Текст книги "Война Хонор"

Глава 32

– … волнение, которое испытываем все мы в этот воистину исторический момент. Высокая честь выступать от имени всего Звездного Королевства, попытаться подобрать слова, чтобы описать гордость, которую испытывают все подданные её величества перед столь высоким научным сообществом и по столь поразительному поводу, нечасто выпадает на долю государственного деятеля, и я приступаю к делу со смешанным чувством гордости и тревоги. Гордости за то, что именно мне выпала честь заявить вслух о чувствах, которые все мы в настоящий момент испытываем, и тревоги, связанной с пониманием несовершенства любых сказанных мною слов. И если я беру на себя смелость выступить с речью, то лишь сознавая, что мои слова станут лишь первыми в череде речей, и многие гораздо более достойные граждане Звездного Королевства добавят к ним…

– Господи, – тихонько пробормотал Ти-Джей Викс, – неужели он никогда не заткнется?

Сидевшие по обе стороны от него Джорден Кар и Мишель Рено ухитрились удержаться и от сердитых взглядов, и от сочувственных кивков. Последнее было гораздо труднее. Все трое сидели в президиуме, а перед ними, за кафедрой, произносил свою, казалось, нескончаемую речь высокий, тощий и сутулый мужчина – премьер-министр Мантикоры.

Каждый из троих с удовольствием отказался бы от чести присутствовать при этом торжественном моменте, однако выбора им не оставили. Правительство Высокого Хребта хваталось за все, что могло хоть как-то поддержать его сильно пошатнувшийся престиж.

«А чего еще от них ждать, – напомнил себе Кар. – Мы заранее знали, как всё пройдет, но от этого же легче не стало».

Известие о пресс-конференции, устроенной в Новом Париже военным министром Тейсманом, нанесло серьезный удар по рейтингу премьер-министра и Первого Лорда Адмиралтейства. Общественная реакция оказалась менее резкой, чем следовало ожидать, но она, бесспорно, была негативной, чем постарались – и не без успеха – воспользоваться центристы и лоялисты.

Кар лелеял слабую надежду на то, что потрясение несколько ослабит хватку и властолюбие Высокого Хребта. Возможно не сразу, но постепенно результат проявится. Однако, каким бы неприятным ни было известие о неожиданном усилении военной мощи хевов, само по себе оно не могло повлечь за собой падение правительства.

Наблюдая за премьером, разглагольствовавшим перед журналистскими камерами, астрофизик старался, чтобы его непочтительные мысли не проступали на лице сквозь маску заинтересованного внимания. Удавалось с трудом, но он справлялся. Опять же, выбора не было. Кроме того, как ни отвратителен был ему Высокий Хребет, большинство сограждан внушали даже меньшее уважение. В разумно устроенной вселенной избирателям и даже, помоги им Господь, пэрам Звездного Королевства после столь очевидного провала военной политики Высокого Хребта и Яначека хватило бы ума взбунтоваться. В реальной вселенной дело, увы, обстояло несколько иначе.

Хотя его раввин нипочем бы с этим не согласился, Кар частенько думал, что современная политика Мантикоры – прямое отражение Божественного промысла, отраженного в Книге Иова. Ему казалось, что некоторые современные политические процессы в Звездном Королевстве можно объяснить лишь тем, что Всевышний предоставил Дьяволу полную свободу действий в отношении несчастного человечества.

Он выбранил себя – скорее по долгу, чем из чувства вины, – за излишнюю суровость к соотечественникам. В конце концов, до самого недавнего времени ни у кого не было оснований сомневаться в том, что война действительно закончена. За четыре стандартных года не прозвучало ни единого выстрела, и ничто не указывало на возможное изменение ситуации. Даже если оставить в стороне правительство, с его высокомерным убеждением в том, что Республика разбита наголову и головы этой уже никогда не поднимет, в народе укрепилась твердая вера в техническое и тактическое превосходство Королевского Флота. Даже если хевы по глупости начнут новую войну, КФМ сметет их с легкостью. Косвенным подтверждением тому служил и примиренческий в целом тон дипломатов Республики на мирных переговорах – этот пример постоянно приводили сторонники теории наступившего наконец мира, пусть формально он еще и не скреплен договором. Сам Кар этой теории не разделял, но вполне понимал людей, уставших от тревог и лишений военного времени и желавших верить, что потери и смерть остались позади. Неизбежная (и разумная) потребность людей заниматься собой, беспокоиться о повседневных житейских мелочах, о работе, о семье только усиливала желание избирателей сосредоточиться на внутриполитических проблемах.

С другой стороны, существовало множество свидетельств в пользу противоположной точки зрения, надо было только захотеть их увидеть. И множество людей – таких, как герцогиня Харрингтон, граф Белой Гавани и Вильям Александер, – указывали на это. Они предостерегали правительство и общественность против излишнего благодушия, но, к сожалению, пыл и решительность, с которыми они отстаивали свои взгляды, зачастую принижали их в глазах тех, кто не расположен был разделить такую позицию. Если политик достаточно беспринципен, ему совсем нетрудно выставить своих оппонентов, донимающих аудиторию предостережениями о конце света, как одержимых и вздорных скандалистов или, по крайней мере, обвинить их в маниакальной подозрительности и паникерстве.

«До тех пор, – мрачно подумал Кар, – пока конец света и вправду не наступит».

По его мнению, именно это и произошло. Произошло ровно в тот момент, когда Томас Тейсман признал, что Флот Республики практически полностью восстановил уровень боеготовности – при том, что никто в правительстве Высокого Хребта даже не подозревал о происходящем. Многие избиратели разделяли точку зрения Джордена, но, к сожалению, не все. Правительственные пропагандистские службы и особенно «независимые» эксперты из так называемого стратегического мозгового центра, финансируемого Фондом Палмера, приложили небывалые старания, успокаивая общественность и доказывая, что дела вовсе не так плохи, как это может показаться. Их усилия уже дали определенный результат. Да и в любом случае, паника, охватившая избирателей поначалу, сама по себе не могла лишить правительство Высокого Хребта поддержки в Палате Лордов.

И потом, сам Джорден Кар невольно помог кабинету Высокого Хребта удержаться у власти.

Эта мысль, беззастенчиво угнездившись у Кара в мозгу, почти заставила его заскрежетать зубами, хотя ни его, ни Викса никак нельзя было обвинить в том, что они так удачно подгадали со своим открытием. Более благоприятного для Мишеля Жанвье и его шайки момента для запуска первого пилотируемого корабля через вновь открытый терминал нельзя было и придумать. Правительственные политтехнологи сообразили это сразу, и их плодотворные усилия извлечь из ситуации максимум пользы не мог загубить даже противный монотонный голос премьер-министра и его бесконечная речь.

– … и, таким образом, – произнес наконец Высокий Хребет, – я имею счастье и удовольствие представить вам блистательную команду ученых, стараниями которых это замечательное открытие было совершено раньше, чем кто-либо осмеливался предположить.

Надо же, подумал Кар, даже в такой действительно волнующий момент Высокий Хребет ухитряется выглядеть надменным аристократом, похваляющимся старательностью и сноровкой своих слуг, которым, несмотря на низкое происхождение, удалось сделать нечто полезное. А ведь он старается изо всех сил, более того, судя по улыбке на лисьей физиономии, пребывает в уверенности, что выступил на редкость удачно. Да этот человек живостью и темпераментом напоминал расползшийся кусок подогретой рыбной котлеты!

Наполовину обернувшись, Высокий Хребет сделал широкий жест в сторону сидевших позади него людей, которых он назвал «командой ученых». О том, что Мишель Рено был талантливым администратором, сумевшим организовать работу агентства, несмотря на тяжкий груз навязанного ему технически безграмотного бюрократического аппарата, премьер-министр забыл. Точнее, не забыл, он сознательно проигнорировал этот факт, и доказательством тому послужили прозвучавшие слова:

– Прошу вас, дамы и господа, воздать должное выдающимся умам нашего времени, доктору Джордену Кару и доктору Ричарду Виксу, таланту которых мы обязаны сегодняшним торжеством.

Ученые встали, и зал, набитый высокопоставленными особами и газетчиками, разразился аплодисментами. Аплодисменты были искренними, всё журналистское сообщество Звездного Королевства испытывало даже большее воодушевление, чем мог пожелать премьер-министр, и от этого было ещё противнее. Кар выдавил улыбку, они с Виксом склонили головы в знак признательности за аплодисменты. Правда, у Викса поклон вышел едва заметным, но он, по крайней мере, старался.

Премьер-министр подозвал их к подиуму движением руки, которое, вероятно, следовало расценить как естественный и приветливый приглашающий жест. Кар стиснул зубы и шагнул вперед; то же сделал и Викс… получив украдкой тычок под ребра. Аплодисменты зазвучали с удвоенной силой и улыбка на лице Кара стала совсем застывшей. «Странный я человек, – подумал он: – неистребимое аристократическое снисхождение премьер-министра к способностям других людей раздражает меня так же, как и преувеличенные восхваления моей якобы гениальности остальными». Он слишком хорошо знал, как велика в цепочке наблюдений и открытий, приведших к сегодняшнему событию, роль простой удачи, не говоря уже об упорной работе всего остального исследовательского коллектива КМААФИ.

– Сейчас доктор Кар расскажет нам о последних достижениях его исследовательской группы и своих ближайших планах, – заявил Высокий Хребет, когда аплодисменты наконец стихли. – После этого все желающие смогут задать нашим ученым мужам интересующие их вопросы. Прошу вас, доктор Кар.

Он одарил астрофизика улыбкой, и тот, как положено, ответил ему тем же. Пришла его очередь обратиться к публике.

– Благодарю вас, господин премьер-министр. Леди и джентльмены, уважаемые представители прессы. Позвольте приветствовать вас здесь, на борту «Гефеста», от имени Королевского Мантикорского Агентства астрофизических исследований, коллектива его ученых и его директора, адмирала Рено.

Он подчеркнуто повернул голову, улыбнулся Мишелю Рено, а затем снова обратился к слушателям.

– Как вы знаете, – заговорил он, – на протяжении последних двух с половиной стандартных лет мы занимались систематическим поиском ещё одного терминала Мантикорской туннельной Сети. Поиски были нелегкими и трудоемкими, но благодаря самоотверженной работе моего коллеги доктора Викса, а также, признаюсь, удивительному везению нам удалось значительно опередить график, как он виделся нам всего-навсего полгода, да что там, даже четыре месяца назад. По существу, сегодня мы уже способны направить через седьмой терминал соответствующим образом оснащенный исследовательский корабль. Его отбытие из системы Мантикоры намечено на следующий четверг.

Казалось, все присутствующие разом приглушенно ахнули, и Кар одарил аудиторию улыбкой – первой искренней улыбкой за всю пресс-конференцию.

– Сказать точно, куда он отправится и когда вернется, я сегодня не могу. И никто не сможет… до тех пор, пока корабль и его экипаж не выполнит обе эти задачи – уйти и вернуться. Однако, если у вас есть другие вопросы, я постараюсь на них ответить.

* * *

– Прошу прощения, мэм. Извините, что отвлекаю, но вы велели предупредить вас за пятнадцать минут до прибытия бота военного министра.

– Спасибо, Полетта, – сказала Шэннон Форейкер, оторвавшись от разговора с Лестером Турвилем и мимолетно улыбнувшись своему флаг-лейтенанту. – Сообщите, пожалуйста, капитану Ройману, что мы незамедлительно присоединимся к нему на шлюпочной палубе.

– Да, мэм, – ответила лейтенант Бэйкер и покинула каюту так же незаметно, как и появилась.

Форейкер снова повернулась к гостям. В самом большом кресле каюты небрежно раскинулся Турвиль. Его право на это место никто не дерзал оспорить… тем более что находилось оно прямо под вентиляционным отверстием. Хавьер Жискар сидел в самом обычном кресле, держался собранно и с едва заметной улыбкой наблюдал за тем, как втягиваются вентиляцией завитки дыма от сигары Лестера. Их начальники штабов держались рядом с капитаном Андерсом, а справа от Форейкер особняком сидел младший из присутствующих офицеров, коммандер Клапп. В окружении коллег столь высокого ранга он чувствовал себя чуть скованно, но старался не подавать виду, чему способствовала непринужденная атмосфера неформального совещания, устроенного Турвилем и Жискаром.

– Полагаю, – сказала Форейкер двум старшим адмиралам, когда за спиной Бэйкер затворилась дверь, – сейчас нам всем придется спуститься на шлюпочную палубу. Кто-нибудь хочет до того задать какие-то вопросы Митчеллу?

– Вообще-то вопросов больше нет, – ответил Турвиль. – Разумеется, впоследствии вопросы возникнут, но сначала лично мне надо переварить услышанное. Хавьер?

– Целиком и полностью присоединяюсь к сказанному, – поддержал Турвиля Хавьер Жискар. – Могу лишь добавить, коммандер Клапп, что ваш рассказ произвел на меня сильное впечатление. Если честно, я бы, вообще-то, предпочел, чтобы нам никогда не пришлось проверять вашу идею на практике, однако сам факт того, что вы её проработали и при необходимости мы сможем ею воспользоваться, вызывает глубокое облегчение.

– Весьма польщен вашим отзывом, сэр, – ответил Клапп. – Вынужден, однако, напомнить, что, хотя проверка на симуляторах вроде бы подтвердила мою правоту, испытания в реальных условиях не проводились.

– Это понятно, – кивнул Жискар. – К сожалению, для того чтобы провести испытания в реальных условиях, нам пришлось бы возобновить боевые действия против манти. Не исключено, что это произойдет и независимо от нашего желания, но мне, признаюсь, хотелось бы отсрочить такого рода «испытания» на как можно более долгий срок.

– Как и всем нам, сэр, – подтвердила Форейкер, затем бросила взгляд на наручные часы и поморщилась. – Боюсь, нам следует поспешить к лифту.

* * *

Чтобы уловить тщательно скрываемое беспокойство за внешне невозмутимыми лицами трех адмиралов, явившихся в зал совещаний «Властелина Космоса» на встречу с ним и адмиралом Арно Маркеттом, начальником Штаба Флота (который Тейсману пришлось со многими проблемами восстанавливать, после уничтожения Октагона Сен-Жюстом во время попытки переворота Эстер МакКвин), военному министру не требовалось умения читать мысли. На встречу, не считая старшего помощника Тейсмана капитана Аленки Бордервейк, были приглашены только адмиралы и их начальники штабов. Тейсман понимал, что Турвиля и Жискара такое жесткое ограничение наверняка озадачило. Форейкер как раз этому не удивилась, но с ней-то он переговорил наедине, когда «Властелин Космоса» впервые прибыл в систему Хевен. И если Турвиль и Жискар выглядели слегка встревоженными этим непонятным отступлением от традиций, то Форейкер, как ни пыталась она это скрыть, встревожилась не на шутку, потому что знала – или, по крайней мере, догадывалась, – чем это отступление вызвано.

– Прежде всего, – сказал военный министр, когда все расселись, – позвольте мне извиниться за несколько необычные обстоятельства нашей встречи. Заверяю вас, дело не в моей паранойе, или мании величия, или желании подать ситуацию под трагическим углом, хотя, – на его лице появилась слабая, но искренняя улыбка, – тут я могу и ошибаться.

– Да ладно, Том, – отозвался Турвиль с широкой ухмылкой – третий по рангу офицер республиканского флота вполне мог себе такое позволить, – я тут припомнил старую поговорку. Что-то насчёт того, что даже у параноиков бывают настоящие враги. А что касается мании величия – я умолкаю.

– На редкость тактично с твоей стороны, – пробормотал Тейсман.

Младшие адмиралы дружно рассмеялись, хотя и не слишком весело.

– Шутки в сторону, – сказал военный министр, подавшись вперед в кресле. – Мы с Арно предпочли прилететь сюда, вместо того чтобы пригласить вас в Новый Октагон, с одной-единственной целью: скрыть от репортеров сам факт нашей встречи. Кроме того, здесь я уверен, что мы можем гарантировать отсутствие утечки информации и обеспечить безопасность. И опасаться нам приходится не только манти.

Турвиль с Жискаром ощутимо напряглись; в каюте, казалось, резко похолодало. Тейсман оскалил зубы в гримасе, которую никто не принял бы за улыбку: он прекрасно понимал, какие воспоминания и ассоциации вызвали его слова у офицеров, переживших и правление Госбезопасности, и его собственный переворот.

– Не волнуйтесь, – мягко улыбнулся он Жискару, – президенту известно, где я нахожусь и о чем собираюсь с вами говорить. Собственно, я действую по её поручению. И она тоже не планирует государственный переворот. Если бы мы решились на переворот, всё, наверное, было бы проще, но мы еще не докатились до того, чтобы одним махом вместе с водой выплеснуть и младенца.

– Уже легче, – пробормотал Жискар, – но раздражает немногим меньше, чем невнятные намеки и пугающие умолчания, которыми полны последние письма Элоизы, – язвительно добавил он.

– Прошу прощения, – искренне извинился Тейсман и сделал жест в сторону Маркетта и капитана Бордервейк – Аленка привезла полный пакет информации для каждого из вас, а мы с Арно перед возвращением на Новый Париж намерены провести по меньшей мере одно совещание с участием всех старших офицеров. Но я счел необходимым сначала ввести в курс дела вас шестерых.

Он отклонился вместе с креслом, оперся локтями о подлокотники и сложил руки на животе. На мгновение лицевые мускулы расслабились, открыв присутствующим тревогу и усталость, обычно спрятанные под оживленной мимикой. Потом он резко выдохнул и заговорил:

– Думаю, все вы понимаете, что, будь на то моя воля, я оставил бы факт существования Болтхола или новых кораблей в секрете. Шэннон сотворила на верфях настоящее чудо, а такие люди, как капитан Андерс и коммандер Клапп, сотворили по ходу дела ещё множество небольших чудес. Однако – и полагаю, что все присутствующие это осознают – если говорить о ведении боя один на один, корабль на корабль, мы, к сожалению, все еще уступаем Королевскому Флоту. К сожалению, мои желания – как и желания любого из нас – мало что значат. В силу ряда внутриполитических причин, к числу которых относятся имперские амбиции некоего государственного секретаря, не будем называть его имя, у нас с президентом не осталось иного выхода, кроме как предать модернизацию флота гласности. Пока что мы не сообщили Конгрессу – хотя многие наверняка догадываются, что эта тема будет затронута в выступлении Элоизы сегодня вечером, – о необходимости перейти к более агрессивной политике на переговорах с манти.

Тейсман обвел взглядом собравшихся и, встретившись глазами с Жискаром, продолжил:

– Должен признаться, её логика не вполне меня убеждает, однако ничего лучшего я предложить не могу. А если бы и мог – всенародно избранным президентом является она, а значит, и право определять политический курс принадлежит ей, а не мне. Это имеет для меня принципиальное значение: даже если я искренне не соглашусь с ней, я закрою рот и выполню её приказ. В данном случае она приказала объявить о качественном улучшении нашего военного флота, причем сделать это публично и громогласно, намеренно привлекая внимание манти. А одновременно – без лишнего шума – подготовиться к отражению любого превентивного удара, который вздумается нанести Яначеку или Чакрабарти. Ну и, наконец, следует разработать план оптимальных действий на случай возобновления полномасштабной войны со Звездным Королевством.

Если раньше температура в каюте упала до нуля, то теперь по ней пронесся ледяной ветер. Командиры флотов и начальники штабов застыли как изваяния, сверля взглядами военного министра. Маркетт, Бордервейк, Форейкер и Андерс уже знали, что он собирается сказать. Остальные четверо выглядели так, словно желали бы вовсе этого не слышать.

– Позвольте мне подчеркнуть, – продолжил Тейсман твердым и спокойным голосом, – что ни президент, ни я не планируем нанесения по манти первого удара. У нас вообще нет ни малейшего желания возобновлять боевые действия, но мы должны быть уверены в том, что Флот сумеет защитить республику, если заключить мир не удастся.

– Чертовски приятно слышать, что мы не собираемся нападать на манти, – сказал Турвиль. – Но должен заметить, что, несмотря на сохраняющееся техническое превосходство наших противников, соотношение сил в общем благоприятно для нас как никогда ранее.

– Я понимаю тебя, Лестер. И согласен с тобой, – сказал, помолчав, Тейсман. – Собственно говоря, это одна из причин, почему я объявил о существовании только кораблей стены, умолчав о НЛАКах, а количество вошедших в строй супердредноутов намеренно преуменьшил. Мне вовсе не хочется запугивать Яначека, иначе он совершит какой-нибудь глупый и опрометчивый шаг. По моему разумению, чем дольше мы сможем продержать их в неведении относительно наших истинных возможностей, тем дольше это удержит их от каких бы то ни было энергичных контрмер. А мы используем это время для дальнейшего наращивания сил.

– Не знаю, какими еще могут быть «энергичные» контрмеры, если не сугубо военными, – заметил Жискар, – но на деле, чтобы свести на нет обретенное нами гипотетическое преимущество, им надо просто достроить все те супердредноуты и НЛАКи, которые были заложены до убийства Кромарти.

– Совершенно верно, – согласился Тейсман. – Я надеюсь – хотя надежды мои питаются скорее оптимизмом, чем логикой, – что Высокий Хребет санкционирует лишь минимальное увеличение расходов на флот. Обойтись без повышения бюджета вообще ему не позволит общественное мнение. И это тоже даст нам выигрыш во времени для укрепления обороноспособности.

– Боюсь, ты прав – насчет того, что оптимизм берет верх над логикой, – сказал Жискар. – Речь даже не о Высоком Хребте, не о том, получит ли он возможность действовать по своему усмотрению, а о том, сколько времени мы сможем продержать в неведении мантикорскую разведку, скрывая наши истинные возможности. Да, довольно долго нам удавалось водить их за нос, даже дольше, чем я надеялся, но теперь птичка вылетела, и они, зная, что мы их одурачили, будут землю носом рыть, чтобы узнать истину. И если это станет для их РУФ приоритетной задачей, даже некто вроде Юргенсена сможет составить более реалистичное представление о нашей реальной мощи.

– Знаю, – уронил Тейсман, – и рассчитываю лишь оттянуть этот момент. Наши кораблестроители постоянно ускоряют темпы работ. Шэннон, – он тепло улыбнулся Форейкер, – доложила, что ей удалось сократить график строительства новых кораблей класса «Темерер» на три месяца. Таким образом, нам надо удержать их от закладки новых корпусов на два-три стандартных года, и тогда, пожалуй, удастся если не опередить их по эффективной мощи флота, то, на худой конец, сравняться с ними. Но, – добавил он мрачным тоном, – заметьте, одновременно с периодом открывающихся возможностей нас ожидает период уязвимости. Первый период определяется тем, как долго мы сможем скрывать от манти рост нашего реального военного потенциала и удерживать их от совершения резких шагов по его нейтрализации. Период уязвимости – это период, в течении которого манти будут в состоянии его нейтрализовать. Самое опасное в подобной ситуации – это что существование угрозы порождает искушение одним махом закрыть это «окно уязвимости» с помощью активных и решительных действий. Искушение становится сильнее всякий раз, когда приходится разрабатывать план военных действий с манти в качестве вероятного противника.

– Если позволишь высказаться, Том, это очень опасное искушение, – сказал Турвиль тихим голосом, ошеломляюще действующим даже на самых близких друзей, ибо он резко контрастировал с его привычной «ковбойской» маской. – Особенно, поскольку уверен, что в глубине души большинства наших офицеров – да и прочих военных – живет желание вернуть манти накопившиеся долги.

– Я не только позволю, но и рад слышать это от тебя, – сказал Тейсман. – Уверяю тебя, я стараюсь никогда об этом не забывать и только радуюсь, когда мне об этом напоминают. Тем не менее, если реализуется худшая из возможностей и мы вернемся к активным боевым действиям против манти, думаю, нам всем следует признать, что наилучшей стратегией для нас станет наступательная. Сейчас, когда они, будем надеяться, не имеют реального представления о нашем военном потенциале, хорошо спланированная и осуществленная наступательная операция позволит нам по меньшей мере нейтрализовать их флот и, заставив их перейти к обороне, убедить, что переговоры с нами надо вести серьезно. Никому в правительстве – за исключением разве что государственного секретаря – даже в голову не придет предложить, чтобы мы пошли на такой риск в попытке поставить дипломатический процесс на нормальные рельсы. Разумеется, ничего такого я и не предлагаю. Я лишь указываю, что при разработке военных планов следует учесть преимущества мощной наступательной стратегии, а не ограничиваться чисто оборонительной.

– В конечном счете, лучшей обороной является наступление, – задумчиво произнес Жискар. – Чтобы добиться успеха, нам необходимо нейтрализовать и их флот, и их промышленную инфраструктуру. Если мы не сделаем этого, причем своевременно, нам, невзирая на все успехи Шэннон в Болтхоле, предстоит напороться на то же, на чем проиграла Эстер МакКвин. За исключением того, что при наличии кораблей нового типа продолжительный период противостояния обернется еще большим кровопролитием, чем тогда.

– Именно, – решительно согласился Тейсман. – Чтобы мечтать о возобновлении войны с манти, нужно быть идиотом. Конечно, если ничего другого не останется, я буду сражаться до победы, причем скорейшей. Я не отвергаю возможность применения стратегии более ориентированной на оборону, и Арно со своими людьми будут работать в Новом Октагоне и над ней тоже. Но если честно, на мой взгляд, любая оборонительная стратегия может быть только запасным вариантом. Вот почему я решил поговорить с вами тремя лично. Если дело дойдет до драки, тебе, Хавьер, и тебе, Лестер, предстоит командовать атакующими силами. Ну а работа Шэннон в Болтхоле, в свете всего изложенного, становится ещё более важной. Поэтому я хочу, чтобы вы хорошо понимали, чего именно добиваемся мы с президентом.

– Думаю, мы это поняли, – ответил Жискар. – Или, по крайней мере, поймем прежде, чем ты успеешь вернуться на планету. Что мне интересно, так додумаются ли до того же самого манти?

– Хотел бы я знать, – со вздохом сказал Тейсман. – И не меньше тебя. В каком-то смысле, я даже надеюсь, что додумаются. Может быть, тогда им хватит ума постараться избежать самого худшего. К сожалению, вряд ли на это можно рассчитывать.