Текст книги "Год грифона"

Диана Уинн Джонс
Год грифона

Year of Griffin by Diana Wynne Jones

Text copyright © Diana Wynne Jones 2000

This edition is published by arrangement with Laura Cecil and The Van Lear Agency

Перевод Анны Хромовой

Иллюстрация на обложке Антона Ломаева

Иллюстрации в тексте Ирины Горбуновой

© А. Хромова, перевод, 2014

© А. Ломаев, иллюстрация, 2014

© И. Горбунова, иллюстрации, 2014 © ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2014

Издательство АЗБУКА^®

1

Все смешалось в Магическом университете. Когда ректор Кверида решила, что она не в состоянии одновременно приводить мир в порядок и управлять университетом, она взяла своих трех кошек и поселилась в хижине на краю Пустошей, оставив университет на волшебников постарше. Волшебники постарше тут же воспользовались случаем и подали в отставку. И теперь, через восемь лет после того, как закончились туры, университетом заправлял совет сравнительно молодых чародеев и дела там шли все хуже и хуже.

– Но нужно же как-то добиться, чтобы наше заведение окупалось! – нервно говорил глава совета, волшебник Коркоран, на заседании, посвященном началу нового учебного года. – Вот мы подняли плату за обучение… В очередной раз.

– И в результате студентов стало еще меньше, – вставил волшебник Финн.

Хотя, если послушать доносящиеся со двора шум, крики и грохот разгружаемых пожитков, можно было подумать, что в университет съехалось как минимум полмира.

– Ну да, меньше, – согласился Коркоран, сверившись со списком, который лежал у него под рукой. – Но зато те, кто все-таки поступил, наверняка происходят из очень богатых семей – иначе откуда у них такие деньги? По-моему, это логично. И я предлагаю попросить денег у их родственников. Можно будет потом повесить на фасаде табличку с именами пожертвователей. Людям это обычно нравится.

Волшебник Финн переглянулся с хорошенькой волшебницей Мирной. Та скептически поджала очаровательные губки. Остальные члены совета по-прежнему молча и равнодушно взирали на председателя. Волшебник Коркоран вечно что-нибудь придумывал, да вот только из этих идей никогда ничего путного не выходило. Зато студенты Коркорана обожали. Большинство молодых людей подражали его манере одеваться (волшебник отдавал предпочтение изукрашенным рисунками или надписями футболкам из иного мира, которые он носил в сочетании с не менее пестрыми галстуками) и его прическе: пышный золотистый чуб, зачесанный назад. Многие студентки были откровенно влюблены в своего преподавателя. «Ну да, им-то что – они у него только учатся! – угрюмо подумал Финн. – А нам с ним работать, да еще и бороться с его безумными идеями по части управления университетом!»

– На табличку денег нет, – сказал волшебник Денч, исполнявший обязанности казначея. – Даже если все студенты вовремя внесут плату за обучение, этого едва хватит на то, чтобы выплатить жалованье преподавателям и прислуге и закупить провизию. На ремонт крыши и то не останется.

Но волшебник Коркоран давно привык к тому, что Денч вечно утверждает, будто денег нету. Поэтому он только отмахнулся.

– Ну, создадим памятное заклятие! – предложил он. – Пусть себе витает над Домом заклинателей или над башней обсерватории. Сделаем его прозрачным, чтобы не мешало наблюдениям.

На это никто ничего не сказал, и Коркоран добавил:

– Я могу лично этим заняться в свободное время.

Волшебники промолчали. Все знали, что свободного времени у Коркорана не бывает. Все, что не отнимало у него преподавание, – и даже часть преподавательских часов, по правде говоря, – он посвящал своим изысканиям. Коркоран мечтал попасть на Луну. Луна была его страстью. Он хотел стать первым человеком, который ступит на ее поверхность.

– Значит, на том и порешим, – сказал Коркоран. – Деньги хлынут рекой, будьте уверены. Взять хотя бы моих первокурсников. Смотрите сами.

И он взялся за список.

– Старший сын короля Лютера – наследный принц Лютерии, будущий правитель огромных владений, – принц Лукин. Следующая – сестра императора Тита. Сводная, кажется, – но все равно, неужели мы не вытрясем из Империи солидного пожертвования? Потом опять же гном. Гномы у нас никогда раньше не учились, но ведь их пещеры битком набиты сокровищами! И эта девушка, Эльда. Она дочка волшебника Дерка, который…

– Кхм-кхм… – вмешался Финн, прекрасно знавший Эльду.

– Который весьма богат и уважаем, – продолжал Коркоран. – Вы что-то хотели сказать, Финн?

– Да ничего особенного. Просто волшебник Дерк не одобряет университет, – сказал Финн, хотя на самом деле он собирался сказать совсем не это.

– Ну, очевидно, он изменил свое мнение, когда обнаружил, что у его дочери имеется дар, – возразил Коркоран. – Иначе бы он не согласился оплачивать ее обучение. Ну ладно. Значит, договорились. Мирна, вы ведь замужем за бардом. Вы умеете пользоваться чарами убеждения. Я поручаю вам написать письма родителям всех студентов, которые…

– Я… э-э… у меня есть другая идея, – вмешался волшебник Умберто, сидевший в дальнем конце стола.

Все обернулись в его сторону. Умберто был довольно молод, весьма тучен и удивительно молчалив. Считалось, что Умберто – блестящий астролог, хотя вообще-то он о своей работе ничего не рассказывал. Обнаружив, что все уставились на него, Умберто залился краской, но наконец выдавил:

– Гхм… Э-э… Ну, я просто подумал, может, нам стоит это… того… сделать так, чтобы люди платили нам за различную магическую информацию? Ну, вроде как приезжали за много миль, чтобы узнать всякие тайны…

– Не мелите ерунды, Умберто! – сказал волшебник Вермахт. Вермахт был самым молодым из здешних магов и очень этим гордился. – А чем же, по-вашему, мы занимаемся сейчас?

– Но ведь мы делаем это только для студентов, – застенчиво возразил Умберто. – А я подумал – может, мы могли бы… того… продавать всем желающим гороскопы и все такое?

– Да ведь тогда все это будут уже не тайны! – пренебрежительно ответил Вермахт. – Вечно у вас каша в голове! Я бы предположил…

– Умберто, Вермахт! – вмешался Коркоран. – Вы перебиваете главу совета!

Умберто побагровел пуще прежнего. Вермахт сказал:

– Ах, простите, Коркоран! Продолжайте, прошу вас.

– Я, собственно, почти закончил, – сказал Коркоран. – Итак, Мирна разошлет родителям всех студентов письма с просьбой о пожертвовании и обещанием, что их имена будут вознесены в заклинании, причем имена тех, кто пожертвует больше всех, будут написаны в самом начале, крупными буквами. На такую просьбу они наверняка откликнутся. Вот и все. А теперь извините, мне нужно бежать. Мой последний опыт, связанный с Луной, очень сложен и требует непрерывного наблюдения.

Коркоран собрал свои бумажки и удалился из зала совета так стремительно, что, когда он уходил, галстук реял у него за плечом, точно знамя.

– Терпеть не могу этих заседаний, – сказал Финн Мирне, когда они вместе вышли в каменный вестибюль, в котором гулким эхом отдавались голоса новоприбывших студентов.

– И я тоже, – кисло кивнула Мирна. – И почему это Коркоран вечно сваливает всю работу на меня?

Финну Мирна казалась самой очаровательной женщиной, какую он когда-либо встречал. Умница, да еще и красавица вдобавок… Он не переставал надеяться, что когда-нибудь сумеет уговорить ее бросить супруга-барда и связать свою судьбу с ним, волшебником Финном.

– А куда тут денешься? – сказал он. – Умберто сидит как истукан, только глазами хлопает. Вермахт на него наскакивает, пыжится изо всех сил, а потом заискивает перед начальством. От Денча вообще толку мало. Неудивительно, что Коркоран во всем полагается на вас.

– Еще бы! – фыркнула Мирна. – Сам-то он ни о чем не думает, кроме своей Луны! Кстати, я что-то не заметила, чтобы вы вызвались взять хотя бы часть работы на себя.

– Ну, – смутился Финн, – видите ли, мое расписание…

– Как будто мне без того делать нечего! – продолжала Мирна. – Мне пришлось расселить всех студентов и преподавателей, разобраться с кухнями, с постельным бельем… А какой шум поднимется, когда обнаружится, что мне пришлось поселить дочь волшебника Дерка в концертном зале! А что поделаешь? Она такая большая, что нигде, кроме как там, не помещается. И кстати, почему она будет учиться именно у Коркорана? Почему он вечно захапывает себе самых интересных студентов?

– Вот-вот, и я о том же! – воскликнул Финн, который наконец-то нашел повод искренне посочувствовать Мирне. – Но надо вам сказать, что с большинством этих студентов я уже встречался. Я знавал их еще детьми, когда водил туры. И, сказать по правде, Коркоран еще пожалеет, что отхватил себе тех, кого счел самыми лучшими, или самыми богатыми, или по какому там признаку он их отобрал.

– Но они, вероятно, действительно самые лучшие! – возразила Мирна, которая его почти не слушала. – Я ведь и приемной комиссией тоже заведовала! Секретари чуть с ума не посходили. А уж как они разозлятся, когда им придется рассылать все эти письма! И вдобавок ко всему я недавно обнаружила, что беременна!

– О-о… – протянул Финн.

Он подумал, что теперь-то уж Мирна точно не уйдет от своего барда. Единственное, что пришло ему в голову, было:

– Ну, по крайней мере, Коркорана ждет серьезное потрясение. Когда он увидит одну из своих новых учениц…

Финн был прав. Когда Коркоран на следующее утро вбежал в аудиторию с высокими каменными сводами, он застыл на пороге и едва не раззявил рот – но сдержался. Волшебник изо всех сил стиснул зубы. Он лучше любого другого знал, что его мужественный, благородный облик заставляет большинство студентов внимать его словам с благоговейным обожанием. Коркоран относился к своей внешности как к одному из лучших учебных пособий. Несомненно, отвисшая челюсть испортила бы все впечатление. Поэтому Коркоран сумел заставить себя улыбнуться. Но на пороге все-таки застыл.

Посреди разношерстной группы молодых людей, собравшихся в аудитории, возвышался огромный золотой грифон. «Во светится! Словно солнце!» – подумал ошеломленный Коркоран. Ему сделалось не по себе. На самом деле грифон был не такой уж огромный. Коркорану доводилось слышать, что грифоны бывают вдвое крупнее слона. А этот был всего лишь со здоровенного коня-тяжеловоза. Точнее – эта. Женственность сказочного создания буквально бросалась в глаза. Так вот, она была такая золотая, от перьев на голове до кончика хвоста, клюв у нее был такой мощный и острый, а взгляд огненно-оранжевых глаз такой пронзительный, что сначала создавалось впечатление, будто она заполняет собой всю аудиторию. Коркоран успел увидеть, что где-то у огромных когтей передних лап примостился гном, – и даже с негодованием отметил, что гном облачен в полный боевой доспех, – но больше ничего не разглядел. Он готов был обратиться в бегство.

Однако же, как ни крути, придется ему учить этих студентов. Мало того – ему нужно по возможности выяснить, насколько богаты их родители. Поэтому Коркоран заставил себя улыбнуться еще шире и начал свою обычную приветственную речь, которую всегда произносил перед новичками.

Студенты с интересом разглядывали волшебника, а в особенности его галстук. В это утро Коркоран повязал галстук с двумя сплетенными драконами, розовым и желтым, а на футболке под галстуком красовалась яркая надпись.

– А что такое «луноход»? – пророкотал гном.

Он, наверно, думал, что шепчет. На самом деле его было прекрасно слышно, только голос его от этого сделался особенно скрипучим и неприятным.

– Тсс, тише! – ответила грифонша. Она, видимо, тоже шептала. Звучало это как сдавленный вопль. – Наверно, это что-нибудь волшебное!

Гном, звеня кольчугой, подался вперед и пригляделся.

– Там еще что-то написано, только под галстуком не видно что, – проскрипел он. – А-а: «Бип-бип, я». Получается: «Бип-бип, я луноход». Что бы это значило?

– Это, наверно, заклинание такое, – все так же громогласно прошептала грифонша.

Коркоран понял, что этих двоих ему не перекричать.

– Ну, пожалуй, об университете пока довольно, – сказал он. – Давайте поговорим о вас. Пусть каждый из вас по очереди расскажет о себе своим коллегам. Как ваше имя, кто ваши родители, что заставило вас приехать сюда учиться. А все остальные пускай слушают, и слушают молча! Давайте, пожалуй, начнем с вас, – Коркоран указал на высокого и широкоплечего, довольно бедно одетого молодого человека, сидевшего по другую сторону от грифонши. – Нет-нет, вставать необязательно! – поспешно добавил он: унылая физиономия молодого человека залилась краской, и он неуклюже попытался выбраться из-за парты. – Наоборот, давайте усядемся поудобнее и расскажем друг другу о себе. Волноваться тут не из-за чего.

Молодой человек плюхнулся на место, но волноваться не перестал. Он нервно потеребил обтрепанные лацканы своей грубой шерстяной куртки, потом поспешно положил широкие ладони на колени, чтобы прикрыть заплаты.

– Меня зовут Лукин, – сказал он. – Мой отец – король Лютерии… ну, знаете, страна такая на севере… А я… э-э… его старший сын. Мой отец… как бы это сказать? Короче говоря, он не платит за мое обучение. Да у него, наверно, и денег таких нету. В любом случае, он не одобряет моих занятий магией и… э-э… короче говоря, он против того, чтобы я тут учился. Он хочет, чтобы вся его семья жила дома, при нем.

Сердце у Коркорана упало, и, по мере того как Лукин продолжал, разочарование ректора только усиливалось.

– Понимаете, наше королевство очень бедное, – говорил Лукин. – Туры мистера Чесни его совершенно разорили. Но моя бабка – в смысле, мать моей матери – была волшебница. Может, вы о ней слышали? Ее звали Мелюзина. Так вот, я унаследовал ее дар. В некотором роде. С тех пор как мне исполнилось десять лет, со мной постоянно происходят магические несчастные случаи. И бабушка сказала, что единственное средство от этого избавиться – это получить нормальное магическое образование. И потому она оставила мне в наследство деньги на учебу. Но разумеется, с тех пор как она умерла, плата за обучение очень выросла, и мне пришлось долго копить деньги, чтобы наконец попасть сюда. Но я всерьез намерен учиться. Мне необходимо избавиться от этих несчастных случаев. Король не может позволить себе то и дело проделывать дырки в чем попало!

Под конец парень едва не плакал, – видно, проблемы у него и впрямь были нешуточные.

Коркоран и сам готов был расплакаться. Он незаметно сделал пометку в своем списке – надо будет сказать Мирне, чтобы не тратила время на письмо к королю Лютеру, – и спросил:

– А что это за магические несчастные случаи, о которых вы упомянули?

Лукин тяжело вздохнул:

– Самые разные. Но самое худшее – когда речь идет о всякого рода дырах и ямах.

Коркоран понятия не имел, как можно справиться с подобным несчастьем. Может, Мирна знает? Он сделал еще одну пометку – не забыть спросить у Мирны. И ободряющим тоном сказал:

– Что ж, Лукин, вы обратились как раз туда, куда нужно. Спасибо вам. Ну а теперь ваша очередь.

И он указал на высокую и крепкую девушку, сидевшую за спиной у гнома. Девушка была одета в элегантный костюм из темной замши, ее длинные светлые волосы были уложены в замысловатую прическу, стянутую весьма дорогим на вид шарфом, так, чтобы подчеркнуть ослепительно-красивое, немного хищное лицо. Судя по надменному взору и шикарному меховому плащу, небрежно брошенному на стул позади нее, это была не кто иная, как сестра императора.

Девушка смерила Коркорана пронзительным взглядом льдисто-серых глаз.

– Меня зовут Ольга, – сообщила она.

– А дальше?

– Просто Ольга, – отрезала девушка. – Я не хочу рассказывать о себе. Мне хочется, чтобы здесь меня принимали такой, какая я есть, и оценивали исключительно по моим способностям к магии. Я с детства умею вызывать бури и создавать чудовищ.

И она откинулась на спинку стула, явно твердо решив больше ничего не сообщать.

«Значит, сестра императора желает остаться неузнанной, – подумал Коркоран. – Что ж, это ее право. В конце концов, это может осложнить ее отношения с другими студентами». Он понимающе кивнул и указал на высокого, стройного, смуглолицего юношу, которого было почти не видно за спиной Ольги и левым крылом грифонши.

– А вы?

– Фелим бен Фелим, – представился юноша, кланяясь на манер жителей Востока. – Мне тоже не хотелось бы слишком распространяться о себе. Если эмиру станет известно, что я здесь учусь, он, вероятнее всего, пришлет ассасинов, чтобы расправиться со мной. По крайней мере, он обещал, что сделает это.

– Ох ты! – сказал Коркоран. – А что, велика вероятность, что эмир вас обнаружит?

– Я рассчитываю, что нет, – спокойно ответил Фелим. – Моя наставница, волшебница Фатима, создала множество заклятий, чтобы помешать эмиру заметить мой отъезд; кроме того, она заверила меня, что обереги университета послужат мне достаточной защитой. Однако, конечно, наша жизнь – в руках богов…

– Воистину так! – ответил Коркоран и поставил напротив имени Фелима особенно жирную пометку.

Он не был знаком с волшебницей Фатимой и не разделял ее уверенности в том, что университет способен любого защитить от ассасинов. Нет-нет, надо сказать Мирне, чтобы родственникам Фелима письма не отправляла! Если те пришлют вспомоществование ассасинами, жарко придется всему университету. А жаль. Очень жаль. В Эмиратах народ богатый…

Волшебник тяжело вздохнул и указал своим пером еще на одну девушку, которая тихонько сидела за спиной у Лукина. Коркоран с самого начала решил, что это и есть дочь волшебника Дерка. Он неоднократно встречался с Дерком и каждый раз поражался, насколько неприметно тот выглядит. Просто удивительно, что человек, которому боги доверили столь ответственную миссию – привести мир в порядок после всего, что натворил тут мистер Чесни, – выглядит столь скромно. Вот и у девушки был такой же смиренный, даже, пожалуй, чуточку запуганный вид. Она была довольно смуглая, очень тощая и куталась в нечто вроде шали. На плечи ей падали змеистые локоны черных, словно бы мокрых волос. Разговаривая, девушка теребила шаль своими длинными пальцами. Коркоран готов был поклясться, что черные пряди ее волос шевелятся сами по себе. Когда волшебник обратился к ней, она тревожно взглянула на него огромными бледно-зелеными глазами.

– Меня зовут Клавдия, – хрипло сказала она. – Я сводная сестра императора Юга. Из-за меня Тит оказался в чрезвычайно сложном положении. Дело в том, что моя мать – из народа Болот, и сенат не желает признавать меня гражданкой Империи. Понимаете, моей матери было так плохо там, в Империи, что она в конце концов вернулась на Болота. И сенат считает, что я должна отказаться от гражданства, как это сделала моя мать. Но Тит этого совершенно не хочет. А когда оказалось, что магический дар, которым обладают все жители Болот, совершенно не стыкуется с магией Империи, стало еще хуже. Боюсь, что я уродилась неудачливой. В конце концов Тит тайно отправил меня сюда, ради моей безопасности. Он надеется, что здесь я узнаю, как мне избавиться от своего невезения.

Коркоран постарался не выказывать удивления. Он украдкой взглянул на Ольгу. Быть может, это она – дочь волшебника Дерка? Потом заставил себя перевести взгляд на Клавдию. Теперь он и сам видел, что в ней есть кровь болотных жителей. Эта оливковая кожа, эта худоба, которые всегда напоминали ему о лягушках… Он подумал, что, пожалуй, понимает сенат. Может, они согласятся заплатить университету за то, чтобы девушка оставалась здесь?

– А в чем проявляется ваше невезение? – осведомился он.

Худое лицо Клавдии залилось слегка зеленоватым румянцем.

– Да во всем, – вздохнула она. – Например, я даже сюда добралась с большим трудом.

«Ужас какой! – подумал Коркоран. – Настолько серьезные проблемы почти наверняка неисцелимы». Вот ведь не везет так не везет! Королевский сын без гроша в кармане, явно богатая девушка, которая не желает признаваться, кто она такая, молодой человек, за которым явятся ассасины, если его родственникам станет известно, что он здесь, а теперь еще и императорская сестрица, которая Империи совершенно не нужна! Коркоран взглянул на гнома. Ну, тут-то подвоха ждать не приходится. У гномов сокровищ в избытке, и к тому же у них есть кланы, которые всегда готовы поддержать родича.

– Ваш черед, – сказал волшебник.

Гном уставился на Коркорана. Точнее, он уставился на его галстук, слегка хмурясь при этом. Коркоран не возражал. Он предпочитал, чтобы студенты смотрели на галстук, а не ему в глаза. Он затем и носил эти галстуки, чтобы отвлекать на них страстные взоры студенток, а самому иметь возможность втихую наблюдать за учащимися. Однако гном смотрел и хмурился так долго, что Коркорану в конце концов сделалось как-то не по себе. Рыжеватые волосы и борода этого гнома были, по гномьему обычаю, заплетены во множество тоненьких косиц, в каждую из которых были вплетены косточки и полоски красной материи. Косицы бороды были довольно жидкие и коротенькие, а физиономия, которая хмурилась на волшебника из-под стального шлема, выглядела розовой и круглощекой – одним словом, почти мальчишеской.

– Рёскин, – представился наконец гном своим странным голосом, похожим на хриплый рев боевой трубы. Коркоран про себя подумал, что у него такой голос, должно быть, оттого, что звук резонирует в широкой, квадратной гномьей груди. – Гном, клан ремонтников, из пещер Центральных пиков, явился сюда на основе освобождения по факту, снабженный апостольской силой для обучения в интересах низших сословий.

– Что вы имеете в виду? – удивился Коркоран.

Гном вскинул рыжие лохматые брови:

– То есть как – что? Разве это не очевидно?

– Для меня – нет, – откровенно признался Коркоран. – Я из всего, что вы сказали, понял только, что вы гном из пещер Центральных пиков. Повторите это, пожалуйста, еще раз, но так, чтобы вас могли понять не только гномы, но и другие разумные существа.

Гном гулко вздохнул.

– Я-то думал, что волшебникам положено все понимать с полуслова! – проворчал он. – Ну ладно. Так вот, я принадлежу к одному из самых низших сословий. Мы – ремонтники. Это понятно? Третьи снизу. Ниже нас только уборщики и точильщики. А над нами – еще шесть кланов: рудокопы, художники, конструкторы, ювелиры и так далее. И выше всех – кузнечные мастера. И все нами командуют, распоряжаются и помыкают, а также заботятся о том, чтобы мы не приобрели умений и навыков, которые могли бы дать нам те же привилегии, что и им. И вот примерно год назад, как раз в эту же пору, мы сумели наконец доказать, что это несправедливо. Сторн и Бекула – оба ремонтники, а Бекула вообще девчонка! – отковали такое волшебное кольцо, равного которому не делали до сих пор даже кузнечные мастера. Однако сокровищем это кольцо не признали – ведь они всего лишь ремонтники! Понимаете? И вот мы, ремонтники, разгневались и сговорились с уборщиками и точильщиками. Оказалось, что они тоже не раз изготавливали хорошие вещи, но даже не пытались предъявить кому-нибудь свою работу, потому что заранее знали, что сокровищем ее не признают. Это тирания, вот что это такое, чистая тирания!

– Хорошо, хорошо. Только не увлекайтесь. Просто объясните, при чем тут вы, – сказал Коркоран.

– Как при чем? Ведь я же избранный! – сказал Рёскин. И гордо улыбнулся себе в бороду. – Нужен был кто-то достаточно молодой, чтобы его не хватились, и достаточно толковый, чтобы смог учиться здесь, в университете. И наши кланы избрали меня. И вот собрались гномы всех трех кланов, молодые и старые, мужчины и женщины, и собрали по кусочку золота в качестве платы за обучение, и вложили в меня по частице своей магической силы. Так я стал апостолом. Потом я потихоньку ушел оттуда. Это мы называем освобождением по факту. И мне нужно выучиться на настоящего мага, чтобы потом вернуться обратно и стереть в порошок этих кузнечных мастеров и всех прочих угнетателей. Свергнуть старый, прогнивший строй, который давно изжил себя. Понимаете?

«А теперь еще и гномий революционер! – подумал Коркоран. – Все хуже и хуже!» Он понял, что, если Мирна отправит в Центральные пики письмо с просьбой о пожертвовании, сюда наверняка явится целая толпа разъяренных кузнечных мастеров и прочих угнетателей, которые потребуют вернуть Рёскина и заберут его плату за обучение. Волшебник сделал еще одну пометку, напротив имени Рёскина, и спросил:

– Так вы поэтому ходите в полном доспехе?

– Нет, – ответил Рёскин. – Но я полагал, что мне надлежит явиться к своему наставнику в подобающем облачении. Разве не так?

Он еще раз окинул взглядом футболку и галстук Коркорана и снова нахмурился.

– Советую вам в будущем одеваться попроще, – сказал Коркоран. – Железо мешает магии, а тому, как с этим бороться, вас научат только на втором курсе. У вас и так будет немало проблем, раз вам придется использовать обрывки чужих магических способностей.

– Не думаю, – прогудел Рёскин. – Нам, гномам, к этому не привыкать. Мы постоянно занимаем магию друг у друга. И постоянно имеем дело с железом.

Коркоран пожал плечами и наконец обратился к грифонше:

– Ну а вы?

Все это время грифонша сидела, обращая сверкающий взор по очереди на каждого из говорящих и дрожа от нетерпения, – похоже, она не могла дождаться, когда же наступит ее черед. И теперь она буквально устремилась вперед, встопорщив крылья и подергивая хвостом, так что Фелиму с Ольгой пришлось посторониться.

– Меня зовут Эльда! – радостно сообщила она. – Я дочь волшебника Дерка. Раньше я была самая младшая, но теперь у нас появились еще двое, Анджело и Флоренция. Фло такая славная, и крылышки у нее такие розовые! Она у нас еще совсем малютка, но такая прелестная! А у Анджело крылья бурые, почти как у Калетты, только без полосочек, и он уже сейчас владеет магией! Мама говорит, что…

– Погодите, погодите! – перебил ее Коркоран. – Но ведь волшебник Дерк – человек! А вы – грифонша. Как же может быть, что…

– А-а, про это все спрашивают! – солнечно улыбнулась Эльда. – Понимаете, папа нас создал. Он взял частицу себя, частицу мамы, частицу орла, частицу льва, а для меня – еще и частицу кошки, вложил все это в яйцо, и получились мы. Ну, то есть яйцо-то было у каждого свое. И вот, значит, мы – то есть я, Лидда, Дон, Калетта и Кит – мы все грифоны. А Шона и Блейд – те люди. Анджело с Фло тоже люди, только у Шоны с Блейдом крылышек нету, а у них есть. Шона – она замужем. Она с нами не живет, потому что она заведует школой бардов – знаете, этой, новой, на восточном побережье. У нее три дочки и два сына, так что я теперь тетя. А все остальные, кроме мамы, папы и малышей, поплыли сейчас на Западный материк на двух кораблях, потому что там идет война, только Лидда не поплыла, а полетела, потому что она у нас стайер и может пролететь полтораста миль без отдыха, но папа заставил ее дать слово, что она не будет улетать далеко от кораблей, просто на всякий случай, потому что Кит и Блейд владеют магией. А Калетта, она…

– А что вы можете рассказать о себе? – перебил Коркоран, окончательно запутавшийся во всей этой семейной истории.

– Что именно? – уточнила Эльда, склонив набок золотистую орлиную голову и уставившись на волшебника круглым оранжевым глазом. – Вы хотите знать, почему мама отправила меня сюда, от греха подальше?

– Да, что-то в этом духе, – ответил Коркоран, поежившись: ему сделалось не по себе под этим пронзительным взором. – Я так понимаю, что магический дар у вас есть…

– Ну да, конечно! – весело кивнула Эльда. – Магии у меня ужасно много! И время от времени неожиданно проявляются все новые способности. Поначалу я только и могла, что снимать заклятие стасиса, но с тех пор, как у нас побывали боги, я с каждым годом могу делать все больше и больше. Мама с папой меня учили понемногу, но у них столько возни с малышами и со всем миром, что мама говорит, я вконец от рук отбилась. А когда все уплыли на кораблях, а меня не взяли, я так обиделась и разозлилась, что улетела на Пустоши и своротила там целую гору. И тогда мама сказала: «Все, Эльда, с меня хватит. Ты поедешь в университет, что бы там ни говорил твой отец». Папа до сих пор не знает, что я здесь. Мама как раз сегодня собиралась ему об этом сказать. Думаю, будет жуткий скандал. Понимаете, папа не очень одобряет университет.

Эльда повернула голову и твердо уставилась на Коркорана другим глазом, как будто ожидала, что он попытается отослать ее домой.

Но Коркорану и в голову не могло прийти ничего подобного. От одной мысли о том, чтобы отослать куда-то грифоншу, способную своротить гору, он покрылся холодным потом. От одного вида этой птицы… – то есть львицы… то есть девицы… короче, этого существа! – у бедного волшебника подгибались колени. Он поправил галстук и прокашлялся.

– Спасибо, Эльда, – сказал он, когда к нему вернулся голос. – Я уверен, что из вас получится отличная волшебница.

И снова неудача! Коркоран сделал еще одну пометку в списке, предназначенном для Мирны. Если Дерк и так недоволен тем, что Эльду отправили сюда, вряд ли он обрадуется, получив еще и просьбу о деньгах. А за Дерком стоят боги… Ох! Значит, пятеро из шести точно отпадают.

– Хорошо, – сказал он. – Ну а теперь нам нужно утрясти наше расписание лекций и семинаров. Кроме того, я дам вам тему для реферата, который вы все должны будете написать мне к следующей неделе.

Он дал им тему – и сбежал в свою луноведческую лабораторию.

– А про луноход так ничего и не объяснил! – проворчал Рёскин, когда шестеро новичков вышли во двор, под ласковое сентябрьское солнышко, заливавшее древние стены и башни теплым золотистым светом.

– Ничего, потом объяснит, – сказал Фелим и задумчиво добавил: – А вот на Луне меня, наверно, ассасины не разыщут…

– Не факт, – возразил Лукин: он-то знал, на что способны короли и эмиры, когда им вожжа попадет под мантию. – А почему эмир хочет…

Но тут Ольга, которая по себе знала, каково хранить страшные тайны, величественно перебила его:

– А что у нас теперь? Помнится, должна была быть какая-то лекция. Или я ошибаюсь?

– Сейчас погляжу! – вызвалась Эльда.

Она сунула когтистый палец в сумку, висящую у нее на шее, выудила оттуда полученное накануне расписание и уселась на задние лапы, чтобы его изучить. На листочке уже со всех четырех концов красовались дырки от когтей.

– Семинар, – сообщила она. – Основы практической магии, волшебник Вермахт, Северная лаборатория.

– А где это? – робко осведомилась Клавдия.

– Мы еще успеем выпить кофе? – спросила Ольга.

– Нет, занятие уже вот-вот начнется, – ответила Эльда. – Северная лаборатория – это вон там, на противоположной стороне двора.

Грифонша бережно уложила расписание обратно в сумку. Она сама сшила ее, украсив собственными же золотистыми перьями, оставшимися от последней линьки. Благодаря этому сумки у нее на груди почти не было видно. Остальные пятеро студентов поглядывали на этот предмет с завистью, и большинство решили, что надо будет завести себе что-нибудь в том же духе. А то новичкам все время раздавали какие-то бумаги. Ольга хранила их в карманах мехового плаща, а Рёскин запихивал за пазуху своей кольчуги. Клавдия и Фелим оставили все бумажки у себя в комнатах – они просто не подумали, что эти бумаги могут им понадобиться, – а что до Лукина, то он все растерял.