Текст книги "Архангел"

Данила Соловьев
Архангел

Глава 1
ПРОБУЖДЕНИЕ

Я продрал глаза. Поспать еще, что ли? Можно… Голову пронзила болезненная молния. Ощущение такое, будто я пропустил что-то необычайно важное. Сна в результате – ни в одном глазу. Зато захотелось есть. И пить, пожалуй, тоже. Где это я?

Интересно… как будто повис в воздухе, надо мной что-то вроде сплетенной из проволоки сферы, внизу – то же самое. Интересно, для чего это? В руку вставлена какая-то трубка. А вокруг – просто потрясающая тишина.

– Похоже, он ожил, профессор, – разнесся звонкий шепот, явно принадлежащий какому-то юнцу.

Я осмотрелся вокруг. Помещение просторное, моя странная клеть находится в его центре. Всю комнату по периметру занимают компьютеры. На некоторых мониторах то ли заставка, то ли вывод обработки цепочки ДНК. Другие торжественно пусты. Несколько письменных столов, пол будто из какого-то мутного стекла, в его глубинах вьется трубопровод. Удовлетворенный осмотром, я попытался выбраться из странной невесомости. Удалось не с первого раза, однако я все же очутился на полу. И посмотрел в ту сторону, откуда раздавались голоса. В чем-то напоминавшем огромных размеров стеклянный цилиндр стояли два человека. Один – парень лет восемнадцати-двадцати. Второй – седой солидный мужчина с окладистой бородой. Настоящий профессор.

– Тихо! Если ожило только тело, как у двух других образцов, то не стоит привлекать к себе его внимание. Боже, почему все случилось именно так?!

– Ну не удался эксперимент, так к чему горевать, профессор? Даже если и этот окажется Терминатором, эту кабинку ему не пробить. А придет спецназ – и расстреляет их как миленьких. У них же процессоры хоть и мощные, а лишь как вспомогательные инструменты для мозга.

– Да в том-то и дело! – взвизгнул старик. – Подумай сам, гений вычислительных технологий! У них в мозгу нет личности, а мозг – живет! Это означает, что приехавшему спецназу придется иметь дело с невероятно сильными и быстрыми зверями, которые могут одновременно думать о набивании желудка и обрабатывать модель ядерного взрыва и синтеза веществ!

– Мозг еще не освоился с их телом…

– Но они все равно положили всех на базе! Вдвоем! И ведь друг на друга не нападают, гадины. Теперь жрут от пуза небось.

Я решил вступить в разговор.

– Я бы, честно говоря, тоже не отказался, – сообщил я им.

– О! Он говорить умеет! – обрадовался юнец. – Профессор, он разумен!

– Естественно! – даже немного обиделся я. – А вы что, думали, вы одни такие? Кстати, о чем вы сейчас говорили?

– О твоих… хм, собратьях.

– Тихо, Радек!

– Собратьях… У них, значит, высшая мысленная деятельность в мозгу не ведется, да? – блеснул я знанием школьного курса биологии. В голове уже выстроилась четкая картинка, повествующая о том, где я и что произошло. – Что ж, жаль, вашу лавочку здесь прикроют. Два из трех превратились в животных и нападают на все, что движется… Это ли не повод для закрытия проекта? Вот, например…

Я взял со стола, стоявшего около моего прежнего обиталища, папку «Проект № 37: ЭВМ пятого поколения. Журнал создания № 4».

– Пятое поколение ЭВМ? Это искусственный разум, если я правильно помню. Машина, легко понимающая человеческую речь и все такое… Правда, название не совсем адекватное, не правда ли, профессор? – Последнее слово я произнес с сарказмом. – Если в мою полную процессоров черепушку затесался человеческий мозг, то я уже не ЭВМ, а киборг. О! А кем я был, кстати? Как интересно… судя по моей памяти, я был никем и звать меня никак. Стерли воспоминания, болезные? Ну ничего, я на вас еще отыграюсь…

Злобно посмотрев на испуганных деятелей науки, я начал листать папку. Но в ней по большей части содержались технические данные, написанные к тому же сухим специализированным языком. Пробежав глазами первую страницу и пролистав остальные, я отложил папку в сторону.

– Вот что, любезные, вы занимались моим созданием? – спросил я.

– Да, – ответил Радек. Похоже, я его заинтересовал. Смотрит на меня как на неизвестный науке феномен. Впрочем, это может помочь.

– Рассказывайте тогда, кто я такой. – Я похлопал рукой по папке. – Это надо читать либо со словарем, либо с поллитрой.

– Рассказать? А что взамен? – еще сильнее заинтересовался Радек.

– Вы рассказываете мне обо мне и моих возможностях. Я же приволоку вам трупы моих, как вы сказали, собратьев. Похоже, они вас сильно нервируют в живом виде.

Вы, главное, расскажите, а уж я вам хоть златые горы пообещаю.

– Гарантии! – взвизгнул профессор.

Я нахмурился. Не вышло, жаль.

– Ну, не хотите – не надо. И без вас разберусь. Объединюсь с остальными двумя, стану, как мыслящий, вожаком и уж точно придумаю, как извлечь вас из этой банки. Ну а под пыткой расскажете как миленькие, никакие гарантии не понадобятся.

Я пошел к двери.

– Блеф! – хмыкнул профессор. – Черты личности всегда сохраняются. И ты не станешь нас пытать.

Я не стал отвечать. Просто обошел банку и вышел в коридор.

Перекресток. Три пути. И куда теперь? Для начала стоит посмотреть на своих «родичей». Я повернул налево. В конце коридора нашлась дверь. Я попытался ее открыть – без особого успеха. На стене светился красным кодовый замок.

Я посмотрел на него внимательней. Если клавиши давно не заменяли, то те, которые нажимались особенно часто, должны быть немного глубже утоплены в панель. Ага – как же. Это не кодовый замок на подъезде. Это сенсорная техника… А-а-а!

Я отпрыгнул. Однако полупрозрачный призрак не обратил на меня ни малейшего внимания. Он набрал номер на замке и вошел в дверь.

– Это еще что было? – пробормотал я и подошел к замку. 4-2-6-8-5. Дверь открылась.

Внутри было темно. Почти чернильная темнота казалась еще гуще из-за нескольких горевших на стенах светодиодов. Какая-то лаборатория. Где свет?

Глаза защипало, как если бы я вышел на яркое солнце. Я на секунду зажмурился, и ощущение пропало. Зато я с удивлением обнаружил, что комната освещена слабым, идущим словно из ниоткуда синим светом. Все предметы в нем были настолько резко контрастны, что мне казалось, будто об угол столешницы можно разрезать шелковый платок. Я осмотрелся. Ничего особенного. Кругом битое стекло. На стенах – покореженные экраны. В уголке валяется трупак. Сравнительно свежий, однако основательно обглоданный. Крышка черепа с частью скальпа лежит рядом. Мозга нет. Глаз тоже. Видимо, мои родичи считали это все деликатесом. Грудная клетка разорвана. Сердца нет. На его месте – залитая кровью дыра. Крови, кстати, очень много. Но только на полу. Так что его убили сравнительно быстро. Гуманисты, ничего не скажешь! Люди едят ложечкой головной мозг живой макаки или еще живую, но уже приготовленную рыбу. Тут главное – чтобы оно шевелилось, мучилось и страдало. Что ж, сразу видно – они не люди, а звери. Перекусили – и спать. Осталось только найти их. А потом… потом – по обстоятельствам. Судя по всему, грудную клетку, а это, я вам скажу, ящик довольно прочный, они взломали руками. Раз они смогли – значит, смогу и я. А вот как они сумели ему крышку черепа отпилить?

Этот вопрос пробудил трупак к жизни. Вновь появились призраки. Ученый отступал от двух вымазанных в крови девушек, но далеко не ушел – они обе бросились на него, одна единым махом вырезала у него из груди сердце, а вторая бережно собирала в подставленные ладошки еще парящую кровь. Ага. У них есть когти. А у меня?

Оказалось, что тоже есть. Весьма острые, прячутся между костяшек, длина под тридцать сантиметров. Не так уж и много, но для драки сделано просто замечательно. Тем более что пальцы движутся совершенно независимо от когтей. Что ж, уже знаю за собой три способности – могу видеть призраков прошлого, могу видеть в совершенной темноте и у меня есть когти. Однако у моих противниц имеется то же самое… но нет разума. А значит, у меня есть замечательные шансы на победу. Интересно, я вообще могу ощущать страх? Внимательно осмотрев труп, я взял с собой две вещи – электронную карту с именем Герберта Хайнца Возельгера и довольно-таки увесистый пистолет, который немедленно начал исследовать. Нашел предохранитель. Снял его. Прицелился в дверь. И немедленно у меня перед глазами появилось перекрестье прицела, а из дула пистолета вырвался яркий синий луч. Он явно не был частью самого пистолета – этот луч резко преломлялся и, странно закручиваясь, уходил куда-то в стену. Интересно, что бы это значило?

Я нажал на курок. Глаза мои напряглись помимо моей воли. И, клянусь, я видел весь полет пули, начиная от ее выхода из ствола и заканчивая рикошетом. Пуля, кстати, двигалась четко по синему лучу. Интересно, с чего бы я видел траектории? Стоп, у меня же в голове процессоры! Наверняка они ее и просчитывают.

Восхитившись гениальностью тех, кто меня создавал, и порадовавшись собственным возможностям, я вышел в следующую комнату. Там было странно чисто. Только два убеленных сединами старичка сидели на диванчике. Напротив сердец на их халатах были маленькие красные пятнышки. В остальном эти почтенные джентльмены были совершенно целыми. Либо сестренки насытились, либо побрезговали. Сестренки… что-то в этом есть знакомое. Несомненно, у меня есть семья.

Я пошел дальше.

– Профессор, а почему вы решили, что он блефует?

– Не я так решил, а психологи. Впрочем, если он достаточно разозлится, пока будет ходить по коридорам базы, то легко приведет в исполнение свою угрозу.

– Почему?

– Этот парень… Я был в аналитическом отделе, смотрел историю его жизни и отметки о характере. Короче говоря, по нашему образцу при жизни плакала психиатрическая клиника. До класса восьмого он был забитым, но добрым пареньком. Потом у него началось раздвоение личности. Никто этого не замечал, кроме его одноклассников. Добрый мальчик был добрым только дома. В школе он зверел, и все, кто раньше его хоть как-нибудь обижал, огребли по полной. Учителя против ничего не имели и родителям не сообщали. Считали, что хулиганов давно стоит проучить, а парень имеет на это полное моральное право. Темная сторона его личности позже записалась на курсы киокушинкай карате и прилежно там училась. А потом он, защищая свою старшую сестру, побил банду насильников так, что двое из пяти оказались в реанимации. Его сестры стали его бояться, и добрый мальчик не выдержал. Сиганул с утеса. Но – выжил. Сестры долго перед ним извинялись, он перед ними тоже, раздвоение личности вроде бы полностью исцелилось. Сказка с хорошим концом, как казалось. Лечащий психотерапевт сказал, что его помощь больше не нужна, и отказался от пациента. Мы потом его нашли. Личности паренька сумели договориться. Ты себе такое представляешь? Я – слабо. Но в итоге получилось нечто довольно оригинальное. В спокойном состоянии он добрый и пушистый. А главное – невероятно вежливый. Но если его разозлить… вроде как чем хуже его настроение, тем больше он напоминает второго себя. При этом он может быть внешне вежливым и спокойным, но внутри это уже клубок ядовитых змей. У второго нет ни совести, ни морали. У первого после слияния эти качества тоже претерпели изрядные метаморфозы. Например, у него начисто отсутствуют общечеловеческие табу. Чувство отвращения у него атрофировано. Чувство страха и самосохранения – в известной мере тоже. Знаешь, как он умер?

– Так его не лаборатория убила?

– Ничего подобного! – возмутился профессор. – Это храм науки, а не гильдия убийц, если выражаться игровыми терминами, которые ты так любишь.

– Одно другому не мешает… Ну и что же с ним случилось?

– В поезде ехала банда. Решили они его ограбить.

– И что?

– Последний успел пристрелить его. И его, кстати, оправдали.

– Почему?

– Как только первый бандит вытащил пистолет, наш парень схватил его за руку, выдернул оружие и без колебаний всадил по пуле в лоб каждому. Купе все было в крови и человеческих мозгах. По мнению Герберта, в качестве военного образца он должен был произвести фурор. А вместо этого оказался единственным разумным из всех.

– А девочки?

– Девочки… Одна прыгнула с крыши. Из-за несчастной любви. А вторую изнасиловали и прирезали ее же одноклассники.

– Да я не про то! Их где собирались использовать?

– В нашей лаборатории. Курьерами, ходячими компьютерами, испытательными стендами и, наконец, сам знаешь, как мужчины могут использовать молодых женщин.

– Н-да, знаю… – мечтательно улыбнулся Радек и тряхнул головой, возвращаясь к действительности. – И куда их собирались направить? В смысле объекты проекта тридцать семь?

– Парня – на одну из локальных войн. Девчонок оставить у нас, одну в темпоральном отделе, а вторую в генетическом.

– Техникам ничего не дали?

– Ты сам их видел. Эти ребята раздражаются, даже если откуда-то пылинка падает, когда они думают.

– Это точно.

– Радек, эта кабина точно выдержит троицу этих зверей?

– Зверей бы она действительно задержала. Но банку можно достаточно легко поднять снаружи. Только найти потайную кнопку – и мы в их руках. Точнее, когтях.

Внезапно тот, кого называли профессором, побледнел.

– Что такое? Что с вами? – обеспокоился Радек. – Не бойтесь так, не станет же один разумный жрать другого.

– Открывай! Нам нужно уничтожить двадцать третий проект до того, как они найдут его!

– Двадцать третий проект? Что это?

Я вошел в комнату, которая, вероятно, была машинным залом. Столы и несколько терминалов. За двумя, пристроив обсосанные дочиста черепа на клавиатуру, лежали, скорее всего, местные сисадмины. Если они, конечно, водятся в подобных местах. Я подошел к полированной дубовой двери. На ней было вытравлено «Директор генетического отдела Халайенко Владислав Павлович». Я толкнул дверь. Внутри не нашлось ничего необычного. Однако мое внимание привлек компьютер, стоявший на столе. Я подошел к нему и включил. Вполне обычный компьютер, четвертого поколения, возможности, конечно, основательно выше обычных, тех, за которыми я работал, однако это не очень-то важно. Поскольку на компьютере стояла какая-то незнакомая версия операционки и требовала с меня пароль. Я смотрел на монитор, ожидая, когда появится призрак, что мило напечатает пароль для меня. Однако ничего не происходило. Некоторое время. Потом клавиши начали вспыхивать. Дурак бы догадался, что их и нужно нажимать. Рядок клавиш вспыхнул и угас, а я получил пароль. И вошел в систему. Несмотря на то что она была незнакомой, я чувствовал что-то вроде связи с компьютером. Будто он всегда был моим. Это тоже связано с процессорами в моей голове? Ну-ка…

Я убрал руки с клавиатуры и мыши. Однако компьютер любезно продолжал выполнять те команды, которые я ему посылал мысленно. Что ж, так куда удобнее. Я немедленно нашел описание проектов – что-то вроде пояснительной записки. Из этой штуковины я узнал, что мои глаза видят в любых диапазонах, а благодаря связи с процессорами могут из любого восстанавливать привычную человеческому мозгу картинку. Кроме того, что я вооружен когтями, у меня в правой руке есть что-то вроде лазера, а в ладонях встроены какие-то экспериментальные штуковины, благодаря которым я могу постепенно разрушать стены, а также наносить очень неприятные по последствиям удары. Мои кости состоят из необычного сплава, который тем не менее легко создается в моем организме. Также в нем есть биореактор, работающий от поглощаемой мною пищи и использующий вовсе не реакции окисления, а что-то, что высвобождает значительно больше энергии. Во всяком случае, его КПД составляет 98 процентов и по мощности он сравним с районной котельной. Избыток энергии идет на кучу всяких механизмов, которых в моем теле полным-полно. Прежде всего это что-то вроде колонии наномашин, вырабатываемых специальной железой. Эти штуковины дают мне невероятные возможности, такие, как сопротивляемость к любым болезням, очень мощный механизм регенерации, и обладают защитным действием – могут выступать на коже, образуя очень прочную и гибкую пленку. Также я могу придать им в принципе любую форму, причем даже вне своего тела, – те, что я использовал, постепенно восстанавливаются! Дальше шли процессоры. Они действительно были очень мощными, выдавая порядка восьми терафлоп на каждый, и вдобавок к тому не подчинялись принципам Неймана. Во-первых, они были биологическими. Все вычисления проводились в шестнадцатиричной системе. Шестнадцать устойчивых состояний! Они работали очень быстро, однако нейронные сети мозга не обладают достаточной пропускной способностью, поэтому нейронные сети были перестроены, носителем данных стали позитроны, а поэтому скорость обмена информацией возросла в тысячи раз по сравнению с обычным мозгом. Кроме нейронной сети, в человеческом мозгу слабых мест не было – его возможности настолько легко позволяют подключить к нему четыре процессора, что ученые даже выдвинули гипотезу о способности людей создавать друг с другом ментальные связи, передавая информацию между множеством разумов так же легко, как и внутри одного. На эту теорию в тексте была ссылка. Смотреть я ее не стал. Далее. Я, оказывается, обладаю последней разработкой темпорального отдела базы, так называемым «ретроспективным зрением». Эта штука позволяет мне наблюдать события, происходившие в прошлом. Вот оно, происхождение этих «призраков»! Также у меня в теле смонтировано особое нейромеханическое устройство, позволяющее мне на расстоянии до семи метров подключаться к любой информационной магистрали. Связь односторонняя – благодаря ему я могу управлять чужими сотовыми телефонами, компьютерами и прочей техникой. И, напоследок, во мне имелся особый, не являвшийся биологическим источник энергии, расположенный где-то в области грудной клетки. У него был только один существенный недостаток – он очень сильно нагревался при работе, имея притом низкий диапазон рабочих температур. Этот источник энергии был антигравитационным и фактически нарушал известные мне физические законы – он черпал энергию из ниоткуда, моментально ускоряя любые попавшие в область антигравитации частицы до скорости света. Это позволяло мне генерировать семьдесят миллиграммов энергии в секунду. Э? Как это «миллиграмм»? Ах да, Е=mc2, как же я мог забыть… Ого, это получается огромная мощность! Куда ее девать? Что там по этому поводу сказано? Ага, вот… Большая часть энергии, семьдесят процентов уходит на то, чтобы охлаждать реактор. Десять процентов позволяют мне левитировать, стрелять из лазера не импульсами, а постоянным лучом. И что, это все? И на кой он тогда? Еще тут указано, что система охлаждения этого чуда, сиречь «мобильного антигравитационного источника энергии», зело несовершенна, ввиду чего использовать его не рекомендуется, за исключением крайних случаев. Крайний случай – это когда мне надо улететь, отстреливаясь при этом из лазера? Так сказать, последний шанс? Бесполезная штука.

Дальше шли чисто биологические характеристики. Оказалось, что я впитал в себя все сильные стороны животного мира и еще кучу придуманных человеком улучшений. Во-первых, у меня почти не было уязвимых мест. Меня можно было уничтожить, только разрубив на множество мелких частей или спалив до состояния пепла. Все мои ткани регенерировали, включая даже мозговые. У меня нет сердца. Его функцию взяли на себя несколько насосов, которые состоят из нанороботов. Врачам мне показываться не стоит – пульса у меня нет. Функции печени взяли на себя все те же наномашины. Большинство гормонов вырабатывалось специальной железой. Эта железа фактически была единственной частью моего тела, которую я мог контролировать только частично. В целях безопасности, как я понимаю. Если буду управлять выбросом эндорфинов, то стану самонаркоманом. Мои мышцы плотнее обычных человеческих и состоят из искусственно полученной ткани. Я могу обходиться без воздуха добрых полчаса. А еще – моя кровь бледно-синего цвета. Гемоглобин заменен чем-то, обозначенным в тексте как «ЭСКУ». Здесь же и ссылка. Химическая формула этой дряни просто огромная!

Я восхищенно посмотрел на свое тело. Это произведение искусства, целиком созданное человеком. Мозг – единственная часть, которая не создана, а лишь улучшена. Я собрался было выключить компьютер, но, вспомнив еще один важный для любого мужчины момент, поискал информацию о своей возможности к воспроизводству. Хм… хм! Что ж, и на этом спасибо.

После этого я выключил компьютер, попутно заметив около стола сумку. А в ней я нашел ноутбук. Вещь полезная в любых жизненных обстоятельствах. Взяв ее и положив во внешний карман пистолет, я покинул директорский кабинет. Надо бы еще где-нибудь одеждой разжиться, а то хожу в костюме Адама по лаборатории…

– Профессор, так что это за проект такой?

– Одна из шуток Веги. Он называл его «Ластик Неумолимой Истории».

– Вега? Это тот, что предложил паутинную концепцию биопроцессоров и фактически создал остов седьмого проекта?

– Да-да. Вега расшифровывается как Великий Гений. Большинство проектов было инициировано им. Фактически все остальные ученые разрабатывают его идеи, и нам их хватит еще на добрых сто лет!

– А что с ним случилось?

– Погиб. Работая еще с какой-то машиной, к которой никого не подпускал. Мы нашли его в лаборатории. В его теле не было ни одной кости. Этот студень к тому времени уже умер и не успел предупредить остальных, чтобы мы не трогали его последнее изобретение.

– Что это было?

– Не знаю. И никто не знает. Похожа эта штука на постамент с огромным веретеном. Если подойти к ней на десять шагов, то в тебя с диким грохотом бьет молния. Мы все-таки были достаточно любопытны, чтобы подвести громоотводы и подойти ближе. Вблизи оно мгновенно растворяет кости. Один подошел слишком близко, так еле спасся, но его левая рука сейчас все равно напоминает студень. Мы зафиксировали излучение, но отразить его ничем не смогли. Так что лаборатория сейчас запечатана… но самое опасное – это все же проект двадцать три!

– А что это?

– Машина, управляющая памятью людей. Она может изменить память любого человека или группы людей так, что они даже этого и не заметят. Ха! Мы так считали. И просчитались. Эта дрянь позволяет изменять… не знаю даже, как это обозвать… саму линию существования, что ли. Один человек может превратиться в другого, вбив всего лишь несколько строк кода. И этот код там используется в качестве примера! Мы думали, что он меняет память. Но нет! Документы, бумаги, любой намек!

– Изменяет все? И ее у нас до сих пор не забрали?

– Мы ее скрыли. Знаешь, хоть мы и ученые, но не так беспринципны, как власть имущие. Эта вещь опасней атомной бомбы. Отдавать ее кому-то, кто сумеет ею воспользоваться, слишком опасно.

– Но с чего вы взяли, профессор, что наш образец справится с этой машиной?

– С ней справился бы даже ребенок. Мало того что у нее элементарный интерфейс, так над экраном еще и инструкция вывешена!

– Значит, это самое опасное изобретение?

– Если он до него доберется первым, то эта база может быть легко стерта из записанной истории. А найти нашу обитель не так-то и просто. Кроме того, все наши проекты останутся в руках сверхчеловека с психическими расстройствами! Надо как можно быстрее уничтожить эту машину.

– Как мы это сделаем?

– Там уже все подготовлено. На крайний случай под лабораторией есть шахта, в самом низу которой – аннигилятор. Вспыхнет – и даже пыли не останется.

– Профессор, идем быстрее!

– В чем дело?

– За нами кто-то крадется!

– Представители животного мира, если они сытые, нападают только из азарта. Постарайся не провоцировать этих девчонок. Хотя бы до того, как мы доберемся до нашей цели.

– А потом?

– А потом мы окажемся за двумя прочными стальными дверьми, между которыми перегородка из ахроста. Через такое они не продерутся.

– Профессор?

– Что еще?

– Мы, похоже, не успеем ничего уничтожить.

– Мужики! – радостно воскликнул я. – Куда же вы так торопитесь-то? А, догадываюсь. В стеклянных банках удобств не предусмотрено.

Младший прошептал старшему, что они не успеют что-то уничтожить. Они остановились. После моей фразы на их лицах нарисовалось облегчение. Я их так напугал, что они решили не идти до сортира? Нет, дело тут в другом…

– Стоять! Шучу я, мужики, уж не обессудьте. Лишнее движение – изрежу лазером, даже руки марать не стану. Аккуратно сели на пол и отвечаем на мои вопросы.

– Садись, Радек, – вздохнул профессор. – Влипли мы серьезно.

– Итак, что я из себя нынче представляю, мне уже известно. Разработка за гранью фантастики, даже не подозревал, что такое вообще возможно. Если вы участвовали в моем создании, выражаю вам свое восхищение. Особенно меня порадовал транскодер.

– Правда? – вскинулся Радек. – И как он работает?

– Замечательно, – честно ответил я. – За компом работать – не надо ни клавиатуры, ни мыши. Это твоя идея?

– Ага. – Парень даже покраснел от удовольствия. – Целиком и полностью моя. Вплоть до реализации.

– Правда, есть и один разочаровывающий момент. – Я вздохнул. – Я тупиковая ветвь эволюции. Размножаться не могу, хотя все необходимые органы присутствуют.

– Я не настолько глуп, чтобы допустить возможность размножения таких, как ты, – фыркнул профессор. – Ваш вид значительно превосходит человека, и вы бы вытеснили нас максимум за два поколения.

– Ну, ваши резоны я понять могу… Но мне интересно, что у меня с памятью? Раньше она была… как бы это выразиться… точно грот, под самый потолок набитый песком воспоминаний. А теперь остались только сталактиты чистого знания. Это побочный эффект пересадки мозга или вы сделали это специально?

– Специально. У тебя было раздвоение личности и множество комплексов, идущих из воспоминаний.

– Ага. Хорошо, тогда я не буду даже пытаться восстанавливать свою память. Однако меня интересует вот что… Как меня зовут?

– Шалфей. – Профессор задумался на секунду. – Шалфей Ворког. Тебе было восемнадцать лет, второй курс института. Погиб в перестрелке. Ты убил пять человек, а шестого не успел.

Я слегка удивился. Ничего такого я не помнил. Кроме, разве что, того, что шалфей – это такая пахучая травка. Что я и высказал.

– Это не ко мне вопрос, а к твоей матери, – ответил профессор.

– Вот как? А она еще жива? – Ага, все-таки я прав, есть у меня семья.

– Жива, жива. И сестры твои живы. Но ты серьезно собираешься показаться им в таком виде?

– В таком виде? – Я слегка встревожился. Посмотрел на свое тело. Ничем не отличается от человеческого. Хотя… у кожи слегка синеватый оттенок, но это неудивительно, учитывая, что у меня вовсе не красная кровь. Руки немного неправильной формы – но это и немудрено, ведь у меня довольно длинные когти. И вроде все… – А что не так?

– Ты себя в зеркало еще не видел, правда? – поинтересовался профессор. – Ну, тогда иди, посмотри. В этом кабинете есть одно.

Я зашел. Включил свет и посмотрел в зеркало. Хм…

Прежде всего внимание привлекают глаза. Необычайно большие и совершенно черные. Радужка – очень яркая, насыщенного красного цвета. Зрачок при повороте головы отливает зеленью, как у кошки. Он, кстати, вертикальный. А в остальном лицо… почти нормальное, даже, наверное, красивое. Высокий лоб, густые черные брови, прямой нос, белые зубы за синеватыми губами. Я улыбнулся своему отражению. Зрелище получилось все равно страшноватое. Красные глаза портили все, превращая любое выражение моего лица в дьявольскую маску. Но, закрыв их очками, можно было жить.

Я почувствовал, как висок чем-то обожгло. И отскочил в сторону.

Как раз вовремя! Сверхъестественным образом я почувствовал пулю, которая через доли секунды должна была покинуть ствол. Я бросился к двери, выпуская когти. Адреналин кипел в крови, и все кончилось в считаные секунды. С моих рук капала кровь, а так и оставшийся безымянным профессор тяжело повалился на пол. Из распоротого снизу вверх живота вывалились внутренности. Радек тоже повалился назад и задергался в агонии. Как оказалось, ему я пробил когтями грудь. Даже не заметив этого. С рук капает кровь. Я смотрю на них и на людей, впервые убитых мной. Профессор заслужил! – рявкаю я на подбирающуюся ко мне совесть. Он стрелял в меня! Но этот паренек, Радек…

Я сел на пол. И завыл от боли. Мучения совести непонятно как в один момент стали физически ощутимы. Я медленно сгорал в огне. Ради того, чтобы прекратить эту пытку, я согласен даже умереть!

– Умереть? – хихикнуло в сознании. – Легко!

Я выдохнул и открыл глаза. Вновь жив и снова управляю телом. Шалфей Отрешенный начинает свои Темные Танцы. Есть хочется. Этот хмырь, мое второе Я, как-то забыл, что для поддержания себя в тонусе надо время от времени что-нибудь есть. Например, мяско. А вот и два образца лежат. Молодой, наверное, вкуснее. Сестренки предпочитали мозг, но я понятия не имею, как они его доставали. Непохоже, чтобы мои когти резали кость. Да они и не режут. Если сильно ударить – проламывают, если слабо – только скользят. Плюнув на попытки извлечь деликатес, я вместо этого отрезал руку и замечательно пообедал. Человечина на вкус ничем не отличается от любого другого мяса. Я подобрал пистолет профессора. Присвистнул и посмотрел в туннель, который пробила в стене пуля. Похоже, специально против таких, как я, делали. Ручной вариант рельсовой пушки. Жаль – однозарядный. Не нужен… Что ж, а теперь две вещи – найти сестренок и, пожалуй, выбираться отсюда как можно быстрее.

Вскоре я попал в жилую часть базы. В одной комнате я помылся. В другой – нашел подходящую для себя одежду. Это оказался классический черный смокинг. Я посмотрел на себя в зеркало и попытался срезать волосы. В голом виде патлы до пяток не мешают, но люди в таком виде ходят очень, очень редко. Да и белые волосы тоже не слишком распространены. Когда выберусь отсюда, буду все равно что ходячий музейный экспонат.

Однако срезать мне ничего не удалось. Мои волосы, похоже, предназначались для того, чтобы соединять два груженных урановыми слитками вагона. Во всяком случае, мои когти, в остроте которых я уже успел убедиться, никакого вреда этим с виду тонким нитям не причинили. Поэтому я заплел их в косу. Волосы, естественно, а не когти. Как оказалось, пальцы помнили это движение.

В конце коридора я нашел девушек своего биологического вида, проснувшихся чуть раньше меня. Обе перемазанные в крови, с такими же, как у меня, белыми патлами, но у них радужка глаз была ярко-зеленая. Честно скажу, впечатление действительно жуткое. Будто на тебя из тьмы смотрят смертельно опасные хищники. Хотя так оно и есть… Ну а теперь такой вопрос – что вы, девушки, делать будете?

Мы стояли друг против друга. Я рассматривал этих девиц. Соблазнительные формы, необычная красота. Однако тут стоит помнить, что на их телах отнюдь не футуристические татуировки, а брызги крови. В руках когти и лазер. Их способности ничем не отличаются от моих. Их две… Возможно, если я чиркну по ним лучом лазера, то дальнейшее сражение будет уже один на один. Обе девушки выпустили когти и встали так, чтобы касаться друг друга локтем. Значит, решили напасть? Да будет так!