Текст книги "Пирамида"

70

Жанна пошла провожать Ольфа. Я слышал, как они о чем-то тихо говорили, потом хлопнула дверь. Жанна прошла на кухню и включила колонку.

Я оглядел комнату. Было в ней как-то очень уж чисто и непривычно уютно.

Жанна вернулась, села рядом со мной и положила руку мне на шею. Я прижался к ней щекой.

– Устал?

– Есть немножко.

– Три часа уже… А сколько на Сахалине?

– Одиннадцать. О чем это вы с Ольфом любезничали?

– А тебе все знать надо?

– Я смотрю, вы наконец-то поладили с ним.

– Да, – живо отозвалась Жанна. – Он… очень хороший. Прости, раньше я была несправедлива к нему. – Она улыбнулась и склонилась ко мне. – Как он забавно сказал: за наш ренессанс – и за вашу удачу.

– Язык у него вообще недурно подвешен.

– Но иногда он так говорит, что не поймешь – то ли всерьез, то ли шутит…

– Он и сам не всегда это знает.

– Наверно. – Жанна засмеялась. – Знаешь, он как-то очень растерялся без тебя, особенно в первое время. О ребятах я уж не говорю. Когда я им сказала, что ты прилетаешь, они такой сабантуй устроили… Вообще я впервые поняла, как много может значить один человек…

– Смотри, зазнаюсь…

– Ну вот еще…

Она все еще избегала подолгу смотреть на меня и теперь отвернула голову, пряча лицо, прижалась ко мне и тихо спросила:

– Похудела я, да?

– Немножко.

– Ничего, теперь поправлюсь.

Я осторожно перебирал руками ее волосы, случайно вытащил несколько шпилек и почувствовал, что Жанна улыбается.

– Что ты?

– Приятно…

– Остальные тоже можно?

– Конечно.

Я вытащил все шпильки, волосы рассыпались, и я удивился, как их много, и сказал ей об этом.

Жанна выпрямилась и с улыбкой спросила:

– А ты не знал?

– Нет. Я ведь впервые вижу тебя такой.

Она снова отвернула голову и с усилием сказала:

– Иди… мойся, вода уже набралась.

Я молча смотрел на нее. Наверно, и она думала сейчас о том, что будет потом, полчаса спустя, и так же, как я, боялась этого.

– Ну иди же, – повторила она, все еще не глядя на меня, и я сел, осторожно обнял ее за плечи и прикоснулся губами к ее шее. Она вдруг судорожно схватила мои руки и прижала ладони к своим губам: – Господи, как я ждала тебя… Нет, не надо пока целовать меня, прошу тебя.

И я тут же отпустил ее и пошел в ванную.

Когда мы приехали в институт, я сразу пошел к Дубровину. Я почему-то без стука открыл дверь его кабинета и заметил, что Дубровин вздрогнул.

– Извините, я напугал вас…

Он снял очки – я даже не знал, что он пользуется ими, – и медленно поднялся.

– Ничего, Дима, это ничего…

Он вышел из-за стола, я протянул ему руку, но он словно не заметил ее и обнял меня – и тут же легонько оттолкнул и проворчал:

– Ну, путешественник, садись, рассказывай.

– Да что рассказывать… Вот, явился.

– Вижу, что явился… – Он с явным одобрением оглядел меня и спросил: – Здоров?

– Да. А вы?

– Я – как обычно. Икры привез?

– Да.

– Когда угощать будешь?

– Хоть сегодня.

– Можно и сегодня. Прошу вечером ко мне. – Он знакомым движением склонил голову к левому плечу, внимательно посмотрел на меня. – Видел своих гавриков?

– Частично.

– Тогда иди смотри полностью. Заждались они тебя.

– Подождут еще.

– Ишь ты… Иди, иди, мне все равно некогда с тобой… разговоры разговаривать. Чего смеешься? – рассердился Дубровин.

– Я не смеюсь.

– Ну, улыбаешься.

– Рад, что вижу вас.

Дубровин отвернулся и буркнул:

– Иди, мне действительно нужно работать. Вечером поговорим.

Я пошел к своим «гаврикам». Они явно перестарались с торжественностью встречи. Кто-то караулил в коридоре и при виде меня тут же юркнул в большую комнату. Когда я увидел стол с шампанским и их парадные одеяния, я сказал, оглядывая серьезные, торжественные физиономии:

– По-моему, не хватает трибуны и оркестра.

– Трибуны нет, а оркестр щас будет, – мигом среагировал Савин.

Он дал кому-то знак – и из угла грянул «Ракоци-марш». «Гаврики» встали чуть ли не навытяжку. Я прошел в угол, к проигрывателю, убавил громкость и, когда марш закончился, сказал:

– Здравствуйте.

День этот превратился в сплошное празднество.

Не успели мы вернуться из института, как уже пора было отправляться к Дубровину. Там мы засиделись за полночь. Я боялся, что Дубровин заговорит о моих дальнейших планах, но он словно мимоходом обмолвился, что главное сейчас – доклад в Академии наук, все остальное – потом.

И ребята деликатно молчали, разве что поглядывали иной раз с ожиданием – не скажу ли я сам чего-нибудь? Все же из некоторых их реплик я понял: они я мысли не допускают, что я не буду работать с ними. На другой день как-то само собой устроилось «чаепитие», и мне были продемонстрированы все достижения последних двух месяцев. Достижения были не бог весть какие, но я, конечно, не стал говорить им этого. Я сказал «недурно», и на большем они не настаивали. Потом я почти не показывался в институте – считалось, что я готовлюсь к докладу. Я действительно полдня готовился к нему, а потом засел за свою работу.

Доклад прошел, по общему мнению, «сверхблагополучно». Я был уверен, что еще никто не докопался до истинного смысла наших результатов, – не прошло и месяца, как была опубликована наша статья, и имена наши, как говорил Ольф, были «покрыты мраком неизвестности» и потому не привлекли внимания. Да и «время летних отпусков» только что закончилось, сессия была первой после долгого перерыва, и настроение у всех было не слишком-то рабочее. И действительно, вопросы мне задавались самые обычные, дежурные: «уточните, пожалуйста», «скажите, пожалуйста», «поясните, пожалуйста», «будьте добры». Такая вежливость говорила сама за себя – по рассказам Дубровина я знал, что при обсуждении каких-то спорных работ обычно бывает не до джентльменских тонкостей. И я столь же вежливо уточнял, пояснял, говорил – и следил только за тем, чтобы случайно не проговориться.

На следующее утро я спросил Жанну:

– Куда поедем в отпуск?

Она с радостным удивлением посмотрела на меня и переспросила:

– В отпуск?

– Вот именно. Ты же, насколько я знаю, еще не была в отпуске.

– Нет.

– Вот и давай думать, куда поедем.

– А когда? Ты же еще не закончил.

О своей работе я рассказал Жанне в первый же день после приезда. В отличие от Ольфа она почти не удивилась моему «закрытию», и сначала я даже подумал, что она не поняла меня. Но она поняла – если и не все, то самое главное.

– Мне нужно еще недели три. Самое большее – месяц.

– За месяц мы что-нибудь придумаем.

Тревожило меня объяснение с Дубровиным. Я знал, что он просто не поверит тому, что эти полтора месяца мне нужны только для отдыха. Но и говорить что-то конкретное до окончания работы мне не хотелось.

И действительно, Дубровин сразу догадался, что я чего-то недоговариваю.

– Разумеется, ты волен использовать это время как тебе вздумается, твоего отпуска никто не отменял. Но… если ты объяснишь… – Он испытывающе посмотрел на меня, и мне пришлось сказать:

– Объясню. Но не взыщите, в самых общих чертах. Результаты нашей работы натолкнули меня на одну идею, которой я и занимался все это время. И я хотел бы разделаться с ней, – небрежно закончил я.

Дубровин недовольно посмотрел на меня и сказал:

– Информация, прямо скажем, небогатая. Ну что ж, дело твое, заканчивай. Помощь нужна?

– Пока нет.

71

Он закончил эту работу двадцать первого октября, дождливым сумрачным вечером. Жанны еще не было. Дмитрий аккуратно сложил листки, разобрал на столе книги и журналы и прошелся по комнате. Почему-то захотелось посмотреть, что делается на улице, и он погасил свет и подошел к окну, увидел пустой двор, слабо угадывающуюся стену сосен за дорогой и темное низкое небо над ними. И простоял так до прихода Жанны.

– Ты почему в темноте? – спросила она.

– Да так…

– А я уже привыкла видеть свет в твоем окне. Выхожу из-за угла и сразу смотрю. А сейчас не увидела и почему-то испугалась… – Жанна виновато улыбнулась и попросила: – Если будешь выходить куда-нибудь, не выключай свет, хорошо?

Дмитрий молча кивнул и помог ей раздеться. Жанна поцеловала его, внимательно глядя на него, догадалась:

– Закончил?

– Да.

– И… что же?

– То, что и предполагал.

Жанна села в кресло и, не спуская с него глаз, медленно сказала:

– Интересно, что же дальше будет.

– Дальше? Поедем в отпуск.

– Я не о том.

– А я о том.

– Теперь ты покажешь мне?

– Конечно.

Дмитрий принес ей листки, Жанна как-то боязливо взяла их и попросила:

– Дай сигарету.

Дмитрий дал ей закурить и пошел на кухню готовить ужин. Жанна читала очень долго, и, когда он пошел звать ее, она все еще сидела в кресле и смотрела на листки, разложенные на журнальном столике.

– Пойдем, – сказал Дмитрий, – уже все готово.

Жанна молча взяла его руку и притянула к себе. Дмитрий присел на ручку кресла и обнял ее.

– Дима… – тихо сказала Жанна и замолчала.

– Да?

– Понимаешь… это настолько необычно…

– Наверно. Тут с ходу не разберешься.

– Может, я и потом не смогу разобраться, но… я чувствую, что ты прав.

– Еще бы, – хмыкнул Дмитрий. – Я тоже почему-то уверен в этом.

– Наверное, я сказала не то, чего ты ждал…

– Вот еще. Именно этого я от тебя и хотел – чтобы ты верила в меня. А теперь идем ужинать, остынет все.

Жанна вдруг прижала его ладонь к своим глазам.

– Что ты? – встревожился Дмитрий.

– Ничего, сейчас пройдет. Это от волнения. Знаешь, когда я читала… просто не могу передать, что я чувствовала. Я все-таки не ожидала, что это окажется таким… не знаю даже, как сказать… сложным, необычным, даже немножко страшным.

– Ну вот еще, страшным… Что в этих каракулях может быть страшного?

– Для тебя, может, и ничего…

– А ну их, пойдем ужинать. Есть хочу.

– Пойдем.

За ужином Дмитрий спросил:

– Так куда же мы поедем?

– А куда хочешь?

– Мне почти все равно.

– Я на всякий случай написала в Одессу, там у меня подруга, можно на первое время у нее остановиться.

– Можно и в Одессу, – согласился Дмитрий. – Много тебе времени нужно, чтобы собраться?

– Дня три-четыре.

– Для ровного счета – пять.

– Пусть будет пять, – засмеялась Жанна.

На следующее утро Дмитрий перепечатал статью – получилось всего восемнадцать страниц, – разобрал экземпляры и поехал в институт. Он сразу пошел к Дубровину и положил перед ним статью, вложенную в свежий номер «Советского спорта». Дубровин сначала просмотрел результаты хоккейных матчей и удовлетворенно хмыкнул:

– «Спартак»-то выправляется, а?

– С каких это пор вы стали болельщиком? – удивился Дмитрий.

– Нельзя, что ли?

– Почему же…

– Болельщиком я не стал и не стану, но, знаешь, когда все начинают спрашивать друг друга, что случилось со «Спартаком» и со Старшиновым, грешным делом можно и подумать – а вдруг это и в самом деле очень важно? Может, чем черт не шутит, даже важнее, чем все наши теории? Все-таки, как пишет пресса, – любимая игра миллионов! Шутка ли – миллионов, ни больше ни меньше. А нас, кабинетных мыслителей, какие-то жалкие десятки или сотни тысяч… Вдруг на старости лет, подводя итоги, начнешь жалеть, что пошел в доктора наук, а не в хоккеисты. А в самом деле: Старшинова знают все, даже такие профаны, как я, а кто знает Дубровина? Ты, да я, да мы с тобой. Обидно, а?

– Очень, – в тон ему ответил Дмитрий. – Я смотрю, вы сегодня недурно настроены.

– Это уж точно, – довольно улыбнулся Дубровин. – Наметились очертания финиша. Не только тебе заканчивать работы, однако. А ведь это дьявольски приятно – заканчивать работу, а? И итог виден, и – тем еще хорошо, что за новую можно взяться.

– И долго вам еще кончать?

– К Новому году, надеюсь, успеем. Нуте-с, это и есть твоя идея?

– Да.

– Читать надо быстро?

– Желательно.

– Ну, коли желательно, значит, и обязательно.

Дмитрий пошел к своим, дал второй экземпляр Ольфу, и тот сразу же заперся в кабинете. Дмитрий побыл немного с ребятами и поехал домой.

Вечером Жанна сказала ему, едва успев раздеться:

– Звонил Алексей Станиславович…

– И что же?

– Спросил, когда мы собираемся уезжать. Я сказала, что дня через три-четыре. Тогда он попросил ненадолго отложить отъезд.

– Надеюсь, ты согласилась?

– В общем-то да… Сказала, что ты вряд ли будешь возражать.

– Однако ты дипломатка… А что он еще говорил?

– Ничего. Сказал «до свидания» и повесил трубку.

Дмитрий засмеялся:

– Это в его стиле.

– Ты думаешь, его просьба только из-за твоей работы?

– Уверен. То есть не то чтобы только из-за моей…

– А что еще?

– Там, в моей статье, есть кое-что, прямо его касающееся. И боюсь, что это «кое-что» изрядно испортит ему настроение, – сказал Дмитрий, невесело усмехаясь. – Вообще эта работа не одного по темечку стукнет. Многие, наверное, помянут меня недобрым словом… И Дубровину быть среди этих многих совсем ни к чему, а что делать?

– Ну, он-то тебя недобрым словом поминать не будет.

– Не будет, конечно, да я не о том. Просто не хотелось бы мне играть роль невольного разрушителя чужих замыслов. А уж по отношению к Дубровину – тем более. – Дмитрий заметил, что Жанна как-то уж слишком пристально смотрит на него, и спросил: – Тебя смущает моя самоуверенность?

– Нет, я вот о чем подумала… Пытаюсь представить себя на твоем месте, на месте Дубровина… Что бы я чувствовала? И еще знаешь что… Ведь на месте Дубровина мог бы оказаться человек, который всеми силами постарался бы как-то помешать тебе.

– Это было бы бесполезно. Мои выводы говорят сами за себя, я тут всего лишь посредник.

– Но ведь наукой-то занимаются живые люди.

– И это верно. Но, слава богу, на месте Дубровина сидит Дубровин, а его в таких вещах подозревать бессмысленно. Ольф приехал?

– Да.

– Как он?

– Не знаю. Молчал всю дорогу.

– Ничего, потом наверстает.

За ужином Дмитрий почувствовал сильную усталость, даже решил не дожидаться чая и виновато сказал Жанне:

– Знаешь, я, наверное, пойду лягу.

– Иди, чай я тебе принесу.

Когда Жанна принесла ему чай, Дмитрий, погладив ее руку, тихо сказал:

– Ты не волнуйся, я просто устал. После окончания работы у меня почти всегда так.

– Ольф говорил, – невесело сказала Жанна. – Ноу тебя такое лицо…

– Ничего, теперь отдыхать будем… Долго отдыхать.

– Как ты говоришь это слово – «долго», – с тревогой сказала Жанна. – Почему долго?

– Целый месяц – разве не долго?

– Ты не так сказал.

– Все так, Жаннушка… Давай-ка спать, а? Я уже разучился засыпать без тебя.

– Сейчас я тоже лягу.

Но пока Жанна относила чашки на кухню и раздевалась, Дмитрий уже заснул.

Прошло несколько дней. Дубровин никак не давал о себе знать, и даже Ольф не показывался – что было совсем уж странно. Но Дмитрия это не беспокоило. Он много спал, днем читал, вечером, по настоянию Жанны, выходил вместе с ней прогуляться, но всегда старался поскорее вернуться домой и сразу ложился спать.

На четвертый день явился Ольф. Сидел невеселый, неразговорчивый, и Дмитрий наконец сказал:

– У тебя такой вид, как будто тебе очень хочется выпить.

– Выпить? – Ольф посмотрел на него. – Представь себе, нет. Совсем не хочется.

– Впервые слышу, что ты отказываешься от выпивки.

– Да? – зло оскалился Ольф. – С таким идиотом, как ты, и совсем разучишься пить.

– Позволь узнать, чем я заслужил такую анафему? – осведомился Дмитрий.

– Тем, что существуешь на свете, – мрачно изрек Ольф.

– Вот как? Забавно. А разве это моя вина?

– Нет. Это твоя беда.

– Возможно, – серьезно согласился Дмитрий.

Жанна, до сих пор молча наблюдавшая за их перепалкой, вспылила:

– Ольф, или замолчи, или уходи.

Ольф без всякого удивления воспринял ее вспышку и молча ушел. Но через полчаса он явился снова, со статьей Дмитрия, и уселся в кресло, зажав в кулаке свернутые в трубку листы.

– Не мни, пожалуйста, – попросил Дмитрий, – а то придется перепечатывать.

– Надо будет – перепечатаю, – буркнул Ольф.

– Тебе что-нибудь неясно?

– Неясно? – Ольф уставился на него. – Что тут может быть неясного?

– Тогда в чем дело? Чего ты свирепствуешь?

– А что прикажешь делать, если я не понимаю, как все это могло получиться?

– Что все?

– То, что ты написал здесь, – Ольф хлопнул статьей по колену.

– Ты же сам сказал, что там все ясно.

– И сейчас скажу. И все-таки – непонятно.

– До сих пор считалось, что «ясно» и «понятно» – слова-синонимы.

– Ну, значит, я болван.

– А все-таки – в чем дело?

– Ни в чем. – Ольф рассердился и бросил статью на столик. – Или у меня шариков не хватает, или у тебя они не в ту сторону крутятся. В общем, какая-то несовместимость.

И Ольф опять ушел – теперь уже окончательно.

72

Дубровин пришел к нему в субботу утром и сказал:

– Одевайся, пойдешь со мной. И возьми с собой все, что касается твоей статьи.

– Что все? – не понял Дмитрий.

– Все – значит все. Черновики, варианты, заметки. В общем – все.

На улице Дубровин упорно молчал и шел явно не прогулочным шагом – торопился, хромал сильнее обычного, а когда Дмитрий спросил, куда он ведет его, Дубровин буркнул:

– Увидишь.

Пришли они к Александру Яковлевичу. Дмитрий догадался об этом еще в подъезде – дом, в котором жил Александр Яковлевич, был известен всему городу.

Дверь открыл сам хозяин – высокий, красиво поседевший старик с густыми бровями и светлыми глазами. Дмитрий до сих пор видел его лишь издали, за столом президиума, и теперь удивился тому, что выглядит Александр Яковлевич явно моложе своих семидесяти двух лет, что у него сильные, совсем не старческие руки с длинными гибкими пальцами. Дубровин представил их друг другу, Александр Яковлевич, задержав руку Дмитрия в своей, густо сказал:

– Однако, погодка не для прогулок, а?

– Это уж точно, – проворчал Дубровин, стряхивая со шляпы капли дождя. – Чаем угостишь?

Дмитрию показалось, что он ослышался, – Дубровин был на тридцать лет моложе своего прославленного учителя и, однако, говорил ему «ты».

– И даже с коньяком, – весело сказал Александр Яковлевич.

– Мне твои коньяки боком выйдут, ты вон его угощай.

– А я тебя и не заставляю.

Александр Яковлевич провел их в кабинет, показал на кресла:

– Алексей, займи гостя, пока я чай приготовлю.

– А что его занимать, не красная девица… – начал было Дубровин, но Александр Яковлевич уже шел к двери, пообещал с порога:

– Я – быстро.

И действительно, очень скоро пришел с подносом и, расставляя на столике чашки, спросил у Дмитрия:

– Чай, надеюсь, пьете крепкий?

– Разумеется.

– Даже так… А сигары курите?

– Не приходилось.

– Попробуете?

– Можно.

Дмитрий старался говорить спокойно – и опасался, что тон его может показаться слишком уж небрежным. Но, кажется, все получилось как надо – Александр Яковлевич с явным одобрением оглядел его, пододвинул ящик с сигарами, взял одну и показал, как нужно обрезать.

– На первый раз увлекаться не стоит, выкурите треть – и достаточно. Затягиваться тоже не рекомендуется.

Сигара оказалась крепчайшей, чай – необыкновенно вкусным, Дмитрий похвалил его, на что Дубровин насмешливо отозвался:

– Вот это уж зря, а то Александр Яковлевич и так считает, что он крупнейший специалист по чаю во веем городе. Самолично закупает чай в Москве и непоколебимо убежден, что обладает какими-то сверхсекретными способами заварки.

Александр Яковлевич не обратил внимания на эту тираду. Помешивая чай, он внимательно оглядел Дмитрия и серьезно сказал:

– Значит, вы и есть Дмитрий Александрович Кайданов… Дима. Не возражаете, если я буду вас так называть?

– Нет.

– Сколько вам лет?

– Тридцать один.

– Возраст самый подходящий… – Для чего «подходящий», Александр Яковлевич не договорил, задумался о чем-то и с сожалением сказал: – Почему-то совсем не помню вас, Дима.

– И не удивительно, ты же его не знаешь, – вставил Дубровин.

– Мало ли кого я не знаю, однако память на лица у меня неплохая, встречались же мы где-нибудь в коридоре.

– Нет, – сказал Дмитрий, – я редко бываю в вашем корпусе.

– Ну, неважно. Жаль, что Алексей раньше нас не познакомил.

– Нужды не было, – ворчливо сказал Дубровин.

– А теперь, выходит, нужда появилась? – с усмешкой спросил Александр Яковлевич и сам себе ответил: – Да, теперь определенно появилась. Ну что ж, приступим к делу… Ты ничего не говорил ему? – спросил Александр Яковлевич у Дубровина.

– Нет.

Дмитрий почувствовал, что лицо у него пошло красными пятнами, – как ни был он уверен в своей правоте, но теперь, в ожидании приговора, трудно было сдержать свое волнение. Александр Яковлевич заметил это и, взяв с письменного стола его статью, медленно заговорил, словно пробуя каждое слово на вес:

– Алексей сразу показал мне вашу статью, и вот все эти вечера мы с ним только тем и занимаемся, что обсуждаем ее. Факт в нашей с ним совместной работе единственный, надо сказать, и говорящий сам за себя. Обвинения, выдвинутые вами, по существу, против всех основных положений современной теории элементарных частиц… – Александр Яковлевич сделал паузу и повторил: – Да, именно против всей теории, вполне можно сказать и так… Так вот, эти обвинения столь серьезны и значительны, что мы попытались сразу же встать на защиту этой теории, которой оба отдали но один год нашей жизни. Звучит несколько высокопарно, но – так оно и есть. Неделя – срок не слишком большой, но и не такой уж маленький. За это время мы не только не смогли опровергнуть ни одного из ваших обвинений… Выпейте-ка коньяку, Дима, – прервал себя Александр Яковлевич, взглянув на лицо Дмитрия, и сам налил ему.

Дмитрий выпил, поперхнулся и закашлялся.

– Это… от сигары, – наконец выговорил он.

– Конечно, – чуть улыбнулся Александр Яковлевич. – Треть вы уже почти выкурили, так что можете пока отложить ее. Нет-нет, гасить не нужно, она сама погаснет… Так вот, Дима… Наши попытки защитить наше любимое детище пока что закончились полнейшей неудачей… С чем вас и поздравляю, – неожиданно сказал Александр Яковлевич. – Из этого, конечно, еще не следует, что других также должна постигнуть неудача. Возможно, мы просто неважные адвокаты. И наверняка не сделали всего, что могли, – этим еще предстоит заняться. Но одно несомненно: ваша работа – серьезнейший удар по существующей теории, удар такой силы, что даже если и удастся отбить его, это наверняка приведет к необходимости значительно изменить многие из устоявшихся представлений на природу элементарных частиц… Вы хорошо поняли, что я сказал?

– Да.

– В таком случае займемся более конкретными вещами. Статья вызывает множество различных предположений и вопросов, ответы на которые сейчас вряд ли возможны. Несомненно, что эти вопросы и предположения возникли и у вас, но вы, как я понял, намеренно избегали всего, что нельзя было подкрепить достаточно вескими аргументами.

– Да.

– Что ж, это хороший метод работы, хотя и не слишком практичный. Мы тут с Алексеем немного поспорили по этому поводу. Я хотел предложить вам расширить статью, дополнить ее некоторыми не совсем очевидными, но довольно существенными положениями. Нет ничего страшного в том, что пока эти положения будут не слишком доказательными, можно отыскать для них безукоризненные формулировки. Что вы об этом думаете?

– Мне кажется, этого не нужно делать.

– Что я тебе говорил? – насмешливо вставил Дубровин.

– Ваш обоюдный идеализм достоин, конечно, всяческого уважения, – серьезно сказал Александр Яковлевич, – но я-то стреляный воробей и как-никак лицо официальное, и мне далеко не безразлично, в каком виде будет опубликована эта работа. И уж не обессудьте, но я просто обязан позаботиться о том, чтобы статья вышла в свет в наиболее полном виде – разумеется, без ущерба для научной строгости. Так что давайте все-таки подумаем, как это сделать. Того, что здесь есть, явно недостаточно. И в конце концов, зачем нужно уступать кому-то первенство даже в области гипотез? Нет уж, друзья мои, – решительно сказал Александр Яковлевич, – придется вам согласиться со мной.

– А что ты конкретно предлагаешь? – спросил Дубровин.

– Во-первых, все-таки дополнить статью. Вы, судя по вашему багажу, захватили с собой черновики?

– Да.

Дмитрий выложил все свои листки. Александр Яковлевич пододвинул к себе его статью и сказал:

– Что ж, давайте заглянем за кулисы…

«Закулисный» разбор продолжался часа четыре. За это время Дмитрий совсем освоился. Наконец они составили довольно внушительный список гипотез и предположений. Некоторые из них оказались полнейшей неожиданностью для Дмитрия. Когда он признался в этом, Александр Яковлевич добродушно заметил:

– Друг мой, чего же вы хотите? Это и естественно. Все мы в молодости расточительны и действуем по принципу: лес рубят – щепки летят. Щепок вы не замечаете – лес мешает. Ну, а с годами начинаешь ценить и щепки. У вас это еще впереди… Давайте думать, что делать с этаким богатством. На мой взгляд, вот эти четыре гипотезы непременно должны войти в статью. – Александр Яковлевич жирно выделил четыре пункта. – Возражений нет?

– Есть, – сказал Дмитрий. – Из этих четырех гипотез только три мои.

– Слушаю.

Дмитрий показал. Александр Яковлевич с любопытством посмотрел на него:

– Вот как? А чья же четвертая?

– Ваша.

– А почему я не знаю об этом?

– Знаете, – засмеялся Дмитрий.

– Друг мой, мне ваши лавры ни к чему, у меня и своих хватает. Ваша гипотеза, ваша, я ее только чуть-чуть переоформил.

– Ничего себе чуть-чуть.

– Вот именно, чуть-чуть. Не будь вот этого вашего уравнения, которое вы с такой легкостью готовы были выбросить в корзину, мне и в голову не пришла бы эта, как вы выражаетесь, моя гипотеза.

– Я потому и хотел отбросить это уравнение, что не понял до конца его смысла.

– Но позвольте, уравнение-то ваше, а не мое.

– Ну и что?

– Нет уж, вы ответьте, – даже как будто рассердился Александр Яковлевич, – уравнение ваше?

– Мое. А гипотеза все-таки ваша, – упрямо сказал Дмитрий.

Они еще с минуту вежливо препирались, и Дубровин наконец не выдержал:

– До чего же приятно слушать вас… Ну прямо рыцари без доспехов. Александр Яковлевич, есть же элементарный выход из этого положения. Насколько я помню, ты еще в первый день предлагал предпослать его статье что-то вроде вступления-комментария под двумя нашими подписями. Поскольку без такого комментария все равно не обойтись, не проще ли сделать так: включить этих трех приблудных китов в статью Димы, а четвертого, из-за которого вы так элегантно спорите, а заодно и весь остальной улов, – еще в одну статью, но уже коллективную, под тремя подписями.

Александр Яковлевич помолчал и хмыкнул:

– Однако ты мудрец, Алексей. Хоть так и не принято делать, но почему не попробовать? Одним выстрелом убьем всех зайцев. Без комментария действительно не обойтись…

– Почему? – спросил Дмитрий.

– Да потому, – сказал Александр Яковлевич, – что рядовая читающая публика – а ее, как и всяких рядовых, большинство – очень не любит, когда ее начинают поучать люди без имени, то есть, по их представлениям, такие же рядовые. А так как дерзость автора статьи очевидна, то наверняка она в первую очередь и будет отмечена. Ну и посыплются на вас незаслуженные обвинения.

– Я этого не боюсь, – сказал Дмитрий.

– Не сомневаюсь. – Александр Яковлевич учтиво наклонил голову. – Но надо подумать и о статье. Ей это, несомненно, повредит. А что вы имеете против нашего сотрудничества?

– Ничего, конечно, – поспешно сказал Дмитрий.

– И отлично. Наверно, мы действительно так и сделаем – напишем коллективную статью. Поскольку ты, Алексей, возглавишь список авторов, тебе и карты в руки. Пиши, да поскорее.

– Хорошо, – согласился Дубровин.

– А может, меня все-таки не нужно включать? – робко спросил Дмитрий.

– А вам не подходит наша компания? – Александр Яковлевич улыбнулся и встал, не дожидаясь ответа. – А теперь – прошу обедать.