Текст книги "Властелин Огненных Земель"

7

Спускаясь по залитым лунным серебром ступенькам, Овод повернулся к Радгару.

– Это безумие. Ты что, веришь в некромантию?

– А почему бы и нет? Я спросил как-то Хильфвера, может ли он призывать мертвых. Он сказал, что может, если только у него будет какой-нибудь предмет, находившийся с мертвым большую часть его жизни и к которому мало притрагивались после его смерти. Это вроде как давать понюхать ищейке.

Что-что, а меч Клинка идеально отвечал этому требованию, тем более что этот провисел на стене вне досягаемости чужих рук.

Они подошли к королевским конюшням, и Овод не выдержал.

– Ты что, собираешься просто так взять чужую лошадь?

– А что? – отозвался Эйлвин. – Большая их часть и так принадлежит ему.

– Король этого не одобрит. Если он попытается арестовать Радгара за конокрадство, мне придется начать убивать королевских фейнов.

– Сэр Овод мудр не по годам, – сказал Леофрик. – У меня здесь стоят две хорошие кобылы. Можете взять их.

Сэру Оводу за каждым углом мерещились убийцы. Если это все было игрой его воображения, ночная поездка в жерло вулкана обещала стать долгожданным отдыхом от этого кошмара. Его инстинкт Клинка на вулканы не распространялся.

Леофрик распахнул дверь и крикнул в темноту. Почти сразу же оттуда вынырнула пара нагих и босых фраллей, продиравших глаза и дрожавших от ночного холода. Выслушав приказ, они бросились обратно в темноту.

– Подождите здесь, – сказал фейн и пошел следом за ними.

– Уроды! – пробормотал Овод. – Разве мы не могли сделать этого сами?

Радгар покосился на него, но промолчал.

– Что? – удивился Эйлвин. – Зачем? На то и существуют фралли.

– Несправедливо это как-то. Им ведь тоже нужен отдых. Уверен, они все время, что бодрствуют, заняты работой.

– Конечно, заняты. – Невежество шивиальца явно ставило молодого фейна в тупик. – Когда они не работают, просто ложатся на месте и спят, пока кто-нибудь не даст им пинка и не прикажет что-нибудь еще. Несправедливо? Как можно быть несправедливым по отношению к фраллям?

Овод стиснул зубы в боязни потерять самообладание.

– Он прав, Овод, – тихо сказал Радгар. – Фралли никогда не просыпаются совсем.

– Если быть фраллем так приятно, чего же вы сами не офралливаетесь?

– Некоторые делают так. Это вроде самоубийства. Или убийства. Это одна из опасностей, от которых ты, надеюсь, меня оградишь.

Тут вернулся Леофрик, за которым фралли вели в поводу двух лошадей, и положил конец этому кошмарному разговору.

* * *

Ветра в эту весеннюю ночь почти не было, но поездка вверх по склону вулкана в лунном свете не располагала к отдыху. Это было безумие. Квиснолль рокотал почти непрерывно, и в исполинской туче над его вершиной мерцали багровые огни. В бельском языке название вулкана было определенно мужского рода, и Квиснолль проявлял свой мужской характер. Лошади начинали нервничать. Овод никогда не относился к лучшим наездникам, но справлялся с лошадьми неплохо.

– Что это за огни? – спросил он, когда небо осветилось особенно ярким всполохом.

– Возможно, духи Огня в чистом виде. Мне кажется, они здорово разбушевались. Ты и сам, наверное, слышишь, что духи Земли тоже пытаются вырваться на волю. Не исключено, что мы с тобой увидим настоящее извержение.

– Это очень опасно?

– Варофбургу оно не грозит. Ветер редко дует в его сторону, а лава стекает по юго-западному склону. Когда папа был молодым, Квиснолль грохотал вот так несколько лет, а потом стих – как раз перед моим рождением. Старухи говорят, Квиснолль объявляет так о грядущей смене эрла, но перед убийством отца он молчал. Последнее большое извержение было лет сорок назад. А это так, шум.

В ответ на такое оскорбление гора обиженно взревела.

– Конечно, может открыться новый кратер. Тогда он может угрожать и городу. Или породить фюрдрака. Такое может случиться всегда. Он делал уже это в правление моего деда. Тогда он уничтожил жевильийскую армию.

– И твоего деда тоже? – спросил Овод, наслышавшийся случайных разговоров в зале.

Радгар не ответил.

Они забирались все выше, и взглядам их открывались десятки островов и островков, разбросанных за Фюрсигом, словно осколки каменного угля на свинце. Со стороны открытого моря их обрамляла кайма белого прибоя. Радгар обещал вид еще красивее, когда они доберутся до смотровой площадки под названием Бельстеде, однако ближе к вершине склоны были покрыты пеплом, делавшим каменистую дорогу опасной для лошадей. На самой смотровой площадке холодный ветер нес клубы пепла, запорошившего глаза и мгновенно пересушившего глотки. Деревья в ущелье, ведущем в Веаргахлейв, погибали, а заносы из пепла почти преграждали дорогу. Каждые несколько секунд земля вздрагивала, а угрожающий грохот предупреждал о камнях, скатывавшихся вниз по склону. Теперь опасность сделалась явной.

Овод прикусил губу, чтобы не мешаться под ногами со своими протестами, но в конце концов не выдержал.

– Я ведь не смогу отговорить тебя от этого, нет?

Радгар вздохнул.

– Нет, не можешь. Ох Овод, я бы с радостью не тащил тебя с собой. Я знаю, что это опасно. Я должен знать, кто убил моего отца, даже если это убьет меня. «Прихоть» – ключ ко всему. Ты же знаешь!

– Да, знаю. Я все понимаю. Ладно, раз так, поехали дальше. – Храбрые слова для Уилла из Хейбриджа! Настоящий-то Клинок нашел бы способ удержать своего подопечного от всего этого.

Вход в туннель обещал опасность еще большую. Стоило им спешиться, как Квиснолль угрожающе взревел и сотряс, казалось, весь мир. С утесов посыпались камни, лошади заржали и вскинулись на дыбы. От запаха серы мутило. Облако, окутывавшее вершину вулкана, побагровело еще сильнее, залив все вокруг кроваво-красным светом.

– Придется оставить их здесь, – сказал Радгар. – Привяжи их только покрепче. И стреножь на всякий случай. – Он зажег фонарь, и новое сотрясение земли отозвалось угрожающим грохотом уже внутри пещеры.

– Хорошо, что мы не успели войти, – заметил Овод и сам обрадовался тому, как спокойно звучит его голос. Если им повезет, они обнаружат, что потолок пещеры обвалился и окончательно перегородил туннель.

Увы. Внутри они обнаружили только цепочку следов на залетевшем в пещеру пепле. Здесь прошло довольно много народа.

– Они уходили, – сказал Радгар. – Люди покинули Веаргахлейв. Вот только отпечатка деревянной ноги Хильфвера я не вижу, а ты? Или, возможно, им пришлось нести его.

Овод видел по меньшей мере один след, ведущий внутрь, но говорить об этом не стал.

– Если там никого не осталось, нам нет нужды идти дальше.

– Может, не все еще ушли. Мне нужно знать точно, только давай побыстрее.

Впрочем, быстрее не получилось. То, что было когда-то вполне проходимой тропой, теперь усеяно камнями, зазубренными и острыми как стекло. В неверном свете фонарей они медленно пробирались по туннелю, затаивая дыхание каждый раз, когда земля содрогалась, что случалось то и дело.

– Но это глупо! – заметил Овод в промежутке между проклятиями по поводу ободранных локтей и коленок. – Ты ведь наверняка мог найти заклинателей и в Варофбурге?

– Только мошенников и неучей. Они офралливают рабов и лечат головную боль да насморк, но не более того. – Голос Радгара отдавался в гулком туннеле причудливым эхом. Свет фонарей метался по темной поверхности скалы, превращая любую невинную тень в пляшущее чудовище.

– Гр-р-р-р! Бу-бум-м-м! – сказал Квиснолль.

– Ш-ш-ш, та-та-та, – отозвались сыплющиеся с потолка камешки.

Стоило им выйти из туннеля, а Оводу перестать беспокоиться о потолке, готовом обрушиться на его подопечного, как его начала терзать мысль об угрозе задохнуться, ибо воздух здесь превратился в удушливый туман, глушивший свет фонарей не хуже шерстяного одеяла. Он был также угрожающе горячим.

– Это безумие! Давай убираться отсюда, пока туннель не обвалился и не запер нас здесь.

– Не могу. – Неясное пятно света от фонаря в руке у Радгара продолжало удаляться во мглу. – Мне надо знать. Здесь нет такой опасности, от которой ты мог бы меня защитить, так что возвращайся и жди с лошадьми. Где-то здесь должна быть тропа… Ага! Вот она!

Овод без лишних слов поплелся за ним вниз по крутому, усеянному увязшими в скользком пепле каменными обломками склону, через засыпанную пеплом лужайку, где каждый их шаг поднимал удушливое облако, и, наконец, после недолгих поисков, через лес. Таких больших деревьев он себе даже представить не мог. Большая часть пепла осела на ветвях, но вниз просыпалось достаточно, чтобы на нем были видны следы прошедших здесь людей. Туман оставался таким же густым; от него слезились глаза и першило в горле. Гора гремела и содрогалась. То и дело слышался грохот близких обвалов. Он прикрыл рот и нос отворотом плаща, но это почти не помогало. Он вспотел от жары, а горячий пепел жег ему ноги.

Следов становилось все меньше, тропа то и дело разветвлялась, но Радгар находил нужную дорогу почти без колебаний.

– Откуда ты знаешь, куда идти? – спросил Овод в промежутке между приступами кашля.

– Возможно, я знаю Веаргахлейв лучше, чем кто-ли… Опа!

Тропа уперлась в поток кипящей воды. Она клокотала в корнях у живых деревьев, значит, текла здесь совсем недолго.

– Возможно, она не такая горячая, как на вид, – ободряюще сказал Радгар. Он забрался на валун, перепрыгнул с него на соседний, потом на ствол упавшего дерева, и свет его фонаря растворился в тумане. Овод поспешил следом.

– В последнее мое лето здесь, – продолжал тот как ни в чем не бывало, когда он догнал своего подопечного, – я был еще слишком мал, чтобы стать книхтом. Вот я и вызвался кормить веаргов. Никто не возражал! Я не мог грузить мешки на вьючную лошадь, но мог снимать их. Я украл меч и спрятал его здесь, чтобы надевать его и разъезжать верхом на Свеальме в таких местах, где меня никто не увидит, чтобы наябедничать. Я познакомился с некоторыми из здешних отшельников – одни визжали, чтобы я оставил их одних, зато другие радовались обществу. Я собирал растопку и оставлял ее у дверей Хильфвера, и постепенно, ворча, он начал принимать меня.

– Ты и правда думаешь, что он еще здесь?

– О да. Уверен. Он никогда не вернется в мир. Он верит в то, что мертв, а Веаргахлейв – его могила. – Радгар закашлялся, сотрясаясь всем телом. – Конечно, он мог уже умереть и по-настоящему.

Квиснолль взревел и содрогнулся, стряхнув с деревьев облака пепла. В промежутках между толчками в лесу царила неестественная тишина. Никто здесь больше не жил. Под этим удушливым черным туманом не будет ни рассветного хора птиц, ни, возможно, самого рассвета.

– Там горит свет? Или мои глаза меня обманывают?

– Откуда мне знать? – ворчливо отозвался Овод. – Мои забиты грязью. Да, горит. – Они продрались сквозь кустарник, обрамлявший раньше озеро, а теперь росший прямо из этого озера. Вода, хлюпавшая в башмаках, была неприятно горячей.

– Благодарение духам, он не спит! Возможно, он даже нацепил свою ногу. – Радгар протянул свой фонарь Оводу, чтобы поднести руки ко рту рупором. – Хильфвер! – крикнул он. – Хильфвер, к тебе гости! Двое гостей, Хильфвер!

Ответом была тишина, нарушаемая только свистом пара из расселины, которую они миновали минуту назад.

– Хильфвер, ты мертв, и я тоже. Я Радгар Эйлединг, умерший в Твигепорте. Я вернулся за твоей помощью, Хильфвер. Я принес меч, убивший Эйледа. Твое заклятие не подвело в огне. Я видел его убитым, Хильфвер. Я должен поговорить с мертвым.

Ничего.

Радгар забрал свой фонарь.

– Идем.

Он нырнул во мглу; его Клинок не отставал. Озеро добралось до стоявшей перед ними избушки – должно быть, внутри вода стояла по щиколотку. Радгар говорил, что безумный отшельник спит на земле, как животное, но горевшие в доме свечи были зажжены совсем недавно. В этом месте не ощущалось ничего особенно угрожающего, но Овод удержал Радгара за плечо.

– Мы и так близко.

– Хильфвер нам не опасен! Я могу сбить его с ног одним мизинцем.

– Но кто там еще с ним? Я все еще жду встречи с твоим милым двоюродным братцем.

Радгар недовольно хмыкнул.

– Хильфвер! Двое мертвецов ждут тебя!

Дверь скрипнула и медленно, преодолевая напор воды, начала открываться. Показался сам заклинатель – неясный силуэт на фоне света. Как и описывал его Радгар, он опирался на посох, а голова скрывалась под бесформенным капюшоном. Мокрая ряса липла к телу.

– Помнишь меня? – спросил Радгар. – Я погиб в Твигепорте.

– Мертвецы не растут. – Речь старика звучала не слишком разборчиво, как и можно было ожидать от человека с половиной рта.

– Этот рос. А это Овод, которого я пронзил той шпагой, что у него в руках. Покажи ему, Клинок.

В этом обезумевшем мире это показалось разумной мыслью. Овод отдал Радгару свой фонарь, повесил плащ на куст, потом стянул рубаху и остался в одних штанах. Он сразу пожалел, что не догадался сделать этого в горячем тумане раньше.

– Подойди к нему поближе, – сказал Радгар, махнув в сторону двери. – Видишь, Хильфвер? Видишь шрам над сердцем? Повернись. А вот отметина на месте, где клинок вышел наружу. Это та самая шпага, которую он носит, – я пронзил его ею насквозь. Выходит, он тоже мертв. Мы тут все мертвы. Трое мертвых, чтобы поговорить с еще одним.

Черные отверстия в капюшоне, не отрываясь, смотрели на них.

– Ты не умер от огня.

– Нет, – сказал Овод, не поняв до конца, к кому тот обращается. – Нет. Я умер, когда Радгар пронзил мое сердце шпагой. Как больно было! Я не мог кричать, но боль была адская.

– Огонь был мой рок, но он подвел меня, – произнес калека. – Слишком мелкая вода решила мою судьбу.

– И Эйледа убил не огонь, – сказал Радгар. – Эйлед Фюрлафинг был убит, и убит вот этим мечом. Он висел среди трофеев в зале, так что его владелец должен быть мертв. Призови его для нас, Хильфвер. Призови еще одного мертвеца, чтобы мертвый мог говорить с мертвыми. Хочешь, я отнесу тебя на октаграмму, eald faeder? Возьми его посох, Овод. – Он подхватил заклинателя на руки и начал подниматься на берег. Длинная деревянная нога заклинателя причудливо болталась, задевая за кусты.

Овод ковылял следом, таща посох, два фонаря и охапку своей одежды. К счастью, идти пришлось недалеко. Октаграмма оказалась засыпана пеплом, только утоптанная круглая тропка вокруг нее выдавала ее местонахождение. Радгар поставил заклинателя так, чтобы тот смог прислониться к дереву, и своим плащом смахнул пыль с обозначавших острия октаграммы камней.

Все это время Хильфвер сердито бубнил что-то себе под нос:

– …никогда ничего не рассказывают… хотят богатства и чудес железных… презренное отродье фейна и фралля… будь дно морское чуть глубже… вода стала бы щитом. – Он болезненно закашлялся.

Радгар заглянул в кувшин с водой.

– Почти полон. Поставь один из фонарей сюда, Овод. Теперь, вита, куда положить меч?

– Огонь стал роком, огонь сжег короля!

– Нет. Я же сказал тебе: Эйлед не сгорел. Что было его роком, эальдор?

Заклинатель не ответил. Радгар попытался еще раз.

– Какой рок увидел ты, когда сложил глитм для Эйледа? Любовь?

– Да! – выкрикнул Хильфвер.

– Ага, вот мы и понимаем друг друга. Так куда мне положить меч? В середину?

– Разумеется, нифинг! – рявкнул заклинатель. – И что бы ты ни делал, не заходи в октаграмму. Когда день удваивается, трудится долг…

Овод скептически следил за приготовлениями. Он никогда особенно не верил рассказам Радгара про заклятия отшельника, да и личное знакомство с заклинателем не укрепило этой веры. Разум старика уплыл с отливом много, много лет назад.

Земля содрогнулась, гора взревела. Где-то, не так далеко отсюда долгий раскатистый грохот камнепада сменился треском ломающихся деревьев. Как только земля успокоилась и он смог снова доверять своим ногам, Радгар воткнул «Прихоть» в центр октаграммы. Только с третьей попытки он нашел клочок земли, свободный от древесных корней, да и там лезвие вонзилось в землю совсем неглубоко. Потом он вернулся на край поляны.

– Готово, вита! – сказал он.

Заклинатель проковылял на край октаграммы, обошел ее и остановился. Воцарилась тишина, если не считать далекого свиста пара и клокотания воды. Теперь они, казалось, доносились с разных направлений, так что кратер, возможно, постепенно наполнялся как кастрюля. Первый Клинок в истории, позволивший своему подопечному свариться заживо… Чего они ждут? Старик явно не понимал, чего от него хотят, хотя занял место напротив кувшина и фонаря, где острие Смерти будет…

– Hwaet! – вскричал он и начал нараспев выкликать заклинания, призывающие духов Смерти. Редкие слова из них можно было разобрать, и еще меньше было тех, которые Овод понимал, но он ни разу не сбился и не колебался. Выкликнув строфу или две, он проковылял на другое острие и запел снова.

Это заняло довольно много времени. Старый калека сохранял равновесие, даже когда земля под ногами сотрясалась. Он так и продолжал без запинки, словно не замечая рокота вулкана или визга струй пара. Его выносливость потрясала. То ли фонари догорали, то ли туман сделался гуще. Тот фонарь, что горел на острие октаграммы, превратился в маленькую золотую точку. Даже тот, что стоял у ног Овода, казалось, едва мерцает. Он почти не видел стоявшего рядом Радгара, хотя слышал его кашель. Внутри октаграммы, у воткнутого в землю меча туман казался особенно густым.

Заклинания сменились захлебывающимся кашлем где-то на противоположном краю поляны. Лес и вулкан зловеще молчали.

Слабый, хрупкий, как паутина, шепот послышался в ночи:

– Что такое? Кто зовет?

Волосы на загривке у Овода встали дыбом. Этот голос не принадлежал ни Радгару, ни Хильфверу, и исходил он из центра поляны. Стоило ему дать немного воли своему воображению, и он различил сгусток тумана в форме человека – тот стоял на коленях, обнимая меч…

– Повелевай… – снова прошелестел голос. – Кто зовет меня? Кто повелевает? Что происходит?

Овод подпрыгнул от неожиданности, когда стоявший рядом с ним Радгар заговорил; голос его звучал почти так же приглушенно, как у Хильфвера.

– Я повелеваю тобой! Я, Радгар Эйлединг, повелеваю тобой.

Видение – если все это только не мерещилось Оводу – поднялось на ноги и вглядывалось в их сторону.

– Младшинг? Так вырос? Ты ли это, Младшинг?

– Это я. Назови свое имя!

– Ах! Нет у меня теперь имени, нет. Ты знал меня как Гесте, Младшинг.

Радгар сделал два шага вперед. Его почти не было видно теперь – так, сгусток тумана, не более материальный, чем тот, что стоял в центре поляны. Овод стал с ним рядом, готовый в любое мгновение дернуть его обратно, если он попытается вступить в октаграмму.

– Назови то имя, под которым знал тебя король Амброз.

– Йорик, – вздохнул призрак. – Сэр Йорик Верного и Древнего Ордена.

– Тогда говори! Кто убил моего отца, Эйледа Фюрлафинга?

– Я, я убил, Младшинг. Разве ты сам этого не понял?

– Как ты проник в дом?

– В обмен, Младшинг, в обмен! – Шепот сделался возбужденнее, и в нем зазвучала издевка. – Честная сделка. Сюневульф впустил меня в дом, а я дал ему трон, которого он желал. И еще дал ему женщину, которую он желал – да, она была там, она спала на кровати, полураздетая. Вдвойне честная сделка, честнее не бывает.

– Го… – Радгар закашлялся. – Говори дальше! Что… было потом?

– Что? Он провел меня наверх подождать, а сам спустился к женщине. – Видение то пропадало, то появлялось снова, колышась, перемещаясь от одного края октаграммы к другому словно в поисках выхода. – Когда пришел Эйлед, – продолжал издевательский шепот, – я дал ему время выхватить меч. Все честно! Я назвал ему имена тех пятерых, что он убил: сэр Ричи, сэр Денвере, сэр Хэвок, сэр Ягуар, сэр Рис. Славные люди, все пятеро! Я сказал, что теперь его черед, но дал возможность биться со мной, так что он знал, что это безнадежно и что он умрет. Я объяснил ему, что жена его входит в цену, запрошенную братом его, чтобы он умер несчастным. Тогда он заплакал, а я позволил «Прихоти» взрезать ему горло.

– Это ведь было для тебя проще простого? Для Клинка?

– Проще, чем жука раздавить, Младшинг. Но я не заставил его мучиться. Я мог доставить ему много боли.

– А что случилось потом?

Теперь Овод уже составил себе представление об Йорике. Сотканный из тумана неясный образ представлял собой жилистого смуглого человека, абсолютно нагого, с длинными космами спутанных волос ниже плеч и бесформенной бородой. Воображение, конечно. Там не было ничего, кроме тумана.

– Что дальше? Ничего, Младшинг, ничего! Я спустился по лестнице. Я сделал то, что хотел, и мне кажется, твой дядя тоже. Я вышел, как пришел, – через окно. А потом подождал поблизости, хотел посмотреть, что будет, когда он подожжет дом.

– Прежде ты запер мою дверь! – взвизгнул Радгар.

– Не я, Младшинг, не я! На твой счет у меня не было никаких распоряжений, да и счетов у меня с тобой не было. Я не знал, что ты там. Никогда не воевал с детьми. И потом, у меня к тебе вроде как симпатия возникла. Я ведь легко мог убить тебя позже, в море. Ты ведь знаешь это, Младшинг!

Овод вдруг сообразил, что непроизвольно смещался вперед до тех пор, пока ноги его почти не коснулись октаграммы. Видение смотрело теперь в упор на него. Лицо и глаза его принадлежали трупу – совершенно безжизненны. И все же в остальных отношениях он производил впечатление живого человека. Он дрожал, его дыхание вырывалось изо рта облачком. Труп не дышит, а призраку не положено покрываться гусиной кожей. Вся эта неестественность казалась Оводу почему-то ужасно знакомой. Он уже видел такие глаза прежде.

– Клинок! – тихо произнес призрак. – Неужели ты оставишь брата страдать так?

Волосы у Овода снова встали дыбом.

– Зачем ты прыгнул на лодку? – спросил Радгар.

К изрядному облегчению Овода, призрак отвернулся и принялся беспокойно расхаживать внутри октаграммы. Следов на пепле он не оставлял.

– Зачем? Чтобы спасти тебя, Младшинг! Я же сказал, ты пришелся мне по душе. И мне не понравился этот твой верзила-кузен. Я не хотел, чтобы ты остался в его руках.

– Спасти меня? Зачем?

Призрак вздохнул.

– Чтобы продать, Младшинг, чтобы продать. Я отомстил за своих людей, но мне было тридцать шесть лет, и никто не сделал еще меня богатым.

– Ты хотел продать меня королю Амброзу?

– Я хотел получить за свою работу достойную награду. Толстяк порой бывает скуп как пень.

– Значит, вот откуда он знал, что я жив! Что же пошло не так? Он не пошел на покупку?

– Он сложный человек, Амброз. Он напустил на меня свою Темную Палату, и я едва успел убрать свою задницу из Шивиаля. Инквизиторы дышали мне в затылок. – Видение снова приблизилось к Оводу. – Если бы он поймал меня, он узнал бы, где я тебя спрятал, а тогда игре пришел бы конец.

– Что собирался он делать со мной, если бы получил меня?

Йорик пожал плечами.

– Ему виднее. Я предлагал ему одного здорового ателинга без единой прикрепленной к нему струны.

– Он не пошел на сделку, так что ты вернулся сюда и попытался провернуть ее с моим дядей?

– Ты сообразительный парень, Младшинг, сообразительный парень.

– А что случилось тогда? Сколько заплатил бы он за меня?

Призрак поднял взгляд и принюхался.

– Рассвет близится? Сколько ты еще сможешь поддерживать заклятие?

– Отвечай на мой вопрос!

– Ничего не случилось. Все вообще перестало случаться.

Радгар уже кричал, и голос его срывался от возбуждения.

– Сюневульф перехитрил и тебя! Не очень-то у тебя получается вымогать деньги у королей, не так ли, Йорик? Он поймал тебя и заставил сказать, где я, но в одном он отличался от Амброза: он не мог дотянуться до меня в Айронхолле. Поэтому он просто ждал, зная, что рано или поздно я появлюсь сам. А тебя он убил. Он повесил твой меч на стену!

– Что? Мою «Прихоть»! – Призрак откинул голову и завыл, протяжно, пронзительно. Квиснолль зарокотал в ответ. Скуля и причитая, Йорик метнулся к мечу и потянул его обеими руками, но его сотканная из тумана фигура так и не смогла выдернуть сталь из земли. Меч не шелохнулся. – Позор! Позор! Забери «Прихоть» домой! Отнеси его в Зал! Не оставляй его здесь. Скажи им, что Йорик пасет свиней, если хочешь, только не оставляй мой бедный меч здесь в одиночестве.

И тут Овод вдруг понял, что до ужаса знакомого было в этом бородатом видении.

– Радгар! Он не умер! Он фралль!

Тварь в октаграмме упала на колени рядом с мечом, гладя его, целуя его, шепча ему что-то.

– Возможно такое? – выкрикнул Радгар. Заклинатель, где бы он ни стоял, не ответил. Но почему это должно быть невозможно?

– Фралль? – простонал призрак, с плачем обнимая свой меч. – Найди его, Младшинг! Найди и убей его.

Пасет свиней? Где-то на этом острове Фюрсиг нагой Клинок дрожал в принадлежащем королю поле, пася свиней? Овод стиснул зубы. Как наслаждался, должно быть, этим Сюневульф!

– Отвечай на мои вопросы! – кричал Радгар. – Зачем ты открыл полученные послом инструкции?

Йорик продолжал гладить и целовать свой меч, но отвечал достаточно ясно.

– Убить короля нелегко, Младшинг, – если ты хочешь остаться в живых, чтобы хвастаться этим. Мне нужно было застать Эйледа одного. Вот я и сдружился с тобой, чтобы ты это устроил. Ты все сделал как надо, но он был слишком хитер… привел с собой воинов. Ну и пусть. Я заключил сделку с твоим дядей, а после этого на договор было уже плевать. Славная пенсия Сюневульфу, и можно забыть, что там написано в бумагах. Амброз доволен, Сюневульф доволен. Я доволен. Все, что мне было нужно, – это месть, и я получил ее и без твоей помощи.

– Пенсия? Трон? Что еще получил Сюневульф? Ты сказал, что дал ему… дал ему мою мать! Как?

– Питье, Младшинг. Дай его женщине, и она засыпает. Потом можешь наслаждаться ею. Да и потом она твоя.

Радгар застонал.

– Значит, это Амброз поручил тебе все это? – спросил Овод. – Амброз?

Йорик вздохнул – словно ветер прошелестел в деревьях.

– Слишком поздно, брат! Уже рассвет. Новый день… – Шепот угасал. – Удачи тебе, Младшинг…

Никакого света больше не пробивалось сквозь туман и деревья. В октаграмме было пусто, если не считать меча, да и не было никогда. Даже Хильфвер исчез. Где-то недалеко свистел и булькал пар.

Овод дрожал, как в лихорадке.

– Он ведь мертв, да? Фралля нельзя превратить обратно в человека?

– Нет. Он мертв. Каким бы ни был мерзавцем.

Овод подошел и выдернул меч из земли. Он сделал это без труда, хотя рука его дрожала.

– Я заберу его и когда-нибудь отошлю обратно в Старкмур. По крайней мере этим я ему обязан.

– Не торопись, – возразил Радгар. – Хороший меч мне пригодится еще до заката этого дня.

Убить короля нелегко…