Текст книги "Бунт пупсиков"

Посмотрев на шарфик в четвертый раз, папа обнаружил, что тот шевелится. Причем шевелится как-то частично. Бросившись к Рите, папа обнаружил, что с плеча у нее свисает тощий соседский кот, провиснувший так, будто у него никогда не было позвоночника. На голубей кот даже не смотрел, но сами голуби вели себя так, будто были с ним давно знакомы. Взлетая, они бестолково метались по чердаку, пытаясь защитить своего нелетающего птенца.

– Рита! Ты раньше приходила сюда с кошкой? – строго спросил папа.

Рита замотала головой.

– А ну я в твоих глазах прочитаю! Приходила или нет?

Рита торопливо закрыла глаза ладошками.

– Все ясно! – сказал папа. – Больше этого кота у нас в доме не будет! А на чердачной двери появится замок!

Он ощущал себя величайшим детективом в мире.

Глава тринадцатая
Дядя Бубубу

Неспание перед сном – это тяжелый случай!

Алена

Прошел день, потом два дня, потом неделя, а старичок все не звонил. Но мама все равно смотрела на телефон с ужасом, как смотрят на заложенную мину, которая когда-нибудь обязательно рванет. Порой она даже порывалась – незаметно совсем, будто бы случайно – прикрыть телефон подушкой.

– Может быть, сами ему позвоним? – предложил папа.

Мама схватила его за руку:

– Нет! Ты что?! Вдруг он помирился с внучкой, а ты своим звонком его взбаламутишь, они снова поругаются, и он сразу приедет!

Папа посмотрел на телефон и вздохнул:

– Грустно быть старым. Человек он хороший, а живет в трешке с внучкой, которая не разрешает ему курить и стачивать ногти пемзой. А ведь он ко всему этому привык.

– Да, – согласилась мама. – Я думала об этом. Представляешь, и мы тоже будем так страдать от внучки.

– Ничего, – сказал папа. – Выше нос! Одна надежда, что у нас будет много внучек и среди них можно будет найти наименее вредную. Ту, которая разрешит нам стачивать ногти пемзой.

Осень на море – бархатный сезон. Пора поэтов, художников, красивых бородатых стариков с худыми ногами и дам в шляпках. Солнце уже не превращает плечи в бифштекс, вечера холодноваты, но море еще теплое, мамы с детьми разъехались, и сонные пляжи будоражат криками только чайки.

Гавриловы, жившие на побережье первый год, раньше воспринимали это как киноштамп, но, оказывается, все так и было и все их прежние знакомые это знали. Дождавшись середины сентября, к ним приехал их давний знакомый – дядя Бубубу. Дядей Бубубу его звали потому, что он мог двадцать минут объяснять то, что нормальный человек понимал за четыре с половиной секунды.

Дядя Бубубу был бывший юрист, который ушел с работы и писал детективы и сценарии для милицейских сериалов. Детективы у него были немного затянутые и слишком назидательные, но их очень любили работники внутренних дел, потому что там все было предельно досконально. То есть не как у папы Гаврилова, у которого герои летали по небу, прицепившись подтяжками к солнцу, и влюблялись во все подряд. У дяди Бубубу, если в книге участвовала лавочка, обязательно указывался материал, из которого она изготовлена, ее длина, вес, количество гвоздей, боевые возможности в драке и масса других подробностей. Причем впоследствии эта лавочка могла вообще не упоминаться.

Кроме сценариев и детективов дядя Бубубу писал еще стихи, не содержащие знаков препинания. Стихов его нигде не печатали, но папа считал их хорошими и советовал дяде Бубубу, как выпускать его стихотворения в свет:

– Ты либо исполняй их под гитару, либо дари свои стихи своим героям!

– Это еще как – дарить?

– Ну пусть у тебя будет криминалист или старший следователь, который пишет стихи! Тогда их можно будет вставлять прямо в основной текст, а читатель разберется!

– О! Это мысль! – радостно восклицал дядя Бубубу, и в книгах у него появлялся глава убойного отдела, который, отложив пулемет (следовало описание пулемета на две страницы), писал стихи.

Узнав о приезде дяди Бубубу, мама заохала, что им негде его положить:

– Он же может снять номер в любой гостинице!

– Во-первых, он не любит лишних трат. Во-вторых, он хочет пообщаться со мной и показать свои новые стихи. В-третьих, он собирается оздоровиться и позагорать, – возразил папа.

– Пусть загорает в другом месте! Не хочу, чтобы по моему дому ходил юрист и следил, как у нас все разбросано! – сказала мама, но уступила.

На следующий день папа встречал дядю Бубубу на вокзале. Дядя Бубубу появился из СВ, хотя по почте писал папе, что поедет в плацкарте. Выскочив из вагона, дядя Бубубу пожал папе руку и немедленно бросился к клумбе нюхать цветочки. Он нюхал цветочки где угодно и пугал этим непривычных людей.

– Я тебя у другого вагона ждал, – сказал папа.

– Ты про СВ? – спросил дядя Бубубу. – А, ну да! Такие милые люди оказались! Видишь ли, какое дело: я указал проводникам на кое-какие мелкие злоупотребления. В совершенно дружеской форме. Они обиделись и позвали начальника поезда. Он примчался, красный как рак, но мы с ним побеседовали, и оказалось, что у них есть свободное СВ. Дорого, понимаешь, мало кто может себе позволить.

– Бесплатно? – поинтересовался папа, знавший, что дядя Бубубу не переплатит лишних трех копеек.

– Почему бесплатно? Как-то ты узко мыслишь! – возмутился дядя Бубубу, подхватывая ручку своего чемодана на колесиках. – Ты в курсе, что у каждого поезда есть книга жалоб и предложений? Я написал туда благодарность и свои стихи!

Гавриловы поселили дядю Бубубу в папином кабинете на первом этаже. Ноутбук папы по такому случаю переехал в соседнюю комнату, а на папином столе прописался компьютер дяди Бубубу. Впрочем, на компьютере он работал редко. Чаще писал быстрым почерком в толстой тетради с железными пружинами.

Дядя Бубубу был кругленький и упитанный, вел здоровый образ жизни и каждое утро ездил на велосипеде на море, где обливался водой из детского ведерка, считая купание для себя неполезным. Потом дядя Бубубу возвращался к Гавриловым и ходил по комнате, изредка прерываясь, чтобы понюхать цветущую герань.

Вечерами дядя Бубубу щипал струны гитары и морщился, когда мимо пробегали дети.

– А почему они, собственно, не спят? Поздно уже! – говорил он.

– Их привлекает свет. Когда где-то горит свет, дети слетаются на него как мотыльки. Поэтому мы обычно устраиваем «ночь», – отвечал папа.

– Как это?

– Во всем доме одновременно гасится свет. Дети видят, что бежать некуда, всюду тьма, и с горя укладываются спать, – объяснил папа, отлавливая за голую пятку Костю, который явился сверху, чтобы поглазеть на дядю Бубубу.

– Дядя Бубубу! – громко крикнул Костя.

– Это он о ком? – напрягся дядя Бубубу, который не знал, что он дядя Бубубу. Он наивно считал, что он Валентин Сергеевич.

Спустилась мама, взвалила Костю на плечо и унесла его. В кухне остались папа, дядя Бубубу, Катя и Петя. Поев, Петя встал из-за стола и потащился к себе в комнату. Он надеялся проскользнуть незамеченным, но не тут-то было.

– А ну куда?! Посуду помыл за собой! Раз-два! – сказала Катя своим обычным, даже не самым еще командирским голосом. Она сказала это Пете, но дядя Бубубу решил, что ему, и вначале испугался, а потом восхитился:

– Вот это женщина будет лет через десять! Правильную женщину далеко должно быть слышно! Она должна быть помесью диктатора, матери, музы и жертвы. Именно так!

– Очень смешно! – пасмурно сказала Катя и тут же издала очередной сердитый возглас. Оказалось, что Петя не туда повернул гусак крана и залил кафель.

– Вот она – истинная забота о ближнем! Все женщины должны брать с нее пример! – с восторгом продолжал дядя Бубубу.

– Ага… уже бегут… И где ваша жена? – спросила Катя.

– Она меня бросила. Ей не суждено было понять мою сложную душу, – горько сказал дядя Бубубу и пошел в папин кабинет дописывать повесть.

Он работал всю ночь, а когда утром дети спустились вниз, чтобы собираться в школу, то увидели, что дядя Бубубу жарит яичницу с салом. Сало шкворчало на сковороде, а рядом стоял очень довольный дядя Бубубу.

– Я думал о вас всю ночь! – сказал он очень торжественно. – Вы люди творческие, фрилансеры, так сказать, и жизнь ваша хаотична! Вам не хватает системы, дисциплины! Это возможно в маленькой семье, что все бегут куда хотят, но в большой семье устройство должно быть монархично! И вот что я для вас придумал, дорогие Гавриловы!

Дядя Бубубу вбежал в папин кабинет, и почти сразу там загудел принтер. Потом из кабинета вышел дядя Бубубу и четырьмя магнитами прикрепил на холодильник лист бумаги.

– Вот! – сказал он. – Плод моих ночных размышлений! Как-то в Интернете я видел нечто похожее. Это послужило отправной точкой, но, разумеется, я все переделал.

СЕМЕЙНЫЕ ПРАВИЛА

1. Петя и Саша не дразнят девочек – они готовят их к тому, что их мужья тоже будут не сахар.

2. Катя не строит Алену каждую секунду – она напоминает ей, что у нее есть мудрая старшая сестра.

3. Костя не бодается – он готовится к международному турниру по боям без правил.

4. Рита не визжит как бензопила – она напоминает, что тоже имеет право на внимание.

5. Все дети слышат обращенную к ним речь с первого раза. И недовольство выражают не криками, а спокойным возражением: я огорчен и не могу согласиться с тобой по такой-то и такой-то причине. После чего озвучивается причина и согласовываются дальнейшие действия.

Папе и маме правила дяди Бубубу понравились. Дети их тоже оценили. Петя даже попросил сбросить их ему на почту, а Рита и Костя долго хохотали, но не потому, что что-либо поняли, а потому, что видели, что другие тоже смеются. Одна Катя отнеслась к семейному уставу скептически.

– Папа, он что, гениальный?.. – спросила она после завтрака, когда все пили чай.

Дядя Бубубу подумал, что речь идет о нем, и скромно зарделся.

– …в сахарницу мокрой ложкой лезет! – закончила Катя.

Поздно вечером, когда остальные дети уже спали, Катя залезла на шкаф, долго ворочалась, устраивая берлогу, потом перевернулась на живот и высунулась из-под одеяла. Это означало, что Кате хочется разговаривать с мамой. Мама это почувствовала и осталась внизу. Она стояла одним коленом на вертящемся стуле. А Катя свесила вниз голову, касаясь ее волосами.

– Я буду ворчать, – предупредила Катя.

– Ну ворчи уж, – разрешила мама.

– Ты слишком добрая! Тебя всегда можно продавить или переупрямить. Говоришь Косте: «Ни за что не куплю шоколадное яйцо!», а потом раз – и купила. Или вечером сегодня сказала: «Конфеты есть только после ужина!» А все их слопали еще до ужина – и ничего им за это не было.

– А надо было с бензопилой гоняться?

– Нет! Но руку же ты Косте разрабатываешь, когда он не хочет? Вот и тут: когда ты говоришь «нет», это должно быть сразу «нет», а не «нет-да-нет-да». Если ты знала, что уступишь с конфетами, тогда надо было сказать: «Мне все равно, когда вы съедите конфеты. Сами решайте!» Тогда не было бы непослушания!

Мама вздохнула. Она прекрасно знала, что Катя права, но одно дело быть строгой в теории и совсем другое – видеть перемазанные шоколадом рожицы и притворяться, что тебе крайне важно, когда там чего съели – до ужина или после.

– Хорошо… В другой раз так и сделаю! Ты, кстати, тоже конфеты ела!.. – сказала мама.

Катя смущенно почесала нос.

– Про меня мы не будем! – сказала она быстро. – Я ела их экспериментально! Чтобы проверить: пропадет аппетит или нет.

– И он пропал? – спросила мама.

– Он не пропал, – сказала Катя. – Но про это мы тоже не будем. Мы будем про то, что детей не должно быть жалко! Их надо любить, но жалко быть не должно!

– Это еще почему? – удивилась мама.

– А потому! У нас в старой школе Оксана Тимофеевна такая была. Она вначале всех в музеи водила бабочек смотреть, а когда ей класс на шею сел, она на Смирнову банку воды вылила, Апресяну нахлобучила мусорную корзину на голову и удрала из школы, потому что у Апресяна родители крутые.

Мама тихо засмеялась.

– Ничего смешного! – сказала Катя. – Все дети – маленькие пройдохи.

– И ты пройдоха?

– И я немножко пройдоха, – призналась Катя. – Каждый из нас продавливает тебя по-разному.

– Вика умирает, а Костя сабелькой машет?

– Ну да. Примерно.

– Хм… А у Моховых как? – спросила мама.

– Там все наоборот. Там здорово! Там дети – мамы своей маме! – с восторгом сказала Катя, и мама даже немного приревновала, потому что Катя редко кого-то хвалила.

– Как это?

– Ну не знаю, как тебе объяснить… Тетя Таня у компьютера сидит, а они ей сосиски на палочках носят. Над газом жарят и носят! У них детям вообще все можно. Хочешь в три часа спать ложиться – ложись. Хочешь вообще не ложиться – вообще не ложись. Но утром в школу-то все равно надо? Поэтому они ложатся где-то в двенадцать, а так и читают сколько хотят, и фильмы какие хотят смотрят.

– А контроль?

– А зачем их контролировать, если они нормальные? Ведь все родители только притворяются, что кого-то там контролируют. На самом деле, чтобы кого-то контролировать, надо быть прирожденной держимордой. А так просто люди накручивают себя, орут на детей из-за пятна кетчупа на рубашке, а дети над ними втихую посмеиваются, и ничего от этого не меняется.

Мама положила ладонь себе на лоб:

– И что ты советуешь?

– Два варианта! – сказала Катя. – Вариант А. Ты будешь совсем строгая. Но вариант А у тебя не прокатит, потому что мы уже знаем, что ты не строгая. Вариант Б. Ты будешь просто спокойно рисовать, лепить из глины и читать вслух. Тогда ты будешь радостная, потому что все это тебе нравится, и мы это будем чувствовать, и тогда во всем доме будет радостно! Это сказала я, Екатерина Великая! Спокойной ночи!

Глава четырнадцатая
Как Петя проиграл Рите миллиард

Чем хуже цирк, тем больше клоунов.

Петя

Дядя Бубубу прожил у Гавриловых неделю, после чего не выдержал шума и снял комнату у старушки, которая жила у моря в доме дореволюционной постройки. Эту старушку затопила старушка с верхнего этажа, и она желала написать такую бумагу, чтобы в суде аж прослезились. Дядя Бубубу, потерев ладони, пообещал, что в суде прослезятся, и покатил к старушке свой чемоданчик на колесиках.

Теперь дядя Бубубу вечером и ночью ваял нетленку. Утром он загорал на пляже, обливаясь из детского ведерка, затем спал, вкусно обедал и сочинял хозяйке слезоточивый иск с душераздирающими подробностями, как старушка сверху в ответ на вежливую просьбу принять меры по прекращению заливания злодейски захохотала, в результате чего нижняя старушка получила еще и моральную травму.

Петя несколько раз ходил к дяде Бубубу в гости после школы, потому что старушка, у которой тот жил, пекла замечательные шарлотки.

Однажды Петя вернулся из гостей и с порога возбужденно крикнул:

– Знаете, а дядя Бубубу переселился к старушке сверху!

– Как? Почему? – удивилась мама.

– А, не знаю! Кажется, сочиняет иск на старушку снизу!.. Старушка сверху тоже ничего. Хорошо готовит мясо, а вот блины у нее подгорают! И телевизор у нее огромный, на стене висит, а у той, первой, на столе стоял и принимал только сорок каналов.

Мама посмотрела на Петю озабоченно. У самих Гавриловых телевизора не было уже лет пятнадцать, но его, к сожалению, с успехом заменял компьютер.

Через несколько дней после этого Алена прибежала из школы в большом волнении, размахивая яркими листовками.

– К нам в класс приходила тетя из цирка! Приглашала всех в цирк! Вот посмотрите! Три плюс один равняется трем! – закричала она.

Петя с подозрением стал изучать листовки.

– «При покупке трех билетов четвертый бесплатно. Дети до шести лет бесплатно!» – прочитал он и начал считать.

Петя – раз, Вика – два, Катя – три, Алена – четыре. Рита, Костя и Саша еще маленькие, их и так пустят. Получается, покупаешь три билета, а в цирк попадают семь человек. Хм… Хм… Арифметика! На всякий случай Петя несколько раз повторил, что, конечно, бесплатно никого не пропустят, но после отправился советоваться к папе. Папе он еще раз озвучил свои сомнения в честности рекламщиков и только после этого вручил ему листовку.

Папа позвонил по телефону и подтвердил, что да, он говорил с кассиром и все верно. Четвертый билет бесплатно, и дети младше шести бесплатно, если идут с человеком, имеющим билет, а так как трое билет иметь будут, то получается, что все в порядке.

– Ну тогда, значит, цирк дрянь, раз туда так просто попасть! Я не пойду!.. – заявил Петя.

Представление начиналось в 18:00. До пяти часов дети решали, кто пойдет в цирк, а кто не пойдет. Младшие хотели идти все, а старшие каждые полчаса передумывали, а потом, видя, что их не уговаривают, снова загорались. Вику и Петю больше всего смущало, что придется идти с малышами и все станут говорить, что вот – ха-ха! – демонстрация какая-то, а старушки будут бросаться на Костю и подтягивать ему штаны.

– А самим штаны ему подтянуть слабо́?

– Они все равно падают. Он выбирает самые большие, чтобы быть как Саша! – возмутилась Катя.

– Сегодня не упадут! Мы снабдим Костю подтяжками! – пообещала мама.

В цирк папа повез детей на автобусе, не забыв рассадить их в шахматном порядке, чтобы все было мирно и в дороге обошлось без ссор. Почему-то всегда так бывало: соседние по возрасту ссорятся, а через одного дружат. Дети ехали на представление серьезные, как на войну. Катя отобрала у всех телефоны и оставила их в машине.

– Читали, что на афише написано? Снимать на видео нельзя! Кто будет снимать, у того отнимут телефон! А всякие там точно будут снимать! – сказала она и строго посмотрела на Алену, главную мишень своего воспитательства.

– Я не буду! – возмутилась Алена.

– Тогда ты свой телефон вообще потеряешь. Ты уже теряла!

– А ты два утопила! – пискнула Алена.

– Утопить – это не потерять! – отрезала Катя, голосом показывая, что всякое сравнение тут неуместно.

Потом Катя переключилась на Сашу и стала учить его говорить, что ему пять лет.

– Мне семь летом исполнилось! – заупрямился Саша.

– Только проколись, что тебе семь! Хочешь, чтобы папа платил за билет? Хочешь? У нас лишние деньги есть? – накинулась на него Катя.

– Деньги есть! Тут! Тут! – стала кричать Рита, показывая на папину сумку.

– Ябеда! – сказал папа.

Шатер цирка был раскинут в городском парке рядом с низкой каменной оградой. У шатра стояли несколько цирковых фургонов, две легковые машины с рупорами на крышах и переделанный в кассу автоприцеп.

У шатра собралась толпа, и два мускулистых гимнаста, временно ставших билетерами, по очереди пропускали всех внутрь. Папа купил три билета и, вооружив ими свое семейство, двинул его вперед. Сам он остался снаружи, у натянутой веревки, потому что если бы прошел за нее, не смог бы протолкаться назад. Он видел, как один из гимнастов, взяв билеты, долго разглядывал их, а потом начал считать детей, показывая на каждого пальцем.

Наконец он присел перед Сашей на корточки и строго спросил:

– Мальчик! Сколько тебе лет?

– Восемь! – с перепугу выпалил Саша.

– Сколько-сколько?

– Пять! – зашипела Катя, дергая его за руку.

– Десять! – повторил Саша.

– Так-так! – сказал гимнаст и, начиная тотально подозревать всех подряд, перевел взгляд на Костю.

– А тебе?

– Десять десять десять! – выпалил Костя, не желавший смиряться, что Саша старше.

– Ему четыре! Вы что, не видите, что он совсем карапуз? – закричала Катя. – Может, вы еще скажете, что ей сорок? – и она показала на Риту, которая меланхолично ела яблоко.

Гимнаст внимательно посмотрел на Риту и осмыслил, что ей не сорок, а, возможно, только тридцать пять с половиной.

– А где твои родители, девочка? – спросил он у Риты.

Рита довольно метко показала пальцем на папу, но в той же стороне находился и Петя, и получилось, что она показала на Петю. Гимнаст озадаченно посмотрел на юного отца шестерых детей, который, не снимая темных очков, мафиозно гонял во рту спичку, и, отчаявшись что-то понять, махнул рукой:

– Все! Идите, папа! Малышей возьмете на колени! А если будут свободные места, посадите так!

Дети пошли в цирк. Внутри шатра было темновато, особенно для Пети, который упорно не желал снимать очки.

– Видели, как он меня испугался? Ну здоровый этот? – самодовольно спросил он.

– Ага. Дрожал весь! Только ты почему-то даже рта не раскрыл, – сказала Катя.

Вскоре загремел оркестр и на арену выбежали клоуны. Один был рыжий, а другой притворялся, что он случайный человек из зрительного зала. Этого второго раз пять облили водой и еще столько же раз пнули, когда он пробовал возмущаться.

– Интересно, им платят одинаково? – спросил Петя. – А то одного все время бьют и водой обливают, а другой стоит себе не при делах и только глупо хихикает!

В этот момент рыжему клоуну нахлобучили на голову торт, и справедливость более или менее была восстановлена. Тогда Петина мысль потекла в другом направлении.

– Спорю на штуку: торт просроченный! Свежий торт невыгодно покупать! Вот бы дату на коробке посмотреть! – заявил Петя, который находил нерациональным нахлобучивать на головы клоунам непросроченные торты.

Разумеется, спорить с Петей никто из старших детей не стал, и он поспорил с Сашей, Костей и Ритой.

После клоунов выступили жонглеры, после жонглеров – дрессировщик с пятью пуделями и персидской кошкой и снова клоуны. Клоуны занимали все время, пока за кулисами или на арене что-нибудь готовилось или устанавливалось. Случайный человек из зрительного зала к тому времени успел переодеться, и его опять немножко побили и побрызгали, чтобы он не чувствовал себя слишком счастливым.

Костя, Саша и Рита смеялись не переставая. Вика, Алена и Катя жалели беднягу, которого все время пинают, а Петя недоверчиво хмыкал, высчитывая, какую зарплату может получать клоун и, следовательно, выгодно ли быть клоуном.

Наконец клоуны ушли, и появилась женщина с двумя маленькими обезьянками. Обезьянок звали Гаврила и Марина. Гаврила был в черном смокинге и шляпе, а Марина – в розовом платье с короткой юбочкой.

Обезьяны скакали по барабанам, кувыркались, ездили на велосипеде, прятали в карманы конфеты, говорили по телефону и вели себя точно так же, как и люди, разве что не грубили и не обманывали друг друга. Но эту мелочь им вполне можно было простить. Рите и Косте обезьянки так понравились, что они едва не убежали за ними за кулисы, но Катя сказала им, что за кулисами их съест бегемот. Рита в бегемота поверила, а Костя несколько раз повторил, что никакого бегемота там нет, но за кулисы все равно не пошел, потому что идти одному было страшновато, а Риту Вика крепко держала на коленях.

В антракте дети потратили все карманные деньги на развертывающиеся языки, в которые надо было дуть, и сок с трубочками. При этом Катя сложно интриговала, чтобы тот, кто уже получил язык, не получал бы сока. Но все равно вышло так, что кто-то получил и язык и сок, а кому-то не досталось вообще ничего.

В начале второй части конферансье страшным голосом объявил, что сейчас на арене будут тигры. Нельзя шевелиться, громко дышать и вообще ничего нельзя, потому что тигры могут повести себя непредсказуемо. Сразу после этого объявления в зале погас свет, конферансье испуганно вскрикнул, а вслед за этим за кулисами раздалось страшное, просто жуткое рычание. Женщины стали визжать, кто-то рванул к выходу, а потом вдруг вспыхнули прожекторы, и все увидели на арене двух морских свинок.

– Я же говорил, что у них нет тигров! Одни клоуны с просроченными тортиками! – громко заявил Петя.

Все зрители с облегчением засмеялись, кроме Риты, которая так испугалась тигриного рычания в темноте, что разревелась и не пожелала больше ни минуты оставаться в цирке. Катя попыталась ее успокоить – но куда там! Рита ревела как сирена и показывала рукой, что ее надо срочно спасать из этого ужасного места. Пришлось Пете перекинуть ее через плечо и нести к выходу. За Петей спешили Вика, Катя, Алена, Костя и Саша. Болтаясь на плече, Рита не переставала орать, одновременно ухитряясь контролировать передвижения Пети и указывать ему рукой, в какую сторону осуществлять ее спасение.

На них недовольно косились. Проходы в цирке были узкие, и чтобы выпустить одного зрителя, всему ряду приходилось вставать. А тут шли целых шестеро, да еще на плече у одного болтался орущий седьмой.

Наконец они выбрались из шатра, и Петя сгрузил Риту на посыпанную песком площадку.

– Уф! Чтобы я еще раз… с этой мелочью!.. Да ее в клетку надо сажать! Как мы все опозорились! – отдуваясь, сказал Петя.

Рита пнула его по ноге.

– А ну перестань! Я такой не был! – сказал Петя.

– Да уж! Ты, конечно, был идеальный! А кто супом из шприца обливался? – Вика была всего на два года младше Пети и отлично помнила все его мелкие грешки.

– Суп – это другое. А здесь просто бешеная каракатица! – твердо сказал Петя.

Рита каким-то образом определила, что речь идет о ней, и бросила в Петю песком.

– Надо же! – удивился Петя. – Как она могла обидеться? Ведь она не знает, что такое «бешеная каракатица»!

– Она по тону понимает! Не говори с ней грубым голосом! – попросила Вика. – Вот смотри! Риточка, маленькая! Иди сюда! Обними меня!

Рита сразу подбежала к ней и пухлыми ручками обняла ее за шею. Худенькая Вика от такого якоря сразу начала заваливаться, а Рита хохотала и обнимала ее еще сильнее.

– Отпусти меня, чудовище! Ты меня задушишь! – прохрипела Вика.

Они еще немного постояли, а потом попытались вернуться в цирк, но Рита вспомнила о тиграх и забастовала. Костя, одетый в рубашку с коротким рукавом, громко чихнул.

– Первый кандидат на простуду уже есть! – хмуро сказала Катя. – Папа еще не скоро приедет, а все наши телефоны в машине!

– Ну тогда пошли пешком! – решил Петя. – Здесь можно срезать, если через парк!

– Нет, надо ждать! Папа сказал: ждать! – сказала Вика.

– А я говорю: пошли! Ждать еще час, а дойдем мы быстрее! Ну что? Идете, или я один пошел?! – грозно сказал Петя.

И они пошли. Первые минуты Рита летела как молния, и это было хорошо, потому что она задавала темп всей компании.

– Бегом! Еще бегомее! – кричала ей Катя.

Но тут молнии пришло в голову, что лететь можно не только в сторону дома, но вообще в любую сторону, куда повернута ее голова. Голова же вертелась совершенно непредсказуемо. Несколько раз Вике, Пете и Кате приходилось бросаться за Ритой в глубь парка, пугая ее разбойниками, а один раз Петя с воплем «Осторожно! Тут маньяки!» вытащил ее из-под скамейки, на которой, держась за ручки, сидела скромная влюбленная парочка.

Через четверть часа Рите пришло в голову, что она смертельно устала. Она легла на землю и стала хныкать. Катя присела с ней рядом.

– Ты что, пешком ходить не умеешь? Спокойненько так? Топ-топ? – спросила она.

Рита замотала головой.

– Ты неправильно спрашиваешь! – заявил Петя. – Тут нужен вопрос со скрытым отрицанием. Спроси: «Ты же пешком не разучилась ходить, да?»

Рита опять замотала головой, и снова почему-то оказалось, что такой вариант ответа подходит. Но Петя не сдался.

– У тебя же ноги уже не болят? – коварно спросил он, просчитав, что на такой вопрос точно нельзя ответить ни «да», ни «нет». Однако Петя только сам себе навредил, поскольку Рита теперь точно знала, почему она валяется на земле. У нее, оказывается, болят ноги! Вот ужас! Она показывала на них пальцем и с хитрым лицом повторяла «Ой-ой-ой!».

– Еще бы не устать! Она пятьдесят километров вокруг нас пробежала! – сказала Вика.

Петя поднял Риту и посадил ее себе на плечи. Рита со знанием дела ухмыльнулась и, для контроля за ситуацией вцепившись Пете в уши, стала обозревать окрестности. И они опять пошли, но прошли совсем немного, потому что Костя вдруг заметил, что он почему-то идет пешком, а Рита едет на Пете, и разлегся на асфальте.

Минут пять Костю увещевали, пугали всем подряд и ставили горизонтально, но Костя заваливался как ватная кукла. Тащить на себе еще и Костю Петя отказался, потому что, сказал он, Рита и так тяжелая, как мешок. Это папа может сразу двоих-троих таскать, а у него, у Пети, выпадет грыжа и ударит его по ногам.

После экстренного совещания было решено, что Петя понесет Костю, а Риту потащат Алена, Вика и Катя. Так и сделали. Довольный Костя перекочевал к Пете за спину, а Риту девочки взяли за руки за ноги и поволокли. Рита хихикала и дрыгала ногами, отчего Алену и Катю шатало из стороны в сторону. Каждые несколько метров они останавливались и, сгружая Риту на асфальт, отдыхали. Пока они отдыхали, их догонял Саша, который ухитрился найти пакет, надеть его на палку, поджечь и теперь капал горящим пакетом на все подряд.

– Где ты спички взял? – мрачно спросила у него Катя.

Саша с честным видом заявил, что спичек он нигде не брал, но тут майка выбилась у него из-под ремня, и из-под нее высыпалось штук пять прозрачных зажигалок, которые он насобирал, пока они шли через парк. Одни зажигалки он оставлял себе, а другие шарахал об асфальт, устраивая бабах.

Рассерженная Катя отобрала у Саши все зажигалки и протолкнула их в мелкую решетку водостока:

– Вот! Доставай теперь!

– Заче-е-ем?! – закричал Саша.

– Чтобы ты дом поджег? Да?

– Отда-а-ай! – Саша попытался вырвать у Кати последнюю зажигалку, но она надвинула ему на глаза бейсболку и, погрозив кулаком, сказала строгим голосом:

– Мужчина! Держите себя в руках!

Мужчина держать себя в руках отказался и запрыгал на месте, бросая в Катю песком и листьями. Потом Катя, Алена и Вика снова взяли Риту и потащили ее дальше.

Городской парк был спроектирован очень сложно. С кучей всяких строений, летним кинотеатром, детской железной дорогой, зверинцем и даже с колесом обозрения. И все это, имевшее свои заборчики, приходилось обходить. Все аллеи шли как будто в верную сторону, но вскоре начинали петлять, и становилось ясно, что ты идешь совсем не туда. Другим свойством парка были специально устроенные тупики. Ты шел-шел-шел в зарослях самшита – и вдруг утыкался в веселенькую желтенькую табличку

«ЗАБЛУДИЛИСЬ? ИДИТЕ ОБРАТНО!»

И поневоле приходилось идти обратно, так как вокруг оказывались заборы или колючий кустарник. После третьей такой шутки Вика, которая тащила Риту за ноги, в самой тяжелой ее части, начала умирать:

– Я больше не могу!

– Тащи давай! Не ной! Раз родили, надо переть! – сквозь зубы сказала Катя и сразу же малодушно добавила: – Лучше было у цирка ждать. Здесь нас папа точно не найдет.

– Он на машине приедет, – сказал Саша.

– Как? Через забор ее перетащит? Тащи, говорю!

– Не могу! Я умираю! – заохала Вика.

– Умираешь? Правда? – жадно спросил Саша.

– Правда, Сашенька, правда! – простонала Вика, обрадованная, что хоть кто-то ее жалеет.

– А когда ты умрешь, я твой фонарик возьму, хорошо?

– А я твой телефон, планшет и красную юбку! – сказала Алена.

– А я твой рюкзак и письменный стол! И твоих японских мышей! – добавила Катя.

Петя понял, что и ему надо что-нибудь застолбить как память о сестре. Он некоторое время вспоминал, что из ее имущества представляет ценность, после чего заявил, что он забирает себе зарядник от старой «Нокиа» и вертящийся стул.