Текст книги "Шпилевое братство"

Фрагмент 45. Жучиный шпиль

Тита в шатре не оказалось. Стражники сказали, что он ждет нас на площадке башни в Антонии, но что туда вчетвером добираться опасно, поэтому для усиления нам оставлен отряд из двенадцати человек под предводительством Пудента, который немедленно объявился верхом на коне. Здоровенный красивый малый, похожий на Кристиана Вьери после отпуска. То есть на Вьери, прибавившего с десяток килограммов. Пудент переживал, что его оставили в тылу. Он рвался на передовую громить иудеев, поэтому подгонял наш неспешный табунчик. Конечно, очень хотелось посмотреть, что там интересного происходит в Иерусалиме, но бежать под разнузданным июльским солнцем не хотелось вовсе.

Мы пролезли в пролом крепостной стены и двигались среди обломков камня и прочего мусора. Смрад становился нестерпимым – замес дерьма и мочи вперемешку с разлагающимися трупами, тлеющими под завалами. Вокруг парами и кучками толкались вооруженные люди. Они вяло постукивали друг друга по щитам, позвякивали мечами, хрипло переругивались и совершенно не погибали. Вообще! Бились, но не причиняли врагу ущерба. К нам вся эта публика была равнодушна. Мы представляли собой целый отряд, а с отрядом никто не хотел связываться.

– Какое грандиозное сражение! – зажегся Йосеф. – Я обязательно опишу его кровавые детали. Потомки должны знать о славных баталиях прошлого!

Совсем очумел дядька! Еще бы программу, как Думбадзе, сделал – «Золотые баталии». Наверное, Думбадзе его потомок… И ведь Йосеф не травил… Про великую битву и про потомков – на полном серьезе. Остальные, видимо, внутренне поддерживали его. Если так, то мне крышка – они точно не возьмут Иерусалим. Ни сегодня, ни завтра. И к Новому году у них ничего не получится. Вот уроды! Число дерущихся вдруг резко сократилось. Наш строй прошествовал к террасе. На ее вершине в окружении свиты и охраны располагался Тит. Вернее, в окружении располагался не Тит, а здоровенный жук-скарабей. Жука разместили на щите. В самом центре. У щита столпились Тит и придворные. Мой главный враг – жрец, закатив глаза, размахивал руками и завывал. Я спросил у официанта, что случилось.

– Сириус нарисовал на щите несколько секторов. На них обозначены варианты исхода сегодняшнего сражения. Куда пойдет магический жук, так и будет.

– А если жук пойдет в тот сектор, где неправильный исход сражения?

– Чужеземец, ты не понимаешь. Как жук решит, так сражение и закончится! – услышал мою реплику Тит и вместо приветствия метнул гневный взор.

Жук никак не мог решиться… Сириус охрип от завываний, а скарабей не желал двигаться куда-либо от центра щита. Все наклонились к нему, а он, ошалев от высокопоставленного внимания, поднял свою несчастную башку и укоризненно уставился рогатой мордой в лица истязателей.

– Ну давай же, жучок! – не выдержал Тит.

Жук не дал. И разнервничавшееся существо подальше от греха унес к себе в жреческую Сириус. Тит был раздосадован, но виду не подал. Он призвал публику занять свои изначальные места на смотровой площадке. Прямо перед нами блистал роскошью гигантский дворец, который вчера издалека ослепил меня золотом и прочими драгоценностями. Короче, здесь, как в театре. Только буфет прямо в зале – несовершеннолетние рабы подносили напитки и виноград, что пришлось кстати, ведь я не завтракал. А вчера унял голод одной краюхой, которую оставил мне апостол Иоанн.

Мы с Йосефом прилегли на коврике под троном Тита. После завершения сеанса с жуком он сам указал на это козырное место. Атмосфера на площадке вполне удобствовала пищеварению, так как мясной смрад сменился более терпимым запахом гари. От вина на пустой желудок я окосел, поэтому происходящее стало забавлять. А в сущности, не происходило ничего… Римляне толпились под нашей террасой, а оборванные евреи кучковались вокруг дворца. Они бродили и орали друг на друга – воевать, похоже, не собирались.

– Я предлагал им сдаться и обещал пощадить храм, но они с бешенством отвергли мои слова, – грустно заметил Тит. – Нам осталось совершить последнее усилие – и город наш. Я помню о нашем уговоре, чужеземец! Если завтра до полудня храм падет, мой перстень будет красоваться на твоей руке. А нет…

Тит не договорил, а мне как-то совсем не хотелось узнавать о последствиях. Но болеть за римлян я стал фанатично. Только они мне не отвечали взаимностью. Они стояли на расстоянии метров тридцати – сорока от злобных защитников храма и не предпринимали даже микроскопических усилий, чтобы добыть для меня перстень. Это бездарное копошение начинало надоедать Титу, поэтому он попытался воинственными возгласами завести свою команду. А она не желала выполнять его установку и отсиживалась в обороне, хотя от нее требовалось играть на победу. Помойка похуже «Лацио». Хотя и не такая фашистская.

Фрагмент 46. Три поступка на «у» – украл, убил, убежал

В конце концов римлянам на помощь пришли враги. Из среды ожесточенных оборванцев выделился маленький чувачок с таким носищем, что он бы, верно, не смог играть в хоккей – шнобель не влез бы под маску. И этот заморыш громко запел:

 
Я еврейчик Йонатан!
Я незнатен, небогат.
Но язычникам совет подам —
В бегстве берегите зад.
 
 
Римлянам победы вкус
Не придется ощущать.
Потому что трус
Не способен побеждать!
 

Повстанцы язвительно заголосили, и тут бравый Пудент не выдержал и бросился с террасы.

– Постой! – крикнул Тит. – Он настолько ничтожен, что победа над ним не добавит тебе славы. Он хочет смерти, а такие люди способны на безумства. Не связывайся!

Но Пудент от ярости не слушал главнокомандующего, а Тит не стал облачать предупреждение в форму запрета. Пудент на полном ходу вбежал в нейтральную зону между войсками и призывно взмахнул мечом. Йонатан прекратил обезьяньи прыжки и с улыбкой начал красться к сопернику, запугивая его странностью движений. В последний момент резко выбросился вперед, но Пудент был готов ко всему. Римлянин выглядел мощнее и сильнее – старался действовать первым номером. Но меня это нисколько не порадовало – после минуты поединка появилась чуйка, что ночью придется тикать. Выработанный годами пребывания в конторе навык определять победный потенциал «андердогов» сработал и здесь. Да, Пудент объективно фаворит, но он не справился со своим соперником в течение двух минут, расходует много сил, а значит, получит контратаку.

Тит, по всей видимости, придерживался иной точки зрения. Я краем глаза наблюдал за ним и заметил, что он подозвал раба и положил ему на блюдо перстень. Он, наверное, ожидал, что Пудент проткнет безумца, и войско, воодушевленное его примером, ворвется в Храм. Я встал как бы для того, чтобы размять ноги, и потихоньку приблизился к блюду. Азарт сражения и вино вызвали у меня авантюрные мысли, а заодно убили всякое чувство самосохранения. А может, наоборот, самосохранение подталкивало к отчаянному поступку, на который меня настроил Тит своими угрозами.

Пудент налегал уже минут десять на Йонатана и физически подсел, поэтому когда еврей сложился и снизу выбросил вперед руку с мечом, римлянин попятился, чтобы избежать удара, споткнулся о камень, упал, раскинув руки, и немедленно был пронзен юрким Йонатаном. Удачливый еврей прыгнул на агонизирующее тело и пустился в дикий танец. Тит и охраняющая его бригада от потрясения потеряли разум и со стонами наблюдали за случившимся. Их пассивность только подстегнула меня к реализации нахального плана.

Я сделал несколько шагов в сторону трона Тита, предварительно огляделся и схватил с блюда перстень. Дальше почти все зависело от моих ног, которые были решительно настроены на выживание. Правда, подлый Сириус возник на пути к бегству и собирался взять реванш за прокол с жуком. Он расставил руки с кинжалами и оскалился. Под бахромой я разглядел броню. Уязвимым оставалось одно место… И я дернул за золотое кольцо, болтавшееся между ноздрей. Жрец завопил так, что даже римское войско опешило.

К счастью, за мной никто не бросился из-за всеобщего смятения. И еще, наверное, потому, что все порадовались, как я опустил Сириуса. А я бежал вниз по ступенькам и присматривался, в какую дверь нырнуть. Между соперниками как раз несколько соблазнительных ниш, в которых можно укрыться. Тут я вклинился в римский строй, через который необходимо прошмыгнуть чем быстрее, тем лучше. И в этот момент катастрофическим образом споткнулся и налетел на спину какого-то солдата. А он держал наготове натянутый лук. Палец у стрелка сорвался от неожиданного удара сзади, и стрела вылетела. И не просто вылетела, а угодила в беснующегося Йонатана. Прямо в шею. И насквозь!

Отпихнув путающегося под ногами солдата, я рванул в нейтральную зону. Как только проскочил мимо римлян, они осознали, что обидчик отважного Пудента наказан. Меня же они приняли за вожака и с воплями устремились следом. Иудеи ринулись навстречу. Меня ждала неминуемая гибель! За один и пять – ждала. Но я спрыгнул в какой-то лаз, обрамленный мрамором. За мной чавкнули человеческим мясом, мечами и щитами две свирепые армии.

Я не оглядывался. Я не задумывался. Я разгонялся, выставив вперед руки, чтобы не налететь на стену, но интуиция или, может, ангел-хранитель, подосланный апостолом Иоанном, берегли меня от острых выступов в мрачном туннеле, куда через крошечные щели пробивались эпизодические лучи света. Минут десять бежал, потом свет вообще перестал проникать в подземелье, и тут туннель резко пошел в гору. Я уж думал, что сейчас вынырну где-нибудь за городом на поверхность, но вместо этого больно стукнулся коленями о ступеньки. Да еще болтавшаяся за спиной палка, которую всучил мне апостол Иоанн, ударила по затылку.

Сначала перил не было, и я фактически полз на четвереньках, потом почувствовал опору справа и помчался. Мелькнули подвальные решетки, которые, к счастью, не были скреплены замком. Поэтому я шустро выскочил на знакомую лестницу и в несколько прыжков заскочил к себе на этаж. Ключи в руках не слушались, как школьники на переменке. Но я пересилил эти железки, вбежал к себе и захлопнул дверь. Не снимая туфель, подбежал к сейфу и достал оттуда газовый пистолет. Здоровые кухонные ножи тоже могли быть полезны при обороне, поэтому я сложил их в прихожей. Поставил кипятиться самую большую кастрюлю. Можно обварить преследователей прямо при входе. Заодно поднимется пар, он закроет видимость – тут можно пускать в дело ножи, а потом отстреливаться из пистолета. Затем бежать на балкон и прыгнуть на ближайшее дерево, а там уж совсем просто по стволу слезть – веток много.

В милицию решил не обращаться. Бесполезно. От таких не защитят…

Фрагмент 47. Олимпийский шпиль

После удачного бегства из Иерусалима мне пару раз снились церковные догматы. Я не мог точно вспомнить, как они выглядели, в каком виде являлись, но я со всей очевидностью вспоминал за завтраком, что это были именно они – догматы! И конечно, не за завтраком, а за обедом. Точность – прежде всего! Надо же исходить не из моего ощущения времени, а из общепринятого. Раньше хоть из-за прогулок с Соломоном надо было как-то выдерживать жизненный график, а теперь не могу себя заставить рано ложиться спать… Даже с июня, когда уже нет Лиги чемпионов, Кубка УЕФА и европейских чемпионатов, нормальный распорядок дня никак не восстанавливается.

Мне все кажется, что день прошел впустую, жизнь сгорает и необходимо наверстать упущенное. Подучить английский, заняться детальным освоением компьютера и прочими делами, поднимающими уровень цивилизованности. Правда, за оставшийся кусочек ночи ничего путного сотворить все равно не получается: штудирование по второму разу всей спортивной прессы и игру в шарики на мобильном разумным делом не назовешь. Наутро настроение прескверное, потому что это уже, по сути, никакое не утро, а самый разгар рабочего дня, когда все нормальные люди успели провернуть несколько важных дел и самодовольно подумывают о бизнес-ланче.

А я в постели, напротив, скромно подумывал о завтраке. И чем больше думал о завтраке, тем больше склонялся к тому, чтобы немедленно отправиться в «Вертеп». Самому готовить не хотелось. Можно, конечно, пойти в ресторан, и там наверняка приготовят что-нибудь получше, чем в конторе. Но по «Вертепу» я успел соскучиться за время приключений в Иерусалиме, и наверняка там будут крутить повторы по «плюсу». Приятно – просто мелькание футбольных картинок, что-нибудь знакомое, прикольный матчик прошлого сезона. Еще три-четыре дня прогулов, и парни засмеют. За салатиком посмотрю расписание трансляций на неделю. Может, побалуюсь ставочкой, найду чем занять вечер. И еще, конечно, нужно как-то оправдаться перед Кристиной. Она ведь наверняка считает, что я ее кинул. За один и три – так считает. Или переживает, что чем-то не угодила. Объясниться, конечно, надо, но как объяснить происшедшее со мной, непонятно.

Меня встретила любезная уху мелодия. Но если бы автоматы не были грубыми и беспринципными железками, если бы они имели хоть малое подобие души, то они бы выли, стонали, рыдали и проявляли отчаяние… Потому что с ними не было Хвичи. Хвича оставил их. Бросил! Ни в одном закутке «Вертепа» я не обнаружил массивного скошенного затылка с коротким конским волосом. Там не было Хвичи. Зато наша банда в полном составе. И Клипа, и Ванечка. Ванечка сказал, что у него библиотечный день. Я стал смеяться так, что распугал официанток. (Среди которых не было Кристины!)

– Какой у тебя может быть библиотечный день, если ты сам в библиотеке сидишь?

Ванечка обиделся. Обиделся секунд на десять, а потом решил не оскорбляться, а достойно ответить:

– Если ты интеллигентный человек, то ты читаешь не только те книги, которые у тебя дома лежат. Я должен представлять себе, где и в каком виде хранится тот или иной древний текст, чтобы в любой момент оказать консультацию, чтобы…

– Чтобы стырить и продать! – заржал Клипа. – Что, не правда, что ли? Правда!

Ванечка предпочел замять историю с библиотечным днем и погрузился в размышления о спортивных судьбах человечества. «Линия» настраивала на глобальные переживания, потому что в Сингапуре выбирали столицу Олимпиады-2012. Ванечка приземленно склонялся к «верному» Парижу – за рупь тридцать. Я подбивал Клипу на Лондон – за три и восемь. И чем больше склонял, тем яснее понимал, что «одинар» на Лондон делать не стану. И когда Клипа дозрел и выложил пять тысяч ко мне в долю, я сказал «нет».

– Нет! И еще раз нет! Я буду играть «экспресс», а вы как хотите…

Братство утратило речевые навыки. Хвича, будь он здесь, сказал бы: «Ты слепой, как кот Леопольд!» Это было его любимое выражение. Он всегда путал Леопольда с Базилио. Наверное, лет тридцать назад маленький Хвича в своей маленькой грузинской деревне смотрел маленький черно-белый телевизор, из которого с помехами, рябью и хрипами вырывались мультики и фильмы на малопонятном русском языке и вдобавок еще с иностранными именами. Тогда, тридцать лет назад, Хвича был непорочен – если играл, то разве что в футбол проколотым резиновым мячиком. Он почти не понимал, о чем говорили на тарабарщине дяди и тети из телевизора и вообще каким образом они говорили, откуда? Наверное, поинтересовался у мамы, а она ответила – из Москвы. С тех пор Москва стала сказочным царством, в которое Хвича со всею азартностью натуры пытался попасть. И ведь попал!

Только в царстве, когда туда прибыл Хвича, уже не оказалось мультяшных котов, лис и прочих тварей, имена которых смешались нелепым образом в дубовой Хвичиной голове. Сказочных тварей не оказалось, зато реальных и злобных тварей – в избытке. Сначала центнеры пагубных порошков в комплекте со шприцами и косяками, а потом алчные железяки! И они подмяли Хвичу. И растерзали его. И вынули из него, как кот Базилио из Буратино, золотые монетки. Может быть, поэтому в его памяти произошло подавление ненавистного образа, замещение его другим. Так же и в моих олимпийских фантазиях вслед за победой мужественных британцев я уже ясно различал еще один триумф – крошечный-прекрошечный, но такой прекрасный в своей неожиданности.

– Я играю за три и восемь Лондон и, – тут Вселенная затихла, – и тоже за три и восемь беру… в «экспресс»… чистую победу «Петротреста»…

– И сколько ты ставишь? – Клипа распереживался.

– Штукарь! Да, штукарь баксов, – окончательно решился я.

– Ты вышиваешь, – шептал Клипа. – Ты теряешь голову.

– Нет, Клипа, наоборот, включаю голову и понимаю, что надо рисковать. Вот слушай… В последнее время на всяких выборах города-фавориты, как правило, прокатывают мимо. Во Франции недавно был чемпионат мира по футболу, в Америке аж две Олимпиады – в Атланте и Солт-Лейке. Мадрид?.. Ну, может быть… Но там произошли теракты год назад. Поэтому остается Лондон.

– А Москва? – брякнул Ванечка и застыдился, так что я даже не стал сильно унижать человека, решившего неуместно проявить патриотизм.

– Ванечка, запомни! У шпилера нет родины. Нет! А «Петротрест» – девять матчей без побед, только сменился тренер, – продолжил я защиту своей позиции. – Рано или поздно они должны выстрелить. У «Сокола» всего одна гостевая победа. С начала года зарплата не выдается – значит, купить матч не смогут. К тому же «Соколу» за три и восемь выгодно против себя поставить. Хоть какие-то бабки! Они точно сольют – говорю тебе. И все вместе… в результате… получается, – я быстренько помножил в голове, – получается красивая цифра – четырнадцать и сорок четыре. Сплошные четверки! Фартовый коэффициент.

– Но штукарь…

– Клипа, ты стал трусом?

– Я?! – взъярился Клипа. – Да я всегда… самые борзые ставки – ты же знаешь – это мои. Просто я против вышивания. Не надо выпендриваться при своих. Эта ставка – для девочек. Свои парни так не играют – ты же сам понимаешь!

– Я буду играть «Петротрест» вместе с Лондоном. Считай, что ко мне в утреннем сне явился ангел-хранитель первого дивизиона и дал этот совет. Хочешь, ставь нищенский Париж вместе с Ванечкой и дрожи над своими рупь тридцать. На кружку пива с чипсами наскребешь.

Я пошел в туалет. Мне даже не столько хотелось отлить, сколько позлиться на Клипу издалека. Потому что если бы я видел его физиономию перед собой, то мог бы и врезать от раздражения. Как человек может не видеть «верняк»? Когда я вернулся, Клипа молча отсчитал пятьсот долларов. Ванечка смотрел с ужасом. Он подошел вместе со мной к стойке и поставил триста рублей на свой ничтожный лузерский Париж. Я презирал его. И не мог скрыть это. Он славный малый, но иногда теряет человеческое достоинство – никакой порядочный шпилер не станет играть за рупь тридцать. Это так же неприлично, как пукнуть за столом с девушками.

Началась трансляция на «Евроспорте». Показали презентационные ролики. Наш – самый убогий. Как будто люди украли деньги и прямо-таки хотят подчеркнуть – да, украли и не стыдимся, и если выберете наш город, то мы еще своруем. В ролике сначала показали собор Василия Блаженного, потом медведя, икру, балет, ракету, вылетевшую в небеса откуда-то из середины восьмидесятых. Короче, вывалили на избирательный комитет МОК весь набор русской пошлости, от которой тянет блевануть… Даже с пустым желудком. Еще показали, как народ катается на речном трамвайчике напротив Воробьевых гор. И почему-то под песню «А я иду, шагаю по Москве». Конечно, тут в России все святые – им только по воде шагать, не замочив подметок!

На боковом экране шла трансляция по шестой кнопке. Переодетые в штатское эмвэдэшники и собранная по институтским разнарядкам молодежь, которой пообещали закрыть «хвосты», – вся эта орава митинговала на Васильевском спуске. Оттуда постоянно шли бравурные прямые включения. По «Евроспорту» показали, что Москву первой отделили от претендентов. Но на шестой кнопке этот факт незатейливо обошли, сосредоточившись на митинге у собора Василия Блаженного. Уже поплакали отсеченные от олимпийского две тысячи двенадцатого года жители Мадрида и Нью-Йорка, а российские граждане по-прежнему излучали оптимизм. Думбадзе вопил про перспективы и шансы. Клипа и Ванечка шумно возмущались, а я прикидывал, как они выкрутятся, когда им все же придется выходить на прямую трансляцию из Сингапура. А там, в Сингапуре, взяли эффектную паузу для того, чтобы назвать победителя из двух городов. И тут на шестой кнопке как раз красиво вывалились на торжественное объявление.

Думбадзе взревел от восторга и выразил надежду на то, что «Олимпиада пройдет на нашей земле». Если разобраться, он не так уж и разводил публику. По-любому Игры пройдут не на Марсе, не на Сатурне, а на нашей матушке-Земле. Так что Думбадзе в какой-то мере честен. Их бы с Витьком Перепелицыным зарядить в паре – они бы нагнали еще больше пафоса и патриотизма. Вместе бы поскандировали что-нибудь оптимистическое. Витек даже перед смертью, наверное, будет лозунгами бредить. В окружении растроганных родных и близких. На сотом году жизни.

Вот любимый внук склоняется, чтобы сообщить ему, что на десятый день Олимпиады мы обошли американцев по золотым медалям, но пока отстаем по общему числу наград. Страдальческие черты Витька преображаются, слабая улыбка бежит по губам. Внук надеется услышать из-под аккуратных усов последнее желание дедушки. Витек, чувствуя патетику момента, приподнимается на локтях и просит своим доброжелательным, но суровым для врагов Отечества голосом: «Поскандируйте напоследок – Россия! Россия!» И оставляет свою процветающую с телеэкранов страну под дружное, но скорбное пение многочисленных потомков.

Впрочем, Перепелицын с Думбадзе меня совсем не колебали, так как все мои надежды устремились к Биг Бену, Тауэру и Бейкер-стрит. Эйфелеву башню в эту секунду я смачно ненавидел – хоть террористов под ее опору посылай. Когда Рогге назвал Лондон, я, кажется, даже сиганул на табуретку от счастья. Ванечка по обыкновению запустил в отчаянии пальчики в жидкие волосы и скопом проклял всех фаворитов. Бедные фавориты! Как же им теперь жить после такого?

Чтобы Ванечка сильно не переживал, я пообещал отдать ему манускрипт, который умудрился не потерять, улизнув из Иерусалима. А то он стоит в углу прихожей, как зонтик. Пылится. Ванечка с неедоверием отнесся к тому, что у меня есть древний текст на палке, и начал выспрашивать подробности: как, что да откуда? Но я ушел в несознанку и сказал, что дареному коню в зубы не смотрят. Впрочем, Ванечка из категории тех людей, которые еще и под копыта заглянут, и под брюхо, и под хвост. И обязательно останутся недовольны подарком. И недовольство свое шумно выразят. И останутся в результате без подарка. Но я же снисходительный… В конце концов, я эту палку тоже не заслужил. Мы многие вещи в жизни получаем незаслуженно. Просто как чудо…