Текст книги "Сделка"

Джоан вулф
Сделка

Глава 1

Некоторые люди считают Гейл Сандерс упрямой и безрассудной, но у меня по крайней мере всегда хватает ума понять, что не следует без особой надобности лезть в самую середину снежной бури. Эти слова я довольно часто повторяла графу Сэйвилу, однако он, видимо, не придавал им особого значения.

– Откуда мне было знать, что эта прячущаяся во мраке ночи гостиница изволила сгореть? – таким был его неизменный ответ. – И если вы, Гейл, еще раз повторите вашу набившую оскомину фразу, то, клянусь, пожалеете об этом!..

Впрочем, я немного забежала вперед, потому что история, о которой собираюсь рассказать, началась еще в феврале, после полудня, в самую метель. Мы с моим восьмилетним сыном Никки как раз выползли из дома, чтобы добраться до конюшни и задать корм лошадям, и тут сквозь снег и начавшуюся сгущаться темноту увидели карету, которая свернула к воротам моего скромного жилища. Пока мы не без удивления наблюдали за каретой, она уже приблизилась к месту, где мы стояли.

– Господи! – сказала я сыну. – Что все это значит?

– Это карета, мама, – ответил Никки, не менее удивленный, чем я.

Уже само появление здесь этого средства передвижения было не совсем обычным, но еще более поразил меня голос кучера.

– Если не ошибаюсь, это дом миссис Сандерс? – прокричал он с интонациями человека, несомненно, учившегося в Итоне, а затем и в Оксфорде.

Высвободив подбородок из теплого шарфа, я приблизилась к карете.

– Да, вы не ошиблись, – ответила я, с трудом перекрикивая завывания ветра. – Сбились с дороги?

Вместо ответа кучер соскочил с козел, и я обратила внимание на то, что, несмотря на тяжелую одежду, он сделал это весьма легко.

– Вовсе нет, – произнес он. – Я собирался остановиться в «Рыжем льве», но на том месте, где он был, его уже нет.

Я машинально взяла под уздцы левую пристяжную из его упряжки, и кучер подошел ближе. Он был очень высок ростом.

– "Рыжий лев" сгорел два месяца назад, – подал голос Никки из-под меховой шапки, надвинутой чуть ли не до самого носа.

– Так я и понял, но, пожалуй, слишком поздно.

В этот момент отворилась дверца кареты, и оттуда появился еще один мужчина.

– Нашли ночлег, милорд? – спросил он.

– Вероятно, да, – ответил кучер с тем же безупречным аристократическим произношением. – Подойди к Норовистому, Джон, и мы уведем лошадей в какое-нибудь укрытие.

Я начинала чувствовать себя персонажем одного из романов одаренной богатым воображением миссис Анны Радклиф11
  Радклиф, Анна (1764-1823) – английская писательница. – Здесь и далее примеч. пер.


[Закрыть].

Одно было совершенно ясно: нельзя отдавать лошадей на милость снежной буре.

– Следуйте за мной, – сказала я, снова оттянув шарф ото рта, и двинулась по заметенному снегом двору к своей невзрачной, требующей изрядного ремонта конюшне.

Когда я попыталась открыть ворота, порыв ветра едва не вырвал створку из моих рук.

– Позвольте мне, – предложил кучер. Руками в теплых перчатках он ухватил обе створки и благополучно открыл ворота, не давая ветру сломать их о стенку конюшни, после чего туда завели лошадей, тащивших покрытую снегом карету.

Когда лошади успокоились, тот, кто исполнял обязанности кучера и кого второй мужчина почтительно называл милордом, повернулся ко мне и, улыбнувшись – в сумраке блеснули зубы, – спросил:

– Все это кажется вам немного странным, не правда ли, миссис Сандерс?

– Более чем странным, – призналась я. – Откуда вам известно мое имя? Уж не разыскиваете ли вы меня, сэр?

– Вы совершенно правы, мадам. Разрешите представиться… – То, что я услышала, вполне уместно прозвучало бы в сверкающей огнями зале, но не в старой конюшне. – Я граф Сэйвил и должен сразу уверить вас, что, отправляясь в путь сегодня утром, не имел ни малейшего намерения воспользоваться вашим гостеприимством. Я собирался остановиться в «Рыжем льве».

Граф Сэйвил! Потрясение, которое я испытала, услышав это имя, мешало мне понять, что именно он говорит.

Что нужно от меня этому человеку?

Слава Богу, в конюшне царила полутьма – она скрыла, я надеялась, испуг в моих глазах и румянец на щеках.

– Если вы настоящий граф, – услышала я голосок моего Никки, – то почему сидите на козлах и правите лошадьми?

– Потому что бедняга Джон Гроув совсем окоченел от холода, – последовал чуть насмешливый ответ, затем граф посмотрел на меня. – Могу я надеяться, миссис Сандерс, что моим лошадям найдутся место и корм в вашей конюшне?

Я подняла руки ко лбу, в голове у меня еще царила сумятица.

– Два стойла у нас пустые, мама, – подсказал мне Никки.

Его слова привели меня к окончательному и не слишком утешительному выводу, что придется все же предоставить кров Сэйвилу и четверке его лошадей. В самом деле, не оставлять же их без защиты от холода и снега!

– Полагаю, – сказала я без особого воодушевления, – что смогу освободить еще два стойла. Там стоят наши пони. Привяжу их к стене в конце конюшни. Так что распрягайте ваших бедных животных.

По всей видимости, граф Сэйвил не обратил внимания на мой не слишком приветливый тон.

– Вы очень любезны, мадам, – сказал он.

Поместить коней в стойла оказалось не таким уж сложным делом, поскольку мой конюх Тим прибрал конюшню еще до своего ухода несколько часов назад. Нам с Никки осталось мало работы. Я перевела пони в другое место, постелила свежую солому в четыре пустых стойла, и, когда мужчины распрягли усталых лошадей, все уже было готово. Мои собственные лошади подняли головы от подложенных мной охапок сена, спокойно оглядели вновь прибывших и продолжили одно из главных дел своей жизни. Только бедные пони были немного взволнованны, оказавшись в непривычном месте; они обнюхивали углы и недовольно фыркали.

– Надеюсь, там нигде не валяются и не торчат гвозди, – поделилась я с Никки своим беспокойством, и сын заверил меня, что ничего такого не может быть: Тим Хейнз – отменный конюх, и он сам, Никки, не бросал на пол никаких острых и колючих предметов.

– Значит, возвращаемся в дом, – сказала я и, взглянув на стоящих поодаль мужчин, коротко спросила:

– Ели что-нибудь?

– Ничего с самого завтрака, миссис Сандерс, – ответил граф Сэйвил.

– Выходит, вы голодны?

– Даже очень, – виновато согласился он.

Я поглубже натянула шапку на голову Никки, спрятала лицо в теплый шарф и направилась к выходу из конюшни, пробормотав:

– Идемте со мной.

Мы вышли в снежную темень.

Должно быть, миссис Макинтош сумела увидеть нас из окна, потому что прежде, чем я прикоснулась к дверной ручке, дверь в дом отворилась.

– Заходите, милочка, пока не превратились в кусок льда, – приветствовала она меня так, словно я вернулась из дальнего путешествия. – Сынок, – это уже к Никки, – снимай пальто и шапку и оставь прямо тут, у двери.

Мы дружно потопали ногами, стряхивая снег с обуви, и вступили в убогий холл моего более чем скромного наемного жилища. С любопытством оглядев обоих мужчин, миссис Макинтош поинтересовалась:

– Должно быть, заплутались в метель, джентльмены?

Граф Сэйвил снял шапку и повернулся к низенькой полной шотландке, едва достающей ему до подбородка.

– Прошу извинить за вторжение, мэм, – сказал он, – но, как я уже говорил, мы собирались остановиться в «Рыжем льве», однако от него, увы, остались одни головешки.

– Милорд, – сухо проговорила я, – это моя экономка миссис Макинтош… – И, повернувшись к ней, добавила:

– Миссис Макинтош, граф Сэйвил и его кучер мистер Гроув, видимо, останутся у нас на эту ночь.

При слове «граф» бледно-голубые глаза экономки едва не вылезли из орбит, но она не произнесла ни слова.

– Как поживаете, миссис Макинтош? – нарушил молчание Сэйвил. – Могу я снять верхнюю одежду?

– Уж конечно, милор-р-рд, – мгновенно отозвалась она, напирая на звук "р", что свойственно многим шотландцам. – Вы оба навер-р-рняка умир-р-раете от голода. Сейчас мы вас накор-р-рмим.

– Вы попали в самую точку, мэм, – сказал граф, – когда произнесли слово «умираете». Не правда ли, Джон?

– Сущая правда, милорд, – с готовностью откликнулся тот.

– Не беспокойтесь, джентльмены, – успокоила их миссис Макинтош. – Еды хватит на всех.

Я прервала эти любезности, сказав, что устрою гостей в дальних комнатах наверху.

Миссис Макинтош с испугом воззрилась на меня:

– Вы не можете поселить милорда в такой комнате, милочка!

Я не успела объяснить, что, к сожалению, других комнат здесь нет, потому что Сэйвил с невыразимой учтивостью произнес:

– Пожалуйста, не беспокойтесь из-за меня. Я буду благодарен за любое пристанище.

В общем-то эти две спальни были не так уж плохи, однако я затеяла там покраску стен, и, разумеется, сейчас они находились не в лучшем виде. Но что я могла поделать?

– Комнаты вполне подойдут, – с некоторым нетерпением сказала я, обращаясь к миссис Макинтош. – Пожалуйста, принесите туда горячей воды, а после ужина можно постелить постели.

– Я тоже очень хочу есть, – жалобно сказал Никки.

– Уже все готово, сынок, – заверила его миссис Макинтош. Голос ее смягчился, как всегда, когда она говорила с моим сыном. – Умывайтесь и переодевайтесь, джентльмены! Вода будет через минуту.

С этими словами она удалилась на кухню, а я повела незваных гостей наверх.

Мы снимали этот дом уже в течение восьми лет, и, несмотря на мои ежегодные настойчивые просьбы, хозяин не делал в нем ровно никакого ремонта – все оставалось в том же виде, как лет пятьдесят назад. Мы въехали сюда, когда еще был жив мой муж, и нашему выбору способствовал не столько облик жилища, сколько его цена и близость к Лондону, а также прекрасно оборудованные конюшни.

Надо признать, по лицу графа Сэйвила никак нельзя было узнать его мнение о доме, в который он попал, и тем более о предназначенной ему комнате. Он любезно поблагодарил меня и заверил, что тотчас же спустится вниз. Я не сомневалась в этом, потому что понимала: находиться в мрачной, голой комнате, всю обстановку которой составляют спартанского вида кровать, ободранный шкафчик и простой стул, – удовольствие не большое.

Я отправилась в свою комнату, где благодаря заботам миссис Макинтош уже вовсю пылал огонь в камине, сняла тяжелое теплое шерстяное платье и переоделась в более легкое, вполне приличное, но отнюдь не вечернее. У меня не было ни малейшего желания наряжаться ради графа Сэйвила.

Интересно, чего он все-таки хочет от меня?

Подойдя к окну, я отдернула темно-красные шторы. Холодный воздух сразу охватил тело, я поежилась. Снаружи было уже совершенно темно. Слышалось завывание ветра, неплотно прилегающие стекла содрогались от его порывов и снежной крупы, которую он швырял в окно.

Я задернула шторы и снова приблизилась к камину, чтобы закончить одеваться. Когда я причесывала свои коротко стриженные темные волосы, раздался стук в дверь. На пороге стояла чем-то обеспокоенная миссис Макинтош.

– Милочка, – сказала она. – Я хотела бы знать… Кучер их сиятельства на кухне со мной и мистером Макинтошем, а куда подать еду мастеру Никки?

С трех лет Никки всегда ел вместе со мной в столовой.

– Куда обычно, – сказала я.

– Но, милочка… граф не привык видеть детей за столом!

Безусловно, так оно и было. В мире лордов дети обычно едят у себя в детской, и только по большим семейным праздникам им разрешают присоединяться к общему столу. И уж – голову даю на отсечение – ни один ребенок, не состоящий с ним в родстве, никогда не появлялся за столом графа Сэйвила.

– Может, сыночек поест с нами на кухне? – продолжала миссис Макинтош.

– Нет, – решительно отрезала я. – Сегодня, как всегда, Никки будет ужинать в столовой.

Впрочем, Никки не так уж редко ел на кухне с Макинтошами – если у меня были гости или просто так, когда ему очень хотелось, – но в этот вечер я предпочитала, чтобы он был со мной.

Дабы окончательно положить конец спору, который начала моя экономка, я сказала ей, что здесь дом моего сына и если графу Сэйвилу не понравится общество восьмилетнего мальчика, он может ужинать в любом другом месте, кроме столовой.

Выслушав мои слова, миссис Макинтош внимательно посмотрела на меня, вздохнула и вышла.

Я бросила гребень на туалетный столик и тоже покинула комнату, не удосужившись взглянуть на себя в зеркало.

На кухне я застала мистера Макинтоша, хлопочущего у старинной плиты. Супруги Макинтош уже вели хозяйство в этом доме, когда мы с Томми въехали сюда. Хозяин собирался уволить их, но мы решили оставить славную семейную пару. Они делали почти всю работу по дому и умело управлялись на кухне. Все свое умение, после того как у него заболела нога, что не давало возможности работать в саду, мистер Макинтош вложил в приготовление пиши и добился удивительных успехов: простой суп, такой как сегодня, превращался у него в бесподобную симфонию вкусовых ощущений и запахов. Я не переставала изумляться и радоваться его кулинарному искусству.

– Надеюсь, вас не очень встревожило появление в доме еще двух едоков, мистер Макинтош? – сказала я.

– Конечно, нет, милочка. Джанет говорит, один из них настоящий лорд. Это правда?

– Да, граф Сэйвил. Он будет ужинать в столовой, а вам предстоит развлекать его кучера здесь, на кухне.

– Справимся, милочка. Боюсь, их желудки приучены к более изысканной пище, но, во всяком случае, супа и хлеба хватит на всех.

Я взглянула на смуглое узкое лицо, в умные насмешливые глаза.

– Ваш суп достоин королей, вы прекрасно это знаете, – сказала я.

Он улыбнулся.

Дверь открылась, пропустив в кухню кучера Джона Гроува.

– Надеюсь, я попал куда надо? – спросил он извиняющимся тоном.

– Входи, добрый человек, – пригласил мистер Макинтош, и я, оставив мужчин знакомиться за обеденным столом, направилась через холл в гостиную.

Не стану ее описывать, но, можете мне поверить, она тоже не отличалась ни размерами, ни красотой, ни новизной и стильностью мебели. Хотя стены недавно были заново покрашены и шторы на окнах радовали глаз приятным золотистым цветом, столь любимым мной.

Вероятно, я не стала бы обращать внимание на некоторую убогость обстановки – все это было привычно для меня, – если бы не возвышающаяся на этом фоне благородная фигура лорда Сэйвила в синих панталонах и такого же цвета долгополом сюртуке. Он стоял перед камином, и первое сравнение, пришедшее мне в голову – сколь ни унизительно для меня, как хозяйки дома, оно звучало, – было: он похож на породистого скакуна, попавшего в свинарник.

Опустив глаза на свое давно вышедшее из моды платье, я мысленно добавила, что сама, пожалуй, вполне соответствую вышеозначенному месту.

Никки оказался здесь раньше меня и сейчас оживленно что-то рассказывал графу о своем пони. Я была рада, что по крайней мере мой сын соизволил надеть выходной костюмчик, который так ему к лицу.

– Вот и ты, мама! – воскликнул он, увидев меня в дверях. – А я рассказываю его сиятельству о своем Скуирте. Какой он забавный…

– Очень хорошо, Никки, – сдержанно сказала я. – Думаю, ужин уже готов.

– Ой, здорово! Можно я пойду помогу миссис Макинтош?

– Да, дорогой, пожалуйста. – Я мельком взглянула на графа и добавила:

– Прошу следовать за мной, милорд.

Мы молча вышли и прошагали по коридору в соседнюю комнату, где, как я сразу заметила, на стол были выставлены бокалы для вина, которое я сама никогда не пила за едой.

Вскоре миссис Макинтош внесла супницу с дымящимся супом и поставила возле меня. Когда она пошла за хлебом, Никки подскочил к моему стулу, чтобы взять у меня из рук тарелку для гостя и отнести ему. Затем то же самое он проделал со своей тарелкой, после чего уселся и в ожидании повернулся ко мне.

Я сложила руки, наклонила голову и произнесла:

– Благодарю Тебя, Господи, за Твои ежедневные дары и за эту пищу, к которой мы собираемся приступить.

– И еще за то, – добавил мой добросердечный сын, – что наши гости не заблудились в снежной буре, верно?

– Аминь, – сказал граф, сохраняя полную серьезность.

Для меня молитва о пище была вполне насущной, ибо не так давно мы пережили не слишком легкие времена, когда я в полном смысле слова не была уверена, что завтра у нас будет что поставить на стол.

Молитва закончилась, Никки поспешно схватил ложку и начал есть. Я тоже подняла ложку, но перед тем как опустить ее в тарелку, бросила взгляд через стол, чтобы прямо посмотреть в лицо человеку, которого всегда считала своим врагом, хотя никогда раньше не видела.

Волосы графа Сэйвила цвета темного золота поблескивали в пламени свечей; светло-карие глаза казались непроницаемыми; красивое лицо было бесстрастным.

Да, пришедшее мне на ум сравнение со скакуном было верным: в нем ощущалась порода.

Он проглотил первые две ложки супа и снова поднял глаза. Их выражение невольно заставило меня улыбнуться.

– Неплохо, верно?

– Неплохо? – Он проглотил еще ложку супа. – Просто амброзия!

– Я знаю это слово! – подал голос Никки. – Мне рассказывал мистер Ладгейт. Это пища богов.

– Ты совершенно прав, – согласился граф, и мальчик засиял от похвалы.

Я уже не могла со всей определенностью сказать, приятно мне, что Сэйвил с симпатией относится к моему сыну, или, напротив, хочется, чтобы тот раздражал его.

– Кто у вас готовит еду? – спросил граф. Я коротко рассказала о супругах Макинтош.

– А у меня свои грядки в огороде, – сказал Никки, – и мистер Макинтош сохраняет мои овощи на зиму. Для своих супов.

– Очень хорошо, – заметил граф с улыбкой, – что ребенок помогает матери в саду и огороде.

– Он не помогает мне, – возразила я. – У меня не хватает времени заниматься овощами.

Сэйвил доел суп, налил себе вина.

– Хотите добавки, сэр? – спросил Никки.

– Должна объяснить вам, милорд, – вмешалась я, – что ужин состоит из одного блюда: этого супа, которого в достатке. На второе – сладкое.

– В таком случае, – весело сказал граф, – прошу налить мне еще тарелку. Только полную.

Никки с готовностью выполнил его просьбу.

Глава 2

Поскольку ужин был не слишком обильным, он длился недолго. Потом я отправила Никки наверх заниматься и пригласила графа в гостиную на бокал хереса, бутылку которого держала для мистера Ладгейта, который иногда приезжал ко мне с визитом.

Я налила хереса и себе – для смелости? Я понимала, что, к несчастью, мне придется, хочу того или нет, выслушать графа Сэйвила и узнать, что привело его в мой дом. Ничего хорошего от этого разговора я не ждала, а потому заранее готовилась к обороне.

Мы уселись в кресла по обе стороны камина, отпили вина и некоторое время молча смотрели друг на друга.

Граф первым нарушил молчание:

– Вы не такая, как я предполагал.

Я вздернула подбородок:

– Не вполне понимаю, что хочет сказать ваше сиятельство.

– Не понимаете?

Он сделал еще глоток и посмотрел на меня поверх бокала. Теперь его глаза были не карими, а цвета янтаря, как херес.

– Не понимаю, – повторила я, отвернувшись к камину и стараясь, чтобы на моем лице не отразилось охватившее меня смятение.

Он опустил бокал.

– Я приехал к вам в Суррей, миссис Сандерс, – сказал он, переменив тон на сугубо деловой, – прямо из Девейн-Холла с известием, что лорд Девейн скончался.

Это было вовсе не то, что я ожидала услышать. По-прежнему пытаясь сохранять самообладание, я спросила:

– Почему вы думаете, что это хоть в какой-то степени должно меня касаться?

– Потому что, – сказал он бесстрастно, – ваш сын упомянут в его завещании.

Сэйвил откинулся на спинку стула, не сводя с меня глаз.

Я не сразу смогла заговорить.

– Как упомянут там Никки? – спросила я наконец.

– Я не знаком с подробностями, – ответил граф, – Могу сказать только, что мой кузен Джордж оставил вашему сыну какую-то сумму денег.

Я не сводила глаз с пламени в камине. Не радость переполняла мою душу, но отчаяние.

– Расскажите, если можно, подробнее о том, что случилось, – сказала я, чувствуя, что он по-прежнему внимательно смотрит на меня.

– Это произошло меньше недели назад, – услышала я. – Экипаж Джорджа перевернулся, ему раздавило грудь.

Сэйвил замолчал, ожидая, видимо, моего ответа.

– Как ужасно, – произнесла я, не поворачивая головы. – Действительно, ужасно.

– Да, – подтвердил он и продолжал:

– Бедняга был еще жив, когда его привезли домой. Мы уложили его в постель… я был там, видел все это… послали за доктором. Леди Девейн надолго лишилась чувств, а я оставался с Джорджем, пока ждали врача. – Сэйвил снова отпил вина. – Мне казалось, что он без сознания, но когда мы остались одни, Джордж внезапно открыл глаза, и в них было видно настойчивое желание… мучительная необходимость что-то сказать…

«Проклятие, – подумала я. – О, будь оно все проклято!..»

Сэйвил заговорил снова:

– Джордж произнес мое имя. Я с трудом его понимал, кровь шла у него горлом, но он упорно звал меня.

Пламя в камине колебалось, дрова потрескивали, оттуда шло тепло, однако я ощущала только холод. Холод от ожидания того, что сейчас услышу и от чего не смогу отстраниться.

– "Я здесь, Джордж, – так я сказал, наклонившись к нему, – здесь… Что я могу сделать для тебя?"

Произнеся эти слова, граф всем телом повернулся ко мне, как бы давая понять, что скажет сейчас самое главное – то; что я, вероятно, не хочу, но должна услышать.

– "Разыщи ребенка", – сказал мне Джордж, и на его лице было такое выражение… Я не могу его забыть… «Ты обязан… должен найти мальчика…» – так он сказал… «Какого мальчика?» – спросил я.

Граф ненадолго замолчал. Я стиснула руки так, что почувствовала боль.

«Вот оно, – билось у меня в голове. – О Боже, вот оно наступило…»

– Я взял руку Джорджа, – продолжал Сэйвил. – Он ответил мне на удивление крепким пожатием… Я спросил: «Как мне найти этого мальчика, Джордж?..»

Граф снова умолк, или мне так показалось, а на самом деле он просто переводил дух. Но я уже не могла переносить эти паузы и повернулась к нему как раз в тот момент, когда услышала:

– …И Джордж ответил мне: «Отыщи Гейл».

Наши взгляды встретились, но я не произнесла ни слова.

– Он несколько раз повторил это, миссис Сандерс, – негромко сказал Сэйвил. – «Найди мальчика. Обещай, что найдешь его…»

Я сумела оторвать глаза от его лица, заставила себя глубоко дышать, пытаясь сохранить спокойствие, ничем не выдать своего смятения.

– Разумеется, я не мог не дать ему такого обещания, – закончил граф свой рассказ. – А через несколько минут его не стало. Еще до приезда врача.

На какое-то время в комнате повисло оглушающее молчание. Немного позже я различила тиканье часов.

Джорджа Мелвилла, лорда Девейна, я ненавидела много лет и не раз желала ему смерти, но оказалось, что и теперь, мертвый, он собирается причинить мне зло.

Откуда-то донесся спокойный голос Сэйвила:

– Ему недавно исполнился тридцать один год. Он на год моложе меня.

Я попыталась собраться с мыслями. «Могло быть хуже, – мелькнуло у меня в голове. – Джордж мог рассказать Сэйвилу обо всем».

– Как вы меня нашли? – проговорила я наконец.

– Через вашу тетушку мисс Маргарет Лонгуорт.

Я кивнула. Собственно, так я и предполагала: с тетей Маргарет я продолжала поддерживать отношения.

– Итак, теперь вы знаете, почему я вас разыскивал, – сказал граф. – По-видимому, ваш сын Николас – тот самый мальчик, о котором упоминал мой бедный кузен. Я душеприказчик Джорджа, исполнитель его завещания, которое на днях будет вскрыто и оглашено в Сэйвил-Касле – моем доме в Кенте. Я приехал за вами, поскольку вам надлежит присутствовать при оглашении последней воли Джорджа.

Я лихорадочно думала о сложностях, которые неминуемо возникнут при осуществлении этой процедуры.

– Почему оглашение завещания произойдет не в поместье лорда Девейна? – спросила я просто для того, чтобы как-то оттянуть время.

– При нынешних обстоятельствах, – терпеливо объяснил граф, – вы, как мне кажется, предпочли бы не возвращаться в Хатфилд. Насколько я понял вашу тетю, вы не были там ни разу со дня замужества.

Да, Хатфилд никогда не был для меня родным домом – просто место, где нам с Деборой выпало жить после смерти родителей. Но клянусь, мне было совершенно безразлично, что все они там в Хатфилде думают обо мне. Эти вопросы я не собиралась обсуждать с графом Сэйвилом.

Кажется, в конце концов я пришла к определенному решению, а потому сказала преувеличенно спокойным голосом:

– Поскольку я не вижу причины, побудившей лорда Девейна включить моего сына в свое завещание, то не нахожу возможным и нужным присутствовать при его оглашении.

– Не глупите! – неожиданно воскликнул Сэйвил и наклонился в мою сторону, словно не исключал возможности прибегнуть к силовому воздействию. – Мой кузен успел сказать, что оставил вашему сыну немалые деньги. Так отчего же вы не хотите получить их, миссис Сандерс? Насколько я понимаю, вы находитесь в довольно стесненном положении.

Его взгляд скользнул по убогому убранству комнаты, и если он желал оскорбить меня, то достиг этого.

Сжав руки в кулаки, я ответила с удивившей меня свирепостью:

– Мой дом небогат, это верно, но уверяю вас, милорд, мой сын не испытывает нужды ни в чем, что необходимо ребенку в его возрасте!

В слово «милорд» я вложила все презрение, на какое была способна.

Взгляд его янтарных глаз оставался таким же спокойным.

– Поверьте, миссис Сандерс, – миролюбиво сказал он, – я знаю о ваших жизненных обстоятельствах больше, чем вы думаете. В Хатфилде я беседовал с матерью вашего покойного мужа и понял, что он не оставил вам ничего. И своих денег у вас нет.

Я вскинула голову. Он прав, этот красивый надменный человек: после смерти мужа я не получила никакого наследства. Леди Сандерс была решительно против того, чтобы ее младший и любимый сын Томми женился на мне. Она желала, чтобы его супругой стала настоящая леди, к тому же с деньгами. Я не соответствовала ни одному из ее требований. И пускай они обсуждают мои дела хоть с утра до ночи – мне-то что до этого!

Снова уставившись на пламя в камине, я холодно возразила:

– Я не хочу от них никаких денег, милорд. К счастью, сама научилась зарабатывать на жизнь с тех пор, как не стало моего мужа.

После недолгого молчания Сэйвил спросил:

– Могу я узнать, как именно вы зарабатываете на жизнь?

В его тоне, помимо простого любопытства, мне почудились нотки подозрения. Я не сразу сообразила, о чем он мог подумать, а когда поняла, меня охватила дикая ярость, захотелось вскочить со стула и броситься на него с кулаками.

Вместо этого я окинула графа презрительным взглядом и отчеканила:

– Я обучаю верховой езде, милорд. Мои ученики в основном дети новоиспеченных богачей, которые хотят, чтобы их отпрыски были воспитаны не хуже сыновей и дочек аристократов.

На его лице отразилось нескрываемое удивление.

– Так вот почему у вас такая большая конюшня и в ней полно лошадей?

– Не так уж много, – еще не остыв от нахлынувшей злости, ответила я.

Сэйвил недоверчиво оглядел меня, отчего мои щеки снова вспыхнули.

– Вы делаете это сами?

– Да, – процедила я сквозь зубы, – исключительно сама.

Разумеется, я даже не пыталась убедить его в том, что, несмотря на довольно хрупкое телосложение, я вынослива и крепка, как горный пони.

Огонь в камине начал гаснуть, мне пришлось подняться за кочергой и помешать угли. Ох, как хотелось обратить это оружие против человека, нарушившего покой моего дома!

Сэйвил проговорил у меня за спиной:

– Ваш супруг тоже занимался обучением верховой езде?

Я обернулась через плечо – отсвет вновь разгоревшегося пламени упал на его густые волосы – и ответила:

– Мы занимались этим вместе. После смерти Томми мне удалось сохранить учеников.

– Трудно, должно быть?

Я пожала плечами и начала интенсивнее шуровать кочергой.

«Трудно» не совсем то слово, которым можно охарактеризовать мое состояние и положение в первый год после смерти Томми. Если бы не помощь Макинтошей и супругов Ладгейт – местного викария и его жены, не знаю, как бы я выдержала все, что на меня свалилось.

Я прислонила кочергу к стенке камина и, повернувшись к графу Сэйвилу, произнесла медленно и четко, как говорят с иностранцем, плохо знающим язык:

– Я не имею ни малейшего желания, милорд, получить деньги от лорда Девейна, равно как и ехать к вам в Сэйвил-Касл. Что касается обещания, которое вы ему дали, можете считать его выполненным. Вы нашли мальчика по имени Николас. Можете утром уехать отсюда с сознанием выполненного долга.

Граф слушал меня с вежливым вниманием. Когда я закончила, он произнес:

– Позвольте заметить вам, миссис Сандерс, мне совершенно не известно, что именно написано в завещании моего кузена. Я знаю только, что он оставил какую-то сумму мальчику, которого зовут Николас и который, видимо, является вашим сыном. Говорится ли еще что-нибудь об этом ребенке, выяснится лишь после вскрытия завещания.

Прошло какое-то время, пока значение этих слов полностью дошло до меня.

«О Боже! – мысленно воскликнула я в ужасе. – Что, если в завещании Джордж называет Никки своим сыном?»

Я почувствовала, что у меня слабеют ноги, и была вынуждена снова опуститься в кресло. Я молча сидела, стараясь держаться прямо и дышать глубоко и ровно.

«Словно Джордж уже после смерти решил сказать то, о чем страшился говорить, когда был жив», – подумала я с горечью.

– Знает ли вдова Джорджа что-либо о Никки? – напрямик спросила я у моего собеседника.

– Я ничего не говорил ей о последнем желании кузена, – ответил Сэйвил. – Его жене хватило горя и без этого.

– Но если мальчик упомянут в завещании, – сказала я довольно язвительно, – то, несмотря на ваши старания, милорд, тайное неминуемо станет явным. Кроме того, полагаю, деньги, которые Джордж так великодушно завещал моему сыну, по существу, принадлежат его жене.

Легкая усмешка пробежала по лицу графа, когда он заговорил:

– Насколько я могу судить, у Джорджа было какое-то количество собственных денег. Но скорее всего их источник все тот же – неплохое приданое супруги. Впрочем, какое это имеет значение сейчас?

Я откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза.

– Какой он все-таки бесхарактерный, ваш кузен, – произнесла я со вздохом. – Бог ему судья…

И снова наступило молчание.

– Возможно, у вас есть основания так говорить, – сказал после паузы Сэйвил. Я открыла глаза, – Сужу не по собственному опыту, милорд, а просто по здравом размышлении.

Граф согласно кивнул, но было видно, что он не поверил мне ни на йоту. Разумеется, я была не вправе упрекать его за это, однако раздражение сдержать не сумела.

– Я отправляюсь спать, – сухо сказала я, поднимаясь с кресла. – Ответ дам завтра утром.

– Прекрасно.

Он встал одновременно со мной. Мы стояли, глядя друг на друга, нас разделяло футов шесть потертого, выцветшего ковра.

Внезапно мне захотелось как-то загладить свою холодность.

– Оставляю вас наедине с бутылкой хереса, милорд, – произнесла я подчеркнуто любезно и, кивнув в сторону двух шкафов с застекленными дверцами, добавила:

– Здесь найдется кое-что, если вам захочется почитать.

Было еще только начало десятого. Наверняка он привык поздно ложиться и поздно вставать. Что касается меня, то я уже в шесть утра бываю на ногах.