Текст книги "Бите-дритте, фрау мадам"

Пашке Панфилову действительно было не так уж и плохо. Он сидел в переделанном под камеру коридоре, ярко освещенном люминесцентной лампой. Обе двери (в головах и ногах), ведущие из коридора черт знает куда, были накрепко закрыты. Они открывались только для того, чтобы дать пленнику возможность добрести до туалета и вернуться под бдительным приглядом гориллоподобного гангстера.

Прошло уже больше суток с того момента, как высокий мужчина в черной маске, перенявший Пашку с рук на руки у предательницы-Ники, опустил брыкающегося и царапающегося мальчишку на лежащий возле бетонной стены матрац. Но слова, сказанные ровным хриплым голосом, до сих пор отдавались у Пашки в ушах:

– Не дергайся, парень. Ничего с тобой не случится, если, конечно, твой папочка глупостей не наделает. Сиди тихо и все будет «зер гут».

– Это точно, – заржал вдруг второй похититель. – И «зер» ему будет, и «гут». И наверное, уже сегодня ночью.

– Ты о чем?

Высокий как бы нехотя развернулся ко второму бандиту, но тот почему-то сразу поперхнулся и забормотал:

– Да так, ни о чем. Я думал, ты лучше меня шефа знаешь…

– Конечно, лучше, – согласился высокий. – Но я не смогу спать спокойно, пока не узнаю, что знаешь о нем ты.

– Так я это…

– Так ты это мне расскажешь, – подвел черту высокий. – Иди в гараж, Серый, и жди меня там. Я сейчас.

Дважды упрашивать Серого не пришлось – дверь за спиной Пашки громко хлопнула, и предательские мурашки побежали по вжавшейся в бетон мальчишеской спине. Оставаться наедине с обманчиво спокойным человеком в черной маске и не бояться было выше Пашкиных сил.

– Не бойся. – Высокий протянул было руку, чтобы потрепать мальчишку по затылку, но вовремя передумал – зубы Пашки клацнули в каком-нибудь миллиметре от узловатых пальцев. – Не бойся, волчонок. Пока я здесь, тебе нечего бояться. Наверное… Главное, чтобы я тебя услышал.

И он услышал – потому что Пашка орал как резанный.

Вырванный из тревожного сна чьим-то хриплым дыханием и тяжестью навалившегося тела, Пашка Панфилов испустил такой душераздирающий вопль, что у него самого заложило уши. Но огромная ладонь тут же с размаху запечатала ему разом и рот, и нос, дышать сделалось совершенно невозможным, а сил на сопротивление уже не осталось. Теряя сознание от ужаса и удушья, Пашка успел увидеть ухмылку на потном лице насильника и то, как она сменяется гримасой непереносимой боли.

– Я тебя, сука, сейчас кастрирую, – послышался знакомый голос высокого. – Причем вручную.

– Это не я!.. – не то пролаял, не то провизжал Серый, оставив безуспешные попытки вывернуться из костоломного захвата.

– А я почему-то в этом не уверен. – Высокий еще сильнее сдавил что-то Серому, и тот, взвыв, уткнулся носом в шершавый пол.

Вышедший из столбняка Пашка наконец сумел отползти назад, немного отдышаться и взглянуть на своего спасителя. На этот раз он был без маски, и мальчишка на всякий случай постарался как можно лучше запомнить хмурое сосредоточенное лицо. Высокий, абсолютно седой мужчина, удобно усевшийся на беспамятном Сером, криво улыбнулся:

– Я же говорил, не бойся. Дядя Штольц тебя в обиду не даст. Да не трясись ты так – зубы сломаешь. На, лучше затянись.

Он вынул из кармана смятую пачку «Кэмела», прикурил сигарету и протянул Пашке. Все еще плохо соображая, что делает, мальчик глубоко затянулся и тут же зашелся в приступе кашля.

– Нормально-нормально. Зато теперь не будешь трястись, как на электрическом стуле. – Штольц взъерошил мальчишеский затылок. – А сейчас попытайся заснуть.

Зажав сигарету в зубах, он ухватил Серого за воротник и потащил к двери. Вскоре в импровизированной камере уже ничто не напоминало о происшедшем. Только хриплое дыхание мальчика, свернувшегося на грязном матрасе, нарушало воцарившуюся тишину.

Солнечные лучи вливались в раскрытые по жаре окна широкой полноводной рекой, а пылинки лениво скользили в них микроскопическими мальками. Престарелый немецкий коммерсант откинулся на спинку стула и отрешенно вертел в руках пустую кофейную чашку. Боже, как давно он не пил настоящего кофе! Цикорий, который позволяли ему врачи, ничем не напоминал любимый когда-то напиток. Новый день начинался так же скверно, как и предыдущий. Как многие бесконечно долгие дни до этого. А ведь впереди их осталось совсем мало. Даже сегодняшняя ночь, обещавшая хотя бы тень былого удовольствия, и то не оправдала возложенных надежд. Дьявол его забери, этого «переводчика»!

– Господин Зольден, – хриплый голос Штольца, заставил старика досадливо поморщиться. Надо же! Стоило помянуть всуе – явился. Ну что ж, это и к лучшему. Давно пора расставить точки над «i».

– Доброе утро, – усмехнулся он в ответ. – Никак не могу привыкнуть именовать вас Зигмундом Штольцем, Дмитрий Николаевич. Да и это ли имя ваше? Уверен, что нет.

– Но и вы совсем не герр Зольден. – Седой «переводчик» обогнул стол и уселся напротив своего босса. – Впрочем, меня это не касается. Чего нельзя сказать о сегодняшнем ночном происшествии. Не пора ли вам раскрыть карты?

– Вы хотели сказать: не пора ли нам раскрыть карты? – краешком губ усмехнулся немецкий «коммерсант» на чистом русском языке.

– Я вас не понимаю, уважаемый, – покачал головой Штольц, – Вы обо мне знаете все, а я о вас почти ничего. Кроме того, что сегодня вы чуть не сорвали дело, которое я тщательно спланировал. Я могу понять вашу тягу к вуаеризму, в столь почтенном возрасте остается только это. Но почему бы просто не посмотреть порнофильм с садистским уклоном? Допускаю, что вас больше торкает, когда все происходит вживую, но затаскивать извращенца-Серого на заложника – это, мягко говоря, неосмотрительно. Его отец потом небо и землю перевернет, чтобы нас найти.

– Вы поднимаете слишком много шума из-за невинной забавы, Дмитрий Николаевич, – отмахнулся Зольден. – В конце концов, вы профессионал и сможете обеспечить нашу безопасность.

– Невинная забава? – скривился его собеседник.

– Вот именно, – старик широко улыбнулся. – И мне очень жаль, что теперь я ее лишился. Вы так основательно поработали над Серым, что восстановится он не скоро. Весьма сожалею, что не присутствовал. Это зрелище с успехом могло заменить, то которое вы мне испортили.

Вместо ответа Штольц грубо выругался по-немецки.

– Что поделаешь, Дмитрий Николаевич. – Вежливая улыбка не покидала морщинистое лицо. – У меня есть маленькие слабости. А в моем возрасте грешно не воспользоваться удобным случаем. Не так много радостей осталось мне в жизни.

– Ладно, оставим. Собственно, я пришел для того, чтобы обсудить наши дальнейшие действия. Мы выдержали нужную паузу. Клиент, как говорится, созрел и подпишет теперь все, что угодно. Это я точно знаю. Но зато не знаю, что мне делать дальше. Никаких инструкций от вас я до сих пор не получил.

– Получите, когда оформим сделку.

– Вообще-то я предпочитаю готовиться заранее. – Штольц хмуро воззрился на босса. – Чтобы не было неожиданностей.

Однако за неожиданностями дело не стало. Осторожный стук в дверь заставил собеседников дружно повернуть головы.

– Входи, чего скребешься, – буркнул Штольц и брезгливо поморщился.

Серый бочком протиснулся сквозь узкую щель, обтерев футболкой новенький дверной косяк. Ночная экзекуция, устроенная переводчиком, не оставила следов на лице, но двигался неудавшийся насильник с большим трудом.

– Э-э… Там… – промямлил он, старательно отводя взгляд. – Там… Короче, вам это интересно будет…

– Что нам будет интересно? – в голосе Штольца появились нотки любопытства.

– Ну, это… Там по телевизору показывают Панфилова этого. Ну, чей пацан. Он, кажись, землю свою продает. Или отдает. Я чё-то так и не понял…

Если бы возраст позволял господину Зольдену вскочить и бросится в соседнюю комнату к монотонно бормочущему телевизору, он бы наверняка это сделал. Но годы брали свое, и старый немец подошел к мигающему экрану неспешным равнодушным шагом. В отличие от стремительного Штольца, который к этому моменту уже успел оседлать скрипучий стул и довести громкость в динамиках до максимума.

Десять минут в комнате царила напряженное молчание, нарушаемое редкими сухими смешками господина Зольдена. Штольц же только поскрипывал стулом, раскачиваясь на нем словно на лошадке-качалке.

– Приведите мальчишку, Дмитрий Николаевич, – после очередного смешка приказал Зольден. – И позвоните его глупому отцу. Пусть он послушает, крики своего сына, расстающегося с некоторыми частями тела. Может быть, одумается.

– Думаете, уже пора? – вопросительно поднял бровь «перевочик», все еще покачиваясь на стуле.

– Самое время, – подтвердил старик, прикрывая веками лихорадочный блеск зрачков.

Пока Штольц лениво поднимался, дверь с грохотом распахнулась, и в проеме показался Серый, тащивший упирающегося Пашку.

– Иди-иди, щенок, – бандит щерился хищным оскалом, волоча мальчишку, будто мешок с картошкой. – Сейчас своему папочке песенку споешь. Какой номер у его мобилы? Говори!

Он с маху залепил Пашке пощечину и собирался продолжить, но был остановлен тихим:

– Замри, извращенец.

Штольц в два шага пересек комнату. Поднял с пола испуганного мальчишку и усадил на стул.

– Сиди не дергайся, – буркнул он. – И ничего не бойся.

– Ему как раз и следует бояться, – заметил Зольден на родном языке. – Или вы думаете, что я шутки собираюсь шутить?

– Я думаю, что нужно сначала во всем разобраться. Расчленить его мы всегда успеем. Для начала позвоним, – тоже по-немецки ответил Штольц.

Пока он набирал номер, в комнате неожиданно сделалось очень тесно. Пятеро накачанных парней, выстроившись вдоль стен, с интересом наблюдали за развитием событий.

– Вы, что, не доверяете мне? – Штольц недоуменно улыбнулся и быстро окинул комнату оценивающим взглядом. – Считаете, что я могу пойти на попятный? Или что я в случае чего не справлюсь с этими сосунками? Я же их сам вербовал и знаю, чего они стоят. Даже если они вооружены, а я нет. Это все ваша скрытность и срочность. Если бы я в самом начале обладал полной информацией, то подобрал бы более квалифицированные кадры.

– Меня вполне устраивают эти, – улыбнулся Зольден в ответ. – Особенно тем, что никакие общие интересы их с вами не связывают. Их благосостояние зависит исключительно от меня, а значит…

– А значит, вы все-таки мне не доверяете, – заключил Штольц.

– Ничего личного. Всему виной ваше прошлое. Таким не принято доверять. Так что звоните, пока не поздно.

– Поздно, – пробормотал Штольц, вглядываясь в экран.

– Пожалуй, – подтвердил Зольден. – Придется переходить к запасному варианту.

– О котором я тоже ничего не знаю, – поморщился «переводчик».

– Вот именно. Но скоро узнаете все в подробностях. А еще узнаете, что мальчишка для него не нужен, – промурлыкал старик. – Так что мои маленькие слабости теперь делу не помешают. И все-таки позвоните. Пусть его отец послушает…

Штольц согласно кивнул, нажимая кнопки мобильного, и как бы невзначай наклонился к Пашке.

– Когда я выкину тебя в окно – беги. И ори как резаный, – прошептал он так, что расслышать его могли только мальчишеские уши. А потом, взглянув на экран, изумился:

– Ого! Посмотрите-ка. Похоже, мы теперь можем не торопиться.

– Да, пожалуй, – с сожалением в голосе согласился Зольден. – Такого поворота я не ожидал. Интересно, что бы это значило.

– Мне тоже интересно, – пробормотал переводчик. И, подхватив Пашку Панфилова на руки, объявил:

– Пусть пока посидит. Авось пригодится еще.

– Действительно, – согласился немец. – Ваш русский авось почти непобедим. Подождем. Но только недолго…

Я сидела на скамье и тщетно пыталась успокоиться. Хотелось вскочить, бежать куда-то, что-то делать… Ожидание становилось невыносимым. Еще немного и я начну бегать по узким аллеям сквера и бормотать под нос неразборчивые проклятия. Откуда такая паника? Что шепчет мне внутренний голос, заставляя сердце сжиматься в предчувствии непоправимого?

– Вы тоже на пресс-конференцию?

От неожиданности я подпрыгнула над скамейкой почти на полметра. Но оказалось, что ко мне подсел вовсе не обретший плоть внутренний голос, а всего лишь журналистка Оксана. Улыбнувшись мне, как старой знакомой, она закинула ногу за ногу, почти полностью выставив напоказ загорелые бедра.

– На какую такую пресс-конференцию? – автоматически спросила я, все еще пребывая в растрепанных чувствах.

– На пресс-конференцию Иловского. В его самом большом казино, в «Золотом теленке». Там и ваш Панфилов будет. По слухам он собирается сделать какое-то заявление. Мне повезло, что я еще в область не вернулась. Это ведь как раз моя тема – я ее с первого дня освещаю. Две статьи уже вышло. И про то, как мэр Ухабова Иловскому свинью подложил своим запретом. И про то, как Панфилов Иловского подальше послал. А теперь, значит, напишу, как Иловский все-таки своего добился.

– То есть?

– А разве вы не знаете? Панфилов сегодня принародно документы подпишет на безвозмездную передачу земли под строительство развлекательно-игрового комплекса. Не зря же Дмитровские мужики лагерь громить приходили. Я не первый раз замужем, и два факта между собой связать могу. Так что статья у меня получится шикарная. А вот если еще и ваше интервью добавить… У-м-м-м, пальчики оближешь. «Женское лицо телохранителя». Звучит?

– Да, – отрешенно кивнула я.

– Что «да»? Постойте, куда вы? Как насчет интервью?

Но я уже ничего не слышала. Ноги сами несли меня прочь от журналистки, что-то кричавшей мне вслед. Ноги несли, а мысли скакали обезумевшими белками-летягами. Этого не может быть. Алексей Панфилов никогда ничего не подпишет, пока Пашке угрожает хоть какая-нибудь опасность. Или он все-таки сумел вернуть сына? То есть не сына, а… Нет, все равно сына. Он же любит его как родного. То есть родного и любит. Он же ни о чем не догадывается, это ясно даже мне. Но тогда почему он подвергает его такой опасности?! Или эта Оксана, что-нибудь напутала?

– Как пройти в «Золотой теленок»?! – набросилась я на проходившего мимо старичка с авоськой, чем едва не довела его до инфаркта.

Получив очень точные инструкции, я испуганным зайцем запетляла по кривым ухабовским улочкам и к своему удивлению очутилась в нужном месте в нужное время. Два мраморных льва бдительно следили за кучкой журналистов (точнее журналисток), вливающихся в гостеприимно распахнутые двери казино. А не менее бдительный охранник на входе чуть ли не носом тыкался в послушно предъявляемые журналистские удостоверения. Тут настала очередь возблагодарить всевышнего за то, что на дне моей сумочки завалялось удостоверение, выданное Нике Евсеевой – внештатному корреспонденту ХХХской газетой «Веритас». Вру. Сумочку я как раз оставила в чулане, а для свободы действий прицепила на пояс Пашкино «кенгуру». Туда аккурат вместился кошелек, мобильник и пачка моих документов.

Размахивая бордовой корочкой перед носом охранника, я протиснулась в просторный холл «Золотого теленка» и влекомая живым потоком направилась туда, где и должна была состояться пресс-конференция. То есть в игровой зал.

Без столов, крытых зеленым сукном, или на худой конец «одноруких бандитов» просторное помещение выглядело осиротевшим. Тонированные стекла приглушали напор полуденного светила, и казалось, будто давным-давно наступили сумерки. Такие же сумерки царили в моей душе.

«Я не позволю Панфилову подписать документы. – Выкристаллизовалась из обрывков единственная четкая мысль. – Пальцы ему на руках переломаю, а подписать не дам. Мама дорогая, неужели он и вправду собирается отдать свою землю? Чем же ему пригрозил Иловский, если он решился на это?»

Я могла еще очень долго изводить себя бесплодными вопросами, но тут в дальнем конце зала зажглись прожектора, и в яркие круги света вошли главные действующие лица.

Впереди шествовал сам Петр Петрович Иловский. Лицо его излучало абсолютное спокойствие и уверенность не только в завтрашнем, но и во всех последующих днях вплоть до Судного. Некие прихлебательные личности, окружавшие игрового магната, были напротив сверх меры суетливы и все норовили забежать вперед. А за ними…

Сказать, что Алексей Панфилов шел следом за Иловским, значит погрешить против истины. Он даже не брел. Скорее кое-как передвигался. Нет, его ботинки не шаркали по длинноворсному темно-синему ковру, но неестественно прямая спина и замедленные движения заставили меня пристально вглядеться в лицо моего нанимателя. Как раз в этот момент Иловский остановился и повернулся к нетерпеливо гудевшей журналистской братии. Панфилов в точности повторил движение своего недруга, и у меня появилась возможность взглянуть ему прямо в глаза. Этого оказалось достаточно для того, что бы все встало на свои места. Вместо иронично прищуренных карих глаз бизнесмена на меня уставились две черные дыры, в которых не осталось даже проблеска рассудка. Точно такими же глазами он смотрел во время нашей первой встречи в придорожном кафе, когда околдованный моим голосом выкладывал на стол тысячные купюры. Мама дорогая, да ведь это же обычный гипноз! То есть не обычный, а очень глубокий – похоже, шестой стадии.

Так вот почему Иловский сказал, что несговорчивый землевладелец сам принесет ему свой участок на блюдечке с голубой каемочкой! Не знаю, кто подсказал игорному воротиле эту идею. Может быть, виной всему ухабовское сарафанное радио. Достаточно было двух-трех дней, и о весть том, что заезжая цыганка «развела на бабки» известного в городе бизнесмена, наверняка стала здесь притчей во языцех. Мог Иловский узнать об этом? Мог. А еще он мог за это время подыскать хорошего гипнотизера и, воспользовавшись идеальной гипнабельностью Панфилова, заставить бизнесмена выполнять любое свое желание. Алексей ведь сейчас не соображает ничего. Все бумаги подпишет. Даже собственный смертный приговор!

То ли кондиционеры заработали с удвоенной силой, то ли сквозняком потянуло сразу из всех щелей, только по моей мокрой спине побежали леденящие кожу мурашки. Потому что Панфилов сейчас действительно подпишет смертный приговор. Только не себе, а Пашке. Долго ли будет оставаться в неведении таинственный немец, если одетая во все желтое тележурналистка жизнерадостно объявляет о том, что она ведет прямой репортаж с пресс-конференции господина Иловского?

Прекратить. Нужно немедленно это прекратить. Меня ведь из телохранителей никто не увольнял, а значит главная моя задача – обеспечить своему подопечному хотя бы относительную безопасность. Если уж не сумела обеспечить абсолютную. Уповать на чужое спасительное вмешательство для меня непозволительная роскошь. Я должна все сделать сама. Знать бы только, что именно я должна сделать?

Мои лихорадочные размышления были прерваны торжественным заявлением Иловского:

– Дамы и господа, сейчас на ваших глазах состоится подписание документа, важность которого трудно переоценить. И для района, и для всей области…

Он начал красочно расписывать неземные блага, которые обрушатся на Ухабов, после открытия развлекательного комплекса, а я все никак не могла решиться. Слишком много народа и слишком мало времени. Но другого выхода я не вижу. Зато вижу стоящую под окном «десятку» Панфилова и благодарю судьбу за неожиданный подарок.

Я быстро спустилась вниз к маявшемуся в одиночестве охраннику. Он стоял спиной и даже не успел развернуться, отключившись после моего точного удара. Отлично. Все идет как по маслу: когда он очнется, то даже не сможет объяснить, какая сволочь отправила его в долгий нокаут. Спасибо тебе, Павел Челноков за науку, раньше такого удара в моем арсенале не было. А еще спасибо за идею: чтобы вытащить свою сестру из неприятностей – ты ее всего-навсего похитил на глазах доброй сотни человек. Теперь мне предстоит проделать то же самое. И чтобы окончательно спутать карты всем заинтересованным сторонам, я поспешно затаскиваю неподвижное тело в туалетную кабинку и приступаю к раздеванию. Точнее к переодеванию. Черный комбинезон охранника садится как влитой поверх джинсов и футболки, обнаруженная в кармане маска оставляет на всеобщее обозрение только два моих лихорадочно горящих глаза, а тяжелая кобура прибавляет уверенности. Интересно, что у него там. Ого! Самый настоящий «Макаров». Не газовик, какой-нибудь. И пули вряд ли пластиковые. Интересно, а разрешение на него есть? Вру. Сейчас мне интересно совсем другое: сумею ли я протащить Панфилова сквозь толпу растерявшихся журналистов и спешно вызванных секьюрити Иловского. В любом случае эта огнестрельная игрушка мне не повредит.

И она не повредила. Пока я протискивалась к загипнотизированному Алексею, уже склонившемуся над стопкой бумаг, почти никто не обращал на меня внимания. Ну, разве что те, кого я грубо расталкивала, соревнуясь в скорости с опускающейся на первый документ шариковой ручкой, намертво зажатой в пальцах Панфилова. Он так и не выпустил ее, когда я, ухватив рукав модного светло-серого пиджака, что есть силы, потащила бизнесмена к выходу.

Немая сцена закончилась гораздо быстрее, чем я ожидала. Гневные и испуганные крики слились в нарастающий гул, и пришлось срочно палить в лепной гипсовый потолок, дабы остудить несколько горячих голов, пытающихся мне помешать. Громкий хлопок выстрела заставил всех замереть, и я, увлекая за собой безучастного Панфилова, оказалась уже возле самых дверей.

Мне везло. Мне необыкновенно везло. Не желая подрывать свой имидж цивилизованного бизнесмена, Иловский услал куда-то своих головорезов-телохранителей. Такой поворот капризной судьбы не мог ему даже в голову прийти. Конечно, очень скоро Петр Петрович опомнится, и охота на дерзкого похитителя пойдет по всем правилам, но пока путь к свободе мне преграждала лишь стеклянная входная дверь. Со всего маху шлепнув по дымчатому стеклу ладонью, я распахнула дверь и вывалилась на невысокое крыльцо. Где и столкнулась лицом к лицу с почему-то опоздавшей на конференцию журналисткой Оксаной. Она проводила меня и Панфилова полубезумным взглядом, а потом начала рвать из чехла оснащенный цифровой камерой мобильник. Но мне уже было не до нее.

Прислонив Алексея Панфилова к черной «десятке», я захлопала его по карманам в поисках бумажника. По моим наблюдениям именно там и лежали до зарезу необходимые сейчас ключи. Они нашлись как раз вовремя. Едва я втиснулась за руль, пристегнув предварительно своего нанимателя к соседнему креслу, как из-за угла казино вылетели два тонированных джипа. Руки и ноги все сделали сами. Мне еще ни разу не доводилось заводиться с такой скоростью. Однако передний «Террано» успел все-таки поддать мне под зад. То есть не мне, а «Ладе». Но это только придало нам дополнительное ускорение.

Вот когда я поняла, что такое «гонки на выживание». Мы кружили по улочкам Ухабова, и я успевала только поочередно жать то на газ, то на тормоз. Как удалось мне, не зная города, не попасть в какой-нибудь тупик, так и осталось тайной. Но это меня крайне радовало. Как и то, что по нашей «девятке» так и не открыли огонь. Наверное, потому что они все время висели у нас на хвосте и надеялись вот-вот догнать. И догнали бы. Если бы в один прекрасный момент я не проломила шлагбаум и не пронеслась перед носом свистящего изо всех сил поезда.

Резко затормозив, я выскочила из машины и, плюхнушись в пыль, расстреляла всю обойму по скатам джипов. Да-да, целясь в просветы между проносящихся передо мной колес поезда. Две пули очень живописно высекли из них рыжие снопы искр. Зато оставшиеся все-таки разнесли две покрышки на машинах преследователей. Есть! Искоса поглядывая в зеркало заднего вида, отражавшее быстро удаляющиеся перекошенные физиономии телохранителей, я свернула в ближайший проулок, потом еще в один, и еще… Неужели до сих пор не объявили план «Перехват»?

Я бросила машину в полуразвалившемся гараже заброшенной промзоны. Что в Ухабове когда-то функционировал маленький кирпичный заводик, мне поведал в случайном разговоре Виктор Зацепин, и теперь его живописные развалины оказались передо мною наяву. Пусть черную «десятку» ищут на выездах из города. Никому не придет в голову, что я спрятала ее в пятистах метрах от переезда, на котором неподвижными памятниками японскому автомобилестроению застыли тонированные джипы.

Панфилов покорно вышел из машины и встал рядом со мной, глядя в пространство остановившимся взглядом. Пока он стоял, слегка покачиваясь из стороны в сторону, я стянула мокрый (хоть выжимай) комбинезон, осточертевшую черную маску и, посетовав на то, что расческа не влезла в «кенгуру», пригладила рукой растрепавшиеся волосы. Пусть все ищут черную «Ладу» с двумя мужчинами, но никто не обратит внимания на скромную супружескую пару, голосующую на трассе. А если жена ведет под руку мужа, еле стоящего на ногах от избытка принятого на грудь спиртного, то, что за беда? Мужику еще повезло. Бывает, что таких пьянчуг жены в канавах придорожных оставляют.

Бутылка коньяка обнаружилась в бардачке «десятки», как нельзя кстати. Повинуясь моей настойчивости Алексей несколько раз глотнул из горлышка и закашлялся. Вот теперь все будет достоверно. Оставалось только стянуть с моего нанимателя щегольской серый пиджак, по которому его могут опознать издали. Все вещи я затолкала в щель между стенами, а пистолет сбросила в вентиляционное отверстие, предварительно стерев свои отпечатки.

И вот мы под ручку с Панфиловым побрели по тропинке, петляющей между заброшенными зданиями кирпичного завода к маячившей впереди улице, по которой то и дело проносились дальнобойные фуры. Мне всегда везло с автостопом, и сегодняшний день не стал исключением. Не боящийся грязи «КамАЗ» притормозил рядом, обдав нас горячечным дыханием дизеля.

– Вам куда? – пожилой водитель понимающе улыбнулся, глядя, как я хлопочу возле безучастного Панфилова и буквально на руках затаскиваю его в кабину.

– До Дмитровки добросите? – просительно улыбаюсь я в ответ. И как ребенок радуюсь тому, что кошелек со мной.

Водитель согласно кивает, «КамАЗ» трогается, окраина Ухабова приближается, а с рекламного щита нас напутствует доброй улыбкой похожий на киноактера мэр. Зато почти под самым щитом на обочине стоит машина ППС и вооруженный автоматом лейтенант пристально вглядывается во все выезжающие из города машины.

Стараясь унять невольную дрожь, я плотнее прижалась к Панфилову, и снова была удостоена одобрительного взгляда дальнобойщика.

– Кого это ловят сегодня? – поинтересовался он, на всякий случай немного притормаживая. Однако запыленный грузовик не вызвал у лейтенанта никаких подозрений, и стоящий рядом инспектор ГИБДД так не поднял свой карающий жезл. У меня отлегло от сердца. И все же всю дорогу я находилась «в растрепанных чувствах» и вертелась на сидении, как принцесса на горошине. А когда черно-белая табличка сообщила нам, что до Дмитровки осталось каких-то полтора километра, расплатилась с водителем и потащила Панфилова по сворачивающей с трассы проселочной дороге.

Первой царапнула по моему встревоженному сердцу непривычная вежливость дмитровцев. И бойкие старушки, и степенные матери семейств, не говоря уже о дедках в обрезанных валенках – все здоровались с нами, как со старыми добрыми знакомыми. А когда моя чувствительная спина покрылась липкой паутиной внимательных взглядов, то рискованная идея искать убежища в деревне, показалась мне совершенно бредовой. Но поскольку идти на попятный было уже поздно, пришлось, ориентируясь на подсказки словоохотливых сельчан, вести Алексея Панфилова к самому крайнему дому с венчающим крышу колесом для несуществующих аистов.

– Здравствуй…те… – Семен Романовский широко распахнул калитку. – Какими ветрами?

– Ураганными, – вымученно улыбнулась я, – Хочешь рассчитаться, должник?

– А то! – осклабился Романовский. Оглядел меня с ног до головы, потом переключился на Панфилова и уже без намека на веселье продолжил: – Входи и ничего не бойся. Жена с девчонками в Анапу уехали к родне. Так что лишних вопросов некому задавать. И я тебя ни о чем спрашивать не буду.

– Очень жаль. – Презрения в моем голосе хватило бы на десятерых. – А надо бы спросить: как можно быть такой идиоткой!

– Если хочешь, спрошу. – Семен даже бровью не повел. – Только давай в дом сначала зайдем и Панфилова твоего уложим. Не видишь что ли, совсем плохо мужику?

Запоздало сообразив, что Семен не мог не узнать человека, частную собственность которого лично поджигал четыре раза, я повернулась к бизнесмену и убедилась в том, что мой должник прав. Алексей Михайлович белее собственной рубашки уже закатывал глаза и собирался валиться на утоптанную до плотности асфальта землю.

Вдвоем с Семеном мы подхватили Панфилова под руки и потащили в дом, уложили на скрипучую панцирную кровать и встали над ним, как над покойником не зная, что делать дальше.

– Может самогонки ему дать? – с сомнением в голосе предложил Романовский, наблюдая за моей реакцией.

– Вряд ли это поможет. – Я присела на край кровати и пощупала пульс на влажной от испарины руке. Похоже все-таки сердце. Стрессов, которые выпали на долю этого человека за несколько последних дней, я не пожелала бы даже злейшему врагу. И ведь «скорую» вызывать нельзя. Иначе все, ради чего я занялась похищением людей, пойдет прахом.

– У тебя «Корвалол» есть? – спросила я Романовского и, глядя на его смущенно-растерянное лицо, поняла, что о лекарствах, имеющихся в доме, он не имеет никакого понятия. И не удивительно, если учесть, что лекарством на все случаи жизни для него был самогон собственного изготовления.

Пришлось устроить в пятикомнатном доме настоящий обыск, прежде чем мы обнаружили в платяном шкафу коробку из-под мороженого со всевозможными пузырьками и облатками. Слава богу, «Корвалол» там был. Тридцать капель (плюс еще пять на всякий случай) в пятидесятиграммовый граненый стакан, полный ледяной колодезной воды, и я полуобняв Панфилова влила лекарство ему в рот. Алексей пил жадно, как будто только что из парной, но признаков возвращения рассудка не проявлял.

Тут у меня возникла одна идея. Не зря же за моими плечами три месяца маяты на курсах немедицинского гипноза! Я не знаю, как вывести Панфилова из этого гипнотического состояния, но зато знаю, как погрузить его в другое. В свое. Возможно, у меня получится. Ведь тогда в кафе его реакция на мое внушение была моментальной. По крайней мере, ничто не мешает мне попробовать. Я вытянула из-под футболки золотой кулон с одиноким бриллиантом (не мог Павел поскромнее подарок сделать!) и начала медленно покачивать его перед блуждающими глазами Алексея. Вскоре эти глаза эти уже не могли оторваться от качающегося туда-сюда блестящего полукруга. Отлично. А теперь…

– Сейчас я буду считать до семи. И на счете семь ты уснешь. Ты устал. Ты хочешь спать. И на счете семь ты уснешь. Раз. Два. Веки тяжелеют. Три. Дыхание ровное. Четыре. Хочется спать. Пять. Глаза закрываются. Я сказала, закрываются. Шесть. Ты спишь. Семь!