Текст книги "«…Истинно свободны будете». Размышления о свободе в контексте российской Евангелическо-Лютеранской Церкви"

10. Благовестив в несвободном мире: учение о двух Царствах

Да, церковь нередко пытается поработить своих членов. Но несвобода, конечно, еще сильнее проявляется вне церкви. Например, тогда, когда по политическим, экономическим или каким-либо иным причинам ущемляются права человека, устанавливаются неоправданные ограничения свободе личности, ее самовыражению и самоопределению. Каждый из нас может привести массу таких примеров несвободы в общественной и политической сфере. К сожалению, именно сегодня недостатка в них нет.

Соответственно, важно помнить, наше свидетельство и благовестие обречено происходить в несвободном мире. Учитывая же, сколь сложны и многообразны проявления несвободы, христиане стоят перед сложными вызовами. Ученики Христа не могут отвернуться от них, иначе они не будут выполнять своего главного поручения. Поэтому конфликт нашей внутренней свободы и внешней несвободы никогда не будет давать нам покоя.

На самом деле этот конфликт имеет довольно сложную структуру. Традиционно в лютеранской теологии здесь используют учение о двух Царствах Лютера.

Рембрандт Харменс Ван Рейн

Челн Христа на море

Согласно этому учению, Бог действует, «правит» в мире двумя различными способами. Во-первых, Он действует через Слово Евангелия, через безусловное прощение и спасение грешников. Возвещать это Слово является прямой и непосредственной задачей церкви. Во-вторых, Бог действует через мирские институты, законы и порядки. Задача государственной власти и гражданского общества – заботиться о земном благе людей, решать все их внешние проблемы и сдерживать зло. Здесь, например, при необходимости вполне может быть применено насилие. В проповеди же Евангелия насилие недопустимо и, более того, просто немыслимо. Нельзя заставить человека верить насильно. Поэтому церковь ограничена в этом отношении в выборе средств своей проповеди. Она не может соединять проповедь Евангелия с насилием или, скажем, подкупом.

С другой стороны, церковь не может примешивать проповедь абсолютного прощения к политическим или экономическим структурам. Нельзя требовать, чтобы общественные, политические и экономические институты в своей деятельности исходили из идеи безусловного прощения, ненасилия и бесконечной любви. Это попросту невозможно. Попытки «жить по Евангелию» всегда приводили к краху. И именно потому, что Евангелие – это не закон, по которому можно строить свою повседневную жизнь, а совершенно другая реальность. Жить по Евангелию так же невозможно, как жить по нотам прекрасного музыкального произведения. Как жить по признанию в любви, которое вы однажды услышали. Музыка, милость, любовь – это не закон, не правила, не предписания.

Соответственно, по убеждению лютеран, христианин может и даже должен служить в армии, занимать государственные посты, выступать в суде, словом, заниматься любым мирским делом, приносящим общественную пользу. Будучи добрым христианином, он не может уклоняться от «мирского» служения Богу, уклоняться в том числе от порой «черной» и неприятной работы. При этом речь отнюдь не идет об уступках миру, о сделках с совестью. Напротив, такое служение, даже самое, казалось бы, неблагодарное, – это служение самому Богу в Его мирском царстве, который таким образом управляет миром, и потому оно есть благое дело. Задача государства и общества – это задача, данная от Бога. Она отличается от глубинной задачи церкви, и формы ее осуществления отличаются от церковных форм. Но все же это задача, данная от Бога. Поэтому церковь должна признавать эту задачу государства и общества, уважать и принимать ее.

Однако учение о двух Царствах нельзя сужать только до вопроса отношений церкви и государства. На самом деле оно затрагивает куда более обширные области христианской жизни. Речь идет о соотношении откровения, данного нам в Евангелии, со всем комплексом проблем повседневной жизни христиан в мире. Таким образом, данное учение неизбежно будет касаться областей не только политики, но и этики, экономики, а также (что становится особенно важным в последнее время) экологии, технологии и науки.

Применяя учение о двух Царствах, следует избегать двух серьезных и распространенных искажений. Необходимо подчеркнуть следующее:

Оба Царства – это Царства, находящиеся под непосредственной властью Бога. Оба Царства – это Царства Божьи. Поэтому служение в мире – это тоже служение Богу. Да, в мире Бог действует иначе, чем в провозвестии Евангелия, но это все равно Его действие. Соответственно, «мирское» Царство отнюдь не секулярно. Речь не идет о мире, живущем по своим автономным законам, речь идет о том, каким образом Бог направляет этот мир и действует в нем, и о том, каким образом мы можем служить этой Его направляющей воле. Более того: речь идет об одном и том же Боге, поэтому те ценности, которые формируются у нас под влиянием евангельского провозвестия, хотя и отличаются от правил и установок Царства мира, но не могут в корне противоречить им.

Граница между этими двумя Царствами не совпадает с границей между церковью и миром (тем более с границей между церковью и государством). И внутри церкви есть области, которые подчиняются законам мирского царства и не могут существовать иначе. Это, например, бухгалтерия, управление, церковное право, можно подумать о том, чтобы отнести сюда и диаконию. Из некоторых высказываний Лютера можно сделать вывод о том, что даже пасторское служение (в отличие от всеобщего священства всех верующих) тоже оказывается именно в этой области. Даже более того, то, что мы обычно понимаем под словом «церковь» является как раз мирской, общественно-институциональной стороной провозвестия Евангелия, а не самим осуществлением Царства Христова.

Фактически (пусть и с некими оговорками) различие между двумя Царствами можно свести к различению между законом в его первом («политическом») применении и Евангелием.

Да, закон и Евангелие необходимо четко различать, но при этом они прочно между собою связаны, как и различны, но связаны между собой и два Царства. Их связь двояка: во-первых, может сложиться ситуация (и она не раз в истории складывалась), когда мир открыто подавляет проповедь Евангелия. Тогда, естественно, церковь может и должна воспротивиться этому. В этой ситуации она не может не вмешиваться в политические и общественные процессы. И, во-вторых, оба Царства имеют свой исток в Боге и оба направлены на благо человека, соответственно, как уже говорилось, между ними не может быть кардинального различия. Мы не можем применить принцип Евангелия там, где необходим закон просто потому, что это принципиально разные вещи, но при этом мы, как христиане, мотивированы именно Евангелием. Нашей целью является не простая и сухая законность, а благо человека.

11. Ситуативность евангелической этики

Последнее утверждение предыдущего раздела может звучать абстрактно до той поры, пока определенный этический вызов не коснется нашей жизни. Христианская этика во многом является ситуационной и субъективной. Ее суть можно охарактеризовать как свободное проявление любви по отношению к конкретному ближнему. Никакое этическое учение никогда не будет исчерпывающим и всеобъемлющим. Невозможно охватить жизнь во всем ее многообразии, свести ее к ряду правил, сколь угодно простому или сложному. Этические концепции могут и должны постоянно переосмысляться, используя современный понятийный аппарат, и в поиске ответов на новые вопросы.

Для нас, прежде всего, важно, что верующий, будучи уже оправданным, свободен от заботы о своем спасении. Он совершает свои поступки, исходя не из мысли о том, принесут ли они ему «дополнительные баллы» перед Богом, а исходя из нужды ближнего. Возьмем для иллюстрации простой пример: часто возникают дискуссии о том, нужно ли подавать милостыню нищему, если знаешь, что он распорядится полученными деньгами не лучшим образом. Типичным ответом становится: конечно, милостыню подавать нужно, ведь, в конце концов, она важна не столько для этого нищего, сколько для тебя самого. Подавая, отдавая что-то, ты либо получишь за это награду от Бога (грубый вариант), либо работаешь над собой, совершенствуешь себя (более «утонченный» вариант). Мы не можем согласиться ни с одним из этих вариантов, поскольку они базируются на праведности дел, самоправедности человека.

Евангелическое богословие исходит из того, что доброе дело только тогда является по-настоящему добрым, когда совершается не из желания заслужить что-то у Бога или даже улучшить самого себя, а из спонтанного и бескорыстного желания помочь ближнему. Наша задача – помочь не себе (пусть даже в самом возвышенном и духовном смысле), а именно ближнему. Поэтому подлинно нравственным импульсом будет не исполнить абстрактный закон, общие заповеди, а найти способ наиболее эффективно помочь нуждающемуся человеку в его конкретной нужде. Соответственно, в ситуации, требующей этического решения, следует ориентироваться не только на «вечные» нормы и заповеди, но и на определенные обстоятельства, в которых ты оказался, и которые, быть может, требуют иного, нетрадиционного подхода.

 
Мы не привязаны к закону.
В этом наша свобода.
 

Знаменитые и на первый взгляд кажущиеся едва ли не скандальными слова Лютера: «Греши смело. Но еще тверже веруй и радуйся во Христе», – нужно интерпретировать именно в этом ключе. Нам не стоит бояться «согрешить», то есть поступить недостаточно правильно в той или иной ситуации. Зло в этом мире слишком тесно переплетено с добром, чистое добро и чистое зло встречаются относительно редко. Поэтому практически каждое наше решение и каждый наш поступок в той или иной этической ситуации будет содержать в себе и то, и другое. Не нужно бояться ошибок настолько, чтобы ничего не делать. Нужно смело, активно и ответственно помогать ближнему. Именно дарованное нам во Христе прощение освобождает нас от этого страха «согрешить», служа ближним.

Нужно еще раз подчеркнуть, нормы, задаваемые законом, являются ориентирами, а не абсолютными предписаниями. Собственно, это можно наблюдать уже в рамках Священного Писания. Например, наряду с заповедью «не убей» находится повеление вести священную войну, притом с такой жестокостью, которую мы сегодня иначе как «геноцид» обозначить просто не можем. Разумеется, это пример крайне негативный. Но он очень ярко показывает определенную относительность любой заповеди. В каждой новой ситуации заповеди не могут не интерпретироваться по-новому. Заповедями, мы уже приводили соответствующее высказывание Лютера, нужно пользоваться с умом.

Однако среди заповеданного Богом нужно уметь выделять важнейшие принципы, которые сохраняют свою силу независимо от внешних обстоятельств. Думается, что к числу таких принципов следует, прежде всего, отнести любовь и именно свободу.

Таким образом, когда христианин живет в соответствии со своей внутренней свободой, то он может вмешиваться в политические и общественные процессы, если существует угроза для исполнения церковью своей основной задачи – провозвестию Евангелия, или же когда свобода человека, к кому обращено Евангелие, ущемляется или находится под угрозой.

Рембрандт Харменс Ван Рейн

Христос и женщина, уличенная в прелюбодеянии

Здесь можно вспомнить об одном из самых ярких примеров такого христианского, но вместе с тем политического действия, который был дан в прошлом веке. Речь идет о жизни и деятельности выдающегося немецкого богослова Дитриха Бонхеффера, который стал активным участником сопротивления гитлеровскому режиму, сотрудничал с разведкой союзников и даже принимал участие в подготовке покушения на Гитлера. Интересно, что, исходя из несколько архаичного, но типичного для того времени понимания учения о двух Царствах, он считал свою политическую подпольную деятельность грехом. Однако он мужественно брал этот грех на себя ради того, чтобы избавить свой народ и человечество от очевидного зла. В своем стремлении к свободе он пошел до конца, приняв смерть от нацистских палачей.

Свобода, как уже утверждалось, не может оставаться абстрактным понятием. Она переживается и реализуется в конкретных актах освобождения. Задачей христианина в этом мире является, пользуясь своей свободой, заботиться о благе ближнего и всего общества, а также утверждать свободу как таковую.

Собственно, эти два аспекта человеческой жизни: свобода и благополучие, – как показывает опыт последних столетий, являются очень тесно связанными. Именно те страны, где устанавливались свободные политические системы, где свободно развивалась наука, где не налагалось бессмысленных ограничений на самовыражение художников и поэтов, в большинстве случаев добивались и материального процветания. Мы можем даже сказать, что именно свобода является той точкой, где пересекаются оба Царства Божьих, где правильно понятое политическое применение закона и Евангелие не могут больше противопоставляться друг другу, а звучат в унисон.

12. Свобода и добровольное самоограничение

Разумеется, нельзя забывать и о втором тезисе Лютера из его работы «О свободе христианина». Христианин является «рабом для всех». Помогать ближнему невозможно, не отдавая чего-либо своего: времени, сил, финансов, иногда просто нервов. Христианская свобода подразумевает добровольное самоограничение ради свободы другого подобно тому, как сам Иисус принял образ раба. Он и своим ученикам сказал: «Кто хочет быть большим среди вас да станет всем слугой».

Но здесь важно помнить о трех вещах: во-первых, самоограничение (в отличие от свободы) является средством и только средством, ни в коем случае не самоцелью. Во-вторых, речь идет именно о добровольном и самостоятельном ограничении. Любые церковные предписания в данном случае следует воспринимать лишь как подсказки и ориентиры. И, в-третьих, эти самоограничения нужно понимать, как уже описанные нами «структуры прорыва», как структуры, помогающие достичь большего освобождения, привести к большей свободе.

У добровольного рабства христианина есть и еще один аспект. Это ответственность. Действовать самостоятельно и свободно означает двигаться в осознании своей ответственности. Мы можем «грешить» т. е. совершать ошибки, мы можем поступать неправильно. В таком случае нам необходимо мужество увидеть и признать наши заблуждения, а также стремиться исправить их. Для этого нам часто необходим посторонний взгляд, забота и поддержка со стороны других людей и церкви.

Ученики Иисуса, услышав Благую Весть, восприняли ее сначала, вероятно, как эксклюзивное знание и особую личную печать избранничества. В себе самих они могли увидеть некую «религиозную элиту», «закрытый клуб». Но Иисус вновь и вновь упрекает их в маловерии. Для Него важным было не полное и безоговорочное согласие учеников со всем, что говорит и делает Он. Его призывом было: «Следуй за мной». Иисус неоднократно будет предостерегать своих учеников от скороспелых выводов, от высокомерия и лицемерия.

При этом очень важным, если не основным, элементом их ученичества было осознание своего недостоинства и своей природной неспособности быть учениками Христа. Им нужно было, взирая на Иисуса, стать свободными от тех целей, которые они прежде ставили для себя самих. Из евангельских рассказов мы знаем, что учеников часто интересовал вопрос первенства, возможности чудотворения, исцеления и другое. И это вполне естественно. Эти же вопросы и сегодня волнуют множество христиан. Ученикам Христа нужно было освободиться от подобных устремлений для того, чтобы их служение в мире стало истинно свободным и добровольным. Только так действует любовь. Любовь и свобода, как мы уже неоднократно подчеркивали, неразделимы. В христианстве они составляют единое целое. Свобода любви – это, в конечном счете, то, что сделает учеников учениками. Об этом очень ярко свидетельствует евангельская сцена покаяния Петра. Речь здесь идет не об акте покаяния как таковом и уж тем более не о соразмерной сатисфакции за свершившееся отречение (это просто немыслимо), но о любви. Эта любовь подобно вере прошла через отчаяние и слезы и обрела радость примирения.

Рембрандт Харменс Ван Рейн

Отречение Петра

В 15 главе Евангелия от Иоанна Христос говорит о новом послушании. Ученики теперь уже не рабы, они друзья, потому что сознательно следуют за Господом, повинуясь не внешнему предписанию, а внутреннему осознанному порыву любви. Об этом новом послушании свидетельствует и VI артикул Аугсбургского вероисповедания, важнейшего вероисповедного текста лютеранства: «Также мы учим, что вера эта должна приносить добрые плоды и добрые дела, и что следует совершать много добрых дел, заповеданных Богом, ибо Он этого желает. Но нельзя уповать на то, что посредством добрых дел можно снискать благодать перед Богом. Ибо оставление грехов и праведность мы получаем через веру во Христа, по слову Его: “Когда исполните все повеленное вам, говорите: мы рабы ничего не стоящие”» (Лук 17:10). Тому же учат и отцы Церкви, как например, Амвросий: «Так решено у Бога, что тот спасен будет, кто верует во Христа, и что ему оставляются грехи не по делам его, а лишь по вере, без собственных заслуг». Христианин призван совершать добро, ибо он руководим любовью. Более того, именно из-за пребывания в любви христианин просто не может не совершать добра, подобно тому как, следуя библейскому примеру, доброе дерево не может не приносить доброго плода. Разумеется, служение добру не может не быть связано с определенными самоограничениями или даже испытаниями и лишениями. Но все они являются сугубо добровольными, осознанными и принимаемыми из любви, а не по некоему внешнему требованию. И, конечно, самоценностью они не являются. Стремиться к ним ради них самих было бы попросту безрассудно.

Важно в этом контексте еще раз напомнить и о том, что послушание Богу – это в первую очередь не вопрос религиозного поклонения или некоего духовного самосовершенствования. Послушание Богу проявляется в нашем обычном ежедневном труде, отношениях в семье и с ближними. В нем нет разделения на духовную и светскую сферу. Новое послушание как проявление свободы касается нас как цельных и свободных личностей. Лютер говорил о том, что жизнь христианина протекает в трех сферах, которые мы сегодня можем обозначить как церковную, семейно-профессиональную и политическую. Однако важно понимать, что эти сферы не изолированы, не отделены друг от друга. Служение Богу происходит не столько во время литургии, сколько во всяком честном труде, в общественной деятельности, в семейной жизни. Именно они становятся в первую очередь областями реализации проникнутой любовью христианской свободы.

13. Христианская свобода в современном мире

Та же задача, которая стояла когда-то перед учениками Христа, актуальна для христиан и сегодня. Как и тогда, в церкви звучит много благочестивых и во всех отношениях правильных слов. Но среди всех этих слов порой так мало можно найти искренности и реальных дел милосердия и любви. Многие из этих слов не имеют никакого отношения к Евангелию, потому что произносятся не свободно, а в угоду определенной политической или иной конъюнктуре.

Евангелие свободы задает верующим все новые вопросы. Этот процесс никогда не заканчивается, он продолжается и сегодня. Вопросы эти, как правило, непростые. Современное развитие общества, науки, политической сферы достигло ранее никогда невиданных форм. Это может прозвучать банально, но, к сожалению, мало кто до сих пор осознает эту истину по-настоящему: мы живем в изменившемся мире. Это мир медицинских достижений, мир высоких скоростей, мир моментального обмена информацией, мир глобализированный, секуляризированный, мир пост– и постпостмодерна. Однако и в нем свобода и любовь, эти две величайшие ценности, сохраняют свое значение. Свободно служить свободе и любви – вот задача христианина, которая сегодня является, пожалуй, еще более актуальной, чем прежде.

Особенно запутанной является ситуация в современном российском обществе, где патриархальные структуры мышления смешиваются с примитивным коммунистическим модерном и все это накладывается на стремительно завоевывающий свои позиции постмодерн. Даже если оставить в стороне все еще незрелые и тяготеющие к постоянному ограничению свободы политические и бюрократические структуры, придется признать, что и в самом обществе идея свободы не играет еще должной роли. Правильное выстраивание общественной жизни воспринимается большинством в виде постоянного накладывания на людей все новых ограничений и запретов. Запреты, ограничения, наказания, кажется, что ни власть, ни значительная часть нашего социума не знает иных методов общественного регулирования. Это поистине трагично. В такой ситуации христиане просто обязаны «во время и не во время» свидетельствовать о свободе, призывать к свободе, творить свободу.

Это может проявляться по-разному как во внутрицерковной, так и в мирской сферах. Например, наши богослужения должны перестать быть скучными, формальными актами, совершающимися «по всем правилам», а становиться праздниками свободы и творчества, моментами прорывов к свободе перед Богом и перед самими собой, пусть и с уважительным отношением к традиции и с ее плодотворным использованием, таких прорывов, которые могли бы затем окрылять и для свободной жизни в обществе. Призывы к прихожанам вроде: «Вы должны ходить на богослужения!» – противоестественны. Речь идет не о долге и не об обязанности, а о переживании свободы. Важнейшей задачей литургического созидания сегодня должна стать работа над такими формами богослужения, которые очевидно создавали бы такое ощущение, дарили людям свободу.

Наши церковные структуры должны прекратить быть имитацией светской бюрократии, а стать инструментом, помогающим братьям и сестрам по вере свободно и ответственно жить, трудиться, действовать в церкви. Этого добиться особенно сложно, уже хотя бы потому, что церковные структуры не могут существовать изолированно от общественных структур, которые по своей природе тяготеют к ограничению свободы людей. Но именно поэтому данная цель является серьезным вызовом и заслуживает приложения особых усилий.

Этика, которую мы отстаиваем перед лицом мира, также должна быть этикой свободы. Не поиск новых предписаний и запретов, а стремление к максимальной и свободной реализации человеческого существа должно быть ее движущим мотивом. Свободным и ответственным должен быть наш подход к тем новым проблемам, которые ставит перед нами и перед самим собой мир: эвтаназия, гомосексуализм, определенные медицинские и научные практики и многое другое. У нас нет заранее данных нам с неба ответов. Их нужно искать, находить, а потом снова и снова искать самим. И в этом поиске свобода и любовь должны быть нашими главными ориентирами и принципами. Любые ответы должны исходить, прежде всего, из них.

Разговор о грехе в церкви не должен превращаться в законничество, в постоянные поучения и предписания. Человеческий грех необходимо показывать во всей его трагичности, представлять так, чтобы мысль о нем вызывала ужас и глубокую скорбь. Необходимо передавать его как нашу принципиальную неспособность достичь спасения и мира с Богом никакими нашими усилиями. Но именно такая речь о грехе будет подводить к евангельской свободе.

Всеми силами нужно бороться с фундаментализмом в церковной среде. Нельзя допустить превращения освобождающего Евангелия в набор якобы непогрешимых догм и правил поведения.

Да, мы живем во внешне и внутренне несвободном обществе. Но в нем же, пусть и подспудно, зреет, живет тоска по свободе. Есть множество песен и стихов, в которых воспевается свобода, но нам не доводилось слышать ни одной песни, ни одного стихотворения, где воспевалась бы неволя или пусть даже закон…

Не предлагать новые, свои, еще более «разумные» (на практике, куда более строгие предписания), а услышать эту тоску, почувствовать ее, выразить и, подхватив, постараться утолить ее – вот к чему мы призваны. Для этого придется преодолеть, вернее, снова и снова преодолевать свою собственную внутреннюю несвободу, свое желание быть рабами. Это возможно только в вере и верой в Евангелие.

Вера должна перестать ассоциироваться со словом «рабство», а стать синонимом слова «свобода», прежде всего, для нас самих.