Текст книги "Запретная страсть"

Глава 16

Время шло, и Ребекка все больше впадала в уныние. В ее глазах уже не вспыхивали радостные огоньки. День признания неумолимо приближался. Ребекке трудно было смотреть в лицо близким. А природа делала свое дело.

Джексон наблюдал за ней украдкой, и его тревога росла. Он боялся, что Ребекка несчастна из-за него… из-за их отношений. А вдруг она уже сожалеет о том, что вообще встретила его? Или расстраивается из-за отца… Ведь если Даниел узнает, как далеко они зашли, его реакцию нетрудно представить.

Пит тоже почуял неладное, однако считал себя не вправе вмешиваться. Ему оставалось одно: всегда быть рядом – на тот случай, если Ребекке понадобится помощь друга.

И один только Даниел ничего не замечал. Он видел лишь, что за последние два месяца Ребекка очень переменилась, и, с его точки зрения, явно в лучшую сторону. Прежние бесконечные размолвки были ему ненавистны. А теперь дочь притихла и стала более уступчивой. Даниелу казалось, что Господь внял его молитвам.

Словом, все трое по-разному реагировали на то, что происходило с их любимой Ребеккой. Но больше всех боялся Джексон: слишком многое он мог потерять.

Ветровое стекло пикапа было усеяно капельками дождя. Сидя в кабине, Ребекка дожидалась Джексона, который вот-вот должен был выйти из банка. В эту субботу она едва дотянула до закрытия оранжереи. Ребекка подвинула ноги поближе к печке, от которой шли волны теплого воздуха, и вздохнула, слегка поглаживая живот.

«Скоро я почувствую тебя, – подумала она, вздрогнув от счастья… и ужаса, и поплотнее завернулась в куртку. – Господи, прошу тебя, я никогда никого не любила так, как Джексона, и не хочу, чтобы этот ребенок разрушил наши отношения!»

Струйки дождя стекали по стеклам, и все вокруг казалось мутным и тусклым; краски поблекли и были едва различимы. Но стоило Ребекке увидеть высокого мужчину, который появился в дверях банка, и она сразу поняла – это Джексон. Он немного помедлил, прежде чем ринуться под дождь. В его осанке, в наклоне головы было нечто особенное.

Интересно, унаследует ли все это его дитя? Ребекка улыбнулась. Главное, чтобы малышу не передалась способность его отца попадать в разные неприятные истории.

Пока Джексон бежал к пикапу, ее вдруг пронзила страшная мысль: ведь у их ребенка будет только один дедушка, потому что второй убит человеком, которого она любит. Ребекка тут же постаралась выбросить это из головы – ей неприятно было думать о столь мрачных вещах.

– Господи, льет как из ведра! – сказал Джексон, залезая в пикап и захлопывая за собой дверцу.

Ребекка, нахмурившись, дотронулась до рукавов его рубашки, с которых стекала вода, потом коснулась влажных джинсов.

– Ты весь вымок. Так и простудиться недолго.

Лицо Джексона просияло от радости, в глазах заиграли искорки. Он не привык, чтобы кто-то беспокоился о его здоровье.

– Держи, в этом пакете деньги, которые я снял с депозита.

Ребекка хотела было взять пакет, но он притянул ее к себе и поцеловал. Она охотно уступила ему. Губы Джексона были холодными и мокрыми. Он весело рассмеялся, когда Ребекка сморщила нос, на который стекали капельки влаги.

– Давай-ка, детка, поскорее вытрем тебе носик, – нежно сказал Джексон. – А то вода, чего доброго, смоет мои веснушки.

– Твои веснушки? – усмехнулась Ребекка.

– Мои. Все пять, – и в подтверждение своих прав он снова прильнул к ней губами.

На этот раз поцелуй был долгим и томительным, пробуждающим новые желания. И им захотелось перенестись куда-нибудь подальше от этих шумных новоорлеанских улиц, залитых дождем.

– Джексон?

– Что, дорогая? – шепотом спросил он и провел кончиком пальца по ее носу.

– Ты всегда будешь любить меня?

Этот вопрос ошеломил Джексона. А выражение лица Ребекки вселило в него страх.

– Не знаю, что ты имеешь в виду, но я не мыслю своей жизни без тебя. Ну, ответил я на твой вопрос?

Она смотрела на него застывшими, широко раскрытыми глазами, плотно сжав губы, словно с трудом удерживалась от слез.

– Тебя что-то беспокоит, милая? Последние несколько недель ты сама не своя.

Лицо Ребекки исказилось от ужаса.

– Беспокоит? А что меня может беспокоить?

– Понятия не имею. Может, ты жалеешь, что связалась со мной… что я вообще встретился на твоем пути и…

Ребекка кинулась в его объятия, ловко уклонившись от руля и рычага переключения скоростей.

– Нет! Никогда, никогда не говори так больше! Будь моя воля, я надела бы обручальное кольцо…

Тут Ребекка запнулась, испугавшись столь откровенного признания. Джексон отвернулся, и у нее мигом упало сердце.

– Эх, если бы да кабы, во рту бы выросли грибы! – пробормотал он сквозь зубы. – О чем я только не мечтал! И ничего не сбылось. Я давно перестал верить в чудеса.

Джексон снова посмотрел на Ребекку. Его глаза были тоскливыми и холодными, как дождь за окном. Ей даже показалось, что в них блеснули слезы.

– Чтобы наладить мою жизнь, нужно чудо. Я не гожусь в мужья. А потому давно говорил, что мы должны вести себя очень осторожно, иначе эта любовь сломает тебя.

– Нет! Вот если я потеряю тебя, это будет трагедия. Возможно, именно твоя любовь… и не дает мне сойти с ума.

Джексону показалось, что кто-то со всей силы ударил его в живот.

– Господи, Ребекка, ты пугаешь меня до смерти!

Ребекке очень хотелось собраться с духом и выложить ему все как есть, но вместо этого она немала путано объяснять:

– Да… ну… ты даже представить не можешь, что я чувствую, когда ты входишь в комнату. Или улыбаешься, или поворачиваешься ночью в постели и прижимаешься ко мне. Если ты уйдешь, я не вынесу этого. Понимаешь?

– Нет. И никогда не пойму, почему такая женщина, как ты, любит меня. Тебе это понятно?

– Но я…

Джексон легонько встряхнул Ребекку и заставил ее посмотреть ему прямо в глаза.

– Я убил человека. И не просто человека, а своего отца.

. Ее губы скривились. С трудом сдерживая рыдания, Ребекка зажмурила глаза и отвернулась, но Джексон ухватил ее за подбородок и снова заглянул в лицо:

– Не отворачивайся от правды, Ребекка, посмотри на меня! Что ты видишь?

«Я вижу отца своего ребенка», – подумала она, а вслух сказала:

– Я вижу любовь.

Джексон вздохнул, прижал Ребекку к себе и положил подбородок на ее макушку, увенчанную рыжими кудряшками.

– Да, моя милая. Да! Этого я не могу скрыть, особенно от тебя. И пусть Господь Бог поможет дам обоим, потому что я не знаю, как заставить тебя прозреть.

Прошло еще несколько томительных минут, и наконец Ребекка почувствовала, что успокаивается в этих сильных объятиях. Впрочем, такого утешения ей было недостаточно. Она выскользнула из рук Джексона, снова села за руль и пристегнула ремень.

– Джексон?

– Что, дорогая?

– Поехали домой.

Домой! Какое простое слово, но в нем таится глубокий смысл.

Джексон кивнул. В ту ночь, когда они лежали, прижавшись друг к другу, им казалось, что не так уж трудно будет найти решение всем проблемам. И в самом деле: разве настоящая любовь не побеждает любые трудности? Но на следующий день Джексон говорил по телефону, и Ребекка подслушала его разговор. Она неверно поняла услышанное, и это чуть не разбило ее сердце.

Воскресный обед прошел в молчании. Атмосферу, царившую за столом, вполне можно было назвать напряженной. Приближался час еженедельных таинственных поездок Джексона. Ребекка ждала, что он вот-вот попросит ключи от пикапа, так бывало каждое воскресенье после полудня, начиная со дня пожара. Но на этот раз Джексон только спросил, с несколько отсутствующим видом, что она собирается делать после обеда, и отметил ее бледность.

– Хочешь десерт? – спросила Ребекка. – Шоколадный торт.

– Нет, милая. Может быть, позже.

Даже не удосужившись взглянуть, осталось ли что-нибудь у нее в тарелке, он принялся убирать со стола. Ребекке хотелось кричать… вопить… довести его до бешенства – только бы заставить поговорить по-человечески.

Пусть ведет себя как угодно, лишь бы исчезло это холодное безразличие!

Ребекка уже наполовину загрузила посудомоечную машину, когда Джексон зашел на кухню с целой грудой тарелок.

– Это последние, – сказал он.

«Ну вот, начинается, – подумала Ребекка. – Сейчас он спросит насчет пикапа». .

– Мне нужно позвонить. Ты не возражаешь? – вдруг промолвил Джексон. – По местному номеру.

– Конечно, звони, – беспечно отозвалась Ребекка и кивнула на телефон, висевший на стене возле парадного входа.

Лицо Джексона окаменело, в глазах появилась отчужденность. Ребекка невольно вздрогнула.

– Если не возражаешь, я лучше пойду в спальню. А ты можешь вволю греметь горшками и сковородками, окей?

Ребекка пожала плечами и повернулась к раковине.

«Не надо придавать этому значения. Каждый человек имеет право на личную жизнь», – мысленно твердила она.

Джексону было противно лгать. «И почему я не могу рассказать ей об этом? – спрашивал он себя. – Почему бы просто не объяснить ей все насчет Молли?» Но Джексон отлично знал, почему. Стоит сказать самую малость – и вся правда выплывет на свет Божий. И неизвестно, как это отразится на Молли. И все может полететь к черту!

Он вошел в спальню, набрал номер и стал нетерпеливо ждать, пока в больнице возьмут трубку. Джексон уже решил, что сегодня не поедет в «Азалию» и проведет весь день с Ребеккой. Прошло еще пять минут, и наконец его соединили с доктором Фрэнко.

– Алло, доктор Фрэнко слушает.

– Здравствуйте, док. Это я, Джексон Рул. Я звоню, чтобы узнать…

– Господи, да вы, наверное, телепат!

– А что такое? – нахмурился Джексон.

– Я сам как раз собирался звонить вам. Молли хочет вас видеть.

Джексон похолодел.

– О Боже мой! – Он дважды сглотнул, пытаясь собраться с мыслями. – Черт возьми, что такое вы говорите? Почему Молли вдруг попросила о встрече? Что вы ей сказали?

– Послушайте, по телефону этого не объяснишь – слишком уж все сложно. Но мы ведь рас-считывали на такую реакцию с тех пор, как Молли увидела в газете вашу фотографию.

– Но почему именно сегодня?

– Я все объясню, когда вы приедете в больницу. – Доктор Фрэнко немного помолчал, словно взвешивая, насколько можно доверять Джексону. – Вы по-прежнему хотите видеть ее?

– Черт возьми… конечно! – простонал Джексон. – Я люблю Молли. Пусть она больна… пусть это безнадежный случай – не важно! Даже если Молли всю оставшуюся жизнь проведет в «Азалии», мое отношение к ней не изменится. Господи помилуй, да ведь я сумел продержаться столько лет в «Анголе» лишь потому, что надеялся снова увидеть ее!

– Вот и прекрасно! Когда вы приедете?

Джексон взглянул на часы, в уме подсчитывая время езды до больницы.

– Минут через тридцать… ну, сорок пять.

– Буду ждать, – сказал Фрэнко.

Джексон повесил трубку и резко вскочил на ноги. Его лицо светилось улыбкой, глаза сияли от радости. Ребекка стояла в дверях и смотрела на него остановившимся взглядом. Она была на грани истерики. Но Джексон еще не отошел от разговора с доктором и потому ничего не заметил.

– А, дорогая! Я и не видел, как ты вошла, – пробормотал он.

– Понятно, – ответила Ребекка, с трудом удерживаясь от крика.

«Значит, он любит Молли? Кто она такая. Господи помилуй? И что еще за приют „Азалия“? Боже, что я натворила? Зачем?»

И тут Джексон, по-прежнему взбудораженный возможностью наконец-то встретиться и поговорить с сестрой, сказал то, что так боялась услышать Ребекка:

– Мне понадобится твой пикап.

– Странно, но я почему-то нисколько не удивлена, – прошептала она, хватая с тумбочки свою сумочку и перетряхивая ее содержимое. Отыскав ключи, Ребекка швырнула их Джексону.

Он поймал ключи на лету, а потом подхватил Ребекку и, целуя, закружил ее по комнате. Поглощенный своими мыслями, он не почувствовал, что ее губы остались холодными и неподвижными.

«А вдруг это и есть тот самый единственный шанс? Молли хочет видеть меня… Может быть, нам повезет, и мы снова станем семьей? Я хочу, чтобы Ребекка увидела ее такой, какой она была прежде, до того как…»

На этом его мысли оборвались. Джексон запретил себе думать о прошлом. Он и так слишком долго жил одними воспоминаниями. Может, хоть теперь у него с Божьей помощью появится надежда на будущее.

– Не знаю, надолго ли я уезжаю, но когда вернусь, нам надо будет поговорить.

«О, Джексон, – в полном смятении подумала Ребекка, – если я для тебя – только временная замена и ты любишь кого-то другого… достойнее меня, тогда нам больше не о чем говорить. Объясняться нужно было раньше».

Джексон пощекотал ее под подбородком, заглянул в лицо и наконец-то заметил черные тени под глазами и уныло поникшие уголки губ.

– Может, поспишь немного? – предложил он. – У тебя усталый вид.

Ребекка рассмеялась, но прозвучало это совсем не весело. Однако Джексон по-прежнему парил в облаках и потому пропустил все мимо ушей.

– Пока! – бросил он на бегу и захлопнул за собой парадную дверь.

Ребекка долго, очень долго после его ухода стояла в оцепенении. Потом, почувствовав, что ноги едва держат ее, она забралась в постель и укуталась простынями. Ребекка изнывала от муки, но на глазах у нее не появилось ни слезинки. Свернувшись в клубочек, она думала о том, как глупы женщины, которые отваживаются полюбить мужчину.

И самое ужасное, Ребекка прямо-таки слышала голос отца: «А ведь я тебя предупреждал».

В кабинете доктора Фрэнко было тепло, даже жарко. Окна, выходящие на лужайку, слегка запотели, а на улице выл холодный ноябрьский ветер. Джексон, сидевший спиной к двери и лицом к письменному столу, рассеянно слушал объяснения по поводу неожиданной перемены, которая произошла с Молли. Он мало что понимал, да все это и не имело никакого значения. Важно было другое: Молли вот-вот войдет сюда в сопровождении медсестры.

Радость в душе Джексона боролась со страхом. Если его появление лишит Молли остатков разума, он никогда не простит этого ни врачу… ни себе самому. И все же его вдохновляла надежда вновь обрести семью. Пятнадцать лет… но если Молли поправится, значит, дело того стоило.

– Предоставьте сначала мне вести разговор, а там посмотрим, – сказал врач.

Джексон недоуменно заморгал, сообразив, что прослушал большую часть наставлений, которые давал ему Фрэнко. Но едва он решил спросить, в чем же, собственно, заключается план действий, как в дверь постучали. У Джексона перехватило дыхание. Доктор Фрэнко жестом велел ему оставаться на месте и сказал:

– Войдите.

– Доктор Фрэнко, Молли здесь. Я сделала все, как вы велели.

– Хорошо, Шарлотта, очень хорошо! Подождите, пожалуйста, в коридоре, я вызову вас.

Медсестра кивнула и отошла в сторонку, пропуская в комнату Молли. Обе женщины не заметили, что в кресле-качалке с высокой спинкой, специально повернутом к окну, кто-то сидит.

Молли проскользнула в кабинет. О ее болезни напоминало лишь выражение лица: эта тридцатипятилетняя женщина до сих пор была похожа на несчастного заброшенного ребенка. Впрочем, ее черные волосы были весьма кокетливо завязаны в конский хвост, а стройную фигуру отлично подчеркивали зеленый свитер и синие джинсы. Словом, Молли была элегантна, как и прежде.

– Доктор Майкл! А знаете что? Повар приготовил сегодня ваш любимый десерт, а вы-то все пропустили!

– Неужели торт с заварным кремом? – застонал психиатр.

– Да… именно торт с заварным кремом… обсыпанный крошкой из мускатного ореха. Уоррен Милхэм стянул с подноса четыре куска, прежде чем Антуан успел поймать его. Это было так смешно!

Джексон сжал кулаки и медленно втянул в себя воздух, готовясь к той минуте, когда его присутствие будет обнаружено.

Молли казалась совершенно нормальной: ведь она разговаривала с Фрэнко как обычный человек. И на мгновение Джексону почти удалось убедить себя, что с ней все в порядке и эти пятнадцать лет, проведенные в больнице, были результатом страшной ошибки, допущенной каким-то врачом. И все же он почти жалел, что приехал сюда сегодня. Ему вдруг захотелось отодвинуть эту встречу куда-нибудь подальше, в будущее. Но это было невозможно. Теперь уже поздно что-либо менять. Молли пожелала увидеть его – и он пришел. Джексон давно понимал, что рано или поздно все произойдет именно так.

– Жаль, что я пропустил обед, – – сказал Фрэнко. – Но я был занят. Выполнял твою просьбу.

Молли взвизгнула от радости и захлопала в ладоши:

– Вы имеете в виду… значит, вы нашли моего брата? О доктор Майкл! Как мне вас отблагодарить?

– Так ты по-прежнему хочешь встретиться с ним.

– О да! Вы даже представить не можете, как я этого хочу! – И Молли подбежала к окну, очевидно, рассчитывая увидеть Джексона, идущего по дорожке к дому.

Но врач потянул ее за руку. Он опасался, что Молли обнаружит присутствие брата раньше времени.

– Молли! Подожди!

Молли тут же вздрогнула и побледнела. По ее лицу пробежала тень ужаса, рот скривился. Обхватив себя руками, она начала жалобно поскуливать.

– Прости, – успокаивал ее Фрэнко. – Я не хотел дотрагиваться до тебя, дорогая. Сделай-ка пару медленных, глубоких вдохов и успокойся, хорошо?

«Боже милостивый, – подумал Джексон, – да что же с ней такое?»

Молли передернула плечами, растерянно поморгала и… послушно выполнила то, что велел доктор.

– Ты в порядке? – спросил наконец Фрэнко.

– Да, все отлично, – ответила Молли так, словно ничего не произошло.

И тут Джексон понял, в чем дело. Молли была вполне нормальным человеком до тех пор, пока в ее памяти не оживало прошлое. Только тогда она становилась невменяемой. Ведь в детстве до нее не просто дотрагивался – ее насиловал… жестоко, изо дня в день, человек, которого Молли называла отцом.

– Молли?

– Да.

– Помнишь, ты попросила меня найти Эй Джи?

– Да… О да!

– А помнишь, я сказал тебе, что он изменился? Вы не виделись много лет, и Эй Джи стал другим.

Молли рассмеялась, а у Джексона болезненно сжалось сердце. «Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы я ничего не испортил!»

– Неужели он сильно подурнел? В юности мой брат был красавцем. Девчонки с ума по нему сходили. Черные волосы, синие глаза… настоящая кинозвезда! – Молли нахмурилась: – Надеюсь, он не облысел? У Эй Джи были такие прекрасные черные волосы…

«Она живет в мире своих фантазий, – подумал Джексон. – Не помню я никаких девчонок. Помню только, что мне было страшно засыпать по вечерам и просыпаться утром».

– И все же он изменился, – заметил Фрэнко. – Ведь твой брат уже не подросток, помнишь? Молли кивнула.

– Я знаю, знаю! Но все-таки не так уж и много лет прошло. – И вдруг она сникла и растерянно взглянула на Фрэнко: – Или много?

Врач отступил на два шага назад и оказался лицом к лицу с Джексоном.

– Сейчас, док? – чуть слышно спросил тот.

Фрэнко кивнул.

Джексон, помолившись в душе, развернул кресло и встал. Он услышал, как Молли резко втянула в себя воздух, обошел вокруг стола и замер, ожидая ее реакции.

– Привет, Молли! Милая моя, как давно мы не виделись!

Ее глаза погасли. Причем мгновенно, словно кто-то щелкнул выключателем. Она беззвучно шевелила губами.

– Это я, дорогая. Я, Эй Джи. Я так скучал по тебе!

– Молли, помнишь… – начал психиатр тихо и ласково. – Эй Джи уже не мальчик, он стал мужчиной.

Молли сунула руки в карманы синих джинсов, потом скрестила их на груди и захныкала.

Джексон нервно оглянулся на психиатра, дожидаясь от него какого-нибудь знака… любого – только бы знать, что они сейчас не совершили самой страшной ошибки.

– Молли, а помнишь, как мы, бывало… – Но Джексон не смог закончить фразы, потому что Молли, загораживая лицо руками, словно кто-то хотел ее ударить, попятилась назад, пока не наткнулась на стену. Из ее полуоткрытого рта вырвался пронзительный животный вопль, от которого у Джексона волосы встали дыбом.

– Док?.. – хрипло выговорил он. Но доктор Фрэнко жестом велел ему оставаться на месте и предоставить событиям развиваться своим ходом.

– Господи! Молли, не плачь, – прошептал Джексон и шагнул к ней, раскрыв объятия. – Это же я, милая. Эй Джи… твой брат.

– Нет! – завопила Молли и принялась кружить по комнате, держась на безопасном расстоянии от преследующего ее ужасного призрака.

– Осторожнее! – вскричал Джексон, когда сестра наткнулась на стол и упала.

Он уже готов был подскочить к ней, но тут доктор Фрэнко снова встал между братом и сестрой, не давая им дотронуться друг до друга.

– Уходи от меня! – завизжала Молли, с трудом поднимаясь на ноги, а потом забилась в дальний угол. – Ты мертв! Мертв!

Она опять обхватила себя руками и стала раскачиваться из стороны в сторону. Длинные волосы, стянутые в хвост, стегали ее по глазам.

– Стэнтон умер… он не может теперь сделать мне больно… не может, – причитала Молли, ударяясь затылком о стену.

– Молли! Прекрати! – коротко и властно приказал Фрэнко. Она, казалось, прислушалась, и Джексон испустил вздох облегчения. – Это вовсе не привидение. И не твой отец. Это твой брат – Эй Джи.

Молли смотрела на Джексона пустыми глазами: видимо, прошлое целиком поглотило ее.

– Стэнтон?

– Нет, Молли. Это я. Эй Джи. Я вырос, понимаешь? Мы ведь давным-давно не виделись. Я просто стал старше.

– Нет… нет… нет, Стэнтон, – раздалось монотонное бормотание. – Ты меня больше не одурачишь. Я уже не маленькая. Я большая девочка. Папочка не должен обижать свою дочку, не должен делать таких ужасных вещей… Нельзя трогать меня здесь…

– Боже милостивый, – прошептал доктор Фрэнко, – ведь все эти годы Молли ни разу не намекнула о том, что творил с ней отец. Если б я только знал. Если бы она сказала об этом раньше, возможно…

Джексон замер, объятый страхом. Слишком многое сейчас вышло наружу. И если врач не остановит Молли, она наговорит лишнее.

– Док, давайте покончим с этим. Немедленно! А то будет хуже…

– Нет! – твердо сказал Фрэнко. – Она должна выговориться, другого пути к выздоровлению нет. Джексон схватил психиатра за руку.

– Нет-нет, подождите! – взмолился он. Но было уже поздно. Он едва коснулся Фрэнко – ни о каком насилии и речи быть не могло, – однако Молли разбушевалась так, что из коридора прибежала медсестра. Мужчины в полном ошеломлении смотрели на обезумевшую Молли, которая, сжав кулаки, с воплями наступала на Джексона.

– Не трогай его! – визжала она. – Ты никому больше не можешь сделать больно… никогда! Я ведь в тот раз убила тебя! Но ты не хочешь оставаться среди мертвецов. Отойди от него, иначе я убью тебя опять!

«О Боже, она все-таки сказала это…» Молли в бешенстве кинулась на брата, но он поймал ее в свои объятия. Она кричала, откинув назад голову, и никто ее не останавливал. Эти крики эхом отдавались в ушах Джексона и пронзали его сердце. Постепенно они перешли в хрип. Глаза Молли, заплывшие от слез, превратились в узкие щелочки. И только тогда Джексон прижал ее к своей груди и, покачивая, зашептал:

– Плачь, сколько душе угодно, Молли. Плачь за нас обоих. Я не обижу тебя, милая моя. Я ведь не Стэнтон. А он мертв, его больше нет.

Джексона мутило. Как и в тот день, когда погиб Стэнтон. Вернувшись тогда домой раньше обычного, он увидел сестру, лежавшую почти без чувств, и отца, который забрался на нее верхом и насиловал. Так, словно Молли была вещью, пригодной только для удовлетворения его гнусных потребностей. Джексон содрогнулся, вспомнив, как дрался со Стэнтоном… как потом потерял сознание. А придя в себя, увидел, что Молли стоит над телом отца с ружьем в руке… все кругом было в крови… и сестра кричала…

Джексон очнулся, почувствовав, как голова Молли скатилась набок и ее тело обмякло.

– Молли?

– Давайте-ка я помогу, – предложил врач, но Джексон взмахом руки остановил его, поднял сестру и понес ее к креслу. Не в силах расстаться с ней ни на секунду, он сел, пристроил ее у себя на коленях и стал укачивать, как ребенка.

– Я вызову терапевта, – тихо сказал Фрэнко.

– И чем, черт побери, он сумеет ей помочь? – проворчал Джексон, глядя на бледное, залитое слезами лицо сестры.

Это была, в сущности, чужая, незнакомая ему женщина, но в ней еще сохранилось что-то от прежней Молли, и обнимать ее было приятно. Джексон ощутил, как в нем пробуждаются полузабытые воспоминания детства.

Доктор Фрэнко притулился на краешке своего письменного стола и с удивлением наблюдал за братом и сестрой.

– Значит, вы не убивали своего отца? Это сделала она, так?

Джексон со злостью оглянулся на медсестру, которая все еще оставалась в комнате.

– Джексон, теперь это уже не имеет никакого значения, – сказал Фрэнко. – Вам не нужно больше ее покрывать. Молли открыто сказала о том, что утаивала все эти годы. Да, она убила отца. Она, а не вы. И не надо заставлять ее молчать. Возможно, признание спасет ее.

Откинув голову на спинку кресла, Джексон невидящим взором смотрел на пейзаж, открывавшийся из окна. В его сознании вихрем кружились ужасные образы прошлого.

– Почему вы взяли вину на себя? – спросил Фрэнко. Его поразило, что шестнадцатилетний мальчик мог добровольно пойти на такое.

В глазах Джексона вспыхнула ярость. …и – Потому, что я и сам убил бы его, если бы Молли меня не опередила. Я хотел, чтобы Стэнтон сдох. А она и так достаточно страдала, – он медленно, судорожно втянул в себя воздух. – И еще потому, что я обещал позаботиться о Молли и не смог сделать этого.

– Кто же мог просить вас об этом? – озадаченно спросил Фрэнко. – Вы ведь на несколько лет младше сестры? Разве не она должна была опекать вас?

– На Стэнтона нельзя было положиться. Я был единственным мужчиной в семье – так говорила моя мать, Лаура. И когда она умерла, моя задача состояла в том, чтобы защищать сестру.

В комнату вошел врач в сопровождении нескольких санитаров. Фрэнко мягко коснулся плеча Джексона.

– Я должен сказать вам, Джексон, что вы были и остались настоящим мужчиной. То, что вы сделали… – Он покачал головой, слишком взволнованный, чтобы закончить свою мысль. – Я могу сказать только, что это высшее проявление братской любви.