Текст книги "Данте. Демистификация. Долгая дорога домой. Том III"

Флаги Российской империи, введенный в обиход Петром I Великим, представляли из себя триколоры разных вариантов. Известный нам сегодня бело-сине-красный триколор уже несёт в себе два цвета, отмеченные поэтом, а если представить, что синий цвет полосы флага против Солнца выглядит почернелым пурпуром, соответствие будет полным. Раньше, в образе Люцифера, поэт описывал ещё один триколор – чёрно—красно-жёлтый – флаг сегодняшней Германии.

Сияющее сзади триколора и золотого двуглавого орла утреннее Солнце, как Ангел, не даёт на себя посмотреть.

 
Per li tre gradi sù di buona voglia
mi trasse il duca mio, dicendo: «Chiedi
umilemente che «l serrame scioglia». [108]
 
 
Divoto mi gittai a» santi piedi;
misericordia chiesi e ch'el m'aprisse,
ma tre volte nel petto pria mi diedi. [111]
 
 
Ведя меня, как я хотел и сам,
По плитам вверх, мне молвил мой вожатый:
«Проси смиренно, чтоб он отпер нам». [108]
 
 
И я, благоговением объятый,
К святым стопам, моля открыть, упал,
Себя рукой ударя в грудь трикраты. [111]
 

Вергилий ведёт Данте по ступеням верх и просит, чтобы тот смиренно просил привратника впустить их в Чистилище. Поэт, трижды осенив себя крестным знамением (трижды коснувшись груди) помолился об открытии врат.

 
Sette P ne la fronte mi descrisse
col punton de la spada, e «Fa che lavi,
quando se» dentro, queste piaghe» disse. [114]
 
 
Cenere, o terra che secca si cavi,
d'un color fora col suo vestimento;
e di sotto da quel trasse due chiavi. [117]
 
 
Семь Р на лбу моем он начертал
Концом меча и: «Смой, чтобы он сгинул,
Когда войдешь, след этих ран», – сказал. [114]
 
 
Как если б кто сухую землю вскинул
Иль разбросал золу, совсем такой
Был цвет его одежд. Из них он вынул [117]
 

Семь Р (начальная буква латинского слова «рессаtum» – «грех») – семь смертных грехов, от которых надлежит Данте очиститься по мере восхождения на гору Чистилища. Это – те семь грехов, которые открылись перед ним во время прохождения кругами Ада.

Что случилось со лбом поэта, после чего он долго ощущал на нём какие-то следы? При движении на лодке по открытой воде, когда его, спящего, уложили и тронулись в путь, за несколько часов неприкрытое лицо обгорело на весеннем ярком Солнце (он испытал жар во сне), затем кожа, стянувшись, стала трескаться и шелушиться на нём, особенно на лбу (лицо обросло бородой). Кому знакомо это ощущение, помнит, что оно не из приятных. Рука так и тянется ощупать лоб и соскрести с него сухие отшелушивающиеся чешуйки, поэтому поэт и поминает сухую землю или золу. Через несколько дней, когда обгоревшая кожа сойдёт и смоется, откроется новая, чистая и блестящая (прошедшая Чистилище), кожа. Кожа на обгоревшем лбу трескается по морщинам, видимым, когда ты морщишь лоб. У каждого человека своё количество морщин на лбу, у поэта их семь. О таком говорят, что он семи пядей (Р) во лбу.

Подойди к зеркалу и посмотрись в него, наморщив лоб, дорогой мой читатель. Сколько морщин насчитаешь ты на лбу своём, столько у тебя и пядей во лбу.

Ангел – Солнце, своим мечом – лучами расчертил его лоб. Поэт описывает серый форменный цвет одежды шлюзового мастера – государственного служащего [Рис. Ч. IX.2].

 
L'una era d'oro e l'altra era d'argento;
pria con la bianca e poscia con la gialla
fece a la porta sì, ch'i» fu» contento. [120]
 
 
Ключи – серебряный и золотой;
И, белый с желтым взяв поочередно,
Он сделал с дверью чаемое мной. [120]
 

Привратник, достаёт из кармана форменной одежды атрибуты папы Римского – два ключа – серебряный и золотой и поочерёдно открывает затворы ворот.

Врата Рая, его хранитель и привратник – Святой апостол Пётр, открывает серебряным и золотым ключами, здесь поэт прибавляет, что и врата Чистилища открываются аналогичными ключами.

 
«Quandunque l'una d'este chiavi falla,
che non si volga dritta per la toppa»,
diss elli a noi, non s'apre questa calla. [123]
 
 
Più cara è l'una; ma l'altra vuol troppa
d'arte e d'ingegno avanti che diserri,
perch ella è quella che l nodo digroppa. [126]
 
 
Da Pier le tegno; e dissemi ch'i erri
anzi ad aprir ch'a tenerla serrata,
pur che la gente a» piedi mi s'atterri». [129]
 
 
«Как только тот иль этот ключ свободно
Не ходит в скважине и слаб нажим, —
Сказал он нам, – то и пытать бесплодно. [123]
 
 
Один ценней; но чтоб владеть другим,
Умом и знаньем нужно изощриться,
И узел без него неразрешим. [126]
 
 
Мне дал их Петр, веля мне ошибиться
Скорей впустив, чем отослав назад,
Тех, кто пришел у ног моих склониться». [129]
 

Шлюзовой мастер терпеливо поясняет путникам, что открыть ворота шлюза – непростое дело. Если первый ключ свободно не ходит в скважине, то и вторым ничего не сделаешь. Для овладения этим навыком нужны ум и знание (опыт), без этого узелок не развяжешь.

Привратник говорит, что ключи ему дал Святой апостол Пётр – привратник Рая, велев, чтобы в пользовании этими ключами он ни в коем случае не допустил ошибки, и скорее впускал приходящих, чем отсылал назад. Аллегория в том, что для попадания в Рай бывает достаточно одной слезинки.

Для управления шлюзами нужны ум, опыт и знания гидравлики. Поторопившись, не до конца уравняв воду в камерах шлюза, можно излишним усилием сломать механизм ворот и тогда – пиши пропало – шлюз придёт в негодность, потребуется долгий ремонт, на период которого пришедшие к нему суда надо отсылать назад. Ссылка на Петра, вручившего привратнику ключи, объясняется просто – Пётр I Великий, повелев создать Вышневолоцкую Водную систему, дал работу многим шкиперам, лоцманам, шлюзовым мастерам и простым рабочим, занятым её обслуживанием. Не выполнить свою работу – отказать кому-либо в пропуске судов – государственное преступление и тяжкий грех.

 
Poi pinse l'uscio a la porta sacrata,
dicendo: «Intrate; ma facciovi accorti
che di fuor torna chi «n dietro si guata». [132]
 
 
E quando fuor ne» cardini distorti
li spigoli di quella regge sacra,
che di metallo son sonanti e forti, [135]
 
 
non rugghiò sì né si mostrò sì acra
Tarpëa, come tolto le fu il buono
Metello, per che poi rimase macra. [138]
 
 
Io mi rivolsi attento al primo tuono,
e «Te Deum laudamus» mi parea
udire in voce mista al dolce suono. [141]
 
 
Tale imagine a punto mi rendea
ciò ch'io udiva, qual prender si suole
quando a cantar con organi si stea;
ch'or sì or no s'intendon le parole. [145]
 
 
Потом, толкая створ священных врат:
«Войдите, но запомните сначала,
Что изгнан тот, кто обращает взгляд». [132]
 
 
В тот миг, когда святая дверь вращала
В своих глубоких гнездах стержни стрел
Из мощного и звонкого металла, [135]
 
 
Не так боролся и не так гудел
Тарпей, лишаясь доброго Метелла,
Которого утратив – оскудел. [138]
 
 
Я поднял взор, когда она взгремела,
И услыхал, как сквозь отрадный гуд
Далекое «Те Deum» долетело. [141]
 
 
И точно то же получалось тут,
Что слышали мы все неоднократно,
Когда стоят и под орган поют,
И пение то внятно, то невнятно. [145]
 

Толкая створки ворот шлюза, шлюзовой мастер напутствует путников идти и твёрдо выполнять своё дело, ради которого они пришли. Кто обращается взглядом назад на пути в Чистилище, будет изгнан и навсегда лишится возможности попасть в Рай. Огромные стержни петель, на которых вращаются ворота, скрипят и гудят, борясь с усилием открывания.

Тарпей – Тарпейский утес римского Капитолия, где хранилась государственная казна. Когда Цезарь потребовал выдачи ему этой казны, народный трибун Луций Цецилий Метелл отказал ему, и Цезарь, убив Метелла, силой открыл двери, которые загудели при их открывании, после чего Тарпей, лишенный казны, оскудел. Створки ворот шлюза куда больше и мощней ворот Тарпея, поэтому и скрип, и гул намного сильнее.

В гудении створок можно расслышать музыкальные тона и фразы. Данте слышит в скрипе петель и гудении воды в створках звуки, которые ты произносишь, как «ты-дымм» – «Те Deum» – латинский церковный гимн: – «Тебя, бога, [хвалим]». И дальше доносятся как бы обрывки невнятных песен, исполняемых под мощную органную музыку: – «Когда стоят и под орган поют, и пение то внятно, то невнятно». Створки в воде открываются долго, можно многое расслышать, сравнение с органом здесь вполне уместно, существуют и водяные органы.

Этот гимн столь знаменит, что я считаю необходимым привести его полностью.

Из академической статьи:

Te Deum (лат. Te Deum laudamus – «Тебя, Бога, хвалим») – христианский гимн (поэтический текст). По преданию, написан в конце IV века Амвросием Медиоланским. В Православном богослужении тот же текст известен как «Тебе Бога хвалим». Распевы (мелодии) этого текста у католиков и православных разные. В истории музыки более известен григорианский распев третьего тона (дата создания неизвестна, предположительно во время Каролингского Возрождения) – католический гимн, который неоднократно обрабатывался различными европейскими композиторами.

Помимо Амвросия текст гимна приписывался блаженному Августину, что ныне ставится под сомнение исследователями; не вызывает сомнения лишь время создания гимна – на стыке IV и V веков. Поётся в оффиции на утрене (лаудах) перед воскресеньем, а также перед большими праздниками – после последнего респонсория. Используется также как процессиональное песнопение, приуроченное к особым случаям (коронация королей и императоров, возведение в сан священнослужителей высокого ранга и т. п.)

В Русской Православной церкви Te Deum известен как «Тебе Бога хвалим». Поётся в заключение благодарственных молебнов, обычно на 3-й тропарный глас. Завершает последование благодарственного молебна после литургии в Неделю Торжества Православия.

Также гимн присутствует в богослужениях некоторых протестантских церквей (главным образом, англикан и лютеран). В Англиканской церкви Te Deum является одной из двух неизменных песен утрени.

Музыку на текст гимна писали многие выдающиеся композиторы, такие как Букстехуде, Гендель, Гайдн, Сальери, Моцарт, Брукнер, Берлиоз, Дворжак.

Сохранился ряд композиций на текст «Тебе Бога хвалим»: в крюковой рукописи конца XVII века (ГПБ, Кирилловское собрание, №677/934), у композиторов. Итальянский композитор Дж. Сарти в 1779 году написал Te Deum на славянский текст для Екатерины II по случаю взятия Г. А. Потёмкиным Очакова.

Во многих странах получило распространение песнопение на переработанный текст Te Deum, посвящённый Деве Марии Te Matrem Dei laudamus.

Прелюдия к гимну Te Deum laudamus М. А. Шарпантье используется в качестве заставки Евровидения.

оригинальный (латинский) текст

русский перевод (Католический молитвослов, 1999)

Te Deum laudamus:

te Dominum confitemur.

Te aeternum Patrem

omnis terra veneratur.

Tibi omnes Angeli;

tibi caeli et universae Potestates;

Tibi Cherubim et Seraphim

incessabili voce proclamant:

Sanctus, Sanctus, Sanctus, Dominus

Deus Sabaoth.

Pleni sunt caeli et terra

maiestatis gloriae tuae.

Te gloriosus Apostolorum chorus,

Te Prophetarum laudabilis numerus,

Te Martyrum candidatus laudat exercitus.

Te per orbem terrarum

sancta confitetur Ecclesia,

Patrem immensae maiestatis:

Venerandum tuum verum et unicum Filium;

Sanctum quoque Paraclitum Spiritum.

Tu Rex gloriae, Christe

Tu Patris sempiternus es Filius.

Tu ad liberandum suscepturus hominem,

non horruisti Virginis uterum.

Tu, devicto mortis aculeo, aperuisti

credentibus regna caelorum.

Tu ad dexteram Dei sedes, in gloria Patris.

Iudex crederis esse venturus.

Te ergo quaesumus, tuis famulis subveni:

quos pretioso sanguine redemisti.

Aeterna fac cum sanctis tuis in gloria numerari.

Salvum fac populum tuum

Domine, et benedic hereditati tuae.

Et rege eos, et extolle illos usque in aeternum.

Per singulos dies benedicimus te;

Et laudamus Nomen tuum in saeculum, et in saeculum saeculi.

Dignare, Domine, die isto sine peccato nos custodire.

Miserere nostri domine, miserere nostri.

Fiat misericordia tua,

Domine, super nos, quemadmodum speravimus in te.

In te, Domine, speravi:

non confundar in aeternum.

Тебя, Бога, хвалим,

Тебя, Господа, исповедуем.

Тебя, Отца вечного,

вся земля величает.

Тебя ангелы и архангелы,

Тебя небеса и все силы;

Тебя херувимы и серафимы

непрестанно воспевают:

Свят, Свят, Свят Господь

Бог Саваоф;

Полны небеса и земля

величества славы Твоей.

Тебя восхваляет собор апостолов,

Тебя восхваляет пророков множество,

Тебя восхваляет пресветлое мучеников воинство,

Тебя по всей вселенной

святая Церковь исповедует,

Отца безмерного величия,

Воистину достойного поклонения

Единого и истинного Твоего Сына, И Святого Духа Утешителя.

Ты Царь славы, Христос

Ты предвечный Сын Отца,

Ты, вочеловечившийся для нашего освобождения,

Не возгнушавшийся девственного чрева,

Ты, победивший жало смерти,

Открыл верующим Царство небесное,

Ты одесную Бога восседаешь во славе Отчей.

Мы верим, что Ты придёшь судить нас.

Потому Тебя молим: помоги рабам Твоим,

Которых драгоценной Кровью Твоею искупил,

Сопричти их ко святым Твоим в вечной славе.

Спаси, Господи, народ Твой

И благослови наследие Твоё,

Управляй им и вознеси его на веки.

Во все дни благословим Тебя

И прославим имя Твоё во веки веков.

Сподоби, Господи, в этот день сохраниться нам без греха.

Помилуй нас, Господи, помилуй нас.

Да будет милость Твоя, Господи, на нас,

Ибо мы уповаем на Тебя.

На тебя,

Господи, уповая:

Не смутимся во веки.

Нижеследующий текст гимна Te Deum в Церковнославянском переводе («Тебе, Бога, хвалим») используется в богослужении Русской православной церкви, поётся традиционно на 3-й тропарный глас.

Символ «/» здесь обозначает деление на колена, употребляемое при пении.

Тебе Бога хвалим,/ Тебе Господа исповедуем./ Тебе Превечнаго Отца вся земля величает;/ Тебе вси Ангели,/ Тебе небеса и вся Силы./ Тебе Херувими и Серафими непрестанными гласы взывают:/ Свят, Свят, Свят, Господь Бог Саваоф,/ полны суть небеса и земля величества славы Твоея./ Тебе преславный Апостольский лик,/ Тебе пророческое хвалебное число,/ Тебе хвалит пресветлое мученическое воинство,/ Тебе по всей вселенней исповедует Святая Церковь,/ Отца непостижимаго величества,/ покланяемаго Твоего истиннаго и Единороднаго Сына/ и Святаго Утешителя Духа./ Ты, Царю славы, Христе,/ Ты Отца Присносущный Сын еси./ Ты, ко избавлению приемля человека,/ не возгнушался еси Девическаго чрева./ Ты, одолев смерти жало,/ отверзл еси верующим Царство Небесное./ Ты одесную Бога седиши во славе Отчей,/ Судия́ приити́ веришися./ Тебе убо просим:/ помози рабом Твоим,/ их же Честною Кровию искупил еси./ Сподоби со святыми Твоими в вечней славе Твоей царствовати./ Спаси люди Твоя, Господи,/ и благослови достояние Твое,/ исправи я и вознеси их во веки;/ во вся дни благословим Тебе/ и восхвалим имя Твое во веки и в век века./ Сподоби, Господи, в день сей без греха сохранитися нам./ Помилуй нас, Господи, помилуй нас;/ буди милость Твоя, Господи, на нас,/ якоже уповахом на Тя./ На Тя, Господи, уповахом,// да не постыдимся во веки. Аминь.

Ч. IX.1. Звёздное Небо в полночь 25 апреля 1743 года.

Кульминирует созвездие Скорпион (зверь, который бьёт нас, изгибая хвост).

Ч. IX.2. Смотритель шлюза на Мариинской Водной системе.

Мариинская Водная система начала создаваться в 1799 году, при императоре Павле I, как альтернатива Вышневолоцкой водной системе. До конца реализована не была, её заменила система Волго-Балт, а в дальнейшем – железная дорога. Как и все государственные служащие, смотрители шлюза носили форменную одежду – были одеты в шинели серого цвета и фуражки с кокардой.

Purgatorio – Canto X. Чистилище – Песня X
Чистилище – Круг первый – Гордецы

 
Poi fummo dentro al soglio de la porta
che `l mal amor de l'anime disusa,
perché fa parer dritta la via torta, [3]
 
 
sonando la senti` esser richiusa;
e s'io avesse li occhi vòlti ad essa,
qual fora stata al fallo degna scusa? [6]
 
 
Noi salavam per una pietra fessa,
che si moveva e d'una e d'altra parte,
sì come l'onda che fugge e s'appressa. [9]
 
 
Тогда мы очутились за порогом,
Заброшенным из-за любви дурной,
Ведущей души по кривым дорогам, [3]
 
 
Дверь, загремев, захлопнулась за мной;
И, оглянись я на дверные своды,
Что б я сказал, подавленный виной? [6]
 
 
Мы подымались в трещине породы,
Где та и эта двигалась стена,
Как набегают, чтоб отхлынуть, воды. [9]
 

Путники за порогом Чистилища, заброшенным из-за Любви дурной – первыми воротами шлюза. Шлюзование продолжается. Створки ворот шлюза, загремев, закрылись, путники очутились на дне глубокого колодца камеры шлюза, которая медленно наполняется водой, вместе с которой лодка поднимается. Ощущение жуткое, со всех сторон хлещет вода, стены камеры движутся, вода бурлит водоворотом в камере шлюза.

 
«Qui si conviene usare un poco d'arte»,
cominciò «l duca mio, «in accostarsi
or quinci, or quindi al lato che si parte». [12]
 
 
E questo fece i nostri passi scarsi,
tanto che pria lo scemo de la luna
rigiunse al letto suo per ricorcarsi, [15]
 
 
che noi fossimo fuor di quella cruna;
ma quando fummo liberi e aperti
sù dove il monte in dietro si rauna, [18]
 
 
Мой вождь сказал: «Здесь выучка нужна,
Чтоб угадать, какая в самом деле
Окажется надежней сторона». [12]
 
 
Вперед мы подвигались еле-еле,
И скудный месяц, канув глубоко,
Улегся раньше на своей постеле, [15]
 
 
Чем мы прошли игольное ушко.
Мы вышли там, где горный склон от края
Повсюду отступил недалеко, [18]
 

Вергилий говорит: нужна выучка, чтобы понять, какой стороны лучше держаться. Подъём медленный; Солнце уже клонится к закату, а молодой месяц 25 апреля 1743 года лежит низко над заходящим Солнцем, когда путники, наконец, проходят игольное ушко шлюза и выходят на сжатое между горными склонами перед шлюзом русло реки Березайка.

«Легче верблюду пройти в игольное ушко, нежели богатому войти в царствие небесное» – неточный перевод библейского выражения: – «Удобнее (легче) вельбуду (толстую верёвку) через игольные уши пронити (продеть, как нить), нежели богатому в царство небесное внити (войти, проползти, как нить)».

 
ïo stancato e amendue incerti
di nostra via, restammo in su un piano
solingo più che strade per diserti. [21]
 
 
Da la sua sponda, ove confina il vano,
al piè de l'alta ripa che pur sale,
misurrebbe in tre volte un corpo umano; [24]
 
 
e quanto l'occhio mio potea trar d'ale,
or dal sinistro e or dal destro fianco,
questa cornice mi parea cotale. [27]
 
 
Я – утомясь, и вождь и я – не зная,
Куда идти; тропа над бездной шла,
Безлюднее, чем колея степная. [21]
 
 
От кромки, где срывается скала,
И до стены, вздымавшейся высоко,
Она в три роста шириной была. [24]
 
 
Докуда крылья простирало око,
Налево и направо, – весь извив
Дороги этой шел равно широко. [27]
 

Поэт утомился, столь долго ожидая окончания шлюзования. Ни Вергилий, ни Данте не знают, куда идти: тропа, на которую они вышли, безлюднее, чем колея в бескрайней степи. От обрыва одного берега до стены другого берега река в этом месте в три роста шириной – около пяти метров. Весь извив реки, насколько достаёт глаз, идёт равно широко в ту и другую сторону.

 
Là sù non eran mossi i piè nostri anco,
quand» io conobbi quella ripa intorno
che dritto di salita aveva manco, [30]
 
 
esser di marmo candido e addorno
d'intagli sì, che non pur Policleto,
ma la natura lì avrebbe scorno. [33]
 
 
Еще вперед и шагу не ступив,
Я, озираясь, убедился ясно,
Что весь белевший надо мной обрыв [30]
 
 
Был мрамор, изваянный так прекрасно,
Что подражать не только Поликлет,
Но и природа стала бы напрасно. [33]
 

На дворе весна, 25 апреля 1743 года. Сильный ночной заморозок выбелил инеем берег, травы, кусты и деревья, представив взору бесконечное множество чудных картин, изваянных, кажется, в прекрасном ослепительно-белом мраморе, что не под силу изваять и всем скульпторам, начиная с Поликлета – знаменитого греческого ваятеля V века до н. э. и до наших дней. Даже невозможно себе вообразить, что природа способна мгновенно создать столь дивные картины и изваяния. Человек с развитым воображением способен увидеть в этом любые реалистические и фантастические образы. Представь, дорогой мой читатель, что всё это ещё и отражается в зеркальной глади реки, создавая впечатление бездны, над которой ты словно висишь чудесным образом. Поэт пишет о тропе, идущей под обрывом.

 
L'angel che venne in terra col decreto
de la molt» anni lagrimata pace,
ch'aperse il ciel del suo lungo divieto, [36]
 
 
dinanzi a noi pareva sì verace
quivi intagliato in un atto soave,
che non sembiava imagine che tace. [39]
 
 
Giurato si saria ch'el dicesse «Ave!»;
perché iv» era imaginata quella
ch'ad aprir l'alto amor volse la chiave; [42]
 
 
e avea in atto impressa esta favella
«Ecce ancilla Deï», propriamente
come figura in cera si suggella. [45]
 
 
Тот ангел, что земле принес обет
Столь слезно чаемого примиренья
И с неба вековечный снял завет, [36]
 
 
Являлся нам в правдивости движенья
Так живо, что ни в чем не походил
На молчаливые изображенья. [39]
 
 
Он, я бы клялся, «Ave!» говорил
Склонившейся жене благословенной,
Чей ключ любовь в высотах отворил. [42]
 
 
В ее чертах ответ ее смиренный,
«Ессе ancilla Dei», был ясней,
Чем в мягком воске образ впечатленный. [45]
 

Кажется, что круговая тропа идет вдоль мраморной стены горного склона, украшенной барельефами, на которых знаменитыми скульпторами изображены примеры смирения. Поэт, много видевший на своём веку творений гениальных скульпторов, от Поликлета до Микеланджело, посетивший прекрасные дворцы властителей Западной Европы, осмотревший многие собрания скульптур и картин, какими богатые люди XVIII века стремились украсить свои имения, искренне восхищается этими природными красотами и видит в них много мотивов, сходных с творениями величайших скульпторов.

Первый барельеф, описанный им, изображает евангельскую легенду о смирении девы Марии перед ангелом (архангелом Гавриилом), возвещающим ей, что она родит Христа Спасителя, искупившего Распятием на Кресте первородный грех людей; знаменитейший сюжет: – Благовещение». «Ave!» (лат.) – «Радуйся!» – начало молитвы Богородице. «Ессе ancilla Dei» (лат.) – «Я раба господня» – ответ Марии.

«Богородица, Дева, радуйся! Благодатная Мария, Господь с тобой! Благословенна Ты в женах и благословен плод чрева Твоего.

 
«Non tener pur ad un loco la mente»,
disse «l dolce maestro, che m'avea
da quella parte onde «l cuore ha la gente. [48]
 
 
Per ch'i» mi mossi col viso, e vedea
di retro da Maria, da quella costa
onde m'era colui che mi movea, [51]
 
 
un'altra storia ne la roccia imposta;
per ch'io varcai Virgilio, e fe'mi presso,
acciò che fosse a li occhi miei disposta. [54]
 
 
«В такой недвижности не цепеней!» —
Сказал учитель мой, ко мне стоявший
Той стороной, где сердце у людей. [48]
 
 
Я, отрывая взгляд мой созерцавший,
Увидел за Марией, в стороне,
Где находился мне повелевавший, [51]
 
 
Другой рассказ, иссеченный в стене;
Я стал напротив, обойдя поэта,
Чтобы глазам он был открыт вполне. [54]
 

Склон берега реки находится в тени, поэт стоит лицом к Востоку. Вергилий, продвигаясь на Север, догоняет его и останавливается левым боком к нему. Он говорит, что на утреннем морозе стоять неподвижно долго не стоит, иначе замёрзнешь, надо двигаться. Данте, оторвав взгляд от первой картины, поворачивается в сторону Вергилия и тут же находит другой образ для созерцания. Он обходит того, чтобы лучше разглядеть.

 
Era intagliato lì nel marmo stesso
lo carro e ' buoi, traendo l'arca santa,
per che si teme officio non commesso. [57]
 
 
Dinanzi parea gente; e tutta quanta,
partita in sette cori, ai due mie sensi
faceva dir l'un «No», l'altro «Sì, canta». [60]
 
 
Similemente al fummo de li «ncensi
che v'era imaginato, li occhi e «l naso
e al sì e al no discordi fensi. [63]
 
 
Lì precedeva al benedetto vaso,
trescando alzato, l'umile salmista
e più e men che re era in quel caso. [66]
 
 
Di contra, effigïata ad una vista
d'un gran palazzo, Micòl ammirava
sì come donna dispettosa e trista. [69]
 
 
Изображало изваянье это,
Как на волах святой ковчег везут,
Ужасный тем, кто не блюдет запрета. [57]
 
 
И на семь хоров разделенный люд
Мои два чувства вовлекал в раздоры;
Слух скажет: «Нет», а зренье: «Да, поют». [60]
 
 
Как и о дыме ладанном, который
Там был изображен, глаз и ноздря
О «да» и «нет» вели друг с другом споры. [63]
 
 
А впереди священного ларя
Смиренный Псалмопевец, пляс творящий,
И больше был, и меньше был царя. [66]
 
 
Мелхола, изваянная смотрящей
Напротив из окна больших палат,
Имела облик гневной и скорбящей. [69]
 

Второй барельеф изображает смирение библейского царя Давида – Псалмопевца, который, при перенесении Святого «ковчега завета» в Иерусалим, «скакал и плясал перед Господом», на что с негодованием смотрела из окна дочь царя Саула – Мелхола. Потом она упрекнула царя Давида за эту пляску, на что Давид ответил: – «пред Господом играть и плясать буду».

И у Мелхолы, дочери Сауловой, не было детей до дня смерти её (2 Царств 6).

Изваяние, сделанное природой, столь грандиозно и реалистично, окружающий сцену перевозки ковчега люд, разделенный на семь хоров (только представьте себе это количество), изображен поющим настолько реально, что чувства созерцающего находятся в раздоре. Зрение говорит: – «Поют!», а слух скажет: – «Нет!». Точно так же изображенный дым ладана из курильниц, глаз прекрасно видит, а обоняние не чувствует. В облике Мелхолы можно увидеть и гнев, и скорбь.

 
I» mossi i piè del loco dov» io stava,
per avvisar da presso un'altra istoria,
che di dietro a Micòl mi biancheggiava. [72]
 
 
Quiv» era storïata l'alta gloria
del roman principato, il cui valore
mosse Gregorio a la sua gran vittoria; [75]
 
 
i» dico di Traiano imperadore;
e una vedovella li era al freno,
di lagrime atteggiata e di dolore. [78]
 
 
Intorno a lui parea calcato e pieno
di cavalieri, e l'aguglie ne l'oro
sovr» essi in vista al vento si movieno. [81]
 
 
La miserella intra tutti costoro
pareva dir: «Segnor, fammi vendetta
di mio figliuol chiè morto, ondi io m'accoro»; [84]
 
 
ed elli a lei rispondere: «Or aspetta
tanto ch'i» torni»; e quella: «Segnor mio»,
come persona in cui dolor s'affretta, [87]
 
 
«se tu non torni?»; ed ei: «Chi fia dov» io,
la ti farà; ed ella: «L'altrui bene
a te che fia, se «l tuo metti in oblio?»; [90]
 
 
ond elli: «Or ti conforta; ch'ei convene
ch'i» solva il mio dovere anzi ch'i» mova:
giustizia vuole e pietà mi ritene». [93]
 
 
Я двинулся, чтобы насытить взгляд
Другою повестью, которой вправо,
Вслед за Мелхолой, продолжался ряд. [72]
 
 
Там возвещалась истинная слава
Того владыки римлян, чьи дела
Григорий обессмертил величаво. [75]
 
 
Вдовица, ухватясь за удила,
Молила императора Траяна
И слезы, сокрушенная, лила. [78]
 
 
От всадников тесна была поляна,
И в золоте колеблемых знамен
Орлы парили, кесарю охрана. [81]
 
 
Окружена людьми со всех сторон,
Несчастная звала с тоской во взоре:
«Мой сын убит, он должен быть отмщен!» [84]
 
 
И кесарь ей: «Повремени, я вскоре
Вернусь“. – „А вдруг, – вдовица говорит,
Как всякий тот, кого торопит горе, – [87]
 
 
Ты не вернешься?“ Он же ей: „Отмстит
Преемник мой“. А та: „Не оправданье —
Когда другой добро за нас творит». [90]
 
 
И он: «Утешься! Чтя мое призванье,
Я не уйду, не сотворив суда.
Так требуют мой долг и состраданье». [93]
 

Третий барельеф воспроизводит легенду о том, как римский император Траян (с 98 по 117 годы) смиренно выслушал упрек вдовы и оказал ей правосудие. Существовала легенда, что, по молитве папы Григория I Великого (590 – 604 года), кроткий Траян, император-язычник, был освобожден из Ада (и это спустя 500 лет!), жил вторично уже как христианин и достиг райского блаженства.

 
Colui che mai non vide cosa nova
produsse esto visibile parlare,
novello a noi perché qui non si trova. [96]
 
 
Mentr» io mi dilettava di guardare
l'imagini di tante umilitadi,
e per lo fabbro loro a veder care, [99]
 
 
Кто нового не видел никогда,
Тот создал чудо этой речи зримой,
Немыслимой для смертного труда. [96]
 
 
Пока мой взор впивал, неутомимый,
Смирение всех этих душ людских,
Все, что изваял мастер несравнимый, [99]
 

Кто нового не видел никогда – Бог, которому открыто и прошлое и будущее. Поэт цепенеет перед этим чудом, изваянным природой, смиряющейся, как и её образы, перед последним дыханием зимы.

 
«Ecco di qua, ma fanno i passi radi»,
mormorava il poeta, «molte genti:
questi ne «nvïeranno a li alti gradi». [102]
 
 
Li occhi miei, ch'a mirare eran contenti
per veder novitadi ond» e» son vaghi,
volgendosi ver» lui non furon lenti. [105]
 
 
Non vo» però, lettor, che tu ti smaghi
di buon proponimento per udire
come Dio vuol che «l debito si paghi. [108]
 
 
«Оттуда к нам, но шаг их очень тих, —
Шепнул поэт, – идет толпа густая;
Путь к высоте узнаем мы у них». [102]
 
 
Мои глаза, которые, взирая,
Пленялись созерцаньем новизны,
К нему метнулись, мига не теряя. [105]
 
 
Читатель, да не будут смущены
Твоей души благие помышленья
Тем, как господь взымает долг с вины. [108]
 

Вергилий замечает впереди густую толпу людей, идущих очень тихо, предлагая узнать дорогу у них. Поэт, жадно желающий увидеть что-то новое, оборачивается в сторону, указанную ему и смущается увиденным.

 
Non attender la forma del martìre:
pensa la succession; pensa ch'al peggio
oltre la gran sentenza non può ire. [111]
 
 
Io cominciai: «Maestro, quel ch'io veggio
muovere a noi, non mi sembian persone,
e non so che, sì nel veder vaneggio». [114]
 
 
Подумай не о тягости мученья,
А о конце, о том, что крайний час
Для худших мук – час грозного решенья. [111]
 
 
Я начал так: «То, что идет на нас,
И на людей по виду непохоже,
А что идет – не различает глаз». [114]
 

Данте призывает читателя, чтобы его благие помышления не были сильно смущены, подумать не о тяжести мучения, но о Часе Грозного решения – Страшном суде, заранее извиняясь за картину, которую сейчас нарисует перед ним. Ему кажется, что то, на что указывает Вергилий, на самом деле – надвигающаяся снеговая туча, которая сыплет густой снег или снежную крупу (манну), возможно, вперемешку с дождём. Глаз поэта в этой густой пелене не различает почти ничего.

 
Ed elli a me: «La grave condizione
di lor tormento a terra li rannicchia,
sì che ' miei occhi pria n'ebber tencione. [117]
 
 
Ma guarda fiso là, e disviticchia
col viso quel che vien sotto a quei sassi:
già scorger puoi come ciascun si picchia». [120]
 
 
И он в ответ: «Едва ль есть кара строже,
И ею так придавлены они,
Что я и сам сперва не понял тоже. [117]
 
 
Но присмотрись и зреньем расчлени,
Что движется под этими камнями:
Как бьют они самих себя, взгляни!» [120]
 

Вергилий настаивает, что там действительно есть души, которых сечёт дождь и бьёт снежная крупа, придавленные своей карой так, что он и сам сначала не понял, что такое там видно.

 
O superbi cristian, miseri lassi,
che, de la vista de la mente infermi,
fidanza avete ne» retrosi passi, [123]
 
 
non v'accorgete voi che noi siam vermi
nati a formar l'angelica farfalla,
che vola a la giustizia sanza schermi? [126]
 
 
Di che l'animo vostro in alto galla,
poi siete quasi antomata in difetto,
sì come vermo in cui formazion falla? [129]
 
 
О христиане, гордые сердцами,
Несчастные, чьи тусклые умы
Уводят вас попятными путями! [123]
 
 
Вам невдомек, что только черви мы,
В которых зреет мотылек нетленный,
На божий суд взлетающий из тьмы! [126]
 
 
Чего возносится ваш дух надменный,
Коль сами вы не разнитесь ничуть
От плоти червяка несовершенной? [129]
 

Приглядевшись, поэт увидел такое, что заставило его взнести к небесам горячую молитву о христианах, сходных с червяками, в которых только зреет душа, вылетающая из тьмы на суд Божий как мотылёк.