и близко такого не говорил! – удивился Коровин. – А про золото он сам решил.

– Неважно, где взял, главное – язык у него оказался как помело. Его раз, предупредили, он на время замолчал, а потом в пьяной компании опять начал байки травить про Уральский Клондайк. Представь, если бы Яшиными россказнями заинтересовались серьезные люди. Допросили бы его и нагрянули в то место. А там сейчас наши пацаны работают. Нехорошо бы вышло.

Ледяная пустота в груди Коровина превратилась в абсолютный вакуум. Он понял, для чего Настя так подробно описывает ему эту историю. Он должен точно знать, во что ввязался, и быть готовым к неожиданностям. Понятно также, почему в этом кресле сейчас находится именно сестра, а не какой-нибудь порученец Волыны. С родным человеком проще договориться, убедить его в необходимости того, что кажется невозможным. Настя лучше знает его характер, наклонности, образ мысли. И он привык видеть ее рядом в самые тяжелые минуты своей жизни.

Блестящий психологический ход. Интересно, кто его придумал: Волына или сестра?

Ладно, теперь он готов выслушивать самые кошмарные новости, лишь бы они не касались его лично. Сообщив подонку по кличке Матрос координаты Междуреченского заказника, Коровин необычайно остро почувствовал всю эфемерность нити, на которой держалась его жизнь. Теперь бандиты не знали лишь точного места залегания рубинов, но, увы, только временно. И тогда Коровин превращался в лишний рот, нахлебника, которого гораздо дешевле пристрелить, чем насытить. Но, похоже, сестра замолвила за него словечко, а Волына действительно ценит Настю дороже рубинов. Теперь Коровин был спокоен за свою жизнь, осталось приучить себя к мысли, что рядом совершенно неожиданно может умереть еще кто-нибудь.

– Кажется, мне надо подыскивать нового охранника, – сказал он.

Черняева бросила на него резкий и злой взгляд – словно ножом полоснула:

– Это мысли вслух или ты у меня спрашиваешь?

– Ты же видела мои товары, как думаешь, стоит их охранять? – нашелся Григорий Адамович.

Настя в ответ лишь пожала плечами. Что ей до товаров брата. Главное – предостеречь его от какого-нибудь опрометчивого шага и сохранить ему жизнь, которую она с таким трудом отвоевала.

А вскоре нашелся Яша, вернее, его труп. Как установила экспертиза, он выпил около литра водки и полез купаться. Банальная история, так гибнут тысячи людей.

– Не может быть, он ведь плавать не умел, заходил в воду только по грудь, – заливаясь слезами, причитала мать.

– После двух бутылок водки любой себя ихтиандром почувствует, особенно если на берегу сидели молодые девчонки, – возражал следователь, решительно настроенный закрыть дело, несмотря на имеющиеся маленькие странности.

Ну зачем молодой человек полез в грязный пруд, если рядом река с благоустроенным пляжем? И почему никто не видел утопающего, не слышал его криков?

Глава 17

– Славно ты подготовился к походной жизни, – говорил, усмехаясь, Чащин. – Сигареты, зажигалка да пистолет. А ночевать ты собирался, как птичка, сидя на дереве? И еды не надо, тут манна с небес прямо в рот падает.

– Хорош тебе, Петрович, будто не знаешь, что я рванул в лес на выстрелы, думал перехватить убийцу. Могу вернуться в деревню, толком собраться и опять сюда. Правда, возникнет одна проблема. Я договорился выслеживать тебя вместе с местными людьми. Но им можно все рассказать, они тебя хорошо знают, должны поверить.

Егерь тщательно вытирал кинжал. Казалось, речь Комбата он слушал вполуха, и больше всего на свете его беспокоила чистота своего холодного оружия. Но это только казалось.

– Эх, Борис, ну ты сам посуди. В наших местах отродясь убийц не было, и вдруг объявляются сразу два, а то и три душегуба: Ну кто в такое поверит? Люди знают, что я зарезал Ремезова, и в трех других убийствах будут винить только меня, как бы ты ни старался их переубедить. Они скорее решат, что ты тоже умом повредился или я на старости лет колдуном стал и превратил тебя в этого.., ну как его…

– Зомби, – подсказал Борис.

– Во-во. Но я тебя не держу. Хочешь :

– иди, возвращайся в Москву, я сам с душегубами разберусь.

– Еще чего. Подумаешь – несколько дней поспать на еловых лапах. Бывали в моей жизни ситуации и посложнее. А вдвоем мы этим гадам быстрее рога поотшибаем! Оставшись, я спасу хотя бы одну человеческую жизнь.

Чащин, кряхтя, встал с пня. Комбат уже заметил, что егерь любит изображать из себя эдакого беспомощного старца, хотя в силе и выносливости дал бы фору многим молодым. На поляне жарило солнце, Комбат от греха подальше ушел в тень, а Чащину хоть бы хны. Он мог бегать за лосями и волками еще лет двадцать.

– Давай, Петрович, обмозгуем, где нам искать этих тварей, если они действительно в лесу затаились, – предложил Комбат.

– Успеется, – отмахнулся тот, к огромному удивлению Рублева. – Завтра с утра займемся ими, а сегодня тобой. Пошли.

И Чащин размашистым шагом двинулся по только одному ему известной дороге. Вокруг суетилась разная мелкая живность. Если подмосковные леса можно было сравнить с вымирающей деревней, из которой в поисках лучшей жизни выехала вся молодежь и чей расцвет давно миновал, то Междуреченск походил на оживленный город с активным и целеустремленным населением. Правда, в основном на глаза попадались белки и разные птицы, но по некоторым признакам легко угадывалось присутствие других, более крупных и многочисленных животных.

Где-то через час исчезли деревья-великаны, а земля под ногами стала предательски всхлипывать.

– Иди за мной, а то будет на моей совести еще один покойник, – скомандовал Чащин.

Лишние слова! Комбату рассказывали, как на учениях, преодолевая в чем-то похожую местность, ухнул в трясину огромный танк. Его потом-таки достали, но экипажу боевой машины было уже все равно.

– Запоминай дорогу, вдруг пригодится, – сказал егерь, отодвигая ветви кустарника.

Комбат увидел перед собой небольшой пригорок с росшей на нем кривенькой сосенкой. Под ней, как показалось в первый момент Рублеву, стояли высохшие побеги ольхи, но тут же наметанным глазом разведчика он распознал отлично замаскированный шалаш. Убежище выглядело идеальным, вот только их появление было встречено восторженным писком.

– У, кровососы, оголодали. Только хрен вам обломится, – Чащин нырнул в шалаш и принес баночку из-под детского питания, заполненную дурно пахнущей мазью. – Давай, пока не началось, – протянул он ее Рублеву.

– Это что, на основе отборного конского навоза? – спросил Комбат, втянув в себя воздух.

– Давай, давай, не рассусоливай. Тут комары такие саблезубые, что через пару часиков согласишься по самую маковку в дерьмо занырнуть, лишь бы они тебя не трогали. А эта мазь у них всякий аппетит отшибает.

Чащин оказался прав, комары досаждали им только своим гудением. Из устроенного рядом с шалашом тайника егерь достал блок “Мальборо”, арбалет и спальный мешок.

– Эх, коротковат мешочек, едва до пупка достанет, – прикинув его длину, огорчился Комбат.

Зато сигаретам искренне обрадовался, так как его пачка уже заканчивалась. Арбалет сильно удивил Рублева – зачем егерю типично браконьерская и к тому же очень дорогая игрушка.

– Сигареты мне референт губернатора подарил, – слово “референт” Чащин выговорил на переиначенный деревенскими жителями лад – “нехерент”. – Вообще-то я мало курю, только когда выпью, зато тебе они пригодятся. А самострел один ворюга оставил. Пульнул раза два, промазал и бросил в охотничьем домике. Будто самострел виноват, что у него руки кривые.

– Ворюга? Уголовный авторитет, что ли? – спросил Комбат, помня о нежной любви госчиновников к преступной братии.

– Да нет, обычный бизнесмен, лесом торгует, целыми составами гонит его за границу.

– А почему тогда ворюга?

– Да все они прохиндеи и халявщики. Когда в стране обычные люди зажиточно живут, значит, у них бизнесмены правильные, даже если у каждого по дворцу и личному самолету. У нас люди мясо только по праздникам едят, значит, бизнесмены вместо дела сумели одно воровство наладить. Оно конечно, страна богатая, на одной нефти может миллион миллионеров появиться. Зачем работать? Пусть японцы вкалывают, у них из природных явлений только цунами и землетрясения. Им сам Бог велел засучить рукава. У нас люди заработать хотят, а работать нет. Но как же можно одно без другого?

Комбат с интересом рассматривал арбалет. Легкий, но очень прочный, с оптическим прицелом, в лесу он казался идеальным оружием. Рублеву загорелось тут же испытать точность и силу его боя. Он поставил на сук сосны опустевшую сигаретную коробку и отошел, насколько позволяло обступившее болото. Коротко пропела тетива. Стрела ударила в сосну, вырвав кусок коры, и отлетела в сторону.

– Да, с такой стрельбой будешь ходить голодным, – едко прокомментировал Чащин.

Комбат смолчал. Он умел обращаться с оружием и сразу определил причину своего промаха. Не отрегулирован оптический прицел. Рублев немного поколдовал над современной модификацией древнего оружия и выстрелил снова. Теперь стрела угодила в дерево рядом с пачкой. Егерь смолчал, не зная, был этот успех случаен или нет. Третья стрела попала точно в цель. Еще две, посланные следом, разорвали на части податливый картон.

– Молодец, – уважительно сказал егерь. – Я этой штуки даже не касался, а ты враз ее освоил.

– Жаль только, что он годится лишь для засады. А в открытом бою пока его перезарядишь, тебя из пистолета в дуршлаг превратят, – огорченно заметил Комбат.

– Зато мясом нас обеспечишь, – утешил его Чащин. – Конечно, засаду на душегубов мы устроить не сможем. Их, ядрен корень, еще найти надо.

Давай прикинем. Болота они знают плохо, значит, побоялись в них сунуться. А если бы сунулись, давно болотной жижей захлебнулись бы. Можем смело отбрасывать восточную часть заказника, долой двести квадратных километров. Остается четыреста. Насчет северной части я тоже здорово сомневаюсь, больно она удалена от мест злодеяний. К тому же на границе заказника речка, там всегда полно рыболовов.

– Волк не режет добычу около своего логова, наверняка и убийцы после очередной вылазки уходят подальше.

– А зачем? Все убийства валят на меня. Если их схватят, то в лучшем случае накажут как браконьеров. Чего им далеко уходить, понапрасну сбивать ноги, когда они вне подозрений.

Комбат сконфуженно замолчал. Надо же, его, опытного военного, хорошо изучившего самые коварные тактические уловки, как мальчишку, обучал уму-разуму простой егерь. У Рублева было лишь одно оправдание. Чащин давно размышлял над тактикой своих врагов, а Комбат только сегодня узнал об их существовании. Вскоре ему представилась возможность целиком реабилитироваться за свой промах.

– Скорее всего их надо искать в Медвежьем распаде. Там раньше медведи водились, отсюда и название, – пояснил Чашин Комбату. – Это самая густая часть верхнего леса, и оттуда всего четыре километра до деревни.

– А когда ты меня задержал, Петрович, я уходил в сторону этого самого распада? – спросил Комбат.

– Нет, однако. Но ты мог спугнуть душегуба, и он помчался куда глаза глядят.

– Ас чего ты решил, что они здесь живут? Вдруг убийцы приезжают сюда из города, а после дела сразу исчезают?

– Вот ядрена корень! Я об этом даже не подумал. Но если, Борис, ты прав, мы их в жизни не поймаем.

– Там видно будет, – уклончиво ответил Рублев. – Сперва отработаем твою схему.

Не желая изменять установившейся традиции, утро Комбат начал с разминки. Правда, от бега пришлось отказаться: Рублев, увы, не владел техникой передвижения по болоту. Разогрев свое тело, он начал подтягиваться на кривой, предательски сгибающейся ветви сосны.

– Ну, ты здоровый, как медведь! Только смотри, ежели ветка обломится, останемся без жилья.

– А мы разве собираемся обосноваться на этом комарином острове? – спросил Рублев, предпочитавший болотной сырости чистый лесной простор.

Чащин смолчал. Он развел костер и поставил кипятиться воду в котелке. На лице его то появлялась, то исчезала странная улыбка. Когда вода начала закипать, егерь выложил на старую газету пачку цейлонского чая.

– Ты, кажется, говорил, что чай – единственная вещь в мире, без которой тебе сложно обойтись, – обратился он к приседавшему на одной ноге Комбату. – Тогда иди заваривай, если это для тебя так важно.

У Рублева был принцип – без остановок проделывать все упражнения от начала до конца. Но сейчас он своему принципу изменил, засыпал в алюминиевую кружку заварку и залил кипятком.

– Сознайся, Петрович, у тебя где-то заныкана скатерть-самобранка, – говорил он, помешивая ароматный напиток.

Егерь смолчал, он бережно закрыл пачку с чаем, а в свою кружку насыпал смесь травы и ягод.

– Зря, Петрович, травка может и полезнее, но только хороший чай душу согревает.

– Ты с чаем и хлебом будь поэкономнее: пока живы душегубы, нам их больше не видать, – сказал егерь.

Комбат все понял. Несмотря на опасность быть разоблаченным односельчанами, кто-то снабжает Чащина продуктами и новостями. Видно, один из родственников, поверивших в невиновность егеря. Рублев оставил свои мысли при себе. Раз Чащин молчит, не стоит заводить разговор на эту тему.

Перекусив, егерь стал выносить на пригорок вещи. Их собралось изрядно, – кажется, он хотел надолго оставить болота.

– Есть у меня еще одна, третья точка, от нее ближе всего к Медвежьему распаду. Только ее надо как следует обустроить, раньше она использовалась только для коротких ночевок, а вишь как дело повернулось, ядрена корень.

– Обустроимся ближе к вечеру, а пока светло, надо искать следы убийц, – возразил Комбат.

Егерь согласился. Через несколько часов они оказались на новом, третьем месте. Оно было идеально укрыто от глаз врага, находясь между двух лиственниц, росших в густых зарослях ольхи. В тридцати метрах бил родник. Комбат припал к нему, жадно глотая ледяную воду. Он навьючил на себя большую часть поклажи и теперь заметно устал. Петрович тоже дышал глубоко и часто. Они улеглись в теньке и провалялись там около получаса.

Да, как ни изнуряй себя физическими нагрузками, годы берут свое. Конечно, окажись на месте Комбата любой из студентов, солнце и непосильный груз доконали бы его в считанные минуты. Но в молодости Комбату понадобилось бы меньше времени на отдых и он бы сумел полностью восстановиться. А сейчас, увы, нет.

Но время поджимало. Может, убийцы готовили новое преступление. Чащин вооружился своей любимой двустволкой, Комбат взял пистолет. Он с сожалением отложил арбалет в сторону. Конечно, для охоты лучшего оружия не придумаешь, но, если они найдут бандитов, он будет только мешать. Чащин словно прочел его мысли.

– Не волнуйся, Борис, у меня неподалеку силки поставлены. Может, добудем на ужин какого-нибудь зайчишку.

У Медвежьего распада они разошлись, но не теряли друг друга из виду и начали методично прочесывать лес. Вскоре Комбат спугнул красавца лося. Самец с раскидистыми рогами постоял минутку, раздумывая, стоит ли уступать дорогу нелепому двуногому существу, выдающему себя за царя природы, и наконец с достоинством удалился. После этого Комбату повстречалось еще много разного зверья, но среди них не было тех, на кого они охотились. Рублев и особенно егерь здорово вымотались за день, а неудача еще больше подкосила их.

– Возвращаемся, – решили они, а Комбат грустно пошутил:

– Что-то я не заметил здесь медвежьих стай.

– Медведи ходят поодиночке, – серьезно поправил его Чащин. – Ладно, пошли проверим силки!

Пока егерь доставал из ловушки зайца и устанавливал ее вновь, Комбат вышел на усыпанную спелой земляникой полянку. И – о чудо! – увидел там маленького медвежонка. Будущий хозяин тайги увлеченно лакомился сладкими ягодами. Заметив человека, медвежонок без страха заковылял к нему. Комбат присел, он хотел взять на руки очаровательное существо, но тут его грубо схватили за шиворот и потащили прочь.

– Совсем сдурел! – яростно шептал егерь. – Раз он беззаботно ест ягоды, значит, где-то рядом медведица. Знаешь, что бы случилось, возьми ты его на руки и он запищал бы от испуга? Косолапый любого в два счета порвет на куски. Видел бы ты их когти! Это не когти, а вилы!

Тут, словно подтверждая слова Чащина, раздался глухой рев медведицы.

– К счастью, медвежонок у нее, а то бы бросилась в погоню, – заметил Чащин.

– В крайнем случае нам есть чем ее встретить, – Комбат небрежно махнул пистолетом.

– Надеешься уложить медведя из своего пугача? Ну, ты оптимист. Даже не думай, лишь разъяришь зверя! Вот наша единственная защита, – егерь указал на двустволку. – Только медведей жалко, у меня их всего штук десять осталось.