Текст книги "Бердолька Чарли и Гертруды Богранд"

– Розыгрыш главного приза пройдёт на Рождество, – объясняла она. – Очень хочу, чтобы дедушка Филипп победил. И ещё скоро состоятся выступления Грегори Лемаршаля и Роберто Вивы. У них – золотые голоса! Родные, держите по серебряному граалю. Можете себе что-нибудь купить. А я – за билетами. Ведите себя хорошо. И присматривайте друг за другом. Встретимся через час у трехглавого дракона. Если он не передумает.

Бабушка Матильда поцеловала внуков.

Чарли и Гертруда прогулялись по бакалее «Безделушки», съедобные сувениры в которой продавались только для туристов и простофиль; по галерее «Тиффани Гольдз», символом которой были золотые нимбы (в рекламе говорилось, что «сияние свидетельствует о мудрости, подтверждает завершённость, наделяя образ идеальностью»); по лавке «Разрешённые животные и не только» (оказалось, здесь животных раздавали совершенно бесплатно любому желающему в добрые руки, если тот мог доказать, что его руки – добрые). Прогулялись по Вишнёвой аллее, где играли уличные орфеи-музыканты, которые обижались, если кто-то предлагал им деньги. Прошлись вокруг огромного здания в виде разноцветного торта «ККПВНС» (Компания, Которая Производит Всё На Свете). Как вдруг они оказались на Шоколадной улице, возле кондитерской «Развлечения – для каждого». Им даже показалось, что кондитерская сама появилась перед их носами.

На двери висел красный перечёркнутый значок «PGN».

Внутри «Развлечений…» было полно детей. И каждый старался попробовать всё. Не только конфеты «Кэндикопчик», «Дождевых червей со вкусом клубники», «Глаза покойника со вкусом перепелиных яиц», «Заменители козявок из носа со вкусом козявок из носа», но и даже коробки для игр! Всё было съедобное: карточки, монеты, автоматы для продажи ваты, яблочные бананы и многое другое. Даже одноразовая кровь из носа.

Здесь было удивительно и весело (дети прыгали на воздушных шарах, катались с горок прямо в клубничный пудинг, ползали под потолком). Гертруда и не заметила, как отдалилась от Чарли.

Она не знала, как долго здесь пробыла – настолько всё было захватывающим. Лишь когда увидела над дверью часы, поняла: прошло тридцать пять минут!

На выходе из кондитерской в Гертруду буквально влетел парень – толстопуз в чёрном хитоне и дурацкой шляпе, которая закрывала прилизанные волосы:

– Pagan, – вырвалось у него.

Парень смерил Гертруду высокомерным взглядом, остановившись на её бейсболке:

– Видимо, совсем дела плохи, если сюда пускают даже таких. – Парень прошёл вперевалочку дальше. За ним последовала, как показалось, его сестра (за его спиной её трудно было заметить сразу). С засаленными тёмными волосами, с таким же высокомерным и нагловатым выражением лица. С одним отличием – она была болезненно худой.

– Будто толстопуз высосал из неё жизнь в себя. – Позже Гертруда рассказала о странной парочке Чарли, когда они встретились у фонтана-тигра в центре Площади Трёх. Как оказалось, пока никто не видел (даже уличные художники), тигр поменялся местами с трёхглавым драконом, выпуская из пасти струи огненной воды.

– Всего за один золотой! – кричал мальчик в сером хитоне, раздавая желающим билеты лотереи «Лютроо».

– Родные! – Вскоре к ним подошла бабушка Матильда. – Успела! Всё купила! Родной, у тебя шнурки развязались. Ну как? Погуляли? Теперь – домой открывать подарки?

Но только они хотели вызвать экипаж (неподалёку два кучера поили лошадей), как послышался треск появившегося красного конверта. Он дымился в руках у бабушки Матильды. На конверте было написано:

Повестка в суд.

Глава 7
Верховный СтраСуд

В повестке говорилось, что слушания начнутся менее чем через час:

Вручается адресатам:

Мистеру Чарльзу Бо́гранду и мисс Гертруде Бо́гранд,

Прож. в д. 6/66 Девятого Острова.

СУДЕБНАЯ ПОВЕСТКА

По личным делам № 33/121А/С4/11, 33/121А/С4/12

Верховный СтраСуд вызывает вас в качестве обвиняемых.

Пом. 148/8.

Представитель Верховного СтраСуда

мадам Варахиил Ви Ванна

На обратной стороне было указано, что при себе необходимо иметь белые или серые хитоны для слушаний, дневники, перья, чернила и свечи.

Всё это находилось в доме номер 6 на 66-й улице.

Бабушка Матильда не стала тянуть время: отправила «молнию» соседу – мистеру Роберту Готли из дома номер 4 на 66-й улице. В письме она попросила его как можно скорее переслать нужные вещи из списка.

– За мной, родные! – поторопила она внуков, направляясь к свободному экипажу «ОгненКолесн», и крикнула извозчику: – В Верховный СтраСуд!

Во время поездки на экипаже «ОгненКолесн» бабушка Матильда объяснила, что у мистера Роберта Готли есть запасной ключ от их дома на экстренные случаи. К примеру, если нужно покормить Пенелопу.

– Стоп! – Гертруда не понимала. – Мы ведь с Чарли ещё ничего такого не сделали. Почему нас вызывают в суд?

– А кто такая Пенелопа, ба… Матильда? – спросил Чарли.

– Вы ещё с ней не познакомились? Она живёт в уборной на первом этаже в верхнем правом углу. Но сейчас это не так важно. – Бабушка Матильда поправила Чарли причёску и проверила запястья Гертруды. – Сегодня вы должны проявить себя. И нужно будет ответить на множество вопросов. Главное – не обманывайте, будьте собой. И не забывайте: вы – дома. Это – самое важное.

– Но ты же пойдёшь с нами? – Чарли переживал.

– Я бы с радостью. Но без повестки – нельзя. Всё хорошо. Я буду ждать вас в парке на скамейке. Куплю газету «Предвестник. Тайны знаменитостей». Покормлю голубей. Полюбуюсь на новый памятник «Пятигуз VII Благочестивый. Полёты во сне и наяву». Но мысленно, конечно, буду с вами. Не переживайте. Ведь не зря говорят, что лучшие всегда уходят первыми.

Неожиданно экипаж остановился возле моста имени Мари Де Сен-Клер. Его развели – по реке проплывали парусники «Октавиус», «Леди Лавибонд», «Алые Паруса» и «Мария Целеста».

– Мне страшно, – признался Чарли.

– Бояться не нужно. Через это все проходят. Если успевают, – улыбнулась бабушка Матильда, отправляя Роберту Готли ещё одну «молнию». И пожаловалась, что в сумке-дыне закончились свитки. – Верю, что всё будет хорошо. И вы верьте, родные.

Экипажи выстроились у моста в длинную очередь. Гертруда не знала, надолго ли это:

– А мы успеем?

Бабушка Матильда паниковала. Она выглядывала в окно, что-то искала в сумке-дыне, снова выглядывала в окно или рассматривала обивку на сидениях.

– Ох, эти делегации! – ворчала бабушка Матильда. – Из-за них весь город стои́т. Полёты запрещены. От центрального фонтана до суда – минут десять. Не больше. А вот по дороге – так долго добираться!

Мост начал сводиться, и через несколько минут экипаж снова продолжил движение.

– Вот видите: если верить – всё будет хорошо, – напомнила бабушка Матильда.

Через окно Гертруда наблюдала: над рекой пролетели чайки, в воде отражалась радуга, а через облака пробивалось тёплое весеннее солнце.

Вскоре экипаж остановился возле огромного здания из белого и чёрного камня. Оно было похоже на шахматную доску. У входа с высокими серебряными дверьми толпились тысячи людей в белых и серых хитонах. Они рассматривали флаги, герб в виде Месяца в Солнце, а также внушительных размеров надпись:

ВЕРХОВНЫЙ СТРАСУД

Krino. Krima. Krites.[16]16
  Суд. Судить (греч.)


[Закрыть]

Бабушка Матильда, Чарли и Гертруда вышли из экипажа.

У входа в здание суда на высоком постаменте в виде букв «A&E» стоял высокий памятник мужчине и женщине – они держали в руках огромное яблоко.

– Надеюсь, вещи скоро прибудут, – переминалась с ноги на ногу бабушка Матильда. Секундная стрелка на часах в парке (неподалёку от здания Верховного СтраСуда) пошла на последний круг.

Посылка с вещами не появилась. Роберт Готли так и не ответил.

По дороге проехали несколько конных экипажей. Из них выскакивали, падая, люди в белых и серых хитонах.

Часы пробили четыре раза. Эхом зазвенели колокола по всему городу. Высокие серебряные двери Верховного СтраСуда со звоном и скрежетом распахнулись. Толпа направилась внутрь.

– Что делать, ба… Матильда? – спросила Гертруда. Она не знала, что страшнее: «опоздать в суд» или «успеть в суд».

– Выбора нет. Придётся ждать. Хотя в этом есть и положительный момент: посмотрите, сколько людей. Пускай они пройдут вперёд, чтобы не пришлось толкаться. Родные, не переживайте.

Вдруг на всю площадь раздался громкий крик. Неведомо откуда появилась толпа в коричневых хитонах. Толпа прорывалась к памятнику «A&E» у входа в здание суда. Её старались сдержать несколько гренадёров в красных хитонах. Толпа кричала:

– Им здесь не место! Им здесь не место!

– Расходитесь! – отвечали гренадёры. – Расходитесь!

– Их изгнали по заслугам!!

Кто-то из толпы людей в коричневых хитонах бросил в памятник камень, отбив женщине с яблоком нос.

На площадь прибыла ещё сотня человек в красных хитонах: гренадёры вмиг скрутили нарушителей.

Коричневый протест закончился так же неожиданно, как и начался.

За спиной у бабушки Матильды послышался громкий треск. Когда она обернулась, зеленоватый дым с запахом мёда успел развеяться над пакетом с воздушными шариками: голубым и розовым. В пакете лежали вещи из списка, а также короткое послание:

Поздравляю с первой повесткой!

Сэр Роберт Готли

– Ну, слава небесам! Всё! Теперь спешите! – Бабушка Матильда подгоняла внуков, передав им пакет. – Я буду в парке. Хорошо, шарики заберу. И не переживайте. Мысленно – я с вами!

Она ещё раз поцеловала Чарли и Гертруду на прощание, пожелав им «пуха и пера».

Вестибюль СтраСуда не был страшным, как ожидала Гертруда, хотя и оказался мрачно-огромным. Он мог бы вместить всю 66-ю улицу или даже половину Площади Трёх. Освещался неисчислимым множеством факелов и свечей. В стенах располагались сотни дверей. Одни – высоко от пола. К другим не было лестниц. В самум вестибюле толпились люди разных возрастов. Все откровенно галдели. Лишь некоторые были в хитонах: рядом стояла пожилая леди в бирюзовом платье и шляпе в форме рыбы, а также джентльмен – в дырявом котелке и полосатом костюме.

– Я читал и про это место в «Истории города», – сказал Чарли, не отставая от сестры. – Здание СтраСуда – первое по странности и загадочности в городе. К примеру, некоторые лестницы ведут в никуда, двери открываются в глухие стены, даже есть окна в полу! Говорят, каждый год здесь теряются люди! Многих – не находят!

– Доброй ночи! Прошу внимания! – Громкий писклявый голос прокатился по вестибюлю. Многотысячная толпа, до этого оживлённо о чём-то споря, затихла. Чарли указал Гертруде в сторону балкона высоко под куполом, откуда и доносился голос. Он принадлежал полной женщине в розовом хитоне. Её редкие седые волосы торчали во все стороны. – Приветствую всех! Меня зовут мадам Варахиил Ви Ванна. Я являюсь главой Приветственного Отдела Верховного СтраСуда. Через несколько минут начнутся заседания, где будут вынесены предварительные вердикты по каждому из вас. После положительных вердиктов начнется торжественная Церемония Посвящения. Отрицательные же вердикты…

Голос мадам Варахиил Ви Ванны эхом «падал» на собравшихся, отражаясь от стен. По залу прокатился шёпот, а затем… лай.

– Тихо, тихо, Баронесса. Прошу прощения! Это моя собачка – Баронесса. Она любит ходить с мамочкой на работу. Да, Баро-несссссссочка? Бу-бу-бу. – Седовласая мадам Варахиил Ви Ванна на мгновение будто забыла, что под её балконом в ожидании неизвестного собрались несколько тысяч человек. Либо… они были ей безразличны. – Прошу внимания! ТИШЕ!!! Вы пугаете Баронессу! Поделитесь на группы! В ваших повестках указаны помещения для заседаний. Не торопитесь: это грубейшее нарушение! Заходите по одному! Снимите шляпы! Удачных вердиктов! Удачной вам… ночи!

Люди ринулись к дверям с надписями «Saligia», толкая вперёд тех, кто помладше: никто не хотел идти первым. Двери вели к лестницам вниз – к помещению под вестибюлем: оно напоминало гигантскую воронку. Воронка была многоярусной – в форме кругов, освещаемых факелами. Гертруда насчитала девять таких ярусов, и на каждом было множество старых дверей разной формы, высоты и ширины.

Чарли и Гертруда надели белые хитоны, достали из пакета дневники, перья, чернила и свечи. Узнали из разговора двух леди в париках, что номер «148/8» в повестке означал дверь номер 148 на Восьмом Круге:

– В «Истории города» написано, что нижнюю часть здания Верховного СтраСуда создали лично Данте Алигьери[17]17
  Величайший итальянский поэт.


[Закрыть] и Сандро Боттичелли[18]18
  Великий итальянский живописец.


[Закрыть]. Жуть какая! – Чарли рассматривал на стенах изображения людей. Одни мучились в пламени, другие – от голода, кто-то был закопан по шею, у некоторых были зашиты веки. – Пообещай: что бы ни случилось, мы обязательно сходим ещё раз в кондитерскую «Шванильный щербет».

– Чаще всего сюда попадают люди в день своего рождения, – произнёс знакомый голос позади Чарли и Гертруды, когда они остановились у двери с номером «148» и надписью «Saligia». Голос принадлежал Эдварду – попутчику, с которым они ехали «В-Один-Конец-Два». Эдвард стоял позади в сером хитоне. На ногах были всё те же кеды с развязанными шнурками. Рядом сидел огромный чёрный пёс Харгест. – Не нужно бояться стен. На них изображены лишь символы. Зашитые веки – это завистники, умирающие от голода – это чревоугодники, под камнями – гордецы. Ну, и так далее. Кстати, привет. Не ожидал вас здесь увидеть.

– Привет. – Гертруда от волнения даже залилась румянцем. Надеялась, что в тусклом свете факелов Эдвард этого не увидит. Он сбросил рюкзак на мозаичный пол и через минуту (в рюкзаке было много хлама) достал из него спортивную чёрную бейсболку с гербом в виде золотой змеи:

– Это тебе. В честь спонтанной встречи.

– Спасибо. – Гертруда не решилась надеть бейсболку Эдварда. Ей было неудобно. Эдвард словно почувствовал это и помог. Его не смутила повязка на голове Гертруды. Наоборот: казалось, он даже по-доброму… завидует.

Всё больше людей подходили к своим дверям. Гигантские круги наполнялись толпой. Так, у двери «148» на Восьмом Кругу стояло уже не меньше сорока человек.

– Чарли, не бери с меня пример. – Эдвард показал на развязанные шнурки брата Гертруды и улыбнулся. – Можно ведь упасть.

– Они сами развязываются, – ответил Чарли, смущённо рассматривая факел.

К очереди подбежала девочка в белом хитоне и очках с огромными линзами:

– О божечки-ж-ты-мой! Боже-боже-божечки! – от радости так и скакала девочка. – Как волнительно! Мы с братом ждали повесток почти четыре месяца! А-а-а! А-а-а! – Девушка будто заливалась счастьем и могла вот-вот разбрызгать его на других. – Десять тысяч сообществ в этом году! Мы наверняка с вами будем в одном! У всех 148? И у тебя? И у меня! У всех!!! Нужно держать кулаки и повесить булавку на удачу. У кого-нибудь есть булавка на удачу? Я так хочу всё вспомнить! Боже-ты-мой! Я даже сделала для всех магнитики и значки! Чтобы нас видели! Весёлых плюща́т! Как вам название? «Плющ»!

– Э-э-э, – выдавила Гертруда, а незнакомка продолжила:

– Да я же не представилась! Вот дурында. Меня зовут Рупертина. Рупертина Никльби! Так много людей впереди. Хочу-хочу туда!

– Моего друга зовут Руперт, – тихо сказал Чарли. – Вы с ним очень похожи. Я тебя запомнил. Мы как раз поднимались вчера «В-Один-Конец-Два». И ты, по-моему, бежала за кем-то.

– За Генри! Это мой брат. Он сейчас подойдёт. Мы вчера вернулись – навещали дядю. А тут – такое. Повестка! Прямо в руках у меня горела. Моя мама пила «Слёзы радости»!

Казалось, Рупертина могла потерять сознание от волнения прямо на Восьмом Кругу.

В очереди стояли уже не менее десяти подростков. Все остальные – взрослые. Очередь продвигалась очень медленно. В дверь «148» вошёл всего один человек.

Чарли погладил уснувшего на мозаичном полу Харгеста. Эдвард улыбнулся:

– Хотел, чтобы он подождал меня снаружи. А там отбили нос памятнику. Гренадёры в ярости. Повезло, что мама Кристофера – подруга мадам Варахиил Ви Ванны. Посмотри на Рупертину. Светится, как банка светлячков.

Рупертина стояла у двери, подставив ухо к замочной скважине.

– Чёрт-те что! – К ним подбежал рыжий мальчик в очках и сером длинном хитоне. – Там все ходят в повязках на голове. Вы бы видели: гренадёры и эти, чумные, столбенели. Должны же быть двое в повязках, а там – море таких. Будто всем одновременно дали по затылку. Папа говорит, что это – на случай провокаций.

– Кристофер! – Эдвард поздоровался с другом. – Чарли, Гертруда, познакомьтесь. Это мой лучший друг – Кристофер Запп.

– Привет. – Кристофер смущался не меньше Гертруды. – Очень приятно.

– Это Чарли. – Эдвард выдержал паузу. – И Гертруда. Бо́гранд.

– Да ну. – У Кристофера вытянулось лицо.

– Вот-вот. Друзьям нужно доверять, – улыбался Эдвард. – С тебя, Кристофер, шоколадная кость «Флотифло» – для Харгеста.

– Эй! Я же тебе верю! Просто немного «недоверил».

– Друзья познаются в беде. Ты опоздал, кстати.

– Проехать невозможно: город стои́т. Скорее бы Мэффисы сообразили, что им пора домой. Мама вопила. Говорит, такой день, такой день. – Он изменил голос, передразнивая маму. – Хорошо, папа хоть её успокоил. Ему пришлось звонить Варахиилше. На улице – куча народа. Многие не успели на слушания. А у них сегодня – последняя возможность. Чарли, Гертруда, извините. – Кристофер повернулся к другу и шёпотом произнёс. – Эдвард, а ты не боишься, что твоя ма…

– Чщщ. Всё нормально. – Эдвард сделал шаг к двери «148». Какой-то мальчик по имени Томас Кропот с дрожащими руками и в предобморочном состоянии вошёл внутрь. – Все пришли в разноцветных хитонах. А мне чёрный не дали.

– А им говорят, когда нужно заходить? – Гертруда чувствовала, как по спине бегут мурашки. – И кто там – за дверью?

На вопрос ответил Кристофер, обращаясь сразу к Чарли и Гертруде:

– Не нужно переживать и волноваться. Лучше – дышать глубоко. Вот так. Да. И меньше обо всём этом думайте. Представьте главное – от вас уже ничего не зависит. И что-либо добавить или изменить больше нельзя. Нужно перетерпеть. БАХ! И всё. Поверьте. От разговоров и объяснений только хуже будет.

Эдвард театрально сделал ещё один шаг к двери «148», когда девочка в очках по имени Рупертина Никльби прошла внутрь. Очередь продвигалась быстрее.

Гертруде было не по себе. Она понимала, что Кристофер отчасти прав. Но успокоить себя не получалось. От волнения разболелась голова.

Какая-то пожилая леди трижды подходила с вопросом, где здесь можно вздремнуть. Да ещё в толпе начали бормотать и шептаться. Многие говорили, что нужно продемонстрировать какие-то «отличия». Девочка, которая представилась Джессикой Пелтроу, утверждала, что её отличие – это красивые глаза. Брат Рупертины – Генри – признался, что его отличие – сообразительность. А светловолосая девочка по имени Линда Глум призналась загадочно, что её отличие – это умение ходить задом наперёд. Гертруда перебирала в голове навыки. Что она умеет? Например, играть в футбол! Интересно, здесь нужно уметь играть в футбол?

В дверь вошла Мими Меенвольд (она попросила запомнить её молодой и красивой) в розовом хитоне и с маленькой собачонкой под мышкой.

Примерно через час возле таблички «148» стояли только Чарли, Гертруда, Эдвард, Кристофер и пожилой мужчина с лицом, похожим на… домино.

– Камень, ножницы, бумага? – предложил Кристофер.

– Я – первый. – Эдвард надел рюкзак и взялся за ручку двери с номером «148» и надписью «Saligia». Он совершенно не волновался, в отличие от Харгеста. Эдвард пожелал удачи Кристоферу, Чарли и Гертруде. А после – вместе с Харгестом вошёл внутрь.

– Пуха и пера! – крикнул другу Кристофер.

Без Эдварда Гертруда не знала, о чём говорить. Повисло молчание. Видимо, Кристофер это почувствовал, поэтому произнёс:

– «Saligia» на дверях написано не просто так. Эта надпись есть на всех Девяти Кругах и даже в вестибюле. Оно состоит из первых букв латинских слов Superbia, Avaritia, Luxuria, Invidia, Gula, Ira и Acedia. В переводе – гордыня, алчность, похоть, зависть, чревоугодие, гнев и лень.

– Тут много слов на латыни, – заметил Чарли. – Даже надписи на улицах.

– Пятигуз VII Благочестивый и Достопочтенная-Мэр-Города-Миз-Гавриэль – это наши Премьер-министр и мэр – выступают за ужесточение многих правил. К примеру, за возвращение исторических названий, за обязанность говорить только на официальных языках, за снос разных памятников, а для pagan они придумали…

– Снова это слово, – неожиданно для себя Гертруда перебила Кристофера. – Pagan. Постоянно его слышу здесь.

– Pagan – в переводе с латыни – это «обитатель сельской местности». Так здесь называют вновь прибывших. Тех, кто прибыл, а не вернулся. Ну, и тех, кто ещё не успел прибыть.

Гертруда хотела задать ещё несколько вопросов, как вдруг почувствовала сырость и холод: дверь открылась.

Теперь – её очередь.

Слева вошла девочка с растрёпанными волосами в дверь с номером «147». Сейчас больше всего на свете Гертруда желала, чтобы время шло медленнее. Сердце вот-вот могло вылететь из груди.

Она стояла у входа в длинный коридор, за её спиной – Чарли (Гертруда не позволила ему войти первым) и Кристофер (она попросила, чтобы тот присмотрел за её братом), а дальше за ними в очереди – девочка, которая представилась как Козетта Пипс, и множество старушек.

– Гертруда, – вдруг произнёс Кристофер, отчего Гертруда даже подпрыгнула. – Пуха и пера!

Гертруда шла по освещённому тусклым светом длинному коридору. Медленно, стараясь не наступить на грязь и старые хитоны. От едкого запаха сырости тошнило.

Возникло странное чувство. Будто воспоминание. Верховный СтраСуд, круги, изображения на стенах, факелы, даже пёс мадам Варахиил Ви Ванны. Казалось, Гертруда была здесь когда-то.

А коридор не имел конца.

Гертруда шла уже несколько минут. Даже подумала вернуться обратно, когда впереди показался огонёк. Она направилась к нему. Надеялась, что увидит Эдварда. Но увидела лишь догорающий факел, который висел прямо над старым деревянным стулом.

Гертруда осмотрелась – не заметила каких-либо дверей. Прошлась вокруг стула, провела руками по старой обивке – ничего. Обычный старый стул, который отслужил столько, сколько и люди не живут.

Не придумав ничего другого, Гертруда села на него.

И даже не поняла, что произошло. Ещё мгновение назад она находилась в длинном коридоре, а уже сейчас, вцепившись руками в обивку, с бешеной скоростью летела вместе со стулом куда-то вниз.

Казалось, они просто падают. Нос и рот набивались пухом. Чуть не вылетели из рук дневник, перья, чернила и свечи – их удерживало только чудо. Перед глазами Гертруды успела пронестись вся её жизнь: чердак, футбол, чердак, обеды и ужины, чердак, побег Оливера Бинга…

Стул «петлял», будто хотел сбросить Гертруду, но через какое-то время замедлил падение, а вскоре и вовсе остановился в тёмном подземелье. Гертруда чувствовала, как бьётся её сердце.

Но не успела она перевести дух, как стул снова двинулся. Однако теперь уже – куда-то вперёд, грозясь вылететь и развалиться или развалиться и вылететь. Он скользил и скрипел, будто взлетая и снова опускаясь. Резко поворачивал влево, затем снова падал.

Вдруг стул снова остановился. Прямо у двери.

Гертруде пришлось отдышаться, прежде чем она смогла прочитать:

МАЛИНОВЫЙ КАБИНЕТ № 148/8

– Ну, кто там? – крикнул кто-то.

Гертруда постучалась для вежливости, после чего вошла.

Она оказалась в небольшом помещении с малиновыми стенами, где из мебели были только белые стол и стул. Больше – ничего. Гертруда прочитала выгравированную за стене золотом надпись:

Несчастливые ранее обретут себя здесь.

Гертруда не знала, как поступить дальше. Молча подошла к стулу и села на него.

– Дело номер 33/121А/С4/12, – сказал кто-то хриплым голосом у неё за спиной, – не двигайтесь, будьте любезны.

Этот кто-то постучал Гертруду по голове, подёргал за волосы, прикасался к носу, к щекам, трогал за плечи, руки, ноги.

– Хм. – Незнакомец, наконец, показался. Это был кривоногий старичок в лиловом хитоне. Он бегал с каким-то свитком, куда что-то записывал. – Здесь время пролетает намного быстрее. Вы это уже заметили, наверное? Можете не отвечать. Ваш цвет глаз – зелёный?

– Э-э-м. Да, – ответила Гертруда, и старичок вновь что-то записал.

– Superbia?[19]19
  Гордыня? (лат.)


[Закрыть]

– Что, простите?

Старичок не ответил, снова что-то записав:

– Спасибо. Возьмите свиток и следуйте дальше. Дверь – за моей спиной. Следующий! Ну, проходите же!

Если бы старичок не сказал, Гертруда ни за что бы не заметила вторую дверь в помещении. Как оказалось, вела она в «Малахитовый кабинет», в котором её уже ждала старушка в лиловом хитоне. Она дремала за столом, но проснулась сразу, как только Гертруда вошла.

Гертруда на мгновение взглянула в свиток – тот оказался пустым.

– Быстрее, пожалуйста! – произнесла старушка. – Вас много, а я – одна!

Гертруда положила свиток на стол:

– Добрый вечер.

– Дело номер 33/121А/С4/12. Руку, пожалуйста, – скомандовала старушка. Гертруда протянула руку. Старушка рассердилась. – Не мне руку! Руку – на стол!

Гертруда ощущала, как подступает злость. Она прикоснулась рукой к столу, как вдруг почувствовала боль. Острая игла впилась ей в палец.

Старушка что-то записала в свитке:

– Ira?[20]20
  Гнев? (лат.)


[Закрыть]

– Я вас не понимаю, – сказала Гертруда.

Старушка снова что-то записала и передала Гертруде абсолютно чистый свиток.

– Дверь – у меня за спиной.

– Всего доброго, – пожелала Гертруда старушке, которая снова дремала за столом.

За следующей дверью находился «Синий кабинет», где Гертруду заставили выпить какую-то дымящуюся жидкость. В «Белом зале» заставили читать и писать. В «Розовой комнате» – уснуть. В «Золотом зале» – молча наблюдать за пиром.

В огромном тёмном помещении Зала Вердиктов за огромным столом Гертруду ждали двенадцать человек в лиловых хитонах и белых масках:

– Имя! – произнёс один из них, когда Гертруда вошла.

– Гертруда Бо́гранд!

– Свиток! – произнёс другой голос.

Гертруда подошла к столу, на котором лежали сотни таких же свитков. Она передала свой одному из людей в маске. Было неприятно, что здесь все такие невежливые. Где-то наверху послышался шорох – это были существа в грязных серых хитонах. Будто ищейки, они смотрели на Гертруду через пустые глазницы чёрных масок с длинными с клювами.

– Всё ясно! – крикнул кто-то из людей в белых масках, лишь на секунду взглянув на свиток Гертруды. – Члены Коллегии! Krino! Krima! Krites! Голосуем!

Семь человек подняли пергаменты с надписями «Diakrino»[21]21
  Взвешивать (греч.)


[Закрыть], три – «Anarkrino»[22]22
  Судить (греч.)


[Закрыть], по одному – «Kataginosko»[23]23
  Нарекание (греч.)


[Закрыть] и «Katakrino»[24]24
  Осуждается (греч.)


[Закрыть].

– Предварительный вердикт Членов Коллегии Совета Двенадцати Верховного СтраСуда по делу номер 33/121А/С4/12. Soma – тело, sarks – плоть, pnevma – дух, kardia – сердце, nus – разум. Ограниченная временная полная свобода. Мисс Бо́гранд, у вас есть право на завершение неоконченных дел: на девятый, сороковой и девяностый день с момента использования билета «В-Один-Конец-Два», а также во время больших праздников. Но лишь один раз. Вы можете отказаться от нахождения здесь. Нарушение правил, ненадёжность, ненужность – всё это является основанием для досрочного пересмотра предварительного вердикта. Полный Свод Правил находится в Книгохранилище имени Максимильяна Лотарингского. Незнание правил не освобождает от ответственности. Вы обязаны являться по Вспоминательным Повесткам в указанное время в указанное место. Окончательный вердикт будет оглашён через год: Consolamentum[25]25
  Церемония. Носит характер посвящения.


[Закрыть]. Предварительный – отправлен ближайшей «молнией». Мисс Бо́гранд, вам всё понятно?

– Э-э-э. Да, – соврала Гертруда. Она чувствовала себя маленькой девочкой, которую наказывает повариха Пингва Перей за разбитое окно.

– Подойдите! – скомандовал голос.

Гертруда нехотя подошла к столу. Один из людей в маске передал ей кусок пергамента. На нём было написано:

С возвращением, мисс Бо́гранд!!!

Только на выходе из Зала Вердиктов Гертруда поняла: не такие эти судьи ужасные.

Она шла по длинному низкому коридору, который вёл куда-то наверх. Впереди увидела Харгеста. Он лежал прямо на мраморном полу. Эдвард общался с ребятами. Рупертина «Бедняжка» Никльби как раз рассказывала, что потеряла сознание, когда её подвешивали за ноги. Её брат – Генри – жаловался, что не смог прочитать странную непонятную тарабарщину. Мими Меенвольд – что ей приходилось показывать всем свою маленькую собачонку. А загадочная Линда Глум так и не поняла, почему ей не пришлось ходить задом наперёд. Оказалось, все побывали в разных кабинетах. Лишь один зал был общим – Зал Вердиктов.

Эдвард поделился с Гертрудой шоколадом. Подбадривая, он утверждал, что «теперь она сможет отправиться туда, куда захочет»:

– Это незабываемые ощущения! Особенно когда это у тебя впервые!

Они дождались Чарли и Кристофера. Чарли выглядел радостным. И Гертруде стало казаться, что только ей попались «неприятные кабинеты».

Медленно и за разговорами они поднимались по длинному коридору.

Впереди показались другие люди. Десятки. Сотни. Тысячи. В белых и серых хитонах, надев капюшоны, они куда-то направлялись. Чарли, Эдвард, Кристофер и Гертруда, а также их новые знакомые в белых и серых хитонах, надев капюшоны, последовали за другими людьми: у каждого из них горела свеча. Гертруда не знала, куда они направляются. Да и им, судя по всему, это тоже не было известно. Но что удивляло Гертруду, никто теперь не переживал. Все просто шли.

Низкий коридор становился всё шире. С разных сторон в толпу вливался поток других людей. Гертруда не видела их лица – они были скрыты под капюшонами.

Дорога вела на берег реки, освещённой светом луны. Была уже глубокая ночь. В небе плыли тысячи и тысячи фонариков и миллионы светлячков, а по реке – медленно подхватываемые течением – десятки тысяч жёлтых свечей.

Гертруде даже показалось, что река приветственно расступается, когда они с Чарли подошли ближе.

На берегу собрались не менее сотни тысяч человек. Люди в белых и серых хитонах опускали свечи в воду, передавая огонь друг другу. А люди в лиловых хитонах запускали фонарики в небо. Они пели какую-то песню на непонятном языке.

Это была самая необычная ночь в жизни Гертруды. Дух захватывало! Она наверняка взлетела бы от восторга, будь у неё крылья.

Неожиданно вокруг всё будто погасло. Гертруда не поняла, что произошло дальше. И не увидела, как кто-то обнял её и словно елеем прикоснулся к запястьям. Она освободилась от повязок и опустилась в тёплую воду, где услышала шёпот:

Раны, кровоточащие от ударов.

Ты долго спала. И вновь обретаешь очертания.

Позволяю тебе.

В тот момент Чарли и Гертруда ещё не осознавали, насколько они счастливы.