Текст книги "Скрытая угроза"

Второе написанное Хавой имя давало картину, совершенно отличную от той, что рисовал себе Авраам. Он был прав, предположив, что в нападении участвовали мужчина и женщина и что воспитательница была знакома с нападавшими. Но, видимо, Сара и вправду не тот человек, что подложил чемодан к детскому саду, и не тот, что поджидал Коэн на стоянке в Южном Тель-Авиве и расквасил ей голову. Илана еще дважды спросила Хаву, может ли та сказать, за что на нее напали, но та мотнула головой из стороны в сторону. Тихий плач прекратился, глаза пациентки закрылись, и начальник травматологии сказал:

– Вы получили что хотели. Выключите, пожалуйста, камеры и свет, и оставьте ее в покое.

Выходя из палаты, Лим попросила Авраама:

– Расскажи вкратце, кто эти двое.

И инспектор рассказал ей о них.

Илана остановилась в коридоре и обернулась к нему. Он остановился напротив. «Так ты говоришь, что мужчина был задержан еще до нападения и освобожден? А с женщиной ты вообще незнаком, хотя знал, что Хава Коэн ее уволила?» – это были слова, которые Авраам прочел в глазах своей коллеги, но вслух она ничего не сказала. Вместо этого Лим двинулась дальше. Инспектор объяснил, что у него не было выхода, кроме как выпустить Узана. Он показал Хаве Коэн его фотографию, и она заверила его, что никогда не видела этого человека. А о связи между Узаном и помощницей воспитательницы, которую уволили за неделю до начала учебного года, Авраам вообще не знал. Он попытался вызвать эту помощницу на допрос, но ему сказали, что она уехала.

– И все? И дальше ничего нельзя было сделать? – Эту фразу Илана бросила тихо, словно в отчаянии.

Но что же он мог сделать-то? Следственная группа несколько дней следила за Узаном, потом у нее были другие дела. А после нападения Хаим Сара оказался главным подозреваемым и привлек к себе основное внимание инспектора. Сару он в этой короткой беседе с Лим не упомянул, хотя только о нем и думал – время для этого было неподходящим. Несколько минут Авраам шел за Иланой по коридорам больницы, пока она искала свободную комнату, а потом говорила по телефону. Наконец Лим попросила:

– Ави, пожалуйста, оставь меня на пару минут. – И исчезла в кабинете, который им предоставили.

Авраам вышел из больницы покурить.

На часах было семь вечера, и уже стемнело. Инспектор знал, что и эта ночь будет бессонной. Он увидел издалека, как Маалюль в своей серой ветровке, которую носил с весны прошлого года, еще с расследования дела об исчезночении Офера Шараби, выходит из автобуса и направляется к больнице. В душе у Авраама творилось нечто странное и не поддающееся объяснению: он, конечно же, понимал, что и в этом расследовании облажался, но не скис. Разумеется, он дал маху, раньше времени отпустив Узана, но у него было ощущение, что из-за того, что история с нападением близится к завершению, он сможет сосредоточиться на настоящем деле – том, на которое пока никто, кроме него, еще не натолкнулся. Оставалось меньше тридцати шести часов, чтобы успеть арестовать Сару, прежде чем тот успеет сесть в самолет и улизнуть с детьми в Манилу. Но пока что у инспектора не было причин для его ареста.

И снова что-то вскипело у него внутри – точно как тогда…

* * *

С этого момента Илана, не объясняя причин, взяла все дело на себя. Она сообщила Маалюлю и Зайтуни о результатах допроса, состоявшегося в больнице, и определила порядок срочных действий, которые они трое должны предпринять. Шансы на то, что Амос Узан поджидает копов дома, были нулевыми, однако она все же послала туда Зайтуни с полицейскими специального подразделения, которым надлежало осуществить тщательный обыск в его пустой квартире. Информацию о марке машины Узана и о его номерном знаке следовало теперь передать всем патрульным машинам Израиля. Маалюля отрядили допросить мать Амоса, которая лежала в онкологическом отделении этой же больницы, в трех этажах отсюда. Она не знала, где ее сын, и рассказала только, что в воскресенье, накануне нападения, он предупредил ее, что из-за дел по работе не будет приходить несколько дней. Неделей раньше он навещал ее почти каждый день, с приятельницей. То есть это было местом их встреч – и причиной, почему следственная группа не выявила постоянного контакта Узана с Иланит Хадад. Они встречались в больнице, в палате у матери Амоса, куда приезжали и уезжали порознь. Аврааму было поручено познакомиться с членами семьи уволенной помощницы воспитательницы, и он на собственной машине поехал к ней домой, никого заранее не оповестив о своем приезде. Родители Иланит удивились его визиту, но стали с ним сотрудничать, потому что он не выпячивал интереса к участию их дочки в нападении, а все больше интересовался Узаном.

Стоило инспектору в первый раз упомянуть его имя, как стало понятно, что он попал им в больное место.

Родители Иланит жили в одной из высоток, тесно настроенных в Кирьят Бен-Гурионе. Лифт не работал, и Авраам пешком взобрался на шестой этаж. Когда он пришел, хозяева ужинали, и они пригласили его присесть к столу, стоявшему между кухней и гостиной, на котором была выставлена буханка хлеба, миска зеленого салата и банка творога. Сестры Иланит Хадад, с которой инспектор несколько дней назад говорил по телефону, дома не было, а отец, человек лет пятидесяти, хоть и выглядел намного старше, пошел в спальню переодеться.

Авраам сказал хозяевам, что пришел расспросить их по поводу нападения на человека, имя которого он пока не может озвучить. В этом нападении подозревается Амос Узан, а согласно поступившей в полицию информации, у него с их дочерью романтическая связь. Полицейский хотел бы узнать, когда они в последний раз видели Узана или когда слышали о нем от дочери – есть подозрение, что он сбежал, и полиция разыскивает его для расследования.

Мать Иланит разрыдалась еще прежде, чем он кончил говорить. Ей тоже было лет пятьдесят, но выглядела она гораздо моложе мужа. На ней были черные тайтсы[10]10
  Тайтсы – эластичные тренировочные штаны.


[Закрыть], белая футболка и спортивные туфли, и Авраам решил, что она только что с фитнеса или пилатеса.

– С того дня, как она с ним познакомилась, – сказала хозяйка дома, – это другой человек. Вы не представляете, как мы уговоривали ее бросить его! Иланит – хорошая девочка, никогда ни в чем не была замешана, но с тех пор, как она встретилась с ним, я потеряла дочку.

Отец девушки промолчал – он просто положил руку жене на плечо.

– А где Иланит сейчас? – мягко спросил ее Авраам.

– Честное слово, понятия не имею, – ответила она. – Уже четыре дня, как ее нет дома, и она ни разу не позвонила. Сказала, что едет с ним к приятелям, но куда – сообщать отказалась. Она взяла мобильник, но он отключен, и на эсэмэску ответа не было.

Аврам постарался усилить ее страх за судьбу дочери, сказав:

– Вы правы. Узан – человек опасный, и это дополнительная причина, почему мы хотим как можно скорее разыскать их с Иланит.

И тогда женщина сломалась и сказала ему, что после того, как дочь побывала у них и сообщила о своей поездке, она обнаружила, что пропала одна из ее кредитных карточек. Она заподозрила, что это дочь взяла эту карточку у нее из кошелька. А когда позвонила в кредитную компанию, ей сообщили, что картой расплачивались в супермаркете в Эйлате. Блокировать эту карточку мать Иланит не стала.

Авраам все еще не открыл ей, что жертвой нападения является Хава Коэн. Вместо этого попросил рассказать про Иланит.

Той было двадцать три года. Родилась в феврале девяностого и до знакомства с Узаном – это было прошлой зимой – все еще проживала в доме родителей. После знакомства она стала ночевать у него, иногда целыми неделями, и возвращалась домой, только когда ссорилась с ним или когда Узан исчезал из квартиры. В армию девушку не взяли, потому что у нее врожденная проблема с ногой, легкая инвалидность. Но она пошла добровольцем и проходила службу в качестве армейской преподавательницы. После демобилизации Иланит начала учиться дошкольному воспитанию в колледже Левински, но внезапно под влиянием Амоса бросила учебу. Родители узнали об этом лишь задним числом. Иланит перестала общаться с большинством школьных и армейских подруг, а про отношения с Узаном не рассказывала. Познакомилась она с ним в клубе в Ришоне, и он стал ее первым серьезным бойфрендом. Родители не знали, кто ее сегодняшние приятели, и лишь надеялись, что она не пристрастилась к наркотикам. А главное, они боялись, как бы дочь не забеременела от Узана. Авраам не сдержался и спросил:

– А где Иланит работает сейчас?

– Да не работает она, – ответила мать девушки. – Ее уволили из детсада в конце года.

Инспектор спросил, почему ее уволили, но мать этого не знала.

Перед уходом он попросил разрешения осмотреть комнату Иланит, и хозяйка провела его по короткому коридору и включила свет в почти пустом помещении.

Авраам вошел внутрь, не зная, что нужно искать. В комнате были только односпальная кровать без постельного белья, письменный стол, чистый от бумаг и книг, телевизор на металлическом крюке и платяной шкаф.

– Комнату мы ей оставили, но она унесла почти все свои вещи, – сказала мать Иланит.

Потом полицейский попросил у нее фотографию дочери, и она сняла с холодильника на кухне армейскую фотку, на которой Иланит была в солдатской форме и с винтовкой М16. Авраам испытал неловкость из-за того, что не рассказал хозяевам, что их дочь тоже заподозрена в нападении и будет арестована сразу же, как только ее обнаружат, но иначе поступить он не мог. Мать девушки пообещала сообщить ему, если Иланит с ними свяжется, и записала в его блокноте номер украденной кредитной карточки.

Выехав из Кирьят Бен Гурион, Авраам остановил машину и позвонил Илане.

– Они в Эйлате, – сказал он ей.

– Откуда тебе это известно? – удивилась его коллега.

Инспектор вкратце доложил о происшедшем разговоре. Лим сказала, что она сама свяжется с южным округом, и он добавил:

– Нужно сообщить на КПП Таба, чтобы те не пропустили их через границу в Синай.

– А сейчас ты лучше понимаешь, что там произошло?

– Нет. У родителей Иланит нет ни малейшего представления, почему ее уволили, и они понятия не имеют о нападении.

Лим спросила, что он собиратся делать, и Авраам ответил, что вернется в участок, отсканирует снимок, передаст его в полицию Эйлата и подождет дальнейшего развития событий. Он очень четко сделал все, что требовалось для скорейшего продвижения расследования, и даже сумел напасть на след подозреваемых. Но ощущение, что он попусту тратит время, не оставляло его. Узан с подругой все еще на свободе, но там дело в шляпе, а вот другим делом, которое действительно горит, он не занимается, хотя время бежит и его остается все меньше. В десять часов инспектор позвонил из своего кабинета в участке сыщику, который вел наблюдение за Хаимом Сарой, и услышал, что под самый вечер подозреваемый съездил в Нес-Циону и привез детей домой. В общем-то, Сара и подозреваемым уже не был, и Аврааму полагалось снять с него слежку. Но он этого не сделал.

Знали ли дети Сары, где их мать? На допросе этот мужчина сказал инспектору, что его жена полетела на Филиппины поухаживать за отцом, но на Филиппинах ее нет, а отец ее умер много лет назад. Если Хаим никак не связан со взрывчаткой и нападением, зачем ему врать? И почему он летит с детьми в то место, где якобы находится его супруга, если ее там нет? О детях Сары Авраам не знал ничего, кроме того, что одному из них семь лет, а второму три года, и младший ходит в детсад Хавы Коэн на улице Лавон. Даже имен их полицейский не знал. Известно ли им, куда они летят в пятницу утром? Ему захотелось увидеть их обоих; показалось, что, поглядев на них, он поймет что-то, чего до сих пор не понимал. Инспектор мог просто подъехать на улицу Аронович, постучать в дверь Сары и спросить, почему тот наврал про свою супругу и где она находится. Он мог также позвонить Илане и испросить разрешение на продолжение расследования, но решил, что лучше подождать.

А пока что Авраам открыл сообщение от Ансельмо Гарбо и прочел, что Дженнифер Салазар родилась в Маниле в сентябре 1970 года. Вверху короткого отчета стоял логотип филиппинской полиции: восьмиконечная звезда и в ней человек с ракеткой в руке.

На Дженнифер Салазар не висело никих уголовных дел, и ее никогда не допрашивали в полиции. В двадцать лет эта женщина вышла замуж, но брак с Джулиусом Андреда продлился всего четыре года. В 2002 году она в первый раз уехала в Израиль и пробыла там год, потом на некоторое время вернулась в Манилу, а затем снова отправилась в Израиль. В последний раз въехала на Филиппины 11 июля 2005 года и через две недели оттуда уехала. Согласно отчету Габо, детей у Дженнифер Салазар как бы не было – видимо, потому, что она не сообщила властям Манилы об их рождении в Израиле, так же как не сообщила и о браке с Сарой. И начиная с 2004 года она не платила в Филиппинах подоходного налога.

Авраам разглядывал старую фотографию, прикрепленную к отчету и сделанную более двадцати лет назад.

У Дженнифер Салазар были длинные черные волосы и широкое лицо. Ему показалось, что под нижней губой у нее большая родинка. Он попытался представить себе филиппинскую девушку в обществе Сары – и не сумел; может, потому, что на фотографии она была значительно моложе мужа.

Чуть раньше полуночи Авраам получил последний отчет из банка: два часа назад кредитной карточкой, украденной у матери Иланит Хадад, снова пользовались – в кафе на Пляже Чайки в Эйлате. Несмотря на то что эта парочка сбежала в Эйлат, они как будто делали все возможное, чтобы попасться, и Аврааму припомнилось безразличие Узана во время допроса, его неизменная самодовольная улыбка под холеными усами. Это был на редкость наглый человек. Он присоединился к зевакам, сгрудившимся вокруг подозрительного чемодана, подброшенного к детсаду, удрал бегом от патрулирующей улицу полицейской, потребовавшей предъявить документы, долгие часы терпеливо ждал в комнате для допросов и не проявил ни малейшего страха. Пока он сидел в участке округа Аялон, Иланит Хадад позвонила в детсад, из которого была уволена, и сказала, что чемодан – «это только начало». И в течение всего этого времени улыбка почти не сходила с лица Амоса.

Когда на следующее утро после короткого сна Авраам снова ехал из дома в участок, ему сообщили, что черная «Хонда» Узана обнаружена в Эйлате на улице Барнеа.

Амос продолжал вести себя безрассудно. Расплатившись в кафе краденой кредитной карточкой, он пошел тусоваться с Иланит Хадад и еще двумя мужиками, один из которых был известен полиции. Сыщики Эйлатского округа обнаружили это после короткого разговора с хозяином ресторана. Подъехав перед рассветом к дому того известного полиции типа, жившего на улице Барнеа, в квартале Декель, они обнаружили машину Амоса. Он ее даже не прятал. Шла ли эта самоувереность от мысли, что Хава Коэн не очнется? А может, парень был уверен, что если его жертва и очнется, то нападающих выдавать не станет – соврала же она по поводу чемодана! Какая-то темная связь, существовавшая между Хавой Коэн и избившими ее людьми, оставалась для Авраама непонятной. Утром ему передали из больницы, что Хава все еще не способна говорить. Инспектор надеялся, что задержание вот-вот произойдет, – в основном потому, что ему не терпелось поговорить с Иланой о Саре и о его жене; казалось, что после задержания Узана и его подруги у нее найдется время его выслушать. Однако оперативники из Эйлата не стали сразу врываться в квартиру, потому что не знали, сколько там людей и вооружены ли они.

Тем временем Авраам позвонил в Информационный отдел погранполиции и задал вопрос, который ночью все крутился у него в голове, пока он не заснул.

– Может ли такое быть, что Дженнифер Салазар из Израиля не выехала, хотя компьютеры полиции и зарегистрировали ее отъезд?

Служащая, с которой инспектор разговаривал, была непреклонна. Она сказала, что «такого быть не может», но потом добавила, что регистрация въездов и выездов из страны производится также Отделением въездных виз и виз пребывания в стране при Департаменте внутренних дел и что ему стоит проверить информацию и там.

Где-то внутри у Авраама тикали часы, подобно тем часам, что были вложены в подброшенный к детсаду чемодан. В его воображении этот таймер был прикреплен к увиденной ночью фотографии Дженнифер Салазар, к лицу Хаима Сары и к самолету, который завтра вылетит в направлении Манилы, унося на борту Хаима и его детей.

В кабинет вошел Маалюль – узнать, что делается в Эйлате, – и именно в этот момент позвонила Илана, сообщить, что Узан оставил квартиру на улице Барнеа; с ним уехала и Иланит Хадад. «Ситроен» эйлатских детективов следовал за ними, и когда на выезде из города они въехали на скоростную дорогу 90 на Эйлатском перекрестке, три полицейские машины преградили им путь. В одиннадцать Лим снова позвонила и сообщила, что погоня закончилась. Увидев полицейскую заставу, Амос попытался развернуться и удрать в южном направлении, но после короткой погони был схвачен.

– Все сработало как часы, – сказала Илана.

– К тебе можно подскочить? – попросил Авраам.

Она спросила, идет ли речь о продолжении этого расследования, и инспектор ответил, что да, но сейчас ему нужно кое-что другое.

* * *

Илана поглядела на него изумленно, как накануне в коридоре больницы, когда он сказал, почему пришел.

Когда Авраам Авраам вошел к ней в кабинет, она ела овощной салат. Семейной фотографии с мужем и детьми на столе по-прежнему не было, и стенные часы кривенько стояли на полу. Настроение у Лим было получше – возможно, из-за быстрого ареста, но лишь до того момента, как Авраам сообщил, что хочет задержать Сару и срочно привести его на допрос.

– Задержать? За что, Ави? – удивилась женщина. – Преступников мы задержали два часа назад. И уже имеется совпадение отпечатков пальцев Узана с отпечатками с места преступления. Что тебе надо от Сары?

Авраам знал, что она это спросит, и ясного ответа у него не было. Он хотел допросить Хаима, потому что стрелки секундомера, прикрепленного в его воображении к фотографии Дженнифер Салазар, бежали быстро, и потому что на допросе Сара ему лгал. А также потому, что инспектор не мог объяснить несовпадение регистрации вылета с отчетом, полученным от Гарбо, судя по которому Дженнифер Салазар после своего короткого визита в 2005 году не въезжала на Филиппины. Главное же заключалось в том, что завтра Сара с детьми войдет в летящий в Манилу самолет, прежде чем Авраам успеет выяснить, что он скрывает и почему. И сама мысль об этом была невынсима.

Илана ела свой салат из красной пластмассовой банки и слушала, что говорит ее коллега. Сначала разговор шел на мирных тонах.

– Нельзя его задерживать за то, что он соврал тебе на допросе, Ави, – сказала она. – В данный момент Сара не подозревается ни в каком правонарушении, а кроме того, я собираюсь послать тебя в Эйлат, допросить Узана и Иланит Хадад. Они хранят молчание, а ты в этой истории разбираешься лучше всех остальных и, может, сумеешь как-то расколоть их. По крайней мере, ее.

Лим замолчала, увидев изумление на лице собеседника, и добавила:

– И еще я хочу, чтобы под этим делом стояла твоя подпись. Сначала и до конца. А дело еще не закрыто. Мы не знаем, каковы мотивы нападения и почему Хава Коэн скрыла, что Узан и его приятельница подбросили этот муляж взрывчатки, и согласилась с ними встретиться. Вспомни, мы собирались закрыть это дело еще до Йом Кипура… Так вот, мы почти там. И я хочу, чтобы это была исключительно твоя победа.

Авраам не собирался лететь в Эйлат или вытягивать информацию из кого-то, кроме Сары, – во всяком случае, пока он не узнает, где его жена. Да и «победа» в деле о нападении его не трогала.

– Зачем мне лететь в Эйлат? – спросил инспектор.

Он вдруг подумал, что, возможно, если ему удастся заверить Илану, что он целиком погрузился в расследование этого нападения, она разрешит ему использовать оставшиеся у него пару часов для допроса Сары.

– Можно привезти их сюда, разве не так? – сказал Авраам. – И знаешь что? Если они молчат, а нам нужно вытянуть из них признание, пусть мы и имеем против них достаточно доказательств, можно подстроить по дороге из Эйлата что-нибудь типа ДТП…

Лим взглянула на него и улыбнулась.

– Неплохая мысль. Думаешь, Узан не сообразит?

– Иланит Хадад – точно нет.

Тут были возможны варианты: например, вместо ДТП разыграть проникновение террористов.

Илана подняла телефонную трубку, но набирать номер не стала.

Надо было создать у Узана с приятельницей ощущение, что полиция Эйлата не знает, что с ними делать. Продлить их арест в Эйлате, сказав, что их не допрашивают, потому что против них и без того имеется достаточно улик, но сделать так, чтобы до окончания Йом Кипура они не встретились ни с одним копом. В воскресенье утром нужно посадить их порознь в патрульные машины, отвезти в Тель-Авив и по дороге подстроить им этот трюк. Лим позвонила начальнику следственного отдела Южного округа, а Авраам ждал. Разговаривая, она попросила у него сигарету, и он дал ей закурить, а потом закурил и сам.

– Значит, до окончания Йом Кипура мне делать нечего? – сказал он, когда его коллега закончила разговор, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно. – Допрашивать Хаву Коэн невозможно. То есть ты разрешаешь мне заняться Сарой?

Однако Илана снова ему отказала.

– Поговорим об этом, когда ты сможешь объяснить мне, в каком преступлении его подозреваешь, – сказала она.

И Авраам ответил не задумываясь – может быть, из-за разговора с Гарбо:

– Бесследно исчезла его жена. Достаточно серьезная причина, так?

Теперь Лим уже не улыбалась.

– О факте ее исчезновения никто заявления не подавал, – сказала она и погасила сигарету.

– Илана, у меня такое ощущение, что он собирается навредить детям, – возразил инспектор.

Осознал ли он смысл того, что сказал, и вынесла ли Лим что-то из сказанного? Возможно, что да, потому что больше Авраам не добавил ни слова. Несколько минут они молчали, а потом Илана сказала:

– Я не позволю тебе этого, Ави. Думаю, ты сам понимаешь, что происходит, и я не могу принять в этом участия.

– Принять участие в чем?

– А в том, что ты придумываешь для себя новое дело об исчезновении человека – чтобы исправить то, что случилось с Офером Шараби. И ты прекрасно знаешь, что дело именно в этом; я смотрю на это твоими глазами. Наверное, мне не надо было посылать тебе этот отчет. Ты придумываешь себе еще одно дело об исчезновении человека и об отце, собирающемся навредить своим детям. Чтобы исправить то, что, может быть, раньше сделал неверно. Но Сара не является отцом Офера, и никто из его детей – не Офер. А спасти Офера ты уже не можешь, так ведь? Ты ведь и сам это понимаешь, правда?

Когда Илана замолчала, секундомер на минуту остановился.

И в кабинете воцарилась тишина.

Может, она была права, когда сказала, что его попутало переплести между собой два дела?

– Нет, Илана, это не так, – сказал Авраам. – Я не пытаюсь спасти Офера Шараби. Я пытаюсь спасти этих детей.

– Спасти от кого или от чего? От поездки к маме на Филиппины? А ты не подумал, что, может быть, Сара на допросе и не лгал? Из-за предыдущего дела ты просто не способен признать, что и такое возможно.

Инспектор не понял, о чем она говорит. Ведь Хаим Сара солгал по поводу места, куда якобы отправилась его жена.

– Нет, Ави, может, это она ему соврала, – сказала Лим, когда он напомнил ей об этом. – Тебе такое в голову не пришло? Сказала ему, что едет на Филиппины поухаживать за родителями, а сама отправилась в другую сторону, на встречу с любовником? Такой вариант тоже существует, разве не так? И потому регистрация выезда у тебя есть, а регистрации въезда на Филиппины нет. А она – человек совершеннолетний, соврать мужу имеет право, так ведь? Даже соврать собственным детям, верно? Правонарушением это не считается.

Авраам изумленно посмотрел на Илану. Тут она права, такой вариант вообще не пришел ему в голову.

Неужели Сара просто не знал правды?

И почему Лим эта мысль в голову пришла, а вот он не смог сообразить? Инспектор вспомнил про личный адрес rebeccajones21, с которого Илана послала ему отчет, и подумал про исчезнувшую семейную фотографию. Может, и она врала мужу и детям, ездила куда-то, а им говорила, что задерживается на работе? И не это ли она собиралась поведать ему, когда сказала, что ей надо кое-что рассказать ему, прежде чем он услышит это от других? Впервые в этот день Аврааму вспомнилась Марьянка, но инспектор торопливо отпихнул эту мысль в сторону.

– Я об этом не подумал, Илана, и возможно, ты и права, – сказал он. – А может, и ошибаешься, и случилось что-то другое.

– Что, например?

Но инспектор не собирался рассказывать все, что, по его мнению, могло произойти, потому что знал, как это прозвучит для Иланы и как она воспримет его слова.

* * *

Когда Авраам в третьем часу вышел из кабинета Лим, разрешения на допрос Сары у него не было, и что делать дальше, он не знал. Инспектор снова и снова звонил Марьянке, но та не отвечала. Он сидел в персидском ресторанчике на улице Левински и тянул время, потому что спешить ему было некуда. Магистратский суд Эйлата продлил арест Амоса Узана и Иланит Хадад на неделю, и, по плану, до воскресенья они в Тель-Авив доставлены не будут. Секундомер в голове инспектора снова затикал, но из-за разговора с Иланой фотографии, прикрепленные к нему, поменялись, и вместо молодого лица Дженнифер Салазар он увидел другие лица, которые хотелось бы спрятать. Неужели, несмотря на данные себе обещания, Авраам не смог провести расследование, поглядеть на действительность трезвым и открытым взглядом? Он чувствовал, что именно так все и случилось, и с тоской думал о том, что и посоветоваться-то ни с кем не может, даже с Маалюлем. А до наступления ночи осталось всего несколько часов, после чего будет поздно.

Завтра – канун Йом Кипура. Инспектор думал о пустых, безлюдных улицах, а потом о разговоре с бригадным генералом Ансельмо Гарбо. Филиппинский следователь, потрясший его своей зоркостью, попросил Авраама держать его в курсе дела по поводу расследования.

Может, стоит попросить Гарбо арестовать и допросить Хаима Сару, когда тот приземлится с детьми в Маниле? Инспектору казалось, что это единственный выход, но согласится ли прославленный детектив допрашивать Хаима? Если до наступления вечера Авраам не найдет предлога допросить гостя из Израиля, придется позвонить Гарбо и сообщить ему, что Сара уже на пути к нему.

12

Только в зале отправления их путешествие стало ощущаться реальностью, и при виде массы людей, чемоданов и багажных тележек Хаима вдруг охватила паника.

В третьем терминале народу толпилось больше, чем он предполагал.

В последний раз Хаим летел отсюда на Кипр с Джени. Тогда терминал был почти пуст – может, из-за зимы, – и, наверное, поэтому Сару так потрясли длинные очереди, выстроившиеся в это утро по всему залу. Он велел Эзеру с Шаломом держаться за багажную тележку, чтобы не затеряться в толпе, потому что, войдя в этот огромный, ярко освещенный зал, дети совсем смешались. Шалом уже плакал – хотел домой.

В последующие дни Хаим часто думал об этой минуте – минуте, когда они вошли в аэропорт. Правда, он быстро подавил свой страх, и они отправились на поиски стойки «Кореан эйр», но не запала ли в него крупица надежды, что высшая сила отменит эту поездку? Может, ему уже хотелось открыться, хотя он не сделал этого сразу? Но на подвешенном к потолку электронном табло с расписанием вылетов он увидел, что рейс KE 958 не отменен и самолет вылетает в назначенное время.

* * *

Что еще запомнилось Хаиму с того утра? Одежки, в которые были наряжены его детишки. Тишина темных шоссе, по которым они ехали в аэропорт. И в основном Эзер.

Старший сын в тот день был другим, и Сара заметил это, хотя и был поглощен другими заботами. Он решил, что отчасти это из-за близости, возникшей между ними накануне. Как будто за эти сутки Эзер повзрослел на добрых пару лет. Мальчик по-прежнему был тихим и осторожным, но пытался помочь Хаиму и ответственно следил за младшим братишкой, как взрослый человек. Когда в четверть пятого утра Сара разбудил детей, старший тотчас же слез с кровати и вел себя так живо и сознательно, будто и не спал. Он быстренько снял белые пижамные штаны и натянул на тощенькое тело те самые одежки, что навеки остались в памяти его отца: красные трусики, тренировочные брючки и трикотажый свитерок с рисунком кораблика, который Джени купила ему на день рождения.

Манила все еще была далека, а путь к ней – полон разных мелких действий, следующих друг за другом. Разбудить детей и одеть их. Спустить чемоданы вниз и внести их в такси, посадить туда же мальчиков. Удостовериться, что все окна закрыты, и газовый кран тоже. Ничего не забыть дома. Нормально и без приключений добраться до аэропорта.

Ничего не забыть дома.

Таксишник подъехал без трех минут пять. Когда зазвонил телефон и на экране возник номер, незнакомый Хаиму, Эзер стоял у большого окна и сквозь жалюзи глядел на улицу.

– Доброе утро, – сказал водитель.

– Поехали, – обратился к детям Сара. – Эзер, такси подано.

Старший сын повернулся к нему и взволнованно воскликнул:

– Оно внизу, я вижу!

Хаим поднял чемоданы и вынес их из квартиры, а Эзер уперся, что он сам может спустить по лестнице большую сумку. Закрывая в последний раз дверь, Сара не заметил, как сужается и съеживается перед глазами его гостиная или как его собственные пальцы естественным и привычным движением поворачивают ключ в скважине. Свет на лестнице погас, он зажег его и увидел, как Эзер тащит вниз по ступенькам сумку.

Когда они вышли на темную улицу, старший из сыновей Хаима захотел самолично втащить сумку в багажник, а потом поднял и усадил Шалома на заднее сиденье и, по требованию водителя пристегнул себя и братишку ремнями безопасности.

На шоссе почти не было машин. Когда такси ехало по улице Лавон, Хаим вспомнил то утро, когда обнаружили, что к детсаду Шалома кто-то подложил чемодан с муляжом взрывчатки. Тогда-то и началась их поездка, хотя никто еще об этом не знал. Не будь тех мужчины с женщиной, которых вчера арестовали в Эйлате и со скрытыми от взглядов лицами привели в суд, не сидеть бы им в такси, везущем их в аэропорт. Радио в машине было включено, и когда пошли пятичасовые новости, таксист спросил:

– Ничего, что окно открыто? Ветер не мешает?

Потом шофер еще поинтересовался, куда они летят. Он был моложе Хаима, лет сорок пять; совсем другой человек. Его правое ухо, то, что находилось ближе к Саре, покраснело и опухло, и в толстой мочке блестело золотое колечко. Хаим сказал, что они летят на Филиппины.