Текст книги "С любовью, Лара Джин"

Дженни Хан
С любовью, Лара Джин

Jenny Han

ALWAYS AND FOREVER, LARA JEAN

Печатается с разрешения автора и литературных агентств Folio Literary Management, LLC и Prava I Prevodi International Literary Agency.

Text copyright © 2017 by Jenny Han

© О. Бурмакова, перевод на русский язык, 2018

© ООО «Издательство АСТ», 2018

* * *

Глава 1

МНЕ НРАВИТСЯ СМОТРЕТЬ НА ПИТЕРА, когда он не видит. Я любуюсь четкой линией челюсти, изгибом скулы. В его лице есть что-то открытое, невинное, милое… И оно сильно цепляет меня за душу.

Сегодня вечер пятницы, у нас посиделки в доме Гейба Ривьеры после матча по лакроссу[1]1
  Контактная спортивная игра между двумя командами с использованием небольшого резинового мяча и клюшки с длинной рукояткой.


[Закрыть]. Наша школа выиграла, так что настроение у всех приподнятое, особенно у Питера: он забил победный гол. Теперь он в другом конце комнаты играет в покер. Откинулся на стуле, балансируя на задних ножках. Волосы у него все еще мокрые после душа. Рядом со мной на диване мои друзья – Лукас Крапф и Пэмми Сабкофф – листают последний выпуск журнала «Тин Вог» и обсуждают, стоит ли Пэмми обрезать челку.

– Ты что думаешь, Лара Джин? – спрашивает Пэмми, перебирая морковно-рыжие волосы. Мы подружились недавно. Познакомились, потому что Пэмми встречается с близким другом Питера, Дэррилом. У нее круглое кукольное личико, а щеки и плечи усыпаны мелкими веснушками.

– Э-э-э… я думаю, что челка – это серьезное решение, и сгоряча его принимать нельзя. В зависимости от того, как быстро у тебя растут волосы, отрастать она может целый год, а то и дольше. Но если ты настроена серьезно, лучше подождать до осени, потому что лето уже на носу, а в жару челка липнет к потной коже и мешает…

Я снова смотрю на Питера, он замечает это и вопросительно приподнимает брови. Я только с улыбкой качаю головой.

– Значит, не обрезать?

У меня в сумочке жужжит телефон. Это Питер.

Хочешь уйти?

Нет.

Тогда почему на меня смотришь?

Просто захотелось.

Лукас читает сообщения через мое плечо. Я его отталкиваю, и он качает головой:

– Серьезно? Вы пишете эсэмэски, хотя сидите в одной комнате?

Пэмми делает гримаску:

– Это так мило.

Я не успеваю ответить, потому что Питер пересекает комнату и подходит к нам:

– Пора отвезти мою девушку домой, – сообщает он.

– Который час? – спрашиваю я. – Уже так поздно?

Питер помогает мне подняться с дивана, подает куртку и ведет меня за руку на улицу. Я оглядываюсь через плечо, чтобы помахать остальным:

– Пока, Лукас! Пока, Пэмми! Кстати, челка тебе пойдет!

– Куда ты так несешься? – спрашиваю я у Питера, который быстро тащит меня через двор к припаркованной у тротуара машине. Он останавливается рядом с ней, одним движением притягивает меня к себе и целует.

– Не могу сосредоточиться на картах, когда ты на меня так смотришь, Кави.

– Извини… – начинаю я, но он снова целует, крепко обнимая меня.

Сев в машину, я смотрю на часы на приборной доске: еще только полночь.

– Мне еще час можно гулять. Чем займемся?

Из всех моих знакомых мне одной нельзя гулять сколько хочется. В час ночи я превращаюсь в тыкву. Все уже привыкли, что девушка Питера Кавински – хорошая девочка и в час должна быть дома. Меня это не беспокоит. Я ничего особенного не теряю. Как там говорят? Ничего хорошего не происходит после двух часов ночи. Разве что можно смотреть, как кто-нибудь часами жонглирует бумажными стаканчиками. Но я предпочитаю переодеться в пижаму, выпить чашку «засыпай-чая» и устроиться с книжкой в постели.

– Поехали к тебе домой. Я зайду, поздороваюсь с твоим папой, посижу с тобой еще немного. Досмотрим «Чужих».

Мы с Питером смотрим кино по списку, в который входят мои любимые фильмы, которые он не видел, его любимые фильмы, которые не видела я, и фильмы, которые ни один из нас не смотрел. «Чужих» предложил Питер, и мне понравилось. И хотя когда-то Питер утверждал, что не любит романтические комедии, «Неспящие в Сиэтле» пришлись ему по душе – к моему огромному облегчению, потому что я не знаю, как встречаться с человеком, которому не нравятся «Неспящие в Сиэтле».

– Не хочу пока домой, – отвечаю я. – Поехали куда-нибудь еще.

Питер минуту размышляет, постукивая пальцами по рулю, а потом говорит:

– Я знаю, куда.

– Куда?

– Сюрприз, – говорит он и опускает окна: свежий ночной воздух наполняет машину.

Я откидываюсь на сиденье. Улицы пусты, в большинстве домов темно.

– Дай угадаю. Мы едем в закусочную, потому что ты хочешь оладьи с голубикой.

– Нет.

– Хм. Для «Старбакса» поздно, «Бисквит Соул Фуд» уже закрыт…

– Эй, я думаю не только о еде! – возмущается он и сразу добавляет: – У тебя еще осталось печенье?

– С собой нет, но дома должно быть, если Китти не доела.

Я высовываю руку в окно. Скоро закончатся прохладные ночи, когда еще нужно надевать куртку.

Краем глаза я рассматриваю профиль Питера. Иногда мне не верится, что он мой. Самый красивый парень на свете – мой, весь мой.

– Что такое? – спрашивает он.

– Ничего.

Десять минут спустя мы въезжаем в кампус университета штата Вирджиния. Кампусом его никто не называет, а называют территорией. Для вечера пятницы в студенческом городке тут необычно тихо, но сейчас в университете каникулы, и многие разъехались.

Мы гуляем по газону, взявшись за руки. Внезапно меня охватывает волна паники. Я останавливаюсь на месте и спрашиваю:

– Это же не плохая примета? Приезжать в университет до того, как я поступила?

Питер смеется.

– Это же не свадьба. Университет тебе не жених.

– Тебе легко говорить, ты уже поступил.

В прошлом году Питер согласился присоединиться к университетской команде по лакроссу и осенью подал документы. Как это обычно бывает у спортсменов, его принимали автоматически, главное – чтобы оценки оставались приличными. В январе он получил официальное подтверждение. Его мама устроила вечеринку, и я испекла пирог с надписью из желтой глазури «Мои таланты – университету Вирджинии».

Питер тянет меня за руку:

– Пойдем, Кави. Мы сами определяем свою удачу. К тому же мы сюда уже приезжали два месяца назад, на концерт в центре Миллера.

– Ах да. – Я расслабляюсь.

Мы идем по лужайке, и теперь я знаю, куда. К Ротунде, посидеть на ступенях. Ротунду построил Томас Джефферсон[2]2
  Томас Джефферсон (1743–1826) – политик и философ, третий президент США.


[Закрыть], основатель университета, по образу и подобию Пантеона – с белыми колоннами и большим куполом. Питер взбегает по ступеням, как Рокки[3]3
  Рокки – персонаж одноименного фильма 1976 года.


[Закрыть], и плюхается на самую верхнюю. Я сажусь перед ним, откидываюсь ему на грудь.

– Ты знаешь, – начинаю я, – что одна из уникальных характеристик кампуса университета Вирджинии – то, что в самой его середине, прямо здесь, в Ротунде, находится не церковь, а библиотека? Потому что Джефферсон считал, что религия не должна вмешиваться в образование.

– Ты это прочитала в брошюре? – поддразнивает меня Питер, целуя в шею. Я сладко вздыхаю и отвечаю:

– Нет, это рассказывали на экскурсии по кампусу в прошлом году.

– Ты не рассказывала, что ходила на экскурсию. Зачем? Ты же тут живешь! Ты миллион раз здесь была!

Так и есть. Все мое детство прошло здесь. Пока мама была жива, мы ходили на выступления «Хуллабау»[4]4
  Студенческий мужской ансамбль а капелла в университете штата Вирджиния.


[Закрыть], потому что ей нравилось пение а капелла. Наш семейный портрет сделан на фоне кампуса. Если выходные выдавались солнечными, после посещения церкви мы устраивали здесь пикник.

Я разворачиваюсь, чтобы посмотреть на Питера.

– Я пошла на экскурсию, потому что хотела узнать об университете все! Все, что нельзя узнать, просто живя рядом. Например… знаешь, в каком году они начали принимать женщин?

Питер чешет затылок.

– Э-э-э… не знаю. Когда университет основан? В начале XIX века? Тогда женщин стали принимать… в начале двадцатого?

– Нет. В 1970-м. – Я снова отворачиваюсь и смотрю на раскинувшийся перед нами кампус. – Через сто пятьдесят лет после основания.

– Ух ты, – заинтригованно говорит Питер, – с ума сойти. Расскажи еще что-нибудь.

– Университет штата Вирджиния – единственное образовательное учреждение в США, которое включено в список Всемирного наследия ЮНЕСКО… – начинаю я.

– Стой, стой, я имел в виду не про университет, – перебивает Питер. Я шлепаю его по колену. – Расскажи лучше, чего больше всего ждешь от учебы здесь.

– Ты первый. Чего ты ждешь?

Питер отвечает не задумываясь:

– Как буду бегать с тобой по газонам нагишом.

– Серьезно? Предвкушаешь пробежки нагишом? Имей в виду, я этого делать не буду, – торопливо добавляю я.

Он смеется.

– Это традиция университета Вирджинии. Я думал, что ты ценишь традиции.

– Питер!

– Я шучу. – Он наклоняется вперед, обнимает меня за плечи и трется носом о шею, как любит делать. – Твоя очередь.

На минуту я погрузилась в фантазии. Если меня примут, чего я жду больше всего? Так много идей… Как буду каждое утро есть вафли вместе с Питером в столовой. Как зимой мы будем кататься на санках с Обзорного холма. Устраивать пикники в теплые дни. Разговаривать ночи напролет, а потом просыпаться вместе. Затевать стирку посреди ночи и срываться в поездки в последний момент… В конце концов я говорю:

– Не хочу сглазить.

– Ну же!

– Ладно, ладно. Больше всего я жду того, что… смогу ходить в Зал Макгрегора, когда захочу.

Многие называют этот зал «комнатой Гарри Поттера», потому что там ковры, канделябры, кожаные кресла и портреты на стенах. На полках от пола до потолка за металлическими решетками стоят книги, словно бесценные артефакты. Эта комната из другой эпохи. В ней тихо разговаривают, даже с благоговением. Одним летом – мне тогда было лет пять-шесть, а Китти еще не родилась, – мама проходила курс обучения в университете и часто занималась в Зале Макгрегора. Мы с Марго сидели с ней, рисовали или читали. Мама называла зал «волшебной библиотекой», потому что мы с Марго там никогда не ссорились. Мы вели себя тихо, как мышки. Серьезные взрослые, сидевшие вокруг, вызывали у нас священный восторг.

Питер выглядит разочарованным. Он наверняка рассчитывал, что я представляю что-то связанное с ним. Но мне почему-то хотелось оставить эти надежды при себе.

– Ты тоже можешь туда приходить, – говорю я. – Но ты должен пообещать вести себя тихо.

Он тепло говорит:

– Лара Джин, только ты можешь мечтать о библиотеке.

Если судить, например, по Pinterest[5]5
  Pinterest – социальный интернет-сервис, позволяющий пользователям добавлять в режиме онлайн изображения, помещать их в тематические коллекции и делиться ими с другими пользователями.


[Закрыть], очень многие хотели бы проводить время в такой красивой библиотеке. Но среди знакомых Питера таких нет. Он считает меня необычной. Я не собираюсь его разочаровывать и открывать глаза на то, как много людей хочет сидеть дома, делать печенье, заниматься скрапбукингом и ходить в библиотеку. Конечно, большинству из них за пятьдесят… но все равно. Мне нравится, как он на меня смотрит: словно я лесная нимфа, которую он однажды встретил и не мог не забрать к себе домой.

Питер вынимает телефон из кармана толстовки.

– Половина первого. Скоро нужно будет ехать.

– Уже? – вздыхаю я.

Мне нравится приезжать в университет ночью. Как будто весь кампус принадлежит нам двоим.

Университет Вирджинии всегда был в моем сердце. Я не планировала ехать учиться куда-нибудь еще. Я собиралась подавать документы заранее, осенью, одновременно с Питером, но школьный психолог миссис Дюваль посоветовала этого не делать, потому что лучше показать комиссии оценки за полугодие. По ее словам, всегда лучше отразить в документах свои самые высокие достижения.

В результате я подала документы в пять университетов: Вирджинии, Уильяма и Мэри, Ричмондский и имени Джеймса Мэдисона. Все в моем штате. В университет Вирджинии сложно поступить, но зато он в пятнадцати минутах от дома. В университет Уильяма и Мэри тоже поступить непросто и ехать до него два часа. Ричмондский и университет имени Джеймса Мэдисона попроще и оба в часе езды. Миссис Дюваль уговорила подать документы хотя бы в один университет за пределами штата, просто на всякий случай. И я отправила их в университет Северной Каролины в Чапел-Хилл. У них сильная программа общеобразовательных наук, и от дома он недалеко.

Но я бы все равно выбрала университет Вирджинии. Я хочу остаться дома, для меня университет Вирджинии и есть дом. В этом я не похожа на старшую сестру: это она мечтала уехать подальше. Она всегда хотела повидать мир. И, конечно, есть еще Питер…

Мы сидим еще немного: я рассказываю интересные факты об университете, а Питер подшучивает над тем, сколько я знаю. А потом отвозит меня домой. Когда мы останавливаемся перед темным крыльцом, до часа остается несколько минут. В спальне папы горит свет. Он не ложится спать, пока я не вернусь. Я собираюсь выходить, но Питер протягивает руку и останавливает меня.

– Сначала поцелуй на ночь, – заявляет он.

Я смеюсь.

– Питер, мне надо идти!

Он упрямо закрывает глаза и ждет. Я наклоняюсь и коротко целую его в губы.

– Ну вот. Доволен?

– Нет.

Он целует меня сам так, словно у нас есть все время мира, и говорит:

– Что будет, если я вернусь, когда все заснут, и останусь на ночь? И уйду рано утром? До рассвета?

Я с улыбкой отвечаю:

– Этого делать нельзя, так что мы не узнаем, что будет.

– Но что если все-таки…

– Папа меня убьет.

– Не убьет.

– Убьет тебя.

– Не убьет.

– Не убьет, – соглашаюсь я. – Но во мне он будет очень разочарован, а на тебя – сердит.

– Только если нас поймают, – говорит Питер, но без особого напора. Он тоже не хочет рисковать и старается нравиться моему отцу.

– Знаешь, чего я жду больше всего? – Он тянет меня за косичку, прежде чем продолжить. – Того дня, когда нам не придется прощаться на ночь. Ненавижу прощания.

– Я тоже, – отвечаю я.

– Жду не дождусь колледжа.

– Я тоже, – говорю я и целую его еще раз, а потом выпрыгиваю из машины и бегу домой. Я смотрю на ночное небо, луну, звезды и загадываю желание: «Господи, пожалуйста, пусть меня возьмут в университет Вирджинии».

Глава 2

– КАКИМИ БЛЕСТКАМИ МНЕ ПОСЫПАТЬ парик Марии-Антуанетты – розовыми или золотыми? – Я подношу пасхальное яйцо к камере ноутбука, чтобы Марго могла рассмотреть. Оно покрашено в бледный оттенок бирюзового, и сверху декупажом наклеен профиль Марии-Антуанетты.

– Покажи поближе, – говорит Марго, щурясь в камеру. Она в пижаме, на лице косметическая маска. Волосы отросли до плеч, а значит, скоро она их подстрижет. Мне кажется, она теперь все время носит короткие волосы. Ей очень идет.

В Шотландии ночь, а у нас еще день. Между нами пять часов времени и три тысячи пятьсот миль. Марго в своей комнате общежития, а я дома, за кухонным столом, в окружении пасхальных яиц, мисок с краской, стразов, наклеек и пушистых белых перьев, оставшихся от рождественских украшений, которые я делала несколько лет назад. Ноутбук стоит на стопке поваренных книг. Марго составляет мне компанию за украшением яиц.

– Я хочу сделать вокруг портрета рамку из жемчужин, – сообщаю я.

– Тогда лучше розовые блестки, – отвечает она, поправляя маску. – Розовый будет ярче.

– Вот и я так думаю.

Я принимаюсь наносить розовые блестки на рисунок старой кисточкой для теней. Предполагалось, что мы будем делать это вместе с Китти, как в старые добрые времена, но ее пригласили в дом Мэйделин Клингер. Приглашение от Мэйделин – событие редкое и торжественное, поэтому я даже не могу обидеться на сестру.

– Ты уже скоро узнаешь?

– В этом месяце.

Я принимаюсь выкладывать жемчужины. С одной стороны, я хочу уже получить ответ, а с другой – я рада, что у меня есть еще время побыть в неизвестности… время надежды.

– Тебя возьмут, – говорит Марго. Это звучит как пророчество.

Все считают, что меня примут в университет Вирджинии без проблем. Все: Питер, Китти, Марго, папа, школьный психолог. Я не решаюсь говорить это вслух, чтобы не сглазить, но… возможно, я тоже так думаю. Я все для этого сделала. Набрала двести баллов в квалификационном тесте. Оценки у меня почти такие же хорошие, как у Марго, а Марго туда приняли. Я сделала все, что нужно было, но достаточно ли этого? Теперь мне остается только ждать и надеяться.

Когда я приклеиваю белый бантик к верхушке яйца, у меня возникает подозрение, и я кошусь на сестру:

– Постой-ка. Если я поступлю в университет Вирджинии, ты не станешь уговаривать меня выбрать другой университет, чтобы я расправила крылья?

Марго смеется, и маска сваливается с ее лица. Она возвращает ее на место и говорит:

– Нет. Я верю, что ты знаешь, что делаешь.

Она говорит правду, я чувствую. Я тоже начинаю в это верить. Верю, что, когда настанет время, я выберу то, что для меня лучше всего. А это университет Вирджинии.

– Один совет, – продолжает Марго. – Найди себе друзей сама. У Питера их будет много, потому что он спортсмен; но его друзья необязательно будут такими людьми, с которыми захочешь дружить ты. Поэтому найди своих друзей, своих людей. Это большой университет.

– Хорошо, – обещаю я.

– И обязательно присоединись к союзу студентов азиатского происхождения. Ты не представляешь, как мне не хватает этого здесь. Знаешь, это ведь здорово: не только учиться, но и разбираться в своей расовой идентичности. Как Тим.

– Какой Тим?

– Тим Монахан из моего класса.

– А-а-а, Тим, – вспоминаю я. Он кореец, но усыновленный. В нашей школе не так уж много азиатов, поэтому мы все друг друга знаем, хотя бы шапочно.

– В школе он никогда не водился с другими азиатами, а потом поступил в технический университет, познакомился с кучей корейцев и теперь, я слышала, президент азиатского братства.

– Ого!

– Хорошо, что в Шотландии братства[6]6
  Братства и сестричества – мужские и женские студенческие объединения в колледжах и университетах США.


[Закрыть] не приняты. Ты же не собираешься вступать в сестричество? Если собираешься, я не буду осуждать! – торопливо добавляет она.

– Я об этом не думала.

– Питер наверняка вступит в братство.

– Он тоже об этом ничего не говорил…

Хотя я легко могу представить его в братстве.

– Я слышала, трудно встречаться с парнем из братства, если ты сама не в сестричестве. Постоянные встречи, вечеринки… Проще, если дружишь с девочками из твоего сестричества. Не знаю. Мне все это кажется глупым, но, может, оно того стоит. Говорят, там популярно рукоделие. – Она выразительно шевелит бровями, намекая на мое хобби.

– Кстати, – я поднимаю яйцо к камере, – та-да!

Марго наклоняется поближе, чтобы рассмотреть.

– Ты должна открыть свой бизнес! Покажи остальные.

Я поднимаю коробку с яйцами. В ней дюжина пустых скорлупок: бледно-розовые с неоновыми зигзагами, ярко-голубые с лимонно-желтыми, сиреневые с сушеными бутонами лаванды. Я была рада найти повод использовать лаванду. Несколько месяцев назад я купила целый пакет для лавандового крем-брюле, и с тех пор он занимал место в шкафу.

– Что ты собираешься с ними делать? – спрашивает Марго.

– Отнесу в Бельвью, пусть выставят в приемной. Там всегда мрачно, как в больнице.

Марго откидывается на подушки.

– Как дела у всех в Бельвью?

– Хорошо. Я была так занята подачей документов и учебой, что ходила туда реже, чем раньше. Теперь, когда я больше там официально не работаю, время находить труднее. – Я кручу яйцо в руках. – Это я, наверное, подарю Сторми. Очень в ее стиле. – Отложив яйцо с Марией-Антуанеттой сушиться, я беру сиреневое и принимаюсь украшать его пастельными стразами. – Но я постараюсь навещать их чаще.

– Да, трудно выбираться, – соглашается Марго. – Когда я приеду домой на весенние каникулы, давай съездим туда вместе. Я хочу познакомить Рави со Сторми.

Рави – парень Марго, они встречаются уже полгода. Его родители родом из Индии, но сам он родился в Лондоне, так что произношение у него шикарное. Когда я его услышала по скайпу, то сказала: «Ты говоришь как принц Уильям». Он засмеялся и ответил: «Вот как?». Он на два года старше Марго. Возможно, поэтому, а может, потому, что он англичанин, кажется, что у него изысканные манеры. Он не такой высокомерный, как Джош. Скорее, утонченный. Наверное, потому что он живет в таком огромном городе, ходит в театр, когда хочет, и встречается с политиками: его мама – дипломат. Когда я поделилась впечатлениями с Марго, она посмеялась и сказала, что я просто мало его знаю. На самом деле Рави – ужасный заучка и манеры у него не такие, как у принца Уильяма.

– Не позволяй произношению себя обмануть, – сказала она.

Рави приедет с ней на весенние каникулы, так что я скоро смогу убедиться в ее словах сама. Предполагается, что Рави проведет у нас две ночи, а потом полетит в Техас навестить родственников. Марго же останется на неделю.

– Я очень хочу с ним познакомиться, – говорю я, и она широко улыбается.

– Он тебе понравится.

Я не сомневаюсь. Мне нравятся все, кто нравится Марго. Но особенно хорошо то, что теперь, когда Марго лучше знает Питера, она видит, что он особенный. А раз с ней будет Рави, мы сможем все вместе сходить на парное свидание.

Мы с сестрой влюблены, и это нас объединяет – не здорово ли?

Глава 3

НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО я крашу губы красной, как мак, помадой, которая нравится Сторми, собираю пасхальные яйца в белую корзинку и еду в Бельвью. В приемной я оставляю яйца и болтаю с Шанис. Оказывается, что у них два новых волонтера – студенты из университета Вирджинии. Это усыпляет мое чувство вины за то, что я так редко прихожу.

Попрощавшись с Шанис, я иду к Сторми. На ней оранжевое кимоно и помада в тон. Она восклицает:

– Лара Джин!

Обняв меня, она тут же принимается причитать:

– Ты смотришь на мои корни, да? Знаю, знаю, пора красить волосы.

– Ничего не заметно, – успокаиваю я ее.

От яйца с Марией-Антуанеттой она в восторге. Говорит, что ждет не дождется, чтобы показать его Алисии Ито, своей подруге и сопернице.

– А для Алисии ты яйцо сделала? – спрашивает она.

– Только для тебя, – отвечаю я, и ее бледные глаза сияют.

Мы сидим на диване. Сторми грозит мне пальцем и говорит:

– Твой молодой человек, должно быть, совсем вскружил тебе голову, раз у тебя нет времени меня навещать.

– Извини, – каюсь я. – Я уже подала документы в университет, так что смогу приходить чаще.

– Хм!

Когда Сторми в таком настроении, лучше всего ее уговаривать и очаровывать.

– Я всего лишь следую твоим советам, Сторми.

Она поджимает оранжево-красные губы, пытаясь не улыбаться.

– Конечно, я плохих советов не даю. Слушайся Сторми – и все у тебя будет хорошо. А теперь расскажи-ка мне сочные подробности.

Я смеюсь:

– В моей жизни нет сочных подробностей.

Она на меня цыкает.

– Разве у вас не планируются танцы?

Когда у нас там выпускной?..

– До мая ничего не будет.

– А платье у тебя уже есть?

– Еще нет.

– Тогда начинай искать. Ты же не хочешь, чтобы оно оказалось на какой-нибудь другой девице. – Она всматривается в мое лицо. – К твоему цвету кожи пойдет розовое.

Внезапно она прищелкивает пальцами, ее глаза загораются.

– Ты мне напомнила! У меня есть для тебя подарок!

Сторми вскакивает и идет в спальню, откуда возвращается с тяжелой бархатной шкатулкой для колец.

Я открываю ее и ахаю. Кольцо с розовым бриллиантом! От ветерана, который потерял ногу на войне.

– Сторми, я не могу это принять.

– Ты просто обязана! Оно создано для тебя.

Я медленно достаю кольцо и надеваю на левую руку. Ох как оно сверкает!

– Какое красивое! Но правда, мне не следует…

– Оно твое, дорогая, – подмигивает Сторми. – Запомни мой совет, Лара Джин: никогда не говори «нет», если на самом деле хочешь сказать «да».

– Тогда – да! Спасибо, Сторми! Обещаю, я буду очень его беречь.

Она целует меня в щеку.

– Не сомневаюсь, милая.

Едва добравшись домой, я кладу кольцо в шкатулку с украшениями.

Вечером я сижу на кухне с Китти и Питером и жду, пока остынет печенье с шоколадной крошкой. В последние несколько недель я пыталась усовершенствовать свой рецепт, а Питер и Китти были моими подопытными. Китти предпочитает плоское печенье с дырочками, а Питер любит мягкое. Мое идеальное печенье должно сочетать и то, и другое: оно должно быть хрустящее, но мягкое, светло-коричневое, но не бледное, объемное, но не пышное.

Я прочитала все посты в блогах, просмотрела разные фотографии: с белым сахаром, со смесью белого и коричневого, с содой, разрыхлителем, со стручками ванили, с ванильным экстрактом, шоколадной крошкой. Я пробовала замораживать тесто в шариках, а потом разминать его стеклом, чтобы кружки получались ровными. Я замораживала его рулетом и потом нарезала. Или лепила печенье и замораживала так. Или замораживала, а потом лепила. Но печенье все равно поднималось слишком сильно.

На этот раз я взяла намного меньше соды, но печенье все равно немного поднялось. Я готова выкинуть всю партию. Конечно, не стану этого делать: глупо тратить продукты впустую. Вместо этого я спрашиваю Китти:

– Ты говорила, что тебя ругали за разговоры во время чтения?

Она кивает.

– Отнеси это учительнице. Скажи, что сама испекла, и извинись.

Мне скоро будет некому скармливать печенье. Я уже угостила им почтальона, водителя школьного автобуса и медсестер в папиной больнице.

– Что ты будешь делать, когда найдешь нужный рецепт? – спрашивает Китти с набитым ртом.

– Да зачем это все? – вторит ей Питер. – Ну будет твое печенье на восемь процентов лучше – какая разница? Это все то же печенье с шоколадной крошкой.

– Я буду наслаждаться осознанием того, что составила рецепт идеального печенья с шоколадной крошкой. И передам его следующему поколению девочек Сонг.

– Или мальчиков, – добавляет Китти.

– Или мальчиков, – соглашаюсь я. – Китти, пойди наверх и принеси мне большую стеклянную банку для печенья. И ленточку.

Питер спрашивает:

– Принесешь печенье завтра в школу?

– Посмотрим, – отвечаю я, потому что хочу, чтобы он надулся. Мне очень нравится эта его гримаска. Он именно так и делает, и я глажу его по щеке. – Ты как ребенок.

– Тебе нравится? – спрашивает он и утаскивает еще одно печенье. – Пойдем, посмотрим кино? Я обещал маме, что заеду в магазин и помогу передвинуть мебель.

Мама Питера владеет антикварным магазином «Линден и Уайт», и Питер помогает, чем может.

Сегодня, согласно списку, мы смотрим «Ромео + Джульетта» 1996 года с Леонардо ДиКаприо и Клэр Дэйнс. Китти уже раз десять его видела, я смотрела по частям, а Питер не смотрел вообще.

Китти притаскивает вниз свое кресло-мешок и устраивается на полу с миской попкорна. Наша собака, светло-золотистый терьер-полукровка по имени Джейми Фокс-Пикл, немедленно плюхается рядом с ней, явно надеясь, что ему перепадут крошки. Мы с Питером садимся на диван и укрываемся шерстяным пледом, который прислала из Шотландии Марго.

Как только на экране появляется Лео в синем костюме, мое сердце начинает биться чаще. Он выглядит как прекрасный ангел с раненой душой.

– Почему он так переживает? – спрашивает Питер, утаскивая горсть попкорна у Китти. – Он же принц или вроде того?

– Он не принц, – отвечаю я. – Просто богатый. И у его семьи большое влияние в этом городе.

– Он парень моей мечты, – собственническим тоном заявляет Китти.

– Сейчас он уже старый, – говорю я, не отводя глаз от экрана. – Почти как папа.

Но все равно…

– Эй, я думал, что это я парень твоей мечты, – говорит Питер. Не мне, а Китти. Про моего парня мечты он знает: это Гилберт Блайт из «Ани из Зеленых Мезонинов». Красивый, верный, умный, хорошо учится.

– Фу, – говорит Китти. – Ты мне как брат.

Питер искренне задет, и я глажу его по плечу.

– Тебе не кажется, что он какой-то тощий? – продолжает он. Я шикаю. Он скрещивает руки на груди.

– Не понимаю, почему вам можно разговаривать во время фильмов, а мне – нет. Так нечестно.

– Это наш дом, – говорит Китти.

– У меня дома твоя сестра все равно на меня шикает!

Мы хором его игнорируем.

В пьесе Ромео и Джульетте было всего тринадцать. В фильме им скорее семнадцать-восемнадцать. Все равно подростки. Откуда они знали, что предназначены друг другу? Как им хватило одного взгляда сквозь аквариум? Они знали, что их любовь стоит того, чтобы за нее умереть? Они просто знали. Они верили. Думаю, разница в том, что тогда люди женились намного раньше, чем сейчас. И «пока смерть не разлучит нас» означало лет пятнадцать-двадцать, потому что умирали тогда тоже раньше.

Но когда их взгляды встречаются, когда Ромео приходит к ней под балкон и признается в любви… я не могу не верить. Хотя знаю, что они едва друг друга знают и что их история закончится, едва начавшись. Настоящие отношения – это повседневность, это решение быть вместе, несмотря на все сложности. Я все равно знаю, что они бы справились, если бы выжили.

Когда начинаются титры, у меня по щекам катятся слезы, и даже Питер выглядит грустным. Но маленькая Китти не склонна к сентиментальности, глаза у нее сухие. Она вскакивает на ноги и сообщает, что ведет Джейми Фокс-Пикла на улицу. Они уходят, а я все сижу на диване, вытирая слезы.

– Они так красиво встретились, – выдыхаю я.

– Что красивого? – Питер теперь лежит на боку, подпирая голову локтем. Он такой хорошенький, что я бы его ущипнула за щеку. Вслух я это, конечно, говорить не буду. У него и так большое самомнение.

– Всегда красиво, когда герой и героиня встречаются впервые, и это вот так… волшебно. Сразу понимаешь, что они будут вместе. И чем красивее встреча, тем лучше.

– Как в «Терминаторе», когда Риз спасает Сару Коннор от Терминатора и говорит: «Пойдем со мной, если хочешь жить». Совершенно потрясающая фраза.

– Ну да, конечно, это красиво… Но я представляла скорее «Это случилось однажды ночью». Надо добавить его в список.

– Это цветной фильм или черно-белый?

– Черно-белый.

Питер со стоном падает обратно на диван.

– Жаль, что мы познакомились не так красиво, – вслух размышляю я.

– Ты поцеловала меня в школьном коридоре. По-моему, очень мило.

– Но мы уже были знакомы, это не считается. – Я хмурюсь. – Я вообще не помню, как мы познакомились. Печально.

– А я помню, как тебя впервые встретил.

– Неправда!

– Эй! Если ты чего-то не помнишь, не значит, что не помню я. Я многое помню.

– Ну ладно, так как мы встретились? – с вызовом спрашиваю я, уверенная, что он меня обманывает.

Питер открывает рот и сразу закрывает.

– Не скажу.

– Ну вот! Даже придумать ничего не можешь.

– Нет, ты не заслуживаешь знать, потому что не веришь мне.

Я закатываю глаза.

– Вот ерунда.

Я выключаю фильм, и мы идем сидеть на крыльце со сладким чаем, который я заварила прошлым вечером. На улице сыро и зябко. Весна почти в разгаре, но еще не совсем. Кизил во дворе только-только начал цвести. Дует приятный ветерок. Мне кажется, я весь вечер могла бы вот так сидеть и смотреть, как качаются ветки и танцуют листья.

У нас еще есть немного времени, прежде чем Питер поедет к маме. Я бы поехала с ним присматривать за кассой, пока он двигает мебель, но когда я приезжала в прошлый раз, мама Питера хмурилась и говорила, что ее магазин – это работа, а не место для подростковых посиделок. Не то чтобы она показывала, что я ей не нравлюсь, и не то чтобы я ей действительно не нравилась. Она все еще не простила меня за то, что в прошлом году я рассталась с Питером. Она добра ко мне, но не доверяет мне. Как будто хочет подождать и посмотреть, не разобью ли я снова сердце ее сына. Я всегда представляла свои отношения с матерью своего первого парня такими, как у Ины Гартен[7]7
  Американский автор кулинарных книг и ведущая программы «Босоногая графиня» на канале Food Network.


[Закрыть]. Мы бы вместе готовили ужин, разговаривали за чаем и играли в «Скрэббл» в дождливые дни.