Текст книги "Безжалостный"

Глава 37

Именно так Гримбальд и Клотильда называли его – Коридор тысячи смертей, но, конечно, преувеличивали. В стенах этого коридора, длиной в четырнадцать футов, высотой в семь, чернели отверстия, расположенные хаотически и на разной высоте. В каждом находился подпружиненный стальной стержень, с одним тупым концом и вторым – острым, как заточенный карандаш. Всего сто восемьдесят смертоносных снарядов – не тысяча.

Управляемые механикой, а не электричеством, эти дротики могли вылетать по одному и десятками. Благодаря мощной пружине и острию они без труда пробили бы кевларовую броню незваного гостя.

Электрические лампочки освещали коридор. Если бы нарушилась централизованная подача электричества, в дело вступили бы аккумуляторы. Они подзаряжались Гримбальдом и Клотильдой, которые крутили педали велосипедного тренажера, приспособленного под электрогенератор.

Некоторые люди воспринимают искусство выживания как хобби, другие – как благоразумную философию. Для моих родственников со стороны жены это была религия.

Дальний конец Коридора тысячи смертей перегораживала еще одна стальная дверь, отличающаяся от первой окошком из пуленепробиваемого стекла. Через него на нас смотрело улыбающееся лицо Гримбальда.

Открыв дверь, он заполнил дверной проем от боковины до боковины, от порога до притолоки. Ростом в шесть футов и шесть дюймов, весом в двести пятьдесят фунтов, с грудью колесом, с большущей головой, на которую не так-то легко найти шляпу, и с живым, подвижным лицом, Гримбальд напоминал многих мифологических героев, и Пола Буньяна[20]20
  Пол Буньян – сказочный канадский лесоруб.


[Закрыть], и Санта-Клауса, и Зевса, и Марса, и Одина…

– Дети! – пробасил он. – Какой приятный сюрприз. Добро пожаловать в наш бункер.

Как обычно, его наряд состоял из яркой гавайской рубашки, брюк цвета хаки и кроссовок. На рубашку пошли акры материи с силуэтами множества пальм на фоне заходящего солнца, а в любой из кроссовок младенец Моисей мог бы плыть по реке, чувствуя себя в большей безопасности, чем в корзине из тростника.

По словам Майло, он боялся, что дедушка Гримбальд как-нибудь наступит на него и еще долго этого не заметит. Разве что вечером, снимая обувь, увидит, что к подошве прилип раздавленный ребенок.

Имя Гримбальд – сочетание древнегерманского слова, означающего «яростный», и древнеанглийского, означающего «смелый». Я никогда не видел тестя в ярости, хотя не мог отказать ему в смелости. И не сомневался, напади кто-нибудь на него, он пришел бы в такую ярость, что скрутил бы нападавшему голову, а потом оторвал бы ее от шеи.

Несмотря на грозную внешность и эксцентричность (а может, именно благодаря им), взрослые находили Гримбальда харизматичным, а дети – неотразимым. Майло обожал своего деда. В развевающемся желтом плаще подбежал к гиганту, позволил тому поднять его и устроился на сгибе массивной руки Гримбальда, действительно напоминая желтого цыпленка.

Поцеловавшись с внуком, Гримбальд спросил:

– У тебя опять что-нибудь взорвалось?

– Нет, деда. Я ничего не взрывал.

– Это плохо. Но не теряй надежды. Многое в мире просто просится, чтобы его взорвали, так что это всего лишь вопрос времени.

Пенни поднялась на цыпочки, чтобы поцеловать отца, который наклонился, как Кинг-Конг к Фей Рей. Потом чуть распрямился и поцеловал меня в лоб, после того как я скинул с головы капюшон.

Лесси прыгала, прыгала и прыгала, требуя внимания Гримбальда, пока он в воздухе не поймал собаку за загривок, поцеловал в холодный нос и отдал Майло, с легкостью держа на руке обоих.

Мы последовали за ним, оставив позади дверь с окошком, и очутились в первой из подземных комнат, мастерской, размером двадцать на тридцать футов, где он ремонтировал механические системы бункера.

Счет инструментам шел на сотни, все отличало самое высокое качество, ни у одного не было электропривода, потому что после крушения цивилизации он и Клотильда не собирались загонять себя до смерти на велотренажере, чтобы привести в действие электродрель или циркулярную пилу.

Пересекая мастерскую, мы с Пенни сняли плащи и повесили на крючки, тогда как Майло остался в желтом дождевике.

Пока что в бункере горели электрические лампочки, но после конца света Бумы намеревались перейти на свечи. Они запасли тысячи свечей.

За мастерской находился большой склад с консервами и упаковками высушенных сублимацией продуктов, а также с бочками семян на случай, если после Армагеддона земля снова станет пригодной для ведения сельского хозяйства.

В спальне с традиционной обстановкой стены украшали большие, размером с постер, фотографии гигантских сооружений, «схваченных» в момент обрушения, яркие свидетельства катастроф, организованных за плату Гримом и Кло. Отсутствие окон добавляло этому уютному помещению толику клаустрофобии.

Они не жили в бункере двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю. На поверхности высилась комфортабельная гасиенда, в которой они и проводили большую часть времени, если не улетали в далекие края со своей командой взрывников, чтобы превратить что-то большое в груду обломков. «У нас взрыв» – так они говорили. К примеру: «У нас взрыв в Далласе в следующий четверг».

Дом на земле они приобрели на вымышленное имя. Жили в нем под другим вымышленным именем. Настоящие адепты выживания смогли укрыться от всевидящего ока властей, превратиться в призраков, прежде чем окончательно уйти под землю.

Официально они проживали в небольшой квартире-офисе в Анахайме, где секретарша, внешне напоминающая актрису Джуди Денч, принимала и проверяла заказы, чтобы убедиться, что люди, которые хотели что-то взорвать, располагают необходимыми полномочиями для подписания соответствующего контракта.

Здесь, в каньоне, Грим и Кло никогда не разговаривали со своими соседями, что, впрочем, могло и не вызывать удивления, поскольку ближе всех к ним жила супружеская пара, совершенно не жаждавшая общения. После того, как эту парочку дважды против воли усаживали в летающую тарелку и увозили к далекой звезде, они прятались в каньоне от злобных инопланетян.

Хотя жили Гримбальд и Клотильда главным образом на земле, каждый месяц на два или три дня они обязательно спускались в бункер («запирались», так они это называли), готовились к концу света.

Помимо регулярного «запирания», они всегда находили поводы для экстренного (пугающее заявление безумного лидера Ирана, пугающее заявление невежественного лидера Соединенных Штатов, на текущий момент – взрыв нашего дома), я подозревал, что они предпочитают бункер залитому солнцем миру, но стесняются в этом признаться.

В самой большой комнате, гостиной, совмещенной с кухней, стояли кресла, диван, торшеры с абажурами из цветного стекла, массивный обеденный стол. Стены украшали рисунки юной Пенни (в школу она не ходила, получила домашнее образование).

Бункер располагал эффективной системой вентиляции, позволяющей разделять дым, идущий из одного источника, на семь потоков. Отводные трубы находились в разных частях леса, чтобы банды посткатастрофных варваров, или дегенераты-зомби, или чудовища, которые будут бродить по руинам мира, не смогли бы определить, откуда доносится такой вкусный запах.

Вот почему Клотильда могла пользоваться дровяной печью, на которой и готовила, когда мы прибыли в дом. В гостиной-кухне стоял густой аромат жареной картошки, лука и тушеной свинины.

– Милашка! – позвал ее Грим. – Мне не пришлось никого убивать. В звонок и на самом деле позвонили наши детки.

Клотильда Бум (урожденная Нэнси, с девичьей фамилией Фарнэм) навевала мысли об амазонках: рост шесть футов три дюйма, широкие плечи, большая грудь, сильные руки, прямой, как стальная труба, позвоночник. Густые черные волосы, без единого седого, свободно падали на плечи (обычно она заплетала их в косы и укладывала на затылке), обрамляя на удивление (такие решительные черты могли бы украсить носовую часть корабля викингов) красивое лицо.

Шнурованные сапоги достигали колен, их верхнюю часть закрывал подол юбки из грубой серой материи. Мужскую рубашку из джинсы́ она заправила под пояс с пряжкой в виде оскаленной морды змея. На шее блестел серебряный медальон, в нем она хранила клок волос из гривы лошади, насмерть затоптавшей мужчину, который попытался (но своего не добился) изнасиловать Клотильду, когда она была четырнадцатилетней девушкой-подростком.

Клотильда повернулась к нам. Ее лицо блестело от пота и светилось счастьем.

– Я поняла, что вы можете приехать сегодня, когда увидела странный рисунок прожилков на одном из листьев базилика, которые клала в суп.

Я знал Клотильду уже десять лет, но по-прежнему не мог понять, то ли она на полном серьезе верит в свои пророческие способности, то ли говорит все это в шутку. Даже Пенни, которая прожила с матерью гораздо дольше, не может остановиться на одном из вариантов. Вот и выходит, что Кло ведет какую-то озорную игру, испытывая нашу доверчивость, терпение и приверженность к здравомыслию.

Корни имени Клотильда – в древнегерманском слове, которое означает «прославившаяся в битве».

Кло обхватила Пенни, оторвала от пола, поцеловала два, три, четыре раза.

– Тыквочка, ты такая худенькая, ты не ешь, ты просто увянешь.

– Я ем хорошо и много, – заверила ее Пенни, дожидаясь, пока ее поставят на землю.

– Ты перестала есть мясо! – заявила Клотильда. – Девочка, ты стала щипать травку, как козочка!

– Нет, мама. Я бы никогда этого не сделала.

– Вегетарианство убивает, – предупредила Кло. – Жизненно необходимые органы сжимаются, мозг тупеет. Посмотри в зеркало на свои зубы. Центральные резцы, боковые резцы, клыки… все предназначено для того, чтобы пережевывать мясо. Вегетарианство – это неестественно, неправильно, мерзко.

– Я ем много мяса, – успокаивала ее Пенни. – Я ем мясо при каждой возможности. Я жить не могу без мяса.

– Часто есть мясо недостаточно, если ты ешь его маленькими порциями. – Кло наконец-то поставила мою жену на ноги.

Иногда мне просто не верилось, что у Гримбальда и Клотильды могла появиться такая миниатюрная, изящная и застенчивая дочь. Две из трех свидетельствующих об этом улик (черные волосы, унаследованные от Клотильды, и синие глаза того же оттенка, что у Гримбальда) не убеждали. Спасала третья, неопровержимая: при всей своей миниатюрности твердостью характера и непреклонностью она не отличалась от Бумов.

Клотильда подошла ко мне, как валькирия, спустившаяся с небес к умирающему воину, чтобы забрать его душу, и я чуточку испугался, что сейчас она поднимет меня и усадит на сгиб руки.

Она поцеловала меня в щеку.

– От одного твоего вида у меня поднимается настроение, Гильдебранд.

– Со мной та же история, Нэнси.

– Ах да, да, я забыла… ты предпочитаешь Кабби.

– Раз уж это мое имя. Прекрасно выглядите, Клотильда.

– Каждый вечер, перед тем как лечь спать, я кладу под подушку маленький шелковый мешочек с листьями чабреца. И ты выглядишь таким подтянутым.

– В прошлом месяце я съел лучшую часть коровы, – ответил я, чтобы доставить ей удовольствие и избежать лекции.

– У коровы нет худшей части. Все они одинаково вкусны.

Отвернувшись от меня, она шагнула к Майло, сидящему на руке деда, двумя руками обхватила голову мальчика. Говоря с ним на кельтском между поцелуями, чмокнула в лоб, глаза, нос, щеки, уголки рта и подбородок. Я верю, что таким образом она благословляла внука.

Потом выхватила Лесси из объятий мальчика. Держа собаку в вытянутых руках, радостно смеясь, закружилась на месте, в развевающейся юбке.

Если бы я сделал что-то подобное, Лесси заскулила бы от страха или, оскалив зубы, зарычала, требуя, чтобы я прекратил это безобразие. В руках Клотильды она блаженно улыбалась, а хвост мотался из стороны в сторону.

Когда собаку поставили на пол, ее шатнуло, но Клотильда на головокружение не пожаловалась, тут же вернулась к дровяной плите, прежде чем у нее что-то могло подгореть.

– Вы остаетесь на обед, – объявил Гримбальд.

– Они уже пообедали, – откликнулась Кло, прежде чем кто-то из нас успел ответить. – Я видела это в листке базилика.

– Тогда вы расскажете нам о взрыве вашего дома, пока мы будем обедать, – нашел выход из положения Гримбальд. – Какой использовался метод, как выглядел дом, когда рушился, как разлетелись обломки.

– Они приехали за оружием, – добавила Клотильда.

– Вы и это увидели в листке базилика? – спросил я.

Пенни указала на каменный пол.

– Думаю, она скажет тебе, что об этом ей поведали капли дождя, упавшие с плаща Майло.

– Совершенно верно, дорогая, – Клотильда подняла деревянную лопатку, чтобы подчеркнуть значимость своих слов. – Значит… ты наконец-то признаешь, что у меня есть пусть маленький, но дар провидицы.

– Что у тебя есть, мама, так это театральный дар. Тебе нравится быть загадочной и заботливой.

– Моя дочь – скептик. Но я тоже люблю тебя, дорогая.

Наконец-то опустив Майло на пол, Гримбальд встал на колено и, помогая ему снять желтый дождевик, спросил:

– За оружием? Но я думал, Каб, что ты против оружия.

– Я не против того, чтобы оно было у других, Грим. Что же касается меня… я испытывал к нему отвращение.

– А теперь?

– Я это отвращение преодолеваю.

Глава 38

Из гостиной бункера путь в арсенал лежал через прежнюю спальню Пенни. За пятнадцать лет, прошедшие со дня ее отъезда из дома, спальня ни на йоту не изменилась, осталась точно такой же, как в детстве Пенни, проведенном ею с родителями под землей в те дни, когда они спускались в бункер.

Отчасти из сентиментальных мотивов, они не расширили арсенал за счет спальни дочери. Они также надеялись, что мы с Пенни различим признаки надвигающегося Армагеддона и присоединимся к ним в этой цитадели выживания до того, как политикан, или безумный мулла, или рехнувшийся диктатор, или группа обозленных утопистов, или просто повседневная деятельность федеральной бюрократии уничтожит цивилизацию.

Я не исключаю возможности того, что придет день, когда мы спустимся с ними под землю. Но прежде чем поселиться в бункере, я настою на том, чтобы из комнаты Пенни убрали постер обнаженного по пояс Джона Бон Джови: не хочу, чтобы он напоминал ей, что она получила гораздо меньше, чем сулили ей девичьи грезы.

Арсенал находился рядом с еще одной большой комнатой их подземного комплекса. В нем собрано самое разное оружие, не говоря уже о боеприпасах. Защитникам Аламо хватило бы их на пять лет.

Разумеется, в прошлом, когда Пенни была Брунхильдой, она росла в окружении оружия. И хотя считалась с моим мнением и дома оружия не держала, дважды в год ездила с родителями в тир, чтобы не терять навыков меткой стрельбы.

Я бы предпочел остаться на кухне с Клотильдой и Майло. Но ради защиты моей семьи, если я, действительно, хотел перебороть отвращение к оружию, мне не оставалось ничего другого, как взглянуть на него, а вскорости, похоже, даже и коснуться.

Пенни и ее отец углубились в сугубо техническую дискуссию об оружии, которое подошло бы нам больше всего. Я пытался внимательно слушать их и набираться ума, но очень скоро вообще перестал что-либо понимать. Совсем как кельтские слова, которыми Клотильда благословляла нашего сына. И вскоре им удалось сделать то, чего я и представить себе не мог: оружие стало для меня менее пугающим, зато ужасно скучным.

Я вышел из арсенала в последнюю и самую большую комнату бункера. Здесь находилось доказательство (если бы я в нем нуждался), что Грим и Кло – не безумцы, что они ничем не отличаются от других эксцентричных людей.

Под выживанием они понимали не просто сохранение собственных жизней в случае глобальной катастрофы. Они надеялись сохранить и фундаментальные труды мысли и искусства, которые дал миру Запад, общество, исходящее из того, что каждый человек рождается с чувством собственного достоинства и дарованным Богом правом быть свободным, которое никто не может отрицать или оспаривать.

Книги.

Классические произведения древнегреческой философии. Аристофан… Аристотель… Платон…

Пьесы Еврипида. Плутарх с жизнеописаниями легендарных и реальных греков и римлян. Геродот – с древней историей. Гиппократ – с медициной. Евклид и Архимед – с механикой и математикой.

Шедевры Средних веков: Данте… Чосер… Святой Фома Аквинский…

От Шекспира до «Жизни Джонсона» Босуэлла, от Диккенса до Достоевского[21]21
  Для нас Россия вроде бы не Запад, но из Америки виднее.


[Закрыть].

Двадцатый век, в течение которого напечатали больше книг, чем в любом другом, представляли не больше сотни томов. Конрад, соединивший столетия «Сердцем тьмы». Беллоу… Черчилль… Оруэлл… О’Коннор… Пастернак… Во…

Они запасли по три экземпляра каждой книги. Два – в герметичной вакуумной упаковке, третий – только в суперобложке, для чтения.

Я склонен верить, что такие же библиотеки были и в других семейных бункерах, возможно, в некоторых хранились и коллекции репродукций произведений искусства, созданных до заката Запада. Когда искусство праздновало и отражало радость жизни, а не ее грехи и негативные стороны.

Иногда даже крайняя эксцентричность не есть что-то аномальное – просто необычное. Иногда это даже проявление мудрости. И все связанное с бункером Бумов, возможно, следовало воспринимать как благоразумие, а не навязчивую идею, и то, что могло выглядеть эгоистичным, на самом деле являло собой благородство.

Я вернулся в арсенал. Пенни и Гримбальд закрывали крышки двух металлических чемоданчиков размером с «дипломат», в которые уложили выбранные для нас оружие и боеприпасы.

Грим протянул мне один чемоданчик.

– Пенни научит тебя, как пользоваться предохранителем и стрелять. Если бы я верил в переселение душ, то сказал бы, что в прошлой жизни она была Энни Оукли[22]22
  Энни Оукли (1860–1926) – настоящее имя Фиби Энн Мозес, знаменитая американская снайперша, 17 лет выступала с цирковыми номерами.


[Закрыть].

– Моя жена – восхитительная поклонница оружия.

Грим щелкнул большим и указательным пальцем.

– Вот и хорошо! И я купил все то, о чем просил Майло.

На мгновение я подумал, что наш мальчик тоже заказал себе оружие.

– Нет, нет, – покачал головой Гримбальд. – Месяц назад он позвонил по телефону и продиктовал список электронных устройств и специальных микрочипов.

– Но я всегда сам покупаю то, что ему нужно.

Грим отвернулся от нас и двинулся в глубь арсенала. Словно Тор, забывший, куда положил последнюю связку молний.

– Этого ты бы купить не смог. Они запрещены к продаже.

– Запрещены кем?

– Государством. – Он достал из шкафа маленький чемодан. – Чтобы их купить, надо иметь связи на черном рынке.

– Почему?

Вернувшись с чемоданом, Гримбальд улыбнулся и подмигнул мне и Пенни.

– Ну, скажем так… эти вещицы имеют… военное назначение.

Мы с Пенни переглянулись, обменявшись десятью тысячами слов тревоги.

– И что, интересно, задумал наш малыш? – задал Гримбальд риторический вопрос.

– Что-то очень отличное от устройства для межзвездной связи, – ответил я. – Это все, что нам известно.

– Придет день, когда он сделает что-то особенное, – предрек Гримбальд.

– Этого-то мы и боимся, – ответил я.

Глава 39

Когда мы вернулись на кухню, Майло сидел на высоком стуле, а Клотильда, по-прежнему занятая готовкой, знакомила его со сведениями о будущем, почерпнутыми из гущи выпитого утром кофе.

После того, как Грим рассказал мальчику о чемоданчике с запрещенной электроникой, Пенни выдала свой комментарий:

– Я удивлена, что ты втянул деда в противоправное деяние.

– Да перестань, Тыквочка, – отмахнулся Гримбальд. – Я всю жизнь незаконно покупаю оружие. А это не оружие. Всего лишь маленькое одолжение моему единственному внуку.

– Не такое уж это и преступление, мамуля, – на лице Майло читалось смущение. – А кроме того, я не собираюсь делать ничего плохого.

– А что ты собираешься делать?

– Эту клевую штуковину.

– Какую штуковину?

– Такую штуковину, которую нет возможности описать.

– Нет возможности или желания?

– Это штуковина, которую надо проверить экспериментально.

– И когда мы будем ее проверять?

Мальчик пожал плечами.

– Когда-нибудь.

Клотильда предложила оставить Майло в бункере.

– Ваш дом взорвали, вам понадобилось оружие. Конечно, не наше дело влезать в то, что происходит, но у вас определенно проблемы, а здесь он будет в большей безопасности.

– Разумеется, это наше дело, мама, – ответила Пенни. – Я вкратце все рассказала папе, пока мы собирали оружие. – Она повернулась ко мне. – Может, действительно, оставить Майло здесь?

Прежде чем я успел раскрыть рот, Майло ответил шепотом, который разнесся по гостиной, как крик:

– Если вы не возьмете меня с собой, вас обоих убьют.

Взгляд его синих, словно у матери, глаз пронзал насквозь. Сначала он посмотрел на меня, потом на Пенни.

– Я вам нужен, – добавил он. – Вы еще не знаете почему, но скоро поймете.

Вновь он повернулся ко мне. Личико оставалось детским, но глаза принадлежали взрослому, который заглянул в бездну и не боялся заглянуть туда вновь.

– Я маленький, – говорил он все тем же шепотом, – я юный, но я – другой. Вы всегда уважали это мое отличие и всегда верили мне. Поверьте и теперь. Есть причина, по которой я такой, как есть, есть причина, почему я родился от вас. Всегда есть причина. Мы должны быть вместе.

В этот момент прозвище Спуки (Мороз-по-коже) подходило ему, как никогда.

– Хорошо? – спросил я Пенни.

Они кивнула:

– Хорошо.

Когда Майло улыбнулся, я нашел его улыбку заразительной.

Клотильда достала одно яйцо из корзинки, где их лежало десятка два, и бросила на пол. Какие-то мгновения изучала расплескавшиеся белок и желток, осколки скорлупы.

– Он прав. Если вы не возьмете его с собой, больше мы вас не увидим.

С высокого стула-насеста Майло обозрел разбитое яйцо, потом улыбнулся деду:

– Бабушка такая затейница.

– Не то слово, – подтвердил Гримбальд, светясь от любви к жене. – До сих пор помню, как впервые увидел ее… в лесу, на коленях, руки по локоть в туше оленя.

Девичья краска залила лицо Клотильды, когда она окунулась в это романтическое воспоминание.

– После того, как застрелишь его, лучше сразу разделать тушу, чтобы ничего не измазать дома. Но всегда есть опасность, что запах крови привлечет голодных хищников. Твой дедушка стоял в тени дерева, и, подняв голову, я подумала, что это медведь.

– Она так быстро перескочила от туши к винтовке, – припомнил Грим, – что в тот день я стал ее второй жертвой.

Оба рассмеялись, потом заговорила Клотильда:

– Он пролепетал что-то вроде: «Я вижу Диану, римскую богиню охоты и луны, здесь, при свете дня и затмевающую солнце».

– Деда действительно так сказал? – спросил Майло.

– Действительно. Поэтому я сразу поняла, что должна или застрелить его, или выйти за него замуж.

Пенни слышала эту историю несчетное количество раз, поэтому она не зачаровала ее, как Майло.

– У нас впереди долгий путь. Пожалуй, нам пора трогаться. Где Лесси?

– Вероятно, в картофельном ларе, – догадался Майло.

– Я же сказала тебе, лапочка, что ларь пуст, – напомнила ему Клотильда. – Я забыла заполнить его в прошлом месяце, а сегодня использовала последние картофелины.

– Потому-то она и забралась туда, бабуля. Прохладное, темное, спокойное место. И там так хорошо пахнет. Иногда Лесси нужны прохлада, темнота и покой.

В северо-восточном углу кухни деревянные крышки закрывали две ямы с бетонными стенами и полом, одну для картофеля, вторую – для лука.

Клотильда, Пенни и я встали у крышки, которую поднял Гримбальд.

В яме четыре на пять футов, четырьмя футами ниже, на пустых мешках из-под картошки лежала Лесси. Подняла голову на скрип петель, зевнула.

– Крышка тяжелая, – заметила Клотильда. – Как же она попала туда?

– Как обычно, – ответил я.

– И как это?

– Понятия не имею.