Текст книги "Фиалка"

Глава 6

– Где наша гостья, Джулиан? – спросил главнокомандующий, когда полковник вошел в его апартаменты.

– Я послал Сандерсона, чтобы он проводил ее сюда, – ответил Джулиан, кивком приветствуя остальных пятерых членов штаба, собравшихся на обед к Веллингтону.

– Ну и каково ваше впечатление о ней, Джулиан? – поинтересовался майор Карсон, подавая ему стакан шерри. – Просветите нас.

– Я бы ни капельки ей не доверял, – заявил Сент-Саймон решительно.

– Учитывая, что она и сама-то с капельку, получается совсем немного, – сказал Веллингтон, смеясь собственному каламбуру. Смех его очень напоминал лошадиное ржание.

Улыбка Джулиана была суровой.

– Вы попались на удочку – вас обмануло небольшое представление, которое она разыграла здесь сегодня.

– Представление? – Веллингтон удивленно поднял бровь.

– Это бессилие, изнеможение трогательной маленькой сиротки. Конечно, она была измучена, это верно. Думаю, за последние пять дней ей удалось поспать всего несколько часов, да и то главным образом в седле. Но упасть в обморок – Фиалке? Нет уж, увольте, найдите другого простака.

С гримасой отвращения он залпом проглотил свой шерри.

– Так вам эта леди не нравится, Джулиан? – спросил с усмешкой бригадир Корнуоллис.

– Чрезвычайно не нравится. И, должен вам сказать, Корнуоллис, что слово «леди» в данном случае совершенно неуместно. Она двуличная, алчная, готовая на любую подлость интриганка.

После того как прозвучало это краткое, но убедительное обличение, с минуту все молчали, потом полковник Уэбстер сказал;

– Ах, Джулиан, вы никогда не относились спокойно к своим даже незаметным постороннему глазу поражениям.

«Вы и половины не знаете из того, что произошло». Но Джулиан не произнес этого вслух. Он удовольствовался еще одной мрачной улыбкой и заметил:

– Вы еще не слыхали, как меня вынудили сделать отчаянный бросок чуть ли не через всю страну, чтобы снять эполеты с Корнише.

– Что? – послышались восклицания, и полковник снизошел до краткого описания известных событий. При этом смеялись все, кроме самого рассказчика.

– Прошу прощения, сэр. В дверях появился Сандерсон.

– Ну? – Веллингтон посмотрел на него с легким раздражением. Лейтенант пришел один.

– Фиалка, сэр… она…

– Сбежала? – перебил Сент-Саймон, рывком вскакивая на ноги и ставя на стол стакан с шерри.

– О, нет, полковник, но она спит, и сеньора Браганца не смогла ее разбудить.

– Может быть, следует дать ей отоспаться? – предложил Веллингтон.

– О, да она не спит, – заявил Джулиан. – Это одна из ее штучек. Я доставлю ее сюда через пятнадцать минут. С этими словами он вышел из комнаты.

– Ну-ну, – пробормотал Уэбстер, – не могу дождаться момента, когда встречусь с нашей гостьей. Кажется, она произвела чрезвычайно сильное впечатление на Сент-Саймона.

– Пожалуй, – согласился командующий, задумчиво хмурясь. – Хотя Бог его знает, произвела или нет?

Сеньора Браганца приветствовала разгневанного полковника нескончаемым потоком португальской речи и усиленной жестикуляцией. Джулиан, чуть-чуть знавший по-португальски и относительно бегло говоривший по-испански, понял, что «бедное дитя» спит как ангел и что было бы преступлением будить ее. Партизаны не трогали местное население Португалии и Испании, и похоже было, что вдова готова выдержать настоящее сражение, чтобы защитить сон отдыхающей наверху девушки.

Хозяйка стояла на подступах к лестнице, и Джулиану пришлось просто отодвинуть ее в сторону.

Он распахнул настежь дверь маленькой комнатки под крышей и остановился, будто что-то удержало его на пороге.

Лунный свет из единственного круглого оконца падал на узкую походную кровать, на которой лежала Виолетта… Она спала на спине, руки ее были подняты вверх и покоились по обе стороны подушки, ладони сжаты, как у спящего младенца.

Джулиан закрыл дверь прямо перед носом у причитающей вдовы и, неслышно подойдя к кровати, остановился возле, глядя на девушку. Во сне ее лицо приобрело выражение детской невинности, что его изумило и даже чуть-чуть напугало, уж больно неожиданным был этот новый образ. Темные, густые, пушистые ресницы полукружьями лежали на ее высоких скулах, гладкая, обласканная солнцем, загорелая кожа будто светилась теплым сиянием. Но сон не смягчил ни твердой линии ее рта, ни решительного очертания подбородка.

– Тэмсин? – Он произнес ее настоящее имя тихо и нежно, не отдавая себе отчета в том, что обратился к ней так впервые.

Она пошевелилась, ресницы затрепетали, с губ сорвалось – невнятное протестующее бормотание. Но по ее реакции, по ее немедленному ответу Джулиан понял, что девушка не спала и понимала, что он ее разглядывает.

Он плотно сжал губы.

– Вставай, Виолетта. Ты не обманешь меня этим представлением.

Ее ресницы взметнулись, и темно-фиалковые глаза обратились на него с таким непередаваемым выражением призыва и лукавства, что у него захватило дух. Не спуская с него глаз, она ногой отбросила одеяло, обнажив тело, казавшееся кремовым в лунном свете. Она улыбнулась и вопросительно подняла бровь, так выразительно потагиваясь, что это нельзя было истолковать иначе, чем приглашение.

Джулиан с трудом сглотнул, пораженный такой беспредельной наглостью, бесстыдством, с которым она обнаружила истинную цель всей этой комедии. Стиснув зубы, он изо всех сил старался противостоять этой напасти. Когда он наконец заговорил, голос его показался скрежетом в полной ожидания, напоенной чувственностью тишине.

– Даю тебе десять минут, чтобы одеться и быть готовой сопровождать меня на обед. Если ты не уложишься в этот срок, то, уж прости, я понесу тебя по улицам на руках прямо в таком виде.

Он повернулся и вышел из комнаты, почти побежал, будто дьяволы соблазна гнались за ним, готовые ввергнуть его в ад.

Тэмсин спрыгнула с кровати и потянулась. Странно, но поведение англичанина опровергло ее ожидания. Насколько показывал ее опыт, мужчины никогда не отказывались от подобных приглашений. Особенно в то время и в том месте, где трудно было найти замену. Он же не мог догадаться, каковы ее планы насчет его, а точнее, их общего ближайшего будущего.

Взявшая над ней опеку домохозяйка снабдила Тэмсин всем, что требовалось: чистым постельным бельем, чулками и рубашкой. Они были из грубой домотканой материи, а не из батиста, льна или шелка, которые привыкла носить Тэмсин, – дочь Эль Барона пользовалась всем самым лучшим. Но белье было чистым, и чистой была ее кожа, и волосы свежевымыты. Вдова также почистила ее бриджи из кожи, мягкой, как масло, и отполировала до блеска сапоги, теперь блестевшие как зеркало.

В таком виде Тэмсин чувствовала себя значительно лучше и уверенней, чем в предшествовавшие дни, и такой, чистой и уверенной, она упруго сбежала по лестнице, навстречу раздраженному ожиданием полковнику лорду Сент-Саймону, мерявшему шагами улицу возле дома.

– Итак, милорд полковник, я готова следовать за – вами. – Она улыбалась так беспечно, как будто напряженных минут в спальне и не бывало. – И голодна как волк. Надеюсь, у вашего командующего хороший стол.

Джулиан не снизошел до ответа, а всего лишь развернулся и быстро зашагал по вымощенным камнями улицам, освещенным масляными лампами и одинаково оживленным вечером и днем. Армия не спала, и осадные работы продолжались при лунном свете так же напряженно, как и при солнечном.

Все присутствовавшие в комнате как один повернулись, когда Сент-Саймон и его спутница вошли.

– А, Виолетта, – сказал Веллингтон, делая шаг в ее сторону. – Надеюсь, вы отдохнули.

– Да, благодарю вас, я выспалась прекрасно. Тэмсин приняла предложенную ей руку.

– Джентльмены, беру на себя смелость представить вам легендарную Фиалку-Виолетту. – При этих словах командующий обвил рукой ее талию.

Тэмсин не сделала попытки выскользнуть из этих полуобъятий. Как ни в чем не бывало она улыбкой и кивками отвечала на поклоны офицеров. Всем была известна репутация герцога как большого любителя флирта, и она обрадовалась, что он клюнул на приманку, – это могло послужить ее целям.

Джулиан стоял поодаль, поглощая шерри и мрачно наблюдая, как мужчины толпятся вокруг маленькой обманщицы. Безусловно, Виолетта знала, как стать центром внимания. Несмотря на мужской костюм и короткие волосы, сверкающим шлемом охватывавшие ее голову, она источала очарование женственности… "Все это уловки, – одернул себя он. – Чего, черт возьми, она добивалась? Она приехала сюда торговать информацией, а вовсе не затем, чтобы превратить все командование английской армии в поклонников пресловутой Цирцеи[7]7
  Цирцея – в греческой мифологии дочь Гелиоса, волшебница, обратившая в свиней спутников Одиссея.


[Закрыть].

Вошел слуга с говяжьим филеем на деревянной доске. Он поставил блюдо на стол, накрытый перед огнем, и объявил:

– Обед подан, сэр.

– Хорошо, – Веллингтон потер руки в предвкушении. – Идите сядьте рядом со мной, моя дорогая. – Он указал Тэмсин на стул справа от себя и занял место во главе стола.

Командующий взял монокль и обследовал содержимое блюд, в то время как слуги снимали с подносов и ставили на стол дымящиеся тарелки.

– Итак, что у нас здесь? Кажется, это бараньи отбивные. Позвольте поухаживать за вами… Скажите, следует ли мне называть вас Виолеттой, или у вас есть и другое имя? – Он положил на ее тарелку отбивную и несколько толстых ломтей говядины.

– Мое христианское имя – Тэмсин, – сказала она, с жадностью накладывая на свою тарелку жареную картошку с большого блюда. – Виолетта или Фиалка – под этими именами меня знают партизаны.

– У всех партизан есть прозвища? – поинтересовался бригадир, наполняя стаканы вином.

Взяв руками баранью отбивную, Тэмсин сверкнула на него улыбкой:

– Пожалуй.

Джулиан наблюдал, как ее крепкие острые зубы отрывали куски мяса. Котлету она тоже держала руками. Старательно обглодав кость, Тэмсин взяла вилку и наколола на нее картофелину. Она ела с естественностью голодного зверька, орудуя пальцами, если так ей было удобней, или ловко отделяя мясо от кости речной форели всего двумя движениями ножа. Как ни странно, ее манеры не производили впечатления отталкивающих, наверное, в силу совершенной непринужденности. Едой следовало наслаждаться, считала она, так же как хорошей постелью и любовными утехами. Сент-Саймон заметил, что она выпила несколько стаканов воды, но едва прикоснулась к вину. Как бы случайно он повернул стул боком к столу;

– Ты не любишь вино, Виолетта?

Она бросила на него мгновенный взгляд, и глаза ее были остры и зорки;

– Напротив, милорд полковник, в надлежащее время в надлежащем месте я, как и любой другой, получаю удовольствие от доброго глотка «роха», но стараюсь проявлять благоразумие, чтобы вино не ударило в голову. – Она улыбнулась. – Так же относилась к вину и Сесиль.

– Сесиль? – переспросил майор Карсон, поднося ко рту вилку с тушеными грибами.

– Моя мать, сэр. Я унаследовала ее маленький рост. Барон считал, что у нас слишком маленький рост и вес, чтобы большое количество вина могло пойти нам на пользу. – Тэмсин откусила кусочек миндального пирожного. – Думаю, это объяснение не хуже любого другого.

– Сент-Саймон сказал нам, что ваша мать была англичанкой, – заметил бригадир, пригубливая вино.

– Да, – согласилась Тэмсин. Она прикоснулась пальцами к медальону, что висел у нее на шее. – Это принадлежало моей матери, а до нее, кажется, ее матери.

– Но как ваша мать оказалась в Испании? – поинтересовался Карсон.

– Она ехала навестить каких-то друзей семьи… кажется, посла в Мадриде. В какой-то точке путешествия она попала в руки отца. – Тэмсин улыбнулась и взяла еще одно пирожное из корзиночки, стоявшей возле нее. – И не захотела его покинуть… до самой смерти.

Облачко грусти, затуманившее ее лицо, исчезло так быстро, что один только Джулиан успел его заметить. Но хотя она продолжала улыбаться, глаза оставались суровыми… Будто она задернула шторы, оставив там, внутри, самое потаенное, подумал он. Будто что-то очень глубинное и ценное оказалось вдруг в опасной близости к поверхности.

Беседа носила общий характер до тех пор, пока не убрали столовые приборы и не появился графин с портвейном. Стулья отодвинули от стола, зажгли сигары, графин начал путешествовать, переходя из рук в руки, и никому не приходило в голову, что присутствие Фиалки здесь неуместно… И меньше всех, думал Джулиан, эта мысль приходила в голову самой разбойнице. Пока Джулиан подбирал подходящие для данной ситуации эпитеты, разглядывая Виолетту из-под тяжелых век, она открыто флиртовала и шутила с Веллингтоном.

Когда она приняла из рук Веллингтона очищенную виноградину, Джулиан решил, что с него хватит. Его ждали солдаты в траншеях, ждали дела. Он поднялся, отодвинув стул.

– Извините меня, джентльмены, но пора расставлять пикеты. Я должен вернуться к своей бригаде.

– Люди в скверном настроении, – заметил полковник Уэбстер, внезапно помрачнев. – Они поносят испанцев, сдавших Бадахос французам без боя, и клянут этих чертовых французов за то, что они продолжают упорствовать, хотя знают, что Бадахоса им не удержать.

– Помяните мое слово, когда мы войдем в город, вот тогда-то и начнется черт знает что, – добавил бригадир Корнуоллис пророческим тоном, снова наполняя стакан портвейном.

– Да, удержать их в узде будет нелегким делом, – согласился Сент-Саймон. – Итак, доброй ночи, джентльмены.

Он бросил взгляд на Тэмсин и был поражен тем, как она внезапно побледнела, каким серьезным стало ее лицо. И снова, как ему показалось, мелькнуло в ней что-то потаенное, скрытое от посторонних глаз.

– Прощай, Виолетта, – сказал он осторожно. – Надеюсь, твои дела здесь закончатся успешно.

Тэмсин мгновенно вернулась к настоящему. Полковник говорил с ней так, будто они виделись в последний раз.

– Надеюсь, что так, милорд полковник. Но мы еще увидимся утром.

– Боюсь, что нет, – сказал он. – Мои дела не позволят мне вернуться в Эльвас.

Он поклонился командующему и, оставив уютную, освещенную светом камина комнату, вышел, чтобы вернуться в промозглый холод лагерной палатки, к вою снарядов и грохоту мортир. Но Сент-Саймон надеялся, что впервые с того момента, как он увидел Виолетту, будет спать спокойно. Свою роль в ее жизни он сыграл.

Тэмсин смотрела на закрывшуюся за ним дверь со странным выражением лица – брови ее были как бы в сомнении подняты. Дела будут удерживать его вдали от Эльваса? Ему предстоит убедиться в своей ошибке. Для полковника лорда Джулиана Сент-Саймона найдется работа и в штаб-квартире.

– Итак, Тэмсин, не перейти ли нам к делу? – внезапно изменившимся голосом сказал Веллингтон. Теперь он был сама решительность, благодушие щедрого хозяина исчезло, уступив место властности главнокомандующего. – Вы обладаете информацией, которую готовы нам продать. Какова же ваша цена?

Тэмсин покачала головой, и тон ее стал таким же колючим.

– Сначала изложите мне конкретно, сэр, что вы собираетесь купить.

Веллингтон перечислил все, что его интересовало: кодовые имена и пароли всех партизанских отрядов в этом районе, их расположение и состав – чтобы он сам мог вступать с ними в контакт, не дожидаясь, пока они изъявят желание связаться с ним, детальная карта горных перевалов, известных только партизанам, вооружение партизан, а также список того, чего у них нет и что армии полуострова могли бы им поставить.

Тэмсин слушала внимательно, потом сказала:

– Да это целый список покупок, сэр! Конечно, мне требуется время обдумать его хотя бы до утра.

– Естественно, но я надеюсь, что вы не будете думать слишком долго.

– Хочу предупредить сразу: не стану продавать вам что-либо, способное поставить под угрозу целостность партизанского движения.

– О? – Веллингтон нахмурился. – Я и не предполагал, Виолетта, что вы так щепетильны в делах. В глазах ее вспыхнули молнии.

– Я не предаю своих друзей, сэр.

– Нет, конечно, нет, – сказал он примирительно. – Но вы же понимаете разницу между тем, как употребим такую информацию мы и как – французы. Мы бы использовали ее на благо ваших друзей, а не во вред им.

– Возможно, вы правы, сэр, но мои друзья ревностно относятся к независимости и не от всех готовы принять помощь. – Тэмсин встала, скрипнув стулом по деревянному полу.

– Благодарю за гостеприимство. Завтра утром я буду в вашем распоряжении.

Мужчины поднялись с мест, когда она выходила из комнаты, а Веллингтон поспешил вслед за ней, чтобы сказать лейтенанту:

– Сандерсон, позаботьтесь, чтобы нашу гостью в целости и сохранности проводили до ее жилища.

– В этом нет необходимости, – заметила Тэмсин. – Разумеется, ваши солдаты не обидят меня.

Это замечание вызвало краску смущения на лице командующего. Он не видел причины для подобной «шпильки», но почувствовал потребность оправдаться.

– Думаю, что не обидят, – сказал он принужденно. – И все-таки примите эскорт. Тэмсин склонила голову.

– Если вы так настаиваете, сэр. Доброй ночи. – И она начала спускаться по лестнице, за ней следовал лейтенант. Хмурый Веллингтон смотрел ей вслед. «Странная девушка, – думал он. – И недооценивать такую не стоит».

Освещаемый лишь холодным светом звезд, Джулиан шагал между палатками, в которых разместилась его бригада. Две группы солдат трудились в траншеях, остальные сменились с постов и, сидя вокруг костров, тихо разговаривали, дым от их трубок поднимался голубыми облачками, и звенели, стукаясь друг о друга, большие кружки.

Полковник останавливался поболтать, приветствовал сидящих, всех называл по именам, где шуткой, где острым словом стараясь поднять настроение. Надеялись ли они на успех штурма города? Хотели ли его? Горели ли жаждой мести?

– Мы все будем рады, сэр, когда покончим с этим, – сказал кряжистый солдат, флегматично попыхивая трубкой и пытаясь зашить дыру в подошве сапога.

– Прошу прощения, сэр, но это – дьявольское занятие.

– Но если старина Хуки говорит, что мы должны этим заниматься, то займемся, – отозвался его приятель, всем своим видом выказывая покорность судьбе.

Джулиан улыбнулся и пошел дальше. Он знал, что в бригаде ему придумали несколько прозвищ – в основном происхождение их относилось к его крупному крючковатому носу[8]8
  Хук – по-английски крючок, хуки – крючковатый.


[Закрыть]. И было правдой, что за ним они были готовы последовать хоть в ад.

Сент-Саймон бросил взгляд в сторону Бадахоса – город словно распластался по равнине. В трех местах в его стенах зияли бреши. Штурм был намечен на завтрашнюю ночь, но, когда наступали паузы в обстреле, французы старательно заделывали эти отверстия. Взятие Бадахоса обещало быть кровавым: город должен был жестоко расплатиться за свое упрямство.

– Сержанту Горману пришлось расхлебывать кашу с эполетами Корнише, которую заварила ваша Виолетта, – сказал кто-то из темноты у самого его плеча. – По-моему, Фиалка – большая проказница.

– Можно сформулировать и так, Френк, – ответил Джулиан, поворачиваясь к своему адъютанту, молодому капитану. – Но я бы назвал это иным словом.

– Чудной народ эти партизаны, – заметил капитан Френк Фробишер. – Считают нас большими врагами, чем самих врагов.

– Ну, слава Богу, мои дела с Фиалкой закончены, – подытожил Джулиан. – Пусть попробует свои фокусы на лорде, и посмотрим, куда это ее заведет.

Он повернулся и зашагал обратно, к своей палатке.

– Хотите рюмочку перед сном? У меня там был сносный коньяк. Если, конечно, Тим О'Коннор не совершил на него набег в мое отсутствие.

Френк рассмеялся:

– Сомневаюсь, чтобы даже Тиму, с его умением заговаривать зубы, удалось проскользнуть мимо Доббина. Этот парень – сущий цербер, когда речь заходит об охране вашего имущества.

Они нырнули в палатку полковника, где его слуга подрезал фитиль масляной лампы. Котелок с водой уже закипал на огне жаровни с древесным углем.

– Вы, конечно, будете пить чай, полковник? – больше для проформы поинтересовался Доббин, зная неизменный ежевечерний распорядок Сент-Саймона в лагере.

– Позже… Капитан Фробишер выпьет коньяку. Джулиан поставил походный складной стул для гостя, отвернулся, порылся в деревянном ящике, вскоре извлек на свет большую квадратную бутыль прекрасного коньяка.

– Есть у нас стаканы, Доббин?

– Да, сэр, – слуга поставил стаканы.

– Не коньяком ли это пахнет? – раздался веселый голос, и в палатку заглянуло румяное лицо.

– Я так и подумал, что вы вернулись, Джулиан. Благоухание этого райского напитка слышно даже на улице.

Тим О'Коннор с трудом втиснулся внутрь, отчего палатка сразу показалась тесной. Его внушительная фигура заняла немало места. Тим придвинул к себе второй складной стул и сел, лицо его просияло.

– Так расскажите нам об этой знаменитой бандитке. Заслуживает она внимания?

– Не в моем вкусе, – ответил Джулиан вяло и тотчас переменил тему. – Наша бригада во время завтрашнего штурма должна сосредоточить свое внимание на бастионе Сан-Винченте. Есть какие-нибудь соображения по поводу тактики?

О'Коннор и Фробишер немедленно переключили внимание на дела бригады и предстоящий штурм Бадахоса, и Виолетта была забыта. Но нежелание Сент-Саймона говорить о своих совместных с разбойницей приключениях или хоть в самой малой степени удовлетворить любопытство друзей, коснувшихся этой темы, не прошло незамеченным.

Друзья ушли. Джулиан лежал на своей походной кровати, попивал мелкими глотками чай и думал о готовящемся штурме, о своей вероятной гибели, обо всех неизбежных смертях. Завтра он снова потеряет друзей. За четыре года войны на полуострове он потерял их немало, но к этому трудно было привыкнуть. И Виолетта, похоже, тоже видела немало. Он замечал, как ее фиалковые глаза иногда подергивались серой пеленой воспоминаний, а на дне их, в самой глубине, таилась тьма. «Да, весьма противоречивое создание, – думал Джулиан. – Яркая, чувственная, а внутри?.. Что за омут темных страстей?..»

И тут он вспомнил, что больше не должен думать о Фиалке. Забыть ее страсть, озорство, насмешки, мелькнувшее облачко грусти… ее руки… глаза… С этим покончено. Этого не будет больше никогда.