Текст книги "Французские каникулы"

– Что бы ты без меня делал! – Гвен подмигнула и скрылась в комнате. Через минуту она появилась оттуда с пакетиком соленых орешков и бутылкой минеральной воды в руке.

– К сожалению, у меня нет стаканов, – сказала она. – Придется все-таки идти на кухню.

Грызя на ходу орешки, они направились в кухню и выпили там по стакану минералки. Потом Гвен предложила женщинам свою помощь. Диана ничего не ответила, а Паскаль проворчала, что все уже готово и помогать не нужно. Ее голос звучал так, словно она еле сдерживается, чтобы не нагрубить, и Роберт, внимательно за ней наблюдавший, понял, что Гвен была права. Ему еще ни разу не приходилось видеть, чтобы Паскаль и Диана вели себя с кем-то подобным образом. Обе женщины держались холодно, почти враждебно, и Роберту стало обидно за Гвен. Он никак не мог понять, чем она перед ними провинилась.

В кухне они задерживаться не стали. Пора было переодеваться к ужину, и Гвен с Робертом разошлись по своим комнатам. Роберт сразу отправился в душ, а Гвен взяла полотенце и села на кровать, собираясь досушить волосы. Но стоило ей пошевелиться, обе ножки кровати подломились, и она очутилась на полу.

– Вот черт!.. – вырвалось у Гвен, но через секунду она улыбнулась, представив себя со стороны.

Минут через пять она постучалась в дверь комнаты Роберта. Он только что вышел из душа и открыл ей, кутаясь в толстый махровый халат.

– Мне кажется, пока нас не было, они подпилили ножки моей кровати! – с заговорщической улыбкой прошептала Гвен, и Роберт рассмеялся.

– Нет, они здесь ни при чем, – также шепотом ответил он. – Когда мы приехали, кровать уже была сломана. Мариус несколько раз ее чинил, но, как видно, неудачно. – Его лицо стало серьезным. – Извини, Гвен. Мне следовало об этом подумать. После ужина я сам займусь твоей кроватью – как видно, Мариусу нельзя доверять.

Ему очень хотелось, чтобы Гвен было хорошо в обществе его друзей, но с самого начала что-то пошло не так, и теперь он чувствовал себя ужасно. Но Гвен, казалось, не испытывала ни неловкости, ни раздражения, и холодный прием, устроенный ей Дианой и Паскаль, ничуть ее не обескуражил. Гвен понимала, что они беспокоятся о Роберте, может быть, даже ревнуют его; этим и объясняется их настороженное к ней отношение. Это, считала она, существенно упрощает дело; рано или поздно Диана и Паскаль поймут, что она не желает Роберту зла, и тогда все войдет в нормальную колею.

Потом Гвен спустилась в сад, чтобы немного пройтись перед ужином, а Роберт отправился на поиски Мариуса, у которого он собирался взять необходимые инструменты. Когда минут через двадцать Гвен вернулась к себе в спальню, кровать была уже починена, и Роберт вытирал со лба трудовой пот.

– Огромное тебе спасибо, – поблагодарила его Гвен. – Теперь я могу не бояться, что проснусь ночью на полу.

– Кто знает, от этой кровати всего можно ожидать – уж больно она старая, – отвечал Роберт, с восхищением оглядывая ее. Пока он ходил за инструментами, Гвен успела переодеться. Теперь на ней были желтые брюки и шелковая блузка без рукавов в тон, на плечи она накинула тонкую шелковую косынку. Косметикой Гвен почти не пользовалась, и лицо ее казалось совсем юным и очень красивым. – Ты выглядишь очаровательно, – сказал Роберт, вдыхая тонкий аромат ее духов – легкий, цветочный и очень сексуальный. На мгновение ему вспомнилась Энн, и в сердце шевельнулась старая боль, но он приказал себе не думать о жене. Роберт знал, что ни в чем перед ней не виноват. Он по-прежнему очень тосковал по Энн и понимал, что Гвен – как бы хороша собой она ни была – никогда не сможет ее заменить, и тем не менее с ней он чувствовал себя очень свободно и легко. Она понимала его, как никто, и именно ей Роберт мог доверить свои самые сокровенные мысли.

– Спасибо за комплимент, – ответила Гвен, слегка опустив глаза, и Роберт заметил, что щеки ее немного порозовели. – Кажется, ужин уже на столе?

Роберт кивнул. Он собирался отнести инструменты Мариусу, но передумал и решил, что оставит их в чулане рядом с кухней.

– Да. Подожди меня немного – я вымою руки, и мы вместе спустимся в ров ко львам...

Когда Роберт и Гвен вышли в гостиную, они застали там Эрика, который с наслаждением потягивал из бокала белое вино и болтал о чем-то с Паскаль. Дианы еще не было – она поднялась к себе, чтобы переодеться к ужину, и задержалась. Высокие французские окна были распахнуты, и с веранды доносился запах сигары – Джон курил и фотографировал закат, который был прекрасно виден во всей своей красе благодаря удачному расположению дома.

– Могу я чем-нибудь помочь? – непринужденно спросила Гвен, пока Роберт наливал ей и себе по бокалу вина. Внимание его было приковано к бутылке, но он сразу почувствовал, как напряглась Паскаль, и испугался, что она ответит какой-нибудь резкостью.

А Паскаль действительно приходилось непросто. В ней вызревало помимо ее желания расположение к Гвен, но она всячески сопротивлялась этому чувству, опасаясь того, что Диана почувствует себя преданной.

– Ничем, спасибо, – резко ответила она, и Роберт вздрогнул, как от удара хлыстом. Стараясь разрядить обстановку, он принялся рассказывать о сюрпризе, который приготовила для них Гвен. Друзья Гвен, сказал он, придут в Сен-Тропе на роскошной яхте и приглашают всех на ужин. – Терпеть не могу ужинать на воде. Ты что забыл – я не выношу качки? – перебила Роберта Паскаль. Эти слова – вернее, то, как она их произнесла, – окончательно убедили Роберта в правоте Гвен. Его друзья действительно встретили Гвен не слишком радушно, но почему – этого он никак не мог взять в толк.

– «Сирена Средиземноморья» – настоящая океанская яхта водоизмещением в несколько тысяч тонн, – возразил он. – Ее почти не качает, к тому же погода стоит тихая. Вот увидишь, на борту тебе понравится. «Сирена» обставлена как самый настоящий дворец!

Он стал описывать интерьеры яхты, знакомые ему по журнальным статьям, но его рассказом заинтересовался только Эрик, Паскаль же продолжала сохранять на лице каменно-равнодушное выражение.

Минуты через две с веранды в гостиную вернулся Джон. Бросив на Гвен восхищенный взгляд, он сердечно улыбнулся; она улыбнулась в ответ, а Паскаль помрачнела еще больше.

– О чем это ты рассказываешь? – спросил Джон и, положив фотоаппарат на стол, взял из рук Эрика бокал вина. – Мы что, собираемся взять напрокат яхту? Но ведь у нас уже есть одна!

Эта реплика Джона рассмешила всех. Яхта, которую они получили вместе с виллой, по сравнению с «Сиреной» была ореховой скорлупкой.

Джон, ничего не понимая, переводил взгляд с одного на другого.

– Опять собираетесь тратить деньги на ерунду? – проворчал он, притворяясь сердитым. – Нет, дорогие мои, ничего у вас не выйдет! – Джон по-прежнему не мог оторвать глаз от Гвен, и Паскаль нарочито громко загремела посудой.

– Ты ничего не понял. Мы не будем брать яхту напрокат, а просто купим ее! – провозгласил Роберт, и загорелое лицо Джона стало пепельно-серым.

– Здесь? Во Франции?! Да вы с ума сошли! На что это нужно?! Я... – Он хотел добавить что-то еще, но тут до него дошло, что Роберт его просто разыгрывает. – Ладно, ладно... – миролюбиво проговорил Джон. – Так о какой яхте речь?

Роберт в двух словах повторил то, что он уже говорил Эрику и Паскаль, – чтó это за яхта и кто на ней будет. Когда он заканчивал свой рассказ, в гостиной наконец появилась Диана. Она была в белых брюках и свободной цветастой блузке.

– Ты случаем не шутишь? – спросила она, крайне заинтригованная. События развивались совершенно непредвиденным образом, и Диана даже забыла о раздражении, которое вызвал в ней один вид Гвен.

– А вот и нет! – ответил Роберт, втайне гордясь Гвен. Она была звездой, и у нее были поистине звездные возможности. Роберт давно решил, что ни при каких условиях не будет злоупотреблять ими, но сейчас был не тот случай. Он чувствовал, что не должен упускать ни одного шанса, который был бы в состоянии изменить отношение Дианы и Паскаль к Гвен. Кроме того, Роберту самому было интересно побывать на яхте, и он с благодарностью посмотрел на Гвен, которая уже позвонила Генри Адамсу и обо всем договорилась. «Сирена» должна была войти в залив Сен-Тропе завтра около полудня и прислать за ними шлюпку. План был таков: сначала покататься на яхте, искупаться и позагорать, а ближе к вечеру вернуться в залив, встать на якорь напротив виллы и поужинать на воде.

И Роберт не ошибся в своих расчетах. Предложение было столь неожиданным и заманчивым, что даже Диана и Паскаль не нашлись что возразить. Отставив на время всякую враждебность, они засыпали Гвен вопросами, на которые та охотно отвечала. Они, впрочем, так и не поблагодарили ее за редкую возможность близко познакомиться со звездами кино, но Роберт исправил это, когда после ужина они с Гвен вышли пройтись в сад.

– Еще раз огромное тебе спасибо. Спасибо от... всех нас, – сказал он и надолго замолчал. Роберт не мог не заметить, что, удовлетворив свое любопытство, Диана и Паскаль снова сделались холодны и неприветливы. Они вели себя просто отвратительно, и он даже подумывал о том, чтобы сказать им пару слов наедине. У них, считал Роберт, не было никакого права относиться к Гвен подобным образом – ведь она им ничего не сделала!

Хорошо хоть Джон и Эрик не поддержали своих жен. За ужином Джон очень много разговаривал с Гвен и был с ней весьма любезен, несмотря на мрачные взгляды, которыми то и дело награждала супруга Паскаль. Когда дело дошло до десерта, Джон был уже совершенно очарован Гвен: она была внимательным и умным собеседником, и разговаривать с ней было очень интересно. Эрик был сдержаннее, но и он задал Гвен несколько вопросов о ее работе и с интересом выслушал ответы. Однако, перехватив недовольный взгляд Дианы, Эрик замолчал на половине фразы и до конца ужина не проронил больше ни слова.

Вечерний воздух был прохладен и свеж. Немного побродив по заросшим травой аллеям, Гвен и Роберт вернулись на лужайку перед домом и опустились на белеющие в сумерках садовые кресла...

– Мне очень жаль, что мои друзья так себя ведут, – сказал Роберт извиняющимся тоном. – Похоже, ты догадалась правильно – отчего-то они тебя невзлюбили.

Он понятия не имел, как можно исправить положение, и надеялся, что со временем все как-нибудь образуется само собой. В конце концов, его друзья познакомились с Гвен всего несколько часов назад. Пройдет еще несколько дней, они к ней привыкнут и начнут судить о ней непредвзято. Холодная война, которую объявили Гвен Паскаль и Диана, казалась ему нелепой и необъяснимой. Роберт не представлял, чтó могло настроить обеих женщин так непримиримо, но Гвен к подобному отношению было не привыкать. Многие, очень многие завидовали ее внешности, ее успеху, ее образу жизни, и Роберт бессилен что-либо изменить, как бы ему этого ни хотелось.

– Надеюсь, это всего лишь первая реакция, – спокойно ответила Гвен, чтобы успокоить его. – Они привыкнут – дай им только время. Завтрашняя прогулка на яхте и ужин с Генри немного их отвлечет, так что, возможно, уже послезавтра они будут смотреть на меня совсем другими глазами. – Она едва заметно улыбнулась. – Объяснять им что-либо бесполезно, потому что рационального объяснения, скорее всего, нет. Тут как с детьми – чтобы завоевать их симпатии, нужно их развлекать, дарить игрушки, а самое главное – постоянно чем-то их занимать.

Говоря так, Гвен слегка кривила душой. Рациональное объяснение происходящему существовало, но ей не хотелось говорить о нем сейчас, не хотелось напоминать Роберту о его покойной жене.

– Честное слово, я ничего подобного не ожидал. – Роберт с горечью покачал головой. – Паскаль и Диана... они просто хамят тебе в лицо! Не понимаю только, чего они хотят этим добиться.

Гвен внимательно посмотрела на Роберта. У него было такое несчастное лицо, что она решилась.

– Мне кажется, я догадываюсь, в чем дело. Они хотят защитить тебя.

– От кого?! – удивился Роберт.

– От меня, от кого же еще?! – Гвен улыбнулась с грустью. – Несомненно, у них сложилось предвзятое мнение о всех известных киноактрисах вообще и обо мне в частности. Но это пройдет... Они это преодолеют, когда увидят, что я... что мне от тебя ничего не нужно, – закончила она тихо.

– Неужели все дело в этом?! – удивился Роберт. – Нет, я не верю, что они могут быть так... глупы!

Гвен грустно покачала головой.

– Ум здесь ни при чем. Это... Я бы назвала это предрассудком.

– Но ведь ты не сделала им ничего плохого! Они тебя совсем не знают, – сказал Роберт уже сердито. – Почему же они тогда...

– Ты сам прекрасно понимаешь – дело вовсе не в том, чтó я им сделала или не сделала. Твои друзья чтут память Энн единственным доступным им способом. Они уверены, что оберегают тебя и твое будущее. Для них я – алчное, коварное чудовище из джунглей Голливуда. Подумай об этом, Роберт, и тогда тебе многое станет ясно.

– Прямо детский сад какой-то!.. – раздраженно буркнул Роберт. – Надеюсь, они скоро повзрослеют.

Он ненадолго погрузился в мрачное раздумье, потом взгляд его снова прояснился. Ему в голову пришла блестящая идея.

– Как насчет того, чтобы съездить в Сен-Тропе и потанцевать?

Гвен задумалась на секунду, потом улыбнулась и кивнула.

– Мне бы очень хотелось, – сказала она и добавила озабоченно: – А как твои друзья? Как ты думаешь, они захотят?

– А их никто не приглашает! – с вызовом ответил Роберт и вскинул голову. – На мой взгляд, ты заслуживаешь того, чтобы немного от них отдохнуть.

– Но мне бы не хотелось, чтобы они злились на меня еще больше, – осторожно заметила Гвен.

– Давай думать в первую очередь о себе, а не о том, как бы кого-нибудь не задеть. С ними мы разберемся завтра.

Гвен была тронута его словами.

– Хорошо, – сказала она. – Я согласна. Как сказал один мудрец, самый важный час в жизни – это час нынешний. Едем, только, чур, на этот раз машину поведу я. Мне ужасно нравятся эти крошечные французские букашки...

– Здесь их зовут «дё швю», – улыбнулся Роберт, вставая и протягивая ей руку. – В переводе это означает «две лошадки», но, судя по скорости, которую развивает эта штука, ее двигатель не мощнее одной лошадиной силы.

– Ну, под горку-то она идет вполне прилично... – улыбнулась Гвен.

Они решили ничего не говорить ни Моррисонам, ни Донелли, но в гостиной, где вся четверка продолжала сидеть над чашками остывшего кофе, шум мотора был слышен очень хорошо. Этот звук заставил женщин переглянуться.

– Куда это они?! – спросила Паскаль.

– В город, вероятно, – пожала плечами Диана. – Эта Гвен...

– А мне она нравится, – неожиданно сказал Джон, поднимая голову. – По-моему, Гвен хорошая женщина. И она не заслуживает того, чтобы с ней так обращались.

И он сердито посмотрел на жену. Паскаль возмущенно нахмурилась.

– Ничего удивительного – она же актриса, и, по-видимому, не без способностей, – сказала она, пытаясь испепелить предателя взглядом. Ее злило, что Джон так быстро переметнулся в другой лагерь. Саму Паскаль тоже раздирали противоречивые чувства, но она не могла бросить Диану в одиночестве. Ей казалось, если она будет симпатизировать Гвен, этим она предаст обеих своих подруг – и мертвую, и живую. Нет, думала Паскаль, что бы ни говорил Джон, она не должна отступать – во всяком случае, не так скоро.

– Оставьте Гвен в покое, – поддержал Джона и Эрик. – Хотя бы ради Роберта! Ведь не можете же вы не признать, что ему с ней хорошо!

– Мы вовсе не утверждаем, что Гвен Томпсон – плохая, – возразила Паскаль. – Но это не значит, что для Роберта она подходящая... компания. – Она чуть было не сказала «партия» и, смутившись, слегка покраснела.

– Мы с Паскаль считаем, что ему нужна женщина более надежная и предсказуемая, – добавила Диана, но все сказанное на самом деле означало: они будут спокойны только в том случае, если Роберт до конца своих дней будет оставаться безутешным вдовцом. И то, что Эрик и Джон, по-видимому, думали иначе, только настроило женщин еще более решительно.

– Роберт еще не понимает, в какую ловушку попал, – снова заговорила Диана. – И, кроме нас, ему никто не поможет.

Бесспорно, Гвен Томпсон была очень хороша собой, но была ли она вполне искренней? Для Дианы это не имело большого значения: актриса ей не нравилась – и точка! И на данный момент ничто в мире не могло заставить ее переменить свое мнение.

Так они разговаривали еще некоторое время, а Роберт и Гвен уже совершенно забыли о них – забыли, как молодые родители, вырвавшись на свободу, забывают об оставленных дома капризных детях. Натанцевавшись до боли в ногах, они решили зайти в одно из прибрежных открытых кафе, чтобы выпить вина. У них было много тем для разговоров, и спохватились они, только когда, случайно взглянув на часы, Роберт обнаружил, что уже почти два часа ночи. Впрочем, в том, что они позабыли о времени, не было ничего удивительного: им было слишком хорошо вдвоем, к тому же в Сен-Тропе даже ночью жизнь не замирала ни на минуту – во всяком случае, не в сезон летних отпусков.

Когда они вернулись на виллу, была уже половина третьего. Моррисоны и Донелли давно спали и не слышали, как они вернулись, и Роберт был очень доволен этим обстоятельством. Почему-то ему казалось – Паскаль или Диана разозлятся из-за их позднего возвращения, хотя оба давно были взрослыми, самостоятельными людьми.

– Спасибо тебе, – вполголоса проговорила Гвен, когда они остановились перед дверями его комнаты. – Это был восхитительный вечер!

– Не за что, – ответил Роберт совершенно искренне. – Для меня это тоже был счастливый вечер, хотя, должен признаться, ноги у меня гудят от усталости. В последний раз я танцевал на свадьбе младшего сына, да и то не так долго. Это было несколько лет назад. Энн не любила танцев, и мы никогда не ходили на дискотеки. Впрочем, в мое время дискотек не было, тогда это называлось «дансинг».

И он грустно улыбнулся. Роберт не ощущал себя старым, однако сейчас он почему-то подумал, что, возможно, судьбой ему отпущено не так уж много времени. Впрочем, тут же поправился он мысленно, когда ты счастлив, времени никогда не бывает достаточно.

Вместо ответа Гвен привстала на цыпочки (туфли она сняла, чтобы не шуметь) и поцеловала его в щеку.

– Спокойной ночи, Роберт. Увидимся завтра.

– Спокойной ночи. – Роберту захотелось обнять ее, но он подавил в себе это желание, показавшееся ему самонадеянным и глупым. Гвен была взрослой сорокалетней женщиной, и Роберт понятия не имел, с чего начать, как завязать с ней романтические отношения – в особенности под неусыпным взором таких строгих церберов, какими неожиданно стали для него друзья. Он даже не был уверен, готов ли он к подобным отношениям. Скорее всего – нет, иначе бы он не испытывал ни сомнений, ни колебаний.

Вот почему Роберт только молча проводил Гвен взглядом, потом вошел в спальню и тихо закрыл за собой дверь. И сразу же пожалел об этом. Он, однако, ничего не предпринял – просто продолжал стоять в полутемной комнате, понимая, что любой решительный шаг, любая попытка сближения с Гвен будет для него очень и очень нелегкой. Роберту было трудно бросить открытый вызов друзьям, которых он знал столько лет, но еще труднее ему было совладать со своими воспоминаниями и со своей тоской по Энн. Почти сорок лет он неизменно был верен ей, и теперь его душа была неспокойна. Если одной мысли о том, что они с Гвен могли бы стать больше, чем просто друзьями, хватило, чтобы причинить ему острую боль, что же будет, если он действительно отважится на решительный шаг?!

Роберт пока не знал, как он справится с собственной совестью. Гвен, скорее всего, тоже этого не знала, но это была не ее проблема. Он должен был решить все сам. И, лежа без сна на шаткой, разболтанной кровати, Роберт думал об Энн, гадая, что бы она сказала, если бы могла слышать сейчас его мысли.

Потом он стал думать о Гвен. Роберт спрашивал себя, спит ли она или, как он, лежит без сна; что на ней надето и надето ли вообще. Под эти мысли он незаметно заснул, а когда проснулся на следующее утро, то сразу же вспомнил, что Гвен ему снилась.

И, бреясь перед завтраком в ванной комнате, Роберт поймал себя на том, что ему не терпится как можно скорее увидеть ее наяву.

Глава 9

Когда Роберт спустился на кухню, Гвен была уже там. Она пила кофе с молоком и читала «Геральд трибюн». Больше в кухне никого не было.

Завидев Роберта, Гвен налила ему кофе и протянула половину газеты.

– Как тебе спалось? – спросила она. В ее голове звучали искренняя забота и внимание, и Роберт поймал себя на том, что ему это нравится. Очень нравится. Ему было приятно сознавать, что о нем снова кто-то заботится.

– Нормально. Более или менее нормально, – ответил он. – Иногда мне снится Энн...

Роберт не сказал, что в эту ночь ему снилась вовсе не покойная жена – ему снилась Гвен, но как раз это его и беспокоило. Ему хотелось быть с ней, но он считал – и совершенно искренне, – что не достоин такой женщины, как она. Кроме того, Роберт по-прежнему был уверен, что не имеет права ни на физическую близость с Гвен, ни просто на эмоциональную привязанность, сколько-нибудь выходящую за рамки обычных дружеских отношений. И не имело никакого значения, что Энн умерла. То есть наоборот: именно это обстоятельство делало его проблему такой трудноразрешимой. Интересно, снова и снова спрашивал себя Роберт, что сказала бы по этому поводу сама Энн? Одобрила бы она его или, наоборот, обвинила в измене, как сделали это Диана и Паскаль?

– Мне тоже было непросто встречаться с другими мужчинами после того, как я развелась с мужем, – вдруг сказала Гвен. Она как будто поняла, что он чувствует, и не хотела его торопить. Ее тактичность импонировала Роберту, но сейчас он бы предпочел, чтобы кто-нибудь снял с него ответственность и дал возможность поступать так, как ему хотелось.

– Переход от одной жизни к другой никогда не бывает легким, – продолжала тем временем Гвен. – А ведь я была замужем всего девять лет с небольшим, а вы с Энн – тридцать восемь. Это большой срок, его нельзя так просто сбросить со счетов. Переживания, боль, воспоминания о прошлом, самоанализ и неуверенность в себе – без этого не обойтись, но это в большинстве случаев проходит. Нужно только время...

– Честно говоря, никогда ни о чем подобном не думал, – признался Роберт. – Мне и в голову не приходило, что... что с Энн может случиться что-то подобное и я останусь один.

И тем более ему не приходило в голову, что он может полюбить кого-то другого, но об этом Роберт заговорить не осмелился.

– Я тоже не думала, что моя семейная жизнь закончится разводом... – ответила Гвен. – Но иногда жизнь складывается самым неожиданным образом, и человек оказывается один на один с обстоятельствами, к которым он совершенно не готов, которых не ожидает и которых боится больше всего на свете.

Роберт никогда не спрашивал Гвен, что положило конец ее браку, а она предпочитала обходить эту тему молчанием, но сейчас ее как будто прорвало.

– У Герберта появилась женщина... У них были очень серьезные отношения, а главное, она была моей самой близкой подругой. И когда я об этом узнала...

– Ты от него ушла, – закончил за нее Роберт.

Гвен кивнула.

– Да. Чтобы принять решение, мне потребовалось не больше пяти секунд. Я даже не раздумывала – это был почти рефлекс! Я просто собрала свои вещи и ушла.

– А что сделал он?

– Он просил меня вернуться... Умолял вернуться, но я не хотела даже встречаться с ним и не отвечала на его звонки и записки. Довольно долгое время я по-настоящему ненавидела Герти, хотя со временем ненависть моя остыла... Но я так и не простила ни его, ни ее. Она была моей подругой, но я обвиняла обоих. И ненавидела.

– Скажи, ты когда-нибудь жалела, что ушла от него?

– Да. Я долго казнила себя за... за свою поспешность, но Герберт об этом так никогда и не узнал. Я была слишком горда, чтобы показать ему, будто о чем-то жалею. Я считала – очень важно, чтобы он ни о чем не догадывался. Это был очень болезненный удар по моему самолюбию, и я ужасно страдала. Я вела себя глупо – теперь я это понимаю, но тогда... Я не дала ему ни малейшего повода надеяться. Мне не хотелось, чтобы он догадался, что я все еще его люблю...

– А сейчас? Что ты чувствуешь сейчас?

– Все прошло. Во всяком случае, я могу говорить и думать об этом спокойно, но тогда... Впрочем, не только тогда. Довольно долгое время я страдала, желала ему всяческого зла – и в то же время была в отчаянии.

– Ты сказала – возможно, ты допустила ошибку. Как ты думаешь – что ты могла сделать? Принять его обратно?

Ответ Гвен удивил Роберта.

– Да. Думаю – да. Я считаю, что человек только тогда чего-нибудь стоит, когда он умеет прощать. Больше того: именно человек, который прощает другим, имеет право называться человеком. Не человеком с большой буквы, а просто человеком... Мне потребовалось очень много времени, прежде чем я смогла простить Герберта, но было уже поздно. Когда... когда это случилось, я желала только одного: наказать его как можно больнее. Что ж, я своего добилась – я развелась с ним, и он этого не выдержал. Лишь много позже я поняла, что могла бы простить Герти, могла все забыть и остаться его женой... Но я опоздала и до сих пор жалею о том, что не сумела перешагнуть через собственное «я»... А ведь то же самое могло случиться и со мной, это я могла быть на его месте.

Роберт кивнул. Он понимал Гвен, понимал, что ей нелегко пришлось. И тогда, и потом тоже.

– Сделать выбор всегда очень трудно, особенно в таких делах, – негромко сказал он. – Очень трудно решить, как далеко можно зайти и где тот предел, та черта, через которую ни в коем случае нельзя переступать. В каком-то отношении мне было даже проще, чем тебе. Я потерял Энн не потому, что сделал неправильный выбор. Она ушла, и мне не оставалось ничего другого, кроме как жить с этим дальше. У тебя был выбор, и теперь тебе придется постоянно держать свои чувства под контролем. Если ты не справишься, то кончишь тем, что будешь до конца жизни винить себя в том, что произошло. Но я уверен – ты все сделала правильно.

– Наверное, да. Но тогда я этого не знала. Я долго жалела, что ушла от Герберта, но мне не хватило мужества, чтобы что-то изменить. И моя гордость в конечном итоге обошлась слишком дорого нам обоим. Я получила горький урок, которого не забуду никогда.

– Что же случилось? – спросил Роберт. Что-то во взгляде Гвен заставило его задать этот вопрос, хотя он почти боялся ответа.

– Герберт умолял меня вернуться, но я снова и снова говорила «нет». В конце концов он женился на той женщине – моей подруге. Может быть, в итоге Герти все равно бы это сделал, но я не уверена, что он по-настоящему любил ее... – Ее голос чуть дрожал, и Роберт понял, что Гвен носила в душе очень тяжкое бремя. – А через полгода он покончил с собой, – закончила Гвен совсем тихо. – Так я погубила сразу три жизни: Герберта, свою и своей подруги. И теперь я обречена сожалеть об этом – только сожалеть, потому что исправить уже ничего нельзя.

– Не казни себя, – сказал Роберт как можно мягче. Гвен была с ним предельно откровенна, и он не мог не оценить это по достоинству. Теперь, когда Роберт узнал, чем завершился развод Гвен, ему стало понятнее, чтó она пережила. Смерть бывшего мужа, несомненно, сильно на нее подействовала. – Не казни себя, – повторил он. – Ведь ты не знаешь, что происходило с ним в тот момент. Быть может, причина была в нем самом или в ком-то еще – не обязательно в тебе.

– Я понимаю, – согласилась Гвен. – Но я не могу простить себе, что была жестока с ним. Я не хотела уступать ему ни в чем, даже в мелочах, это казалось мне чуть ли не позором. Да, когда Герберт изменил мне с моей лучшей подругой, он сделал мне очень больно, но если бы я повела себя по-другому, если бы попыталась поговорить с ним, я, возможно, не подала бы на развод так скоро – или вообще не подала. В этом случае сейчас он был бы жив вне зависимости от того, осталась бы я его женой или нет.

– Человек не может предвидеть все, – покачал головой Роберт. – Существует такая вещь, как судьба. Я не фаталист и не верю в предопределение, но мне кажется, что человек не может и не должен отвечать за поступки даже самых близких людей. Всегда есть шанс, что какая-нибудь случайность разрушит самые продуманные и выверенные прогнозы и планы. Ваша совместная жизнь закончилась – вот и все, что тебе нужно знать. Бессмысленно гадать, что было бы, если бы...

– Наша с ним жизнь не закончилась – это Герберт положил ей конец, – перебила Гвен. – И он сделал это достаточно выразительно. Он застрелился из охотничьего ружья. Впоследствии его новая жена утверждала, что в его смерти виновата я. По ее словам, Герберт так и не сумел пережить наш развод, и я – а может быть, мое «эго» – в это поверила. Я понимаю, что надо похоронить мертвых и жить дальше, однако каждый раз меня охватывает страх перед новыми перспективами. Слишком хорошо я помню, что произошло тогда, и я боюсь повторения, боюсь брать на себя ответственность, боюсь полюбить снова... Поверь, этот страх нелегко преодолеть!

– И все-таки, мне кажется, ты должна сделать попытку, – мягко сказал Роберт и взял ее за руку. – Хотя бы ради себя. Почему ты должна страдать вечно? Поступок Герберта был трагической ошибкой. И я считаю – он ответствен за то, что произошло, не меньше, а может быть, даже больше тебя.

Гвен кивнула. Роберт сказал ей много хороших и теплых слов, и она была тронута до глубины души.

– А как насчет тебя? – спросила она. – Ты, наверное, до сих пор терзаешься из-за Энн? Может, тебе кажется, что ты обязан посвятить ей всю свою жизнь? Если это так, тебе не позавидуешь, но рано или поздно тебе все равно придется что-то решать. Нельзя, чтобы прошлое тянуло нас на дно! Ведь мы еще живы и должны жить дальше.

– Я постараюсь, если смогу, – покачал головой Роберт. – Но ты права – это будет нелегко. Энн занимала в моей жизни слишком большое место, и так просто она меня не отпустит. Мы были счастливы и беспечны и были совершенно уверены, что, как в сказке, умрем в один день и вместе отправимся на небеса. Но случилось по-другому. Энн ушла, а я... я застрял между прошлым и будущим и не знаю, как сдвинуться с места!

– Мне почему-то кажется, ты справиштся с этим. Быть может, это займет время, но в конце концов... Главное, не спешить и ни к чему себя не принуждать. Ты понимаешь, о чем я?

– Понимаю.

Роберт вовсе не спешил. И Гвен не торопилась, и он был благодарен ей за это.

– Ты удивительный человек, Гвен, – с искренним восхищением сказал он.

– Скажи это своим друзьям, – весело рассмеялась она в ответ.

– Разве я не говорил... – начал он, но тут в кухню спустился Эрик.