Текст книги "Фиалка"

– Сегодня ты поедешь в карете вместе с Хосефой, – сказал он отрывисто.

– Габриэль мне это передал, но я против. Я предпочитаю промокнуть, только бы не трястись до тошноты в этом душном и вонючем ящике.

Она повернулась, чтобы отвязать свою лошадь от кареты.

Джулиан схватил ее за руку.

– Мне надо, чтобы ты сидела внутри, Тэмсин.

– Почему?

– Мы поедем сегодня через Бодминское болото и пустошь, – объяснил он, считая что дал исчерпывающий ответ.

Тэмсин нахмурилась. Вчера днем они приехали в Лонетен довольно рано, и полковник настоял на том, чтобы в этот день они дальше не ехали, сказав почти таким же тоном, как теперь, что им предстоит проехать через Бодминскую вересковую пустошь.

– А подробнее, милорд полковник? – она смахнула дождевые капли с лица и смотрела на него в ожидании ответа, вопросительно подняв брови.

– Дело в том. Лютик. – охотно объяснил он, – что я хочу, чтобы ты ехала со своим чертовым сокровищем. Габриэль и я будем первым рядом обороны, а ты будешь внутри – вооруженная и готовая оказать сопротивление, и это будет наш второй заслон.

– О, так, значит, в этой Бодминской пустоши есть бандиты? – оживилась она.

– Мы называем их разбойниками с большой дороги, – сказал он с суровой улыбкой, – но они такие же дикие и безжалостные, как любые горные разбойники или бароны ваших мест.

Тэмсин решила пропустить это мимо ушей.

– Мое оружие у Габриэля. Пойду принесу его. – Она тотчас же исчезла. Мысль о том, что что-то может оживить это скучное, монотонное путешествие, вернула ее к жизни, и шаг ее стал как обычно легким и упругим.

Джулиан потопал замерзшими ногами по булыжникам и поднял ворот плаща, мысленно пересчитывая оружие, которым они располагали.

Местные жители имели обыкновение приговаривать, когда собирались пересечь холодные, овеваемые ветром пространства вересковой пустоши: «В Бодмин из этого мира». Если не считать школьных лет, проведенных в Тригартане, поместье Сент-Саймонов, выходившем на реку Фоуи, Джулиан считал себя таким же корнуолльцем, как владелец этого постоялого двора в Лонстене. И оба они одинаково верили во все местные предания и легенды и следовали обычаям этого графства. Джулиан любил здесь каждую травинку, каждый цветок, расцветший у изгороди. Он с радостью думал о том, что снова возьмет в руки бразды правления своим имением, о том, как обойдет дом, как будет шагать по своим землям… Если уж быть по-настоящему честным, то это была некоторая компенсация за вынужденную ссылку в провинцию.

Джулиану удалось добиться некоторого успеха в деле, порученном ему Веллингтоном во время визита в Лондон, удалось представить лордам в Вестминстере настоятельную просьбу герцога о новых средствах и пополнении армии людьми. Они выслушали его с лестным для него вниманием и предложили прийти через месяц за ответом. Колеса правительственной машины вращались очень медленно, и достаточно компетентный в этих делах Джулиан вовсе не рассчитывал на немедленное решение своего вопроса. Он написал Веллингтону о результатах своей деятельности и покинул Лондон, рассчитывая вернуться туда в июле и получить более конкретные результаты. Он знал, как важны политические игры, но это была нудная работа, особенно для человека, расцветавшего в пылу сражения, так возбуждавшегося от запахов и звуков боя, любившего тяготы и лишения вынужденных маршей, причуды и вульгарность, отвагу и глупость простых солдат. Эту утрату ему не могла компенсировать даже надежда увидеть свой дом и землю.

И если бы не чертова маленькая разбойница, он все еще был бы со своими солдатами. Веллингтон не отправил бы его с дипломатической миссией, если бы обстоятельства в лице Фиалки столь властно не вмешались в его жизнь…

Тэмсин, садясь в карету рядом с дрожащей Хосефой, была в чудовищном неведении относительно этих мыслей и чувств полковника и время от времени окидывала спокойным хозяйским взглядом ящики с золотом и драгоценностями, засунутые под сиденья кареты. Из-за них внутри экипажа было очень тесно. Раньше, конечно, было свободней – до сегодняшнего дня в карете ехала одна Хосефа. Но Тэмсин не могла винить полковника за принятые им меры предосторожности, раз уж им предстояло проезжать по дикой и опасной части страны. Поэтому она уютно свернулась клубочком в углу, стараясь не стеснять несомненно более крупную Хосефу, и стала проверять, заряжены ли ее пистолеты. Если бы на них напали, Хосефа могла бы перезаряжать оружие. Габриэль сунул голову в окно кареты.

– Трогаемся. Как вы там, в порядке?

– А на какое расстояние тянется пустошь?

– Не знаю.

Его голова исчезла.

– Полковник, девчушка хочет знать, сколько времени ей ехать в карете.

– До Бодмина двадцать одна миля, – ответил Джулиан, вскакивая в седло. – Как только мы его минуем, она может ехать как ей угодно. Оттуда будет двенадцать миль до Тригартана.

Удовлетворенная, Тэмсин кивнула. Сейчас только-только рассвело, и к ночи они без труда могли бы проделать тридцать три мили. Им удавалось делать по сорок миль в день, пока они добирались сюда из Лондона, но ехали они тогда в почтовых каретах, по мощеным дорогам, и часто меняли лошадей.

Как только они оставили позади руины строений и башен Лонстенского замка, стало ясно, что узкая, ухабистая дорога через Бодминскую пустошь весьма отличается от своих мощеных собратьев. Узкая старая дорога, известная как Дорога лудильщиков, использовалась в прежние времена для перевозки олова и глины из копей Фоуи в Бодмин и через вересковые пустоши дальше, в южную часть Англии. По обе ее стороны простиралась темная, промокшая от дождя равнина, она тянулась до самого горизонта, жалкие худосочные деревья гнулись чуть ли не пополам под порывистым ветром, приземистые ракитники и дрок стлались по торфянистой земле. Кучер пустил лошадей легкой рысью. Карета взбиралась на крутые гребни холмов, а потом снова ныряла вниз, туда, где расстилались плоские вересковые пустоши и болота. Железные колеса месили влажную землю, превращая ее в грязное месиво, и время от времени карета кренилась так, что, казалось, остановится совсем, до такой степени колеса увязали в налипшей на них земле.

Тогда кучер чертыхался и нахлестывал лошадей, опасливо поглядывая по сторонам и прижимая к себе мушкет. По другую сторону экипажа ехали Габриэль и Джулиан, держа свои мушкеты на луках седел, а пистолеты у поясов. Поля их шляп были опущены, а воротники подняты, чтобы защитить лица от жалящих ледяных струй дождя и порывов пронизывающего ветра.

Они ехали в настороженном мрачном молчании, и это продолжалось до тех пор, пока после пяти напряженных, изнурительных часов езды не оставили позади вересковую пустошь, так и не встретив ни засады, ни следов разбойников, и вообще ни один путник не попался на их пути в этот сырой день начала лета.

Лошади устало трусили рысцой, спускаясь с крутого холма в центр Бодмина, когда карета наконец остановилась во дворе гостиницы. Тэмсин со вздохом облегчения выпрыгнула из нее. Эта тряска вызывала у нее массу неприятных ощущений и вдобавок к тому головную боль. Она оглядывала город сквозь все еще мелко моросивший дождь и видела наползающие друг на друга черепичные серые крыши и такие же серые каменные строения, карабкавшиеся вверх по отвесно поднимавшемуся холму.

Сент-Саймон спешился и подошел к ней. Он посмотрел на Тэмсин и заметил, что под летним загаром лицо ее было бледным, а под миндалевидными глазами залегли тени.

– Устала?

– Не так чтобы очень. Но у меня такое чувство, что меня вот-вот вырвет. Это все тряска – я не привыкла ездить таким манером.

– Но это было необходимо. Она пожала плечами.

– Я так и не заметила ваших горных разбойников, полковник.

– Следовало же принять меры предосторожности, – пояснил он равнодушно. – Войди в дом и попроси для нас отдельную комнату и закажи обед. Я позабочусь, чтобы нам дали свежих лошадей.

– Да, милорд полковник. – Она отсалютовала ему, дотронувшись до пряди волос на лбу.

– Ты должна научиться делать реверансы. Лютик, – ответил он так же небрежно, как и раньше. – Салютовать, прикладывая руку ко лбу, пристало только грумам, кучерам и работникам на фермах. А горничные делают реверансы.

– Я не горничная.

– Нет, – согласился он. – Ни в коей мере.

Он отвернулся от нее, не обратив внимания на сверкнувший в ее глазах опасный огонек.

Глядя на его удаляющуюся спину, Тэмсин в растерянности прикусила губу. Но взяла себя в руки, повернулась и вошла в дом, манивший благословенным теплом и светом ламп.

Хозяин гостиницы даже не попытался скрыть своего удивления при виде вновь прибывших. Кругленькая испанская леди, закутанная в бесчисленные шали и мантильи, долго и монотонно жаловалась на непонятном языке, столь же непонятно и на том же языке вторил огромный, как дуб, мужчина с массивным палашом, заткнутым за малиновый кушак. Сопровождавшее их крошечное существо, к его облегчению, заговорило на правильном английском языке и обратилось к нему с самой обычной просьбой – предоставить им комнату и дать подкрепиться. Хотя и в ней было нечто экзотическое. Хозяин не мог понять, были ли виной тому ее короткие волосы или легкая, стремительная, скользящая походка, столь непривычная для женщины. Костюм для верховой езды был обычным, но было что-то странное в ее манере носить его, хотя он даже под страхом смерти не мог бы сказать, в чем тут было дело.

Потом в дом вошел лорд Сент-Саймон, и хозяин тотчас же забыл о всех своих сомнениях. Он поспешил приветствовать одного из крупнейших землевладельцев графства, кланяясь ему и рассыпаясь в неумеренных изъявлениях радости.

Джулиан снял перчатки и ответил на приветствия учтиво и терпеливо.

– Проводи нас в гостиную, Сойер, – прервал он наконец бесконечные излияния. – Эта скачка по болотам была чертовски утомительной, и мы умираем от голода.

– Да, конечно, милорд. – Хозяин поспешил вперед, показывая, куда идти. – Сейчас вам принесут бутылку бургундского. Прекрасное вино… У меня случайно осталась одна бутылка, а… дамы, – сформулировал он наконец решительно, – возможно, не откажутся от чая?

– Я выпью кружку рома, – объявил Габриэль, прежде чем Джулиан собрался ответить. – И моя женщина тоже. В моем горле образовалась воронка величиной с пушечное ядро. А ты как, малышка?

– Я выпью чаю, – сказала Тэмсин. – И, возможно, стакан бургундского, того, что принесут полковнику, если, разумеется, он не будет возражать.

Она обольстительно улыбнулась удивленному хозяину, открывавшему дверь в веселенькую уютную гостиную.

– Думаю, это будет полезно для моего желудка, – сочла нужным пояснить она. – Меня тошнит. А все ваша ужасная дорога через эту забытую Богом пустошь.

Челюсть хозяина отвисла до колен, а взгляд его смущенно скользнул по лицу лорда Сент-Саймона. Но тот живо отозвался:

– Мы лихая компания, Сойер. Принеси-ка нам блюдо паштета и выпивку.

– Да, милорд, сейчас же, милорд. Кланяясь, хозяин вышел из комнаты – глаза на его розовом, полном, в складках лице были от удивления круглыми, как пуговицы.

– Мои поздравления, Тэмсин. Ты просто сбила с ног Сойера, – сказал Джулиан, кривя губы в сардонической усмешке. – Если ты собиралась привлечь к себе внимание и дать повод к бесчисленным сплетням, то, должен заметить, ты преуспела сверх самых невероятных ожиданий.

– Я полагаю, английские леди не говорят подобных вещей, – с явной досадой признала Тэмсин.

– Как правило, нет, – согласился Джулиан, бросая перчатки на деревянную скамью возле огня и сбрасывая плащ. – Но, как говаривала моя мать, невозможно выкроить шелковый кошелек из свиного уха.

– О! – воскликнула Тэмсин, в душе которой досада уступила место негодованию. – Я не свиное ухо.

Габриэль согревал у огня спину, с интересом прислушиваясь к этому обмену любезностями. Уже много дней назад он пришел к выводу, что не стоит бросаться защищать девчушку каждый раз, когда полковник отпускает ей свои уксусные комплименты. Кроме того, он понимал, что хотел сказать полковник. Не будь он душой и телом предан семье Эль Барона, он, несомненно, стал бы возражать против своего участия в этой авантюре.

– Но ты весьма далека и от того, чтобы походить на шелковый кошелек, – ответил Джулиан холодно.

– Но ведь это ваша работа – сделать из меня шелковый кошелек. Разве не так? – вспылила она.

Он ответил беззаботным кивком головы:

– Моя работа – попытаться, но я никогда не гарантировал успеха, если помнишь.

В этот момент вернулся хозяин, избавив таким образом Тэмсин от необходимости отвечать. Она отошла к окну и села там, глядя сквозь затуманенное цветное стекло на людей, сновавших по узкой улочке внизу. Казалось, дождь им не мешает, но, подумала она, если дождь непременное условие жизни, то придется научиться не замечать его.

Пока она смотрела в окно, у двери гостиницы остановился всадник. Это был крупный мужчина, закутанный в тяжелый плащ. Судя по всему, он был известной личностью: он еще не успел спешиться, как из дома выбежали двое кучеров в ливреях, чтобы, невзирая на дождь, подержать его лошадь. Некоторое время он еще стоял под дождем, оглядывая улицу, и вдруг Тэмсин почувствовала странное покалывание в затылке. От этого человека исходило веяние силы и властности, и тут невозможно было ошибиться – оно плотно окружало его. Незнакомец повернулся и вошел в дом, стягивая на ходу шляпу, с которой струилась вода, и обнажая роскошную гриву седых, как пена, волос. Через мгновение он скрылся с глаз. Странное покалывание в затылке все не проходило, и Тэмсин решила, что озябла. Инстинктивно она повернулась от окна к теплу, к уюту комнаты, стараясь отгородиться от сырого и темного дня, оставшегося снаружи. Сойер вытянул пробку из винной бутылки, а девушка-служанка поспешила накрыть круглый стол у огня. Габриэль уткнулся носом в свою кружку с ромом, издавая довольное кряхтенье. Напиток был не так хорош, как грог, к которому он привык на «Изабелле», но и от него становилось славно – он согревал брюхо. Габриэль бросил взгляд на Хосефу, сидевшую на скамье с кружкой в руках. Сейчас она выглядела чуть менее несчастной, дождь больше не капал на нее, и взгляд ее остановился на блюде славных золотистых корнуолльских пирогов, которые стояли на каминной полке, чтобы не остывали.

Это была почти безмолвная трапеза. Тэмсин сделала было попытку завязать беседу, но так как никто не реагировал, девушка погрузилась в собственные мысли. Как-то ей все-таки было нужно умилостивить полковника и умерить его гнев. Казалось, его раздражение еще усугубилось после того, как они ступили на английскую землю. Как если бы прибытие на его родину окончательно убедило Сент-Саймона в том, что у него нет выхода из отвратительного положения. Стоило бы как-нибудь скрасить ему это печальное существование. Конечно, она могла бы найти способ сделать его приемлемым. Тэмсин через стол бросила взгляд на его лицо. Отблески огня из камина озаряли его чеканный профиль, но не смягчали резких линий сжатого рта. Она вспомнила, каким он бывал, когда смеялся, охваченный искренним весельем, и как это было не похоже на его язвительный смех, который ей доводилось слышать в последние дни. Она вспомнила ту удивительную нежность, которую он проявил к ней на «Изабелле». Должно же было существовать что-то, чем она могла бы его смягчить.

– Если вы уже поели, я предлагаю ехать дальше. – Резкий голос полковника внезапно нарушил тишину, и Тэмсин вздрогнула, как будто ее застигли врасплох за мыслями о нем. – Я прикажу подать лошадей.

Он отодвинул стул и встал.

– Спускайтесь вниз, как только будете готовы. Дверь с грохотом захлопнулась, и они услышали, как его сапоги энергично – как и все, что он делал, – простучали по лестнице. Габриэль и Хосефа последовали за ним, а Тэмсин отправилась на поиски туалета. Когда пятью минутами позже она спускалась по лестнице в холл, до нее снизу донесся голос Джулиана.

Тэмсин остановилась прислушиваясь. В его голосе прозвучали нотки, которых она прежде не слышала. Ледяная вежливость, вызвавшая у нее представление о замерзшей тундре. Она сделала еще шаг вниз, заметив, что почему-то ступает на цыпочках и почти не дышит, хотя сама не понимала почему. Она снова приостановилась на очередном лестничном марше, откуда хорошо просматривался холл внизу. Холл был темный, обшитый деревянными панелями, его мрачность несколько смягчалась светом масляной лампы, свисавшей с потолка.

Джулиан разговаривал с человеком, которого она видела из окна. Без плаща он казался еще более массивным. Его живот так натягивал материю, что жилет, казалось, вот-вот лопнет, плечи вырисовывались буграми под курткой для верховой езды. И тем не менее, подумала она, он не кажется тучным, просто очень мощным и сильным. Рядом с ним даже Сент-Саймон казался невысоким и мелким, а Джулиан не отличался хрупкостью сложения. Но у поджарого и мускулистого полковника не было ни унции лишнего жира…

Тэмсин постаралась отогнать от себя эти глупые мысли и подалась вперед, чтобы слышать, о чем они говорили. В тот момент, когда она наклонилась, седовласый мужчина поднял голову и увидел ее.

Его черные глаза, казалось, уменьшились до размеров булавочной головки, и Тэмсин снова почувствовала покалывание в затылке, такое же, как прежде.

Она стояла неподвижная, чувствуя себя как муха в тенетах паука под его холодным взглядом.

В тени на лестнице Седрик Пенхэллан увидел Силию. Серебристые волосы, огромные темные глаза, полный чувственный рот, слегка приоткрытый, грациозная стройность. Но Силия умерла. Силии не было на свете уже двадцать лет.

Джулиан, невольно следуя за взглядом своего внезапно застывшего собеседника, тоже повернул голову в сторону лестницы. Тэмсин стояла на повороте, держась одной рукой за перила, а другой придерживая юбку, уже занеся ногу на следующую ступеньку. Ему показалось, что воздух потрескивает, будто между этими двумя, между Тэмсин и человеком, с которым он говорил, прошел электрический разряд.

Конечно, это была абсурдная, нелепая фантазия. Очевидно, появление такого экзотического существа, как Тэмсин, с ее короткими волосами и необычной внешностью, в этой деревенской глуши, могло объяснить интерес лорда Пенхэллана. Джулиан решил, что нет необходимости представлять их друг другу.

– Ваш покорный слуга, Пенхэллан, – сказал он с коротким холодным поклоном, прежде чем повернуться к распахнутой двери, ведущей во двор гостиницы.

– Сент-Саймон.

Седрик заставил себя отвести взгляд от привидения на лестнице. Его лицо утратило свойственную ему надменность и суровость.

– Смею думать, что наши пути еще пересекутся, если вы пробудете в Тригартане достаточно долго.

– Надеюсь, – ответил Джулиан тем же ледяным тоном. Он остановился и тихо бросил через плечо:

– Пусть ваши племянники держатся подальше от моих земель, Пенхэллан. Стоит им ступить туда хоть одним пальцем, и я не отвечаю за последствия.

И ушел, не дожидаясь ответа.

По правде говоря, Седрик его не слышал. Он снова смотрел на фигуру на лестнице. Она сделала движение, легко сбежала вниз, в холл, перепрыгнув через несколько последних ступенек. И промелькнула мимо, едва задев его, во двор, за Сент-Саймоном.

Седрик подошел к двери. Он наблюдал, как Сент-Саймон подсадил ее на спину роскошного кремово-белого арабского жеребца. Потом он повернулся и пошел в гостиницу.

«Силия вернулась в Корнуолл. Силия или ее призрак?»

Тэмсин повернула голову, чтобы взглянуть на гостиницу, когда они выезжали со двора. Уже не было видно ее дяди, но кровь все еще бурлила в жилах. Седрик Пенхэллан жив, и было ясно, что предстоит битва.

Глава 15

На следующее утро Тэмсин проснулась рано под горой стеганых одеял и тут же почувствовала всевозрастающее в ней непонятное изумление. Глаза ее все еще были закрыты, тело пребывало в полусне, но все чувства говорили ей, что мир изменился. Мягкое маслянистое тепло разливалось по лицу и ласкало веки, и, боясь, что это – обман, она все-таки осмелилась открыть глаза.

Светило солнце, и дело не ограничивалось одним или двумя робкими лучиками – вся спальня была наполнена золотистым светом. Пылинки танцевали в пучках света, лившегося сквозь сводчатые окна, и хрустальные флаконы и баночки на туалетном столике сверкали синими и красными гранями, как драгоценные камни.

Тэмсин ногой отбросила покрывала и спрыгнула на пол. Она скинула ночную рубашку и потянулась, подставляя теплу обнаженное тело. Кожу ласкали лучи, прикасаясь к ней, будто кончиками пальцев, и ей показалось, что до этого она месяцы провела в сырой и холодной пещере.

Она подбежала к окну, широко распахнула его, и дух захватило от изумления и восторга. Внизу открывалась необычайная панорама. Накануне они приехали поздно вечером, в темноте, и она ничего не разглядела. Они спешили укрыться от дождя, и Тэмсин заметила только, как свет свечей отбрасывал тени на темные панели и балки потолков, огонь в массивных каминах, изящную двойную лестницу, ведущую наверх из просторного холла… Вот и все ее вчерашние впечатления.

Сент-Саймон немедленно извинился и ушел к себе, представив предварительно свою гостью и сопровождавших ее лиц домоправительнице, и Тэмсин оказалась в большой угловой комнате с кроватью под балдахином, стенами, увешанными гобеленами, и вышитыми коврами на сверкающем полированном дубовом полу. Ей принесли горячую воду и поднос с ужином – слуги были явно полны любопытства, но по-английски молчаливы, зато Хосефа суетилась за четверых, распаковывая одежду, которая могла им понадобиться в Лондоне. И Тэмсин рано улеглась в постель, чувствуя облегчение и наслаждаясь покоем, после ночей, проведенных в грязных гостиницах и на постоялых дворах. Чистые хрустящие простыни пахли сухой лавандой, огонь отбрасывал трепетные блики на лепной потолок, матрас, набитый перьями, был удобным.

Теперь перед ее глазами был совсем другой мир. Впереди простирались зеленые волны холмов, разделенные партерами[22]22
  Партер – открытая часть сада, обычно расположенная на ровном н плоском месте.


[Закрыть], на которых располагались цветочные клумбы, вдали виднелось море, сверкавшее синевой под ранним утренним солнцем.

По обе стороны залива можно было разглядеть сильно изрезанный берег, и два меловых мыса ослепительно белели на фоне переливающейся глади моря и синего неба.

Она подбежала к восточному окну и широко распахнула его, затем высунулась по пояс, опираясь руками о широкий каменный подоконник. Вид был настолько непривычным, что она застыла на месте: восходящее солнце бросало блики на воды реки Фоуи, освещало целую флотилию лодок, мягко покачивавшихся на якоре в устье реки, окрашивало розовым черепичные крыши домов маленькой рыбачьей деревушки, лежащей на дальнем берегу.

– Как красиво, – пробормотала охваченная восторгом Тэмсин, глубоко вдыхая воздух, пропитанный запахом роз, смешанным с ароматом золотистой желтофиоли, целая клумба которой широкой дорожкой раскинулась под окном. Такова была земля ее матери – эта нежная зеленая сельская местность, которую она так любовно описывала дочери под палящим испанским солнцем.

Тэмсин натянула бриджи и рубашку и босиком выбежала из комнаты. Дом был погружен в тишину, хотя, насколько она могла судить по свету, падавшему сквозь многочисленные стрельчатые окна с фрамугами, можно было предположить, что сейчас около пяти часов утра. Но в воскресный день прислуга, вероятно, еще спала, как, впрочем, и все остальные обитатели дома.

Массивная парадная дверь была заперта на тяжелые засовы, и Тэмсин с усилием потянула их на себя. Дверь распахнулась настежь, и она остановилась, щурясь и моргая от яркого утреннего света, и душа ее раскрылась навстречу этому теплу. Двор выходил на восток, к Фоуи, и Тэмсин сквозь невысокую арку в каменной стене вышла в сад, спускавшийся к морю.

Она обернулась, чтобы взглянуть на окно своей комнаты, и оказалось, что комната располагалась в квадратной, увитой плющом башне.

«Дом полковника лорда Сент-Саймона великолепен, – подумала она одобрительно. – Наверное, полковник весьма богат и влиятелен». Богатство и власть в понимании горного разбойника, ведущего кочевую жизнь, не включали в себя обладание кучкой кирпичей, скрепленных известковым раствором, и клочком земли, но Сесиль рассказывала дочери о том, какое значение англичане придавали подобному виду имущества.

Седрик Пенхэллан не был королем, но от него, в частности, зависело, быть ли королю; он был посредником в деле достижения власти, и Сесиль объясняла ей, что именно обладание значительными земельными угодьями давало ему возможность играть в эти далеко идущие политические игры и так далеко распространить свое влияние. Без всего этого даже человек, обладающий безжалостностью и честолюбием лорда Пенхэллана, не мог бы достигнуть той скрытой от глаз вершины власти. И отсвет этого величия падал на каждого, кто мог причислить себя к славному клану Пенхэлланов, даже если кровь лордов была в нем несколько разбавленной. Отпечаток власти, вернее властности, лег и на чело его мятежной сестры и отметил ее, подобно джаггернауту[23]23
  Джаггернаут – жестокая, неумолимая сила (религ.).


[Закрыть].

«Но это не коснется одного из Пенхэлланов», – подумала Тэмсин с едва заметной мрачной улыбкой и направилась через лужайку к манящему морю, минуя аккуратную гравиевую дорожку и предпочтя ей все еще мокрую от дождя траву, в которую с наслаждением тотчас же зарылись пальцы ее босых ног. Этот внеплановый отпрыск рода Пенхэлланов намеревался низвергнуть создателя королей, сразить его же оружием.

Пока она об этом размышляла, перед ее мысленным взором предстал образ дяди. От него исходила невероятная сила, грозная, подобная лавине, энергия, грозившая смести все на своем пути. Он заметил ее на лестнице. И то, что он увидел, привело его в замешательство. В его глазах промелькнуло удивление, недоверие и узнавание… узнавание и нечто такое, что на мгновение она приняла за страх. Да, она готова была поклясться, что это был страх.

Но ведь он не знал, кто она. И не узнает до тех пор, пока она не сочтет нужным объявить об этом сама. Это должно быть сделано публично – дух Сесили явится, чтобы восстановить дочь в правах и отомстить, и явление это будет внезапным и убийственным, как удар кинжала. А пока пусть его мучает мысль о том, где он мог видеть эту юную и невинную иностранку.

Но как ей удастся вступить в контакт с Пенхэлланами, если она будет жить под крышей Сент-Саймона? Тэмсин явственно почувствовала враждебность в их отношениях. Судя по ледяным ноткам в голосе Джулиана, эта их вражда брала истоки в давних временах. И что он хотел сказать, когда предупреждал Седрика о его племянниках? «Пусть ваши племянники держатся подальше от моих земель, а иначе я не отвечаю за последствия…»

Кто они, эти племянники? Вероятно, ее кузены. Кругом были сплошные загадки, которые еще нужно было разгадать. Габриэлю придется провести кое-какое расследование в местных тавернах. Он всегда чувствовал себя в таких местах как дома и был опытным разведчиком, столь же искусным в распространении ложной информации, как и в ее сборе. Самое главное, что игра уже начата.

Кивнув сама себе в знак удовлетворения, Тэмсин пронеслась по траве к низкой каменной стене на краю лужайки. Она резко остановилась, и ее рот округлился буквой "о", что означало крайнюю степень восторга. Земля шла вниз, под уклон, образуя длинный извилистый спуск к небольшой песчаной бухте, но Тэмсин была потрясена сверкающей массой красок, затопившей ее глаза. На секунду она остановилась, потом с легким радостным вскриком ринулась в это великолепие.

Из окон своих апартаментов Джулиан наблюдал за ее танцами на мокрой траве. Он как раз одевался, когда внезапное непреодолимое побуждение повлекло его к окну. И теперь он стоял, еще без рубашки, скрестив на груди руки, и с хмурым раздражением разглядывал эльфа внизу. Она опять нарушила правила, расхаживая в этой одежде. Одно дело было отказаться от женского наряда на борту военного корабля в разгар битвы, но на фоне мирной и совсем не воинственной корнуолльской природы это выглядело совсем иначе.

И без того будет масса сплетен из-за ее присутствия здесь, и незачем давать слугам новую пищу для болтовни. Разумеется, если Виолетта испортит себе репутацию, одеваясь столь нелепым образом, ее не примут и в местном обществе, не говоря уж о высших слоях аристократии.

Зато, если она вновь нарушала условия договора, он имел полное право прекратить эксперимент.

Сент-Саймон покинул свои апартаменты и столкнулся с заспанной девушкой-служанкой, торопливо спускавшейся из комнаты на чердаке, чтобы почистить печи на кухне и выгрести золу до появления кухарки и слуг более высокого ранга. Она присела в реверансе и вспыхнула при виде обнаженной груди его лордства. Джулиан удостоил девушку короткого кивка. Он не знал ее и мысленно сделал зарубку в памяти, обещая себе поговорить с домоправительницей о слугах, нанятых в его отсутствие.

Он вышел из боковой двери и зашагал через лужайки, стараясь держаться примятой травы, по которой прошли босые ноги Тэмсин, но нигде не увидел ее. Хотя, судя по следам, она только что побывала здесь, это было ясно заметно на мокрой траве. Его раздражение несколько ослабло от мягкого воздуха раннего утра, он увидел ковер из дождевых капель, сверкающих на солнце, вдохнул свежий аромат цветов, легким облаком летящий за ним, пока он шел к каменной стене.

Там он остановился и поглядел вниз, на бухту. В первое мгновение он не увидел Тэмсин, хотя знал, что она должна быть где-то здесь, если только не взобралась по утесам на другую сторону узкой долины. Наконец он различил блеск ее золотистых волос, мелькавших где-то на середине спуска к морю, сама же она была скрыта буйно цветущей наперстянкой и рододендроном – их пурпурные и лиловые цветы заслонили своей массой ее хрупкую фигурку.

Джулиан легко перепрыгнул через стену и направился вниз, следя за появляющейся и вновь исчезающей головкой.

– Тэмсин!

Она повернула голову и махнула ему рукой – лицо ее светилось, а фиалковые глаза соперничали цветом с охапкой бутонов, которые она держала в руках.

– Разве они не прекрасны? Никогда не видела ничего подобного – невероятное зрелище! – воскликнула она и будто поплыла к нему, по пояс погруженная в массу лиловых цветов.

– Судя по твоей одежде, мне кажется, ты решила расторгнуть наш договор, на котором еще недавно так настаивала, – сухо заявил он, когда она приблизилась, губы его были плотно сжаты.

Если Тэмсин и слышала эти скучные речи, она предпочла не реагировать. Вместо этого она зарылась носом в цветы, которые держала в руках.

– Как они называются? Никогда не видела ничего похожего. И они растут совсем дикие, сами по себе!

– Наперстянка, – ответил Джулиан.

– И солнце светит, и море сверкает. Это все так красиво. Я никогда бы не поверила, что Англия может быть такой, – продолжала Тэмсин, откинув назад голову, чтобы видеть солнечный свет, ее грациозная шея выступала из открытого ворота рубашки, а ресницы двумя густыми полумесяцами лежали на тронутых загаром щеках.