Текст книги "Хранитель сокровищ"

ГЛАВА 23

Элизабет вздрогнула. С бьющимся от страха сердцем она припала к двери. Кто бы это мог быть здесь так некстати? Эша неожиданное вторжение нисколько не волновало. С невозмутимым лицом он спокойно поправлял свой белоснежный галстук. Трудно было даже предположить, что всего несколько минут назад он занимался любовью. У этой самой двери, в которую настойчиво стучали.

– Как я выгляжу? – испуганно прошептала Элизабет.

– Щеки у тебя пылают, – усмехнулся Эш. – Губы покраснели, а в глазах лихорадочный блеск. А, в общем, ты похожа на женщину, очень довольную любовью.

Ей хотелось стукнуть его кулаком, но она лишь презрительно фыркнула. Снаружи упорно пытались открыть дверь, и Элизабет снова налегла на нее.

– Элизабет, – раздался мужской голос. – Что-нибудь случилось?

Она с досадой прикусила губу. За дверью стоял Дуайт Тревелиан. Меньше всего в эту минуту ей хотелось видеть его. Этот ужасный человек сразу обо всем догадается. Он с одного взгляда поймет, чем она только что занималась.

– Элизабет, – снова подал голос Дуайт, нетерпеливо дергая дверную ручку.

Эш присел на край круглого стола. Наблюдение за растерянной женой доставляло ему удовольствие.

– Думаю, лучше впустить непрошенного гостя, принцесса, – насмешливо посоветовал муж. – Иначе он вышибет все замки.

Элизабет тяжело вздохнула, мирясь с неизбежным и стараясь немного успокоиться. Она открыла дверь с притворной улыбкой. В коридоре стоял, с недоумением на лице, Дуайт.

– Вот так сюрприз! – радостно воскликнула Элизабет.

– Нисколько не сомневаюсь в этом, – согласился Дуайт. Пытливые голубые глаза осматривали Элизабет с ног до головы. – Что вы здесь делали? И почему у тебя такой потрепанный вид? – прибавил он не без ехидства.

Краска стыда заливала лицо Элизабет, и она нервно переминалась с ноги на ногу.

– Не понимаю, что ты имеешь в виду? – растерялась она.

– Пока я шел по коридору, дверь без конца скрипела, – объяснил Дуайт и лукаво подмигнул.

– Джентльмен не обратил бы на это никакого внимания, – обиженно сказала Элизабет.

– Твой упрек больно ранит меня. Ведь я же подождал, пока все стихнет.

– Ты – настоящий рыцарь, – похвалила Элизабет.

Бросив взгляд через ее плечо, Дуайт внимательно посмотрел на Эша.

– А это, должно быть, тот самый молодой человек, который украл тебя у меня? – спросил он.

Элизабет укоризненно покачала головой. Она слишком хорошо его знала, чтобы принять всерьез эти слова.

– Можно подумать, ты когда-нибудь собирался на мне жениться, – в ее голосе звучала насмешка. – Ты так сильно увлечен ролью холостяка, что некогда подумать о супруге.

– Но если бы я искал жену, – улыбнулся он, – ты, бесспорно, возглавила бы список претенденток.

– Весьма польщена.

Дуайт прижал руку к сердцу и горестно воскликнул:

– Увы, моя прекрасная леди, я уже и не надеялся. Вы отказались скрасить своим присутствием мое бренное существование!

– Мне искренне жаль ту несчастную, что согласится за тебя пойти. – Взяв Дуайта под руку, Элизабет повернулась к Эшу. Он в упор смотрел на нее злыми, холодными глазами. Ее осенила догадка: Эш ревнует, и мысленно уже поставил на ней свое клеймо.

Элизабет одарила Дуайта самой нежной улыбкой. «Пусть этот невыносимый человек испытает настоящие муки ревности», – подумала она о муже.

– Позвольте мне вас познакомить, – заговорила Элизабет. – Энджелстоун, это твой кузен, – лорд Дуайт Тревелиан, виконт Уикэм. Он старший сын племянника Марлоу Бертрама, известного еще, как граф Клэйборн.

Дуайт переводил взгляд с Эша на портрет Эмори Тревелиана и обратно.

– Как вы похожи! Наверное, ты и в самом деле воскрес, – выговорил, наконец, он.

– Со стороны виднее, – ответил Эш, настороженно посматривая на кузена.

– Подумать только! Сколько лет прошло с тех пор, как мы играли вместе, Энджелстоун. – Высокий, светловолосый и стройный, Дуайт, грациозно ступая, подошел к окну и остановился. – Я помню, Лабиринт был твоим самым любимым местом для игр. Мы вели там потрясающие сражения. И, конечно же, хозяином замка всегда был ты, хотя я и на год старше. Королем всегда был ты.

Эш нахмурился. Слова кузена пробудили в нем воспоминания. «Дай Бог, чтобы Эш хоть что-нибудь припомнил», – молилась Элизабет.

Что-то неясное шевельнулось в укромном уголке души, где хранились забытые воспоминания. Ему казалось, что он стоит в темной пещере и один неверный шаг может лишить его жизни.

Дракон будет охранять мои сокровища.

Память дразнила, но манящий свет тут же гас, когда он пытался к нему приблизиться. На лбу от напряжения выступила испарина.

Повернувшись к Эшу, Дуайт снова спросил:

– Я слышал, тебя воспитали индейцы. Это правда?

– Меня спас человек из индейского племени, – спокойно ответил он.

– Впервые слышу, чтоб дикари спасали жизнь белому человеку, – слова Дуайта прозвучали скептически.

– Ты ведь ничего не знаешь об этих людях, потому так и удивляешься, – отозвался Эш, стараясь не взорваться.

– Что же такого интересного я о них не знаю? – презрительно усмехнулся Дуайт. – Эти дикари немногим лучше животных. Всю жизнь только и делают, что охотятся на невинных белых людей. Видишь, они даже не пощадили твоих родителей.

– Людям из этого племени приходилось защищать свою землю от захватчиков. Они просто отстаивают свой жизненный уклад, – невозмутимо ответил Эш. – Когда белые решили прочно обосноваться в их местах, индейцы хотели только одного – мира и возможности спокойно жить на маленьком клочочке земли, что даровал им Бог. Но белые восприняли эти условия в штыки. Правительство без конца нарушало соглашения, отбирая у несчастных все больше и больше земель, пока совсем не оставило их с пустыми руками. Дуайт задумчиво, потер подбородок.

– Ты говоришь так, словно дикари, – самые близкие тебе люди, – заметил он.

– А хорошо было бы, если лишить тебя дома, семьи и всего самого дорогого и близкого? – спросил Эш.

– В этом случае я встал бы на защиту того, что принадлежит мне по праву, – ответил кузен, сверля Эша холодным взглядом.

Эш хорошо знал людей и сразу мог определить, кто из них чего стоит.

– Оказывается, у моего кузена гораздо больше общего с людьми из индейского племени, чем он сам о том подозревает, – насмешливо ответил он.

Помолчав немного, Дуайт рассмеялся.

– Я вспомнил, меня в самом деле, одна или две леди называли бессердечным негодяем.

– Неужели только одна или две? – с улыбкой переспросила Элизабет.

Поклонившись, Дуайт горячо воскликнул:

– О, миледи! Мое безрассудство – это результат разбитого сердца. И исцелить его способны только вы. Но, похоже, я слишком медлил и теперь навсегда обречен на одинокую холостяцкую жизнь. – Он посмотрел на Эша. – Вот ты не стал тратить время попусту.

Элизабет напряглась в ожидании ответа. Она то и дело с опаской посматривала в сторону мужа.

«Даже если бы ты очень постарался, то не смог бы лучше изобразить свое отвращение к женитьбе на мне», – всплыли в памяти Эша слова Элизабет.

Конечно же, она боялась, что он, как самовлюбленный идиот, будет грубо шутить на людях по поводу их брака. Эш усмехнулся: он предпочитает вести войну с женой наедине.

– Я не мог устоять перед этой женщиной, – ответил Эш. – И влюбился в нее с первого взгляда.

Элизабет изумленно уставилась на мужа. Она затаила дыхание, боясь, как бы за этим не скрывался подвох.

– Да, я тебя понимаю, – согласился Дуайт, с улыбкой посматривая на его жену. – Элизабет – женщина особенная. В ней есть изюминка.

«Вот и еще одно сердце поймано в ее шелковые сети», – подумал Эш. Он удивлялся, почему Элизабет отказалась выйти замуж за молодого и красивого аристократа. Как бы не было неприятно Эшу признаваться, но в груди разгоралась ревность. Он был вне себя от ярости, глядя, как мило жена улыбается утонченному джентльмену и с каким удовольствием с ним болтает. Господи, какой же он идиот! Ему, дикому и опасному зверю, только и место в этой прекрасной золотой клетке. Однако он не собирается, как шут гороховый, становиться всеобщим посмешищем. В этом дворце его никто не удержит, каким бы огромным ни был соблазн.

– Мне поручили вас обоих привести в гостиную, – объяснил Дуайт свой приход и легонько сжал руку Элизабет. – Отец тоже здесь. Ему не терпится поскорее увидеть воскресшего Энджелстоуна. Но, может быть, Элизабет, ты сначала немного проветришься?

– Да. Это – отличная идея.

Эш изо всех сил стиснул зубы. Он не был уверен, что сможет сыграть роль Пейтона Тревелиана.

«Да, показывать Эша Бертраму все-таки еще рановато», – подумала Элизабет. Перебирая ложечкой клубнику со сливками, она украдкой посматривала на мужа. Ей не хотелось, чтобы Эш думал, будто она за ним наблюдает, опасаясь, как бы он не сделал чего-нибудь не так.

Элизабет была рада визиту Дуайта, но ей хотелось поскорее избавить Эша от их с отцом компании. Общество никогда хорошо не относилось к людям, которые решали свои проблемы силой. Отец Дуайта, Бертрам, граф Клэйборн, надеялся, что Эш сорвется, и тогда весь свет признает его дикарем и отторгнет от себя.

– Я правильно понял, что ты ничего не помнишь о своем детстве? И о той жизни, которую вел до того, как очутился среди индейцев? – обратился к Эшу Бертрам.

Элизабет подняла глаза на худощавого темноволосого мужчину, сидевшего за столом напротив. Бертрам был честолюбивым, напыщенным, самовлюбленным человеком, и ужасным занудой. Всякий раз при его посещении Элизабет не покидало тревожное предчувствие, что он, как стервятник, наблюдает за Хейвордом и прикидывает про себя, сколько лет осталось ждать, когда титул герцога перейдет к нему. Сейчас Бертрам всячески старался спровоцирвоать Эша на нежелательные и некрасивые действия.

– Моя память затуманена, – ответил Эш, низкий голос которого, был лишен эмоций. И только глаза его начинали сужаться от злости.

Хотя Эш и выглядел настоящим джентльменом в элегантном сером сюртуке, в нем невольно ощущалась какая-то... опасность. Он напоминал сейчас льва, случайно попавшего за обеденный стол. Безукоризненно сшитая одежда не могла скрыть того, что перед ними далекий от цивилизации, почти первобытный человек. Он мог вскочить с места и решительно наброситься на каждого, кто скажет или сделает что-нибудь не так. Человек, которого не смущало, что заниматься любовью можно в самом неподходящем месте, у дверей библиотеки.

– И все это время у тебя не было даже отдаленного представления о своем происхождении? – допытывался Бертрам.

Эш бросил на него леденящий душу взгляд.

– Не было, – коротко ответил он.

– Пейтон возвратился, наконец, домой, и теперь, я уверен, память к нему вернется, – вмешался в разговор Хейворд и ободряюще улыбнулся внуку.

Лицо Эша оставалось непроницаемым. Он буравил Бертрама тяжелым взглядом. О Боже, Элизабет это не нравилось! Затаив дыхание, ни на секунду не отводя от него глаз, она молила только об одном: чтобы Эш сохранял спокойствие. Приобрести открытого врага в лице Бертрама ей вовсе не хотелось.

Промокнув губы салфеткой, Бертрам снова заговорил:

– Мне кажется, это очень удобно – лишиться памяти.

– Мне это никогда не казалось удобным, – ответил Эш.

– Неужели? – сделал удивленное лицо Бертрам и посмотрел на собеседника долгим и пристальным взглядом. – И тем не менее, ты здесь, в этом дворце, хотя и не имеешь ни малейшего представления ни о своем имени, ни о доме, ни о семье. Все-таки, когда произошла эта трагедия, тебе было пять лет. К счастью, никто не может спросить теперь Пейтона, что было с ним до того рокового путешествия.

Леона накрыла ладонью руку внука, как бы желая его защитить и успокоить.

– Не важно, помнит или не помнит что-то Пейтон. Это не имеет никакого значения, Клэйборн. Теперь он дома. И это самое главное.

– Значит, ты совсем ничего не помнишь? – удивленно спросил Дуайт. – И даже тот день, когда я столкнул тебя в реку, и ты едва не утонул?

Эш с вызовом посмотрел на кузена. Вопрос не был для него неожиданным.

– Не помню, – спокойно ответил он.

– Кажется, меня в тот день рядом с тобой не было, – ухмыльнулся Дуайт.

Элизабет была благодарна Дуайту, что он сменил тему разговора на сболее спокойную.

– А о каких случаях мы еще не знаем? – спросила она.

Красивое лицо Дуайта стало задумчивым.

– Не помню, – отозвался, наконец, он. – Моя жизнь была ужасно скучной и однообразной. Монахи, кажется, жили веселее, чем я.

С такимим словами не согласились бы многие женщины. С улыбкой, посмотрев на неисправимого повесу, Элизабет подумала: почему у такого серьезного и мрачного Бертрама Тревелиана такой живой и любвеобильный сын?

– Странно, не правда ли? – снова заговорил Бертрам, не оставляя недобрых намерений. – Большинство людей в состоянии вспомнить хоть что-нибудь из своего детства. Тем более, ты был в пятилетнем возрасте.

Элизабет плотно стиснула зубы, чтобы не взвыть от отчаяния.

Эш спокойно выдержал взгляд своего врага и даже сделал вид, что удивился:

– Неужели?

– Ну да, конечно. – Помешивая чай, Бертрам отложил ложку на блюдце. – Я, к примеру, помню многое из своего детства, особенно, когда мне было пять лет.

Хейворд настороженно посмотрел на племянника.

– Но не все люди подвергаются таким душевным травмам в нежном возрасте, – заметил он.

– Верно, – согласился гость и отпил глоток чаю. Только теперь Элизабет смогла вздохнуть спокойней.

– Но уж свое-то имя, по крайней мере, человек должен помнить, – снова нашел зацепку Бертрам. – Не понимаю, неужели можно полностью потерять память?

Упорство и настойчивость Бертрама не имели границ. Элизабет очень хотелось посмотреть, как этот самодовольный зануда, будет болтаться в воздухе, схваченный Эшем за воротник рубашки. И все-таки она просила Бога помочь мужу, дать ему силы и не сорваться на грубость.

– Если хотите, можете находить это странным, – сказал Эш ровным и спокойным голосом, – но я в самом деле, ничего не помню.

– Не может такого быть! – удивленно вскинул брови Бертрам.

– Вы хотите сказать, что я лгу? – спросил Эш вежливым тоном.

В комнате воцарилось молчание. Присутствующие за столом замерли, опасаясь, как бы любое, даже невинное движение не заставило Эша взорваться. Затаив дыхание, Элизабет смотрела на мужа с мольбой в глазах: держись и дальше!

Бертрам холодно улыбнулся и с явным презрением в голосе сказал:

– Я просто говорю, что это трудно понять.

– А мне кажется, понять Пейтона совсем не трудно, – вмешалась в разговор Элизабет, не обращая внимания на злой взгляд Бертрама. – Ребенок стал свидетелем смерти родителей. Потом его взяли на воспитание индейцы и дали ему новое имя, приучили к своей культуре. Да и образ жизни тех людей совсем иной. Они просто стерли из его памяти следы прошлого. Было бы гораздо удивительнее, если бы при этих обстоятельствах Пейтон не потерял память.

– Да, думаю, ты абсолютно права, моя дорогая, – сказала Леона и метнула на Бертрама негодующий взгляд. – Клэйборн, я уверена, любой интеллигентный человек поймет, почему мой внук ничего не помнит о своем прошлом.

Бертрам нервно заерзал на стуле, испытывая неловкость от осуждающего взгляда герцогини. Он принялся вновь размешивать чай, покинув поле боя из-за большей численности противника. Однако Элизабет знала, что так просто Клэйборн не сдастся.

– Более неприятного человека я еще никогда не встречала, – сказала Леона, когда гости покинули гостиную.

– Да уж, – пробормотал Хейворд. – Должен тем не менее, сказать – наш внук сумел поставить его на место.

Только теперь Эш смог разжать кулаки. Никогда в жизни ему так сильно не хотелось ударить человека, как сейчас племянника Марлоу. И все же он не позволил этому мерзкому типу вывести себя из равновесия. А именно этого и ожидал Бертрам, стремясь вызвать вспышку ярости у дикаря-самозванца. У Эша страшно чесались руки от желания хорошенько проучить его, но отплатить Бертраму его же монетой было бы тоже неплохо.

Эш посмотрел на жену. Когда взгляды их встретились, она улыбнулась ободряюще и тепло. Она приветствовала его успех.

– Он просто хотел тебя спровоцировать, мой мальчик. Я нисколько в этом не сомневаюсь, – сказал Хейворд, вставая из-за стола. Дойдя до белого мраморного камина, он развернулся. – Мне кажется, Бертраму очень хотелось, чтобы ты показал себя не с лучшей стороны. Возможно, даже скомпрометировал себя. Ему это было бы на руку.

– Но зачем ему это надо? – удивился Эш. – Почему этот тип не хочет возвращения Пейтона к жизни? Что он от этого теряет?

– Четсвик, – ответил Хейворд, обводя взглядом комнату. – Он – следующий наследник в случае, если с тобой что-нибудь произойдет.

– Наверное, я не стал бы винить его за это, – подумав немного, сказал Эш. – Только представьте себе: совершенно неожиданно появляется какой-то незнакомец и заявляет о своих правах на то, что принадлежит не ему.

– Но ведь ты никакой не незнакомец! – воскликнула Леона, и устало уронила руки на колени. – Даже если ты упорно не желаешь признавать нас своими родственниками.

Эшу было больно видеть осуждение в глазах герцогини. Она не понимала и не хотела понять, почему он не может остаться в родовом гнезде.

– К несчастью, я нисколько не сомневаюсь, что Клэйборн сделает все от него зависящее, чтобы не отдать Пейтону законного наследства. Он заявил мне об этом, перед тем как мы пришли с ним в гостиную, – сказал Хейворд.

Рука Эша снова сжалась в кулак.

– Думаю, не имеет смысла связываться с этим типом, – сухо обронил он. – Поскольку я все равно не собираюсь здесь оставаться.

– Ради Бога, мой дорогой, – укоризненно покачала головой Леона. – Не говори такие вещи.

Элизабет посмотрела на мужа. В ее огромных серых глазах светилась уверенность: во что бы то ни стало она намерена сделать из него Пейтона. Жаль только, что ей наплевать на того человека, которым он был в действительности.

– Это твое право, – вновь заговорил Хейворд. – Мне остается только надеяться, что в конце концов ты все же передумаешь. Независимо ни от чего, ты продолжаешь оставаться моим наследником. От твоего отца у меня остался его сын. И ты унаследуешь мой титул, независимо от того, уедешь ли назад в Америку или останешься здесь, в Англии, на своей родине. Это ничего не меняет. Ты – мой внук.

Эш почти не слушал слов Хейворда, он понимал, о чем говорят его глаза. А в глазах старика была злая решительность, – доведенная до отчаяния последняя попытка Марлоу приблизить Эша к своему сыну, которого он навсегда потерял. Эш не мог найти в себе силы противиться доброму и бескорыстному человеку. Но ему было страшно подумать, сможет ли он стать таким, каким хотел его видеть дед.

– Вот так. – Хейворд опустил ладонь на холодную поверхность камина. – Мне совсем не хочется переворачиваться в гробу всякий раз, когда мой племянник будет тащить моего внука в суд. Мы должны найти способ доказать личность Пейтона.

– Как жаль, что у нашего внука нет твоего родимого пятна, Марлоу! – горестно воскликнула Леона и посмотрела на Эша. – Ты не унаследовал от деда маленькое, как клубничка, родимое пятно на попке.

Эшу стало тепло от того, как хорошо герцогиня знает своего внука.

– Нет, мэм, – ответил он. – На этом месте мне никто не выжигал клейма.

– Думаю, будет лучше как можно скорее представить тебя свету, – улыбнулся Хейворд внуку. – Я хочу, чтобы, когда меня не станет, ты прочно утвердился в обществе, как Пейтон Тревелиан.

Эш не стал говорить деду, что и сотни лет не хватит на его превращение в Пейтона. Элизабет встала.

– С вашего позволения, мы удалимся, поскольку вашему внуку еще многому предстоит научиться.

Эш почувствовал, как стынет кровь в жилах. На обучение оставалось чуть меньше двух недель. Какое-то ничтожное число дней, – и он может стать посмешищем.

ГЛАВА 24

Элизабет лежала в теплой ванне, большой, из белого мрамора, и наслаждалась покоем. От воды с ароматом лаванды поднимался легкий пар. Еще совсем недавно Элизабет не знала, сколько нежности и страсти может подарить мужчина. Но теперь ее представления круто изменил самый бестолковый человек на свете – ее муж.

Когда она находилась рядом с Эшем Макгрегором, все тело отзывалось любовью. И как жаль, что он откровенно смеялся над всеми ее попытками сделать из него респектабельного джентльмена, и не воспринимал чувств всерьез.

Но он не унизил ее перед Дуайтом, более того, ему вполне удалась роль влюбленного супруга. А вот ревновал Эш по-настоящему. Подлинным, к сожалению, был и его гнев. Эш считал Элизабет предательницей и хотел, чтобы она за это платила.

Сегодня этот невозможный человек приказал прийти к нему в спальню вечером. «Ты должна быть у меня в постели в десять часов. Обнаженной».

От этих слов ее начинает охватывать возбуждение. Вспомнив жадные ласки мужа, Элизабет зарделась от удовольствия. И все же она не собирается бросаться ему на шею, словно влюбленная дурочка.

Его Светлость очень скоро поймет, что Ее Светлость не станет плясать под его дудку.

Элизабет представила, как отнесется к непослушанию муж, и по телу побежали мурашки. «Он может делать все, что захочет, – пыталась успокоить себя, – но этой войны ему никогда не выиграть.

Она – жена, а не рабыня. Ей придется преподать ему урок, как бы сильно он ни сопротивлялся».

– Похоже, ты не знаешь, сколько сейчас времени?

Низкий баритон Эша гулким эхом прозвучал в ванной комнате. Вздрогнув от неожиданности, Элизабет оглянулась и увидела мужа. Он стоял, прислонившись плечом к дверному проему. На Эше был темно-синий шелковый халат, который Элизабет купила для него в Нью-Йорке. Он недавно принял ванну, и мокрые волосы падали на лицо тяжелыми прядями.

Выбирая халат, Элизабет представляла, как выгодно подчеркнет густой синий цвет невероятную красоту его глаз. Тогда она и подумать не могла, как красиво обтянет широкие плечи и грудь Эша мягкий шелк. Простого покроя, с запахом, он приоткрывал ложбинку на шее мужа, загорелый треугольник на груди и волнистые волоски.

Эш улыбнулся, хищно сверкнув голубыми глазами.

– Уже половина одиннадцатого, принцесса, – напомнил он.

– Твоя жена принимает ванну, – ответила Элизабет и отвернулась, стараясь придать лицу спокойное и невозмутимое выражение. Она взяла губку и принялась ее намыливать. – У меня был сегодня утомительный день. Я выбилась из сил, стараясь помочь своему упрямому и неблагодарному супругу привыкнуть к его новому дому.

– Бедная моя принцесса измучена битвой с ужасным зверем, – усмехнулся Эш. – И теперь она зализывает свои раны?

Элизабет бросила на мужа холодный взгляд.

– Я просто получаю удовольствие от ванны, – возразила она. – Точнее, получала до тех пор, пока ты не нарушил мой покой. Потом собираюсь залечь в постель с романом и постараюсь забыть о тебе, лучше всего – навсегда.

– А у меня есть более интересное предложение. – Мягко шурша шелком, Эш направился к ванне, держа под мышкой коробку шоколадных конфет.

Намылив губку, Элизабет провела ею по руке, оставляя на ней густую душистую пену.

– Мне нет никакого дела до твоих предложений. По крайней мере, до тех пор, пока не станешь обращаться со мной как с женой, а не как с рабыней, купленной на аукционе.

Эш развязал пояс на халате.

– Ты продала себя, как проститутка. С какой стати я должен относиться к тебе по-другому? – удивился Эш.

– Я сошла с ума настолько, что подарила свое сердце упрямому зверю, но не настолько, чтобы женить его на себе. – Элизабет опустила намыленную руку в ванну, стараясь не обращать внимания на распахнутый халат мужа.

Розовое от теплой воды, тело стало приобретать красный оттенок: ей становилось все жарче и жарче.

– Конечно, гораздо проще обвинить во всем меня, – сказала Элизабет, окунув губку. – В этом случае не надо пытаться превратить брак во что-то более прочное, чем просто фарс, который тебя, похоже, устраивает.

Сбросив халат, Эш небрежно бросил его на кресло. Элизабет подняла глаза: сильное обнаженное тело мужа было верхом совершенства.

– Ты навязала мне этот брак в надежде помочь Марлоу и герцогине. В это я верю. Но не могу понять одного: как ты, – само совершенство и гордыня – пала так низко, что влюбилась в полуобразованного дикаря, – отозвался, наконец, Эш. Он опустился рядом с ванной на колени. Элизабет повернулась к нему и посмотрела в его глаза. Она была убеждена: за этим холодом скрывается болезненная ранимость. Она нужна этому человеку. Когда же, наконец, он откроет свое сердце и доверится ей до конца?!

– Я не один раз говорила тебе и повторяю снова: я потеряла рассудок, – снова и снова внушала она мужу.

Эш самодовольно ухмыльнулся. Протянув руку, он повел пальцем по ключице Элизабет, пробуждая в ее теле сладкую дрожь.

– Значит, ты меня любишь, – насмешливо сказал он. – И хочешь, чтобы я в это поверил?

– Должна сказать, мне порядком надоело повторять одно и то же. Ты же не испытываешь ко мне никаких чувств, – с досадой сказала она.

– Вот, значит, чего ты хочешь, принцесса? – Открыв коробку с конфетами, Эш бросил крышку на туалетный столик. – Хочешь, чтобы я ел у тебя с руки? Был настолько увлечен красавицей-женой, что ни о чем другом и не смог бы думать.

– Нет. – Элизабет прикоснулась к груди мужа. – Я хочу только, чтобы ты, наконец, понял правду. Она у тебя прямо под носом.

Глаза Эша выдавали внутреннее смятение. Он поспешно отвернулся от жены. Потом посмотрел на коробку с конфетами.

– Хедли передал мне твой подарок, – сказал он. – Ты хочешь таким образом заключить перемирие с дикарем, принцесса?

– Просто мне хотелось, чтобы ты знал: здесь, в Англии тоже есть хорошие шоколадные конфеты, – ответила Элизабет. – Такие же, вкусные, как и у вас в Америке.

Эш пристально посмотрел на жену.

– И это будет еще одна причина оставить меня здесь, да? – вопрос прозвучал явно насмешливо.

Эш осторожно обвил рукой нежную шею Элизабет и вкрадчиво спросил:

– Что бы ты сказала, если б я попросил тебя поехать жить вместе со мной на ранчо в Калифорнии?

Не ожидавшая, такого вопроса, Элизабет посмотрела на него изумленно.

– Я спросила бы тебя, почему ты хочешь уехать из своего дома? – немного подумав, ответила она.

– Знаешь, я никак не могу понять, кого ты все-таки любишь: Пейтона Тревелиана или Эша Макгрегора? Кого, принцесса?

– Но и тот, и другой это – ты, – нахмурилась Элизабет.

– Увы, – развел руками Эш. – Место Эша Макгрегора на ранчо, где он будет разводить лошадей, а не в этом сказочном замке.

– Но к тебе ведь начинает возвращаться память, – воскликнула Элизабет. – В глубине души ты считаешь себя Пейтоном!

Лицо Эша помрачнело.

– Я уже говорил тебе: я все равно здесь не останусь, – упрямо повторил он.

Он был серьезен, как никогда.

– Неужели ты можешь вот так просто повернуться спиной к Марлоу и герцогине? – спросила она.

Эш осторожно прикоснулся своими влажными пальцами к мочке ее уха.

– Я не могу быть тем, кем не являюсь на самом деле, – вздохнул он.

– Но ведь ты – Пейтон. Он убрал руку с шеи жены.

– Вот, значит, каков ответ на мой вопрос, – сухо произнес он.

Заметив, какими холодными снова стали глаза мужа, Элизабет поняла, что сделала большой шаг назад в попытках завоевать его сердце.

– Я хочу называть тебя твоим настоящим именем. Что в этом плохого? – удивленно спросила она.

Положив коробку с конфетами на кресло, Эш ответил:

– Дело не в имени, принцесса.

– Да, ты прав, – согласилась Элизабет. – Куда сложнее научиться признавать своих родных или занять свое место в жизни.

Эш вытащил конфету из коробки. Опершись о спинку ванны, Элизабет наблюдала за ним с любопытством.

– Когда-нибудь я покажу тебе, что мне хочется делать с растаявшим шоколадом. Сегодня мы ограничимся этим. – Улыбнувшись, Эш поднес конфету к губам жены и попросил: – Открой рот.

Губы приоткрылись, позволяя Эшу положить конфету. Но он не убрал своей руки, продолжая дразнить Элизабет, то проводя лакомством по языку, и губам, то убирая.

– Лизни ее, – снова попросил Эш и, приподняв шоколад над губами, заставил Элизабет потянуться за ним.

Запрокинув голову, она целиком отдалась волнующей игре. Она тянулась за конфетой, облизывая пальцы Эша. Горьковато-сладкий вкус смешивался с солоноватым привкусом его кожи. Она ощущала, как грудь и низ живота начинает охватывать чувственная истома.

Эш положил остаток конфеты в рот Элизабет и жадно припал к ее сладким губам. Под настойчивым натиском жаркого языка ее губы приоткрылись.

– Как вкусно, – прошептал Эш чуть слышно. Наклонившись вперед, он взял из золотой мыльницы кусок мыла и намылил руки. Теплые и скользкие ладони в следующее мгновение уже были на хрупких и влажных плечах Элизабет.

– Есть вещи, которые ты должна для себя уяснить, принцесса, – сказал он охрипшим от возбуждения голосом. – И, прежде всего, ты не должна забывать, за кого вышла замуж.

– Я знаю, за кого вышла замуж, – ответила она, тихо вздохнув. – Но вот знает ли об этом мой муж?

Голубые глаза сверкнули гневом, но страсть, овладевшая всем его существом, одержала верх. Подавшись к жене, он тихо спросил:

– Не слишком ли много ты говоришь?

Эш жадно припал к губам, которые с готовностью раскрылись, встречая необычайной нежностью. Элизабет знала, что бороться с Эшем его оружием – гневом – бесполезно. Усмирить этого дикаря она могла только одним способом – отдавшись ему. И когда большие теплые ладони опустились на ее грудь, она подумала, что этот плен удивительно сладок.

Захватив сосок жены кончиками пальцев, Эш осторожно сжал его, чувствуя, как мягкий бутончик начинает твердеть. Элизабет негромко вскрикнула и, обхватив плечи мужа мокрыми руками, стала неистово его ласкать.

– Тебе ведь это нравится, принцесса? – Поглаживая напряженный сосок, Эш доставлял ей невыразимое наслаждение.

Элизабет накрыла руку мужа ладонью и призналась:

– Мне хорошо, когда меня ласкают твои руки.

– Ты чертовски красива. – Соскользнув со щеки Элизабет на шею, губы Эша замерли.

– И ты тоже, – прошептала она, гладя мужа по сильной мускулистой спине.

Рука мужа, минуя грудь и живот, опускалась все ниже. Дразня ее, стала перебирать шелковистые завитки. Элизабет изогнулась всем телом и подалась навстречу наслаждению, которое мог дать ей только муж.

– Какая ты нежная и мягкая. – Припав щекой к плечу жены, Эш осторожно раздвинул лепестки заветного цветка. Он нашел точку, – источник возбуждения – и стал нежно ее массировать.

Элизабет приподняла бедра, готовая, к любви. Каждое ее движение сопровождалось тихим всплеском воды. Она не могла уже сдерживать стонов, рвавшихся изнутри.

Эш поднял жену из воды и прижал к своему горячему телу. Тугие завитки на груди мужа приятно щекотали. Доверчиво прильнув к нему, она обхватила его за шею и прижалась губами к уху.

– Что ты делаешь? – шепотом спросила она, когда Эш постаивл ее на пол.

– Ставлю тебя на ноги, принцесса, – спокойно ответил он.

Элизабет это совсем не понравилось. Она ожидала, что муж отнесет ее в постель и завершит то, что так искусно начал. Остановиться сейчас было бы слишком жестоко даже для зверя. Ноги Элизабет коснулись холодного пола.