Текст книги "Лягушонок"

Борис Александрович Алмазов
Лягушонок

Пристрастился Тимоша Есаулов стругать. Ещё весной попала ему в руки чурка, на корабль похожая. Он кухонным ножом подровнял её немного, мачты приладил – получилась каравелла, совсем как та, на которой Колумб Америку открыл.

Показал Тимоша каравеллу деду Аггею. Дед всегда у своего дома на завалинке сидит, корзины плетёт. Он в войну у фашистов в плену был, там его искалечили: ноги у него отнялись, не ходят. Вот он и сидит – корзины плетёт.

Дед Тимошкину каравеллу похвалил:

– Чистая работа! Одно слово – модель!

С того дня Тимоша всё стругал да стругал. Коня выстругал. Собаку. Домик по брёвнышку сложил, столярным клеем склеил. Крыша тесовая, ставни и двери на петлях, открываются.

Попала ему в руки книжка про корабли, так он стал по картинкам разные суда вырезать. Целая флотилия уже на окне стоит.

Утром идут хуторяне в поле и смотрят: что Тимоша нового выстругал? Все Тимошины изделия на окне дедова дома стоят, а дед прохожим пояснения даёт.

Одна беда: не хватает у Тимоши инструмента. Рубанок, правда, есть, плоховатый, буравов пара, а вот ножа хорошего нет. Кухонный за два месяца сточился почти весь, да и ручка у него неудобная, мозоли набивает. Вот у Антипа, сына деда Аггея, нож так нож! Антип слесарем в мастерских работает и нож этот сам сделал, там и лезвия лучшей стали, и подпилки, и буравчики, и шило, и ножницы! Таким ножом не то что корабли – кружева вырезать можно. А главное – ручка удобная, ухватистая, не то что у магазинных ножей.

Ну да ничего! У Тимоши и кухонным ножом получается неплохо. Валька Кудинов вон как к Тимоше пристаёт: «Давай меняться! Давай меняться!» Уж чего он за эти корабли не сулил, даже радиоприёмник на батарейках.

– На что тебе, Валёк, корабли-то эти? – спросил его Тимоша.

– В Москву на выставку пошлю! – сказал Валька. – Мне за них грамоту дадут.

– Да ведь не ты ж их вырезал! – сказал дед.

– Ну и что?

– Горазд ты на чужом горбу в рай скакать! – ответил дед и больше с Валькой не разговаривал.

Только плести стал быстрее да руки у него так затряслись, что несколько пруточков сломалось. Тимоша знает: как у деда начнут в пальцах лозины ломаться, значит, расстроился он.

– Ты, дедуня, не сомневайся! – сказал Тимоша. – Я с Валькой меняться не стану. Лучше вон детишкам маленьким раздам – пускай в пруду балуются с ними.

Но только расставаться с кораблями Тимоше было немножко жалко, да и не вся флотилия ещё изготовлена.

Вот сидят они с дедом на завалинке, в тени. Разговаривают о том о сём. Дед донышко у корзинки заплетает, а Тимоша корму у фрегата выстругивает.

Ослепительно сияет белая пыльная дорога. Тихо в хуторе. Жарко. Только подсолнухи тянутся к солнцу да маленькие мальчишки, сидя в колеях, сыплют пыль на свои бритые макушки. Кто больше холм насыплет, тот и победит. Того из конца в конец улицы все по очереди будут на закорках возить. Тимошка уже в эту игру не играет. Вырос.

Вдруг к мальчишкам Каська Мотнев подбежал. Руками замахал, зовёт куда-то, показывает что-то. Каська – самый суматошный мальчишка на хуторе. Недаром у него прозвище – Звонарь. Он все новости, все слухи первым узнаёт и по всему хутору разносит.

Мальчишек как ветром сдуло. Дед Аггей перестал плести и сказал Тимоше:

– Ну-ко, Тимофей, поглянь: кудай-то они? Не наделали бы пожару.

Тимоша положил нож и кинулся искать мальчишек. Он пробежал переулком и за Кудиновым куренём увидел сгрудившихся пацанов. Они что-то рассматривали.

Тимоша протиснулся в середину.

В центре стоял Валька Кудинов и давал объяснения:

– Это научное достижение! Ещё никто в мире не мог вырастить лягушонка в пузырьке! Может, я этого научного лягушонка в Москву повезу! Мне премию дадут и по телевизору покажут. А, резчик-позолотчик! – увидел он Тимошку. – Иди смотри! Это тебе не чурочки стругать.

Он протянул Тимоше плоский пузырёк из-под одеколона. Там, распластавшись в мутной тесноте, сидел маленький серый лягушонок с тоненькими прозрачными лапками.

– Потляси! – сказал беззубый Христя Беглый. – Он длыгаться будет.

– Ух ты! Как же ты его туда засадил?

– В том-то и штука! – Васька Калмыков говорит. – Горлышко-то узенькое, только спичку можно просунуть, а лягва здоровая…

– Ха! – отвечает Валька. – В большую-то бутылку любой дурак может лягушонка посадить. А тут научное достижение. Я в пузырёк махонького головастика затолкал, а уж он там сам вырос.

– Видал! – ахнул Христя.

– Я, конечно, воду менял, подкармливал его…

– Вот у человека терпение! – говорит Васька. – Это ж надо: и воду менять, и подкармливать.

– Ещё бы! – отвечает Валька. – Тут без терпения и браться нечего. У меня, может, десять головастиков в пузырьках сидели, да все передохли, а этот вот выжил. Значит, эксперимент получился.

Все мальчишки после таких научных слов даже замолчали.

– Вот я вам показать вынес, а то, думаю, и этот сдохнет, вы так ничего и не увидите!

– Ловко! – сказал Тимоша и пошёл обратно к деду на завалинку.

– Там Валька научного лягушонка показывает, в пузырьке вырастил! – И он рассказал деду про Валькин опыт.

– Сидит, значит, – вздохнул дед и примолк.

Он не удивился, не похвалил Вальку за терпение. И пруток в его больших пальцах вдруг хрустнул и сломался.

Тимоша посмотрел на дедовы ноги и подумал о лягушонке, бледном, прозрачном и совсем на лягушонка не похожем. Лягушонкины товарищи в пруду скачут, а этот сидит и не может ни поплавать, ни попрыгать…

Нож у Тимоши из рук выпал, а он и не заметил. Он представил, что это они с дедом Аггеем сидят вот так, распластавшись, в душной горячей прозрачной банке. Чьи-то огромные глаза приближаются и рассматривают их, потом встряхивают, и они больно ударяются о стенки пузырька и от боли двигаются.

У Тимоши даже дыхание перехватило.

«Что делать? – думал он. – Кинуться на Вальку и отнять пузырёк? Не получится. Валька сильнее. Да и неизвестно, за кого хуторские мальчишки горой станут. Не растил лягушонка, а тут прибежал отнимать! Что же делать?» – томился мальчишка.

И вдруг его как током ударило: обменять! Обменять на коллекцию!

Он кинулся снимать с подоконника корабли. А перед глазами у него так и стояли прозрачные лапки лягушонка на грязном стекле.

– Он его в пузырёк! Живого в пузырёк! – приговаривал Тимоша. Корабли не помещались у него в руках и падали на землю. – Врёшь! Глаза твои, Валечка, завидущие, сменяешь! Посылай ты их куда хочешь! Тоже мне опыт! Живого в пузырёк запихивать!

– Корзинку возьми, – сказал дед Аггей каким-то странным голосом, словно хотел ещё что-то добавить.

Тимоша оглянулся на старика и увидел, что брови у него не насуплены.

– На-кось корзинку.

Ребята всё толпились у кудиновского дома, правда, их поубавилось. Валька рассказывал про жизнь в космических кораблях.

«Только бы не успел он сказать: эна-бена, на лягушку нет обмена», – приговаривал про себя Тимоша, протискиваясь к пузырьку.

– Что просишь – не знаю, – выдохнул он, – эту вещь меняю.

По древним мальчишеским законам, которые свято чтились на хуторе, после этого нужно было обязательно меняться.

– Это же научный лягушонок! – Валька покраснел от досады, потому что знал: все мальчишки, которые только что так восторженно рассматривали лягушонка и хвалили его за терпение, теперь стеной против него встанут и даже могут поколотить за нарушение неписаного закона. – Лошадь на вошь! – сказал он нехотя. – Что просишь, что даёшь?

Обмен мог ещё и не состояться, если предложения были бы не равноценными.

– Коллекцию!

– Ух ты! – ахнул Васька. – Да на эту коллекцию можно тыщу таких лягушек сменять.

– Эва! – закричал Каська Мотнев. – Лягва сама растёт, а на корабли талант надо иметь.

– Меняй! – заторопил Васька. – Корабли век простоят, а лягва сдохнет, и всё! Вон уже и не шевелится!

– Меняю! – Уже Валька опасался, как бы обмен не расстроился.

Тимоша схватил пузырёк и, отбежав на порядочное расстояние, закричал:

– Эй вы! Сволочи! Вас бы так в пузырёк! Для науки! Живых в пузырёк! Живодёры чёртовы!

Ребятишки даже рты пооткрывали.

Тимоша забежал в проулок. Прислонился к плетню. Лягушонок в пузырьке был совсем неподвижен.

– Ты чего? – сказал Тимоша. – Ты, что ли, умер? Ты не умирай! Пожалуйста! Я тебя сейчас оттуда вытащу!

Он нашёл два камня. Но когда положил на камень пузырёк, то подумал, что может поранить лягушонка. Он поднёс пузырёк к глазам. Лягушонок смотрел на Тимошу печально. Ему, наверное, было очень душно в этом пузырьке с каплями влаги на стенках.

– Ты потерпи! – сказал Тимоша. – Потерпи. Я, понимаешь, боюсь тебя осколками порезать. Я к Антипу побегу, к дедову сыну. Он в мастерских, у него стеклорез… он аккуратно пузырёк разрежет. Ты потерпи! Я мигом. Тут всего километра три бежать. Ты не умирай только!

Тимоша сорвал лопух и, завернув в него горячий, липкий пузырёк, припустил по раскалённой степной дороге.

В мастерских было пусто. Только у горна возился чёрный полуголый кузнец.

– Антипушка! – крикнул Тимоша.

– Обедает, – ответил кузнец.

Тимоша обежал мастерскую. Тут под навесом стоял стол, и человек десять мастеров ели окрошку.

– Антипушка! Вот! – задохнувшись, сказал Тимоша и поставил пузырёк на стол.

– Ну! – закричала кухарка. – Пакость всякую на стол.

Антип отложил ложку и стал рассматривать лягушонка. Тут и Валькин отец сидел.

– Ишь ты! – сказал он, беря в руки пузырёк. – Как же это ты его туда засадил?

– Вот ребятня! – сказал отец шепелявого Христи. – Чего только не удумают. Это ж надо: в пузырёк засадили!

– Акселерация! – сказал старший механик.

– Антипушка! – едва отдышавшись, взмолился Тимоша. – Вынь ты его оттуда. Он же живой! Это Валька его туда головастиком ещё затолкал, он и вырос в неволе! Сидит, как дед Аггей в плену сидел! – Тимоша не выдержал и шмыгнул носом.

За столом стало тихо.

– Убью сукиного сына! – сказал Валькин отец и брякнул ложкой о стол. – Живодёр! А я-то, дурак, обрадовался было… – Он словно извинялся перед товарищами. – Ну погоди, я ему вложу ума вечером.

– Ума ему не надо! – сказал деревянным голосом Антип. – Ума у него в достаточности…

Он принёс из мастерской стеклорез и осторожно отрезал горлышко у пузырька. Лягушонок выпал на сухие доски стола.

– Что ж вы его на сухое! – сказала кухарка.

Она растолкала склонившихся над лягушонком рабочих и поставила на стол блюдечко с водой.

Антип большими чёрными пальцами осторожно взял жидкое тельце и опустил его в воду.

– Ну поплыви! Поплыви! – умолял Тимоша.

И лягушонок, словно услышав, сделал слабое движение ногами, оттолкнулся.

– Живой! – заулыбались все.

– Плывёт! – К самому блюдечку вдруг протиснулась кудлатая голова Христи-шепелявого. – Ула!

– А ты откуда взялся? – спросил его отец.

– А я за Тимоней бежал. Знаешь, он на эту лягушонку всю коллекцию выменял! Теперь Валька в Москву за племией поедет.

– Как же! Так ему премию и дали. Там, в Москве, знаешь, – сказал отец Христи, – тоже не дураки сидят. Скажут: «А ну-ка, товарищ дорогой, вырежь нам что, к примеру». Тут вся правда и явится.

– И не жаль коллекцию-то было? – спросил Антип, кладя на спину Тимоше тяжёлую, горячую руку.

– Да я ещё вырежу, – ответил мальчик, любуясь, как, почуяв волю, плавает в блюдечке лягушонок.

– А вот, на-ко! – сказал Антип и положил перед Тимошей свой замечательный складной ножик.

– Ух ты! – ахнул Христя. – Это ему насовсем?

– За науку следует, – сказал отец Христи. – Что вот, значит, такой поворот мыслям дал, на жалость.

Антип раскрыл лезвия и легонько ткнул Тимошу в руку, по старому казачьему обычаю, чтобы подаренный нож не причинил никому зла.