Текст книги "Великий Макиавелли. Темный гений власти. «Цель оправдывает средства»?"

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Лоренцо II ди Пьеро де Медичи (итал. Lorenzo di Piero de’ Medici; 12 сентября 1492 – 4 мая 1519 года) – капитан-генерал Флорентийской Республики с 1516 года и герцог Урбинский с 1516 года. Сын Пьеро II Невезучего и Альфонсины Орсини, внук Лоренцо Великолепного, отец Екатерины Медичи.

2. Для сравнения можно посмотреть на посвящение, написанное Сервантесом к его «Дoн Кихоту» через без малого сто лет после посвящения Макиавелли:

«ГЕРЦОГУ БЕХАРСКОМУ, МАРКИЗУ ХИБРАЛЕОНСКОМУ, ГРАФУ БЕНАЛЬКАСАРСКОМУ И БАНЬЯРЕССКОМУ, ВИКОНТУ АЛЬКОСЕРСКОМУ, СЕНЬОРУ КАПИЛЬЯССКОМУ, КУРЬЕЛЬСКОМУ И БУРГИЛЬОССКОМУ.

Ввиду того, что вы, ваша светлость, принадлежа к числу вельмож, столь склонных поощрять изящные искусства, оказываете радушный и почетный прием всякого рода книгам, наипаче же таким, которые по своему благородству не унижаются до своекорыстного угождения черни, положил я выдать в свет Хитроумного идальго Дон Кихота Ламанчского под защитой достославного имени вашей светлости и ныне с тою почтительностью, какую внушает мне ваше величие, молю вас принять его под милостивое свое покровительство, дабы, хотя и лишенный драгоценных украшений изящества и учености, обычно составляющих убранство произведений, выходящих из-под пера людей просвещенных, дерзнул он под сенью вашей светлости бесстрашно предстать на суд тех, кто, выходя за пределы собственного невежества, имеет обыкновение при разборе чужих трудов выносить не столько справедливый, сколько суровый приговор, – вы же, ваша светлость, вперив очи мудрости своей в мои благие намерения, надеюсь, не отвергнете столь слабого изъявления нижайшей моей преданности».

При дворе папы римского Льва Х

I

Кардинал Джoванни Медичи поначалу не рассматривался как кандидат на папский престол. Он прибыл в Рим только потому, что получил известия о том, что папа Юлий II, с которым у него были хорошие отношения, уже умирает. Даже прибыв на конклав, Джованни не смог сразу принять участие в заседаниях – он был болен. Однако в ходе торгов и переговоров кардиналы не сошлись ни на ком – и вот тут и всплыло его имя. Он не был светочем церкви, но у него были свои плюсы – он был щедрый и дружелюбный человек, к нему все хорошо относились, среди кардиналов у него не было врагов. К своим 38 годам он уже 25 лет как был кардиналом, и, наконец, его недостатки тоже говорили в его пользу. Да, он любил поесть и обожал празднества – но это значило, что он больше не потащит князей церкви в походы и не заставит их жить в обстановке военного лагеря. А если он часто болеет, то тем лучше – может быть, он не заживется на свете и даст шанс быть избранным кому-то другому…

Единственным человеком из конклава, все еще возражавшим против его кандидатуры, был кардинал Франческо Содерини, брат изгнанного из Флоренции Пьеро Содерини. Но и с ним договорились, пообещав женить Лоренцо, сына Пьеро Глупого, на какой-нибудь девушке из рода Содерини. Обещание было довольно шатким, но его приняли – Содерини не хотели углублять конфликт с Медичи, мир с ними был желателен.

Так Джованни Медичи 11 марта стал папой римским Львом Х. Согласно легенде, он обнял своего младшего брата, Джулиано, и сказал ему:

«Раз уж бог дал нам папство, постараeмся им насладиться».

Как мы знаем, это счастливое событие – избрание папы Льва Х – избавило Никколо Макиавелли от весьма возможной петли. Флоренция ликовала, и крики «Palle! Palle!» – «Шары! Шары!», – обозначавшие красные шары герба рода Медичи, буквально сотрясали город.

Праздники шли четыре дня без перерыва, народ угощали сладким белым вином, у входа в Палаццо Медичи, как все еще назывался дворец, конфискованный у изгнанного семейства, стояли столы с бесплатным угощением – гильдии постарались создать впечатление «полной гармонии народа с новым режимом».

Ну, праздники праздниками, а интересы семьи Медичи следовало продвигать – и делать это с такой же энергией, с какой это делали предшественники папы Льва. Джулиано Медичи – тот, которому Макиавелли писал свои «тюремные сонеты», – был отозван из Флоренции в Рим. Ходили разговоры, что ему, возможно, будет предложен престол Неаполитанского королевства.

На его место во Флоренцию направили Лоренцо Медичи, племянника папы. Он не задержался там надолго, но «Государь», написанный Макиавелли, оказался посвящен именно ему. Странные шутки шутит судьба. Если говорить о мировой литературе, то в ней оставили след два Лоренцо Медичи – Лоренцо Великолепный, про которого написаны сотни томов, и его внук, Лоренцо ди Медичи, сын Пьеро Глупого, о котором мало что можно сказать.

Но на его имя натыкаются все, кто открывает «Государя».

II

Король Франции Людовик XII после целого ряда неудач решил заключить мир с королями Испании и Англии. Главное – он потерял Милан, где номинально опять утвердилось семейство Сфорца [1]. Переговоры удались – война дорого стоила всем ее участникам, и коли король Франции не оспаривал больше герцогства Миланского, то мир оказался достижимым. A в качестве залога мира Людовикy XII была отдана рука принцессы Марии Тюдор [2], сестры царствующего монарха Англии, Генриха VIII.

Когда человек в 52 года, отнюдь не пышущий здоровьем, а скорее даже наоборот, женится на 19-летней девице большой красоты, известной своим вольным нравом, то ожидать связанных с этим браком неприятностей как-то даже и естественно. Но, конечно, того, что король скончается через три месяца после заключения брака, все-таки не ожидал никто.

Когда он умер (1 января 1515 года), то при дворе шептались, что во всем виновата его юная супруга с ее необузданным темпераментом.

Однако если король Людовик и впрямь умер от слишком усердных трудов в попытке зачать наследника, то успеха его героические усилия не принесли – королева Мария не забеременела.

А поскольку сыновей от двух предыдущих браков у Людовика XII не было, а корона Франции по закону наследовалась только по мужской линии, то новым королем стал Франциск, сын графа Ангулемского, двоюродного брата короля Людовика XII. К тому же он доводился зятем покойному королю Людовику – он был мужем его дочери, Клод. Король Франциск I был молод, силен, честолюбов, и он совершенно твердо решил вернуть французские знамена на землю Италии.

В список владений, объявленный при его коронации, входило и герцогство Миланское. Этот момент, конечно же, был отмечен дипломатами всей Европы, а уж в Италии он и вовсе стал новостью номер один. Было совершенно понятно, что решение короля Франции претендовать на Милан не обойдется без еще одного перехода Альп и что этот переход не останется без ответа со стороны Испании и императора Максимилиана, что швейцарские кантоны будут защищать Миланское герцогство, завоеванное ими, – в общем, Италия опять становилась полем битвы.

При папском дворе начались бурные дискуссии по поводу того, к кому следует примкнуть папе Льву Х. Решение склонилось в пользу уже сколачиваемой антифранцузской коалиции.

Флоренция, конечно же, собственной политики уже не имела, она следовала за Римом – и все те силы, что она сумела наскрести, были отданы в распоряжение коалиции. Командовал наемниками Флоренции Лоренцо Медичи – папа Лев Х присвоил ему звание капитана-генерала, то есть главнокомандующего. Ну, подвигов на его долю не выпало – французы заключили союз с Венецией, перешли Альпы вовсе не там, где их ожидали, а там, где провести большую армию, да еще и с артиллерией, считалось невозможным, вышли на равнину у Падуи и в огромном сражении у Мариньяно разбили швейцарцев.

Впечатление в Италии было сильным – никому еще до сих пор не удавалось побить швейцарскую пехоту. Франциска I нарекли «соперником Цезаря» – среди образованных людей того времени историю галльских войн Юлия Цезаря полагалось знать, а в числе покоренных им народов значились и гельветы, жившие примерно в тех же местах, где располагались швейцарские кантоны. Милан пал без сопротивления, а французские войска маршем двинулись на Болонью. Папа Лев Х выехал туда тоже. Защищать город оружием он, конечно, не мог. Папа надеялся только на дипломатию.

B Болонье он должен был встретиться с королем Франциском.

III

В Болонью папа Лев поехал через Флоренцию, и встречу ему там устроили поистине оглушительную. На организацию торжества Синьория ухлопала 70 тысяч флоринов, что составляло добрую половину годового дохода Флоренции. Лев Х не возражал – он тоже тратил деньги без всякого счета, – но ему пришлось на несколько дней отложить вьезд в свой родной город: организаторы размахнулись так, что не поспевали завершить все работы, и папа не захотел портить удовольствие ни им, ни себе.

В день Святого Андрея, 15 ноября 1515 года, папа римский, Лев Х Медичи, въехал наконец в стены Флоренции через Римские ворота (Порта-Романья) в полной славе своего положения главы всего христианства, в своем облачении – в усыпанной драгоценностями тиаре и бесценной мантии – и в сопровождении огромной свиты из кардиналов, придворных, слуг и всего прочего. Ему показали новый фасад главного собора, котоpый, конечно, не успели бы построить из мрамора, но зато успели сделать из дерева и штукатурки, расписанной лучшими художниками Флоренции.

Перед фасадом все теми же быстрыми методами был поставлен бюст Лоренцo Медичи, отца папы Льва Х, под которым очень мелко (но так, что все же можно было прочитать) было написано: «Моему возлюбленному сыну».

Увидев этот бюст и прочитав надпись, папа Лев прослезился.

В Болонье, к сожалению, его встретили совсем не так. Он проехал со всем своим кортежем через улицы, где никто его не приветствовал, и когда он без всяких кликов «Да здравствует папа!» добрался наконец до Палаццо Публико (как назывался дворец, где располагались городские власти), его там никто не встретил. Король Франциск I приехал, сильно запоздав, – и сделал это, вне всяких сомнений, намеренно.

И разговор он повел сразу сугубо практический – папе было предложено передать Парму и Пьяченцу французским властям. Они принадлежали в свое время герцогству Миланскому – а герцог Миланский теперь он, Франциск I. Герцогство принадлежит ему и по праву завоевания, и по праву наследственного владения, потому что сын Лодовико Сфорца, герцог Массимилиано, продал свои права на Милан королю Франции и получит за это 30 тысяч флоринов – конечно, не все разом, а потом… А вот Парму и Пьяченцу папские гарнизоны должны сдать французам, немедленно и безотлагательно. Ну, спорить было трудно – папа согласился, хотя и продолжал спорить по поводу поддержки притязаний короля Франциска на трон Неаполя. Беседы вскоре стали носить более дружелюбный характер [3].

Папа, как тогда говорили, «дал кардинальскую шапку» старому учителю Франциска I. То есть он возвел его в сан кардинала. Король не остался в долгу и дал титул герцога Немюрского брату папы, Джулиано Медичи, – но потом потребовал небольшой подарок: мраморную античную скульптуру, «группу с Лаокооном» [4], недавно найденную в Риме. Она служила украшением папской коллекции античных произведений искусства – но делать было нечего, пришлось принять такое наглое вымогательство с любезной улыбкой.

IV

Джулиано Медичи недолго пробыл герцогом Немюрским – он умер 17 марта 1516 года. Законных детей у него не было, так что даже и передать титул было некому. Все надежды Льва Х сосредоточились на его племяннике, Лоренцо, сыне Пьеро. Была организована сперва политическая, а потом и военная кампания против Урбино, тамошний герцог был отлучен от церкви, город Урбино захвачен и передан во владение Лоренцо. Вместо неслучившегося «герцогства Романья», которое папа Александр VI Борджиа помогал строить для Чезаре, начали возникать вполне ощутимые контуры нового «герцогства» между Романьей и Тосканой, которое папа Лев Х Медичи помогал строить для Лоренцо.

Но покуда это было дело будущего, а пока папа Лев расположился в Ватикане. Очередная ссора монахов – августинцы и доминиканцы спорили о том, кому из этих орденов должна быть поручена продажа индульгенций на территории Германии, – пока что его не слишком волновала. Мысли о том, кто станет следующим императором Священной Римской империи германской нации – то есть номинальным главой государей Германии, – тоже папу Льва Х пока не тревожила. Темные облачка на горизонте не обязательно могут означать ураган – и Лев Х следовал зовy своего сердца: наслаждался папством, которое даровал ему Бог.

Войн не было. Bсе ресурсы святого престола шли только на обслуживание и украшение папского двора. Медичи затмили Борджиа роскошью. Утверждалось, что за один только год папа Лев Х спустил все, что было накоплено его предшественником, Юлием II, в придачу к своему собственному доходу. Мало этого – он еще умудрился залезть в неоплатные долги.

С Льва Х драли до 40% годовых – больно уже рискованный он был заемщик, брал в долг под честное слово и без серьезного обеспечения. Банкирские дома Рима, Флоренции, Генуи и Сиены делали в то время поистине золотые дела. Франческо Веттори писал Макиавелли из Рима, что «папа так же неспособен отложить тысячу флоринов, как камень неспособен летать».

Мессир Веттори явно позабыл о метавших камни боевых катапультах, но в принципе мысль его вполне ясна.

Лев X тратил деньги без счета, исповедуя несформулированный пока еще принцип «после нас хоть потоп» [5].

Этот стиль жизни воспроизводился и ниже – кардиналы, патриции и даже обыкновенные богачи закатывали такие пиры, которые поражали послов, аккредитованных в Риме при святом престоле.

Как сказку, передавали историю, случившуюся в доме у одного сиенского банкира [6], который был так богат, что все предметы в его ванной комнате были сделаны из серебра. Когда папа почтил его визитом, ужин был сервирован в помещении, все стены которого были увешаны бесценными гобеленами, а гостям-кардиналам подавали еду на серебряных тарелках, украшенных – для каждого гостя наособо – его фамильным гербом.

Уж на что папа Лев Х привык к роскоши – но и он нашел уместным поздравить банкира с изяществом, богатством и вкусом, с которым в его доме убрана трапезная.

«Ах, ваше святейшество! – воскликнул банкир с подобающей скромностью. – Да какая трапезная? Это просто стойла моей конюшни…» – и приказал слугам убрать гобелены.

И действительно, все пиршество было устроено в конюшнях его дворца… Ну, надо полагать, их все-таки почистили перед тем, как развесить там занавесы и поставить столы.

Банкир этот вообще имел обыкновение к экстравагантным жестам – каждый день из его римского дворца в реку Тибр выбрасывали все его столовое серебро – идея была в том, что он никогда не ест с одной тарелки дважды. Ну, положим, это было не совсем так – тарелки кидали в определенное место, где заранее были раскинуты густые сети, и ночью их вытягивали вместе со всем их серебряным уловом – но жест, конечнo, производил впечатление…

V

Папские обеды устраивались тоже весьма изобретательно. Подавались, скажем, блюда из язычков павлинов. Из разрезанных пирогов вдруг вылетали соловьи. Это в том случае, если пирог был относительно невелик – а из большого пирога могли вылезти детишки-амурчики или карлики. Помимо гостей в пирах принимали участие и шуты. У папы Льва Х имелся даже шут-монах, доминиканец фра Мариано Фетти. Жизнь свою он начинал цирюльником и дорос до должности хранителя папских печатей.

Известен он был неслыханно вульгарным чувством юмора и еще и невероятным обжорством. Он мог сьесть четыре десятка яиц или две дюжины цыплят – а когда однажды в порядке шутки папа Лев угостил его пирогом с начинкой из ворон, вместе с клювами и перьями, он сьел и пирог, и всю его начинку.

Непременно присутствовал за столом и священник из Гаэты, фра Барабалло, который писал стихи, совершeнно ужасные по качеству, хотя он, по-видимому, искренне, был убежден в полном их совершенстве. Кто-то из гостей папы Льва однажды предложил увенчать Барабалло лавровым венком в римском Капитолии, как однажды это было сделано для Петрарки.

Эта мысль пришлась настолько по душе его святейшеству, что он предложил осуществить ее на практике и ссудил для этой цели своего любимого слона. Слон был подарком от короля Португалии Мануэля Счастливого [7].

И Барабалло действительно прокатили на слоне, убранном роскошными попонами, по дороге от Ватикана до Капитолия. Барабалло одели в алую тогу на римский образец, украшенную золотом, и все шло хорошо, пока слон, напуганный звуками труб, не уперся и не отказался пересечь мост у Замка Святого Ангела – пришлось лауреату с превеликими трудами слезать со слона и дальше уж шествовать в более скромном стиле, на ногах.

Но, понятное дело, не каждый день по Риму водили слона, были развлечения и менее эсктравагантного свойства. Устраивались костюмированные балы, на которых кардиналы – те, кто помоложе, – одетые в светское платье, танцевали со своими дамами. Все присутствующие были в масках, так что никакого соблазна для истинно верующих создавать не предполагалось.

Ставились всевозможные пьесы – например, исторические трагедии. Но куда больше папе Льву Х нравились страшно неприличные фарсы, которые писали разные люди, например Ариосто. Среди сочинителей был даже один кардинал, Бернардо Довицци да Биббиена.

Одна пьеса, прочитанная ему предположительно где-то в 1518—1519 годах и позднее, в 1520-м, даже поставленная при папском дворе, его особенно развлекала – уж больно соленые шутки вставил в свою комедию ее автор.

Называлась эта уморительная комедия «Мандрагора» [8].

Hаписал ее наш знакомый, тот самый – Никколо Макиавелли, уволенный без пенсии бывший секретарь Второй Канцелярии Республики Флоренция. Сам он ее к папскому двору не представлял – друзья пособили.

В кружок Ручеллаи все-таки входили влиятельные люди.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Массимилиано Сфорца, старший сын Лодовико Сфорца и Беатриче д’Эсте. Когда его отец был разгромлен и пленен Людовиком XII, бежал в Германию вместе с младшим братом Франческо. В 1512 году швейцарцы в ходе войны Камбрейской лиги сделали его номинальным герцогом Миланским, хотя на самом деле продолжали контролировать его владения сами.

2. Марии Тюдор было четырнадцать, когда умер еe отец, Генрих VII, и следующие пять лет она провела при дворе своего брата, Генриха VIII, пользуясь небывалой по тем временам свободой. Она, например, была избавлена от общества дуэний.

3. В 1516 году Лев Х подписал с «христианнейшим» королем Франции (именно такой титул присвоило ему папство) Франциском I конкордат, который признавал за французским двором право назначения почти на все епископства, аббатства, приорства. Рим не возражал даже против назначения светских лиц на церковные должности, если под их именем руководящие функции будут выполнять представители духовенства.

4. 14 января 1506 года в Риме была найдена и перевезена в Ватиканский музей скульптура «Лаокоон и его сыновья». Шедевр древней скульптуры по времени создания относится примерно к I веку до нашей эры. По свидетельству Плиния, «Лаокоон» находился в доме императора Тита. Папа Лев Х согласился на ее передачу во Францию, но в итоге скульптура так и осталась в Ватикане.

5. «После нас хоть потоп» (фр. Après nous le déluge – «после нас потоп»), то есть после нашей смерти погибай хоть весь мир; это выражение принадлежит маркизе Помпадур, официальной фаворитке французского короля Людовика XV, которая жила через 200 с лишним лет после папы Льва Х.

6. Банкира звали Agostino Chigi, The Medici, by Christofer Hibbert, page 235.

7. Kороль Португалии с 1495 года. Его правление ознаменовалось эпохой Великих географических открытий. При нем Васко да Гама достиг берегов Индии в 1498 году, а Педру Алвариш Кабрал открыл Бразилию – период высшего могущества Португалии.

8. Мандрагорой называлось растение с корешками, очертаниями похожими на человеческое тело. Ему приписывались свойства, способствующиие деторожденню, а также и возбуждающие свойства. В современных терминах слово «мандрагора» звучало бы как «виагра».

Беседы в садах Орти Оричеллари

I

Надо сказать, что комедия Макиавелли попала к папскому двору не сразу, а только после того, как ее поставили во Флоренции. В садах дворца Ручеллаи, называвшихся Орти Оричеллари (сады Ручеллаи), собиралось общество молодых людей, происходивших из самых лучших семей Флоренции, и образовывали они все вместе что-то вроде платоновской академии. Среди них были поэты, историки, философы – и вопросы, которые они в своей среде обсуждали, соответствовали их интересам.

Основатель академии, Бернардо Ручеллаи, умер в 1514-м, но дело продолжил его племянник, Козимо, сады же сохранили свое название.

В этот блестящий и вроде бы совершенно неподходящий ему круг попал и Никколо Макиавелли. Почему неподходящий? Ну, начать с того, что Макиавелли был существенно старше, чем его новые друзья. Более того – по сравнению с ними он был беден, как церковная крыса, и должен был бы считаться политически неблагонадежным. В 1514-м, еще при жизни Джулиано Медичи, велись разговоры о том, как он организует земли Романьи и Тосканы, которые намечались для его нового герцогства. Одним из губернаторов в его владеньях преполагалось назначить Паоло Веттори, старшего брата Франческо Веттори.

Паоло был высокого мнения о способностях Макиавелли, который к тому же был другом его брата, и собирался взять его к себе, в свою будущую администрацию. Но он получил разъяснения от секретаря кардинала Джулио Медичи [1], и состояли они в том, что «никаких дел с Макиавелли не стоит и заводить».

Из проекта нового герцогства для Джулиано ничего не вышло, и Паоло Веттори так своего губернаторства и не получил. Hо, даже уж и не говоря об этом, вообще все пути Макиавелли к государственным должностям были отрезаны.

Каким же образом Макиавелли попал в Орти Оричеллари?

Никаких точных сведений на этот счет нет. Вообще о жизни Макиавелли того периода нам известно главным образом из его переписки с Франческо Веттори, и говорят они, как хорошие друзья, и о том и о сем и обмениваются шутками и взаимными поручениями.

Например, Макиавелли попросил своего друга Франческо подыскать ему хорошей материи голубого цвета, которая могла бы пойти на накидку – явно подарок для женщины, и для женщины из хорошего круга. Это было необычно – во-первых, y Никколо Макиавелли было плохо с деньгами, а подарок был дорогим, во-вторых, его интерес к женщинам в общем ограничивался куртизанками. В списке его расходов в период относительного финансового благополучия расходы на дам такого рода занимали видное место.

Так к чему же тогда просьба о покупке материи, которой и во Флоренции не найти? Это странно – куртизанкам обычно платили деньгами, а не нарядами.

По-видимому, где-то на середине пятого десятка отставной и безденежный администратор Никколо Макиавелли влюбился в порядочную женщину?