Текст книги "Точка кипения"

Глава 35

– Наташа, милая Наташа, я долго скрывал свое чувство, я прятал его за легкомысленными остротами, за якобы шутливыми признаниями, я говорил совсем о другом, когда дарил тебе цветы и бродил с тобой по улицам, но сейчас у меня нет больше сил скрывать свои чувства – я люблю тебя, милая Натальюшка.

Так говорил Коровин, стоя на коленях в своем номере и нежно держа девушку за руку.

– Встаньте, Григорий Адамович, мне даже неудобно. Что с вами? Вы, наверное, пьяны, – возмущалась Наташа, однако руку не вырывала.

– Да, я пьян, хотя уже неделю у меня во рту ни капли спиртного. Я пьян от любви к тебе, извини за банальность. Моя жизнь без тебя потеряла всякий смысл. Я сижу в своей роскошной квартире и думаю: зачем это мне одному; я захожу в свой магазин и не понимаю, ради чего здесь ежедневно зарабатывают для меня деньги; я вижу роскошные одежды на проходящих по улицам женщинах, и мне кажется, что эти наряды им достались по недоразумению, их должна носить ты. В моем городе миллионы людей, но без тебя я чувствую себя, будто на необитаемом острове. Я потерял сон, аппетит, даже интерес к работе. Все мне скучно, неинтересно, противно. Я умираю без тебя, Наташа!

– Ай, бросьте, Григорий Адамович, в Москве столько красивых девушек, вы только приглядитесь к ним хорошенько.

– Москва полна чудовищ. Некоторые из них носят личину хорошеньких дамочек, но сути это не меняет. Только здесь, только рядом с тобой мне снова хочется жить, лишь сейчас я чувствую себя человеком. И, умоляю, Натали, не надо этого дурацкого отчества, зови меня просто Гришей.

– Ну хорошо ..Гриша, вы плохо знаете наш город. Через неделю вы здесь взвоете от тоски, а через месяц убежите сломя голову. Столичных людей умиляет наша идиллия, когда они любуются ею со стороны, как экзотическим животным, но горе им, если они вздумают остаться здесь навсегда. Очень скоро жизнь становится для них пыткой.

– Счастье мое, разве мы обязаны тут оставаться? Если захочешь, я увезу тебя в Москву, будем ходить по музеям, театрам, в рестораны, а отпуска проводить на райских тропических островах.

– А чем я буду заниматься в Москве, где работать? У меня нет приличной специальности, а устроиться в московскую гостиницу без.., унижений практически невозможно. Поймите, Гриша, мне всего двадцать лет и я не хочу до старости оставаться домохозяйкой. К тому же, если вы меня бросите, я умру с голоду.

– Я тебя брошу?! Любимая, да как ты могла такое подумать! Я буду верен тебе всегда, я буду любить тебя до последнего вздоха и сделаю все, что в моих силах, ради твоего счастья!..

Свиданию Григория Адамовича с Наташей предшествовала другая встреча Коровина, которая и подтолкнула его к окончательному решению. У Григория Адамовича состоялся пренеприятнейший разговор с Волыной. Авторитет понимал, что свою часть работы Коровин выполнил хорошо и в провале рубиновой затеи виноваты исполнители, подобранные им же, Волыной. Однако он не хотел признавать это. Он недобро зыркнул на бизнесмена и швырнул тому пачку долларов:

– На, возьми свои тридцать тысяч и убирайся.

– Как же так, я ведь людям заплатил больше, а еще расходы на технику, взятки, – запричитал Коровин.

– Меня это не колышет. Мы ведь договорились: сорок процентов моих, шестьдесят твоих, но ты платишь братве, работягам и берешь на себя остальные расходы. Было такое?

– Было, – жалко пролепетал Григорий Адамович.

– Ну вот, было, чего ж теперь княваешь? Скажу честно, недооценил я твоей затеи. Мужики только раскочегарились, а уже нарыли целую кучу рубинов. Представляешь, если бы они хотя бы годик спокойно в земле поковырялись? Мы бы миллионов десять могли спокойно поиметь. Ради такой кучи баксов стоило попотеть, – неожиданно разоткровенничался авторитет.

Он встал из-за стола, нервно шагнул к Коровину и продолжил уже совсем другим, злым тоном:

– Но кое-кто едва не ухватил самый жирный кусок, наш с тобой кусок. Я имею в виду паршивого инженеришку, которого ты сам поставил командовать работягами. Слыхал про него?

– Так это действительно был Райхлин, – прошептал Григорий Адамович.

В последнее время он с большим интересом смотрел криминальные программы, хотя раньше делал это лишь время от времени. Появившееся ощущение причастности к уголовному миру заставило его жадно впитывать все уголовные новости. Увидев на экране мельком показанный рубин, Коровин почему-то сразу подумал о Междуреченском руднике. В самом деле, если бы кто-то умудрился вывезти контрабандой из Юго-Восточной Азии такое чудо, он бы переправил его на Запад, где бы продал за хорошие деньги. А в России нет других залежей рубинов.

– Да, он самый, – подтвердил авторитет. – Теперь ты понимаешь, в какое дерьмо вляпался?

– Но Райхлин не знает ни моей фамилии, ни адреса, – тихим голосом прошептал Коровин, уже размышлявший о том, грозит ли ему опасность, если рубин действительно окажется из Междуреченска.

– Когда менты расколют его от макушки по самую задницу, он нарисует твой портрет не хуже какого-нибудь Врубеля, – сказал Волына, назвав первую вспомнившуюся ему фамилию художника. – Короче, тебе надо исчезнуть из города, желательно на пару-тройку месяцев, пока менты не угомонятся.

Тут авторитет подумал о Черняевой. До чего же умна эта изысканная красотка, как умеет просчитать любые варианты. Если бы Коровин знал об убийствах, а тем более лично рассчитывался с Ужом и братвой, он бы всего на час-другой пережил арест инженера. Ведь тогда бы Григорий Адамович располагал информацией как об убийцах, так и об организаторе преступлений. Но умница Настя сумела развести киллеров с братом, тем самым сохранив ему жизнь. Нет, эта женщина должна как можно скорее оказаться в Думе. Волына жестко взглянул в глаза Коровину:

– Езжай, не боись, мы за твоим хозяйством присмотрим. Я даже в этом году бабок за “крышу” с тебя брать не стану.

И тогда Григорий Адамович решился. Раз приходится оставить дела, можно заняться личной жизнью. Дома он разложил на две аккуратные стопочки полученные у авторитета деньги – все, что у него осталось, да еще за вычетом долгов. Десять он немедленно отдаст, а остальные… Остальные он взял у Насти, которая и втравила его в авантюру с рубинами. Значит, она перебьется, подождет, пока Григорий Адамович не возместит свои расходы.

Коровин забронировал билет на самолет и стал собираться в дорогу…

Наташа, уже ставшая забывать своего столичного воздыхателя, была поражена его неожиданным появлением, а гораздо больше – горячим и напористым признанием в любви. Хотя девушка с первой встречи догадалась о чувствах Коровина, такой резкий поворот ошеломил ее. Два года назад она бы даже не стала слушать этого малосимпатичного немолодого мужика – вырвала бы руку и ушла с гордо поднятой головой. Но в уездном городе трудно было найти достойную оправу ее красоте. Принцы здесь не жили и даже не заезжали – в лучшем случае один из них мог пролететь высоко над городом в самолете, а из возможных женихов остался лишь туповатый Валек, с помощью своих дружков отвадивший других претендентов. Что за жизнь ждет ее с Вальком, она хорошо представляла. Год, максимум два он будет носить ее на руках, а потом ей придется таскать его волоком, поскольку большинство заводских мужиков пьют без меры и понятия. Начнутся скандалы, пьяные драки, она будет прятать от него деньги, а он станет гоняться за ней с матерной бранью, требуя себе на бутылку. Нет, лучше такого даже не начинать.

Она выйдет замуж за Гришу, уедет в Москву и будет жить там тихо-мирно. А может, и счастливо, если встретит настоящего принца. Конечно, жалко Гришу, он так для нее старается, а она уже сейчас мечтает о другом, но она не будет специально искать мужчину своей мечты, – боже упаси! – только если так распорядится судьба…

– Я подумаю, – сказала девушка, потупясь, – но сначала ты должен познакомиться с моими родителями.

К приходу жениха в скромной квартире Наташи был наведен образцовый порядок. Диваны и кресла застелили новенькими покрывалами, стекла в окнах и серванте оттерли до абсолютной прозрачности, дощатые полы вымыли и смазали какой-то гадостью, отчего они матово блестели. В большой комнате, резко контрастируя с дешевой мебелью, висела четырехсотдолларовая люстра, одолженная у богатых родственников или соседей. Родители Наташи стремились хоть в чем-то соответствовать уровню москвича. Отец был на пару лет старше Григория Адамовича, мать выглядела его ровесницей, и это несколько смутило Коровина.

Поначалу родители Наташи держались напряженно, улыбались редко и неохотно, говорили мало. Их не радовала перспектива неравного брака. Отец Наташи, родившийся в деревне и оказавшийся в городе после армии, всю жизнь прекрасно обходился без иносказаний и туманных намеков. Едва завязался разговор, он прямо спросил:

– Сколько вам лет?

– Тридцать семь, – на всякий случай соврал Григорий Адамович и тут же выпалил на одном дыхании:

– Из них больше пяти занимаюсь бизнесом. Имею в Москве шесть киосков и собственный магазин электротоваров.

– То-то и оно, – вздохнула мать. – У вас в Москве опасно иметь большие деньги, крутом мафия. Если ей не угодить, могут всю семью изничтожить.

Наташа поморщилась, словно во рту у нее оказалась долька лимона. То, что она считала главным достоинством Коровина, для ее родителей оказалось едва ли не самым большим недостатком. Уж сколько она билась, убеждая родителей, что бизнес ее жениха довольно мал по столичным меркам и не вызывает ажиотажа в преступных кругах, а они опять за свое.

– Мафия обходит меня стороной, – еще раз соврал Григорий Адамович, после чего выложил истинную правду:

– У меня сестра – депутат Московской городской думы.

Мать изумленно ахнула, отец, намеревавшийся что-то сказать, застыл с раскрытым ртом. Даже Наташа резко вздрогнула, пораженная словами Коровина. До сих пор он скромно умалчивал о такой выдающейся родственнице.

– Это, считай, уровня нашего Драча, – наконец обрела дар речи мать.

– Выше бери, дура! – воскликнул отец. – Москва как-никак не хухры-мухры, не хрен собачий.

После этого все вопросы и сомнения отпали сами собой. Коровина усадили за стол, величали исключительно дорогим зятьком и подливали ему водку. Григорий Адамович ловко воспользовался моментом и стал активно проталкивать в жизнь свои планы. Он рассчитывал здесь расписаться, сыграть свадьбу в лучшем ресторане и отсидеться до зимы, пока не уляжется поднятая вокруг Райхлина суета. С ним охотно согласились во всем, кроме одного.

– Свадьбу сыграем два раза – один здесь, другой в Москве. Все-таки единственную дочь замуж выдаем, – твердо сказала мать, решившая, если подвернулась такая возможность, наконец-то побывать в столице.

Коровин замялся. Ему очень не хотелось нарушать данное Волыне слово. Но мать энергично поддержали отец и Наташа, и Григорий Адамович сдался.

"В крайнем случае отсижусь у Тоськи. Она же и зал по блату снимет”, – подумал он.

* * *

Комбата всегда утомляли присутственные места. Ему легче было совершить марш-бросок с полной выкладкой, чем просидеть час под дверьми какого-нибудь бюрократа. Увы, Даша не оставила ему такого выбора. С энергией, которой бы хватило для извержения небольшого вулкана, она бросилась ходить по инстанциям. Ей активно помогали друзья Комбата, выводя на нужных людей, устраивая встречи и записывая на прием к большим начальникам. Комбат был вынужден ходить с Дашей, страхуя молодую девушку, которая по неопытности могла в запале наговорить лишнего, только ухудшив положение егеря и невольно подставив под удар самого Рублева. Комбат отлично знал, где лежит ключ, закрывший Чащину дверь на свободу, но не мог же он сказать Даше:

– Расслабься. Дай я сначала заставлю разговориться парочку негодяев, тогда и будем хлопотать насчет Петровича.

Вот и приходилось ему терять время, мыкаясь по кабинетам.

Однажды Даша сказала Рублеву с каким-то особенным возбуждением:

– Мне Андрей устроил встречу с родственницей своего друга. Это удивительная женщина, она всем помогает и разбирается в любых вопросах. Если она нам поверит, то обязательно замолвит словечко за дядю Илью.

– Вот и отлично. Вы, женщины, умеете договориться между собой, а мужчина будет только мешать, – вроде шутя сказал Рублев, втайне надеясь, что набравшаяся опыта Даша один разочек обойдется без него.

– Я бы согласилась пойти одна, но Андрей записал нас на вашу фамилию.

Комбат вспомнил милиционеров, у входа сверяющих паспорта со списками, и беззлобно чертыхнулся.

Придется идти. Тут у него возник образ старой девственницы, похожей на сушеную воблу, только без чешуи, зато с сухой шелушащейся кожей и красными навыкате глазами, которая гигантские запасы неизрасходованной сексуальной энергии тратит на жаркие споры во время заседаний, сочинение идиотских бумажек и выслушивание нескончаемых толп жалобщиков. Жизнь опровергла его догадки. Прием велся в помещении ЖЭСа, там не было милиционера, лениво листающего документы граждан, а вместо старой девственницы Комбат увидел молодую женщину. Она приветливо улыбнулась им с Дашей, и Рублев вдруг почувствовал, как наливается краской его лицо. Ну почему именно сегодня он швырнул прочь осточертевший костюм, напялив куртку и потертые джинсы! И как мог не побриться, выходя из дому? Рублев представил себя со стороны и ужаснулся. Он бы все отдал, чтобы предстать перед незнакомкой в достойном виде. Комбат раньше особо не задумывался о своем идеале женской красоты, но всего за несколько мгновений понял, кого ему следовало искать. Женщины играли далеко не самую главную роль в его жизни, и впервые он почувствовал, что ошибался. Вот та единственная и неповторимая, чью любовь он готов завоевать в самых тяжелых испытаниях. Рублев поднял голову, желая заглянуть в глаза женщины и одновременно страшась этого. Он боялся увидеть в них презрение или, хуже того, жалость к небрежно одетому и плохо выбритому человеку, который в таком виде является на встречу с женщиной, пусть даже государственным чиновником. Но, к своему удивлению, увидел живой интерес и какое-то непонятное смущение.

Черняеву поразил облик Комбата. Она привыкла, что мужчины такого богатырского сложения либо тупы, либо хитры и жестоки, и это можно прочесть на их лицах, как в открытой книге. Жизнь сводила Анастасию Леонидовну именно с такими типами. Рублев был совсем другим, он был настоящим мужчиной. Об этом свидетельствовали честное, открытое лицо, горделивая осанка знающего себе цену человека, но в еще большей степени нечто, невидимо для глаза, но мгновенно схватываемое загадочным седьмым чувством. Черняева знала толк в мужчинах, но впервые увидела так близко настоящий идеал.

Их глаза встретились, и мягкая улыбка тронула лица обоих, а сердца затрепетали от нового, доселе неизвестного им чувства. Они замерли, затаив дыхание, и в комнате воцарилась тишина, говорящая обо всем лучше всяких слов. Обескураженная Даша переводила взгляд с Комбата на Черняеву, не зная, что сказать.

Они одновременно поняли, что молчание слишком затянулось. Комбат неловко заерзал на стуле. Анастасия Леонидовна улыбнулась еще раз, теперь Даше, и сказала:

– Слушаю вас.

– Наверное, мы только зря вас беспокоим, но люди посоветовали обратиться к вам, – начал Комбат. – Дело вот в чем.

Он толково, обстоятельно пересказал историю Чащина и их борьбы с бандитами, опустив лишь самые кровавые подробности. Черняева не верила своим ушам. Благодаря Бахрушину фамилия Комбата не фигурировала в Междуреченском деле, и, услыхав о записавшемся на прием Рублеве, Анастасия Леонидовна не придала этому особого значения. Она знала, что разработанный ею и дополненный Волыной коварный план был сорван неким егерем по фамилии Чащин, которому они отводили роль жертвенной овцы. Но егерь оказался крепким орешком, а его неизвестно откуда взявшийся дружок вообще проявил себя настоящим суперменом, похлеще героев западных боевиков. Вдвоем они перебили людей Матроса и освободили рабочих, сорвав замыслы Волыны и Черняевой.

И вот этот таинственный герой сидит перед ней. Анастасия Леонидовна должна была ненавидеть его, пылать жаждой мести, а вместо этого невольно восхищалась Комбатом. Больше всего ее поразило то, что Рублев не был раньше знаком с Чащиным и не преследовал личной выгоды. Он рисковал своей жизнью, желая восстановить доброе имя совершенно постороннего человека и остановить грабеж природных богатств. Черняева попыталась убедить саму себя: “Разве можно жить с таким бессребреником! Будешь ходить в китайских обносках и носить колечки из дутого золота”. Однако эта мысль тут же исчезла, как дымок от костра, а ее место прочно заняла другая: “Вот настоящий мужчина! Он не предаст, не подставит тебя из-за денег, не станет лгать, втихаря изменяя с молоденькими, и никогда не унизит”.

К делам ее вернул твердый голос Комбата:

– Скажите, вы сможете нам хоть чем-то помочь? Помочь им? Даже если бы могла.., даже несмотря на вспыхнувшее, как костер, чувство к Комбату, все равно – ни за что! Потому что, если о ее переходе на сторону врага узнает Волына (а он, сволочь, обязательно узнает), она обречена. Возможно, ее он убивать не станет, по крайней мере сразу, но брату она собственноручно подпишет смертный приговор. Нет, заговаривать на эту тему с влиятельными людьми она поостережется, зато может дать хороший совет.

– Я бы хотела переговорить наедине с… – тут Черняева замялась.

– Меня зовут Борис, – подсказал Рублев и повернулся к Даше:

– Оставь нас, пожалуйста.

– Борис, – повторила Черняева, когда Даша вышла. – А меня зовут Настей.

– Очень приятно. Я вас слушаю, Настя. Он пододвинул стул ближе к женщине. Та, словно их могли подслушать, тихо заговорила:

– К сожалению, у меня нет знакомых, которые могли бы оказать давление на суд, тем более в другом городе, да они бы и не решились на это в нынешней ситуации. Вам надо самому найти уцелевших бандитов и каким-то образом заставить их дать показания.

Я понимаю, это трудно, почти невозможно, но другого пути, увы, нет.

Комбат был слегка разочарован, ведь то же самое ему говорил Бахрушин. Но Рублев старательно делал вид, что слова женщины его очень заинтересовали и он жаждет уточнений.

– У меня возникли вопросы. Например, если показания убийцы будут подкреплены вещественными доказательствами, сможет ли он отказаться от них на суде? И еще…

– Это долгий разговор, а меня ждут люди. Хорошо бы нам побеседовать где-нибудь в другом месте.

– Я согласен. Когда вам будет удобнее?

– Завтра. Завтра вечером после работы. Мы ведь должны поговорить наедине, чтобы не отвлекаться на посторонних.

В этот день просители были сильно недовольны Анастасией Леонидовной. Она невнимательно выслушивала то, что ей говорили, отвечала невпопад и норовила побыстрее выставить человека за дверь.

– Может, заболела наша красавица? – сочувствовали ей сердобольные люди.

– Все они, занявшие теплые места, когда-нибудь оскотиниваются. Вот и Леонидовна туда же, – возражали циники и пессимисты.

А Черняева настороженно думала о том, что пришедший ей на ум повод для встречи может погубить их обоих, в лучшем случае превратить Комбата в ее заклятого врага. Она пыталась угадать развитие событий. Без сомнения, Рублев при его настойчивости и мертвой хватке доберется до Матроса. Ограничится ли Комбат именем киллера и хватит ли у Матроса отваги промолчать о Волыне и ее брате? Впрочем, о Волыне он не заикнется, даже если его будут поджаривать, усыпав жгучим перцем и солью. А вот Коровин в опасности. Хорошо, что он куда-то уехал. Если даст о себе знать, надо предупредить, пусть отсидится в другом месте парочку месяцев, денег она ему даст и работу магазина с киосками проконтролирует.

К тому времени, когда он вернется, довольный семейной жизнью и новой работой Рублев навсегда забудет о нем.

Глава 36

Валет уже почти год водил дружбу со скинами, хотя было ему это противно, да и Матрос, узнав, тут же вспылил:

– Че ты корешишься с отморозками! Им самое место в дурдоме, а ты…

Но Валет давно понял, какую они представляют силу. Он общался с вожаком стаи бритоголовых по кличке Борман. Главскин демонстрировал умеренный фанатизм, куда больше его интересовали радости жизни. Он любил выпить и закусить, особенно на халяву, и Валет изредка предоставлял ему такую возможность.

Вскоре наркоторговец сумел на личном опыте убедиться в мудрости известного выражения “запас беды не чинит”. Московский ОБНОН круто взялся за осевших в столице африканцев, торговавших наркотиками, одних арестовав, а других вытеснив из облюбованных мест. Часть негров перекочевала в район рынка, отбивая у Валета старую, проверенную клиентуру. Особенно досаждали ему два африканца, которые с легкой руки одного любителя телевизионных юмористических программ получили прозвища “Пошел на фиг” и “С Новым годом”. Уже внешний вид этих выходцев из дикого конголезского племени наводил ужас.

У них начисто отсутствовали изящество и пропорциональность черт лица, характерные для живущих в цивилизованном мире афроамериканцев. Плоский нос, в который руки сами тянулись подвесить кольцо, маленькие глазки, узкий скошенный лоб, выдающиеся при улыбке собачьи клыки напрочь отбивали желание связываться с ними даже у отморозков. К тому же “Пошел на фиг” и “С Новым годом” страховала толпа их соплеменников, занимавшая целый этаж в общежитии машиностроительного техникума. В одиночку людям Валета с таким стадом не управиться, а звать на помощь другие кодлы – никаких бабок не хватит, чтобы расплатиться. Кстати, негры вслед за кавказцами и среднеазиатами тоже подметили страсть русских к уголовно-феодальной раздробленности и ловко ее использовали.

Тут и пригодился Борман. Сначала Валет подпоил его, а затем стал науськивать на врага.

– Черномазые борзеют. Устроились по липовым документам в общагах, выжили оттуда русских парней, и все у них в елочку. Кайфуют, по кабакам шляются, девок наших трахают – смотреть больно.

Главскин оказался идеальным объектом для провокации. Он прекратил жевать, нервно дернул бритой головой, напоминающей гигантский флюс, покрытый щетиной, и яростно сверкнул глазами.

– Адрес, – напористо потребовал он. Валет мгновенно удовлетворил любопытство Бормана и многозначительно добавил:

– Я ради святого дела готов заплатить хорошие бабки. Если оформите “головешек” по высшему разряду, с меня кабак на всех пацанов.

– “Головешки” – это что-то новенькое, – довольно хмыкнул Борман. – Мы черномазых зовем “негативами”.

* * *

Холодное сентябрьское утро не таило в себе и намека на то, что ближайший час выдастся на удивление жарким. Зябко ежась, компания негров спустилась с крыльца общежития и шагнула на асфальт. Тут из-за кустов на роликовых коньках выскочил парнишка в вязаной шапочке и пронесся в опасной близости от уроженцев Черного континента. Расчет оказался верен. У одного из негров нервы не выдержали. Опасаясь столкновения, он выставил руку и угодил ею в любителя быстрой езды. Впрочем, у постороннего наблюдателя могло сложиться впечатление, что роликобежец не пытался избежать столкновения, а умышленно ткнулся боком в острый локоть. Парень отчаянно замахал руками, пытаясь сохранить равновесие, однако притяжение земли выиграло короткую схватку.

– Надо смотри, куда ехал, – наставительно сказал негр.

– Разве усмотришь, когда в городе развелось столько диких животных, – вставая, парировал владелец роликов.

– Это кто дикий животный? Это я дикий животный? – возмущенно спросил негр.

– Ну не человек же! Ты грязная шелудивая обезьяна! – воскликнул парень и бросился наутек.

У любого мужчины сохранились остатки инстинкта, заставлявшие его дикого предка преследовать убегающую дичь. Что уж говорить об африканцах. Они дружно бросились за наглым пацаном, однако успели сделать всего несколько шагов. Из-за кустов выскочили пятеро крепких ребят, вооруженных битами и обрезками труб. Негры вынуждены были отступить на исходные позиции, потеряв при этом одного товарища. Его хлестким ударом уложили на землю и стали жестоко избивать ногами.

На отчаянные вопли о помощи из общежития стали выбегать соплеменники пострадавших. Многие из них сначала выглядывали из окон и, заметив малочисленность нападавших, приняли решение драться, а не звонить в милицию.

Хитрая тактика скинов, учитывающая опыт предыдущих стычек у мест проживания иностранцев, сработала отлично. Бритоголовые выскакивали небольшими группами из разных мест и устремлялись на помощь своим. Биты и обрезки труб мелькали в воздухе с устрашающей частотой. Вот шипастый кастет впился в лицо полного негра среднего роста. Теперь оно напоминало раздавленную ягоду черники гигантских размеров – красное на черном. Рядом другой африканец выставил руку, защищаясь от удара. Хрустнула кость, рука бессильно повисла, словно у тряпичной куклы. Второй жестокий удар проломил ему череп.

Но и негры не оставались в долгу. Кто-то из приятелей-наркоторговцев, может “Пошел на фиг”, а может, “С Новым годом”, – разве их разберешь! – в тесноте драки обхватил могучими руками бритоголового с кастетом и впился ему в щеку. Клацнули острые зубы, как бумагу, прокусив мягкую плоть, скин истошно завопил от боли, а негр, растолкав дерущихся, от души размахнулся и одним ударом послал его в нокаут.

По окрестностям разнесся приближающийся вой милицейской сирены. Бритоголовые, подчиняясь приказу Бормана, попытались забрать с собой пострадавших дружков, но африканцы, видя испуг врага, сами перешли в атаку. Пришлось скинам бросить соратников на произвол судьбы. Негры ликовали. А зря.

Хитрый Валет еще с утра отправил в общежитие нескольких человек. Едва началась драка и африканцы сломя голову выскочили на улицу, они стали методично обходить незапертые комнаты, а закончив дело, черным ходом выскользнули на улицу, где из телефона-автомата набрали “02”. К тому времени в милицию уже поступил звонок из общежития, и, учитывая большое число дерущихся, туда был отправлен дежурный взвод ОМОНа. В дороге бойцов застало сообщение, что одна из противоборствующих сторон представлена наркоторговцами, занимающими второй этаж здания. Омоновцы ловко отсекли негров от входа и взяли их в кольцо. На возмущение иностранных гостей они реагировали так, как это умеют силовики, – быстро и жестоко. Вскоре прибыли сотрудники отдела по борьбе с наркотиками. Лопоухий спаниель шутя отыскивал почти в каждой комнате то спичечный коробок, то маленький пакетик, то пластмассовую капсулу с различными наркотиками.

Хотя нескольких человек увезли в реанимацию, драка сразу забылась. Наметилось куда более серьезное дело. Оперативники работали, как на конвейере. Выясняли, кому принадлежала кровать, тумбочка или шкаф, где оказался наркотик, и отправляли задержанного в “автозак”. К вечеру общежитие заметно опустело. Среди задержанных оказались и “Пошел на фиг” вместе с “Новым годом”.

Валет ликовал, но радость победы ему омрачил долговязый тип, усевшийся одновременно с ним в машину. Валет сначала решил, что он мент, и испуганно глянул по сторонам, боясь увидеть крепких мужчин в камуфляже и масках. Но группа захвата отсутствовала, и Валет облегченно вздохнул. Незнакомец выглядел слабаком, у Валета мелькнула идиотская мысль, что его можно свернуть в кольцо и долго катить ногами по асфальту. Да, если бы он знал, кто уселся в его машину, то испугался бы тощего верзилу посильнее, чем группу захвата.

* * *

Уж в последнее время много думал. Дело это, учитывая объемы осмысленной информации, для него было новым, отнимало уйму сил и времени, но стоило того. Убийца тщательно проанализировал все недавние дела команды, о которых знал (а знал он слишком много – непростительная глупость Матроса). Явных ошибок в планировании и осуществлении акций он не заметил. Просто братве хронически не везло. Команда попала в черную полосу. И с каждым шагом, каждым движением непроглядная темнота захлопнувшегося склепа только усиливалась. Хотя нет, была одна удача, но тоже вызванная безысходностью, – ликвидация мента. Капля в море. Дальше можно ждать еще более крупных неприятностей, если Фортуна не повернется к ним лицом.

– Матрос, – непроизвольно вырвалось у Ужа, будто кто-то извне подсказал ему ответ на все вопросы.

Именно Матрос и преследующий его в последнее время злой рок виновен в неприятностях братвы. Золотое правило “выигрывает команда, а проигрывает тренер” верно не только для спорта. Оно, особенно его вторая часть, применимо и для многих других областей жизни. Например, в деятельности бандитской группы. Может, когда-нибудь Матрос сумеет ухватить за хвост госпожу удачу, но в ожидании этого команда успеет переселиться в камеры, а то и в мир иной. Для верности неудачливого хозяина лучше поскорее убрать.

Но сама по себе ликвидация Матроса не давала Ужу никаких выгод. Напротив, обрывались контакты с заказчиками, и убийца лишался денежной работы. Ему требовалось заменить одного хозяина на другого, предположительно более удачливого. За несколько лет, в течение которых Уж четко и без лишних слов выполнял задания Матроса, главарь стал воспринимать мокрушника как некое безотказное и во всех отношениях надежное существо, ниспосланное ему судьбой. Из-за этого смертельно опасного заблуждения Матрос временами раскрывал убийце мотивы намеченной им ликвидации, словно ожидая оценки – положительной или отрицательной – своего решения. Благодаря этому Уж знал, что убитый им мент внедрился в банду через Валета. Чуть позже созрело решение. Мог ли одуревший от неудач Матрос искать козла отпущения среди братвы? Запросто. Подходил ли на эту роль человек, по глупости, а может злому умыслу внедривший в команду мента? Безусловно. Ужу оставалось лишь без ошибок сыграть свою роль в задуманном им спектакле.

Все же доверие Матроса имело свои границы, и убийца не знал в лицо ближайших подручных главаря. Но для него не было секретом, что команда активно торговала наркотой на рынке. Потолкавшись там денек, он вычислил Валета и, улучив благоприятный момент, одновременно с ним забрался в машину.

– Вот мы и встретились, хотя не совсем так, как рассчитывал Матрос. По его замыслу при нашей встрече ты не должен был меня видеть. Только почувствовать на одно мгновение жуткую боль.

Валет, уже приготовившийся вышвырнуть наглеца из машины, сдавил пальцами руль.

– Что ты мелешь. И ваще, ты кто такой? – хрипло спросил он.

– Вопрос, как говорится, прямо в лоб. А ответа не боишься? – с противным смешком произнес Уж. – Ладно, слушай, только не падай в обморок. Слыхал про киллера, делающего всю грязную работу за хозяина и Измайловских?

– Ну, – бормотнул Валет, чувствуя, как стали мелко вздрагивать обхватившие руль пальцы.