Текст книги "Штурм “Импресс”"

Джерри Эхерн
Штурм “Импресс”

Глава 1

Черные, с неровными рваными краями щетки дворников с трудом справлялись с покрывающим ветровое стекло слоем белых льдинок. Всего несколько дюймов отделяли нос сидящего в салоне человека от этой белизны, нарушаемой лишь двумя мокрыми полосами, отвоеванными и с трудом удерживаемыми дворниками. Хрупкая на вид серая металлическая конструкция последних раскачивалась из стороны в сторону в ритме, далеком от поспешности, а при пристальном наблюдении – почти завораживающем. Левая штанина и левый рукав мужчины промокли насквозь; по дороге он время от времени приоткрывал окно, чтобы стереть лед, с раздражающим постоянством нарастающий на зеркале заднего вида. Мужчина терпеть не мог автомобилей, создатели которых явно не предусматривали управления правой рукой. Рукоять переключения передач располагалась таким образом, что человеку, не привыкшему обходиться без сигареты, приходилось либо держать ее во рту и терпеть разъедающий глаза дым, либо на ощупь шарить в темноте, то и дело натыкаясь сигаретой на рукоять.

Сеамус О’Феллон перебросил рукоять в нейтральное положение, выключил двигатель “Фольксвагена” и потянул ручной тормоз. Погасил фары, вынул изо рта спичку, черкнул ею по ногтю большого пальца и закурил сигарету. После того, как окурок предыдущей упал на пол, на несколько минут наполнив салон вонью тлеющей резины, О’Феллон отказался от дальнейших попыток курить за рулем. Благодаря чему теперь затянулся с особым удовольствием. Прежде чем погасить спичку, он оттянул левый манжет и посветил на циферблат стареньких часов. Было около девяти, а к десяти ему предстояло пересечь город, чтобы встретиться с остальными. Времени вполне достаточно. Он махнул спичкой, и ее дым неприятно смешался с оставшимся в салоне запахом гари.

Мужчина опустил руку в карман плаща и нащупал рифленую рукоять и холодную сталь пистолета.

“Руками бездельника заправляет сатана”, – повторяли ему в детстве. Сеамус отлично усвоил это правило. А потому не намерен был ограничивать свою сегодняшнюю вечернюю программу заданием Фейна. Он натянул на левую руку гладкую кожаную перчатку.

– Мартин, малыш, тебе лучше остаться в машине. Я все продумал. Вдвоем там делать нечего, да и Макгилл не встревожится, если в дверь постучу я один.

– Но Сеамус...

– Знаю, малыш. Ты хочешь поднабраться опыта, но, попомни мои слова, этим вечером ты попрактикуешься больше, чем достаточно. Не беспокойся, О’Феллон тебя не бросит. – С этими словами О’Феллон открыл дверцу машины и шагнул наружу, надвинув шляпу на глаза и ссутулившись навстречу секущим лицо льдинкам.

Он обогнул машину и, засунув руки в карманы, вышел на тротуар. Правая рука слегка согревала рукоять пистолета. В конце квартала на втором этаже горел свет. Сырость и холод заставили его ускорить шаги. Сегодня Макгилл получит все, что ему причитается.

Приблизившись к покрытому белыми пятнами красному кирпичному зданию, О’Феллон остановился и еще раз оглянулся. Молодой Мартин был старательным мальчуганом, его рвение напоминало О’Феллону о собственной юности. На долю парня еще придется достаточно убийств. Разумеется, при условии, что он проживет достаточно долго. О’Феллон растянул губы в улыбке и сплюнул залетевшую в рот снежинку.

Ветер с силой захлопнул у него за спиной ведущую в подъезд деревянную дверь, и вставленное в нее матовое стекло почти яростно задребезжало. О’Феллон еще раз улыбнулся и зашагал вверх по покрывающей ступени ковровой дорожке с розовыми и зелеными полосами.

О’Феллон остановился на площадке первого этажа и посмотрел вниз. Ни души. Он быстро двинулся дальше, перешагивая через две ступеньки. Рукоять пистолета стала теплой и приятной на ощупь. Макгилл, несомненно, заметил, что кто-то вошел в дом. Хлопок двери мог не расслышать разве что глухой или мертвый. В отличие от дорожки, перила в подъезде были потерты и исцарапаны.

Он остановился на площадке и еще раз посмотрел вниз. Все спокойно. О’Феллон решительно подошел к двери Макгилла и постучал костяшками левой руки. Правая крепко сжимала рукоять пистолета, спрятанного за полой плаща.

– Это я, Макгилл, – произнес он достаточно тихо, чтобы не привлекать внимание соседей, но в то же время так, чтобы его расслышал Макгилл.

Дверь приоткрылась на цепочке.

– Я ждал тебя или кого-нибудь еще.

О’Феллон улыбнулся.

– Я решил лично уладить это дело.

– Позволь женщине уйти.

– Стало быть, у тебя есть черный ход?

– Нет.

– В таком случае, она увидит мое лицо.

– Тебе вовсе не обязательно делать это, Сеамус.

– И все-таки я это сделаю. Вопрос только, быстро или медленно?

Дверь на мгновение закрылась, и О’Феллон подумал было, что все решится достаточно быстро. Однако цепочка не щелкнула, и дверь осталась закрытой.

О’Феллон навалился на нее всем весом, старая деревянная дверь затрещала, и цепочка отлетела вместе с удерживавшим ее куском косяка.

Макгилл стоял перед ним босиком, в спортивных штанах и майке с голубыми полосками. По его смуглому лицу стекали капли пота. Женщина с ярко-рыжими крашеными волосами лежала на кровати, накрывшись покрывалом до подбородка. Ее широко открытые глаза были настолько яркими, что напомнили О’Феллону голубую роспись на китайских блюдах.

Он поднял пистолет.

Макгилл быстро перекрестился.

– Ух ты! Какие мы набожные! Что ж, у тебя будет компания на небесах.

Женщина закричала, и О’Феллону пришлось пристрелить ее первой, одной пулей между глаз. С десяти футов это не требовало особого мастерства. Крик оборвался. В ушах у него зазвенело от выстрела, отдача больно ударила в плечо.

– Закончил, Макгилл? Молитвы, исповедь и так далее?

– Да.

– Вот и чудесно. – О’Феллон выстрелил еще раз, в голову, с расстояния трех футов и попал прямо в переносицу. Тело Макгилла покачнулось назад, откинулось вправо и рухнуло на пол. – Смерть предателям, Макгилл. Ты ведь знал об этом правиле, когда вздумал прогуляться в РУК[1]1
  РУК – английская аббревиатура: Королевская Полиция Ольстера.


[Закрыть].

О’Феллон вновь спрятал пистолет под плащ, вышел из квартиры и начал спускаться по лестнице. С верхнего этажа донесся крик. “Похоже на индийский акцент”, – успел подумать он.

– Что случилось? – громко вопрошал певучий высокий голос.

О’Феллон, не останавливаясь, миновал площадку первого этажа, спустился вниз, распахнул одетой в перчатку рукой входную дверь и, удерживая ее под напором ветра, шагнул на улицу. Все еще сжимающая оружие правая рука скользнула в карман плаща.

Ледяной ветер дул сильнее, чем прежде. О’Феллон быстро подошел к “Фольксвагену”, Мартин распахнул дверцу. Внутри салона царила темнота.

О’Феллон опустился на сиденье водителя.

– Я слышал выстрелы, Сеамус.

– У меня от них до сих пор в ушах звенит, Мартин. Но теперь мы можем делать свое дело, будучи уверенными, что Макгилл не побежит в полицию. Вот так-то, малыш.

– Ты... ты стрелял в него два раза?

О’Феллон повернул ключ зажигания.

– Нет. Тебе следует отвыкать задавать такие вопросы, малыш. Но сегодня я отвечу тебе. В первый и последний раз. В постели у него лежала какая-то потаскушка, и она видела мое лицо. У меня не было выбора. – Он бросил взгляд на Мартина, с трудом различая в темноте выражение его лица. Парень испытывает неприязнь и тоску. Ничего. Если Мартин проживет достаточно долго, это пройдет. А если не пройдет, дни Мартина сочтены.

О’Феллон освободил ручной тормоз, снял кожаную перчатку и, приспустив стекло, принялся протирать зеркало. Видимость была ужасная, но он потихоньку тронулся с места. Времени оставалось слишком мало...

Старенькие часы на запястье показывали пять минут одиннадцатого. Он мельком разглядел цифры в желтоватом свете уличного фонаря, сворачивая в переулок за пекарней и притормаживая. Сквозь снежную метель впереди смутно проглядывала ржавая дверь гаража. Поворачивая, О’Феллон переключился на вторую передачу. Слишком скользко. О’Феллон дважды дернул рычаг и перешел на первую передачу. “Фольксваген” медленно покатился по улице. Справа в лицо ему ударил поток холодного воздуха – Мартин приоткрыл окно, высовывая наружу фонарь с красным стеклом. О’Феллон машинально прильнул ближе к ветровому стеклу, вглядываясь в занавешенное окно справа и выше от ворот гаража. Оттуда ему ответило помигивание зеленого света. О’Феллон нажал на тормоз. Ржавые ворота начали медленно подниматься. У него промелькнула мысль, что в кино ворота открываются синхронно с приближением машины, так что водителю не приходится останавливаться. Однако тут он был вынужден поспешно притормозить, чтобы не налететь крышей автомобиля на ворота. “Фольксваген” немного проскользил, но послушно остановился. О’Феллон вновь тронулся с места, работая сцеплением. Машина медленно въехала на коричневато-серый бетон гаража.

О’Феллон остановил “Фольксваген” в последний раз, нажал на ручку двери и вылез наружу. Ворота гаража уже опускались. Ларри О’Тул спускался ему навстречу по деревянным ступенькам, ведущим в административное помещение гаража. О’Тул поспешно вытирал руки о штанины мешковатых коричневых брюк и изображал на лице приветственную улыбку.

– Сеамус, мы беспокоились о тебе.

– Да, приятно, когда по тебе скучают, О’Тул, но на меня вы можете положиться. – О’Феллон похлопал Ларри по спине, нащупывая ремень неизменной кобуры под мышкой. Трюку этому, позволяющему определить наличие оружия, научил его один старых пройдоха. – Мартин! Позаботься о себе. – О’Феллон не стал ждать ответа и, не отпуская О’Тула, направился внутрь гаража. Из расположенной там двери, ведущей в пекарню, появилась группа мужчин. О’Феллон опустил руку в карман плаща, одновременно изображая на лице приветственную улыбку и кивая мужчинам. В ответ некоторые из них приподняли головные уборы, другие сдержанно улыбнулись или пробормотали вежливые приветствия.

О’Феллон прошел в дверь, прикрывая ее за собой. Ларри О’Тула он пропустил вперед. Долетающий из пекарни ароматный запах заставил неприятно сжаться его пустой желудок. Вторая дверь, которую отделяло от первой не более шести футов, была тоже открыта. О’Феллон вновь закрыл ее у себя за спиной. Запах пекарни усилился.

По потолку и вдоль стены слева протянулись сверкающие трубы из нержавеющей стали, резко выделяющиеся на фоне тусклого влажного кирпича. О’Тул негромко произнес:

– Фургон загружен и готов к отправлению, Сеамус. Парни выучили свои роли.

– Я предпочитаю увидеть все своими глазами, Ларри.

– Конечно, Сеамус. – О’Тул кивнул, опуская руки в карманы. Пальцы О’Феллона сжались на рукояти пистолета. Пока “Фольксваген” останавливался на красный свет, он успел заменить два израсходованных патрона.

Пекарня имела форму буквы L, и сейчас они свернули в более длинное, перпендикулярное первому здание. Фургон стоял неподалеку от ворот гаража. Он был выкрашен в черный цвет, который еще больше подчеркивала надпись яркими красными буквами. Однако, достаточно обрызгать все это грязью, и фургон обретет вид изрядно потрепанной, видавшей виды машины.

– Тяжело сейчас на дороге, Сеамус?

– Именно поэтому мы с Мартином чуть было не опоздали. – Рядом с фургоном запах дрожжевого теста смешивался с вонью выхлопных газов.

О’Тул поспешил вперед и принялся открывать боковую скользящую дверцу. О’Феллон пощупал левой рукой поля шляпы, снял ее с головы и встряхнул. Шляпа почти насквозь пропиталась влагой.

О’Феллон подошел к фургону и наклонился, чтобы заглянуть внутрь.

– Тьфу, мерзость.

– В чем дело, Сеамус?

– Ларри, малыш, окажи старику услугу. У меня кончилось курево, а на столе в гараже лежит полблока сигарет. Можно тебя попросить...

– Конечно, Сеамус. Я сейчас вернусь. – Ларри О’Тул одарил его широкой улыбкой и быстро зашагал прочь.

О’Феллон замер, вслушиваясь в удаляющееся постукивание каблуков и звук открывающейся двери. Затем быстро шагнул внутрь фургона, взял в руки первый попавшийся “АК-47” и проверил срабатывание его механизма. Отложил оружие в сторону, выбрал один из автоматов “Узи” и проделал с ним ту же операцию. Взвесил в руке аккуратно сложенные запасные магазины. Результаты проверки удовлетворили его, да и внешний вид патронов не вызывал подозрений. О’Феллон положил автомат на место, спрыгнул с фургона и закурил сигарету. Вновь хлопнула дверь и послышались звуки приближающихся шагов.

– Ларри, малыш, ты подумаешь, что у меня старческий склероз, но я едва нашел свои сигареты.

Ларри зашел за угол L-образного здания, смял зажатую в правой руке пачку сигарет и расхохотался...

О’Феллон занял кресло пассажира и посмотрел на сидящего справа за рулем О’Тула. Челюсть немного вяловатая, глаза излишне блестят, но в остальном Ларри О’Тул выглядел достаточно хладнокровным.

– Притормози, Ларри, – попросил О’Феллон, когда впереди возникли наружные ворота изгороди, окружающей казармы.

Пошел снег, запорошивший покрывающий дороги гололед, и ехать приходилось настолько медленно, что они опаздывали на сорок пять минут. Приближалась полночь. О’Феллон прикурил от окурка очередную сигарету и глубоко затянулся. В обоих сторожевых помещениях горел свет, но снаружи прохаживались только двое охранников. Испортившаяся погода оказалась неожиданным, но весьма своевременным союзником.

Охранники из Королевской Полиции Ольстера нацепили на себя такое количество зимней одежды, что напоминали отъевшихся черных медведей. О’Феллон натянул форменную кепку и еще раз затянулся сигаретой.

– Приготовились, ребята, – скомандовал он.

Лицо О’Тула выразительно посерело. Равномерный гул двигателя нарушался только ритмичным постукиванием дворников по лобовому стеклу.

Охранники уже заметили их появление и подошли к сероватому клинообразному ограждению.

– Притормози-ка, Ларри.

– Хорошо.

О’Феллон вновь затянулся, сжимая в правой руке рукоять пистолета.

Ларри О’Тул остановил фургон.

Один из охранников подошел к окну со стороны водителя. О’Тул опустил стекло, и внутрь ворвался поток холодного воздуха, смешанного со снегом.

– Что вам нужно? – О’Феллон издал шипящий звук, и взгляд его встретился с глазами О’Тула. Знал ли О’Тул то же, что и он?

Охранник остановился у открытого окна. О’Тул достаточно быстро произнес:

– Специальная Воздушная Служба[2]2
  Специальная Воздушная Служба, английская аббревиатура SAS – британское антитеррористическое подразделение.


[Закрыть]. Заступаем в ночную смену, сержант.

– Хорошо, сэр. Пожалуйста, предъявите предписание капитана.

О’Тул посмотрел на О’Феллона почти умоляюще. О’Феллон улыбнулся и наклонился к открытому окну.

– Предоставь это мне, молокосос! – Левая рука его уверенно направила горящую сигарету прямо в правый глаз сержанта, а в следующее мгновение пистолет в правой выстрелил в глаз уже вопящего от боли полицейского.

Голова мужчины откинулась назад. О’Тул ухватился за ручку дверцы. О’Феллон быстро отшатнулся назад, поднес ствол своего маленького пистолета к левому виску О’Тула и прошептал:

– На такое ничтожество, как ты, и пулю-то тратить жалко. Но теперь ничего другого не остается. – Он нажал на спуск, пуля отбросила голову О’Тула на руль, забрызгав кровью лобовое стекло.

О’Феллон расслышал треск первого автомата. Боковая дверца была открыта, и фургон наполнился морозным воздухом. О’Феллон бросил пистолет в карман и, навалившись всем весом на тело водителя, вытолкнул его из машины. После чего занял место за рулем. Двое его людей уже перемахнули через ограду, двое других, одним из которых был Мартин, следовали за ними. Раздались новые автоматные очереди, и залитые желтым светом окна двух помещений охраны, казалось, взорвались под градом пуль.

О’Феллон нащупал лежащую между сиденьями рацию и поднес ее к губам, нажимая кнопку связи.

– Пошевеливайтесь, ребята.

Внешние ворота распахнулись – дело рук Мартина. О’Феллон вдавил педаль акселератора, направляя машину к открывающимся внутренним воротам. Позади слышалось тяжелое дыхание возвращающихся в фургон людей, передергивание затворов и щелчки заменяемых магазинов.

– Дай-ка мне “АК”, Мартин.

О’Феллон протянул назад левую руку, ощутил пальцами холодный металл и положил оружие рядом.

– Спасибо, Мартин. – Фургон продолжал двигаться вперед. Снег стал глубже, что облегчало управление машиной. Сеамус О’Феллон мысленно отсчитывал секунды, прошедшие с начала операции. Тридцать четыре. Если он не ошибся в расчетах, в их распоряжении остается еще пятьдесят восемь.

Краем глаза он уловил в зеркале заднего вида отражение второй машины, въезжающей в открытые ворота. Это был грузовик-длинномер. Обе машины набирали скорость.

В холле казарм и в меньших окошках спален курсантов начал загораться свет.

О’Феллон резко затормозил, рывком поворачивая руль так, чтобы фургон отгородил их от помещений казарм.

Он выпрыгнул наружу, поскользнулся, передернул затвор “АК” и принялся поливать огнем все источники света вокруг. Следующие за ним люди делали то же самое, наполняя воздух оглушительным грохотом. О’Феллон израсходовал магазин, швырнул автомат внутрь фургона и направился прочь от остальных, продолжающих непрерывную стрельбу. Огромный грузовик приближался все быстрее и быстрее. Свисающий на подножке со стороны водителя Кеог был одет в тяжелое пальто, превращающее очертания его фигуры в нечто бесформенное.

Кеог спрыгнул, направив грузовик прямо в середину казарм.

О’Феллон схватил свисток, подал три отрывистых сигнала и забрался на место водителя, на ходу приводя фургон в движение. Резко рванул руль влево и вдавил педаль акселератора, слыша как его парни, а среди них и Мартин, на ходу запрыгивают в боковую дверь. На мгновение задние колеса фургона забуксовали, но затем машина, раскачиваясь, двинулась с места. О’Феллон крепко сжимал руль, продолжая отсчитывать секунды. Оставалась двадцать одна.

Кеог, совершенно нелепый в своем пальто, нагонял фургон. О’Феллон на мгновение притормозил и тут же услышал крик Мартина:

– Он здесь, Сеамус!

В отличие от Мартина, О’Феллона не слишком волновали подобные вещи. Продолжая считать секунды, он до предела вдавил акселератор.

Когда осталось всего десять секунд, он начал бормотать вслух:

– Девять... восемь... семь... – Фургон почти поравнялся со сторожевыми помещениями; ворота по-прежнему были распахнуты. – Шесть... пять... четыре... три... – Машина миновала внутреннюю и вылетела за внешнюю ограду.

– Два... один...

Забрызганное кровью ветровое лобовое стекло задрожало от взрыва, гул которого на мгновение перекрыл все прочие звуки – отчаянный рев двигателя, грохот оружия, сирены, включившиеся где-то позади. О’Феллон свернул на дорогу и бросил быстрый взгляд назад. Восхитительные гигантские языки оранжевого, желтого и белого пламени устремились к ночному небу, поверхность дороги содрогнулась от ударной волны.

Не меньше ста двадцати покойников. И все они полицейские.

И он, не оборачиваясь, прокричал своим людям:

– Потрясающе, ребята! Потрясающе!

Глава 2

Все это не имело ни малейшего смысла. Встреча в поезде, курсирующем между Тираной и Дураццо, представлялась полным безумием. Даже в случае равнозначного чуду благоприятного исхода, оказавшись в Дураццо и получив это, он вынужден будет проделать полный опасностей путь до побережья Албании, добраться в Валону и быстро переправиться ночью через пролив Отранто на относительно безопасную территорию Италии.

А что делать потом?

Когда предыдущий президент начал свою кампанию по замене подвергающихся опасности, но приносящих пользу внедренных агентов на окруженных электроникой дистанционных сборщиков информации, многие старые профессионалы предрекали, что рано или поздно это произойдет. А именно: когда в определенном месте возникнет необходимость в присутствии доверенного человека, его там не окажется, и кому-то придется срочно отправляться туда.

Приятно сознавать, подумал Томас Алиярд, глядя на свое отражение в окутанном ночью окне поезда, что этим кем-то оказался именно он. Он поднял руки и пробежал пальцами по темно-русым волосам.

Все началось с телефонного звонка. Девушка, с которой он поддерживал связь последние шесть месяцев, вытянулась рядом, проведя по его лицу голой грудью, дотянулась до трубки и, ответив, окончательно разбудила его.

– Томас, звонит какой-то Марио. Он просит позвать тебя.

Томас Алиярд не был знаком с человеком по имени Марио, но знал пароль, который начинался с этого слова.

– Томас Алиярд слушает.

– Это Марио. Вы должны немедленно приехать. Сеньор Браунли очень болен.

– Что с ним?

– У него горячка. Сто два градуса по вашей шкале.

– Врача вызывали?

– Он приедет не раньше чем через час.

– Постараюсь добраться к вам как можно быстрее. – Алиярд повесил трубку, достал из ночного столика Библию и бросил быстрый взгляд на Апполонию. Девушка выглядела, как всегда, обворожительно и, что в данный момент представлялось более важным, уже спала. Он включил желтый ночник над кроватью и принялся перелистывать страницы. Наконец он добрался до страницы сто второй и прочитал первый содержащийся там стих. Температура несуществующего мистера Браунли подсказала ему страницу, один час – время прибытия врача – нужный стих. Первый стих из Книги Левита, в котором Господь призывает Моисея и обращается к нему в скинии. Подвальные помещения разведывательной службы в посольстве. Это тоже плохо согласовывалось со здравым смыслом – место слишком очевидное для его задания. А после того, как он узнал, в чем это задание состоит, происходящее вообще утратило всяческий смысл.

Элементарная логика подсказывала, что бактериологические исследования не станут проводить в местах большого скопления людей. А особенно – в местах большого скопления своих людей.

Тем не менее, без укромного места не обойтись. Причем чем дальше, тем лучше.

Итак, Албания, брешь в западной части Балканского полуострова, зажатая между Югославией на севере и Грецией на юге. Безусловно коммунистическая, но в то же время отделенная от беспорядочной итальянской демократии всего сорока милями Адриатики.

Купе, в котором сидел теперь Томас Алиярд, занимал он один; поезд, курсирующий между столицей страны Тираной и прибрежным городом Дураццо, не бывал переполненным даже в более оживленные часы. Албания, страна в основном сельскохозяйственная, порвала практически все контакты с Западом, подчиняясь железной воле руководящей партии, одной из самых реакционных в коммунистическом мире.

Томас Алиярд, офицер-оперативник Центрального Разведывательного Управления, вылетел из Италии в Грецию, после чего покинул аэропорт в Афинах (расположенный в опасной близости от базы ВВС США в Гелиниконе) на борту частного самолета. После множества промежуточных посадок швейцарский бизнесмен Томас Рейнольдс наконец прибыл в Тирану. Всего за три часа до отправления поезда. Дэвид Стаковски до сих пор никак не давал о себе знать.

А отсрочка встречи зачастую означает ее провал.

Временами Алиярду хотелось жить на страницах книги или в кино. Будучи американским “агентом”, он, несомненно, попадал в разряд положительных героев, которые без труда проникают на территорию противника прихватив с собой любое оружие по своему усмотрению. Немного бравады, зато потом в постели тебя обязательно поджидает очаровательная героиня. Увы, сейчас, в реальной жизни, единственным его оружием были мозги, да и те изрядно притупившиеся от недосыпа и длинного путешествия после разбудившего его звонка “Марио”. Он попросил передать Апполонии какую-нибудь убедительную ложь, чтобы та не слишком злилась на него по возвращении, но не испытывал ни малейшей уверенности, что кто-нибудь побеспокоится выполнить его просьбу. Алиярду не хотелось терять эту девушку, которая подходила ему больше, чем кто-либо до сих пор.

Следовало бы переключиться на размышления о чем-либо более приятном, но в голову не приходило ничего подходящего. Поэтому Алиярд сосредоточился на обдумывании деталей задания, вновь и вновь прокручивая их в голове. Двадцатидевятилетний Дэвид Стаковски был таким же, как и он, офицером-оперативником ЦРУ, но занимал в московском посольстве Соединенных Штатов должность атташе по культуре – общепринятый эвфемизм взамен слова “шпион”. Стаковски курировал некого Вилтона Ворончека, журналиста из Восточной Европы. Последний затребовал у Стаковски изрядную сумму денег, которую намеревался выплатить местному агенту, занимающему достаточно ответственный пост в Народном Институте Развития Биологии – лаборатории, занимающейся разработками биологического оружия. Располагалась эта лаборатория на берегах Дрины, реки, берущей начало в Югославии и пересекающей крайнюю северную часть Албании. Возвышающиеся вокруг горы делали лабораторию совершенно недоступной. Человек Ворончека получал деньги за единственный (по его словам) существующий образец еще не имеющего названия вируса и уничтожение всех лабораторных записей и прочих данных, необходимых для успешного воссоздания вируса советскими учеными. Ранее получить вирус им помогли исследования ныне покойного (предположительно умершего естественной смертью) немецкого ученого достаточно пожилого возраста.

По оценке специалистов на воссоздание утраченных материалов без руководства покойного немца советским ученым понадобится не менее трех месяцев. То есть примерно столько же, сколько уйдет у уже собранной для круглосуточной работы в США команды исследований на анализ и воспроизведение вируса. После чего обе страны спокойно поставят друг друга в известность о наличии вируса, и доктрина взаимно гарантированного уничтожения в очередной раз убережет человечество от оружия невообразимой разрушительной силы. К каким именно последствиям приводит применение вируса, Алиярду не рассказали, да и не известно, знал об этом кто-либо вообще.

Оставалось всего-навсего забрать образец у Стаковски, у которого буквально горела земля под ногами, и переправить его в Америку. Самостоятельно Стаковски мог рассчитывать выбраться из Албании не раньше чем через несколько месяцев.

Дело затрудняла неопытность Стаковски. По логике событий, сразу после контакта Стаковски с Ворончеком местного агента следовало забрать у Ворончека и передать человеку, искушенному в деликатных операциях подобного рода, полностью выведя Ворончека и Стаковски из игры. Если бы местный агент не согласился работать ни с кем, кроме Ворончека (например, будучи хорошо с ним знакомым и испытывая поэтому ощущение определенной безопасности), Ворончека необходимо было передать в руки более опытного офицера. Короче говоря, в любом варианте логика подсказывала немедленное и полное отстранение Стаковски. Увы, логике не только не дали восторжествовать, но и, как понимал Алиярд, ее вообще не принимали во внимание.

Алиярд закурил трубку, глядя, как серый дым окутывает его отражение в окне.

Разумеется, большую часть денег Ворончек намеревался оставить себе. Да и что станет делать сотрудник лаборатории, проведший последний десяток лет в горах, с такой суммой? Так зачем создавать парню лишние неприятности? Из переданных ста тысяч долларов местный агент, выполняющий всю грязную и опасную работу, получал не больше четверти. Но, как понимал Алиярд, теперь денежный вопрос приобретал чисто академическое значение. Исчезновение образца и уничтожение лабораторных записей были обнаружены значительно быстрее, чем предполагал кто-либо из мудрецов, готовивших операцию. Местный агент едва успел добраться в Сплит на побережье Югославии, где Ворончеку предстояло взять у него образец и передать Стаковски. После чего судно должно было переправить Стаковски через Адриатику в Сан-Марино. Но ничего этого не произошло.

Сразу после обнаружения кражи в лаборатории – охрану в лаборатории несли сотрудники КГБ – за местным агентом было немедленно установлено наблюдение.

Агент этот (имя его Алиярд так и не узнал, да и не известно, знал ли его кто-либо вообще) оказался загнанным в угол в Сплите. Но, несмотря на свою безымянность, он оказался крепким парнем. Когда Ворончек вышел на связь – слишком поздно – местный агент был уже мертв. Он получил две пули в горло и одну в грудь, но успел перед смертью нанести смертельный удар ножом своему убийце. Ворончек забрал у него образец, после чего повел себя как последний идиот: прямиком направился на заранее оговоренное место встречи со Стаковски. КГБ или албанская тайная полиция – точно выяснить пока не удалось – шла за ним по пятам, и разыгралось настоящее сражение. В результате Ворончек поплатился жизнью, Стаковски заполучил вирус и едва унес ноги, а несколько человек, в числе которых чудом не оказался и сам Стаковски, погибли или получили огнестрельные ранения.

После чего Стаковски сподобился-таки проявить крупицу здравого смысла. Вместо того, чтобы сломя голову бежать из страны на Запад, он направился в Албанию. В какой-то степени это сработало. Однако, если Стаковски не покажется в ближайшее время, сработало недостаточно.

Трубка Алиярда погасла, и он принялся набивать ее заново, когда в дверь купе постучали.

– Минутку, пожалуйста, – произнес Алиярд по-немецки. Язык был оговорен заранее.

Он подошел к двери, сжимая в руке трубку ножкой наружу. Какое-никакое, а оружие, и удар, нанесенный умелой рукой по жизненно важной точке, мог причинить серьезную рану.

Алиярд приоткрыл дверь и выглянул в коридор. Там стоял Стаковски, слегка помятый и довольно усталый, но в остальном столь же вкрадчивый, как и на фотографии. Несколько длинноватые, под стать актеру, музыканту или студенту колледжа волосы, которые сделали бы из женщины пепельную блондинку, пухлое лицо со щеками, которые на фотографии казались почти розовыми, но теперь просто горели от возбуждения, посеревшие и пересохшие губы, очки в тонкой золотой оправе, придающие лицу несколько преувеличенный вид смущенной невинности, узкие плечи под мятым, некогда дорогим пиджаком, плащ цвета хаки, аккуратно переброшенный через левую руку, узел галстука, почти скрывающий двойной подбородок.

Тем не менее, пароль никто не отменял. Если, конечно, он был известен Стаковски.

– Простите за беспокойство, не могли бы вы разменять мне мелочью банкноту? Хочу купить сигарет.

– Боюсь, у меня почти не осталось албанских денег. Подождите. – Алиярд принялся рыться в карманах. – Может быть, что-нибудь и найдется.

– Вы спасете мне жизнь.

Томас Алиярд достал из кармана левую руку и переложил в нее трубку. Потом открыл до конца дверь, и Стаковски буквально ввалился внутрь.

– Слава Богу, – хрипло прошептал Стаковски. – У меня не было вашей фотографии.

– Садитесь, – сказал Алиярд, подводя мужчину к полке. Сам он опустился на край стоящего напротив стула и мгновение пристально рассматривал Стаковски.

Тот выглядел совершенно разбитым.

– Подождите... – Алиярд встал, достал свою сумку и, сжимая трубку в зубах, принялся рыться в ней. Наконец он извлек видавшую виды металлическую флягу и открутил крышку. – Держите. Хлебните-ка этого. – Стаковски неуверенно замялся. – Не беспокойтесь. Я не заразный. Надеюсь, что и вы тоже. – Стаковски кивнул и взял в руки флягу. – Похоже, вам пришлось не сладко. – Стаковски сделал глоток, закашлялся, вытер рот рукавом и протянул флягу назад. Алиярд протер горлышко и тоже отпил из нее. – Принесли?