Текст книги "Пирамида"

62

Дмитрий пришел к Дубровину и, щурясь от яркого света, бившего в окно, сказал:

– Алексей Станиславович, я решил просить Торопова освободить меня от обязанностей руководителя сектора. И хочу, чтобы вы поддержали меня.

Дубровин как будто не удивился его словам, помолчал немного и спросил:

– Так все скверно?

– Да.

Дубровин встал, прошел к двери и спустил защелку, замка. Мельком взглянув на Дмитрия, задернул штору на окне.

– Садись поближе, будем думать.

– Что тут думать… – сказал Дмитрий, но стул все-таки пододвинул.

– Что собираешься делать?

– Поеду куда-нибудь.

– Куда?

– Не знаю. Куда-нибудь, где потише, людей поменьше.

Дубровин помолчал и негромко заговорил:

– Дима, я был в этой больнице… Подожди, я ведь не настаиваю, а только рассказываю. Очень тихое и спокойное место на окраине Москвы. И никаких общих палат. Тебе дадут отдельную комнату в маленьком деревянном флигеле. Тебе ни с кем не нужно будет говорить, если не захочешь сам. Там превосходные врачи. И ты сможешь там работать.

– В общем, филиал рая на земле, – усмехнулся Дмитрий.

– Нет. Но это то, что тебе нужно сейчас.

– Мне лучше знать, что сейчас нужно.

– Дима, друг мой, я прошу тебя сделать это.

– Нет, Алексей Станиславович…

– Тебе опасно ехать в таком состоянии. Немного побудешь там и, если не захочешь остаться, поедешь.

– Нет, – покачал головой Дмитрий. – Я сейчас поеду.

– Ну хорошо, давай сейчас не будем решать этот вопрос.

– А когда?

– Завтра.

– А что изменится до завтра?

– Я сегодня же увижу Грибова и поговорю с ним.

– О чем вы будете с ним говорить? Все равно я уеду.

– Но день-то ты можешь подождать?

– День могу.

– А теперь вот что. О том, чтобы совсем освободить тебя от руководства сектором, не может быть и речи.

– Придется.

– Нет. Если уж все-таки решишь уехать – поезжай, но когда вернешься…

– Вы не поняли меня, Алексей Станиславович, – перебил его Дмитрий. – Я ведь не говорил, что собираюсь возвращаться. По крайней мере, скоро.

Дубровин с тревогой посмотрел на него:

– Вот как… А что же ты намерен делать?

– Еще не знаю. Но даже если я и вернусь – а вряд ли это произойдет раньше чем через год или два… я не собираюсь снова становиться руководителем.

– Почему?

– Не хочу. И не смогу.

– Это тебе сейчас так кажется.

– Нет, Алексей Станиславович, – твердо сказал Дмитрий. – Сейчас я не могу вам этого объяснить. Разве что самыми общими словами…

– Слушаю.

– Чтобы руководить другими, надо самому быть уверенным в том, что идешь по верному пути и что есть какие-то хотя бы минимальные шансы на успех. А то, чем я занимался в последнее время… и над чем собираюсь работать дальше… – Дмитрий встретил настороженный взгляд Дубровина и торопливо закончил: – В общем, тут ни уверенности, ни шансов. На ближайшие годы, по крайней мере.

– Что же это за работа?

– Сейчас я не могу вам объяснить. Поверьте на слово, что так оно и есть, и это вовсе не следствие моего болезненного состояния. Скорее наоборот. Возможно, я просто замахнулся на проблему, которая не по силам ни мне, ни другим. И все-таки я не собираюсь отступаться от нее. Разумеется, до тех пор, пока не буду убежден, что использовал все возможности. Но на это понадобится много времени. Наверняка не один год.

– Ты не можешь поподробнее?

– Хорошо, попытаюсь, – не сразу сказал Дмитрий. – Если кто и сможет меня сейчас понять, то только вы… В один из дней – это было еще до нашего эксперимента – мне пришло в голову, что теория элементарных частиц зашла в тупик, из которого выхода нет и не может быть, пока мы идем по этому пути, который представляется мне безнадежно порочным. Мы ищем просто не там, где нужно. Я уверен, что когда-то – и наверняка довольно давно – поиски пошли в принципиально неверном направлении. И что продолжать их просто бессмысленно – это ни к чему не приведет. И мы напрасно возлагаем надежды на новые сверхмощные ускорители. В лучшем случае мы обнаружим еще несколько десятков новых частиц – а что толку? Еще больше запутаемся – и все. Наверняка должно быть какое-то другое, совершенно иное решение… Вот я и пытаюсь его найти. Вы-то, надеюсь, понимаете меня?

– Да, – мягко сказал Дубровин. – Не тебе одному приходила в голову эта идея.

– Я знаю, – нетерпеливо сказал Дмитрий. – Вы имеете в виду Гейзенберга и Фейнмана.

– Да. И еще кое-кого.

– Их идеи мне кажутся также бесперспективными. Это всего лишь полумеры, которые наверняка ни к чему не приведут. Гейзенберг и Фейнман пытаются сделать шаг в сторону – и только. А я хочу вернуться назад, к самым истокам, и попытаться нащупать другой путь. Возможно, это безнадежная затея, на которую может решиться только сумасшедший. Пусть так, но от этой идеи я не откажусь – пока, по крайней мере. Ни о чем другом я думать все равно не способен. Не знаю, надолго ли меня хватит, но уж несколько лет это наверняка займет. Вот почему я не смогу дальше руководить сектором. Тянуть в эту пучину других – увольте. Да никто и не согласится идти за мной – и правильно сделают. Пусть ребята займутся тем, что им по силам. Я думаю, Ольф великолепно справится с ними.

– Ольф?

– Да. Вас это не устраивает?

– Ты забываешь о том, что эти ребята – твои ученики. Что группа создана тобой по существу из ничего. Ты для них – самый большой и, в практическом смысле, единственный авторитет. И всю дальнейшую работу они прочно связывают только с тобой.

– Вы преувеличиваете.

– Нет, я ведь знаю их отношение к тебе… На том празднестве, – Дубровин улыбнулся, – это очень хорошо было видно. И Ольфу, несмотря на все его превосходные качества, будет нелегко с ними.

– Ну, а что делать? Вы же сами понимаете, что я не могу втягивать их в свои сумасшедшие идеи. А быть формальным руководителем – абсурдно.

Дубровин помолчал.

– Вот что, Дима… Нет необходимости решать этот вопрос сейчас.

– Есть такая необходимость, Алексей Станиславович. Во-первых, я должен чувствовать себя совершенно свободным, ничем не связанным. Во-вторых, они должны сразу узнать, что я не буду работать с ними, и соответствующим образом настроиться и взяться за новую задачу. Зачем им терять время? Тем более что выбирать им есть из чего – пусть сразу и берутся за работу. Сейчас, после этой удачи, им кажется, что они могут горы своротить. И на здоровье, пусть ворочают.

– Хорошо, я подумаю об этом, – сказал Дубровин таким тоном, что Дмитрий понял – сказано для того, чтобы прекратить спор. – А теперь и тебе придется подумать и, по возможности, увязать свои планы с тем, что я сейчас сообщу. Во-первых, на Ученом совете принято решение – пока еще не официальное, но это уже детали – по результатам вашей работы присвоить Алексеевой кандидата, а тебя рекомендовать к докторской.

– И все?

– Мало тебе? – улыбнулся Дубровин.

– Я не о том. Доктора – только мне?

– Да. Но и это еще не все. На сентябрь намечен твой доклад на сессии Академии наук.

– Ольф сделает.

– Ну, там видно будет. Лучше, конечно, если бы ты сделал… Ты хочешь что-то сказать?

– Да. Если давать доктора, то не только мне.

– Кому же еще?

– Мелентьеву.

Дубровин нахмурился:

– Милый мой, а тебе не кажется, что ты… недооцениваешь способности членов Ученого совета? И мои в том числе?

– Нет. Но мне лучше, чем кому-либо, известно, кто что делал в этой работе.

– Но идея была твоя. И главные решения в этой работе принимал ты. За это тебя и представляют к докторской степени.

– Но и Мелентьев сделал много. Очень много, – подчеркнул Дмитрий. – Кроме того, у него и других работ немало – и более значительных, чем прежние мои работы. Я настаиваю на том, чтобы вы рассмотрели его кандидатуру.

– Хорошо, – отрывисто сказал Дубровин. – Я сделаю такое предложение в Ученом совете, но и только. Поддерживать его кандидатуру я не буду. А тебе придется составить докладную и отметить то, что он сделал.

– Это несложно, сегодня же сделаю.

– Ты так торопишься уехать? – Дубровин помолчал и невесело сказал: – Ладно, иди.

– Завтра когда к вам прийти?

– Я сам позвоню.

Ольф встретил его мрачным вопрошающим взглядом.

– Не рычи, Тихоныч, – мирно сказал Дмитрий. – Подожди до завтра.

– Ну-ну.

– Я домой поеду, голова что-то разболелась.

– Поезжай, что ты мне докладываешься, – отвернулся Ольф.

На следующий день, не дождавшись звонка Дубровина, Дмитрий сам пошел к нему. Дубровин, взглянув на часы, сумрачно проговорил:

– Явился – не запылился… Рано, я же сказал – сам позвоню.

– Говорили с Грибовым?

– Говорил.

– Ну и что?

– Не нравится ему твоя затея.

– Можно было предполагать… И что вы все-таки решили?

Дубровин, как-то жалко глядя на него, тихо попросил:

– Дима, послушай ты меня, старого лысого дурака, – не езди, а?

Дмитрий отвел взгляд от его лица.

– Что-то рано вы в старики записались.

– С такими, как ты, постареешь, – вздохнул Дубровин.

– И много у вас таких? – натянуто улыбнулся Дмитрий.

– Да вот один нашелся на мою голову… Может, не поедешь?

– Не могу, Алексей Станиславович.

– Ну, поезжай, что делать, – печально сказал Дубровин. – А все-таки зря ты это затеял.

– Может, и зря, – согласился Дмитрий, – но другого выхода не вижу. Вот заявление, отдайте Торопову сами, объясните ему…

– Какое заявление?

– Об увольнении, какое же еще?

– Ну, знаешь ли… – рассердился Дубровин и брезгливо, одним пальцем, отодвинул заявление. – Как-нибудь без него обойдемся.

– Как?

– Это уже не твоя забота. Иди, я позвоню.

Дубровин позвонил в четыре и, когда Дмитрий пришел, сразу заговорил:

– В общем, так… Месяц у тебя законного отпуска, еще три – творческий отпуск. С сохранением зарплаты, разумеется.

– Это еще зачем?

– Послушай, – Дубровин гневно сдвинул брови, – ты хочешь уехать? Ну, так и поезжай, никто тебя не держит. А эти дурацкие «зачем» и «почему» оставь при себе. Тебе не милостыню подают, а то, что полагается. И не тебе первому, кстати.

– Через четыре месяца я не вернусь.

– И прекрасно, – отрезал Дубровин. – Продлим еще или дадим административный.

– До бесконечности?

– Не твое дело. Садись, пиши заявление.

Дубровин сам продиктовал ему заявление и, когда Дмитрий расписался, почти выхватил его из рук и спрятал в стол.

– Все. Можешь убираться.

– Кто вместо меня будет?

– Ольф.

– Как?

– Врио, разумеется. Иди, некогда мне.

– До свиданья.

Дмитрий направился к двери, но колючий вопрос Дубровина остановил его:

– Когда ехать думаешь?

– Дней через пять.

– Попрощаться не забудешь?

Дмитрий молча смотрел на него, и Дубровин отвернулся к окну, буркнул:

– Ладно, иди.

63

Через два дня Дмитрий с утра уехал в Москву. «За билетом», – догадался Ольф и к вечеру прочно обосновался в квартире Дмитрия. «С этого параноика все станется… Соберет вещички – и смоется потихоньку. И Жанка еще психует… С ним ехать хочет, что ли?»

Дмитрий приехал поздно и, кивнув на приветствие Ольфа, молча прошел на кухню, поставил чайник и почему-то долго не выходил оттуда. Ольф сам пошел к нему. Дмитрий стоял посреди кухни и оглядывал полки раскрытых шкафов.

– Взял билет? – спросил Ольф.

– Да.

– Когда?

– Послезавтра, в десять вечера.

– И куда?

– Пока до Иркутска.

– Самолетом?

– Нет, поездом.

– И что ты собираешься там делать?

– Посмотрю Байкал, а там видно будет.

– Пришли гранки, – сказал Ольф. – Будешь читать?

– Зачем? Сам вычитаешь.

– Уже. Там твоя подпись требуется.

– Ладно, пошли отсюда.

Дмитрий расписался и выложил из папки несколько листков.

– Вот тебе все мое хозяйство… на будущее. Немного, конечно, но больше пока и вряд ли нужно. Чем конкретно будете заниматься – решайте сами. Посоветуйтесь с Дубровиным.

– А что ребятам сказать?

– Наилучшие пожелания и больших творческих успехов.

– Я серьезно, Димыч.

– Я тоже.

– Как им объяснить твое отсутствие?

– Что значит «как»? Говори то, что есть. Что я уехал, и теперь ты будешь руководителем. Вообще – сразу поставь все точки над «и». Еще можешь сказать, Что мне было очень приятно работать с ними.

– Стоит ли так?

– Как так?

– Ставить точки.

– Почему же нет? Это же правда. Только так и нужно.

Ольф промолчал, и Дмитрий, взглянув на него, твердо сказал:

– Не вздумай отделываться туманными обещаниями вроде того, что я еще вернусь. Я не вернусь, и надо, чтобы они сразу узнали об этом и увидели в тебе руководителя. Не временного, а постоянного. Так будет лучше и для них, и для тебя. Ну а как вести себя с ними – тебе лучше знать.

– Димка, неужели ты вот так и уедешь?

– Именно вот так. Сяду в поезд и уеду.

– А как же мы?

– Кто это вы?

– Я. Жанна. И ребята.

Дмитрий вздохнул и тоскливо посмотрел на него:

– Ольф, опять все сначала? Я же тебе объяснил, почему еду…

– Объяснить-то объяснил…

– Ну и чего ты еще хочешь от меня?

У него задергалось веко, Дмитрий прижал его пальцем, и Ольф торопливо сказал:

– Ладно, старик, все, успокойся. Поезжай, но помни, что тебя здесь ждут. И что без тебя плохо будет всем нам. Да и тебе без нас…

– Ну, хватит, бога ради… – Дмитрий в раздражении вскочил и отошел к окну, повернулся к Ольфу спиной.

Ольф обескураженно молчал, не зная, нужно ли сейчас разговаривать с ним. Дмитрий, глядя в заоконную темноту, заговорил сам:

– За квартиру уплачено до конца года, если не вернусь к тому времени – заплатишь сам. Все письма, кроме Асиных, вскрывайте и, если нужно кому-нибудь ответить, – отвечайте.

– А с Асиными письмами что делать?

– Пусть лежат. Если от меня писем не будет – паники не разводить.

– Ты что, не собираешься нам писать?

– Я сказал «если». – Дмитрий повернулся и со злостью посмотрел на него. – Вряд ли у меня будет шибко писучее настроение.

– Хотя бы открытки присылай, чтобы мы знали, где ты.

Дмитрий промолчал, и Ольф, выждав немного, спросил:

– Завтра соберемся?

– Можно, – с видимой неохотой согласился Дмитрий. – Но только ты и Жанна, больше никого.

– Хорошо.

С утра Ольф поехал в институт и со злостью обнаружил, что явился один. Даже Жанны не было. Атаман без шайки, невесело усмехнулся Ольф, разглядывая косые солнечные столбы пыли, протянувшиеся из окон.

Он потолкался час по институту и поехал домой, но и там никого не застал. Ольф посидел в квартире Дмитрия, послушал музыку, повалялся на диване, сходил за почтой, проверил и ящик Дмитрия – там было увесистое письмо от Аси. Ольф повертел его в руках, зачем-то понюхал и положил на столик.

В два часа пришла Жанна. Ольф заулыбался, но Жанна на проявление его радости ответила довольно прохладно, молча принялась освобождать сумку.

– Ты что такая невеселая? – спросил Ольф.

– А тебе очень весело?

– Мне-то? Жуть как радостно.

– Оно и видно.

– Где Димыч, не знаешь?

– Наверно, в библиотеке.

– Говорил, что пойдет туда?

– Да.

Увидев, что Жанна вытаскивает из сумки коньяк, Ольф предложил:

– Давай тяпнем по рюмашке.

– Успеешь.

– Ну давай, а?

– Пей один, если не терпится.

– Одному неинтересно, – Ольф уныло посмотрел на нее.

– Я не буду.

– Ну символически, а, Жан?

– Ох и зануда ты!.. – рассердилась Жанна. – Прилипнет как смола.

– Ты не ругайся, душа моя. Лучше выпей – сразу тонус повысится, и мир засияет всеми цветами радуги. Крохотулечку, вот такую. – Ольф отмерил на мизинце «крохотулечку» и скорчил такую жалобную физиономию, что Жанна невольно улыбнулась:

– Ладно, черт с тобой, наливай.

– Вот это другой разговор, – сразу повеселел Ольф.

Выпили «крохотулечку», и Жанна сказала:

– А теперь исчезни, я убираться буду.

– Да куда я пойду? – взмолился Ольф. – Не гони ты меня, ради Христа… Дай я лучше помогу тебе.

– Не надо мне помощников… Не хочешь уходить – сиди на кухне и не высовывайся.

– Слушаюсь…

Жанна убралась и принялась готовить, ожесточенно гремя посудой, велела Ольфу начистить картошки.

Жанна молчала, и Ольф, не подумав, сказал со вздохом:

– Даже не верится, что придешь сюда, а Димки нет.

Жанна швырнула нож и с яростью накинулась на него:

– Слушай, ты… За язык тебя тянут, что ли? Минуту помолчать не можешь? И так тошно, а ты еще…

На глазах у нее выступили слезы, она шмыгнула носом и выбежала из кухни, хлопнув дверью. Ольф тщательно вымыл картошку, вытер руки и пошел за ней. Жанна, комкая занавеску, стояла у окна. Ольф тронул ее за локоть:

– Прости, пожалуйста.

Жанна передернула плечами.

– Ты что, хочешь с ним ехать?

Жанна промолчала. Ольф осторожно сказал:

– Это было бы просто здорово, если бы ты поехала с ним.

– Поехала бы, да он не хочет, – сказала Жанна, не оборачиваясь. – Иди ставь картошку… А впрочем, не нужно, рано еще. Кто знает, когда он придет.

Ольф послонялся по квартире, Жанна опять рассердилась на него за то, что он мешает ей, – и он ушел за Игорьком. И, промаявшись еще с полчаса дома, снова собрался к Дмитрию.

– Мне приходить? – спросила Светлана.

– Не стоит. – Ольф виновато посмотрел на нее. – Он предупредил, чтобы, кроме меня и Жанны, никого не было. Ты уж не сердись на него.

– Ну что ты, милый, я понимаю. Иди.

А Дмитрия все еще не было. Пришел он только в девять, с внушительной связкой книг и журналов. Ольф и Жанна, измученные ожиданием, набросились на него с упреками.

– Господи, ну где ты ходишь? – говорила Жанна чуть не плача. – Хоть бы предупредил, когда вернешься.

– Свинтус ты порядочный, Кайданов, – поддержал ее Ольф. – Форменный оглоед.

– Не шумите, братцы, – мирно сказал Дмитрий. – Дела.

– А если дела, так на нас совсем можно наплевать? – срывающимся от обиды голосом спросила Жанна, и Ольф подумал: «Однако, как ее Димкин отъезд скрутил…»

Дмитрий молча взял руку Жанны и погладил ее ладонь, и Жанна сразу притихла, наклонила голову и, коснувшись лбом груди Дмитрия, улыбнулась.

– Ну ладно, иди мой руки, садиться будем…

Увидев письмо Аси, Дмитрий взял его, подержал на ладони, словно взвешивая, и, не распечатав, заложил в книгу.

Невеселое это было прощание… Выпили с коротким шаблонным тостом «счастливо тебе ехать», молча принялись за еду. Жанна наклонила голову над тарелкой, старательно пряча глаза, два раза без всякой нужды – так казалось Ольфу – уходила на кухню.

– Когда трогаешься отсюда? – спросил Ольф.

– В пять тридцать четыре.

– Утра? – удивился Ольф.

– Да.

– Тю, совсем сдурел… Зачем в такую рань?

– Похожу по Москве.

– Да куда там… – начал было Ольф и осекся, догадавшись, почему Дмитрий едет так рано: не хочет, чтобы знакомые видели. – Ладно, мы все равно проводим тебя.

– Нет.

– Ну, батя, это ты лишнее…

– Ничего не лишнее, – решительно сказал Дмитрий.

И снова надолго замолчали. И вдруг Дмитрий, окинув их сумрачным взглядом, спросил:

– Слушайте, а куда вы пришли?

– Как это куда? – опешил Ольф.

– Меня провожать, что ли? – спросил Дмитрий.

Он был так спокоен, что Ольфу показалось: затея с его отъездом – всего лишь шутка, и сейчас Дмитрий скажет об этом, и они вместе посмеются. Видимо, и Жанна решила так же – с такой надеждой взглянула она на Дмитрия.

– Ну а куда же? – сказал Ольф, пристально глядя на него.

– А вы, случаем, не ошиблись? – сказал Дмитрий, и глаза его сузились в злом прищуре. – Действительно меня провожать? Или на поминки? – Он повысил голос. – Что вы меня как на смерть провожаете? Глядеть тошно на ваши похоронные физиономии. Я же…

Он взглянул на Жанну и сразу замолчал. Медленно встал из-за стола, подошел к ней сзади и положил руки на плечи.

– Простите меня… Не надо плакать, Жанна.

Жанна судорожно схватила его руку и прижала к своему лицу.

– Дима, – давясь слезами, прошептала она, – скажи, что ты вернешься…

– Я вернусь, – тихо сказал Дмитрии. – Конечно, вернусь. Куда же я без вас? Но прошу вас, будьте повеселее. Ведь ничего не случилось. Просто мне надо уехать. Надо, понимаете? Ольф, сходи за гитарой.

Когда Ольф вернулся с гитарой, Жанна уже успокоилась, она сидела на диване рядом с Дмитрием и сбоку глядела на его низко склоненную голову. Прихода Ольфа она словно и не заметила.

Дмитрий поднял голову, улыбнулся:

– Наливай, выпьем еще, а потом выдай что-нибудь…

И Ольф выдал. Он обрушил на их головы каскады бравурных аккордов, спел все самое веселое, что знал. Но веселья не получилось. Жанна ни разу не улыбнулась – да слышала ли она вообще что-нибудь? Дмитрий слышал, даже подпевал, потом надолго замолчал и, оборвав Ольфа на полуслове, поднялся:

– Ну, хватит, ребятишки. Давайте-ка будем прощаться.

– Как-кой шустрый молодой человек. – Ольф покачал головой. – Нет уж, дорогой, прощаться завтра будем. Не хочешь, чтобы в Москву с тобой ехали, – дело твое, но уж в электричку мы тебя посадим. Правда, Жаннета? Вот видишь, нас двое, а ты один. Мы – коллектив, а ты – кустарь-одиночка. Коллектив, как известно, – пятьдесят один процент акций наличного состава, а нас, как нетрудно посчитать, даже больше – шестьдесят шесть целых и шестьдесят семь сотых, грубо округляя. Пойдем, Жанна, пусть этот хмырь побудет в гордом одиночестве.

Ольф пришел к нему без четверти пять. Жанна была уже там, стояла у окна, смотрела на тяжелые багровые облака, освещенные низким холодным солнцем.

– Те же двое и Рудольф Тихоныч, – сказал Ольф, останавливаясь в дверях. – Приветствую бессонную компанию. Путешественник наготове, его багаж – такожде, скудный комплект провожающих в сборе… Граждане провожающие, проверьте, не остались ли у вас билеты отъезжающих… Гражданка Алексеева, а не сообразите ли вы для нас закусь? Гражданка Алексеева безмолвствует… Тогда и гражданин Добрин умолкает…

Но Ольф и не думал умолкать. Он говорил за троих, молол всякий вздор, походя спел несколько песенок, выдал три анекдота, припасенных «на пожарный случай», – и развеселил-таки их. Во всяком случае, когда пили прощальную, Ольф одобрительно сказал:

– Состояние отъезжающих и провожающих удовлетворительное, можно приступать к минуте молчания. А ну, сели, по обычаю древнерусскому!

Присели, помолчали – и Ольф скомандовал:

– Подъем.

Дмитрий закрыл дверь, подбросил на ладони ключи и отдал их Жанне.

Молча пошли мимо тихих спящих домов, несколько минут постояли на чистой серой платформе, и, когда быстро выкатилась из-за поворота электричка, Ольф протянул Дмитрию руку, бодро сказал:

– Экипаж подан – в путь, человек Кайданов… Ни пуха тебе, ни пера:

– К черту, – пробормотал Дмитрий, пожимая его руку, а левой рукой обнял Жанну и неловко поцеловал ее в висок.

Ольф взял чемодан и рюкзак, отвернулся, сделал несколько шагов навстречу с грохотом распахнувшимся дверям, встал на площадке, на всякий случай придерживая ногой дверь, и увидел – Жанна, прикрыв глаза, осыпала лицо Дмитрия быстрыми поцелуями и так крепко вцепилась в его плечи, что Дмитрию пришлось силой развести ее руки. Дмитрий торопливо нырнул под вытянутую руку Ольфа. Жанна слепо шагнула за ним, Ольф перехватил ее руки и соскочил на платформу. Закрывающаяся дверь ударила его по-плечу, он покачнулся и выпустил Жанну. Она повернулась и молча пошла вперед, но, не доходя до конца платформы, неловко, боком, села на скамейку и уронила голову на руки. Ольф снял куртку и, укутывая вздрагивающие плечи Жанны, невольно оглянулся вслед электричке.

Они, не сговариваясь, вернулись в квартиру Дмитрия. Коньяку оставалось еще довольно много, Ольф налил себе и Жанне и, подумав, чуть плеснул в рюмку Дмитрия.

– Пей, подружка, – подал он рюмку Жанне. – Остались мы одни – так что давай покрепче держаться друг за друга. Старые обиды – вон, новых быть не должно, а если я случайно ляпну что-нибудь – бей меня по голове чем ни попадя.

– Ну, пей.

Выпили, и Ольф сразу ушел к себе. Жанна зачем-то основательно, на два оборота, заперла за ним дверь, постояла, взяла рюмку Дмитрия и выпила то, что налил туда Ольф. Подержала рюмку в руках и отнесла на кухню, поставила в шкаф, почему-то решила не мыть ее. Не раздеваясь, прилегла на диван и уснула. А когда проснулась – нестерпимо ярко сверкал за окном жаркий июльский полдень. Жанна взглянула на часы и торопливо сбежала вниз, открыла сначала свой почтовый ящик, развернула газеты, проверяя, нет ли писем, потом заглянула и в ящик Дмитрия. Никаких писем не было, да и быть не могло. Она снова вернулась в квартиру Дмитрия, принялась убирать со стола. Закончив, посидела с минуту, бездумно пересчитывая красно-коричневые квадратики висевшего на стене ковра, потом пошла к себе, быстро собралась и поехала в Москву.

Она видела, как Дмитрий вышел из метро и медленно побрел по перрону, подложив большой палец левой руки под лямку рюкзака. Жанна осторожно пошла вслед за ним. Дмитрий остановился у своего вагона, показал проводнице билет и с трудом протиснулся на площадку. Жанна, прячась за угол киоска, ждала, не выйдет ли он снова на перрон. Дмитрий не выходил. Потом она увидела его у открытого окна, он курил и смотрел куда-то поверх голов торопящихся пассажиров. Объявили отправление, и Жанна не выдержала, кинулась к нему. Дмитрий вздрогнул, выронил сигарету и сказал:

– Я сейчас выйду.

– Не надо, вот-вот уже тронется… Я все-таки пришла…

– Да… Это хорошо, что ты пришла.

– Вот видишь, – улыбнулась Жанна.

Она положила ладони на его руки, сжимавшие раму окна, и быстро сказала:

– Дима, приезжай. Обязательно приезжай, слышишь? Ко мне приезжай, я буду ждать тебя.

Поезд тихо тронулся, Жанна осторожно провела ладонью по щеке Дмитрия и погладила его руку.

– Ну все, пиши.

Потом, морщась от тяжкого колесного грохота, Жанна проводила взглядом его вагон и, когда поезд скрылся в серой застанционной тьме, медленно пошла назад, к метро.