Текст книги "Призраки Замоскворечья"

Глава 20
На всем готовеньком

Бывает так: идешь домой, а на лестничной площадке пахнет вкусной едой. И так хочется, чтобы этот запах шел из твоей квартиры, что даже если твердо уверен, что такой расклад исключен, готов в это поверить. Надежда уловила запах печеного еще на втором этаже. Каково же было ее удивление, когда, поднявшись на свой, отомкнув замок и войдя в прихожую, она поняла, что вкусная еда готовилась на ее кухне.

Астраханский вышел в коридор, забыв снять передник, и, сдернув его, сказал:

– В холодильнике нашел замороженное тесто. Сделал пиццу. Не возражаешь?

– Я же сказала тебе утром: берешь из холодильника все, что захочешь.

Он посмотрел на часы:

– Чуть-чуть не успел.

– Это я вернулась с работы раньше.

– Надеюсь, ничего не случилось?

– Позже поговорим, – сказала Надежда. – Вот только переоденусь.

Когда она появилась на кухне, посреди стола уже красовалось блюдо с румяной пиццей. Они сели за стол, Лев нарезал пиццу и разложил куски по тарелкам.

Испытывая удовольствие от того, что она – желанный гость на собственной кухне, Надежда заметила:

– Спасибо. Не ожидала.

Лев спросил:

– Есть что-то новое?

Надежда протянула листок:

– Вот, возьми.

– Что это? – Он развернул бумагу и пробежал глазами по строкам. – Откуда?

– Протопопов просил тебе передать. Сказал, что делает все возможное.

Астраханский сузил глаза и напряженно спросил:

– Ты рассказала ему?

– Что? – Она с удовольствием ела пиццу.

– Где я нахожусь.

– Нет.

– Но как он узнал?

– Протопопов вычислил тебя еще в ателье, когда ты сидел в примерочной.

– Черт! – Лев опустил глаза, вытер руки и раздраженно откинул полотенце: – Прячусь, как заяц!

– Протопопов сказал, что тебя арестуют. Если бы арестовали, как бы ты доказывал свою невиновность?

– Никак.

– То-то и оно. Ты все правильно сделал. – Она взяла полотенце и вытерла руки. – Давай поговорим о машинах.

Астраханский взглянул на список:

– Мою машину сразу исключаем, поскольку в ней был я сам. Остаются всего три. Бежевый «Лексус» с регистрационным номером двести двадцать два во внимание не берем.

– Почему? – осведомилась Надежда.

– Разве не помнишь? Это внедорожник того мужика с дроном.

– Гипотетически Рыбникову мог похитить и он.

– И потом выдать нам запись… – Лев усмехнулся: – Внедорожник исключаем.

– Остается белый микроавтобус и голубой «Кадиллак Девилле».

– Заметный ретроавтомобиль. В тот день во дворе я его не видел.

– Может, просто не обратил внимание?

– На голубой «Кадиллак Девилле»? – Он усмехнулся. – Ты хоть знаешь, что это за птица?

– Нет.

– Тогда представь: по улице идет женщина в кринолине. Ты бы ее заметила?

– Все поняла. Дальше можешь не объяснять.

– Нужно разобраться, что за люди хозяева. Если я попрошу тебя съездить по их адресам?

– И что я скажу?

Астраханский ненадолго задумался:

– Например, ты приехала во двор, и тебе помешал «Кадиллак Девилле». Сразу две пользы. Во-первых, можешь расспросить соседей про владельца автомобиля, во-вторых, имеешь полное право постучаться в квартиру и потребовать переставить машину.

– И как я объясню, откуда знаю номер квартиры?

– Соседи подсказали. – Он удивился. – Чего проще?

– Когда нужно ехать?

– Как можно скорее. Будут результаты, двинемся дальше.

– Ну хорошо. – Она взглянула на список Протопопова. – К мужчине, хозяину «Кадиллака», поеду завтра. К женщине с «Хондой» на следующий день.

– Идет. – Лев поднялся со своего места и стал собирать посуду.

– Сегодня был странный день, – проговорила Надежда. – В мой кабинет влезла закройщица и зачем-то протирала полы.

– Что-нибудь разлила? – Начав мыть посуду, он обернулся.

– Не знаю. Заметив меня, она убежала.

– Но ты что-нибудь успела заметить?

– Она стояла на коленях и медленно терла пол.

– Почему медленно? – Астраханский уселся за стол.

– Не знаю. Выглядело это по меньшей мере странно. Казалось бы, ты в чужом кабинете, в любую минуту тебя могут застукать. Даже если что-то разлила или испачкала, быстрее вытри – и деру.

– Ты не закрываешь дверь кабинета?

– В том-то и дело, что всегда закрываю.

– Как же она попала внутрь помещения?

– Не знаю.

– Что-нибудь еще?

– Звонил фээсбэшник Самойлов. Естественно, спросил про тебя. Потом сообщил, что та самая закройщица – аферистка, да еще наркоманка.

– Думаю, он знает, что говорит.

Надежда продолжила:

– И это еще не все. Я разговаривала со старухой Ульяной. Она живет в третьем подъезде. Ульяна рассказала, что в то время, когда похитили Рыбникову, она сидела на стуле в зарослях акаций и оттуда слышала громкий звук, похожий на звон.

– Церковь рядом. Звонили в колокола.

– В будний день в это время в колокола не звонят.

– Остается одно: этот же звон слышал Борис Окаемов, когда говорил с Рыбниковой, – предположил Астраханский. – Тебе нужно еще раз поговорить со старухой. Она должна была видеть еще что-то.

– Обещаю. – Надежда встала и подошла к окну, чтобы закурить сигарету. Открыв створку, заметила, что на подоконнике лежит детская книжка с иллюстрациями Зоси Домбровской. – Откуда она здесь?

– Я принес.

– Неужели читал?

– Так, просмотрел. – Лев ткнул пальцем в обложку: – Мне показалось, я знаю, где это.

– Вид на церковь из моего кабинета, – подсказала она.

– В самом деле? – Он взял в руки книжку. – Но как это вышло?

Надежде ничего не осталось, как рассказать историю смерти Зоси Домбровской. Выслушав ее, Лев Астраханский задумался, потом заметил:

– Думаю, что это не имеет отношения ни к нашему делу, ни к смерти охранника.

– А по-моему, это спорный вопрос.

– Есть аргументы?

– Нет. Но я твердо уверена, что старые истории всплывают в нужное время. То, что Ульяна рассказала про Зосю Домбровскую, – не случайность, а закономерность. Иначе быть не могло. Теперь осталось только использовать эту подсказку.

– Прости меня, но это – полная ерунда. Не трать понапрасну время.

– Я сама решу, на что мне его тратить, – возразила Надежда.

– Еще раз – прости.

* * *

Поздно вечером Надежда заглянула в комнату ко Льву. Увидев, что он читает, спросила:

– Побеспокою?

Лев отложил книгу:

– Не спится?

– Мысли всякие в голове.

– Не только у тебя.

– Читаешь детскую книжку? – Надежда подошла и провела рукой по обложке. – С тех пор многое изменилось. Деревья выросли, но в целом вид точно такой же.

– Выходит, художница когда-то жила в твоем кабинете?

– Квартира была большой.

Закинув руки за голову, Лев потянулся:

– Вот ведь как получается… Умер человек, а память о нем осталась. – Он покрутил в руках книгу. – Ее можно потрогать и понять, что видел художник. Не чудо ли?

– Память остается, – проговорила Надежда.

– Было бы обидно, если бы человек жил только для того, чтобы жрать, хапать и покупать дома и машины.

– Некоторые оставляют после себя еще что-то, кроме ржавого железа и каменных коробок. Зося Домбровская оставила рисунки и книги. – Вдруг она воскликнула: – И как я забыла!

Надежда вышла из комнаты. Вернувшись через пару минут, протянула Астраханскому фотографию.

Взглянув на нее, он удивленно поднял глаза:

– Эта отвертка – моя.

– Уверен?

Он ткнул пальцем в оплавленный край рукоятки:

– Я случайно положил на нее раскаленный паяльник. Отвертка моя, и это без вариантов.

Надежда подытожила:

– Теперь ясно, откуда взялись твои отпечатки.

Лев уточнил:

– Главное непонятно. Кто стащил отвертку из моей квартиры и подкинул ее на место убийства?

Глава 21
Семейка Лихоцких

С того момента, как уснула, и до утра Надежда видела сны. Сначала ей приснился Самойлов. Он прошептал в ухо два слова: «Очень неосмотрительно». Затем появился Денис, обнял Надежду и прижал к себе с такой силой, что ей стало нечем дышать. Она проснулась под утро от того, что услышала плач младенца, и уже с открытыми глазами вспомнила мальчишку Мешакиных. Внутри нее пробудился нереализованный материнский инстинкт, и заныла, засаднила душа.

Она не поехала с утра в ателье, а направилась на улицу Бажова, где жил владелец ретроавтомобиля. «Кадиллак Девилле» стоял во дворе, накрытый брезентовой тканью. Надежда опознала его по причудливым голливудским очертаниям, супердлине и крыльям, как у ракеты. Отвернув брезент и убедившись, что цвет – голубой, она оглядела двор в поисках соседей, которые были бы не против поговорить.

Из подъезда вышел мужчина и направился к соседней машине. Отключив сигнализацию, он собрался открыть дверцу.

– Простите, пожалуйста! – обратилась Надежда. – Можно вас на минуту?

– Да-да… – Мужчина подошел ближе: – Что такое?

– Не знаете, чья это машина?

– Артюхова из второго подъезда.

Фамилия подтвердилась, Надежда продолжила:

– Вы знаете его?

– Артюхов человек известный, живет здесь давно.

– И наверняка сейчас на работе, – между делом обронила она.

– Какая работа? Он лет двадцать на пенсии.

– Значит, Артюхов – пожилой человек?

– Вы кто? – В глазах мужчины блеснул огонек недоверия.

– Случилась неприятность, – Надежда придумала на ходу: – Я разворачивалась и задела его машину. Теперь не знаю, что делать.

Неодобрительно крякнув, мужчина поинтересовался:

– Сильно помяли?

– Скорее царапнула.

– Попробуйте договориться с хозяином.

– Не скажете номер его квартиры?

– Двадцать пятая.

Все совпало, большего ей не требовалось, однако на всякий случай она спросила:

– Вы упомянули, что он известный человек. Что это значит?

– Бывший военный, генерал-лейтенант в отставке.

– Да что вы говорите?! – удивилась Надежда.

Неверно истолковав ее восклицание, мужчина посчитал своим долгом смягчить произведенный эффект:

– Идите-идите. Он человек добрый.

Надежда отправилась ко второму подъезду и удачно проскользнула в открытую дверь, когда оттуда выходила какая-то дама.

Дверь двадцать пятой квартиры открылась незамедлительно, как только она позвонила. На пороге стоял пожилой человек: лысый, невысокого роста, в тельняшке и спортивных брюках.

– Вы – Артюхов?

– Так точно.

– Машина «Кадиллак Девилле» принадлежит вам?

– Мне. А в чем дело?

– Кажется, я задела вашу машину.

– Чем? – строго спросил Артюхов.

– Въехала во двор, стала разворачиваться…

– Все ясно. – Недослушав, Артюхов стал обуваться и, обувшись, вышел на площадку. Захлопнул дверь и начал спускаться по лестнице: – Идемте.

Надежда поспешила за ним.

Они вышли во двор.

– Где? – спросил Артюхов, подойдя к своему «Кадиллаку».

– Здесь. – Надежда показала наугад.

Старик задрал брезент и внимательно осмотрел это место. Потом поднял голову:

– Вы уверены?

– По крайней мере, мне так показалось, – проговорила она.

Из соседнего автомобиля вылез уже знакомый мужчина:

– Ну что? Вмятина есть?

– Ничего, – пожав плечами, Артюхов обернулся к Надежде.

Она повторила:

– Говорю вам, именно здесь.

Артюхов закинул брезент на крышу и оглядел машину со всех четырех сторон.

– Я ничего не вижу.

– Какая красавица! – восхитилась Надежда.

Он бережно погладил рукой капот:

– Видели бы вы ее раньше!

– Я видел, – вмешался сосед. – Места живого не было. Сколько же труда было вложено…

– Своими руками восстанавливал, – признался Артюхов. – Люблю ее, как жену.

– Мне кажется, я уже где-то видела вашу машину. – Надежда закинула удочку, но оказалось, что на ее крючке сидел тощий червяк.

Артюхов отмахнулся:

– Я редко выезжаю.

– Неделю назад в Кадашевском переулке…

– В Кадашевском? – Он оживился. – Было такое. Мы с женой подвозили ее подругу. Она как раз в Кадашах проживает. И вот что интересно: недавно мне уже задавали этот вопрос.

Страшась разоблачения, Надежда уже хотела тихо уйти, но сосед решил все прояснить до конца:

– Кто задавал?

– Сотрудники ФСБ.

Сосед испуганно присвистнул и отшатнулся. Надежда попятилась и, пробормотав что-то вроде «я здесь ни при чем», нырнула в свою машину.

Она уехала так быстро, как только смогла. Но спустя какое-то время, когда отошла от испуга, решила, что неплохо справилась с заданием. Теперь было ясно: генерал-лейтенант Артюхов не похищал Рыбникову. Остался белый микроавтобус, к его хозяйке она планировала наведаться следующим утром.

На полпути к ателье ей позвонил Мешакин:

– Мы с вами договаривались, что, если я найду что-нибудь по делу Домбровской, я позвоню.

Надежда затаила дыхание:

– Неужели нашли?

– Дело у меня. Приезжайте.

– Куда? – коротко спросила она.

– В прокуратуру. – Мешакин назвал адрес.

Бросив трубку на соседнее сиденье, Надежда развернула машину и уже через двадцать минут подъехала к зданию прокуратуры. Найдя парковку, хлопнула дверцей и побежала к подъезду. Пропуск для нее был заказан, осталось предъявить паспорт, который Надежда всегда носила с собой.

– Проходите, – сказал часовой. – Вам на второй этаж, по левой лестнице ближе.

Шагая через две ступеньки, Надежда в два счета оказалась на втором этаже в прокурорской приемной.

– Надежда Алексеевна Раух? – осведомилась секретарша.

– Это я, – задыхаясь, проговорила Надежда.

– Проходите, Тихон Иванович вас ожидает.

Пройдя через двойные филенчатые двери, Надежда оказалась в большом кабинете с длинным столом, в конце которого сидел прокурор Мешакин.

– Садитесь, Надежда Алексеевна. – Он встал, вышел из-за стола и, дождавшись, когда она сядет, положил перед ней пожелтевшую картонную папку: – Можете изучать. Это – материалы предварительного следствия. До суда дело не дошло.

– Почему? – спросила Надежда.

– Читайте, вы все поймете. – Мешакин вернулся к своему столу, снял со спинки своего кресла пиджак, надел его и направился к двери: – Оставайтесь, вас не потревожат. Я – на обед.

Надежда взглянула на папку, ее обложка была испещрена всевозможными надписями и штампами. Сверху – малоразборчиво: «Пом. Губ. Прокурора по 5-му уч. гор. Москвы». Чуть ниже: «Дело № 122». От руки, по типографским линейкам, написано: «О двойном убийстве Домбровской Зоси Владимировны и Лихоцкого Збигнева Яковлевича». Внизу – даты начала, окончания дела и штамп о сдаче в архив за номером 54375.

Раскрыв картонную обложку, Надежда обнаружила внутри папки пронумерованный перечень документов и стала читать протокол осмотра места преступления:

«Протокол составлен 3 июля 1926 года в 22 ч. 30 м. следователем Московского уголовного розыска В. Колосковым в присутствии участкового надзирателя 5-го отделения М.Г.М.[7]7
  Московская городская милиция.


[Закрыть] Кретова, управдома Галанина и двух понятых. Согласно телефонному сообщению управдома Галанина об убитой гражданке Домбровской Зосе Владимировне, обнаруженной во дворе у первого подъезда черного хода по Кадашевскому переулку 4.

По прибытии на место мною было обнаружено тело женщины в следующем виде: лежит навзничь, ногами к подъезду, руки разбросаны в стороны, вокруг проломленной головы лужа крови, лицо обращено вправо. Одета в светлую блузу, чесучовую серую юбку и парусиновые туфли. От трупа Домбровской по лестнице до ее квартиры на втором этаже тянулся кровавый след, приведший в комнату, где на полу обнаружено бессознательное тело мужчины с огнестрельным ранением в грудь. Одет в холщовую толстовку, темные брюки и домашние туфли. По найденным при нем документам установлено, что это – Лихоцкий Збигнев Яковлевич, не проживавший в этой квартире. На полу, возле стола лежало огнестрельное оружие системы «револьвер». На расстоянии одного метра от него найдена чугунная кочерга со следами крови. Других следов не было. По словам управдома Кретова, девичья фамилия убитой – Лихоцкая. Из чего можно заключить, что раненый Лихоцкий Збигнев Яковлевич и Домбровская (Лихоцкая) Зося Владимировна состояли в родстве и причиной случившегося явились семейные нелады».

В конце протокола были подписи и адреса понятых, проживавших в этом же доме.

Дальше по списку было постановление о возбуждении уголовного дела и два протокола вскрытия – Домбровской и Лихоцкого, которые Надежда читать не стала. Ее интересовал протокол допроса мужа Зоси Домбровской. Иван Васильевич рассказал следователю, что в течение двух последних недель он и его жена отдыхали в санатории «Наркомпути» в Гурзуфе, откуда в результате их ссоры Зося Владимировна уехала в Москву одна. Личность Збигнева Лихоцкого ему известна со слов жены. Он – ее дальний кузен, который жил в Лодзи или в Варшаве и с которым она никогда не встречалась. До замужества Зося Владимировна Домбровская действительно носила фамилию Лихоцкая и являлась дочерью фабриканта Лихоцкого Михаила Ефремовича, бывшего владельца особняка, в котором располагалась квартира Домбровских. Примечательная деталь: Иван Васильевич сообщил, что убитый был одет в его толстовку и брюки, которые прежде висели в шкафу. Из его квартиры пропали ценные вещи и деньги. По многим приметам Лихоцкий провел в квартире Домбровских не меньше суток. Вероятно, вернувшись домой, Зося Владимировна столкнулась с Лихоцким. Опасаясь быть разоблаченным, грабитель ударил ее кочергой по голове. Револьвер, найденный в комнате, принадлежал Ивану Васильевичу и находился в тайнике, о котором знала только его жена. Защищаясь, она могла успеть выстрелить в нападавшего.

В его показаниях Надежда больше не обнаружила ничего интересного, но нашла показания двух соседок, бывших понятыми при осмотре квартиры. И та и другая называли Домбровскую пережитком темного прошлого, дочкой богатого фабриканта, не успевшей удрать за границу. Благодаря мужу, начальнику управления «Наркомпути», ей удалось занять большую квартиру в особняке отца, тогда как они, потомственные пролетарки, ютились в коммунальных квартирах в этом же доме. Со слов одной из них, женщины по фамилии Борщева, отца Зоси Домбровской расстреляли революционные солдаты. За день до этого фабрикант Лихоцкий и его управляющий Линц привезли в дом мешки. Расстреляли Лихоцкого во дворе его собственного дома.

В конце концов Надежда дошла до постановления о прекращении дела, и это была точка. Увлекшись, она не заметила, как вернулся Мешакин:

– Закончили?

– Да, пожалуй.

– Нашли, что хотели?

– Пока не знаю. – Надежда понемногу возвращалась в сегодняшний день.

Тихон Иванович снял пиджак и повесил его на спинку своего кресла:

– Надеюсь, я выполнил свои обязательства согласно нашей договоренности?

– Да, конечно, большое спасибо, – поблагодарила она.

Мешакин продолжил:

– А значит, я вправе надеяться, что и вы ответите тем же.

– Не беспокойтесь, мы поговорили с сотрудниками, – сказала Надежда и, не удержавшись, спросила: – Как ваш малыш?

Мешакин равнодушно ответил:

– Не знаю.

Она взяла папку и положила на его стол.

– Надеюсь, у Анфисы все хорошо?

– Ее отослали в Лондон.

– А мальчик?

– Он в роддоме.

– Вы оставили ребенка без матери?

– Возможно, его переведут в дом малютки.

Надежда ощутила, как кровь прилила к лицу:

– Вы его бросили?

– Всего лишь написали отказ. Все в рамках закона. – Мешакин выставил перед собой ладонь: – И давайте не будем.

– Как вы могли?!

– Смог.

– Это преступление! Опомнитесь, Анфиса никогда вам этого не простит!

– Еще и спасибо скажет. – Мешакин прошел к двери, открыл одну створку и сказал своей секретарше: – Людмила Ивановна, проводите гражданку Раух на выход.

* * *

Надежда понимала, что ничего не может изменить, но пока ехала до ателье, не переставала думать о ребенке. Вспоминала, как серьезно, по-взрослому он изучал ее лицо. Физически ощущала мягкую, беспомощную ручку – малыш тогда прикоснулся к ее подбородку. Надежду раздирало изнутри чувство вины, как будто это она выкинула его из своей жизни. Как будто это она, а не Мешакины, предала его и бросила на произвол злой судьбы.

В таком грустном настроении она приехала на работу. Зайдя в кабинет матери, спросила:

– Диана сегодня вышла?

– Нет. Соколов уже провел за нее примерку.

– Передай ему, чтобы на время забрал себе всех клиенток Дианы, и начинай искать другую закройщицу, а лучше бы двух.

– Закройщиц найду, а Соколову скажи сама.

– Что на этот раз? – Надежда вгляделась в лицо матери и различила на нем следы недавних слез.

– Избавь меня от контактов с этим человеком.

– Да что же это такое!.. Для всех Валентин Михайлович хорош, одной тебе – плох. Ты не задумывалась, может быть, дело не в нем, а в тебе?

– Думай как хочешь, но я остаюсь при своем мнении.

– Послушай, мама… – Надежда вложила в свои слова все то отчаяние, которое сопровождало ее в последние дни: – Ты хоть понимаешь, как мне тяжело? Неужели не видишь, что у нас земля из-под ног уходит?

Ираида Самсоновна достала из стола пудренницу и, раскрыв ее, припудрила нос.

Так и не дождавшись ответа, Надежда перешла в свой кабинет. Прикрыв за собой дверь, позвонила Самойлову:

– Здравствуйте, это Раух.

– Хорошо, что вы позвонили.

– Диана Рубцова на работу не вышла, так что присмотреть за ней не получится.

– А я не очень-то на вас и рассчитывал.

Озадачившись, она замолчала. Потом спросила:

– Почему?

– Потому, что вы не говорите всей правды.

– Вы ошибаетесь.

– Простите, но я не могу сейчас говорить. – Он дал отбой.

Пытаясь осмыслить сказанное Самойловым, Надежда взяла сигарету, но закурить не успела – ей позвонила администратор Виктория:

– К вам Денис Глазунов.

– Скажи, сейчас буду!

Приход Дениса был как нельзя кстати. Она уцепилась за него как за повод не думать о грустном. На этот раз они поехали за город. Оставили машину в Жуковке и спустились к Москве-реке. Три часа, проведенные в приятных разговорах на свежем воздухе, привели Надежду в порядок. И у Дениса, и у нее возникло ощущение, что вернулась былая свобода общения и между ними нет недосказанности. Не удивительно, что этот прекрасный вечер закончился страстными поцелуями в машине возле ее подъезда.

Вернувшись домой, Надежда пересказала Льву Астраханскому все, что случилось за день, а потом быстро ушла спать, словно стесняясь того, что произошло между ней и Денисом.