Текст книги "Фиалка"

Глава 16

– Так что вы там собирались сказать о моей осанке? – спросила Тэмсин, входя в библиотеку.

Высоко подобрав юбки, она уселась верхом на подлокотник кожаного дивана и смотрела теперь на полковника с вопросительным выражением.

Джулиан оторвался от «Газетт» и свирепо уставился на нее.

– Не сиди так! Не говоря уж о том, что это неженственно и некрасиво, ты можешь порвать платье – оно разлезется по швам.

Тэмсин перекинула обе ноги на одну сторону и устроилась так, склонив головку на бок, глаза ее ярко блестели, и она снова напомнила ему малиновку.

– Так лучше?

– Отчасти.

Он бросил газету на столик.

– Леди не влезают на подлокотник и ставят ноги вместе, а руки у них лежат на коленях. Иди, сядь на стул у окна, тот, что с прямой спинкой.

Тэмсин промаршировала к окну и опустилась на указанное ей место, выжидательно глядя на своего наставника.

– Держи спину прямо. Ты всегда сутулишься.

– Но какое это имеет значение? Она была искренне изумлена и озадачена, потому что никогда не задумывалась о том, как она ходит и сидит.

– Имеет.

Джулиан встал и подошел к ней, потом остановился за ее спиной. Взяв ее за плечи, он сильно развернул их назад.

– Чувствуешь разницу?

– Но это же нелепо, – сказала Тэмсин. – Я не могу так сидеть. Я чувствую себя манекеном.

– Ты должна так сидеть, так ходить и так же ездить верхом, – заявил Сент-Саймон твердо, не отпуская ее. – Ты ездишь верхом, как мешок с картошкой. А все дело в, ваших испанских седлах. Они больше похожи на кресла, чем на настоящее седло. Потому-то вы и расслабляетесь и горбитесь.

Тэмсин не считала, что критика ее манеры ездить верхом, да еще такая огульная критика, входила в условия их договора. Какое отношение это имело к ее превращению в леди?

– Невозможно проехать сто миль по проселочной дороге, сидя, как манекен, – возразила она. – А я могу, как вы знаете, ехать весь день, да еще ночь без устали.

– Тебе не придется ездить верхом день и ночь, если ты станешь английской дамой, – утешил ее Джулиан. – Самая отчаянная езда, которая от тебя потребуется, – охота с гончими, а она не начнется до октября. Главное – научиться ездить изящно. И в этом поможет английское седло.

– Вы сняли камень с моей души, – пробормотала Тэмсин, но Джулиан предпочел этого не расслышать.

Выпустив хрупкие плечи из своих железных рук, он обошел ученицу вокруг и внимательно осмотрел ее.

– Поставь ступни рядом, чтобы щиколотки соприкасались, а руки пусть свободно, непринужденно лежат на коленях.

Тэмсин последовала этим инструкциям с преувеличенной тщательностью и села, неподвижно глядя прямо перед собой.

– Расслабься.

– Как же я могу расслабиться в такой позе? – поинтересовалась она, едва открывая рот, и потому выражение ее лица оставалось таким же застывшим, под стать ее позе.

Но Джулиан не позволил рассмешить себя.

– Если ты будешь упорствовать и пытаться сделать из этого игру, я умываю руки и предоставляю тебе вести это дурацкое дело по собственному усмотрению. Хочешь верь, хочешь нет, но я могу найти себе более интересное занятие, чем быть гувернанткой или учителем танцев при неотесанной испанской девице. Встань!

Тэмсин подчинилась. Полковник был явно не склонен отвлекаться. Руки ее повисли вдоль тела, глаза были устремлены в одну точку, прямо перед собой. В такой позе она ожидала дальнейших распоряжений, пытаясь сохранить непроницаемое выражение лица.

– Ради всего святого, у тебя спина скрючена, как у горбуна. – Он нетерпеливо снова рванул ее плечи назад.

– Не выпячивай зад.

Он похлопал ее по упомянутой части тела.

– Все подумают, что я сделана из проволоки, – проворчала Тэмсин. – Мое тело не гнется, как вы хотите.

– О, ты забыла, Лютик, – заявил Джулиан, – что я был свидетелем удивительных гимнастических подвигов, которые ты совершала. – Он отошел и критически оглядел ее. – А теперь улыбнись.

Тэмсин одарила его жеманной улыбкой, вытянув при этом шею, откинув назад плечи и подобрав зад.

– Так?

– Господи, спаси и помилуй, – забормотал он, не в силах удержаться от смеха и сознавая, что потерпел поражение в попытке сохранить серьезность.

Сент-Саймон круто отвернулся, стараясь восстановить свое прежнее, критическое отношение. Потом вновь подошел к своей ученице, как раз вовремя, чтобы успеть заметить удовлетворенную улыбку, еще не слетевшую с ее лица. Затем Тэмсин снова попыталась проникнуться важностью момента.

– Не нахожу ничего смешного!

– Нет, – согласилась она. – Конечно же, нет, сэр. – Но губы ее так и подергивались улыбкой.

– Ну, если ты сама с этим не справляешься, тебе следует помочь, – заявил Джулиан. – Доска, привязанная к спине, сотворит чудо.

– Что?

У нее пропало всякое желание смеяться.

– Доска для спины, – начал он объяснять самым серьезным образом, – это приспособление, которое почти всегда используется в процессе обучения. Девочки носят ее, чтобы исправить осанку. Конечно, лучше начинать это делать раньше, но в какой-то мере доска и тебе поможет.

– Но это варварство! – воскликнула Тэмсин.

– Вовсе нет. Моя сестра носила такую доску по несколько часов в день год или два, – ответил он с любезной улыбкой. – Поеду в город и раздобуду сей предмет. Увидим, как исправится твоя осанка, если будешь носить ее каждое утро. Если же и это не поможет, то тебе придется ходить с нею целый день.

Тэмсин молча негодовала. Он пустил в ход тяжелые орудия, превратив таким образом в войну то, что, как она надеялась, будет игрой, даже если для нее эта игра и была чрезвычайно серьезным делом.

– Но пока я не достану доску, мы попробуем еще кое-что, – продолжал Джулиан с той же мягкой небрежностью.

Подойдя к книжным полкам, он выбрал два тяжелых тома в кожаных переплетах.

– Иди-ка сюда.

Тэмсин нерешительно приблизилась.

– Стой очень спокойно. – Он осторожно возложил книги ей на голову. – А теперь обойди комнату так, чтобы они не упали. Ты должна держать голову высоко и совершенно неподвижно. И, кстати, передвигайся мелкими шажками, а не галопируй, как необъезженный жеребенок.

Тэмсин глубоко вздохнула, но, сделав над собой усилие, сжала губы: она не поддастся на эту провокацию! Шея, казалось, сейчас сломается под тяжестью книг. С мрачным видом она воззрилась на сучок в деревянных панелях и восстановила равновесие. Если полковник лорд Сент-Саймон пытался таким образом заставить ее бросить это мероприятие, то ему предстоит узнать: она намного крепче, чем он воображает. Тэмсин сделала неверный шаг, и книги дрогнули, но остались на месте.

Джулиан усмехнулся и прилег на диван, небрежно подняв брошенную раньше газету.

– Час таких упражнений пойдет тебе на пользу, – заметил он. – А когда ты станешь держать спину прямо, я научу тебя делать реверанс, и тебе придется это постигнуть, если ты рассчитываешь быть представленной ко двору.

Так далеко планы Тэмсин не заходили, но едва ли имело смысл заявлять об этом. Джулиан вернулся к чтению, как если бы считал, что его дела окончены.

Тэмсин, не сбавляя шага, бушевала и ругалась, позволяя себе не стесняться в выражениях, и проклиная его, и называя самодовольным чудовищем, мстительным и злорадным псом. Она расхаживала взад и вперед по комнате, стараясь удержать эти проклятые книги. Несколько раз они все-таки с грохотом падали на ковер. Полковник поднимал голову, ждал, когда она снова водрузит их на место и возобновит прогулку, потом опять углублялся в чтение «Газетт».

Шея болела, плечи свело судорогой, а на голову, казалось, поставили чугунный котел… Тэмсин украдкой взглянула на часы и убедилась, что прошло всего лишь пятнадцать минут. Это была пытка, способная превзойти любую другую. Хуже, чем ехать верхом в пламенеющий полдень жаркого испанского лета с пустой фляжкой и с потным лицом, на которое садятся мухи, когда каждый мускул в теле ноет.

Не будь дурой. Конечно, это не так мучительно. Ей приходилось, терпеть худшее, хотя она не думала, что когда-нибудь будет выглядеть так нелепо. Но этот чертов английский лорд пытался заставить ее признать свое поражение, а это было не в ее правилах, как бы трудно ни приходилось.

Джулиан мог догадываться о бродивших в ее голове мыслях: они были, ясно написаны на подвижном и выразительном лице, где мгновенно отвращение сменяла решимость. Он откинулся назад, сцепив руки за головой, и наблюдал за ней сквозь полусомкнутые веки, соображая, какие еще дьявольские методы дрессировки можно придумать. У нее очень женственная, изящная фигурка в этом платье, мечтательно отметил он, оно как-то смягчило атлетические линии ее тела и подчеркнуло его грациозность.

Послышался стук в дверь. Тэмсин тотчас же прервала свою прогулку и подняла руку, чтобы снять книги с головы. Вошел дворецкий Хибберт:

– Гости, милорд. Миссис и мисс Маршалл, лорд и леди Пендрагон, викарий и миссис Торнтон.

Он искоса бросил быстрый взгляд на гостью его лордства. Весь дом недоумевал и терялся в догадках о том, кто же эта молодая леди, ее иностранка-горничная и гигант-шотландец, который не признавал никаких законов, кроме собственной воли. Лорд Сент-Саймон сообщил только, что молодая леди находится на его попечении и проведет лето в Тригартане, а осенью появится в лондонском обществе, и будет это в октябре.

Джулиан невольно скривился. Вероятно, теперь каждая кухня в округе с раннего утра гудит от сплетен и вместо посуды там моют кости владельцу Тригартана. А то, что говорится на кухне, быстро становится известно и в гостиной, где продолжают судачить на ту же тему, но уже за чашкой утреннего шоколада… И вот местные сплетники не выдержали и явились лично удостовериться…

– Вы проводили их в гостиную, Хибберт?

– Разумеется, милорд.

– Я сейчас присоединюсь к ним. Для лорда Пендрагона и преподобного Торнтона принесите бутылку бургундского девяносто восьмого года. Для дам сервируйте чай, если они не предпочтут ратафию[24]24
  Ратафия – ликер, приготовляемый из водки, сахара и креольских фруктов.


[Закрыть].

– У нас еще есть ратафия? – спросил Сент-Саймон, немного подумав.

– Да, милорд. Мисс Люси неравнодушна к ней, если помните, поэтому мы всегда держим в погребе несколько бутылок.

– Что такое ратафия? – спросила Тэмсин, когда дворецкий ушел.

Выражение отвращения на лице Джулиана стало более заметным.

– Это сердечное лекарство, омерзительно сладкое на вкус.

– А кто это мисс Люси?

– Моя сестра.

С минуту он стоял, пристально глядя на нее и хмурясь.

– Придется вас познакомить, они ведь ради этого сюда и явились… если только я не скажу, что ты устала с дороги. – Он покачал головой. – Это даст нам отсрочку разве что в несколько дней. Лучше с этим покончить сразу.

– Но я же не так безнадежна, – запротестовала Тэмсин, несколько уязвленная его очевидным испугом.

– Милая девочка, ты сама не понимаешь, до чего ты невозможна! В этом обществе ты будешь выделяться, как нарыв на пальце, – сказал он резко. – Ты даже сидеть как следует не умеешь.

Он поднял глаза на часы и нахмурился еще сильнее:

– Пойду встречу их и объясню, кто ты такая, а ты Присоединяйся к нам минут через десять. Когда я тебя представлю, ты должна поклониться, просто слегка перегнуться в талии – вот так.

Он продемонстрировал, и Тэмсин торжественно кивнула.

– А теперь покажи мне, как ты это сделаешь, – потребовал Джулиан, критически наблюдая, как она имитирует его движения.

– Далеко от совершенства, но, ладно, сойдет, – констатировал он. – После моего описания они будут ожидать, что ты застенчивая и робкая, как подобает дочери испанского гранда, взращенной в монастыре.

Он пошел к двери, потом остановился, вспомнив нечто, о чем не думал до сих пор:

– У тебя должна быть фамилия. «Мисс Тэмсин» подойдет для прислуги, но не для остального мира. Так какая же у тебя фамилия?

Тэмсин, все еще не в силах справиться со своей досадой, пожала плечами. Ей не верилось, что она настолько не подходит для местного общества.

– У меня нет фамилии. Мой отец был известен только под именем Эль Барона.

– В таком случае ты будешь дочерью сеньора Барона, – решил он. Он подошел к ней, взял за подбородок, глядя на нее серьезно, почти с угрозой. – Одно нескромное слово или жест в присутствии этих людей, и все пропало. Ты вылетишь из этого дома с такой скоростью, что и оглянуться не успеешь. Ясно?

– С чего это мне проявлять нескромность? – поинтересовалась она. – Едва ли это в моих интересах.

– Нет, но тебе следует об этом помнить, потому что, поверь мне, я никогда не был серьезнее. Стоит один раз сболтнуть что-нибудь лишнее, даже случайно, и ты окажешься на улице. У меня в этой стране добрая репутация, и я не буду ставить ее под угрозу из-за тебя.

Джулиан кинул на нее свирепый взгляд, потом резко отпустил ее и вышел из библиотеки.

Тэмсин уронила книги на письменный стол. Что он имел в виду: что она при всех прильнет к нему и заключит в жаркие объятия? Или просто боялся, что она скажет что-нибудь нескромное, позволит какую-то фамильярность? Да, пожалуй, она могла бы сотворить что-нибудь подобное: она же не знала, что эти чудаки в их непонятной стране считали из ряда вон выходящим. Пока еще уроки не достигли этой стадии.

Тэмсин встала на цыпочки, чтобы увидеть свое отражение в зеркале над каминной полкой, пальцами причесала волосы, взбила легкую челку, которая и в самом деле становилась слишком длинной. Как должна вести себя девица из благородной испанской семьи, взращенная в монастыре? Она попробовала улыбнуться себе в зеркало застенчивой улыбкой, которая не показалась ей убедительной. Может быть, следует притвориться, что она не очень хорошо говорит по-английски? Это обезопасит ее на случай оплошности. Тогда можно будет сидеть в вялом молчании, улыбаться и кивать, стараясь казаться любезной, и постоянно страдать от полного непонимания.

Да, пожалуй, это будет лучшим выходом из положения. Полковник не в шутку пугал ее, это не пустые угрозы. Как жаль было бы проиграть игру в самом начале из-за какой-то случайной ошибки или оговорки! Тэмсин вышла из библиотеки, пересекла главный холл и направилась в гостиную. Она вовремя вспомнила, как следует ходить, и сделала все по инструкции: плечи откинуты, зад подобран, голова высоко поднята, шея прямая… Господи! Ну как это все можно упомнить?

Она тихо открыла дверь гостиной и нерешительно постояла на пороге, ожидая, пока кто-нибудь ее заметит. Сердце учащенно забилось: началось! Когда Тэмсин рассмотрела людей, собравшихся в кружок и погруженных в оживленную беседу, она поняла, какую трудную задачу взяла на себя. Прежде ей никогда не доводилось встречаться с такой компанией. Впрочем, прежде ей не случалось и стоять на пороге гостиной. Как они воспримут ее, когда наконец заметят? Одно она чувствовала с абсолютной, инстинктивной уверенностью: несмотря на обычное платье, ее непохожесть сразу обнаружится. И дело было даже не во внешности, не в поведении и нехватке светских манер… Внутренняя свобода, которой с ней щедро поделились Сесиль и Эль Барон, вошла в ее кровь и плоть. Вольная, полная опасностей жизнь, вольный образ мыслей, пренебрежение всяческими условностями… Пылание страстей… Всем этим она была отмечена, как клеймом.

Три матроны средних лет были одеты в темные атласные платья, головы их венчали строгие кружевные чепцы. Мисс Эстер надела платье для верховой езды из мягкого бежевого батиста и соломенную шляпку. Несмотря на молодость, каждая линия ее тела и манера носить одежду указывали, что, достигнув возраста этих дам, она будет точно такой же.

Тэмсин знала, что никогда, никогда в жизни не будет походить ни на одну из женщин, находившихся в комнате. Она чувствовала себя такой не похожей на них, будто спустилась со звезд.

Лорд Пендрагон и викарий стояли перед незажженным камином, вдыхая букет старого вина, которое плескалось в стаканах. Оба джентльмена были плотного сложения и самодовольного вида, обычного для тех, кто знал себе цену в этом мире. Первым Тэмсин заметил преподобный Торнтон.

– Ах, – загудел он добродушно. – К нам присоединилась наша маленькая иностранка.

Сент-Саймон поднялся со стула с веретенообразными ножками, казавшегося слишком хрупким для его мощной фигуры:

– Тэмсин, идите сюда, я вас представлю. Он подошел к ней, его лицо было серьезным.

– Я рассказывал своим гостям о ваших печальных обстоятельствах.

– Пердон? – сказала Тэмсин, возбужденно улыбаясь. – Но компрендо, сеньор Сент-Саймон.

Выражение лица Джулиана было столь изумленным, что на секунду она забыла о своих опасениях и чуть было не разразилась смехом. Но, собрав всю силу воли, сумела сохранить спокойствие и посмотрела из-за его спины на гостей, улыбаясь им нервной тревожной улыбкой.

Рука Джулиана сжала ее обнаженный локоть.

– Думаю, вы поймете, если будете слушать внимательно, – заявил он нарочито, пальцы его твердо сжимали ее руку.

– Леди и джентльмены, разрешите представить вам сеньориту Тэмсин Барон.

Тэмсин продолжала улыбаться все той же бессмысленной улыбкой и кланяться, пока ее представляли. При атом чувствовала она себя по-идиотски, как птица, выклевывающая крошки из пыли. Она ощущала на себе острые оценивающие взгляды пожилых дам; они невыразительно кивали, в то время как она рассыпалась в поклонах и улыбках. Однако лорд Пендрагон разглядывал ее совсем по-другому. Возможно, она пользовалась покровительством лорда Сент-Саймона, но оставалась при атом молодой женщиной, и он видел в ней молодую женщину. Викарий взял обеими руками ее ладони и сказал елейным тоном, что хотя, по его разумению, она выросла в католической вере, но, возможно, не сочтет его церковь слишком уж чужой. В приходе Тригаргана очень хорошая церковь, и он будет счастлив как-нибудь исповедать ее, если это принесет ей утешение.

Тэмсин нашла прибежище в «непонимании». Она опустила глаза и что-то забормотала, прежде чем повернуться к мисс Маршалл, которая улыбнулась ей тепло и по-дружески.

– Бедняжка, вам, должно быть, так страшно и так печально было расстаться с вашей страной.

– Пердон? – Тэмсин вопросительно посмотрела на Джулиана, который скрепя сердце переводил.

– Да, да! – закивала Тэмсин, принимая предложенную руку, и начала трясти ее изо всех сил. Ее пожатие было слишком сердечным, насколько можно было судить по озадаченному лицу девушки. Подобная сила казалась удивительной, если учесть хрупкость этого крошечного создания.

– Тэмсин очень благодарна, – сказал Джулиан. – Садись, нинья. – Он толкнул ее на стул и с удовлетворением услышал ее судорожный вздох.

– На самом деле она достаточно хорошо говорит и понимает по-английски, но боится сделать ошибку. – Он улыбнулся ей одними губами, но глаза его обещали возмездие.

Тэмсин выглядела достаточно взволнованной.

– Сеньор… есть… он… эмабль.

– О, думаю, вы преувеличиваете, – сказал Джулиан спокойно. Потом повернулся к гостям:

– Если вы будете говорить достаточно медленно, ей будет нетрудно понять.

Эстер Маршалл понимающе кивнула и заговорила неторопливо и громко, четко выговаривая слова;

– Вы ездите верхом, сеньорита?

– Езжу верхом? – Тэмсин нахмурилась. – Кабалло? О, си… мне это нравилься… очень сильно, но сеньор Сент-Саймон, он говориль, я не хорошо ездиль.

Она бросила на полковника горестный взгляд.

– О, я уверена, что лорд Сент-Саймон сможет найти смирную лошадь, чтобы вы могли попрактиковаться, – сказала Эстер сердечно. – Мы должны покататься вместе. Я медленно езжу рысцой по проселочным дорогам, поэтому можете не опасаться, что со мной вам придется трудно. Тэмсин сглотнула, а Джулиан добавил:

– Это будет очень полезно, нинья. Уверен, тебе это понравится, особенно теперь, когда погода стала намного приятнее.

– Да, она была такой мрачной, – согласилась миссис Маршалл. – Фермеры не знают, что делать с урожаем. Надолго ли вы отлучились с Полуострова, лорд Сент-Саймон?

– Мне надо провести кое-какие переговоры в Вестминстере от имени Веллингтона, – пояснил Джулиан. – И герцог озабочен тем, чтобы мисс Тэмсин хорошо прижилась на своей новой родине до того, как я покину ее. Он тоже знавал ее отца. Надеюсь, когда начнется сезон, я смогу уговорить Люси оказать Тэмсин покровительство.

Это было для Тэмсин новостью.

– Пердон? – сказала она. – Пожалуйста… но компрендо.. «К тому времени, когда истечет наш срок. Лютик, ты не сможешь отличить дня от ночи», – поклялся Джулиан про себя.

– Моя сестра, – напомнил он ей, не проявляя никаких чувств.

– Ах, си… – Она откинулась на спинку стула и, радужно улыбаясь, скрестила ноги.

Леди Пендрагон, шокированная, уставилась на нее, не веря своим глазам. Джулиан, пройдя через комнату, чтобы наполнить стакан викария, оказался стоящим лицом к Тэмсин. Он двигался быстро и ловко и неожиданно больно лягнул ее в щиколотку, отчего Тэмсин мгновенно выпрямилась и сложила руки на коленях.

– Где вы воспитывались, сеньорита Барон? – спросила леди Пендрагон медленно.

Тэмсин заморгала и нахмурилась, как бы пытаясь понять сказанное. Потом она просияла и кивнула, будто наконец поняла вопрос. Она застрекотала по-испански, кивая, расточая улыбки и делая красноречивые жесты. Слушатели, не понимая ни слова, не сводили с нее глаз, пока она наконец не замолчала. И тогда шесть голов разом повернулись к полковнику, который стоял, опираясь о каминную полку со скрещенными на груди руками. Выражение иронической отрешенности плескалось в его ярко-синих глазах.

– В монастыре, в горах, мэм, – сказал он. – В монастыре с очень строгими нравами, расположенном на самой вершине горы. Туда можно было добраться только на Муле, потому питомицы этого монастыря видели очень мало людей, если не считать святых сестер. Мать Тэмсин умерла, когда ей было десять, и после ее смерти девушку отправили туда. Потом, когда ей минуло восемнадцать, отец послал за ней, и ее доставили в Мадрид. Ее должны были представить ко двору.

Тэмсин кивала, сплетая и расплетая пальцы. Пока Сент-Саймон переводил, ее фиалковые глаза наполнялись готовым перелиться через край чувством.

– К сожалению, сеньор Барон внезапно скончался и поручил дочь заботам своих добрых друзей, герцога Веллингтона и моим.

– Си… си, – подтвердила Тэмсин, ослепительно улыбнувшись Джулиану, прежде чем разразиться новым потоком испанской речи.

– Было сочтено целесообразным отправить ее в Англию, по крайней мере до окончания войны в Испании.

Джулиан переводил, ничем не выдавая своих чувств. Несмотря на то, что его раздосадовало это лицедейство, он не мог не признать, что Тэмсин безупречно сыграла роль и создала великолепное прикрытие.

– Ах, вот как, – сказала леди Пендрагон вяло. – Как неудачно сложились для вас обстоятельства, мисс Барон.

– Простите меня, дорогая, вы были больны? – участливо спросила миссис Торнтон, подаваясь вперед и похлопывая Тэмсин по колену рукой в митенке.

С минуту лицо Тэмсин не выражало ничего, потом она весело ответила, кивнув Джулиану и побуждая его переводить.

– Она говорит, что никогда не болеет, – ответил он покорно.

– Я просто поинтересовалась… ее волосы… это весьма необычно.

Интересно, как же она это объяснит? Он перевел вопрос.

– О, это все монастырь, – начала импровизировать Тэмсин, не моргнув глазом. – Сестры настаивали, чтобы мы коротко стригли волосы… чтобы избежать греха тщеславия, понимаете ли.

– Весьма похвально, – заметила миссис Торнтон, кивнув мужу, когда лорд Сент-Саймон окончил переводить лишенным выражения голосом. Лицо его при атом напоминало маску.

– Мы часто говорим в пасторском доме о том, что молодые девушки в наши дни слишком много думают о своей внешности. Но, конечно, не Эстер. – Она одарила улыбкой миссис Маршалл и ее дочь. – Эстер – образец добродетели… и она так много помогает приходу!

– Леди Фортескью представит сеньориту Барон ко двору? – спросила миссис Маршалл, принимая комплимент, адресованный ее дочери, с благодушным кивком.

– Я так полагаю, – сказал он сухо, потягивая вино. – Сам я мечтаю вернуться на Полуостров, как вы, вероятно, догадываетесь.

– Что вы думаете о последних событиях на полях сражений, Сент-Саймон? – поинтересовался лорд Пендрагон, и мужчины покинули дам, увлеченные беседой о войне.

Тэмсин смиренно сидела в углу, пока дамы болтали, изредка кивая ей, чтобы она не чувствовала себя совсем исключенной из общего разговора, который, впрочем, был ей так же непонятен, как если бы она и впрямь не говорила по-английски. Темами их беседы были способы приготовления желе из телячьих ножек, светлые кружева для отделки платья, строптивость горничных… А Тэмсин напрягала слух, пытаясь разобрать, о чем говорят мужчины, время от времени прикусывая язык, чтобы не вмешаться в разговор, интересовавший ее гораздо больше.

– Я надеюсь, опекун… приведет вас в воскресенье в церковь? – спросила миссис Торнтон, натягивая перчатки: гости уже поднялись, готовясь распрощаться.

– Тэмсин будет молиться в нашей церкви за неимением католической, – сказал Джулиан холодно. – Не так ли, нинья?

– Пердон? – отозвалась Тэмсин, нежно улыбаясь и хлопая своими роскошными ресницами. При этом она смотрела на него с безмятежно вопросительным видом. Его ответный взгляд был суров и таил угрозу, поэтому она снова смиренно стушевалась, пока он провожал гостей до экипажей.

– У девочки есть дуэнья? – поинтересовалась миссис Маршалл, когда Джулиан подсаживал ее в ландо.

– О да, весьма устрашающая испанская леди, – торжественно заверил ее Джулиан. – А на случай, если этого недостаточно, у нее есть еще и телохранитель, настоящий исполин, шотландец, главная обязанность которого, кажется, состоит в том, чтобы держать на расстоянии незнакомцев, пока не будет выяснена их личность. Не сомневаюсь, скоро о нем будет говорить вся деревня. Габриэля трудно не заметить.

Миссис Маршалл обдумала сказанное, потом, удовлетворенная, кивнула. Подошла ее дочь и заняла место рядом с ней.

– Прощайте, сеньорита. – Эстер высунулась из коляски и протянула Тэмсин руку. – Скоро мы будем вместе кататься верхом.

– Да, – отважно согласилась Тэмсин, отвечая на пожатие, на этот раз гораздо нежнее. – И пожалуйста… пожалуйста, зовите мьеня Тэмсин. Это приятнее, си?

– Тэмсин, – сказала Эстер с улыбкой. – Такое прекрасное корнуолльское имя. Лорд Сент-Саймон сказал, что семья вашей матери давным-давно жила в этих местах. А вы должны звать меня Эстер. Я чувствую, мы подружимся.

Коляски покатили по подъездной дорожке, а Тэмсин стояла рядом с Сент-Саймоном и энергично махала рукой.

– Ну наконец-то! – Как только экипажи скрылись из виду, Джулиан повернулся к Тэмсин. Его рука легла на ее талию, и он потащил ее в дом. – Что все это значит, черт возьми?

– Мне показалось, что это прекрасное решение вопроса, – запротестовала Тэмсин. – Лицо ее выражало невинное изумление, глаза были широко распахнуты. А он все тащил ее назад, в библиотеку, и дверь заходила ходуном, когда он с силой ее захлопнул.

– Я боялась сказать что-нибудь неловкое или невпопад, я же ничего не знаю об английском обществе… Поэтому я решила, что не разговаривать совсем намного безопаснее, и у вас не будет причины на меня сердиться.

Она коснулась его рукава.

– Вы были таким свирепым, полковник, так угрожали мне.

– Избавь меня от своей несуществующей невинности, – потребовал он. – Ты дурачила и их, и меня!

– Ничего подобного, – заявила Тэмсин. – Если вы хотя бы чуть-чуть подумаете, то поймете, что это прекрасное решение всех наших затруднений. Если я не буду говорить вообще, то, значит, и не смогу сказать никакой нелепости, а поскольку все и так считают меня чужестранкой, какой-то диковинной зверюшкой, никто не будет на меня коситься, если я буду вести себя не так, как все. Пока вы будете учить меня не делать ошибок, я буду притворяться, что изо всех сил стараюсь выучить английский. А потому, когда наступит мой дебют, или как там вы его назовете, можно будет меня выпустить на сцену без опасений, я заговорю по-английски, не боясь все испортить.

– Выпустить тебя без опасений? – пробормотал Джулиан. – Боже мой! Да разве это возможно?

Он рассеянно провел рукой по волосам, падавшим на лоб.

– Если позволить тебе появиться в обществе, ты будешь так же безопасна, как кобра в мышиной норе.

– О! – воскликнула Тэмсин. – Что за ужасное сравнение! И что дурного в моем плане? Он дает возможность полного прикрытия.

Джулиан, чувствуя свое поражение, покачал головой. Он был вынужден признать ее правоту, но не мог заставить себя высказать это вслух. Он подошел к буфету и налил себе стакан вина, с минуту глядя на нее в грозном молчании.

– Я скажу вам кое-что еще, – вдруг выпалила Тэмсин с внезапной решимостью. – Если вы еще раз назовете меня «нинья», Сент-Саймон, я отрежу вам язык!

– Моя дорогая девочка, для роли, которую ты настойчиво пожелала играть, лучшего обращения не придумать, – сказал Джулиан небрежно. – Молчаливая маленькая девочка, которая пытается приспособиться к обычаям чужой страны, с ужасом глядит на незнакомый огромный мир после всех этих лет заточения в горном монастыре и старается побороть грех тщеславия…

– Вы неплохо соображаете, и ваши объяснения убедительны, – заявила Тэмсин запальчиво.

– О, и тебя не упрекнешь, что ты плохо соображаешь или не изобретательна, нинья, – сказал он. Его губы дрожали от смеха, когда она, разъяренная, оскалилась, как щенок, показывая белые зубки.

Он поймал ее за талию, как раз когда она готова была броситься на него, и поднял над головой.

– Ты предприимчивая, сообразительная маленькая разбойница, которой теперь придется манерно трусить рысцой по проселочным дорогам на жирном пони, потому что сеньор Сент-Саймон утверждает, что она ездит плохо.

– О нет! – закричала Тэмсин, брыкаясь.

– О да! – ответил он с усмешкой. – Твоя изобретательная ложь выходит боком, мучача. Теперь ты не сможешь появиться верхом на Цезаре.

– Тогда я буду ездить верхом только ночью, – решительно заявила она. – Опустите меня.

Он позволил ей медленно соскользнуть на пол, не отпуская талии. Но его насмешливая улыбка потускнела, когда руки случайно коснулись ее груди. При этом прикосновении негодование исчезло из фиалковых глаз. Крошечные ступни коснулись ковра, и он осторожно провел пальцем по холмикам, прикрытым изящным муслином с узором из веточек. Ее соски мгновенно ответили на это прикосновение и напряглись, а губы приоткрылись, и дыхание стало частым.

– Здесь? – прошептала она. – Сейчас? В голосе ее явственно слышалось возбуждение. Было утро, и они находились в самом сердце многолюдного дома. Из-за закрытой двери до них доносились голоса и шаги слуг. Джулиан посмотрел в окно, туда, где садовник поливал цветы.

Он снова перевел взгляд на обращенное к нему лицо Тэмсин, горящее желанием и не знающим преград призывом. Она шагнула к нему, тело ее изогнулось, и это зрелище вызвало в нем такой трепет, от которого перехватило дыхание.

– Встань туда, – скомандовал он, и голос его был резким и решительным. – Быстро.