Текст книги "Сокровище любви"

Барбара Картленд
Сокровище любви

От автора

Когда я посетила Гаити, я встретилась там с Катрин Данхэм, которая знает о воду более, чем кто-либо другой в этой стране.

Знаменитая черная балерина, теперь уже ушедшая на покой, построила в саду, окружавшем ее великолепный дом, свой собственный храм воду. Она дала мне кусочек метеорита; подобные ему хранятся в каждом храме воду, у каждого жреца папалои.

Я побывала также в храме, принадлежащем Жану Бовуару, ученому и религиозному деятелю. Я видела обряды, которые совершали его ученики, приверженцы воду, хотя мне и не позволили остаться на последующую тайную церемонию, доступную только для посвященных. Танцы были поразительны, великолепны и чувственны, ритм барабанов завораживал. В этой повести я правдиво описала все, что мне только довелось увидеть.

Теперь религия воду на Гаити разрешена законом и охватывает, как мне говорили, более шестидесяти процентов населения. Католицизм и воду встречаются на этой земле, мирно сосуществуя в сердцах людей.

Глава 1

Действие происходит в 1805 г., через год после победы освободительного движения и провозглашения независимости западной (французской) части Гаити.

– Мы входим в порт!

Керк Хорнер, американец, высокий, с квадратной, несколько выдающейся вперед челюстью, поднялся и подошел к круглому окошку иллюминатора; за ним расстилалась гавань Порт-о-Пренса; здесь полно было маленьких лодчонок и кораблей побольше, но ни один из них не мог сравниться с громадной американской шхуной, на борту которой находился сейчас Керк.

– Итак, мои приключения начинаются! – воскликнул кто-то за его спиной; Керк отвернулся от иллюминатора и посмотрел на говорившего.

– Брось это, Андре! – почти умоляющим голосом произнес он. – Возвращайся-ка лучше со мной в Бостон. Ты совершаешь большую ошибку и горько пожалеешь о ней, если вообще повезет остаться в живых.

– Все мы уже не раз совершали ошибки, – ответил Андре де Вийяре, – и я уверяю тебя, перспектива прожить всю оставшуюся жизнь в нужде и лишениях – отличный стимул, для того чтобы совершить еще одну.

– Это безумие! Абсолютное безумие! – В голосе Керка Хорнера не слышалось и тени сомнения. – И все же придется, видимо, помочь тебе, хотя чутье мне и подсказывает, что делать этого ни в коем случае не следует.

– Ты пообещал помогать мне еще до того, как мы сели на корабль, так что теперь не сможешь отказаться, – возразил Андре. – Ну, так каковы же наши планы?

Керк Хорнер еще раз выглянул в иллюминатор. За гаванью виден был город Порт-о-Пренс, а еще дальше, за городом, вздымались горные вершины, сине-багровые, грозные и мрачные даже в ослепительном сиянии жаркого южного солнца.

Все остальное было ярко-зеленым, будто лакированным; на фоне этой великолепной блестящей зелени белые домики в отдалении словно светились; такая необыкновенная, сверкающая белизна невозможна была бы ни в одном другом климате.

– Единственное, что ты должен сейчас делать, – сказал Керк, – это оставаться на судне до тех пор, пока мне не удастся связаться с одним человеком; думаю, он поможет тебе в твоей безумной затее, так что ты сможешь всласть подразнить гусей.

– Кто он? – спросил Андре.

– Его зовут Жак Дежан, он мулат. Андре де Вийяре уже видел мулатов в Америке. Керк объяснил ему, что на Гаити мулаты презирают негров, а негры ненавидят мулатов почти так же, как белых.

Керк был прав – со стороны француза было отчаянным, невероятным, невозможным безумием проникнуть на Гаити в такой момент.

Жан-Жак Дессалин, командующий гаитянской армией, известный массовыми чудовищно жестокими убийствами французских плантаторов и почти всего белого населения на острове, провозгласил себя в прошлом году императором Гаити.

Когда закончились пышные празднества в честь принятия Декларации Независимости, одним из первых его указов был указ о необходимости новой формы для солдат его армии.

Две тысячи пар нового обмундирования было заказано одной бостонской фирме, и сейчас они находились на борту шхуны, доставившей Андре де Вийяре и его друга Керка Хорнера на Гаити.

Керк был уполномочен ознакомиться с обстановкой на острове и конфиденциально доложить о ней американскому президенту.

Соединенные Штаты намеревались восстановить свое влияние на рынке сбыта, с которого вытеснил их покойный генерал Леклерк, шурин Наполеона Бонапарта.

Однако французский вице-консул в Филадельфии не только выразил решительный протест против торговли американцев с Дессалином, имея в виду суда, поставлявшие его армии оружие и боеприпасы, но и обвинил Соединенные Штаты в том, что они отправляют своих негров воевать на стороне повстанцев против оставшихся на острове французов и испанцев.

Эти услуги Дессалин щедро оплачивал хлопком, медью, лесоматериалами и даже долларами. Его запасы серебра были огромны.

Остров подвергался столь яростному опустошению, что это ставило в тупик правительства других стран; Керк Хорнер, побывавший на Гаити два года назад, ожидал найти здесь большие перемены, происшедшие за время царствования тирана.

Именно жестокость этого дикаря заставляла Керка опасаться за жизнь своего друга Андре де Вийяре.

Керк и Андре были знакомы уже несколько лет, и Керк, когда бывал в Англии, всегда останавливался в доме Андре.

Возможно, именно красочные рассказы его друга о Гаити впервые пробудили интерес Андре к этому острову, если, конечно, не считать того факта, что его родной дядя, богатый плантатор, был убит там во время революции.

Он уцелел во время восстания в 1791 году просто потому, что имение Вийяре хорошо управлялось и с рабами там обращались гораздо мягче, чем на многих других плантациях, не подвергая их нечеловеческим истязаниям.

И все-таки пришел день, когда Андре получил от Керка сообщение, что и дядя, и его три сына убиты; тот узнал об этом во время своей последней поездки на Гаити.

Он был немало поражен, когда два месяца назад Андре заявился в Бостон с просьбой помочь ему попасть на остров.

– Это исключено! – решительно сказал он. Жан-Жак Дессалин поклялся убивать каждого белого, который попадется ему на пути. Он фанатик, он страстно ненавидит всех белых людей; я не дам за твою жизнь и двух центов, как только нога твоя ступит на гаитянскую землю. – Керк, не жалея красок, описал своему другу внешность Дессалина:

– Маленький, фигура как у гориллы: плечи непомерно широкие, а шея короткая и толстая, прямо-таки бычья. Нос широкий, расплющенный, с громадными ноздрями; толстые, вывернутые губы. Низкий лоб; жесткие, как витая проволока, космы почти закрывают глаза.

– Да, не слишком привлекателен! – рассмеялся Андре.

– На самом деле это далеко не так смешно, – резко заметил Керк. – Он внушает ужас своим собственным приближенным; бывают периоды, когда он становится почти невменяемым, подозревает всех и каждого и беспрерывно говорит о необходимости убивать и уничтожать, мучить и проливать кровь.

– Я слышал, – сказал Андре, – что он шел на дьявольские уловки, обещая защиту и покровительство белым обитателям острова в том случае, если они сдадутся ему добровольно, а затем, когда они доверчиво подходили к нему, убивал их на месте.

– В Жереми все улицы были залиты кровью, – ответил Керк. – Дессалин убил там четыреста пятьдесят мужчин, женщин и детей. Эта дикая жестокость пугает даже Кристофа, его главнокомандующего! – Хорнер помолчал, давая Андре время как следует вдуматься в его слова, потом добавил:

– Ничего удивительного, что американский президент весьма встревожился, узнав о том, что во время церемонии провозглашения Независимости представитель комитета Дессалина заявил под общие аплодисменты: «Для того чтобы увековечить эту Декларацию, нам нужен пергамент, выделанный из кожи белого человека, чернильница, сделанная из его черепа, кровь его послужит нам чернилами, а штык – пером!»

– От твоего рассказа просто волосы встают дыбом, – отозвался Андре. – И все-таки я не изменю своего намерения; я попытаюсь найти сокровище, которое мой дядя зарыл на плантации.

Керк знал, что это было главной и единственной целью путешествия его друга.

Ему известно было также, что теперь, когда отец Андре умер, тот стал графом де Вийяре, главой старинного рода.

Вряд ли Андре когда-нибудь ожидал, что займет такое высокое положение.

Из трех сыновей его деда отец Андре был самым младшим.

Чувствуя, что во Франции дела идут неважно и среди крестьян нарастает недовольство, средний сын, Филипп, решил обосноваться на Гаити; он поселился там еще в начале 1770-х годов.

Он часто писал своим родственникам, сообщая им, что стал богатым человеком; хлопок и кофе, которые он выращивал, пользовались большим спросом во всех уголках Нового Света и шли по высоким ценам.

Потом произошла Великая французская революция; графа де Вийяре вместе с единственным оставшимся с ним старшим сыном казнили, как и многих других аристократов.

Таким образом, главой семьи стал Филипп де Вийяре, живший на Гаити; его младший брат, Франсуа, вместе со своей женой-англичанкой и сыном Андре успели эмигрировать в Англию, спасаясь от неминуемой расправы.

Андре отдали в английскую школу, затем он учился в английском университете, большинство его друзей тоже были англичанами.

Отец его обеднел, и только благодаря некоторым связям матери они могли жить более или менее сносно.

Известие об убийстве Филиппа де Вийяре, полученное от Керка Хорнера, делало отца Андре главой рода, а когда в 1803 году он скончался, этот титул унаследовал Андре; при этом новоявленный граф де Вийяре не имел решительно никаких средств, чтобы достойно поддерживать честь столь древнего и почетного рода.

Именно тогда он очень внимательно, строчка за строчкой, перечитал все последние письма дяди Филиппа, полученные с Гаити.

В одном из самых последних, написанных им незадолго до того, как он был зверски убит в своем имении, содержалось, как показалось Андре, очень важное сообщение.

«Дела здесь принимают опасный оборот, – писал Филипп своему брату. – Каждый день до меня доходят слухи о зверских расправах, учиненных над моими друзьями на соседних плантациях. Мужчин не просто убивают, но предварительно истязают, подвергают всяческим пыткам, а женщин насилуют и вдобавок еще заставляют трудиться как рабынь на плантациях, которыми теперь управляют сами черные.

Мы строим различные планы побега, но что бы мы ни придумали, от всего приходится в конце концов отказываться, все это невыполнимо и только привлечет к нам ненужное внимание, ускорит свершение приговора; правда, день этот и так неотвратимо приближается».

После этого шла та фраза, которая так взволновала Андре, что он без конца ее перечитывал:

«Я могу довериться только матери-земле, ну и, конечно, уповать на Господа Бога, его заступничество и покровительство».

Андре показал письмо Керку.

– Мне кажется, это намек моему отцу, что деньги дяди зарыты в землю где-то неподалеку от церкви.

– Возможно, так оно и есть, – согласился Хорнер. – Так поступали со своими деньгами и ценностями все плантаторы. Дессалин прекрасно знал об этом; он или пытал их до тех пор, пока они не признавались, где спрятали свои сокровища, или обыскивал каждый клочок земли так тщательно, что вряд ли что-нибудь могло ускользнуть от его глаз; он награбил таким образом кучу всякого добра. – Он помолчал немного, потом добавил:

– Когда диктатор уходил из Жереми, его сопровождал караван из двадцати пяти мулов, нагруженных серебром и другими драгоценностями. Но я слышал, все это не идет ни в какое сравнение с тем, что ему досталось в О'Кайе, причем большую часть добычи они откопали на плантациях.

– И все-таки стоит попробовать, – не уступал Андре. – Как бы там ни было, а я всегда был и остаюсь оптимистом.

– Оптимистом, который погибнет, – Керк щелкнул пальцами, – как погибли уже тысячи его соотечественников. – Потом он улыбнулся:

– Одно счастье – ты совсем не похож на француза. Ты слишком большой.

– Ты забыл, что моя мама англичанка, – сказал Андре.

Без сомнения, подумал Керк, именно матери, графине де Вийяре, его друг обязан прекрасным сложением и присущей мужчинам ее рода физической мощью.

От отца Андре достались темные волосы и карие глаза, но ростом и статью он пошел явно в мать и ее семью.

Широкие плечи Андре, узкие бедра и вся его атлетическая фигура были точным слепком с тех стройных и изящных Буков, которые окружали принца Уэльского в Лондоне.

Андре обладал также недюжинной физической силой, но вряд ли она поможет ему, с горечью подумал Керк, если он посмеет сунуться на Гаити со своей белой кожей.

Американец снова выглянул в иллюминатор:

– Если повезет, – заметил он, – мой друг Жак Дежан сам поднимется на борт, когда увидит, что наш корабль вошел в гавань. Он ждет меня, – по крайней мере, я надеюсь, что ждет, – уже целых два месяца.

– У тебя по всему свету друзья, – засмеялся Андре.

– Когда у человека такая работа, он не может обойтись без друзей, – заметил Хорнер.

– Ну ясно, ты имеешь в виду шпионов, которые должны все для тебя разнюхивать, – усмехнулся Андре. – Во всяком случае, меня не волнует ни кто твои друзья, ни чем они занимаются, лишь бы они могли мне помочь.

– Ты ужасный эгоист! – улыбнулся Керк. Он подумал, как это в самом деле характерно для его друга – сосредоточиться на чем-то одном и, не обращая внимания ни на что окружающее, ни на какие препятствия, идти к намеченной цели.

Керк вышел из каюты, оставив Андре одного. Любой, кто хорошо знал графа де Вийяре, сразу понял бы по выражению его лица, что он полон решимости и готов невзирая ни на что упорно добиваться своего.

Он уже выдержал отчаянные мольбы своей матери, по дороге без конца спорил с Керком, отвергая все его доводы, что не мешало ему реально смотреть на вещи и сознавать, какими опасностями грозит это предприятие.

Конечно, восстание черных рабов на Гаити, пожар в городке Ле-Кап, где пытался высадиться генерал Леклерк, смерть самого Леклерка от желтой лихорадки, а также война, вновь вспыхнувшая между Францией и Британией, – все это имело трагические последствия для Франции и французов.

Однако, судя по тому, что слышал Андре об обращении французских плантаторов со своими рабами, восстание было неизбежно, раньше или позже следовало ожидать, что рабы поднимут мятеж.

К тому же неграм повезло – во главе восставших встали два исключительно талантливых руководителя и военачальника – Жан-Жак Дессалин и Анри Кристоф.

Каким бы зверем, дикарем и садистом ни был Дессалин, он был в то же время храбрым, опытным и искусным воином. Кристоф, более мягкий по характеру и действовавший повинуясь скорее рассудку, чем темным инстинктам, старался защитить – и не без успеха – жизнь тех французов, которые по-человечески обращались с неграми, а также тех, – в основном это были священники и врачи, – кто работал на острове, помогая как белым, так и черным.

Но несмотря на все это, девять десятых всех французов, живших на Гаити, насколько Андре было известно, погибли мученической смертью, и Дессалин все еще не мог успокоиться, пытая и убивая тех, кто каким-то чудом остался в живых.

Андре глубоко вздохнул.

«Ну что ж! Двум смертям не бывать, а одной не миновать! – сказал он сам себе. – Все равно стоит рискнуть! В крайнем случае кровь моя смешается с кровью сотен моих соотечественников, уже пролитой на Гаити».

Дверь каюты распахнулась, и появился Керк.

– Хорошие новости! – закричал он с порога. – Как я и думал, Жак Дежан уже ждал меня. Сейчас он поднимется на борт, и ты сможешь с ним познакомиться.

Человек, о котором говорил американец, уже входил в каюту. Андре бросил на него внимательный, испытующий взгляд, зная, как много зависит сейчас от него.

Кожа Жака Дежана была приятного золотистого оттенка, и если бы Андре увидел его в Англии, он подумал бы, что тот просто загорел на солнце. Черты его были вполне европейскими, и все же слишком курчавые волосы и темные, почти черные глаза выдавали его происхождение.

Одет он был весьма изысканно: костюм его не уступал костюму Керка или Андре своей элегантностью; пестрый муслиновый галстук был повязан очень изящно, а синий пиджак, который, возможно, показался бы слишком ярким взыскательному взгляду европейца, сидел на нем как влитой; возможно, ему не хватало некоторой легкой небрежности в туалете.

– Жак, – сказал Керк, – разреши представить тебе моего друга Андре. Он нуждается в твоей помощи, и я уже пообещал, что ты окажешь всяческую поддержку, сделаешь все, что в твоих силах, чтобы помочь ему.

– Любому из ваших друзей!.. – воскликнул мулат. – Вы же знаете, что я поклялся всю мою жизнь посвятить служению вам!

Его несколько экзальтированная манера говорить и цветистые обороты скрывали за собой искренние чувства, и, глядя на мулата, Андре подумал, что этому человеку можно доверять.

Тем не менее он вопросительно взглянул на своего друга-американца, словно бы ища подтверждения своему ощущению. Тот, как бы отвечая на его немой вопрос, сказал:

– Однажды в сильную бурю я спас Жаку жизнь. Он обещал в благодарность всегда оказывать мне любые услуги, помогать мне во всем; и не только мне, но и моим друзьям. Он всегда держит свое слово.

– Так оно и есть, – подтвердил Жак. – Итак, мосье, чем могу быть вам полезен?

Андре и Керк удивленно переглянулись. Такое обращение, как «мосье», явно указывало на то, что Жаку, хоть ему никто и не говорил об этом, известно, что он разговаривает с французом.

Керк подошел к двери каюты и проверил, достаточно ли плотно она закрыта. Потом повернулся к мулату:

– Неужели национальность моего друга так бросается в глаза?

– Я большой знаток человеческой психологии, – ответил Жак, – и уже само то, что он ожидает от меня помощи, но не вышел встретить меня на палубу, показалось мне подозрительным. Когда же я увидел его, все мои сомнения окончательно рассеялись – я понял, что он не американец.

Андре рассмеялся:

– Я собирался выдать себя за англичанина, во мне и правда наполовину течет кровь моих английских предков.

– Во мне тоже течет кровь белых людей, – возразил Жак, – однако белые никогда не желали иметь со мной никакого дела, за исключением тех случаев, когда я могу быть им полезен. – В голосе его не было слышно никакой горечи, он просто констатировал факт.

– Ладно, признаюсь, я действительно француз.

Керк забыл назвать вам мое имя. Меня зовут Андре де Вийяре.

Мулат на минуту задумался, потом спросил:

– Вы случайно не родственник того де Вийяре, чья плантация находится в долине, у подножия Черных Гор?

– Вы правы, я его племянник.

– Он умер.

– Именно об этом Керк сообщил мне два года тому назад.

– Тогда что же привело вас сюда? – поинтересовался Жак, не пытаясь скрыть любопытства. Андре решил говорить правду, чувствуя, что это никак не сможет ему повредить.

– Я уверен, что мой дядя зарыл свои деньги и все остальные ценности где-нибудь в своем поместье. Поскольку все его сыновья тоже погибли и не осталось других наследников, то я теперь старший в нашем роду, и все это по праву принадлежит мне.

– Считайте, что вам повезло, если наш великий и щедрый император оставил все это вам, – ответил Жак.

– Есть ли какой-нибудь способ узнать наверняка, обнаружил ли он зарытые сокровища? – спросил Андре. – Если он не нашел их, я собираюсь отправиться на плантацию де Вийяре.

Жак Дежан всплеснул руками.

– Подумать только: вы собираетесь! – воскликнул он. – Но это совсем не так просто. Уверяю вас, это связано с невероятными трудностями и опасностями. Да, да, очень опасно предпринимать что-либо подобное!

– Ничего не поделаешь, Жак, – вмешался американец. – Ты не хуже меня знаешь, что если кто и способен помочь Андре, так это ты. Я думаю, можно как-нибудь разведать, что, у кого и сколько стянул Дессалин. Я слышал, он устроил в горах хранилище и прячет там свою добычу.

– Это верно, – согласился Жак, – но дело в том, что он не умеет писать и не составляет никаких списков награбленного. Сомневаюсь даже, – что он кому-либо рассказывает о своих удачных находках или хвастается своими приобретениями.

Андре с досадой передернул плечами, чувствуя, что так они зайдут в тупик.

– Однако, – продолжал Жак, – есть все-таки один человек, который может знать, есть ли в сокровищнице Дессалина что-либо ценное с плантации де Вийяре.

– Кто это? – спросил Керк.

– Оркис! – быстро и коротко ответил мулат.

– Оркис! – воскликнул Керк. – Так она здесь, в Порт-о-Пренсе? Жак кивнул:

– Она поселилась в резиденции Леклерка и во всем старается подражать сестре Наполеона Бонапарта, которая жила здесь с тех пор, как вышла замуж за генерала Леклерка, а после его смерти вернулась в Европу и известна теперь как ее императорское высочество Полин Боргезе.

– Я просто не верю своим ушам! – изумленно воскликнул американец.

– Кто такая эта Оркис? – поинтересовался Андре.

Керк рассмеялся:

– Если ты поживешь здесь хоть какое-то время, ты вскоре услышишь об Оркис!

– Да кто же она? – снова спросил его друг.

– Одна из любовниц Дессалина, – объяснил наконец Хорнер. – У него их штук двадцать, но она лучше всех умеет удовлетворять его вкусы. Хотя все они содержатся – и весьма неплохо, смею заметить, – за счет императорской казны, но есть подозрение, что Оркис просто-напросто захватила саму казну!

Жак не выдержал и громко расхохотался.

– Прекрасно сказано, друг мой! – одобрительно заметил он. – Однако за последний год ее сумасбродство и расточительность перешли все границы. Теперь она пожелала не более и не менее как заполучить корону императрицы; беда только в том, что у Дессалина уже есть законная жена. – Он опять засмеялся, потом добавил:

– Во всяком случае, она пытается возместить недостаток респектабельности, играя – и притом с неописуемым блеском и великолепием – роль принцессы Полин..

– Так ты говоришь, она перебралась в резиденцию Леклерка? – переспросил Керк.

– Оркис принимает своих поклонников – или просителей, как вам угодно, – за завтраком и после обеда. В это время мосье де Вийяре может к ней обратиться.

– Я склонен считать, что это невозможно, – заметил Керк.

– Без сомнения, если он появится перед ней в таком виде, – ответил мулат. – Однако, если он собирается хоть немного отъехать от Порт-о-Пренса, а тем более забраться в глубь страны, он ни в коем случае не должен ступать на берег в облике белого человека.

Оба – и Керк и Андре – смотрели, широко раскрыв глаза, ничего не понимая.

– Здесь, в столице, еще осталось несколько белых мужчин, – объяснил Жак. – Некоторые из них производят оружие и боеприпасы для армии Дессалина, но даже их он с трудом выносит. Так что для белого человека выехать куда-нибудь за пределы города равносильно самоубийству. Его прикончат, не успеет он проехать и нескольких миль.

– Так что же ты предлагаешь? – удивился американец.

Жак внимательно, испытующе оглядел Андре с головы до ног.

– Из вас получится очень симпатичный мулат!

– Мулат?! – воскликнул Андре, не веря своим ушам.

– К счастью, у вас темные волосы, – продолжал Жак, – хотя, пожалуй, их придется все же немного завить. Окажись ваши глаза голубыми или серыми, моя задача значительно усложнилась бы, но они, слава Богу, темно-карие, так что и с этим все в порядке. Они достаточно темны, мосье, для того чтобы придать вашей коже оттенок, подобный моему.

– Должен признаться, мне и в голову не приходило изменять мою внешность, – растерявшись, произнес Андре.

– В таком случае вам придется умереть! – воскликнул Жак. – А если вы попадете в руки Дессалина или кого-нибудь из его окружения, то, можете мне поверить, вас ждут не слишком приятные ощущения.

– Да, да, я понимаю, – быстро ответил Андре. Он вспомнил слухи о всех тех зверствах и жестоких пытках, которым подвергались не только французы, но и кое-кто из мулатов.

Ему припомнилось так же, как однажды Дессалин велел привести к себе одного человека и, пока они разговаривали, предательски вонзил кинжал прямо ему в сердце.

Да, Жак Дежан прав, подумал он. Ему необходимо изменить свою внешность так, чтобы никто на Гаити даже на секунду не заподозрил, что на самом деле он – белый, да к тому же еще и француз.

– Сейчас я схожу домой, – сказал Жак, – и принесу специальный краситель; его добывают из коры одного дерева, – это как раз то, что нужно, чтобы подтемнить вашу кожу. И вот еще что, мосье, – осмелюсь дать вам один совет: выберите из вашего гардероба самые изысканные и самые яркие, бросающиеся в глаза костюмы. Знаете, мы, мулаты, большие щеголи! – Уже дойдя до двери, Жак обернулся:

– Вы говорите хоть немного по-креольски?

– Я учил этот язык весь последний год, – ответил Андре, – правда, в основном по книгам, но на борту этого судна я познакомился с одним креолом, который давал мне уроки.

– Отлично, – обрадовался Жак. – Керк подтвердит вам, что мулаты часто бывают очень образованными людьми. У меня, например, масса дипломов, удостоверяющих мои знания и ум, но сам я, честно говоря, больше полагаюсь на свою голову.

Когда Жак вышел из каюты, Андре не мог удержаться от улыбки. Потом он сел и стал терпеливо ожидать возвращения Жака.

День начинал клониться к вечеру, и солнце уже опускалось за горы, когда с борта американского судна на берег сошли два мулата.

Андре покрасили с головы до ног. Когда Жак принес наконец свой краситель, Андре с ужасом почувствовал, что от него исходит отвратительное зловоние.

– Да он же просто смердит! – воскликнул он, с отчаянием глядя на мисочку в руках мулата и губку, которой, тот приготовился смазывать тело француза.

– Ничего страшного, от соприкосновения с кожей запах полностью улетучивается, – утешил его Жак. – Однако, чтобы ни у кого не возникло подозрений, вам понадобится не только смуглая кожа, – продолжал он, – вам придется переменить весь образ мыслей. – В голосе Жака в первый раз зазвучала неприкрытая горечь:

– Белые относятся к мулатам с презрительным пренебрежением, постоянно отталкивают их от себя, вот почему, сами не желая того, мы в конце концов оказываемся на стороне негров.

– Да, я уже слышал об этом, – сказал Андре.

– Однако черные тоже не любят нас и не доверяют нам, они терпят нас только потому, что во многих случаях мы имеем высшее образование и таланты, не уступающие способностям белых людей; благодаря этому мы часто занимаем высокие посты в государстве, и сотрудничество с нами оказывается для них полезным. В то же время мы всегда остаемся между небом и землей, между черными и белыми, а это не самое приятное, что может быть.

– Я понимаю, – заверил его Андре, – и потому еще более благодарен вам за вашу помощь.

К этому времени он уже с ног до головы был покрыт густым слоем коричневого красителя. Запах действительно совершенно исчез, и Андре критически оглядел себя в зеркале.

Конечно, он выглядел теперь несколько иначе. Хотя он видел людей, которые умудрялись загореть примерно до такого же оттенка, и потому не был уверен, удастся ли ему и в самом деле кого-нибудь обмануть.

Жак, словно почувствовав его сомнения, сказал:

– Вам надо войти в роль. Вы должны все время помнить о том, что вы – мулат, всегда немного не уверенный в себе, всегда готовый к обороне. – Он улыбнулся, добавив:

– Американцы называют таких людей «бойцовый петух». Мы, мулаты, все такие от рождения.

– А откуда я приехал? Какова будет моя легенда?

– Вы гаитянин, но учились в Америке, – ответил Жак. – Имя можно оставить прежнее – Анд-ре, думаю, нет смысла менять его; мне кажется также, что вы можете действовать под своей настоящей фамилией де Вийяре. В конце концов, поскольку отец ваш – белый, вы могли взять его фамилию, а не матери.

– Так вы предлагаете мне выдавать себя за сына Филиппа де Вийяре, моего дяди? – спросил Анд ре.

– А почему бы и нет? Тогда никто не удивится, когда вы начнете допытываться насчет имения и состояния де Вийяре, всем будет понятно, зачем вам это нужно, тем более что вы мулат, а значит, не можете быть законным наследником.

– Весьма разумно, – заметил Керк; Андре уже заканчивал одеваться, когда он вошел в комнату.

– Отличная мысль, – согласился Андре. – Большое спасибо, Жак.

– Теперь остается только проверить, сработает ли наша хитрость, – сказал Жак, – но это уж зависит от вас. Придется вам постараться…

– А что я должен делать? – спросил Андре.

– Сейчас мы сойдем на берег. Вы будете говорить всем, что только что вернулись из Америки; таким образом, вы с полным правом можете расспрашивать обо всем, что здесь случилось в ваше отсутствие, задавать кучу разных вопросов. – Жак на минутку остановился, потом продолжал:

– Вы никогда не видели Оркис, но много слышали о ней. С тех пор как она переехала в резиденцию Леклерка, в Порт-о-Пренсе все только о ней и говорят.

– Это Дессалин перевез ее туда? – поинтересовался Керк.

– Полагаю, она переехала и устроилась там сама, – ответил Жак. – Она определенно вознамерилась стать гранд-дамой. Если ее колдовство воду подействует, мадам Дессалин ждет безвременная кончина, и Оркис тут же займет ее место на троне.

По крайней мере, она на это рассчитывает.

– А что, она и вправду вскружила Дессалину голову? – спросил Керк.

– Ему нравятся женщины образованные, утонченные и искушенные в любви, а Оркис обладает всеми этими качествами! И что еще важнее – ей помогают все боги, а они, если только захотят, могут быть очень могущественны!

– Вы говорите о богах воду? – заинтересовался Андре.

– О чем же еще? – удивился Жак.

– Но я думал, эта религия запрещена.

– Так оно и есть! Оба – и Дессалин и Кристоф – объявили ее вне закона. Они говорят, что она пахнет рабством, что это – религия рабов.

– И все же она существует?

– Ну, разумеется, существует! – улыбнулся Жак. – Воду – это частичка души и тела каждого негра, каждого, кто живет на Гаити. Они просто не могут без этого жить, она – часть их существа, неразрывно связанная с их жизнью, с самого рождения она у них в крови; даже те, кто считает себя католиками, не могут уйти от нее, и часто трудно понять, где кончается воду и начинается католицизм.

– Это поразительно! – воскликнул Андре.

– Вам еще многое предстоит узнать, – заметил Жак. – А теперь самое время нанести визит мадам Оркис; вы увидите, как выглядит ядовитая змея, когда у нее хорошенькое личико.

Попрощавшись с Керком, Андре сошел на берег; он был взволнован, возбужден и напрасно пытался подавить в себе эти чувства.

Впереди его ждали рискованные, опасные приключения. Он вступал в борьбу с тираном и его окружением, а оружием ему служили острый ум, находчивость и смекалка.

Андре очень обрадовался, узнав от Жака, что Дессалина сейчас нет в столице, – он ведет наступление против испанцев в восточной части острова.

– Есть у него шансы победить? – спросил Хорнер, когда мулат рассказал ему, где сейчас император.