Электронная библиотека » Дмитрий Манасыпов » » онлайн чтение - страница 1


  • Текст добавлен: 8 марта 2016, 13:20


Автор книги: Дмитрий Манасыпов


Жанр: Боевая фантастика, Фантастика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Дмитрий Манасыпов
К далекому синему морю

 
Жизнь похожа на бои без правил.
Не всегда побеждает тот, кто первым ударил.
И если сегодня ты победил.
То хватит ли завтра воли и сил?!
 
«Не говори», Черный Обелиск

Автор идеи – Дмитрий Глуховский

Карта – Леонид Добкач, Илья Волков



© Д. А. Глуховский, 2016

© Д. Ю. Манасыпов, 2016

© ООО «Издательство АСТ», 2016

Куда ж вы все претесь-то?
Объяснительная записка Вячеслава Бакулина

Устал я что-то. Даже ванговать лень, глядя из заканчивающегося у меня 2015-го в ваш (надеюсь) прекрасный 2016-й. А с другой стороны, как-то мне чем дальше, тем более фиолетово, кто там будет править в Сирии, чем закончится меряние одного престарелого джентльмена амбициями со всем миром и действительно ли изо всех возможных курортов соотечественникам останется (в добровольно-принудительном порядке) только тот единственный, который наш. Пусть такая позиция, если подумать, и совершенно неправильная, а вот фиолетово, хоть ты тресни.

Задумался же я нынче вот на какую тему: отчего это у нас в серии какого героя ни возьми, сплошь натура деятельная и кипучая, что та пачка дрожжей, брошенная в сельский нужник? Непоседы и бунтари, вечно испытывающие в известной части организма острый зуд преобразователя вселенной (каламбур, однако!). Все-то им позарез надо куда-нибудь… по следам приснопамятного пастыря Макара с его молодыми парнокопытными. Одному за приключениями, другому за безопасностью, третьему за любовью, четвертому за местью, пятому за куском пожирнее, шестому за [действительно помогающим] очистителем совести, а какому-нибудь семь тыщ триста пятнадцатому – и вовсе за «звездой кочевой, не гадая». А если погадать или хотя бы подумать сначала?

Помните, ближе к концу прелестной отечественной экранизации трэверсовской «Мэри Поппинс» был диалог Мистера Эй и Леди Совершенство? «Но я иду бороться с несправедливостью!» – «Но не слишком ли далеко вы собрались?»

Вот уж ни убавить, ни прибавить!

Опасаюсь вызвать праведный гнев почтеннейшей публики, и все же продолжу. Благо, чтоб мою карму испортить еще сильнее, изрядно попотеть придется.

Друзья-бунтари и коллеги-бродяги. Вы, которым на месте не то что не сидится, но и ничего полезного, увы, также не делается. Вы, вечно рвущиеся – допустим даже, исключительно с чистыми и бескорыстными помыслами, – в самые далекие края. Вы, потомки и продолжатели славного дела легиона «спасателей», «кормителей», «просветителей», «восстановителей» и «освободителей» всех и вся где-нибудь подальше, на задворках Ойкумены, где сплошь драконы и псеглавцы.

У вас дома – как?

Все ли голодные сыты, все ли скорбные утешены и все ли заблудшие свет узрели? А злодеи местные наказаны – все? А воры (и в исконном смысле этого слова, и в нынешнем) да дураки из властных структур все ли изгнаны?

В общем, дорогой мой народ-богоносец, он же богоборец, не пора ли оставить дела дальних – дальним? Или, по крайней мере, у себя навести порядок прежде, чем пытаться упорядочивать всё и вся в чуждых пределах?

Повзрослеть – не пора? Ведь взрослость, она не количеством седин-годин-морщин меряется. Отнюдь. Ее единица исчисления – ответственность. За свои поступки, за своих детей, за свой дом, за дела соотечественников и правителей, наконец. Нет ничего проще, чем сказать: «Тут, на родине, все плохо. И всегда было плохо. И всегда будет, скорее всего». Сказать – и отчалить куда-нибудь подальше. Но знаете что? Чем больше людей станут рассуждать и поступать схожим образом, тем больше правды окажется в утверждении, изложенном выше. Действительно – и было, и есть, и будет.

Так что когда вы слышите в очередной раз «это меня не касается», «да что я могу», «все равно ничего не изменишь», когда видите очередного Данко, рвущегося своим пылающим сердцем светить кому угодно, лишь бы подальше от родных берез, осин и баобабов, знайте – этот человек еще маленький и незрелый.

Как бы он ни выглядел.

Дом у дороги

Кирпичная стена. Старая, с вывалившимися кусками. С полустертой звездой на облезших воротах. С еле заметными номером войсковой части и двуглавым орлом. Завалившееся двухэтажное здание у КПП. Жирная грязь под ногами. Парок озябшего дыхания. Ярость, закипающая внутри. Ярость, плавно перетекающая в опасность. Опасность, колюче поблескивающая черными гранями злобы, превращающаяся в смерть.

Смерть, лениво и тихо, приближалась к бывшему учебному центру войсковой части. Кралась под шелестящими потоками, низвергающимися с неба. Хитро смотрела темными провалами на рыжие всполохи за стеной. Пряталась за ревом ворочавшейся грозы.

Тучи ворчали, грохотали, полыхали изнутри, наползая друг на друга. Молнии били белыми сияющими вилами. Протыкали черную брюховину неба, жалили землю. С треском, слышным даже за громом, полыхало дерево. Алое пламя не залить молоком черной коровы. Не залить и дождем. Особенно если вместо воды с неба стегает острыми плетьми кислота.

– Чертова ночь… – Чолокян почесал заросший подбородок, покосился в широкую темноту пустого окна, – чертова.

Молния полыхнула еще раз. Воткнулась ломаными росчерками куда-то за разрушенную стену. Осветила голубым темноту на втором этаже большого ангара. Смешалась с багровыми отсветами пламени, лениво ворочавшегося в двух обрезанных железных бочках.

– Такой ночь дома сидеть хорошо, – Чолокян покопался в сумке, достал кусок вяленого мяса и начал неторопливо жевать, – а приходится здесь торчать. Нормально?

Никто не ответил. Силы у людей кончились, когда они месили грязь по дороге сюда. Острый запах аммиака, признак кислотного дождя, смешавшегося с обычным, гнал вперед. Сейчас каждый сидел и отдыхал. Кто как. Людей в ангаре собралось много, человек десять.

– Да и черт с вами… – проворчал, сражаясь с жесткими волокнами, Чолокян, – сидите тут, как бирюки. Пойду к лошадям схожу.

Ржавая, но пока крепкая лестница заскрипела под его шагами. Внизу, подсвеченные еще одной рыже-огненной бочкой, фыркали, сопели, хрустели кормом лошади. Их было всего пять – три вьючные и две верховые. Самого Чолокяна и его спутника. Вернее, спутницы. Тоненькой и замерзшей молодой девчушки, кутавшейся в солдатское синее одеяло у костров. Чолокян, недавно купивший жену, бухтел матерками, глядя наверх, и подкидывал корма своим четвероногим любимцам.

– Скотину жалеет, есть дает, – проворчало что-то мягко-пухлое, закутанное поверх рваного резинового плаща в уйму лохмотьев, – нет бы людям подкинул чего…

– Я тебе сейчас таких свежих и горячих накидаю, отказываться заколебешься! – рявкнул снизу Чолокян. – Ты кто такой, чтобы я тебя кормил, а?

«Мягкое», то ли мужик, то ли баба, заткнулось и спрятало личико, еле видное в свете пламени, куда-то в свое тряпье.

– Не собачься, крещеный, – устало повысил голос здоровенный мужик в теплом армейском бушлате, растягивающий на перилах ОЗК, – не то время.

Чолокян, ругавшийся под нос по-армянски, спорить не стал. Дядька внушал уважение ростом, шириной плеч и выражением единственного глаза. Второй, слезящийся и запавший, пересекал жуткий шрам. Тоже внушавший уважение. Как и двуствольный вертикальный «ИЖ».

– Сейчас сообразим, Сережка, чего поесть, – дядька подмигнул мальцу, прицепившемуся к нему где-то в Абинске, тех трех кварталах, что остались. – И с другими поделимся.

– Добрый ты какой… – высокая, не годам гибкая женщина с седыми волосами усмехнулась. Волосы серебрились даже в плохом освещении. – С чего вдруг?

Дядька не ответил, начав заниматься куртешкой мальчика. Сережка, живой пострел лет двенадцати, смотрел на него во все глаза. Он порывался помочь, но мужик, явно чего-то опасавшийся, запретил ему вставать с лежанки и укутал в плащ-палатку. Мальчонка, привалившись к рюкзаку, порой кашлял.

– Ну-ну, – седая усмехнулась, блеснув оставшимися зубами. Прореха во рту темнела внушительно. – Еще и заботливый…

Дядька повернулся. Красивым и опасным движением матерого хищника. «Мягкое», кутавшееся в отрепья, замерло. Замер Чолокян, даже не опустив ногу на ступеньку. Замерла его супруга. Замерли остальные. А вот седая плевать хотела на красивую хищность. Только положила руку на роговую рукоять выгнутого большого ножа, сделанного из автомобильной рессоры.

– Я не добрый, – дядька усмехнулся, – просто не такой злой, как ты… Багира.

Седая вздрогнула. Да так, что даже подбородок дернулся в сторону. Пальцы, сжимающие рукоять, разжались. Одноглазый кивнул и бросил ей плоскую банку.

– Чертова ночь, – повторил Чолокян, сев рядом с женой и погладив ее по плечу. Свою верховую он гладил куда нежнее. – Не надо ссориться. Место плохое.

– Все у тебя плохое и чертово. – Коренастый седобородый дед, одетый в что-то, больше всего напоминающее тулуп, развязал горло вещмешка. Качнулся, блеснув отсветами пламени, большой крест. – Вот, братие и сестры, к общей трапезе. Не побрезгуйте.

Чолокян, потянув носом, замер. Запах, что и говорить, не казался приятным. По первости и для тех, кто его не понимал. Чолокян понимал. Темная старая ладонь держала густо пахнущий козий сыр. Крепкое запястье, уже покрытое пигментными пятнами, обвивали четки.

– Тебя-то, отец, куда понесло? – женщина, названная одноглазым Багирой, вздохнула. – Ты же из ахтырской церкви?

– Храма, дочка, – поправил ее священник, – а звать меня Евдокимом. Приживался я там, теперь решил дальше пойти. Вера сейчас-то ой как нужна. Без нее, что говорить, плохо людям. Души слабеют, а где душа ослабела, там и тело гибнет. Угощайтесь, мне вот добрые женщины на дорогу собрали. Недалеко только ушел.

– Вера… – одноглазый хмыкнул. – Тело слабеет от недостатка витаминов, нормального белка, болезней и…

– Дайте поесть уже, – фыркнуло «нечто» и потянулось к перевернутому пластиковому ящику, где уже кто-то незаметный резал сыр. – Вера, тело… жрать хочется.

Отец Евдоким вздохнул:

– Вера должна быть. Она же вперед нас движет, заставляет в даль смотреть…

Глава 1
Долгая дорога к дюнам

Самарская обл., город Отрадный

(координаты: 53°2200с. ш. 51°2100в. д.),

2033 год от РХ


Грохотало. Снаряды, разрываясь, крошили кору, рубили ветки. Свистели осколками вокруг, изредка вспарывая землю совсем рядом. Остро несло порохом. И кровью. В том числе и его.

Холодало. Замерзшая земля резала тело. Кружась, медленно и плавно, падали снежинки. Ложились, блестя узорчатой белизной, закрывая грязь. Первые вестницы грядущей зимы. Ровно и мягко покрывали все вокруг белым ковром. Не таяли даже на лице, практически остывшем.

Он плыл вместе с ними, так же тихо и спокойно. Закрывая глаза и засыпая. Боль осталась позади. Боль отпустила, из острой кромки ножа, полосующего тело, превратившись в пульсирующий алый коридор. Воздух, крошащийся льдинками снаружи, здесь колыхался мягкими теплыми волнами. Заставлял нырять в покой и тепло, глубоко и безвозвратно.

Тихая глубина засасывала. Обхватывала со всех сторон, ласково сжимала и утаскивала все дальше. И потом неожиданно устремилась вверх. Он улыбнулся, все понимая и глядя вниз, на такое ненужное и хрупкое тело. Пора засыпать…

Тепло задрожало. По красному стеклу пробежали еле заметные трещинки. Дрожь стала сильнее, трещины, хрустя, разбегались все шире. Он хотел закричать, помешать, не допустить, совершенно не желая останавливаться. Не получилось. Сияющий холодом мир ворвался внутрь, разорвал теплый персональный тоннель покоя. Разнес к чертям и в клочья мозаику, переливающуюся добром и всеми оттенками алого. И вот тогда…

Морхольд захрипел, взвыл, надрывая связки. Вцепился в мерзлую землю, ломая ногти и раскрывая рот. Забился, жадно хватая воздух всей грудью, захлебываясь в страшном кашле. Перевернулся, ничего не видя, растерянно тыкая руками вокруг.

Над головой грохотало и свистело. Бой явно не думал заканчиваться. И пора убраться отсюда. Раз уж не вышло помереть.

Рука наткнулась на что-то покрытое снегом, свалявшееся и мохнатое. А, да, чертов кот чертова башкира. Морхольд, раскорячившись черепахой, встал на четвереньки. Боль вернулась. Боль пронзила насквозь. От лопаток и до самых пяток. Он стиснул зубы, мотая головой и воя от нее, безбрежной и яростной. Надо, надо двигаться. Чертов кот…

Чертов кот оказался тяжелым. Отползать, таща лохматую зубастую скотину, оказалось нелегко. Но кошак явно не так мертв, как казался. Во всяком случае, почему-то хотелось в это верить. Морхольд нащупал толстый кривой сук, схватился покрепче, плюнув на проткнувшие ладонь острые шипы. Взвыл еще раз, вставая на ноги. И, волоча за шкирку волосатую и усатую подлюку, шатаясь и не чуя левую ногу, двинул отсюда к чертовой матери.

Кто и кого побеждал? Да все равно.

Убралась ли Даша и ее новые спутники? Да накласть.

Все потом. Сейчас надо еще раз выжить. Раз уж почему-то не вышло помереть.

Согнутая фигура, ковыляя и прижимаясь к деревьям, уходила в белую отвесную стену снега.

* * *

Снег угомонился к ночи. Разом взял и перестал валить. И даже начал таять. На небе, как и обычно, клубилось и густело серое и непроглядное.

Костерок, разведенный от одной из трех оставшихся спичек, трещал в ямке. Укрывшись под длинными корнями наполовину вывороченного дерева, Морхольд сопел и потел. Боль не проходила. Но хотя бы не стреляли вокруг. И вряд ли кто сейчас станет его искать.

Кот, и верно оказавшийся живым, блестел оставшимся глазом и еле заметно подрагивал усами.

– Морда… – Морхольд вздохнул, – куда так отожрался?

Кот не ответил, чего и следовало ожидать. Еле слышно мявкнул чего-то и закрыл глаз.

– Спи, рожа… – Морхольд матюгнулся, – а я вот хренушки усну, судя по всему. Дожил, с котом разговариваю.

Кот не шевелился. Чуть подрагивало одно ухо, рваное, но зато с уцелевшей кисточкой на самом кончике. Морхольд, шипя, вытянул левую ногу. Спину прострелило от самой середины, ударило эхом до колена. Неожиданно захотелось стать маленьким мальчиком, уткнуться маме в грудь и поплакать.

– Твою за ногу… – он выдохнул, зябко поежившись. Костерка-таки не хватало для тепла. Зубы пока не стучали, но надолго такое счастье?

Он сгреб редкую сухую листву, устроив лежбище. Прислонился спиной к корням, закрыв глаза. Хорошо, куртка более-менее уцелела. Хотя прорех в ней столько, что в пору называть ее решетом. Холодно, сука. Голодно, мерзко, больно… Да и вообще… каково оно, осознать, что умирал?

Морхольд что-то шептал под нос, совершенно не понимая, что организм все-таки сдался и начал засыпать. Последняя мысль крутилась вокруг холода и возможного воспаления внутренних органов. Потом она преобразилась в шуршащую упаковку самого настоящего «Сникерс кинг-сайз» и разорвалась фейерверком на день Победы.

* * *

Проснулся он от нескольких желаний сразу. Хотелось, ни много ни мало, а есть, ссать и выпить таблетку «нурофена». Или еще какого обезболивающего. Потому как боль, спрятавшаяся на ночь, вернулась. Морхольд зашипел, заставив все так же дрыхнущего кота открыть глаз. Судя по чистой шерсти на боку, животина за ночь ни разу не перевернулась.

– …, твою … и … в … на … Распрямить твои кудряшки, – он отхромал подальше, злясь на ненужные вроде бы правила приличия. Кого тут стыдиться, кота?!

Хотя, уже возвращаясь назад, понял, что поступил правильно. Не гадь там, где ешь. Или живешь. Пусть даже в их с котом пещерке они и не жили, и с едой туго. Один хрен, нечего расслабляться. Тем более, что идти, неожиданно, стало легче.

Еще вчера, добравшись сюда и разведя костер, Морхольд попробовал немного разобраться в собственных повреждениях. Выходило не особо хорошо, но не так страшно, как казалось. Глаз пришлось прикрыть повязкой из чудом оставшегося на поясе остатка прокипяченного бинта. Левая ладонь превратилась в отбивную, совсем как после удара кухонным молотком. Первого удара, когда мясо еще не в лохмотья, но… и этого хватает. Ну очень неудобно и больно. Скорее всего, два оставшихся ногтя слетят к чертовой бабушке в течение пары дней. Но, самое главное, на спине крови не оказалось.

Значит, что? Приложило волной от взорвавшегося снаряда хрен пойми откуда взявшегося танка, да-да. Впечатало в одно из ближайших деревьев, такие дела. Позвоночник подозрительно щелкал и хрустел, и поневоле становилось не по себе. Да и черт с ним. Живой, относительно целый. Все остальное… ерунда, война план покажет.

– Э, кошастый, жрать хочешь? – Морхольд покрутил головой, отыскивая необходимое. Кот, как ни странно, смотрел на него заинтересованно. Даже, как показалось, понимающе.

– Ты б хоть мяукнул, что ль, если согласен… – Морхольд довольно кивнул, обнаружив искомое. А кот коротко и приглушенно муркнул. Прямо как БТР.

Снег полностью все же не растаял. Так, лежал белыми пятнами там и сям. Солнце, понятное дело, не выглядывало. Но холодная корка заметно сокращалась. Это хорошо, глядишь, вода покажется не такой и холодной. Какая вода? Морхольд поежился.

Река находилась недалеко. Пусть сейчас она и не бежала так быстро, чтобы услышать, но в этом он не сомневался. Ее Морхольд чувствовал сразу. С самого детства. И вода сейчас ох как нужна. Потому что еду взять негде.

Из съедобного рядом оказался лишь одинокий куст рябины. Красные ягоды радостно горели на ветках, густо обсыпав их алыми россыпями. А толку? Он же не снегирь или синица, чтобы наесться этой вот красивой горечью.

Да и кота стоит покормить. Мышковать или, того пуще, поймать птицу себе по размеру кошак сможет не скоро. Раз так, нечего торчать дуб дубом и ждать манны небесной. Пусть и способ, которым стоило добыть пожрать, применялся на его веку всего пару раз. И то не им самим.

Морхольд подкинул сушняка, собранного еще ночью и лежавшего поодаль от костерка, выпаривая влагу. Огонь пригодится. Ненадолго придется вернуться в каменный век, честное благородное слово.

Выдаст их дым? Нет, не выдаст. В этом Морхольд не сомневался. Дым стлался над землей, теряясь в корнях и не поднимаясь вверх. Птиц вокруг не оказалось, не вспугнешь. Да и кот чужих-опасных почует. Как и любой усато-полосатый – пусть и сильно ранен, но бдителен. Точно-точно, вон, ухо еле заметно крутится локатором. И хорошо, такую сигнализацию и за цинк «семерки» просто так не купишь.

Замеченную ветвь, относительно прямую и вполне крепкую, ломал уже не таясь. Древесина, упругая и сильная, поддаваться не желала. Но бороться не смогла и отступила, наградив длинной, по плечо и толщиной с запястье необходимой снастью. Пусть пока еще и в виде полуфабриката. Глаза боятся, руки делают.

Среди редких оставшихся при нем вещей сохранился один, крайне важный, предмет. Тот, без которого пришлось бы тяжело. Нож. Короткий, широкий и крепкий. Сохранился только благодаря куртке, где сталь постоянно спала во внутреннем кармане на груди. Пользоваться им выпадало нечасто, но вот и пригодился.

Так… рядом обнаружилось полезное переплетение корней. Высокое, чуть не по колено. И очень удачно вышло закрепить там эту самую палку. Так, чтобы она поменьше вертелась. Что еще?

Шнур, скрепя сердце и плюя на собственную алчную жабу, пришлось выпарывать из многострадальной куртки. Крепкий, стянутый из синтетических нитей, он утягивал живот Морхольда, и таким способом приходилось пользоваться давно. В спокойные сытые месяцы живот упорно старался подрасти. Ничего, сейчас – тоже весьма нередкие дни – лишнее уйдет быстро. Так что сильно жалеть не стоило.

Короткий и плотный сучок валялся прямо под ногами. Пригодится. Морхольд, поморщившись от чуть колыхнувшейся боли, примерился и взялся за дело. Дело оказалось небыстрым и непростым. Что поделать, в чем-то ты специалист, в чем-то сущий рукожоп. Так всегда и у всех.

Нож входил в плотное дерево тяжело и адски скрипя. Два первых надреза, крест-накрест, посередине обломанного края. Чуть расширить, водя сталью как пилой, порой подстукивая сучком, стараясь вбить поглубже. Ветка поддавалась с заметной неохотой. Но поддавалась.

Упорно, до рези в ладонях от спинки ножа и шершавой коры сука, взад-вперед, и снова и снова. Нож уже не скрипел, практически стонал. Дерево аккомпанировало чуть тоньше. Но дело шло, как и задумывал. Сталь входила все глубже, добравшись на две трети до нужной глубины.

Приходилось останавливаться и вытирать пот. Тот уже не просто выступал. Катился по лицу и спине градом. Тонкие струйки, противные и липкие, с шеи перебрались на грудь, явственно желая стечь на живот. А вот спина стала болеть меньше. И даже вышло перенести вес на больную ногу. Та даже стала слушаться, не подгибалась.

Время явно перевалило за полдень, низкие тучи прямо посветлели. Растеплило, от снега остались только жирные влажные прогалины. Пар изо рта уже не шел. Взамен явственно парили рукава и, наверное, спина. Зато и дело потихоньку приблизилось к концу.

Когда нож закончил скрипеть, резать им можно было разве что давно пропавшую в природе вареную колбасу. «Докторскую», прочно занесенную в Красную книгу канувших в небытие примет развитой цивилизации. Да и то, возникло сомнение в способности ножа разрезать полиэтилен обертки лезвием. Разве что незатупившимся кончиком.

Придирчиво рассматривая результат, Морхольд довольно хмыкнул. Ну, первый блин вышел не особо комом. Такие… вполне одинаковые четыре рога. Хватило бы ножа, чтобы заострить. Он вздохнул и принялся кромсать дерево снова. Плоские разлохмаченные концы потихоньку превращались в острые и относительно опасные жала.

Шнур пошел в дело чуть позже. Аккуратно, не перетягивая, Морхольд стянул рога у целой части своей самоделки и пошел к пещерке. Вот что-что, а как посошок эта деревяшка ему точно сгодится.

Кот наконец-то сменил положение. Морхольда он встретил, лежа на пузе. Роскошная шуба и рыжеватый подшерсток делали его даже больше, чем на самом деле.

– Ба, да ты, хвостатый, ожил? – Морхольд сел осторожно, боясь потревожить спину, и сунул конец деревяшки в костер. Подбросил сушняка и приготовился вовремя достать эту вот древнюю снасть.

Кот фыркнул, запах занявшегося дерева ему почему-то не понравился. И не ответил, совершенно не удивив.

Дерево, потрескивая, тлело. Несколько раз поворачивая его, Морхольд пристально всматривался. Да, охотник-неандерталец из него, словами классика, как из козьей жопы труба. Ну, бывает на старуху проруха. Дело-то все равно не бесполезное, да и спорится.

Выхватив чуть вспыхнувшую шнуром палку, он быстро притушил огоньки, сунув в просохший песок на полу. И критично осмотрел творение. Лишнее обгоревшее убрал бедным ножом и хмыкнул. Затея удалась. Обугленные рога стали крепче. Ну, или должны были стать. Из сломанной ветки вышла самая настоящая острога. Рыбацкая древняя острога. Осталось только использовать ее удачно – и будет им с котом счастье. Если и впрямь повезет.

Морхольд встал, покосился на усатого собрата по несчастью. Тот, не сменив позы и загадочно, как только кошки и умеют, смотрел на него. Страшноватое зрелище, что и говорить, когда на тебя смотрит огромный одноглазый саблезубый кот.

– Отдыхай, жопа мохнатая, – Морхольд сплюнул, – а я попробую найти нам жратву. Остаешься за старшего. Если что – три зеленых свистка.

Позвоночник, радостно отреагировав на подъем и первые шаги, стрельнул горячим трассирующим. От крестца и до самой пятки. Морхольд сплюнул, с горечью поняв, что уже привыкает.

Идти к реке оказалось не так просто. Деревья заканчивались не по-над берегом, отступая на несколько метров. И тут вчерашние упражнения погоды сказались куда сильнее, размыв все, куда дотянулись. Несколько раз приходилось крепко упираться концом остроги в землю, чтобы не упасть, оскользнувшись.

Река катилась себе мимо. Черная, едва заметно блестевшая гладкой спиной. Пахнуло, несмотря на холодок, ее густым запахом. Илом, влагой, чем-то неуловимым, присущим вот таким речкам. Пусть и ставшим в одночасье крайне большими.

Морхольд остановился и покрутил головой. Лезть в холодную воду он не собирался, но отсутствие деревьев могло сыграть плохую шутку.

Неподалеку виднелась ива, накренившаяася над рекой, толстая и длинная. Метров двадцать, ага. Хреновы двадцать метров, что вчера он прошел бы за пару-тройку секунд. А вот сегодня пришлось ковылять целых десять. А уж забраться… Морхольд вздохнул, предвкушая это удовольствие. И полез.

* * *

– Получилось, надо же… – Морхольд поморщился. Ходить, работать, рыбу бить – не так больно, как сидеть. Вот глупость какая… – Слышь, усатый, тебе вкусно?

Кот не отвечал. Старательно уплетал то ли карася, то ли еще какую рыбину и урчал. Морхольд довольно улыбнулся и снова похвалил сам себя. Рыбалка-убивалка удалась. Пусть он и сверзился вниз, вместо того, чтобы прихлопнуть еще одну рыбину.

Одежда сохла у костерка, распяленная на вбитых в землю рогульках-сучьях. Рыбы набил целых пять голов. Или штук? Головы, кстати, кот не ел, видать, брезговал. Все рыбины оказались разными. Морхольд не особо жаловал рыбу до Беды, не говоря о рыбалке. Но все ж таки оказался удивленным. Как-то водоплавающие совершенно не напоминали тех, из детства.

Кот самозабвенно приканчивал половину третьей рыбины. Поделил прямо по-братски: коту полторы и ему полторы. Разве что размеры разные. Свою порцию, недолго думая и выпотрошив, запек в углях. Отрезал мерзковатые зубастые головы, обмазал тушки глиной, взяв ее с бережка, и запек. Рыбка, после того, как горячую глину отстучал ножом, пованивала, плохо пропеклась, но елась на ура.

– Не-не, и не проси, – Морхольд шикнул на кота, так и тянувшегося к оставшейся сырой рыбешке. – Это на утро, бестолочь.

Тот как будто понял. Успокоился и завалился спать. Свернулся в клубок, засунув нос куда-то в шерсть, – и все, нет кота.

Морхольд дохрустел остатками порции, поковырялся в зубах нехилой косточкой и, скривившись, еле смог встать. Сгреб побольше листвы в свое «гнездо» и вышел на воздух.

Похолодало. Первый вчерашний снег выпал рановато. До Нового года, если прикинуть, месяца два. Ну, край, с половиной. Потому и холодает серьезно, чему удивляться? Морхольд подышал на руки, растирая ладони. Высохшие футболка и штаны тепла не прибавляли. Хорошо, что додумался снять куртку, залезая на деревце.

Над головой, посреди черно-алмазной ночи, неожиданно пробившейся через тучи, на него смотрела Большая медведица. Ковш, родной и привычный, чуть подрагивал свечением мерцающих звезд.

Морхольд еще раз дохнул на руки. В голове, точь-в-точь как звездочки, мерцали мысли. Несколько. И ни одна ему не нравилась. Потому как хорошего в них не наблюдалось. Что они с котом имели в наличии?

Два нормально функционирующих глаза на двоих. Обоняние и всякие там шестые-седьмые чувства – только у хвостатого. Нормально работающие двигательно-опорные аппараты тоже стоило поделить на два и прикинуть, насколько оба инвалида мобильны, – шесть плохо работающих лап с ногами на двоих. Рука вроде бы приходила в себя, а у кошака ребра явно подживали, равно как и мясо, подранное клыками страхолюдной собаки Клыча. Ну, это-то ладно. Можно записать в плюсы нехитрой бухгалтерии.

А в минусах чего выходит?

У-у-у, тут все круче. Но по порядку.

Пока их не искали. Если б наоборот, так давно бы нашли. Но, тем не менее, пока все в норме. Если повезет, то забудут. Да и мало ли, вдруг никто их не видел? Хотя тут Морхольд сомневался. Да и потом, зная Клыча, стоило ожидать прочесывания всей территории рядом с детским лагерем. Если, конечно, Клыч выжил и победил. Или не победил, но сохранил свои силы.

Ребятки же, что шли за пай-девочкой Дашей, Морхольда пугали не меньше. Очень уж серьезны и круты. От таких стоит ожидать и следопытов, и командира, желающего прочесать все и вся. Вспоминая безумную гонку, начавшуюся еще в Кротовке, Морхольд поморщился. Чертовы крутые перцы. Таких если останавливать, так двумя штурмовыми отрядами с Кинеля, не меньше. Хотя… то ли интуиция, обострившаяся с годами, то ли задница, чуявшая подлянку, подсказывала: да и ну его нахер, воевать с такими. Как-то он не удивился бы потом полноценному полку, явившемуся на поиски своих коллег.

Ну и самый главный проблемный вопрос: чего делать? И как быть?

На кой ляд он подписался на сделку с Дашей? Правильно, из-за пусть и призрачной, но надежды. Найти своих. Найти тех, кого потерял. И? Жива ли Даша? И не врала ли она?

Морхольд выматерился. Так, как матерился крайне редко. Так, что самому стало противно. А потом развернулся и пошел спать. Потому что от всех неожиданных новшеств в своей жизни он сильно устал.

Лег, зарывшись в листву и положив в костер толстую валежину. Часов на пару хватит, а там… А там так и так вставать, да идти отливать. Морхольд накинул куртку, подложив рукав под голову, повернулся на бок, крякнув от боли. Когда к спине, уркнув, привалилось тяжелое, мерно дышащее и теплое, он улыбнулся. Животине тоже хотелось больше тепла. И уснул.

А утром кота рядом не оказалось. И в пещерке тоже.

* * *

– Ну, ты и гад… – Морхольд, ковыляя по следам на вновь выпавшем снежке, добрел до реки. – Сволочь усатая.

Кот сидел и смотрел на непроглядно черную воду. Его совершенно не заботили несколько ворон, увлеченно клевавших какую-то падаль на мокром песке. Усатый просто сидел, смотрел, лишь дернув ухом, когда человек оказался рядом с ним.

– Ну и какого ж ты сюда приперся, скотина? – поинтересовался Морхольд, растирая бедро. – Я-то, ясен пень, дебил еще тот, что поперся тебя искать. Но интересно же…

Кот не шевельнул даже усом. Морхольд потыкал ногой в валявшееся на берегу бревно, сел. В этот раз стрельнуло где-то в крестце.

– Добегался, конь старый, – он сплюнул, – что-то да вылезло. Эй, морда, чего тут интересного? Друга своего ждешь?

Кот повернул морду и взглянул на Морхольда до жути осмысленным взглядом.

– Да ладно… Как его, Азамат, да? Слушай, кошастый, ты меня пугаешь. Шевельни усами, если понял, о чем я… Не, не шевелишь? Азамат?

Кот мявкнул. И заметно обеспокоился. Даже встал и начал крутиться на месте.

– Угу… – Морхольд почесал подбородок. Вернее, ногтями пробился через заметно отросшую бороду и поскреб по коже. – Интересно.

Будущее обретало более четкие границы. Хрен знает, что там у кота в его кошачьей голове, но… Хотелось верить, что что-то серьезное. Крути-не крути, а вся ситуация случилась из-за Дарьи. И найти ее стоило хотя бы для получения ответа, да. Ответа на самый важный для него, Морхольда, вопрос. Где искать.

– Подожди-ка, дружище, – он сплюнул, глядя на явно нервничающего кота, – подожди.

Бревно чуть нагрелось и холод мыслей не путал. Итак, судьба, вроде бы повернувшаяся задней точкой, сделала нежданный поворот. Верить в хорошее не стоило, но надеяться хотелось. Как минимум в то, что у кота не бешенство и он мявкает не просто так. Выбор у них, на самом деле, невелик. Но даже среди его практически отсутствия и какой-никакой, но альтернативы, желалось верить в лучшее.


Страницы книги >> 1 2 3 4 5 6 | Следующая
  • 4 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации