Текст книги "Твердая рука"

Глава 13

Мы уставились друг на друга, и, наверное, оба были в одинаковой степени ошеломлены.

Я подумал о том, каким он видел меня в последний раз, о том, как я, оцепенев от страха, лежал в сарае на соломе. Он и сейчас заметит, как я перепугался, решил я. Уж он-то знает, что сделал со мной. Я не могу стоять здесь с застывшими от напряжения мускулами, однако я должен.

Мне представилось, что моя голова отделилась от тела и поплыла куда-то в сторону, а весь ужас происшедшего сконцентрировался в этих четырех секундах.

– Вы знакомы? – с некоторым недоумением поинтересовался сэр Томас.

– Да, мы встречались, – проговорил Тревор Динсгейт.

Я не уловил насмешки ни в его интонациях, ни в выражении глаз. Не покажись это столь невероятным, я бы подумал, что взгляд у него был усталым.

– Ты выпьешь, Сид? – сказал сэр Томас, и я заметил стоявшего рядом официанта с подносом. Я взял бокал виски и постарался унять дрожь в пальцах.

Сэру Томасу захотелось поддержать разговор.

– Я только что передал Сиду, как высоко Жокейский Клуб ценит его успехи, и от этого он просто лишился дара речи.

Ни Тревор Динсгейт, ни я ничего не ответили. Сэр Томас приподнял брови и попытался продолжить:

– Ладно, Сид, расскажи нам что-нибудь о скачках. Кто, по-твоему, должен победить?

Я попробовал сосредоточиться и пошевелить плохо соображавшими мозгами, то есть сделать вид, что жизнь по-прежнему идет своим чередом.

– Я полагаю... Уайнтестер.

Мой голос прозвучал сдавленно, но сэр Томас, похоже, не обратил на это внимания. Тревор Динсгейт поглядел вниз на бокал, зажатый в его холеной руке, и покрутил кубики льда в золотистой жидкости. Кто-то из гостей обратился к сэру Томасу, он повернулся, а Тревор Динсгейт пристально посмотрел на меня, отчего я ощутил настоящий ужас. Он говорил быстро, низким голосом, исходившим из самых глубин его существа. В этом голосе чувствовались жестокость, мстительность, и в нем не было ни капли жалости.

– Если вы нарушите ваше обещание, я сделаю все, о чем сказал.

Он не отрывал от меня глаз, пока не убедился, что я понял, а потом повернулся, и я обратил внимание на его тяжелые плечи. Они отчетливо вырисовывались под пиджаком.

– Сид, – Филипп Фрайли вновь направился ко мне, – леди Улластон хочет знать... хорошо ли ты себя чувствуешь?

Я неуверенно кивнул.

– Мой дорогой, ты страшно побледнел.

– Я... я... – Я постарался взять себя в руки. – О чем вы говорите?

– Леди Улластон хочет знать... – Он приблизился ко мне, я выслушал и ответил ему, ощущая полную нереальность происходящего. Душа человека может на время покинуть его и отлететь в какое-то иное измерение, пока он стоит, держа в руке бокал, и ведет светскую беседу с супругой главного распорядителя. Пять минут спустя я не мог вспомнить ни одного сказанного мной слова, Я не ощущал своих ног на ковре. Я схожу с ума, думал я.

До конца дня было еще далеко. Начались скачки. Угольно-черная кобылица по кличке Миссис Хиллман победила в большом забеге Уайнтестера, а в следующих скачках Ларри Сервер пришел к финишу последним на «синдикатской» лошади Филиппа Фрайли. Никаких перемен к лучшему не чувствовалось, и после пятого заезда я решил, что оставаться здесь бессмысленно. К тому же я был внутренне оглушен и ни о чем не мог думать.

Шоферы стояли рядом с машинами у ворот и по обыкновению громко переговаривались и шутили. Они поджидали своих хозяев. Среди них я заметил одного из знакомых жокеев. Раньше он участвовал в скачках с препятствиями, но его лишили лицензии, потому что он брал взятки у Раммилиза.

Я кивнул ему:

– Джекси.

– Сид.

Я подошел к машине и открыл дверцу, швырнув на заднее сиденье мой бинокль для скачек. Забрался внутрь, включил мотор, немного помедлил и дал обратный ход к воротам.

– Джекси, – предложил я. – Садись. Я покупаю.

– Что ты покупаешь? – Он приблизился, открыл заднюю дверцу и сел в «Шимитар». Я вытащил бумажник из кармана брюк и швырнул ему на колени.

– Возьми все деньги, – сказал я и проехал через автомобильный парк, миновал ворота и направился к шоссе.

– Но ты мне уже много дал в прошлый раз. Помнишь, это было совсем недавно, – заявил он. Я чуть заметно улыбнулся ему.

– Да. Ну, что же. Это за оказанную помощь и на будущее. Он пересчитал банкноты.

– Все это? – недоверчиво спросил он.

– Я хочу узнать побольше о Питере Раммилизе.

– Нет. – Он попытался открыть дверь, но к этому времени я уже разогнал машину.

– Джекси, – начал убеждать его я. – Нас никто не слышит, и я никому не собираюсь говорить. Ответь мне лишь, сколько он тебе заплатил и за что именно.

Если хочешь, можешь, конечно, что-нибудь добавить.

Он немного помолчал. А потом проговорил:

– Это стоит дороже жизни, Сид. Ходят слухи, что он нанял двух профи из Глазго для особого дела, и если кто-нибудь встанет у него на пути, то его непременно прикончат.

– А ты видел этих профи? – спросил я и подумал, что уж я-то их не забуду.

– Нет. Я просто узнал по тайным каналам.

– А тайным каналам известно, что это за дело? Он покачал головой.

– Оно связано с синдикатами?

– Не будь ребенком, Сид. Все имеющее отношение к Раммилизу так или иначе связано с синдикатами. Он контролирует целых двадцать. А может быть, и больше.

Двадцать, подумал я, и нахмурился.

– Сколько он обычно платит таким жокеям, как Ларри Сервер, чтобы они пришли последними?

– Сид, – возразил он.

– А как же иначе он смог уговорить Ларри Сервера сесть на лошадь, на которой тот не умеет ездить?

– Он обращается к тренерам и дает им уйму долларов.

– Он подкупает тренеров?

– А иногда им много и не требуется. – Джекси задумчиво поглядел на меня. Не ссылайся на меня, но на скачках прошлой осенью все лошади были от Раммилиза.

Он даже украсил их как хотел.

– Невероятно, – проговорил я.

– Нет. Ты вспомни. Тогда был очень сухой и ясный день. На поле выехали четыре, пять или шесть жокеев, потому что земля пересохла. Я точно знаю, что в трех скачках все жокеи были его. А бедные букмекеры остались ни с чем и не понимали, почему им так не повезло. Джекси вновь пересчитал деньги.

– Ты хоть знаешь, сколько мне дал? – полюбопытствовал он.

– Приблизительно.

Я окинул его беглым взглядом. Ему было двадцать пять лет. Бывший младший жокей, ставший чересчур тяжелым для флэта. Это его страшно расстраивало. Жокеи в стипль-чезе в общем зарабатывали меньше, чем ребята, ездившие «на ровняке», да к тому же постоянно падали и ходили все в синяках. Никому, кроме меня, стипль-чез не доставлял такого удовольствия. Джекси не любил его, но мог скакать совсем неплохо, и я нередко соревновался вместе с ним. Я знал, что он не подставит подножку и я не зацеплюсь о перекладину. Он мог сделать такое случайно, но из подлости – никогда.

Деньги озадачили его. За десять или двадцать тысяч он соврал бы мне без всякого труда, но нас связывали годы, о которых мы не могли забыть. Мы менялись комнатами и лошадьми, скакали под дождем по грязи, падали и тащились назад в конюшню, хлюпая по размокшей земле в легких ботинках для верховой езды. И если ты не последний негодяй, то не станешь грабить старого приятеля.

– Занятно, – произнес он, – что ты увлекся розыском.

– Знаешь, это опасное дело.

– Нет, если честно. Я хочу сказать... Ты же не ходишь по пятам за этими типами ради всякой мелочи.

– Нет, не хожу, – согласился я. Мелочь в его понимании означала получение взяток. Меня же по преимуществу интересовали люди, которые их давали, – У меня сохранились газеты, – сказал он. – После того процесса.

Я с горечью покачал головой. Слишком многие в мире скачек сохранили эти газеты, а суд в целом ряде отношений сделался для меня настоящим судилищем.

Адвокат торжествовал, видя глубокую растерянность жертвы, а подсудимый был признан виновным в нанесении тяжких телесных повреждений согласно статье 18 «Преступлений против личности» (от 1861 г.), или, иными словами, в нанесении удара кочергой по левой руке бывшего жокея, и приговорен к четырем годам тюремного заключения. Трудно сказать, кого сильнее надломил этот процесс сидевшего в ложе для свидетелей или сидевшего на скамье подсудимых.

Джекси продолжал о чем-то бессвязно вспоминать, по-моему, он просто тянул время, а сам прикидывал, стоит ли ему откровенничать.

– Мне обещали вернуть лицензию, и я буду участвовать в скачках в следующем сезоне, – сообщил он.

– Замечательно.

– В Сибури хорошие дорожки. Я выступлю там в августе. Все ребята считают, что это хорошо, что ничего не изменилось, если только... – Он посмотрел на мою руку. – Ну... ты же больше не сможешь ездить как раньше, верно?

– Джекси, – раздраженно проговорил я. – Ты скажешь что-нибудь или нет?

Он опять похлопал по пачке банкнот, сложил их и сунул себе в карман.

– Да. Все в порядке. Вот твой бумажник.

– Положи его в коробку для перчаток. Он сделал это и поглядел в окно.

– Куда мы едем? – спросил он.

– Куда тебе хочется.

– Я условился, что приятель подвезет меня в Честер. Но теперь уже ясно, он уехал без меня. Можешь отвезти меня на юг, и я немного передохну.

Итак, я двинулся в Лондон, и Джекси разговорился.

– Раммилиз десять раз платил мне гонорар за проигрыши. Сид, поклянись, что он ни о чем не узнает. – Во всяком случае, не от меня.

– Ладно. Полагаю, тебе можно доверять.

– Тогда выкладывай.

– Он покупает хороших, здоровых лошадей, которые могут выиграть, а затем перепродает синдикатам. Я думаю, что вначале он получает от сделки пятипроцентную прибыль. У него есть двое знакомых зарегистрированных владельцев, и он устроил одного из них во все синдикаты. Они так раскрутили дело, что какой-то подставной начальник получает свою долю, а значит, придраться не к чему.

– А кто они, эти двое?

Он тяжело вздохнул, но все же назвал их. Первое имя мне ничего не говорило, но второе фигурировало во всех списках синдикатов Филиппа Фрайли.

– Точно, – подтвердил я. – Продолжай.

– Лошадей тренирует человек, к которому опять же не придерешься. Они отлично выглядят, и он получает за них двойной оклад. Так что вопросов нет.

Затем Раммилиз выясняет, в каких скачках они должны будут участвовать, и лошади выступают на них гораздо ниже своих возможностей. А после он жокею говорит:

«Ради Бога, помоги, ты ведь рисковый парень и здорово Прыгаешь». – Он ухмыльнулся. – Победителю он платит двадцать окладов.

Мне показалось, что он завысил сумму.

– И часто ты для него ездил?

– Как правило, раз или два в неделю.

– И снова станешь, когда получишь лицензию?

Он заерзал на сиденье, и его спина оказалась прижатой к двери машины.

Потом он долго глядел мне в лицо, хотя со своего места мог видеть лишь его половину. Его молчание само по себе было ответом, но, когда мы проехали добрых три мили, он глубоко вздохнул и наконец признался:

– Да.

Я был благодарен ему за доверие.

– Расскажи мне о лошадях, – попросил я, и он мне кое-что сообщил. Меня удивили имена, которые он назвал, а судьбы этих лошадей оказались такими же темными и загадочными, как у Никласа Эша.

– Скажи мне, как у тебя отобрали лицензию? – задал я новый вопрос.

Он ездил для одного тренера, с которым легко смог договориться. Однако жена этого тренера была не столь сговорчива. «Она привыкла делать все ему назло. Ну вот и пожаловалась в Жокейский Клуб. Написала самому Томасу Улластону. Конечно, распорядители ей поверили, и многих из нас тогда лишили лицензии. Меня, его, еще одного жокея, который объезжал для него лошадей. Бедняга, он-то вообще был ни при чем, даже пенни от Раммилиза не получил».

– Как получилось, что никому в Жокейском Клубе до сих пор не известно обо всех этих синдикатах и никто всерьез не занялся Раммилизом? – полюбопытствовал я.

– Серьезный вопрос.

Я взглянул на Джекси, уловив в его голосе сомнение, и заметил, что он помрачнел.

– Продолжай, – подбодрил я его.

– Да... Знаешь, тут перешептывались, и это даже не сплетня, но я слышал...

– Он сделал паузу, а потом предупредил:

– Вряд ли это правда.

– Я сам разберусь.

– Один букмекер... Я ждал у ворот в Кемптоне, оттуда вышли два букмекера, и первый из них сказал, что типы из службы безопасности все спустят на тормозах, если «цена их устроит». – Джекси опять оборвал себя и добавил:

– А еще кто-то из ребят уверял, что меня никогда не лишили бы лицензии, отправь эта стерва письмо в службу безопасности, а не самому боссу.

– Кто из ребят это сказал?

– А... Я не помню. И не смотри на меня так, Сид, я действительно не помню.

Все случилось несколько месяцев назад. Я хочу сказать, что даже не думал об этом, пока не услышал, о чем трепались букмекеры в Кемптоне. Я и не подозревал, будто в службе безопасности кого-то можно купить. Во всяком случае, не в Жокейском Клубе.

Его убежденность растрогала меня, ведь я знал, как трудно ему приходится.

Но в общем он, по-моему, был прав. Стоит зародиться сомнению, и без труда можно предположить, что Эдди Кейт за кругленькую сумму закрывал глаза на массу грязных дел. Если он не обратил внимания на четыре синдиката Фрайли, то с таким же успехом мог не заметить и целых двадцать. Он мог даже включить двух людей Раммилиза в престижный список владельцев, зная, что они ими не являются. Так или иначе, но я должен во всем разобраться.

– Сид, – проговорил Джекси, – лучше оставь и не допытывайся. Я не собираюсь откровенничать с руководством.

– Я не буду на тебя ссылаться, – заверил я его. – Ты знаком с этими двумя букмекерами в Кемптоне?

– Я их совсем не знаю. Мне неизвестно даже, букмекеры они или нет. Просто с виду похожи на них. Вот я и решил, что они «буки».

Столь сильное впечатление обычно оказывается верным, но едва ли способно помочь. Да к тому же Джекси хотелось выйти сухим из воды. Я высадил его там, где он попросил, – на окраине Уэтфорда. Напоследок он сказал, что если я буду и дальше охотиться на Раммилиза, то он, Джекси, тут ни при чем и наш уговор остается в силе.

Я не поехал домой, а заказал номер в отеле. Я чувствовал, что перестраховался. Однако, когда я позвонил Чико, он одобрил мой поступок и нашел его весьма разумным. Я предложил ему позавтракать, и он сказал, что обязательно придет.

Он появился, но какой-то замотанный и угрюмый. Чико провел весь вчерашний день на ногах. Он начал проверять клиентов по списку, но никто из них не получал за последний месяц писем Эша.

– Вот что я тебе скажу, – заявил он. – Люди с фамилиями на буквы "А", "Б" и вплоть до буквы "К" в прошлом получали воск. Так что теперь я займусь клиентами на буквы "П" и "Р". Это сузит круг наших поисков, и я перестану столько бегать.

– Отлично, – одобрил я его предложение.

– Я оставил твой адрес, и некоторые клиенты пообещали дать нам знать, если они получат заказы. Но беспокоит ли их это...

– Нам хватит лишь одного, – проговорил я.

– Верно.

– Тебе не кажется, будто мы вламываемся и проникаем повсюду?

– Почему бы и нет. – Он принялся за огромную порцию яичницы с сосисками. Куда мы двинемся и что станем делать?

– Э...э, – начал я. – Сегодня утром ты пойдешь в разведку. А вечером, после работы, но еще засветло, мы отправимся на Портмен-сквер. – Чико перестал жевать, потом проглотил слюну и переспросил:

– На Портмен-сквер, ты хочешь сказать, в Жокейский Клуб?

– Ты прав.

– А разве ты не заметил, что тебя пускают туда с парадного входа?

– Мне нужно кое-что спокойно исследовать, так чтобы об этом никто не узнал. Он пожал плечами.

– Ну, тогда ладно. А я должен ждать, пока ты там будешь что-то вынюхивать?

Я кивнул головой, – Адмирал явится сюда на ленч. Вчера он был на фабрике по производству воска.

– И там у него заблестели глаза.

– Да, это очень забавно.

Когда Чико расправился с яичницей и принялся за тосты, я передал ему многое из того, что Джекси рассказал мне о синдикатах. Не умолчал я и о слухах относительно взяток в высоких инстанциях.

– В таком случае что же мы будем искать? Вломимся в офис к Эдди Кейту посмотреть, чего он не сделал?

– А ты постереги меня. Сэр Томас Улластон, главный распорядитель, сообщил, что Эдди пожаловался ему на меня. Дескать, я изучал секретные документы. А Лукас Вейнрайт не позволил мне смотреть их в присутствии секретарши Эдди, потому что та непременно доложит своему шефу. Значит, если я хочу их изучить, то это нужно делать как можно тише и незаметнее. А если меня там застанут, то мне не поздоровится. Это уж наверняка.

– О'кей, – откликнулся он. – Но не забывай, у меня сегодня урок дзюдо, – Маленькие оболтусы всегда тебе рады, – проговорил я.

Чарльз появился в двенадцать и стал принюхиваться к незнакомой обстановке, как возбужденный пес.

– Миссис Кросс передала мне, что ты звонил, – сказал он. – Но почему здесь? Почему не в, «Кавендише», как обычно?

– Там есть один человек, с которым я не желаю встречаться, – пояснил я. А здесь он не станет меня искать. Что вы будете пить, розовый джин?

– Двойную порцию. Я заказал напиток.

– Ну, и чего же мы достигли за эти шесть дней? Что мы сделали? – словно размышляя вслух, проговорил он. – Все как-то неопределенно. Я не ответил.

Он насмешливо поглядел на меня. – Я вижу, тебя это до сих пор мучает. Как бы ни шли дела.

– Не надо, Чарльз.

Он вздохнул, зажег сигарету, крепко затянулся и посмотрел на меня сквозь дым. – Ну, и с кем ты не хочешь встречаться? – С человеком по имени Питер Раммилиз. Если кто-нибудь спросит, скажите, что вы не знаете, где я. – Я редко так поступаю. – Он глубоко вдохнул дым и стал изучать пепел, будто драгоценность. – Полететь на аэростате... Я улыбнулся.

– Я предложил себя в качестве помощника настоящему сумасшедшему.

– Меня это не удивляет, – сухо отозвался он.

– Ну, а что нового вы узнали о воске? Он не торопился рассказывать мне и подождал, пока принесут напитки, а потом нарочно тянул время, расспрашивая, почему я решил пить воду «Перрье», а не виски.

– Мне нужна свежая голова для кражи со взломом, – откровенно признался я, и он лишь наполовину поверил мне.

– Воск перерабатывается, – наконец сказал он, – на каком-то примитивном оборудовании рядом с фабрикой, производящей мед.

– Пчелиный воск? – усомнился я.

Он кивнул.

– Пчелиный воск, парафин и скипидар – вот состав этой полировки. – Чарльз с наслаждением курил. – Я беседовал там с очаровательной женщиной, и она была очень любезна. Я задержался, просматривая их документацию. Люди редко отдают столько времени работе, как это делала Дженни, и уж совсем немногие специально оговаривают, что коробочки для отправки должны быть в белых упаковках. – Его глаза сверкнули сквозь кольца дыма. – Три человека, и все в прошлом году, если уж быть точными.

– ...Трое... Вы думаете... что там три раза заказывал Никлас Эш?

– Всегда в тех же количествах, – откликнулся Чарльз. – Но, конечно, он называл себя по-разному и давал разные адреса.

– И вы взяли с собой образчик документа?

– И я его взял, – он достал из кармана сложенный лист бумаги. – Вот он.

– Ну теперь вы найдете Эша, – удовлетворенно произнес я. – Какой же он дурак.

– Кстати, к ним по тому же поводу явился полицейский, – продолжил Чарльз.

– Он пришел,; когда я только что кончил выписывать эти имена. Похоже, что они всерьез занялись поисками Эша.

– Хорошо... Вы сообщили им о списке клиентов? – Нет, я не стал. – Он отвел от меня взгляд и уставился в бокал, поднеся его к свету, как будто розовый джин каждый раз менял цвет и он хотел его запомнить. – Но было бы лучше, если бы ты опередил их.

– Хм. Если вы полагаете, что Дженни меня поблагодарит, то могу вас разочаровать. – Но ты же вытащил ее из петли. – Она бы предпочла, чтобы это сделала полиция. – Мне пришло в голову, что ее отношение ко мне могло измениться к лучшему, потерпи я неудачу. Однако мне не хотелось заслужить ее одобрение такой ценой.

Чико позвонил в середине дня.

– Интересно, что это ты сейчас делаешь в спальне? – принялся допытываться он.

– Смотрю по телевизору скачки в Честере.

– Образумься, – с упреком произнес он. – Ладно. Я успел все разведать, и мы легко сможем туда проникнуть, но тебе нужно быть у главного входа еще до четырех часов. Я хорошо поработал с моими оболтусами. Послушай, вот что ты сделаешь. Пройдешь через парадный вход, словно явился туда по делу. В холле два лифта. Один используется для деловых визитов в кабинеты на первом и втором этажах, а также поднимается на третий, который, как тебе известно, целиком принадлежит Жокейскому Клубу.

– Да, – отозвался я.

– Когда все мелкие служащие, распорядители и так далее уходят домой, они оставляют этот лифт на третьем этаже с открытыми дверями, а значит, им никто не может пользоваться. Там есть ночной портье, но после того, как он один раз осмотрит лифт, ему наверху больше делать нечего, и он спускается вниз. Да, разумеется, проверив лифт, он проходит по этажам и запирает на каждом из них наружные двери, то есть все три. Сечешь?

– Да.

– Ладно. Но там есть и другой лифт, который доходит до четвертого этажа, а еще выше я обнаружил восемь квартир, по две на каждом этаже. Нормальных жилых квартир. От этих этажей к Жокейскому Клубу ведет лишь одна дверь. Она запирается со стороны лестницы.

– Я пойду с тобой, – сказал я.

– Правильно. Я решил, что портье в холле, или как он там называется, может знать тебя в лицо. Ему покажется странным, что ты появился, когда кабинеты уже закрыты. Так что ты лучше зайди пораньше и поднимись на втором лифте на самый верх, к квартирам, а я тебя встречу. Там все тихо, под окном большая скамейка, можно посидеть и почитать книгу.

– Мы увидимся, – пообещал я.

Я сел в такси, продумав, как буду себя вести, если вдруг встречу в холле какого-нибудь знакомого, но никого не увидел и без всяких осложнений поднялся на верхний, жилой этаж. Там на площадке, как и говорил Чико, под окном была скамейка. Я сел и чуть ли не час размышлял о всякой всячине.

Никто из жильцов двух квартир не выходил и не возвращался домой. Никто не поднимался на лифте. И когда его двери впервые открылись, это означало, что приехал Чико.

Он был в белом комбинезоне и принес с собой сумку с инструментами. Я иронически осмотрел его с головы до ног.

– Ладно, ты здесь уже все оглядел, – решительным тоном произнес он. – Я тоже успел немало изучить, а уходя, сказал этому парню, портье, что вернусь, когда все сделаю. – И он кивнул мне, как ни в чем не бывало. – Когда мы будем выходить отсюда, я постараюсь отвлечь его разговором, чтобы ты незаметно выскользнул.

– Если это один и тот же портье.

– Он кончает дежурство в восемь вчера. Так что нам надо пораньше закруглиться.

– Лифт Жокейского Клуба все еще работает? – спросил я.

– Да.

– А дверь со стороны лестницы над Жокейским Клубом заперта?

– Да.

– Давай спустимся. Тогда мы услышим, как портье перед уходом будет проверять лифт.

Он кивнул. Мы прошли через дверь за лифтом и оказались на лестнице, самой обычной и без ковров. На ней горел свет. Мы оставили там сумку с инструментами.

Миновав четыре этажа, мы подошли к закрытой двери, остановились перед ней и подождали.

Дверь была плоская, недавно зашпаклеванная и обитая снаружи листом какого-то серебристого металла. Замок был крепко вделан в скважину. Обычно Чико преодолевал подобные препятствия за три минуты и благополучно проникал внутрь.

У нас накопился немалый опыт, и мы взяли с собой перчатки. Прежде я всегда брал одну, потому что Чико сказал мне: «У твоего протеза есть явное преимущество, он не оставляет следов». Однако теперь я надевал перчатку и на него, чтобы чувствовать себя в безопасности, если нас ненароком увидят там, где нам никак нельзя появляться.

За это время я так и не привык вламываться в чужие дома, по крайней мере, при взломах сердце у меня начинало биться сильнее, а дыхание учащалось. Чико тоже нервничал – морщинки у его глаз разглаживались, а скулы делались заметнее.

Но пока мы решили немного выждать, волнение еще не улеглось, и мы оба понимали, чем рискуем.

Мы услышали, как лифт поднялся и остановился. Затаили дыхание и принялись следить, когда он вновь пойдет вниз. Но лифт больше не двигался. До нас донесся шум двери, которую отпирали прямо перед нами. Я уловил блеск в глазах Чико, когда он стремительно отпрянул от замка и подошел ко мне, стоявшему рядом с дверной петлей. Мы прижались спинами к стене.

Дверь открылась и коснулась моей груди. Портье кашлянул и чихнул.

Наверное, он начал осматривать лестницу и убедился, что все в порядке, подумал я.

Дверь снова захлопнулась, и ключ щелкнул в замке. Я попытался вздохнуть, но у меня получилось нечто вроде тихого свиста, а Чико едва заметно улыбнулся и дал понять, что напряжение понемногу спадает. Мы услыхали глухой стук Дверь на этаже под нами закрылась, и ее заперли. Чико приподнял брови, я кивнул ему, и он принялся орудовать набором инструментов для взлома. Замок негромко поскрипывал, пока он пытался с ним сладить, затем его мускулы напряглись, и наконец он с удовлетворением поглядел на меня и загнал металлический язык глубоко в дверь.

Мы вошли внутрь, захватив с собой инструменты, но оставили дверь открытой.

Я вновь очутился в знакомом мире, а иными словами, в штаб-квартире английских скачек. Бесконечные ковры, уютные кресла, полированная мебель и запах дорогих сигар.

У службы безопасности был свой коридор, в который выходили двери небольших офисов. Мы двинулись по нему и без труда проникли в кабинет Эдди Кейта.

Ни одна из наружных дверей не была заперта, и мне пришло в голову, что оттуда и красть-то нечего. Простые электрические пишущие машинки и тому подобное. Все сейфы с документами Эдди Кейта легко открывались, равно как и ящики его стола.

Мы сидели, освещенные ярким закатом, и читали отчеты о синдикатах. Тех, о которых говорил мне Джекси. Когда мы с ним расстались, я записал имена одиннадцати лошадей. Одиннадцать синдикатов, которые проверял Эдди Кейт и не нашел в них ничего предосудительного. Люди Питера Раммилиза, то есть два зарегистрированных владельца, участвовали во всех них. Но, как и у тех четырех синдикатов, которые возглавлял Филипп Фрайли, в документах этих отсутствовали какие-либо доказательства. Все ограничивалось детальным перечислением, как будто и сами документы кто-то собирался проверить.

Однако я обратил внимание на странный факт: документов, относящихся к четырем синдикатам Фрайли, не было.

Мы осмотрели ящики стола. Я обнаружил там несколько личных вещей Эдди: электробритву, таблетки от несварения желудка, расческу и около шестнадцати спичечных коробков, все из игорных клубов. И еще канцелярские принадлежности авторучки, калькулятор и блокнот. Записи в нем вычеркивались после той или иной состоявшейся скачки, а взамен них появлялись новые.

Я поглядел на часы. Без четверти восемь. Чико кивнул и принялся аккуратно складывать папки с документами в ящики. Провал, подумал я. Никакого результата.

Когда мы уже собирались выйти, я окинул беглым взглядом папку с документами и надписью «Личные дела». В ней лежали анкеты чуть ли не каждого члена Жокейского Клуба и всех получавших тут пенсии. Я начал искать дело, обозначенное фамилией «Мэсон», но кто-то забрал и его.

– Потопали? – обратился ко мне Чико.

Я печально кивнул головой. Мы вышли из офиса Эдди и направились к двери на лестнице. Ни шороха. Все сведения о скачках в Англии оставались доступными для любого посетителя, но он бы не смог почерпнуть из них ничего существенного.